12.

Кэйди никак не удавалось заснуть. С тех самых пор, как она выкинула Джесса из своей постели, ей плохо спалось. Но в эту ночь она просто не могла сомкнуть глаз.

Вся ее жизнь пошла кувырком. Случилось самое худшее. Именно то, чего она больше всего боялась. Она откинула одеяло, снова натянула его на себя, снова сбросила. Как печально складываются ее отношения с мужчинами. Может, это ее вина? Может, она что-то не так делает? А ведь она так гордилась собой! Вот уже много лет она ни в кого не влюблялась. Свяжешься с мужчиной — попадешь в беду: именно об этом она денно и нощно твердила Глен, давала ей разумные советы. Жизнь опять подшутила над ней. Ха-ха!

Было ли ей так же плохо, когда Джейми ее бросил? Теперь уже нелегко вспомнить, но… вряд ли. Ее не особенно огорчило появление жены школьного учителя в Монтерее. Если честно, то по-настоящему она переживала лишь смерть мистера Шлегеля, но это была чистая, ясная, осознанная скорбь по ушедшему, которого она любила и уважала. А вот сейчас… то, что у нее было с Джессом Голтом, просто не укладывалось ни в какие рамки. Как это вообще могло случиться? Он же наемный убийца! Она знакома с ним меньше месяца! Где были ее глаза? Все эти вопросы Кэйди задавала себе уже сто тысяч раз. Имеет ли смысл снова повторять, что он ей не пара? Сомнения насчет его профессии ей удалось преодолеть в душе довольно быстро. Но теперь между ними возникло новое препятствие: Хэм пострадал, а Джесс палец о палец не ударил, чтобы наказать Уайли, и от этого было просто невозможно отмахнуться.

Кэйди не могла вновь пустить Джесса в свою постель, сделав вид, будто ничего не произошло. Увы, в прошлом ей случалось проявлять неразборчивость в мужчинах, однако закрыть глаза на подобный недостаток — нет, это невозможно. Жаль, что трусость проявилась в том единственном мужчине, с которым ей хотелось связать себя на всю жизнь. Да, на этот раз она вляпалась всерьез.

На следующее утро, с красными глазами после бессонной ночи, она пришла в гости к Хэму. Выглядел он, как выражался Леви, все еще неважнецки, но настроен был по-боевому: ему не терпелось вернуться к деятельной, увлекательной, полной веселых забот жизни семилетнего мальчика.

— Сегодня мне разрешат встать с постели, — затарахтел Хэм, выкладывая последние новости. — Сам Док так сказал. Ой, смотрите, мисс Кэйди, что мне подарил мистер Голт!

И он вытащил патрон из специально сшитого мешочка, который прятал в кармане пижамы.

Патрон?! «Вот тебе наглядный урок, — выбранила себя Кэйди. — Ты влюбилась в человека, который раздает патроны больным детям».

Тут вошла Лия Чанг. Чмокнув Хэма в щеку, Кэйди уступила свое место на краю тюфяка Лии, чтобы та могла покормить мальчика: она принесла с собой суп из женьшеня с семенами лотоса, способствующий, по ее словам, улучшению пищеварения и смягчению внутреннего жара. Хэм покорно съел все, и Кэйди решила, что это может означать только одно: новая папина подружка пришлась ему по душе.

Ну а как воспринять эту новость ей самой? Позавидовать? Почувствовать себя уязвленной? Покинутой? Стоя рядом с Лией и глядя, как Хэм послушно разевает рот и заглатывает ложку за ложкой, Кэйди вынуждена была признать, что испытывает все три чувства одновременно. Она привыкла смотреть на Хэма почти как на родного сына. Когда он чуть не погиб, она готова была отдать свою жизнь, лишь бы спасти его. Но теперь с не меньшей искренностью Кэйди желала ему обрести счастье в новой семье.

Выглядывая из-за плеча Лии, Кэйди со вздохом послала ему ласковую улыбку. Похоже, с Хэмом ей удалось подняться на высшую ступень любви: она готова была от него отказаться.

— Что-то вы осунулись, мисс Кэйди, — заметил Леви, когда она собралась уходить. — Вы часом не заболели?

— Нет, со мной все в порядке.

Он пристально вгляделся в нее, сильно щурясь: ему нужны были очки. Будь на его месте кто угодно другой, Кэйди могла бы обидеться, или смутиться, или попытаться что-то скрыть. Но Леви был ее лучшим другом.

— Видел сегодня с утра мистера Голта, — сообщил Леви. — Он выглядит еще хуже вас.

— Ничего удивительного, — фыркнула Кэйди, старательно делая вид, что ее это не касается. — Небось лежит сейчас в какой-нибудь канаве и мается с похмелья.

— Нет. Я видел, как он вышел из города.

— По мне, так пусть идет, куда глаза глядят. Скатертью дорога.

Леви добродушно усмехнулся.

— Вы все еще на него сердитесь. — Его спокойствие больно укололо Кэйди.

— Интересно знать, почему ты так спокоен? Это ведь твой сын едва не погиб, — напомнила она, хотя тут же почувствовала себя безнадежной дурой. —Я думала… Да что там я! Все думали, что Джесс становится нам другом, человеком, которому мы можем доверять. И вот — пожалуйста!

Леви продолжал загадочно улыбаться.

— Тебе не кажется, что он показал свое истинное лицо?

— Возможно. А вы не думаете, что он встал на путь праведный?

— Что?

— Может, он решил завязать с прежней жизнью? Покончить с убийствами?

Кэйди ошеломленно заморгала.

— О, Леви, — ахнула она, — неужели ты в это веришь?

Он пожал плечами.

— А почему бы и нет? Мне он никогда не казался закоренелым преступником. То есть он, конечно, не святой, но и не то чтобы совсем отпетый.

Леви почесал нос указательным пальцем и вновь прищурился.

— Может, это он ради вас старается.

Она уставилась на него с открытым ртом, словно пораженная громом.

— Ради меня?

Дом Леви Кэйди покинула, двигаясь, как сомнамбула. Была пятница, по привычке она отправилась в конюшню к Нестору, чтобы взять напрокат обычную двуколку и кобылу. Всю дорогу до Речной фермы она размышляла над словами Леви. Неужели он прав? Неужели Джесс готов распроститься со своей карьерой ради нее? Ей так хотелось в это поверить, что даже страшно стало.

Но если это правда, почему он ей прямо не сказал? Может, он слишком горд? А она ему такого наговорила… Как только она его не обзывала! Ей хотелось съежиться, свернуться клубком при одной мысли о том, как глупо и недостойно она вела себя с ним. Она оскорбила его до глубины души. Он из-за нее напился до бесчувствия.

Какая же она дура! Могла бы наставить на путь истинный, а вместо этого… Что она наделала! Обвинила его в шкурничестве и трусости, в корыстолюбии, во всех смертных грехах! Затравила его. Призывала к расправе, к кровной мести. Она хотела убрать Уайли его руками.

— О, Джесс, прости меня, — сказала она вслух. — Мне так жаль! Если бы ты сейчас был здесь, я бы тебе призналась.

Кэйди чуть было не повернула повозку, собираясь направиться на поиски Джесса, но вовремя вспомнила, что он пошел на прогулку. Конечно, чтобы попытаться выкинуть из головы все те гадости, что она ему наговорила. Она сгорала от стыда.

Звук выстрела донесся до нее в ту самую минуту, когда она направляла серую кобылу в проход между двумя источенными ветром серыми каменными столбами, — это было все, что осталось от ворот Речной фермы.

— Тпру, лошадка, — скомандовала Кэйди, натягивая вожжи. Повозка остановилась. Раздались еще выстрелы.

Неужели кто-то охотится? Похоже, стреляли из пистолета. Это могло означать лишь одно: кто-то развлекается, высаживая последние стекла в усадебном доме.

— Ну уж нет, — пробормотала Кэйди, нахлестывая вздрогнувшую от неожиданности кобылу вожжами по крупу, — только через мой труп.

Однако она остановила трусившую рысцой лошадь, не подъезжая к дому. Спрыгнув с повозки, Кэйди привязала вожжи к суку дерева и прошла последний отрезок пути пешком.

Дом выглядел такой же ветхой развалиной, как обычно, но показался ей по-прежнему прекрасным. Стрельба доносилась откуда-то из сада перемежающимися очередями: шесть выстрелов — тишина; шесть выстрелов — тишина. Значит, кто-то решил устроить здесь тир.

Все равно ей это не понравилось. Разве имение, пусть даже заброшенное, — не частная собственность? И вообще, в глубине души она считала Речную ферму своей: ей претила сама мысль о том, что кто-то шляется тут с оружием. Подхватив юбки, Кэйди поспешила по мощенной камнем дорожке, огибавшей дом.

Джесс проявил непростительную самонадеянность: привез с собой семь бутылок из-под пива — полную сумку! — хотя ему вполне хватило бы и одной. Уж лучше бы он прихватил в качестве мишени длинную стену амбара.

— Чтоб тебя! — выругался он в шестьдесят шестой раз, обращаясь к чертовой бутылке, установленной на каменной стенке, отделявшей задний двор от сада.

Да, всякий раз, как пуля пролетала справа, слева, поверх — одним словом, мимо цели, он чертыхался. Руки у него не дрожат, может, со зрением что-то не в порядке? Будь он проклят, если хоть что-нибудь понимает. Должно быть, все дело в мозгах. Что-то в них не так. Другого объяснения у него нет.

Проклятый револьвер раскалился и обжигал пальцы. Он вставил в гнезда последнюю обойму из шести патронов и замкнул цилиндр. Ну вот, все готово. Расставив ноги пошире и закрыв один глаз, Джесс тщательно прицелился. Бац! Ничего. Он переменил позу и прищурил другой глаз. Бац! Ничего. Бац! Ничего. Тогда он взял револьвер обеими руками и прицелился, не закрывая глаз. Бац! Ничего.

— Дерьмо!

Он закрыл оба глаза. Бац! Шлеп!

— О, черт!

Джесс обернулся, машинально хватаясь за шею. Он успел мельком разглядеть разъяренное, с расширенными от изумления и недоверия глазами лицо Кэйди, но тут она вновь ударила его своей плетеной сумкой. Шлеп! Удар пришелся прямо по лицу.

— Черт возьми, Кэйди… Погоди, я хочу все объяснить…

— Ладно, начинай. — Шлеп!

Он отскочил от нее, закрывая лицо локтями, и она изо всех сил ударила его по груди.

— Дьявольщина! Ты что, камней туда напихала?

— Ты не наемный стрелок! Ты вообще не умеешь стрелять!

— Верно, не умею.

— Тогда кто ты такой, черт побери? Как тебя зовут? Ведь ты вообще не Голт?

— Нет, я Воган.

Шлеп! По подбородку.

— Лжец! Подлый, гнусный обманщик! Чертов сукин сын!

— Про Джесса я сказал правду, — объяснил он себе в оправдание, пятясь от нее назад.

Шлеп!

— Ой! Черт побери, Кэйди, может, хватит? Перестань!

В последний раз она размахнулась от самого плеча, но промазала и по инерции повернулась волчком, описав полный круг. Сумка вырвалась у нее из рук и отлетела в заросли бурьяна, а сама Кэйди, бормоча проклятия, закрыла лицо руками.

Джессу наконец удалось немного успокоить сердцебиение. Он спрятал разряженный револьвер в кобуру и машинально бросил взгляд в сторону бутылки, она разбилась вдребезги. Чудесно. Значит, с закрытыми глазами он стреляет без промаха.

Шло время. Кэйди сидела, не двигаясь, обхватив голову руками. Джесс надеялся, что она бросит ему первый шар, но она продолжала молчать. То ли она обессилела, то ли ей было противно, он не мог сказать с уверенностью. Скорее всего и то, и другое. Он осторожно приблизился к ней на шаг.

— Кэйди, милая?

— Не смей со мной разговаривать.

— Глупости. Нам надо поговорить.

Опять потянулась тягостная тишина. Наконец Кэйди подняла голову и обхватила руками колени. Джесс возблагодарил Бога: на глазах у нее не было слез.

— Ладно, я тебя слушаю. Объясни мне, в чем дело, — сухо и мрачно проговорила она.

М-да… Пожалуй, лучше бы им не начинать этот разговор.

— Что ты хочешь знать? — спросил Джесс, оттягивая неизбежное.

— Кто такой Голт?

— Видишь ли…

— Да нет, я знаю, кто он такой. Он-то на самом деле и есть наемный стрелок. Спрошу по-другому: где сейчас Голт?

—Гм…

Джесс сплел пальцы под подбородком и начал покачиваться с каблуков на носки и обратно в отчаянной попытке что-нибудь придумать.

— Где сейчас Голт? — задумчиво повторил он, хотя в этом не было нужды. — Прекрасный вопрос. Поскольку я не он, но в то же время настоящий Голт существовал когда-то, то куда же его подевали? Я бы сказал, вопрос по существу.

Кэйди не сводила с него угрюмого взгляда, в котором читались недоверие и отвращение.

— Тут есть только одно затруднение, — упрямо гнул свое Джесс. — На этот вопрос я не вправе ответить.

— На этот вопрос ты не вправе ответить, — эхом откликнулась Кэйди.

Каждое слово она произносила медленно, отчетливо, раздельно, словно желая, чтобы он тоже оценил идиотизм своего ответа по достоинству.

— А почему ты не можешь ответить?

— Почему?

Эх, тут пригодился бы Леви! Он дал бы какой-нибудь обтекаемый буддистский загадочный ответ. И Кэйди лишь несколько дней спустя догадалась бы, что он ничего не значит.

— Я дал слово, — бездумно брякнул Джесс. Правда сорвалась у него с языка невольно: совершенно непривычное ощущение. Кэйди шумно вздохнула.

— Надо же, как удобно.

Она ему не поверила! Впервые в жизни он сказал ей правду.

— Я обещал, — повторил он. — Я дал торжественную клятву.

— Голту?

Скользкая почва. Пришлось вернуться к первому неуклюжему варианту:

— Я не вправе об этом говорить.

Она презрительно фыркнула и поднялась.

— В газете писали, что Голт был ранен в руку в Окленде. В правую руку. И ты решил воспользоваться его именем? Стать им? Так было дело?

— Да, но…

— И с тех пор ты вымогал деньги у ни в чем не повинных людей?

— Ни в чем не повинных?

Джесс попытался исправить ошибку.

— Ничего я не вымогал!

— До чего же вы хитрая бестия, мистер Воган? — Губы у нее кривились от презрения. Джессу стало холодно, словно она бросила его в ванну со льдом.

— Я только одного не могу понять: почему вы все еще здесь? Вы уже успели собрать дань с кого только можно, что же удерживает вас в Парадизе?

— Ты.

Это был правдивый, хотя и не полный ответ. Денег у него не было ни гроша.

Кэйди отвернулась, но он успел заметить, как гнев в ее глазах сменяется болью и растерянностью. Джесс коснулся ее окаменевшей спины, но она отбросила его руку и отступила на шаг в сторону.

— Кэйди, это правда. Я остался ради тебя.

Он сказал чистую правду. Деньги тут были совершенно ни при чем.

— Ну что ж, теперь можешь ехать. Я тебя даже видеть не хочу.

Джесс приуныл.

— Позволь мне хотя бы объяснить тебе, что произошло, — умоляюще начал он.

— Не утруждай себя.

— Я… когда Голт… однажды я был… — Он умолк, чувствуя, что зашел, в тупик. Эх, если бы не торжественная клятва!

— Голт был ранен в руку под Оклендом. Это правда.

На самом деле это вовсе не было правдой, но он не мог вдаваться в объяснения.

— Я хочу сказать… так было написано в газетах. Ты сама их читала. Я тоже прочел. И вот неделю спустя проезжаю через Стоктон, никого не трогаю, и вдруг… знаешь, что случилось?

— По правде говоря, мне все равно. Я уже сказала…

— Сижу я в салуне, и тут подходит один парень и говорит: «Я дам вам шестьсот долларов, только не убивайте меня». Ну я молчу и пытаюсь понять, не померещилось ли мне. Парень оглядывается по сторонам и вытаскивает бумажник. Вынимает шесть сотен наличными, протягивает их мне через стол. «Теперь мы квиты, мистер Голт?» Ну я совсем языка лишился, только и думаю, как бы мне не стукнуться челюстью об стол. Он поднимается из-за стола, наклоняется ко мне и шепчет прямо в ухо: «Она сама напросилась. Если бы ее старик знал, что она за штучка, он бы первый залез к ней в постель». Потом он ушел, а я так и остался сидеть и глядеть на шесть сотен. И тут до меня дошло.

Кэйди повернулась кругом.

— Что? — спросила она угрюмо.

— Он принял меня за Голта из-за «кольтов». Вытащив из кобуры револьвер с перламутровой рукоятью, Джесс попытался всунуть его ей в руки.

— Видишь гравировку с орлом? Сделано на заказ в Мексике. Такая пушка — большая редкость.

— У Голта была такая?

— Да. Нет.

Джесс крепко потер переносицу.

— Это и есть пушка Голта. Я… я ее приобрел.

— Каким образом?

Он не ответил, и она опять презрительно засмеялась.

— Можешь не повторять. Ты не вправе об этом рассказывать.

— Так и есть, Кэйди. Я сказал бы тебе, если бы мог, но… я не могу.

— Надо же, какой ты честный! Настоящий хозяин своего слова. — Эти слова вогнали его в краску.

— Значит, с глазами у тебя все в порядке и со слухом тоже, и руку тебе никто не прострелил.

Он попытался улыбнуться.

— Все верно. Я цел и невредим.

Кэйди не ответила на его улыбку.

— Да к тому же еще горд и доволен собой. — Она повернулась и пошла прочь. Несчастный, убитый, пристыженный Джесс последовал за ней. Вообще-то он не считал свое ремесло постыдным: люди, у которых он брал деньги, были подонками и не заслуживали лучшей участи. Но и гордиться тоже нечем. Кэйди видит в нем самозванца, дешевого афериста. Труса.

— Погоди, милая. Неужели ты не хочешь даже попытаться меня понять?

— Я тебя отлично понимаю.

— Послушай…

Они подошли к ее двуколке. Кэйди уже поставила ногу на подножку, но Джесс удержал ее за руку и не дал подняться на сиденье.

— Когда я начал носить повязку, люди буквально засыпали меня деньгами со всех сторон. Честное слово. И все они были жуликами, бандитами, психами худшего толка. У каждого совесть была не чиста.

Что я должен был делать? Возвращать деньги обратно? Да кто бы на моем месте…

— Черни! — вдруг перебила его Кэйди. — Это ты заставил его уехать из города!

— Конечно, я. Кстати, о мошенниках…

— Кстати, о мошенниках. Ты и у него вымогал деньги! Сколько ты с него взял? Небось целую кучу огреб, да? О, Джесс…

Она покачала головой, глядя на него чуть ли не с жалостью. — Он-то, конечно, мошенник, тут спору нет. Ну а ты? Чем ты лучше его?

И отбросив его руку, Кэйди вскочила на сиденье и принялась разбирать вожжи.

— Нет, погоди, Кэйди. Ну прошу тебя, не покидай меня. Ты злишься, и у тебя есть на то все основания. Я должен был раньше во всем тебе признаться.

— Верно. Почему же ты этого не сделал?

— Потому что знал, что ты все воспримешь именно так. И еще…

Джесс провел большим пальцем по растрескавшейся коже постромки.

— Мне нравилось быть Голтом, — смущенно признался он. — Мне было приятно, что при первой встрече ты немного испугалась меня. А потом перестала бояться.

Он криво усмехнулся.

— Ну… ты же понимаешь. Стала бы ты обращать на меня внимание, если бы я не был опасным преступником?

— Стала бы.

Джесс быстро вскинул голову, но надежда, которую ее слова вселили в его сердце, мгновенно испарилась: глаза Кэйди светились мрачной безнадежностью.

— Нет, подожди… Ну, пожалуйста, не торопись, подумай еще раз!

Она попыталась выдернуть у него вожжи, но он силой удержал их в руке.

— Ты сердишься, я это понимаю. Но прошу тебя, Кэйди, не зачеркивай все, что у нас было. Не надо рубить сплеча, я тебя очень прошу. Просто не торопись, обдумай все еще раз хорошенько, ладно?

Кэйди скептически поджала губы.

— Вряд ли я когда-нибудь изменю мнение о тебе, Джесс Воган. Пока ты был Голтом, ты, по крайней мере, следовал каким-то правилам. У тебя был кодекс чести — поганый, конечно, но все-таки лучше, чем совсем ничего.

— Э, нет, у меня есть свои правила!

— Ну, разумеется! Корысть и обман.

— Обман? Я никогда никого не обманывал. Просто я…

— Ты обманывал меня.

Тут ему нечего было возразить.

— Я собирался все тебе рассказать, — промямлил он жалобно.

— Так я тебе и поверила!

— Ну, Кэйди, перестань…

— Это ведь не какой-нибудь невинный розыгрыш, Джесс. Есть такое понятие, как доверие, как… порядочность между людьми, которые… вместе спят, — договорила она сквозь зубы.

В глазах у нее стояли слезы, и Джесс понял, что она собиралась назвать их отношения как-то иначе.

— У меня нет никаких оправданий, кроме одного: я не хотел тебя терять.

Но он уже потерял ее; это происходило прямо у него на глазах.

— Кэйди?

— Что?

На душе у него и без того было тошно, и все же он решил задать самый страшный вопрос.

— Ты считаешь меня трусом?

Ее щеки вспыхнули румянцем, она схватилась рукой за шею, словно у нее болело горло. Тихим, напряженным голосом она сказала:

— По правде говоря, я просто не знаю, как еще это назвать.

Джессу хотелось заплакать вместе с ней. Никогда в жизни ему не было так стыдно.

— Ну что ж, — проговорила Кэйди после бесконечной паузы, — пока, Джесс.

— Пока.

Но он так не двинулся с места.

— Кэйди?

— Что?

—Ты не подбросишь меня до города? Она отрицательно покачала головой.

— Я всю дорогу сюда прошел пешком, у меня ноги болят. Ну, пожалуйста, подвези меня…

На самом деле ему нужно было выиграть время.

— Будь ты проклят, Джесс… — Теперь она была в ярости оттого, что он испортил ее полный достоинства уход.

— Ладно, садись. Только давай поживее, черт бы тебя побрал!

Кэйди подвинулась на сиденье, и Джесс залез в двуколку рядом с ней.

— И не вздумай морочить мне голову разговорами. Скажешь хоть слово — и я тебя тут же высажу, ясно?

Кэйди ловко развернула кобылу (она вообще здорово умела обращаться с лошадьми, и это ему в ней особенно нравилось), и они рысцой тронулись по длинной, закругленной подъездной аллее Речной фермы обратно к дороге.

Джесс последовал совету и хранил благоразумное молчание. Да и что еще он мог сказать? В груди у него поселилось ощущение безнадежности. Так стоит ли самому рыть себе могилу? Стоял серый, тусклый, безрадостный день. Тяжелые облака низко ползли по небу. Джесс отвернулся от Кэйди и молча уставился на запыленные придорожные цветы и кустарники, проносившиеся навстречу повозке. Он сам себе казался зачумленным.

Но вот колеса покатились медленнее, и унылый пейзаж пополз навстречу улиткой. Кэйди натянула поводья, и кобыла покорно перешла на шаг. Подняв голову, Джесс увидел незнакомца, посреди дороги, напротив поворота к руднику «Семь долларов». Человек на дороге заметил их и в ту же минуту сделал паническое движение, намереваясь повернуться и бежать, но тотчас же остановился. Расправив плечи и сунув руку в карман, он коснулся полей шляпы и улыбнулся фальшивой беспокойной улыбкой.

— Привет, — сказал он, пока они проезжали мимо.

— Привет, Джордж, — небрежно ответила Кэйди.

— Я как раз вышел на прогулку, — объяснил Джордж, хотя никто его ни о чем не спрашивал. — Просто решил размяться, подышать свежим воздухом. Приятный сегодня день.

— Приятный. Что ж, всего тебе хорошего. Пока.

— Пока.

Незнакомец опять, ткнул пальцем в поля шляпы и помахал рукой.

— Кто это? — спросил Джесс, как только они отъехали подальше.

— Джордж Сэмпл. Десятник на шахте Уайли.

— Он работает на Уайли? Тогда какого черта он ошивается возле твоей шахты?

Кэйди невесело усмехнулась.

— Ну, не знаю. Может, забрел сюда, чтобы справить нужду, а может, решил опохмелиться в рабочее время подальше от посторонних глаз. Вид у него виноватый, это уж точно.

— А далеко от дороги въезд на «Семь долларов»?

— Четверть мили, может, немного меньше. Ты бы его отсюда увидел, если бы не деревья.

Джесс вдруг скомандовал:

— Останови двуколку.

— Зачем?

— Просто останови.

Она повиновалась, и он спрыгнул на землю.

— Поезжай вперед, Кэйди. Я пешком доберусь.

— Но почему? Что ты собираешься делать?

— Просто хочу кое-что увидеть. Поезжай, Кэйди, все в порядке. Поезжай.

Джесс шлепнул кобылу по крупу, повернулся и поспешил обратно.

На дороге было пусто. Джордж куда-то исчез. Крадучись, держась поближе к зарослям на обочине, Джесс подобрался к повороту на рудник Кэйди. Укрывшись за деревом, он оглядел узкую колею, прочерченную колесами фургонов, которая вела к «Семи долларам». Пусто. Тихо.

Он вышел на открытое место. Старая дорога, заросшая травой и чертополохом, казалась нетронутой. По ней давно уже никто не ездил. Опять прижавшись к кустам на обочине, Джесс стал осторожно пробираться вперед, чутко прислушиваясь и вглядываясь в даль. «Не вытащить ли револьверы?»— подумал Джесс, но тут же отбросил эту мысль. Если придется стрелять, он скорее всего отстрелит себе руку или еще что-нибудь. Да и патронов у него не осталось.

За последним поворотом открылся вход на рудник Кэйди, вернее, на то, что от него осталось. Джесс остановился, пристально вглядываясь. Трудно вообразить себе более унылую картину, чем заброшенный рудник: полусгнившие хозяйственные постройки, накренившиеся строительные леса и ржавеющие на открытой поляне механизмы.

Джесс со злости пнул ногой лежавший в пыли камень. Безумное предположение, возникшее у него при встрече с десятником Уайли, похоже, не подтверждалось. Вся окружающая обстановка как будто издевалась над ним, напоминая о его нелепом подозрении. И теперь ему придется топать до города пешком.

Он все-таки решил подойти поближе: его внимание привлекла почти неразличимая вывеска у входа в шахту. «$7», — разобрал он наконец, подойдя почти вплотную. А пониже — «ВЛАДЕЛЕЦ ГУСТАВ ШЛЕГЕЛЬ». Кэйди даже не позаботилась ее сменить. Ничего удивительного: на руднике «Семь долларов» поставили крест.

Шаткая деревянная изгородь предохраняла вход — вернее, спуск в шахту. Схватившись руками за верхнюю планку и прищурившись, Джесс заглянул вниз. Поломанные ступени деревянной лестницы уходили в темноту. Терпкий запах сырой земли показался ему удушающим. Он поднял с земли камешек, занес его над черной ямой и бросил вниз. Камешек ударился о скалу и зашуршал, скатываясь вниз. Значит, вход не отвесный, а пологий.

Ему никогда раньше не приходилось бывать внутри золотодобывающей шахты, и он подумал, что более ужасного способа зарабатывать себе на жизнь не существует (если только ты не владелец рудника). Креветка Мэлоун был старателем, промывал, песок в руслах рек и ручьев. Ему, вероятно, не суждено разбогатеть, но по крайней мере ему не приходилось проводить свои дни в черной яме, без воздуха и света. Джесс поежился. За все золото мира он не согласился бы здесь работать. Уж лучше пусть его похоронят заживо.

Он обернулся и… подпрыгнул на полфута от неожиданности. Его крик так ошеломил Кэйди, что она подскочила на целый фут.

— Черт побери! — закричали они хором.

— Какого черта ты здесь…

— Неужели ты никогда…

— Ты меня до смерти напугала!

Оба стояли, держась за сердце и меряя друг друга взбешенными взглядами. Джесс засмеялся первым. Кэйди улыбнулась, но вовремя вспомнила, что она с ним не разговаривает.

— Что ты здесь делаешь? Я же просил тебя, Кэйди, возвращаться в город. Тебе нельзя здесь находиться.

— Что значит «нельзя»? Это моя шахта! Интересно, что ты здесь делаешь?

— Просто хотел кое-что проверить. Было у меня одно подозрение, но я ошибся. Вот и все.