Уикерли - Сердце негодяя

— О Господи, — пробормотала она и тут же добавила: — Мне все равно.

Но она все-таки сдернула с крючка сюртук Дока Мобайеса и побежала за ним, на ходу всовывая руки в рукава. Когда они ворвались в ее комнату, вид у нее был более или менее приличный. Насколько возможно при сложившихся обстоятельствах… И слава Богу: комната была битком набита людьми. Сердце у нее сжалось, когда она взглянула на лицо Джесса. Док велел всем выметаться, и ее соседи — Жак, Шмидты, старая миссис Шитс, Элизабет Уэйман, Артур Данн — потянулись к выходу, качая головами и что-то бурча себе под нос, бросая последние взгляды на кровать. Джесс протянул ей обе руки, и Кэйди, подойдя к нему, позволила себя обнять. Его уверенное и сильное прикосновение немного успокоило ее.

— Хэм, — прошептала она. — О, Хэм… — Глаза у него были закрыты, поэтому она дала волю слезам. Джесс крепко стиснул ее, не позволяя разрыдаться вслух. Вид у Хэма был ужасный.

— Как он? Он выживет? Он выздоровеет?

Не обращая на нее внимания. Док Мобайес продолжил осмотр. Его движения — профессионально быстрые и точные, без спешки и суеты — вселили в нее уверенность. Увы, ненадолго. Когда доктор откинул покрывало и обнажил худенькое голенькое тельце, она увидела две уродливые отметины — лиловые и вздувшиеся — на коленке у мальчика. Еще две на другой ноге. Господи Боже, еще две на пятке! Джесс едва успел подхватить ее, когда она соскользнула на край матраца, охваченная страхом и дурнотой.

Док Мобайес сделал два глубоких надреза в форме полумесяца на колене и на икре у Хэма, оттянул кожу, вырезал ножницами внутренние ткани. Кэйди увидела, как он извлекает осколок зуба из раны. Но дальше чернота, она зарылась лицом в волосы на груди у Джесса. За ее зажмуренными веками плясали цветные искры. Хэм был в сознании, но закричал только тогда, когда Док начал поливать все три раны желтой жидкостью из бутылки («Хлорная известь», — пояснил он побелевшими губами, когда Джесс спросил, что это), которую принес с собой.

Благодарение Богу, Леви вернулся позже. Кэйди высвободилась из объятий Джесса и встала за спиной у Леви, положив руки ему на плечи, когда он склонился над полубесчувственным, покрытым испариной телом сына.

— Он почти не дышит.

Кэйди ясно слышала, как Леви старается скрыть панику в голосе.

— Это яд на него действует, Док?

Док Мобайес распрямился с трудом. Выражение его лица не слишком обнадеживало, но Док и при обычных обстоятельствах походил на слегка подогретого покойника. — Давайте выйдем на улицу, — предложил он.

Леви медленно и неохотно последовал за ним.

Джесс схватил Кэйди за руку. Ей хотелось, чтобы он обнял ее крепко-крепко и сказал, что все будет хорошо. Вместо этого они сели на постель по обе стороны от Хэма, тихонько прикасаясь к нему и шепча слова утешения.

Леви вернулся один. Джесс уступил ему свое место на постели.

— Док пошел взять еще какое-то лекарство. Перма… чего-то там. Его надо по рецепту делать: в готовом виде нет. — Он поднес к губам ручонку сына и поцеловал. — Док говорит: вы все правильно сделали, — продолжал Леви, обращаясь к Джессу. — Хорошо, что перевязали его наволочками. Как раз то, что надо.

Джесс благодарно кивнул.

— И вам спасибо, мисс Кэйди, что доставили Дока вовремя. Он говорит, что это очень важно.

— Он поправится? — спросила Кэйди, набравшись смелости.

Леви судорожно сглотнул — кадык дернулся на длинной шее. Наклонив гладко выбритую голову, он прошептал:

— Док не может сказать. Говорит, что он молодой и сильный, это хорошо. Но их три… целых три…

Губы у него задрожали от боли, по щекам покатились слезы.

— Но он сказал, что приготовит то, другое лекарство и оно может помочь. Он будет делать уколы, может, оно дойдет до сердца раньше, чем отрава. Это против…

— Противоядие.

— Да, верно. — Он сжал ладошку Хэма в своих больших руках, склонившись над ним и крепко закрыв глаза. В таком положении Леви оставался до тех пор, пока не вернулся доктор.

Перманганат калия. Пять гран на две унции воды. Док набрал раствор в шприц и сделал три укола в трех разных местах.

— Через пару часов я это повторю, а пока не спускайте с него глаз. Ему нужен полный покой. Возможно, он уснет, это было бы лучше всего. Надежда есть; я думаю, он выкарабкается. Да, — с нажимом повторил Док, — у него есть шанс. В любом случае мы скоро будем знать наверняка. Побудьте с ним, Леви, и старайтесь поменьше волноваться.

Усталое лицо Дока искривилось в горькой улыбке: он прекрасно понимал, насколько бесполезен его совет.

* * *

Весь день Кэйди и Леви ухаживали за Хэмом. Джесс исчез. Она хватилась его только через час и поняла, что это всерьез и надолго. Она нутром чувствовала, он пошел к Уайли. «Вот и хорошо, — ожесточенно подумала Кэйди. — Хоть бы Джесс пристрелил его как собаку!» Интересно, Леви тоже так думает? Она бросила на бармена беглый взгляд.

Он сидел, придвинув стул поближе к кровати, сложив вместе свои большие руки и закрыв глаза. Должно быть, молился. А ведь он тоже знал, что за всем этим стоит Уайли: по словам Глен, Артур Дани обнаружил в уборной джутовый мешок. Но что-то подсказывало ей, что Леви не жаждет крови и молится не о том, чтобы Джесс прикончил Уайли.

Леви был воплощением кротости задолго до того, как увлекся буддистской философией. Он был добр. По человеческим качествам он мог дать самой Кэйди сто очков вперед. Если бы у нее прямо сейчас была возможность схватить Уайли за глотку, она, ни минуты не задумываясь, сдавила бы ее так, чтобы у него глаза на лоб полезли.

После обеда доктор вернулся в третий раз. Когда он сказал, что Хэм выживет, Кэйди расплакалась. Она пыталась сдержаться: душившие ее рыдания вызвали ответные слезы на глазах у Леви, не говоря уж об Уиллагейл, которой нужен был лишь предлог, чтобы закатить истерику. Но Кэйди ничего не могла с собой поделать. Облегчение прорвало возведенную ею плотину, и она просто отдалась на волю волн. Это был единственный момент за весь ужасный, бесконечно долгий день, когда она порадовалась, что Джесса нет рядом.

Поднявшись к нему в комнату, Кэйди прилегла на его кровать. Ей хотелось просто дождаться его и дать отдых глазам. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой усталой.

Она проснулась вечером. Он сидел рядом и смотрел на нее.

— Джесс, ты уже знаешь?

Она приподнялась, он подхватил ее и прижал к себе. Они долго просидели, обнявшись, в полном молчании. У Кэйди возникло такое ощущение, будто она нашла единственно верное и правильное для себя место. Ее охватило чувство принадлежности.

Ей казалось, что она уже выплакала все слезы, но тут на глаза навернулись новые. Однако со щек скатывались тихие слезы, сладкие слезы печали без горечи и ожесточения. А с Джессом ей так хорошо, он такой теплый, сильный, нежный и надежный! Ее мужчина. Кэйди шепотом окликнула его по имени. Только так она могла сказать: «Я люблю тебя».

Он начал ее целовать, но она отстранилась. Все это чудесно, но ей хотелось поговорить.

— Что произошло, Джесс? Где Уайли?

— А где он должен быть?

— Я хочу сказать… ты убил его?

Джесс замер. Опустив руки. В полутьме Кэйди увидела, как блеснули в улыбке его зубы, услышала его беспечный смех, показавшийся ей ненатуральным.

— Нет, я оставил его в живых.

— Что ж, полагаю, это к лучшему. Расскажи мне, что произошло. Где ты его нашел? Что ты с ним сделал?

— Мы поговорили. Послушай, Кэйди, давай не будем об этом, ладно? Не сейчас. Я устал как собака. — И он начал снимать сапоги. Кэйди удивленно уставилась да него.

— Ты с ним поговорил? И все? Ну и… что ты ему сказал?

— Какая разница? Все улажено. Я об этом позаботился.

— Это я и прежде слышала.

Джесс повернулся к ней спиной.

— Джесс? Ты уже и раньше это делал, а толку что? Посмотри, что случилось! Хэм чуть не погиб,

— Я это знаю, Кэйди. Я же был там.

— И что же ты… Как ты…

— Я же сказал: я все уладил.

— Как?

— Тебя это не касается.

Несколько секунд Кэйди обдумывала его слова. Она сидела, завернувшись в одеяло, но теперь отбросила его и поднялась с кровати.

— Не могу с тобой согласиться. Почему ты не хочешь рассказать мне, как было дело?

— Я тебе все сказал. Я…

— …устал как собака.

Кэйди подошла к Джессу, и у него не осталось выбора: пришлось взглянуть ей в глаза.

— Ведь ты так ничего и не сделал, верно?

— Я с ним поговорил.

Подойдя к ночному столику, Кэйди зажгла лампу. Когда она отступила на шаг, чтобы не загораживать собой свет, Джесс поднялся и отошел к окну. Ушел в тень.

— Значит, теперь, надо полагать, у него поджилки трясутся от страха. Верно? — тихо спросила она. — Он дал тебе слово никогда больше так не поступать?

— Кэйди!

— Он обещал не убивать маленьких мальчиков?

— Он не собирался убивать Хэма.

Она покрылась гусиной кожей.

— Ах да, у меня совсем вылетело из головы! Это ведь меня он собирался убить. Вышло недоразумение.

— Вот дерьмо!

Ей вдруг открылась правда, и эта правда была ужасна.

— Что ты за человек? — спросила Кэйди, недоуменно качая головой.

— Черт побери, Кэйди, это уголовное дело. Пусть с ним разбирается закон.

— За…

Она смотрела на него, не веря своим ушам.

— Пусть закон с ним разбирается? Я не ослышалась? Ты сказал, что…

Он снова выругался и повернулся спиной, стукнув кулаками по подоконнику. Стройная красивая спина, узкие бедра, сильные руки… Еще несколько минут назад эти руки ее обнимали, и ей казалось, что это так чудесно… Теперь она видела в этой спине лишь тупое упрямство. Нет, не только. В ней просматривалось что-то удивительно подлое.

Кэйди попыталась начать сначала:

— Я вовсе не требую, чтобы ты его убивал.

Джесс невесело рассмеялся, но она, слыша только себя, продолжала говорить, не обращая на него внимания.

— Я даже не хочу, чтобы ты его убивал. Если бы Хэм умер, тогда — да, возможно. Нет, — призналась она, — тогда бы я этого потребовала. Я бы сама его убила. Но, Джесс… Ты позволишь ему остаться безнаказанным? А что дальше? Что он…

Джесс пробормотал что-то невнятное.

— Что?

— Я не хочу ввязываться в эту драку. Это не мое дело.

Кэйди заморгала, глядя на его темный силуэт, четко обрисованный в более светлом прямоугольнике окна. Секунды утекали одна за другой, пока наконец молчание не стало гнетущим.

— Понятно, — сказала она. Что-то в ее голосе, прозвучавшем глухо и безжизненно, заставило Джесса повернуться к ней.

— Кэйди, послушай.

— Я все поняла. Ты можешь хладнокровно пристрелить человека, но только если цена тебя устроит. За деньги ты готов ввязаться в драку, а бесплатно и пальцем не шевельнешь.

— Это не то…

— Позволь мне кое-что прояснить. Я не дала бы тебе ни цента, даже если бы Мерл Уайли приставил бритву мне к горлу. Не подходи! — грозно предупредила Кэйди, когда он сделал шаг к ней. — О Боже, как мне стыдно!

Если бы она сказала, чего стыдится — того, что полюбила его, того, что пустила его в свою постель, — у нее опять потекли бы слезы.

— Значит, вся суть в этом? Своя шкура тебе дороже? Ты ничего не станешь делать?

— Кэйди…

— Да или нет? Просто скажи: да или нет?

— Я же тебе сказал, я уже…

— …поговорил с ним.

Пришлось выждать, пока не отпустит спазм, сдавивший горло. Ее голос должен звучать ясно и не дрожать. А главное, никаких слез!

— Я хочу, чтобы ты сегодня же съехал отсюда. — Кэйди вскинула руку заградительным жестом, не позволяя ему подойти, пока она отступала к дверям.

— Не завтра утром, а сегодня вечером. Собери свои вещи и убирайся отсюда немедленно. Ты меня слышишь?

Она остановилась в ожидании, но он не ответил. Ей не удавалось разглядеть его лицо. Руки висели плетьми вдоль тела, кулаки бессильно сжимались и разжимались.

— Чтоб духу твоего здесь не было, — повторила Кэйди.

Он по-прежнему не двигался и ничего, не говорил, поэтому ей пришлось рывком открыть дверь и выйти.

Черта с два он послушает ее и уедет! Да и что она ему сделает? Было бы здорово, если бы она попыталась его выставить! О, как бы ему этого хотелось! Больше всего на свете Джесс мечтал схватиться с Кэйди врукопашную. Ему хотелось положить ее на лопатки, кататься с нею по земле, заставить ее вопить благим матом. Может, это глупо, но он злился на нее не меньше, чем она на него.

Так прошел день молчаливой войны, и его гнев начал понемногу выветриваться. Джесс прекрасно понимал, как выглядит его поведение с ее точки зрения. Но поскольку ей было известно далеко не все (он сам скрыл от нее правду о себе, в том-то вся и загвоздка), мог ли он ее винить, когда она его оттолкнула? Но, Господи, до чего же ему больно! Джесс ходил с живой раной в груди, и она кровоточила. Он не мог этого выдержать. Не стоило принимать все так близко к сердцу (и когда это началось?), но он никак не мог успокоиться.

Ее слова «О Боже, как мне стыдно!» — неотступно звучали у него в ушах. Он прекрасно понимал, чего она стыдится: ведь она доверила ему то, что женщины считают самым дорогим и важным. Да, для женщин, если только они не шлюхи, нет на свете ничего важнее постельных отношений. Переспав с ним, Кэйди почувствовала себя дешевкой, и Джесс не мог этого вынести.

Тем не менее он не собрал вещи и не съехал, а она ничего не предприняла, чтобы выставить его силой. Сначала Джесс подумал, что это добрый знак: возможно, она решила сжалиться над ним. Но она демонстративно избегала его. Когда он пытался обратиться к ней, ее лицо превращалось в непроницаемую маску, обычно надеваемую при игре в «блэк джек». Кэйди смотрела прямо сквозь него, потом поворачивалась спиной и уходила. Это случилось дважды, и Джесс оставил ее в покое.

Зато он навестил Хэма. Леви и его сынишка жили в маленьком, состоявшем всего из двух комнат домике позади пансиона Элизабет Уэйман. Когда-то здесь была конюшня, но теперь она превратилась в уютный и чистенький жилой домик, любовно выкрашенный в бело-голубой цвет руками Леви. Входная дверь была открыта, поэтому Джесс стукнул всего разок и вошел.

Ему уже приходилось видеть Лию, дочку прачечника Чанга, по которой Леви с ума сходил, но он никогда раньше не говорил с ней. Лия сидела на краю тюфяка, на котором лежал Хэм, и кормила его с ложечки какой-то подозрительно пахнущей бурдой. Увидев Джесса, она вскочила и низко поклонилась. Длинная черная коса скользнула через плечо ей на грудь. Джесс столь же низко склонился в ответ. Она едва доставала ему до груди. Но у нее миленькое личико и прямо-таки ангельская улыбка. Увидев эту улыбку, Джесс сразу решил, что они с Леви будут идеальной парой, и мысленно пожелал черному бармену счастья.

— Мистер Голт! Привет!

Хэм оперся на локоть, стараясь повыше приподняться в постели.

— О, извините, я ошибся адресом. Мне говорили, что тут больной ребенок. Ну пока.

— Погодите, это же я! — смеясь, закричал Хэм. — Это я больной!

— Ты больной? — изумился Джесс, прищурившись и почесывая затылок. — Ну ладно, тебе виднее. А это, стало быть, твоя нянечка?

— Это Лия, — объяснил Хэм. Джесс отметил прозвучавшую в голосе мальчика любовь и нежность. Он сказал:

— Привет.

— Больсая честь, — ответила Лия Чанг. Ритуал с поклонами повторился.

— Вы погостите, — тихо сказала она и удалилась, не переставая кланяться.

Джесс сел на тюфяк.

— Это что такое? — спросил он, взяв со стола оставленную Лией миску и принюхиваясь.

— Это суп. Лия сама его сварила. Она говорит, что он укрепляет жизненную силу. Облегчает ум и успокаивает нервы, — с важностью повторил Хэм непонятные слова.

— А на вкус как?

— Навоз.

Они дружно засмеялись. Джесс рад был видеть Хэма в хорошем настроении, потому что выглядел, его маленький приятель неважно. Казалось, у него совсем нет сил, а кожа, прежде напоминавшая цветом молочный шоколад, приняла пепельно-серый оттенок.

— Ну что, напарник, как поживаешь? — спросил Джесс, легонько ущипнув его за щеку.

— Хорошо. Только делать ничего пока не могу, но Док говорит, что скоро я пойду на поправку.

— Вот и отлично. А то ты всех нас здорово напугал.

— Я знаю. Прошу прощения.

— Ты ни в чем не виноват.

— Папа говорит, что виноват, — неохотно признался Хэм, теребя пуговицу ночной рубашки. — Потому что я забрался в уборную мисс Кэйди, а не пошел в общую.

— А зачем ты это сделал?

— Там лучше пахнет и бумага мягче.

— Веские причины, — усмехнулся Джесс. Они еще немного поболтали, но ему не хотелось утомлять мальчика. Он поднялся, собираясь уходить и жалея, что не принес Хэму никакого гостинца. Наконец он подарил малышу патрон из своего пояса и, как оказалось, попал в яблочко. Хэм пришел в восторг. Лучшего подарка Джесс и придумать не смог. Ну разве что оставил бы Хэму один из своих «кольтов».

Леви вернулся, когда он уже собрался уходить. Они поздоровались, поговорили о здоровье Хэма, поболтали о том о сем. Джесс исподтишка наблюдал за Леви, но ни разу на протяжении последних двух дней так и не заметил в поведении черного бармена ни тени враждебности или хотя бы разочарования.

Итак, одна только Кэйди его ненавидит. Что ж, это уже утешение, хотя и слабое. Ведь именно мнение Кэйди для него самое главное. Среди всех людей на свете Джесс меньше всего желал бы иметь врага в ее лице.

Когда же это случилось?

Он решил напиться. Весь вопрос — где? В Парадизе всего два салуна, и будь он проклят, если пойдет к Уайли. Он едва ноги унес, когда отправился туда после случая со змеями и попытался в последний раз взять Уайли на испуг.

— Только попробуй еще разок выкинуть такой фортель, и ты у меня попляшешь, — прошипел он. — Для начала я отстрелю тебе правую руку, Мерл, чтобы ты не вздумал дурить, а потом продырявлю коленные чашечки. Потом ступни, а может, локти, я еще не решил. А потом всажу пулю тебе в кишки и уйду. Я не стану тебя добивать. Знаешь, как долго истекает кровью тот, у кого дырка в брюхе?

Но на этот раз Уайли ухмыльнулся прямо ему в лицо:

— Ни черта ты мне не сделаешь.

Джесс, конечно, тоже ухмыльнулся и бросил в ответ нечто убийственно остроумное, вроде «Поживем — увидим», а потом как ни в чем не бывало вышел из салуна, но ему пришлось взглянуть правде в глаза: Уайли его раскусил.

Итак, где же ему напиться? Одного взгляда на лицо Кэйди было бы достаточно, чтобы прогнать любой хмель, стало быть, «Бродяга» исключается. Надраться в одиночку у себя в комнате? Какая тоска! На балконе? Нет, так и сверзиться недолго. Конечно, у него горе, но уж не такое, чтобы руки на себя наложить. Во всяком случае, пока до этого еще не дошло.

— Добрый вечер, мистер Голт.

Том Ливер дотронулся до полей белой шляпы и приветливо улыбнулся. Он стоял, прислонившись к столбу у своей конторы, скрестив ноги в начищенных до блеска сапогах, сложив руки на груди, и наблюдал, как солнце садится за зданием Торгового банка.

— Привет.

Что-то до боли знакомое в скучающей позе и застенчивой улыбке шерифа задело Джесса за живое и заставило его остановиться.

— Слушай, Том.

— Сэр?

—У тебя есть что-нибудь выпить?

— Это как?

— Ну мало ли. Бутылка в ящике стола. Что-то в этом роде.

— А-а-а… Да, есть у меня немного виски. Разумеется, для медицинских целей, — пояснил Том и опять смущенно улыбнулся. — Ну или на случай, когда будет что отметить.

— И как ты себя чувствуешь?

В кротких голубых глазах шерифа загорелся огонек понимания и надежды.

— Да, по правде говоря, не очень-то. Раз уж вы спросили.

— Вот и отлично. Это надо отметить.

— Ох уж эти женщины, — изрек Джесс, устраиваясь поудобнее на тощей тюремной подушке. — Они сами не знают, чего хотят.

— Нет, это еще не все, — возразил шериф Ливер, пытаясь выпустить колечко дыма.

Он курил одолженную у Джесса черную папироску и напоминал аквариумную рыбку с козлиной бородкой.

— Верно, это еще не все, — согласился Джесс. — Они еще и…

— Они счастья своего не видят у себя под носом. Не знают, что для них хорошо, а что плохо.

— Вот, вот!

Новые друзья отсалютовали друг другу через решетку, каждый со своей койки. У обоих было в руках по бутылке виски. Полчаса назад они прикончили пинту [22] бурбона, которую шериф хранил в ящике стола, и теперь обзавелись каждый своей бутылкой. Просто послали первого же проходившего мимо мальчишку — Арнольда Шитса, сына Адели — в «Бродягу», снабдив его четырьмя долларами и четвертаком за услуги.

— Возьмите, к примеру, Глендолин Шейверс.

— Да я бы не посмел ни за что на свете, — усмехнулся Джесс.

Оба рассмеялись. Шериф был уже пьян в стельку и с готовностью подхватывал любую шутку Джесса.

— Нет, серьезно, — продолжал Томми, вытягиваясь на голом матраце и обращаясь к потолку. — Возьмите Глен. Вот вам женщина, которой по-настоящему достойный мужчина мог бы подарить счастье.

— Не говоря уж о честном имени, — добавил Джесс.

Он решился об этом упомянуть, раз уж у них вышел такой откровенный разговор, но шериф так долго ничего не отвечал, что Джесс пожалел о своих словах.

Однако, в конце концов Томми с грустным вздохом признал: —

— Да, не говоря уж о честном имени. Знаете, что я вам скажу, мистер Голт?

— Джесс. Ты должен звать меня Джессом. — Он напоминал об этом уже в десятый раз.

— Знаешь, что я тебе скажу, Джесс?

— Что?

— Я просил Глен выйти за меня замуж. И она отказала наотрез. Сказала, что хорошо ко мне относится, и предложила остаться друзьями. Друзьями, — с горечью повторил Томми.

Он швырнул непотушенный окурок в плевательницу и, конечно, промахнулся. Джесс понял, насколько сильно он пьян, когда Томми не поднялся, чтобы подобрать окурок и водворить его на место. Никогда в жизни Джессу не приходилось бывать в такой аккуратной тюрьме, как в Парадизе, а Томми Ливер был, без сомнения, самым большим чистюлей среди шерифов.

— Что ж, значит, она еще глупее, чем кажется. И она тебя не стоит, — сурово заметил Джесс.

Томми соскочил с койки и попытался гордо выпрямиться, хотя еле держался на ногах. — Глен не глупа. Возьмите свои слова назад.

— Ладно.

Шериф, покачиваясь, выбрался из своей камеры и зашел к Джессу.

— Заберите свои слова.

— Я же сказал: ладно. Беру назад.

—О…

Томми рухнул на койку. Джессу пришлось поджать ноги, иначе шериф сел бы прямо на них.

— Ну, так и быть. Глен вовсе не дура, просто она еще молода. Сама не знает, чего хочет.

— А разве я не сказал, что женщины сами не знают, чего хотят? Ты повторяешь мои слова. Том!

— Видит Бог, это чистая правда.

Они чокнулись с таким глубоким чувством, что едва не расколотили бутылки. Джесс отхлебнул большой глоток, не поперхнувшись, хотя в животе у него вспыхнул настоящий пожар. По натуре он не был выпивохой, и теперь об этом приходилось только сожалеть. И все равно по сравнению со своим новым другом он чувствовал себя заправским пьяницей.

Жаль, он раньше не понял, какой славный парень этот Томми. Они по любому поводу находили общий язык: успели поговорить о лошадях, о государственной политике, о смысле жизни, рассказали друг другу несколько сальных анекдотов и теперь перешли к женщинам.

— Хорошо еще, что сегодня арестованных нет, — вздохнул Джесс.

И в самом деле: будь в камерах арестанты, им пришлось бы пить сидя.

Том хмыкнул, отхлебнул из бутылки и рыгнул.

— А знаете, почему она не хочет иметь со мной дела, мистер Голт?

— Джесс.

— Она считает…

Шериф откинул голову, прислонившись к прохладной кирпичной стене, и закрыл глаза. Своей бледной кожей и жиденькой бородкой он напомнил Джессу картину «Снятие с креста».

— Она считает…

Томми стиснул зубы, борясь с подступающими слезами.

— Ну-ну, спокойнее, — Джесс сел на койке.

— Она считает меня трусом.

Он прошептал это, скривившись от боли, но каким-то чудом все же сумел удержаться и не заплакать. Потом отхлебнул еще немного виски, чтобы в голове прояснилось.

— Вот признался, и как будто немного легче стало. Странно, но из всех, кого я знаю, мне легче всего признаться вам. А вам когда-нибудь бывало страшно, мистер Голт? То есть… Джесс?

— Мне страшно умирать.

Как и Том, он почувствовал себя лучше, сделав признание.

—Как же так?

— Черт возьми, а ты как думал? Что ж, по-твоему, я похож на самоубийцу? Сплю и вижу, как бы нарваться на пулю?

— Нет-нет, конечно, я так не думаю! Но тогда… почему же вы выбрали себе такую работу?

— А ты свою почему? — уклончиво ответил Джесс.

— Потому что я верю в закон и порядок.

— Ха

— И мне казалось, что я смогу принести пользу обществу на своем месте. Но я не знал… я оказался не готов к опасности.

Он повернулся к Джессу, но так и не взглянул ему в лицо.

— Вы думаете, Глен права? Вы думаете, я трус, мистер Голт?

— Джесс, — в сотый раз напомнил Джесс. — Какого черта я должен так думать? Дать себя пристрелить — тоже мне геройство! Послушай… — сказал он, наклоняясь вперед для большей убедительности.

Локоть соскользнул у него с колена, он чуть не стукнулся зубами о горлышко бутылки. Ого! Оказывается, он уже здорово набрался. Ну и слава Богу, наконец-то.

— Если ты выйдешь против Мерла или Уоррена Тэрли, они тебя пристрелят на месте и не поморщатся. Какой в этом смысл? На похоронах люди скажут о тебе всякие красивые слова, но в глубине души подумают: «Что за болван этот Томми Ливер!» А через месяц и фамилии твоей не вспомнят.

— Верно говоришь. Все один к одному.

Томми поднялся, помогая себе руками, и решительно направился к дверям.

— Куда собрался?

— По нужде.

— Я с тобой.

Пока они пьянствовали, на дворе сгустился белый туман; все вокруг выглядело каким-то призрачным. Зайдя в переулок позади Главной улицы, они облегчились у кирпичной тюремной стены.

— И все же, — упрямо продолжал Том, — я должен что-то предпринять. Эта гнусность со змеями… это уж ни в какие ворота не лезет! Малыш мог погибнуть. А если бы не он, тогда Кэйди. Это убийство, вот что это такое!

— А ты не мог бы…

— Вот уже месяц я посылаю письма и телеграммы в контору шерифа округа. Они обещают прислать кого-нибудь, но это пустые слова.

Они вернулись к дверям конторы.

— Сегодня тихо, — заметил Джесс. Он услышал доносившиеся из «Приюта бродяги» печальные звуки пианино, и рана в груди вновь заныла. Видит Бог, от одиночества можно умереть. Раз ему так плохо, значит, он вовсе не пьян.

А вот о Томе нельзя было сказать то же. Его вдруг развезло. Собираясь войти к себе в контору, он чуть не свалился с тротуара, и Джессу пришлось его подхватить. Их руки сплелись, и они вместе налетели на стену:

— Ш-ш-ш, — прошипел шериф, — тихо! Они не должны меня видеть.

Он хотел приложить палец к губам, но едва не попал себе в глаз.

— Кто?

— Люди. Я же шериф! — И он разразился хриплым, задыхающимся смехом. Джесс втащил его в прежнюю камеру и усадил на койку.

— Ты в порядке? Пожалуй, с тебя хватит.

Том глотнул из бутылки, его передернуло и вырвало.

— О Боже, — простонал он, глядя на пол. — Теперь придется все это убирать.

— Я уберу.

— Вы?

— Ясное дело.

— Вы настоящий друг, мистер Голт.

— Дж…

— Джесс. Да, Джесс, я давно хотел тебе сказать… — промямлил он заплетающимся языком и вытянулся на спине. — В тот раз… я обратился к тебе за помощью… Извини. Просто с ног сбился. Дошел до ручки. Чуть не рехнулся. Ты… ты здесь чужой. Сегодня здесь, завтра нет. Это не твоя драка.

Томми закрыл глаза.

— Надо что-то делать… Не знаю что, но что-то надо…

Так он и уснул с открытым ртом.

Отыскав одеяло, Джесс укрыл его и стянул с него сапоги. Тихонько похрапывающий шериф напоминал непомерно высокого подростка с белой веснушчатой кожей и жиденькой бороденкой. Что мог человек с такой внешностью предпринять против Мерла Уайли? У Джесса возникло острейшее желание его защитить. Вся беда только в том, что шериф Желтый Ливер, вероятно, умел стрелять куда быстрее и метче, чем сам Джесс.

— Дерьмо, — проворчал он, выбираясь из камеры Тома, чтобы захватить в своей бутылку виски. — Что же мне теперь делать?

Джесс отпил немного виски. — Тьфу!

Ему показалось, что выпивка отдает керосином, но он все-таки проглотил, отхлебнул еще и вышел на улицу. Ноги сами понесли его по Главной улице, туда, откуда доносились печальные аккорды Чико. Народу в этот вечер на улице было мало, а если кто и попадался, смутно отметил про себя Джесс, то спешил поскорее убраться с дороги.

Внезапно прямо перед ним, словно корабль, вплывающий в гавань, показался из тумана «Приют бродяги». Льющийся из окон желтый свет казался теплым, дружелюбным и гостеприимным. Джесс ускорил шаги: вот, должно быть, почему он споткнулся, поднимаясь на тротуар, и расшиб колено. Боли не было (к этому времени он уже сильно отупел и перестал что-либо чувствовать), но зато появилась хромота.

Он остановился у вращающихся дверей и повис на них, заглядывая внутрь. В салуне почти никого не было. Чико закончил песню, и в наступившей тишине раздался негромкий, звучный голос Кэйди, показавшийся Джессу музыкой, куда более сладкой, чем игра на пианино:

— Ты проиграл, Кэрли.

Вот тут до него и дошло, что он любит ее. Любит без памяти. Только вот время нашел не самое подходящее, чтобы сказать ей об этом. Он слишком энергично распахнул двери, и они с грохотом стукнулись о стены. Все, кто был в баре, подскочили от неожиданности, а Леви уронил стакан, который в эту минуту протирал.

— Мисс Кэйди Макгилл, — решительно отчеканил Джесс, пробираясь к ломберному столу.

Кэрли Боггз и парни с ранчо Уиттера брызнули в разные стороны, словно Кэйди сдала им гремучих змей вместо карт. Когда Джесс наконец подошел к Кэйди и остановился, покачиваясь, в салуне вообще никого не осталось. Все они куда-то испарились. А может, они ему привиделись?