– Это совершенно разные вещи, вот и все. Я хорошо знаю Чарльза. Мы были практически помолвлены!

До него наконец дошло, что Сидни расстроена; он смотрел на нее пристально и настороженно.

– Но Ингер сказала, что ей это нравится. Думаешь, я сделал ей больно?

– Нет, конечно, нет.

– Я не делал ей больно.

– Я знаю. Я не могу тебе объяснить, – пробормотала Сидни, отворачиваясь от Майкла. – Спроси моего брата, он все тебе объяснит.

– Спросить Сэма? Он что, дурачит ее? Нет, быть того не может.

– Ну, конечно же, не Сэма! Майкл, неужели ты действительно ничего не понимаешь?

– Я вижу, что ты сердишься. Ты говоришь, что не сердишься, но это не так. Мне очень жаль, что я тебя расстроил. Я больше никогда не дотронусь до Ингер, раз тебе это не нравится.

Сидни всплеснула руками и бессильно уронила их.

– Дело не в том, нравится мне или нет, и я повторяю тебе: я не сержусь! Ты не первый мужчина, пристающий к горничной, и-я уверена! – не последний. Нет, это в самом деле меня совершенно не касается. Можешь делать, что твоей душе угодно, Майкл, но я дам тебе один совет: в следующий раз не попадайся мне на глаза.

Глупо было отрицать, что она сердита. Она была в такой ярости, что никак не могла овладеть собой. А все этот его невинный вид! Он бесил ее до чертиков. При одном взгляде на его лицо ее начинало трясти. Сидни поспешно вышла из комнаты, с трудом удержавшись, чтобы снова не хлопнуть дверью.

Тетя Эстелла закрылась с профессором Винтером в его кабинете и пыталась втолковать ему что-то по поводу благотворительного бала, который намеревалась устроить в конце лета. Он, как всегда, ее не слушал. Сидни никак не могла решить: хорошо это или плохо, что придется говорить при них обоих. Что ж, по крайней мере, ей не нужно будет повторять плохую новость дважды.

– Ах это ты, Сидни! Вот и хорошо, – приветствовала ее тетушка, прервав на полуслове свои рассуждения. – Сидни, постарайся растолковать своему отцу: все, что от него требуется, – это пригласить на бал мистера Фелпса лично. Что может быть проще? Это должно выглядеть совершенно естественно. Я, разумеется, пошлю миссис Фелпс официальное приглашение, но если ты сам замолвишь словечко ее мужу, Харли, я думаю, нам действительно удастся их заполучить. Харли, ты меня слушаешь? Сидни, скажи своему отцу…

– Тетя Эстелла… Папа… Я должна вам кое-что сказать.

Они оба повернулись к ней, встревоженные ее тоном, и Сидни попыталась его смягчить.

– Я уверена, что беспокоиться не о чем, но… Дело в том, что Сэм куда-то пропал.

– Пропал?

– Миссис Харп говорит, что после завтрака он вышел поиграть во дворе, и с тех пор она его не видела. Миссис Харп была экономкой.

– Он не пошел купаться, – торопливо добавила Сидни, и они сразу же успокоились. – Его купальный костюм на месте, и миссис Харп говорит, что видела, как он пошел к дороге, а не к озеру. Возможно, он просто заигрался где-нибудь и позабыл о времени.

– Ты хочешь сказать, что он не явился домой к чаю?

– Вот именно, – согласилась Сидни.

– Может, он с Майклом? – предположил ее отец. Именно этого вопроса она и боялась.

– Скорее всего это именно так, потому что Майкла тоже нигде нет.

– Харли, немедленно свяжись с полицией.

– Погоди, Эсти…

– А я говорю тебе – звони в полицию! Этот дикарь похитил твоего сына, а ты еще раздумываешь!

– Погоди, Эсти, скорее всего волноваться не о чем. Ты пыталась их позвать, Сидни?

– Да. Они не взяли с собой Гектора. Но самое странное в том, что Сэм забрал все деньги из своей копилки. Вот видишь! Этот дикарь украл у него деньги!

На душе у Сидни было тревожно, но, услыхав такое, она не могла не улыбнуться.

– Сэма нет ни у Билли Гэйлорда, ни у Тодда Дэрэма, я звонила к ним домой по телефону. Я сейчас собираюсь пойти в деревню. На него это не похоже, но раз он взял все свои деньги, возможно, хотел что-то купить.

– А я говорю, что надо вызвать полицию.

– Когда ты в последний раз видела Майкла? – спросил Сидни отец.

– Этим утром. Мы сегодня… пропустили урок, а к ленчу он не пришел.

Очевидно, потому, что хотел избежать встречи с ней, Сидни это понимала. Следует ли ей рассказать отцу и тете о сцене с Ингер в его комнате? Нет-нет, ведь это не имело никакого отношения к исчезновению Сэма.

– Дадим им время до обеда, – провозгласил отец с обычно не свойственной ему уверенностью. – Если к тому времени они не вернутся домой, подумаем о том, чтобы вызвать полицию.

– Вот это полицейский, видишь? Они всегда носят длинные синие куртки и железные шлемы.

«И черные дубинки, как у 0'Фэллона», – мысленно добавил Майкл.

– Они бьют людей?

– А ты как думал! Но только если эти люди преступники – убийцы или грабители. Или напились пьяными и устроили драку. А еще полицейские стоят на улице и регулируют движение.

По крайней мере тот, на которого указал Сэм, именно этим и занимался. Он регулировал движение на углу Стэйт-стрит и Мэдисон-авеню. По словам Сэма, это был «самый оживленный перекресток на свете». Сэму нравилось говорить подобные вещи, но потом иногда оказывалось, что на самом деле все не так– Однако на этот раз он сказал чистую правду. Майклу пришлось попятиться и прижаться спиной к кирпичной стене здания, чтобы кто-нибудь невзначай не отдавил ему ноги. Никогда в жизни ему не приходилось видеть столько людей сразу. Стоящий вокруг шум оглушил его.

Сэм перечислял ему названия всех экипажей, с ревом и скрежетом проезжавших мимо: пивной фургон, телега с углем, карета джентльмена, тачка со льдом, подвода, везущая бочку с молоком, передвижной вагончик бакалейщика, наемный кабриолет, повозка старьевщика, дамский фаэтон. Больше всего Майклу понравился трамвай, который ехал сам собой.

– Почему все люди так спешат? Что случилось?

– Ничего. Думаешь, это пожар? Нет, тут всегда так.

– Почему? Сэм пожал плечами.

– Ну… я думаю, они спешат на работу. У мужчин обычно есть работа. Давай пойдем посмотрим вон на тех парней.

Он указал на другую сторону Мэдисон-авеню, где из огромного котлована торчали металлические конструкции, а вокруг суетились люди.

– Они строят новый дом. Идем посмотрим. Может быть, это будет небоскреб?

– А что это такое?

– Такой же дом, как вон тот. Видишь? Их называют небоскребами, потому что они такие высокие. Как будто задевают небо. На самом деле ничего они не задевают, просто так говорится. Вот в этом небоскребе двадцать один этаж, он самый высокий в мире. Один раз я поднялся до самого верха. Сидни не захотела пойти, она боится высоты.

В это Майкл готов был поверить. Все равно что забраться добровольно в нору рыси, подумал он, однако покорно последовал за Сэмом к краю тротуара, где им пришлось дожидаться, пока полицейский не дунул в свисток. Пронзительный свист остановил все экипажи и телеги, людей и животных, двигавшихся в одном направлении, чтобы те, кто двигался им наперерез, могли пересечь улицу. Странно было ступать по мостовой, вымощенной камнями. Через какое-то время снова раздался звук свистка, и полицейский махнул рукой, останавливая людской поток.

Потом они долго стояли и наблюдали за рабочими. Грохот клепальных молотков и визг пил показался Майклу оглушительным, но, когда первый шок миновал, ему даже стало нравиться. Но Сэм уже нетерпеливо дергал его за рукав.

– Давай пойдем куда-нибудь поесть, – предложил он.

– Хорошая мысль.

– И ты будешь платить. У тебя еще есть деньги? Он тут же усмехнулся: это была шутка.

– Есть.

Деньги оттягивали Майклу правый карман брюк, словно он был набит камнями. Вот уже во второй раз ему придется за что-то расплачиваться деньгами. В первый раз он платил за билеты на паровой поезд. Путешествие в город было предпринято по предложению Сэма со специальной целью: научить Майкла обращаться с деньгами – складывать, вычитать, покупать на деньги разные вещи.

– Вот здесь, по-моему, неплохо. Я умею читать все, что написано на вывесках, – не удержавшись, похвастался Сэм. – Какой напиток ты хочешь попробовать?

Майкл задумался.

– Что такое крем-сода?

– Это то, что я выбрал! Самое лучшее! Давай зайдем, и ты сделаешь заказ.

Сказано – сделано. Заказ приняла добродушного вида женщина в белом фартуке.

– Десять центов, – сказала она, наполнив два стакана из металлической трубки.

Майкл выложил все деньги Сэма на металлический прилавок и нашел десятицентовик.

– Спасибо, – сказал он, вложив монету в ее широкую ладонь.

– Пейте на здоровье, – с улыбкой ответила хозяйка лавки.

Они выпили крем-соду, а когда вышли на улицу, Сэм принялся объяснять:

– Когда даешь деньги, ты не должен говорить «спасибо», потому что ты сам их ей даешь, понятно? А когда она дает тебе крем-соду, вот уж тогда надо сказать «спасибо».

Подобные разговоры они вели постоянно; Сэм объяснял простейшие вещи, которые не приходили в голову ни Филипу, ни даже Сидни.

Они покинули «самый оживленный перекресток в мире» и пошли мимо домов, которые были гораздо выше деревьев. Майкл только успевал поворачивать голову то направо, то налево, слушая торопливые объяснения Сэма. А Сэм с гордостью читал вывески, рекламу, объяснял значение самых разных вещей. Они миновали один квартал за другим.

К этому времени они уже умирали с голоду и купили с уличного лотка горячих каштанов и воздушной кукурузы. Потом еще пару маринованных огурцов, пакет арахиса, мятные леденцы и длинную лакричную конфету.

Подкрепившись и повеселев, друзья направились в аптеку, где, как утверждал Сэм, можно было за один цент послушать пластинку на граммофоне. Они прослушали «Улыбку матери» и «Швейцарское эхо», а потом купили для Майкла соломенную шляпу за пятьдесят центов.

– Все мужчины носят шляпы, – авторитетно заявил Сэм, и в этот день Майкл убедился, что так оно и есть.

Он посмотрелся на себя в зеркало за аптечным прилавком, пытаясь привыкнуть к мысли о том, что безбородый мужчина в синем костюме и гастуке-бабочке, а теперь еще и в пахнущей сеном шляпе с черной ленточкой – это и есть он сам. Майкл Макнейл? Быть этого не могло. Он глядел на свое отражение, пока Сэм не потянул его за руку и не оттащил от прилавка.

Они покатались на лифте, проехали шесть кварталов в трамвае, нашли чистильщика обуви и навели блеск на свои ботинки, поглазели на витрину, где восковые фигуры людей демонстрировали готовую одежду. «ДЕШЕВЫЕ МОДЕЛИ, ВСЕГО ЗА 8,80 ДОЛЛАРОВ». Но самым удивительным и незабываемым зрелищем оказался «Таинственный Мир Магии Великолепного Медичи».

Друзья сначала услышали музыку, а уж она вывела их на лужайку в небольшом сквере, заполненную людьми. В основном здесь были женщины и дети. В центре поляны был сам Великолепный Медичи и его помощница – красивая дама, умевшая одновременно играть на гармонике и на аккордеоне. Майкл уже и раньше видел, как Сэм делает карточные фокусы, и на этом основании решил, что знает все о волшебстве. Теперь ему открылась правда. Великолепный Медичи был настоящим волшебником. А волшебство было… необъяснимо.

Они оба ахнули, когда волшебник вытащил из своей высокой черной шляпы белого голубя, а вслед за ним и белого кролика. Красные, синие и оранжевые шарфы появлялись у него из рукава один за другим бесконечной чередой. Наконец он бросил всю охапку шарфов своей красивой помощнице под аплодисменты и восторженный свист зрителей. Он проделывал совершенно невозможные вещи с четырьмя большими серебряными кольцами, да так быстро, что Майкл своим быстрым зорким взглядом не успевал за ним уследить. Волшебник выливал молоко, чернила и воду из одной и той же бутылки. И наконец самый чудесный трюк: он посадил свою помощницу в сундук, запер его и сделал так, что она исчезла! Все привычные представления Майкла о мире перевернулись вверх ногами, хотя голос внутри твердил: «Я это знал, я это знал». Как ни странно, он был не слишком удивлен. Необъяснимые вещи происходили постоянно, а человек в черной шапочке с нафабренными усами служил лишь подтверждением того, что чудеса существуют. Всю дорогу до вокзала Сэм пытался убедить его, что это всего лишь фокусы: зеркала, особые рукава, двойное дно в сундуке. Майкл устал спорить и сделал вид, что верит, просто чтобы Сэм оставил его в покое. Но на самом деле он остался при своем мнении. Может быть, Великолепный Медичи и не волшебник, может, он всего лишь фокусник. Может быть. Но волшебство все равно существует. Он сам его видел. Он знал.

– Ершики для трубок, липучка для мух! Ершики для трубок, липучка для мух!

Майкл уже усвоил к этому времени, что глазеть не полагается, и поэтому дождался, пока они не прошли мимо маленького мальчика, стоявшего возле афишной тумбы с подносом в руках.

– Он клоун? – шепотом спросил Майкл. – Почему он так смешно одет?

Мальчик был одет в дырявое, оборванное, грязное тряпье, подпоясан веревкой, а на голове у него была мятая замызганная шапка. У него было лукавое детское личико, делавшее его похожим на лисенка, а во рту не хватало двух передних зубов.

– Он бедный, – прошептал Сэм в ответ.

– У него нет родителей?

– Не знаю, может быть, и нет. Но он не нищий, он уличный торговец. Он продает ершики и липучку для мух.

– Давай купим.

– 0'кей.

Они купили липучку и все ершики для чистки трубок, но цена составила всего семьдесят четыре цента. У них еще осталось два четвертака: в обрез на билеты, чтобы добраться до дому.

– Хочешь, возьми и эти тоже, – сказал Майкл, протягивая мальчику монетки.

Малыш посмотрел на деньги и перевел вопросительный взгляд на Майкла.

– Можешь их взять, если хочешь. Пятьдесят центов. Подарок.

Мальчишка протянул руку, быстрым движением сгреб монетки с ладони Майкла и опустил их в карман. Потом он вдруг словно чего-то испугался и бросился бежать.

– Ну вот, Майкл, больше у нас не осталось денег, – сокрушенно сказал Сэм. – Что же нам теперь делать? Как мы попадем домой? – Очень просто, – ответил Майкл. – Пойдем пешком.

– Сэм, о чем ты только думал? Нет, ты мне скажи! Ты вообще думал головой или нет?

– Я думал, мы успеем вернуться. Я даже не думал, что вы… то есть я…

– Ты что, надеялся, что мы не заметим твоего отсутствия? – грозно вопрошала тетя Эстелла. – Я правильно поняла? Ты тайком сбежал из дому, верно?

Бедный Сэм повесил голову. Сидни чуть было его не пожалела, но на этот раз она была рассержена не меньше, чем ее тетушка.

– Мы не сбежали, – ответил он, глядя в пол. – Мы просто ушли. И не надо кричать на Майкла, он ни в чем не виноват.

– Вы мне не указывайте, кого мне бранить, молодой человек.

– Но я ему сказал, что это будет урок! По арифметике и как…

– Да-да, все это мы уже слышали. Мы знаем, как ты растратил все свои сбережения на сладости и всякий вздор и… на эту дурацкую шляпу!

Майкл побледнел и дрогнул под грозным взглядом тети Эстеллы. Вид у него был несчастный. Сидни даже захотелось его обнять, да вот беда – еще больше ей хотелось его придушить.

– Харли, тебе есть что сказать своему сыну?

–А?

Отец оторвался от грудки цыпленка, которую резал в эту минуту на своей тарелке. Из-за двух беглых преступников обед отложили на непривычно поздний час, и профессор успел проголодаться.

– Э-э-э… как прошел урок? Он справился с заданием? Тетя Эстелла громко фыркнула от возмущения, но Сэма это не смутило.

– Ой, папочка, он отлично справился! Он держал деньги у себя и платил за все, и получал сдачу, и пересчитывал, и все делал правильно. Ни разу не ошибся.

– Вот и хорошо…

– Харли!

– А? Гм… да. – Профессор Винтер заставил себя ; нахмуриться. – Не могу тебе впредь позволить вот так убегать, никого не предупредив. Ты напугал свою тетю, напугал сестру. Мы чуть полицию из-за тебя не вызвали. Скажи, что ты просишь прощения.

– Я прошу прощения.

– Вот так-то. А теперь… Этого тетя Эстелла не могла вынести, она чуть не перешла на визг:

– И это все? Майкл и Сэм уже успели перевести дух и даже двинуться к своим местам за столом, но не тут-то было.

– Вы, – сказала она, указав пальцем на Майкла, – немедленно покиньте комнату. Семья желает продолжить разговор в узком кругу.

Тетя Эстелла никогда не называла его по имени: то ли не верила, что оно у него есть, то ли считала, что он его не заслужил. В первую минуту Сидни обрадовалась, что он будет избавлен от продолжения неловкой и неприятной сцены, но тут же изменила свое мнение, как только взглянула на лицо Майкла.

– О тетя, позвольте ему остаться, – торопливо вступилась Сидни, отодвигая свой стул от стола.

Тетя Эстелла не позволила племяннице встать: она поднялась сама и властной рукой усадила Сидни на место, больно сжав ее плечо.

– Будьте любезны уйти, – повторила она ледяным голосом.

Бедный Майкл повиновался. Новая щегольская шляпа, которую он и не подумал снять, особенно подчеркивала страдальческое выражение его лица.

Сэм в наказание за свои грехи был оставлен без обеда, весь следующий день ему было ведено не выходить из своей комнаты и написать сочинение на три страницы о необходимости послушания. Совесть не позволила Сидни оспаривать приговор: Сэм поступил неправильно и напугал ее до полусмерти. Но ее сердце не могло вынести, когда младшего братишку наказывали за его детские проступки, даже если наказание было заслуженным. В этот вечер она поступила как всегда: нанесла тайный визит в его комнату, временно ставшую темницей.

– И о чем ты только думал?

Она присела на кровать брата и прижала его к себе. Сэм уткнулся головой в колени Сидни, всхлипывая и вздрагивая всем телом.

– Я не знаю. Я думал, никому дела нет до нас – где мы гуляем и когда вернемся.

– Сэм, как ты мог такое подумать? Да мы все чуть с ума не сошли от беспокойства!

– Только не папа.

– И папа тоже, – автоматически возразила Сидни. – Он просто виду не подает. Нет, честное слово, я разочарована в тебе, Сэм. Я думала, ты умнее.

– Я уже и раньше ездил на поезде, – сказал он в свое оправдание.

– Ты был не один.

– Я и в этот раз был не один. А Майкл все делал правильно, Сид. Он замечательный. Мы с ним отлично провели время…

– Почему ты не спросил разрешения? Сэм ничего не ответил.

– Я думаю, потому что знал, что ты его не получишь. Я права?

– Да, – промямлил он.

– Проголодался? – засмеялась Сидни.

– Да! – Он подскочил в кровати, почувствовав, что прощен. – А что ты мне принесла?

С жадностью поглощая бутерброд с цыпленком и помидором, который Сидни контрабандой принесла из кухни, Сэм рассказал ей, почему они с Майклом так поздно вернулись домой. – Он отдал все оставшиеся деньги бедному мальчику на улице. Мы не смогли сесть на поезд, и он предложил пойти пешком. И мы пошли, но я скоро устал, и тогда он посадил меня к себе на плечи и нес почти всю дорогу. Мы шли прямо вдоль железной дороги, и ты просто не представляешь, Сид, как быстро он умеет хохлить! Он только попросил меня нести его ботинки: сказал, что в них ногам больно и они мешают идти. Он шел прямо по камням, по всему, что попадалось под ноги, и ему совсем не было больно. Люди нас видели, но никто ничего не подумал: все решили, что мы просто гуляем. Они же не знали, как далеко нам идти! А когда мы дошли до дому, он ни капельки не устал.

– Ну что ж… – вот и все, что она могла сказать.

– Это я заставил его купить шляпу. У него никогда раньше не было шляпы.

– Это было очень мило с твоей стороны.

– И мне было вовсе не жалко денег. Я сам хотел отдать их тому мальчику, но я бы, наверное, не отдал все. Майкл меня опередил. Мне бы просто в голову не пришло.

Сэм понизил голос:

– Мне кажется, он все еще не понимает, что такое деньги. Что их надо считать и беречь. Что без них нельзя обойтись.

– Да, скорее всего он не понимает.

– Это не потому, что он глупый, у него просто опыта нет. Но ведь мы его научим, правда, Сидни? Ты и я, и Филип – мы будем ему объяснять, что к чему, да? И тогда он станет обычным человеком. Таким же, как все.

Сидни кивнула, обхватив одной рукой его худенькие плечики.

– Так мы и поступим, – согласилась она, вложив в свои слова больше убежденности, чем ощущала на самом деле, и чмокнула брата в макушку.

Майкла не было в его комнате. Сидни вышла из дома и направилась по дорожке к озеру. Луна поднялась над деревьями. Сквозь листву было видно, как серебристая лунная полоска поблескивает на черной воде. В конце дорожки Сидни остановилась и окинула взглядом берег, прислушиваясь к тихому плеску воды.

Майкла она заметила сразу. Даже на расстоянии она поняла, что это он. Сняв туфли и чулки, Сидни направилась к нему.

Слух у Майкла был до того острый, что ей никогда раньше не удавалось подкрасться незамеченной, но на этот раз обстоятельства – влажный песок, шепот волн, направление ветра – сыграли ей на руку. Оказавшись в десяти шагах от него. Сидни остановилась и воспользовалась случаем, чтобы рассмотреть его как следует. Майкл так и не шевельнулся.

Он сидел, отвернувшись от нее, бессильно свесив руки вдоль тела и глядя на лунную дорожку на воде. Его стройное, худощавое тело волновало ее. Особенно когда она теряла бдительность и переставала следить за своими чувствами. Неудивительно, что Ингер проявила к нему откровенный интерес… Сидни потратила целый день, стараясь примириться с тем, что произошло между ними, но времени ей явно не хватило. Однако сейчас подобные мысли показались ей неуместными: понурая поза выдавала его настроение и подсказывала ей, что в эту минуту ее дружба, не омраченная никакими упреками, необходима ему больше всего на свете.

Он так стремительно повернулся волчком и припал к земле в оборонительной позе, что она подскочила от неожиданности.

– Извини… я не хотела тебя пугать.

Это он ее напугал: сердце так сильно забилось, что ей пришлось прижать руку к груди. Он выпрямился и опять отвернулся к воде, словно давая понять, что не хочет разговаривать. Непривычный жест, совсем на него не похожий.

– С тобой все в порядке?

Он не ответил. Сидни подошла ближе и остановилась прямо у него за спиной. Когда она коснулась рукой его плеча, он удивленно вздрогнул.

– Майкл, с тобой все в порядке?

– Нет, – ответил он тихо, и ее охватило странное чувство облегчения.

Что бы ни тревожило его в эту минуту, по крайней мере ей не придется тащить из него признание клещами. Он был еще не настолько «цивилизован», чтобы лгать.

– Ты расстроился из-за того, что сказала моя тетя?

– Да. Но не только из-за этого. И вообще она была права.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что я вел себя глупо. Сэм сказал, что нам надо поехать в Чикаго, а мне даже в голову не пришло, что это неправильно. Я не подумал, что он слишком маленький. Что ему не разрешат со мной поехать. Не думал об опасности, обо всем, что могло случиться. Она правильно меня ругала…

Тетя Эстелла битый час перечисляла беды и несчастья, которые могли бы выпасть в этот день на долю Сэма в полном опасностей городе, и расписала их самыми черными красками, способными нагнать страху на кого угодно.

– Сэм маленький мальчик. Я должен был вести себя как взрослый. – Но есть такие вещи, которых ты еще не знаешь. Майкл, ну пожалуйста, повернись и посмотри на меня. Но он упорно не желал оборачиваться. Сидни погладила его по плечу, чтобы утешить. Но все его мускулы напряглись, и Сидни с необычайной остротой ощутила их гладкую монолитную мощь под тонкой рубашкой.

– Давай поговорим. Ведь тебя не только это беспокоит, верно? Расскажи мне о твоих приключениях в городе. Сэм говорит, что вы видели много интересного. Тебе понравился город?

Майкл с трудом заставил себя взглянуть на Сидни. Его открытое лицо было серьезным и грустным, полным сомнений и неуверенности в себе.

– Я не знал, что есть такое место, как город. Я даже вообразить не мог.

– Тебе стало страшно?

– Нет, не страшно. Это было что-то другое.

– Что же ты чувствовал? Ты был удивлен? Ему все еще было трудно выражать свои мысли словами.

– Столько людей! И все идут так быстро, бегут, толкают нас. А глаза у всех смотрят внутрь, а не наружу. И всем куда-то надо спешить, даже животным. На работу, сказал Сэм. У каждого есть свое место, и он туда идет. А у меня своего места нет. Ни в городе, ни там, откуда я пришел.

– О, Майкл…

– Никто меня не разглядывал вот так, как раньше. Все было наоборот. Но ничего не изменилось. Я все равно один. У меня нет своего места. Нигде. Как был потерянным, так и остался. Все по-прежнему.

Эти слова, произнесенные спокойно, без жалоб, без ропота на судьбу, пронзили сердце Сидни. Она не могла сказать ему, что он ошибается: терзающее его душу одиночество невозможно было отрицать. Сидни положила руку поверх его руки, бессильно лежавшей на колене.

– Мне очень больно слышать от тебя такие слова. Ты не одинок. Все, что сказала моя тетя… это было нехорошо с ее стороны, она не должна была так говорить. А главное – это несправедливо. У тебя есть свое место, Майкл. Твое место здесь, с нами. Живи здесь, сколько захочешь, хоть всю жизнь. Сэм тебя обожает, а я… ну ты же знаешь, что я чувствую.

Разумеется, он не знал! Откуда ему было знать, если она сама ровным счетом ничего не знала? Сидни возблагодарила бога, когда Майкл промолчал и не попросил ее объяснить.

– В этом новом мире ты прожил всего полгода. Подумай сам, сколь многого ты успел добиться за это время! Ты сам не представляешь, какой огромный путь ты проделал, но со стороны виднее! Вот ты представь: эмигранты – люди, приезжающие в эту страну из других стран, не могут за полгода научиться читать и писать по-английски, а ты научился! Конечно, тебе хочется все узнать поскорее, но требуется время. Только время.

Они одновременно испустили вздох, и ей показалось, что Майкл понял или почувствовал, насколько неубедительно прозвучала ее маленькая речь. Сидни не дошла до сути, даже не приблизилась к тому, что его действительно мучило. Да и что она могла сказать ему в утешение?!

Майкл перевернул руку ладонью вверх, и Сидни сплела пальцы с его пальцами. Он неподвижно уставился на их сомкнутые руки, словно увидел в переплетенных пальцах символ чего-то очень важного. Чего? Возможно, реальности, которую она сама не готова была признать.

Каково это – в течение долгих лет жить без человеческого общения, без человеческой близости? Невообразимо. Не задумываясь о том, что делает, Сидни наклонилась и прижалась щекой к их сплетенным рукам.

Майкл замер, словно окаменел. А потом она почувствовала его пальцы у себя в волосах – легкое, неуверенное, робкое прикосновение. Она не шевельнулась, и его пальцы осмелели, прошлись по волосам, от уха назад, вернулись и стали тихонько поглаживать ее по виску. Ей вспомнилось, как он говорил, что у нее «волосы лисицы». Сидни улыбнулась, представив себя быстрой рыжей лисицей.

Еще не поздно было остановиться. Сидни могла сделать вид, будто ничего особенного между ними сейчас не происходит, что они просто друзья, а друзьям дозволяется вот так прикасаться друг к другу. Но это было бы неправдой. Ей не хотелось двигаться и говорить: все казалось чудесным, а если бы она попробовала как-то определить происходящее, что-то объяснить на словах ему или даже себе самой, она бы только все испортила. Поэтому Сидни осталась в неподвижности, прижимаясь щекой к его руке, позволяя ему гладить свои волосы, свое лицо легкими касаниями пальцев.

– Я прошу прощения за сегодняшнее утро, – сказал Майкл, не прекращая ласки. – За то, что было с Ингер. Я не понимал. Но я думал об этом целый день, и теперь, мне кажется, я понимаю.

Она тоже думала об этом целый день.

– Ты ничего плохого не сделал.

– Сделал, но не нарочно. Я больше так не буду.

– Это не имеет значения.

– Не имеет? Очень неохотно Сидни выпрямилась.

– Я не должна была кричать на тебя, – сказала она уклончиво.

– Но ведь это имеет значение? Ты же рассердилась. Тебе было плохо. Я видел!

Его искренность ее доконала. Они вступили на опасную почву, но Сидни не смогла солгать ему.

– Да, – призналась она, – это важно для меня. И мне было очень плохо. Майкл кивнул с облегчением.

– Я ее трогал просто потому, что мне было интересно. Мне хотелось понять, какая она. А она сама мне предложила. Но я не должен был так поступать, и теперь я понимаю – почему. Потому что она просто женщина. Она не ты.

– Ты не должен… – В голове у нее теснилось множество мыслей, но она не могла сосредоточиться ни на одной. – Ты не должен говорить такие вещи.

– Почему? – Он погладил ее по щеке, а увидев, что она не поднимает глаз, легко провел большим пальцем по ее ресницам. – Это невежливо?

– Нет… Ты не должен ко мне прикасаться вот так.

– Тебе не нравится?

Сидни не удержалась от улыбки. Майкл коснулся пальцами ее губ, и они задрожали.

– Вест нравится тебе больше, чем я?

– О, Майкл… – тихо простонала она.

– Он тебе больше нравится?

И опять ей пришло в голову, что мудрее было бы солгать, но эта мысль улетучилась в ту же секунду.

– Нет, – прошептала Сидни, не отрывая губ от его пальцев. – Ты мне нравишься гораздо больше. Он пытливо заглянул ей в лицо.

– Это правда? Но как же это может быть? Вест человек, он всегда был человеком.

– Майкл, – засмеялась Сидни, – а себя ты кем считаешь? Кем ты был, как по-твоему?

Майкл покачал головой, раздосадованный тем, что опять не может подобрать нужные слова. Но потом он улыбнулся: она увидела, как в лунном свете блеснули его зубы. Он обхватил рукой ее затылок и наклонился к ней, прижался лицом к ее шее, глубоко вздыхая.

Ошеломленная, растерянная, Сидни позволила ему прижиматься к себе, только руки его удержала, когда он попытался обнять ее за плечи. «Это не поцелуй, мы не целуемся», – твердила она себе, пока он проводил губами по ее шее, по подбородку, по щеке. Майкл не принуждал ее силой, но она была зачарована волнующей новизной собственных ощущений и пылкостью его безыскусных ласк.

Урчащий звук – нечто среднее между стоном и мурлыканьем – вырвался из ее горла. Сидни почувствовала себя взволнованной и испуганной. Звезды закружились каруселью у нее перед глазами, она опустилась на песок и откинулась на спину. Рука Майкла легла ей под голову, он зарылся лицом ей в волосы. Его согнутое колено прижимало к земле ее ноги. Она не оказала сопротивления натиску, даже когда Майкл начал исследовать ее тело, поглаживая по плечам, по животу, по округлости бедра.