На моих ресницах дрожали слезы. Я смотрела на Джейми, широко открыв глаза, и не решалась моргнуть, чтобы слезы не покатились по щекам.

Он снова закрыл глаза. Отблески огня создавали на белых щеках ложное впечатление здорового румянца.

Я видела, как на его горле задвигались мышцы — Джейми сглотнул.

— Не плачь, Сасснек, — произнес Джейми так тихо, что я едва расслышала. Он потрепал меня по ноге здоровой рукой, пытаясь ободрить.

— Думаю, мы все-таки в безопасности, девочка. Если б я считал, что нас схватят, уж точно не стал бы тратить свои последние часы на то, чтобы ты чинила мне руку, которая мне больше никогда не понадобится. Пойди позови Муртага. А потом дай еще выпить, и приступим к делу.

Я была занята приготовлениями у стола и не слышала, что он говорил Муртагу, только видела две склоненные друг к другу головы. Потом Муртаг протянул жилистую руку и ласково прикоснулся к уху Джейми — одному из немногих неповрежденных мест на его теле.

Муртаг коротко кивнул на прощанье и заскользил к выходу. Как крыса, подумала я, вечно держится поближе к стене, чтобы его не заметили. Он уже выходил в холл, когда я сцапала его за плед и не дала выскочить на улицу.

— Что он тебе сказал? — свирепо вопросила я. — Куда ты собрался?

Темный жилистый маленький человечек на мгновение замялся, но ответил ровным тоном.

— Собираюсь вместе с юным Эбсаломом к Вентворту, будем наблюдать. Если красные мундиры направятся сюда, я это замечу, а если хватит времени, прослежу, чтобы вы с ним спрятались, и поскачу прочь с тремя пони, чтобы увести их подальше от дома. Если дойдет до того, чтобы прятаться, так здесь есть погреб. Если, конечно, обыск не будет слишком тщательным.

— А если времени, чтобы спрятаться, не хватит? — я сузила глаза. Пусть попробует не ответить.

— Ну, тогда я его убью, а тебя заберу с собой, — быстро ответил Муртаг. — Хочешь ты этого или нет, — добавил он со злорадной ухмылкой и повернулся к двери.

— Минутку! — резко выкрикнула я, и он остановился. — Есть лишний кинжал?

Мохнатые брови взлетели вверх, но рука метнулась к поясу без промедления.

— Он тебе нужен? Здесь? — Он охватил взглядом роскошь и безмятежность холла, его оштукатуренный, разрисованный потолок и задрапированные тканью панели.

Мой карман для кинжала превратился в лохмотья. Я взяла кинжал Муртага и засунула его между юбкой и лифом на спине, как делали цыганки.

— Никогда не угадаешь, верно? — невозмутимо произнесла я.

Закончив приготовления, я попыталась как можно осторожнее определить тяжесть повреждений, чтобы понять, что нужно делать. Джейми резко втянул в себя воздух, когда я прикоснулась к особенно больному месту, но не открывал глаз, пока я медленно прощупывала каждую косточку и каждый сустав, отмечая переломы и вывихи.

— Прости, — пробормотала я.

Пришлось взять и здоровую руку и тщательно ощупать каждый палец и на больной, и на здоровой, сравнивая их. Без рентгена, без опыта приходилось надеяться только на собственную чувствительность, чтобы определить и вправить сломанные кости.

С первым суставом все оказалось в порядке, но уже на следующей фаланге был перелом.

Я надавила сильнее, чтобы выяснить, в каком направлении и какой величины. Поврежденная рука оставалась под моими пальцами неподвижной, но здоровая непроизвольно сжалась.

— Прости, — снова пробормотала я.

Неожиданно Джейми приподнялся на локте и выдернул у меня здоровую руку. Выплюнув кожаный кляп, он смотрел на меня с двойственным выражением веселья и раздражения.

— Сасснек, — сказал он, — если ты станешь извиняться всякий раз, как сделаешь мне больно, эта ночь будет бесконечной, а часть ее уже прошла.

Должно быть, у меня был потрясенный вид, потому что он потянулся ко мне, но тут же замер и поморщился. И все же он контролировал боль и говорил очень решительно.

— Я знаю, что ты не хочешь причинять мне боль. Но у тебя выбора не больше, чем у меня, и вполне достаточно, если страдать будет кто-то один. Ты делай то, что нужно, а я буду кричать, если придется.

Он засунул полоску кожи обратно и со свирепым видом оскалился на меня, а потом медленно скосил глаза, став настолько похожим на пустоголового тигра, что я не выдержала и рассмеялась полуистерическим смехом.

Я закрыла рот руками, щеки мои запылали, потому что леди Аннабель и слуги, стоявшие позади Джейми и не видевшие этой гримасы, удивленно покосились на меня. Сэр Маркус, который кое-что уловил со своего места, ухмыльнулся в бороду.

— Кроме того, — снова выплюнул кожу Джейми, — если англичане придут за мной после этого, боюсь, мне придется умолять их забрать меня назад.

Я подняла кожу, засунула ему в рот и положила его голову на подушку.

— Клоун, — сказала я. — Всезнайка. Дерьмовый герой.

Но он действительно снял с меня этот груз, и дальше я действовала спокойнее. Конечно, я по-прежнему замечала каждую гримасу и подергивание, но чувствовала себя уже по-другому.

Я потихоньку забывалась, погрузившись в работу, сосредоточившись на кончиках пальцев, прощупывая повреждения и пытаясь решить, как лучше всего вернуть сломанную косточку на место.

К счастью, большой палец пострадал меньше всего, была только простая трещина на первом суставе. Это восстановится легко. Второй сустав на безымянном пальце был совершенно раздроблен: между моими большим и указательным пальцами перекатывались мягкие крошки, оставшиеся от кости, заставляя Джейми стонать. Здесь не сделать ничего, только зафиксировать сустав и надеяться на лучшее.

Сложный перелом на среднем пальце оказался хуже всего. Палец надо было выпрямить, засунув торчащую кость назад в порванную плоть. Я видела раньше, как это делается — под общим наркозом, с рентгеном.

Собственно, передо мной стояла совершенно механическая проблема — решить, как восстановить раздробленную, потерявшую форму кисть. Теперь я понимала, почему врачи редко лечат членов собственных семей.

Некоторые вещи в медицине требуют определенной жестокости. Чтобы в процессе лечения причинять боль, необходимо отчуждение.

Сэр Маркус тихо поставил табурет около кровати, дождался, пока я привяжу руку, удобно устроился на нем и взял Джейми за здоровую руку.

— Жми, сколько хочешь, сынок, — сказал он.

Без медвежьей шкуры, с аккуратно собранными и завязанными в хвост седыми волосами, Макраннох больше не казался устрашающим лесным дикарем, а выглядел рассудительным человеком в зрелом возрасте, с аккуратной густой бородой и военной выправкой. Я сильно нервничала, и его надежное присутствие успокаивало.

Я глубоко вдохнула и помолилась за отстраненность.

Это была долгая, ужасная, выматывающая нервы работа, хотя не без некоторой притягательности. Некоторые моменты, такие, как фиксирование двух пальцев с простыми переломами, прошли легко. Другие — нет. Джейми не кричал вслух, когда я выправляла средний палец, прикладывая значительное усилие, чтобы засунуть торчащие концы кости обратно. На какое-то мгновение я растерялась, утратив мужество, но сэр Маркус спокойно и настойчиво сказал:

— Вперед, девочка.

И тут я вспомнила, как Джейми сказал мне в ту ночь, когда родился ребенок Дженни: сам я выдержу любую боль, но только не твою. Для этого требуется сил больше, чем у меня есть. Он был прав, для этого требовались силы. Я только надеялась, что мне их хватит.

Джейми отвернулся от меня, но я видела, как напрягались его челюсти, когда он сильнее стискивал зубы на кожаной полоске. Я тоже стиснула зубы и продолжала работать. Острый конец кости медленно исчезал под кожей, палец с мучительным сопротивлением распрямлялся, заставляя нас обоих дрожать.

Продолжая работать, я перестала замечать окружающее. Джейми изредка стонал, и дважды пришлось прерваться, потому что его рвало, преимущественно виски — в тюрьме он толком не ел. Однако в основном он непрестанно тихонько бормотал что-то по-гаэльски, прижавшись лбом к коленям сэра Маркуса. Из-за кожаного кляпа я не могла понять, ругается он или молится.

Наконец все пять пальцев, прямые, как новенькие булавки, неподвижные, как палки, лежали в забинтованных шинах.

Я боялась инфекции, особенно на разорванном среднем пальце, но в остальном была уверена, что все заживет хорошо. К счастью, только один сустав был поврежден очень сильно. Скорее всего, безымянный палец не будет сгибаться, но остальные будут функционировать нормально — со временем. Я ничего не могла сделать со сломанной пястной костью и с рваной раной — только промыть антисептической жидкостью и приложить припарку, а потом молиться, чтобы не начался столбняк. Я отступила назад, дрожа всем телом после напряжения этой ночи. Лиф пропотел насквозь из-за огня в камине, к которому я сидела спиной.

Ко мне тотчас же подлетела леди Аннабель, усадила меня в кресло и всунула в дрожащие руки чашку горячего чая, сдобренного виски. Сэр Маркус, самый лучший операционный ассистент, какого только может иметь хирург, отвязывал плененную руку Джейми и растирал полосы, оставшиеся от глубоко врезавшегося в напряженную плоть ремня. Я заметила, что рука Макранноха покраснела там, где Джейми стискивал ее.

Я не осознавала, что клюю носом, но неожиданно дернулась, и голова мотнулась в сторону. Леди Аннабель подхватила меня мягкой ручкой под локоть и повела к лестнице.

— Пойдем, моя дорогая. Ты совсем засыпаешь. Нужно немного позаботиться о себе и поспать.

Я потрясла головой как можно вежливее.

— Нет, не могу. Я должна закончить… — Размытое сознание не давало закончить фразу. Сэр Маркус ловко вынул из моих рук бутылку с уксусом и салфетку.

— Я позабочусь об остальном, — пообещал он. — Понимаешь, у меня ведь есть опыт с боевыми ранениями.

Откинув одеяло, он начал смывать кровь с ран, оставленных кнутом, двигаясь со впечатляющей мягкостью. Поймав мой взгляд, он ухмыльнулся, и борода легкомысленно зашевелилась.

— Я за свою жизнь промыл столько ран, — сказал он. — И нанес немало. Это все ерунда, девочка, Они заживут через несколько дней.

Понимая, что он прав, я подошла к изголовью постели. Джейми не спал. Он слегка морщился, потому что антисептик жег свежие раны, но веки его были тяжелыми, а синие глаза потемнели от боли и слабости.

— Иди спать, Сасснек. Я выдержу.

Не знаю, как насчет него, а вот я уже не выдерживала. Меня качало от изнеможения, и царапины на ногах горели огнем и болели. Эбсалом промыл мне их еще в коттедже, но нужно было смазать их мазью.

Я оцепенело кивнула и подчинилась мягкому, но настойчивому давлению леди Аннабель.

Пройдя половину лестницы, я вспомнила, что не объяснила сэру Маркусу, как бинтовать раны. К самым глубоким, на плечах, следовало приложить примочки и забинтовать их, чтобы можно было надеть рубашку, если придется бежать. Но более легкие, от кнута, надо было оставить открытыми, подсыхать. Я глянула на гостевую комнату, которую показала мне леди Аннабель, потом пробормотала извинения и, спотыкаясь, побрела обратно в гостиную.

Я остановилась в тени, в дверном проеме. За спиной маячила леди Аннабель. Джейми закрыл глаза Видимо, он задремал под действием виски и усталости. Он отбросил одеяла — тепла от камина было достаточно. Сэр Маркус потянулся через кровать за салфеткой и случайно задел голый крестец Джейми. Его как будто ударило током. Спина Джейми изогнулась дугой, мышцы на ягодицах сжались, он невольно застонал, отшатнулся, несмотря на сломанные ребра, и уставился на сэра Маркуса перепуганными, затуманенными глазами. Сэр Маркус, тоже испугавшись, на мгновенье застыл, как вкопанный, потом наклонился, взял Джейми за руку и осторожно повернул лицом вниз. Задумчиво и очень нежно провел пальцем по спине Джейми. Потом потер пальцами, и в свете пламени очага отчетливо стал виден масляный блеск.

— А-а, — понимающе протянул старый солдат, натянул одеяло Джейми до пояса, и его напряженные плечи расслабились.

Сэр Маркус уселся у изголовья и снова налил виски.

— По крайней мере ему хватило соображения сперва немного намазать тебя жиром, — заметил он, протягивая один стакан Джейми, с трудом приподнявшемуся на локте.

— Ага. Только сдается мне, это делалось не для моего удобства, — сухо бросил тот.

Сэр Маркус глотнул из своего стакана и задумчиво почмокал губами. Какое-то время из комнаты не раздавалось ни звука, только огонь потрескивал в камине. Ни леди Аннабель, ни я не шевелились.

— Если это тебя утешит, — неожиданно произнес сэр Маркус, не отрывая взгляда от графина, — он мертв.

— Вы уверены? — спросил Джейми лишенным эмоций голосом.

— Не думаю, что кто-нибудь выживет, если его растопчут тридцать животных весом в четверть тонны каждое. Он выглянул в коридор, чтобы посмотреть, откуда шум, увидел и попытался нырнуть обратно. Его зацепило рогом и вытащило в коридор, и я видел, как он упал у стены. Мы с сэром Флетчером стояли на лестнице, подальше от коров. Конечно, сэр Флетчер очень разволновался и послал за ним людей, но никто не смог туда сунуться, потому что везде рога, и животные мечутся, и факелы падают со стен. Господи, парень, тебе стоило это увидеть! — Сэр Маркус заухал, вспоминая, и сжал горлышко графина. — Твоя жена — редкостная девица, это уж точно, парень! — Фыркнув, он налил еще стакан и опрокинул его в рот, чуть не подавившись, потому что снова захохотал.

— Как бы там ни было, — заключил он, колотя себя по груди, — к тому времени, как коров оттуда увели, он выглядел, как тряпичная кукла, вся в крови. Люди сэра Флетчера унесли его, но если он еще и жил, то недолго. Еще глоток, парень?

— Ага, спасибо.

Снова повисла тишина. Джейми нарушил ее.

— Не-а, не могу сказать, что это меня здорово утешает, но спасибо за то, что рассказали.

Сэр Маркус посмотрел на него пронзительным взглядом.

— Хм-м. Похоже, ты этого не забудешь, — отрывисто произнес он. — Даже и не пытайся. Если сможешь, дай этому зажить, как и другим ранам. Не ковыряй, и все пройдет. — Старый вояка поднял узловатую руку с закатанным рукавом и показал рваный шрам, тянувшийся от локтя до запястья. — Шрамы — ерунда.

— Ага, это верно. Некоторые шрамы. — Похоже, Джейми о чем-то вспомнил, потому что попытался повернуться на бок. Сэр Маркус поставил стакан и воскликнул:

— Эй, парень, осторожней! В следующий раз сломанное ребро проткнет тебе легкое! — Он помог Джейми устроиться и подоткнул ему за спину одеяло.

— Мне нужен ножичек, — тяжело дыша, произнес Джейми. — Острый и удобный.

Не задавая лишних вопросов, сэр Маркус протопал к сверкающему французскому буфету орехового дерева, начал шумно рыться в ящиках и вытащил фруктовый нож с перламутровой рукояткой. Он сунул его Джейми в здоровую руку и с ворчанием сел, снова взяв в руку стакан.

— Думаешь, тебе не хватает шрамов? — вопросил он. — Хочешь добавить еще несколько?

— Только один. — Джейми неустойчиво балансировал на одном локте, прижав к груди подбородок, и неуклюже направлял острый, как бритва, нож, под левую грудь.

Сэр Маркус не очень уверенно протянул руку и схватил Джейми за запястье.

— Дай-ка помогу, парень. А то раз — и свалишься на него.

Помедлив немного, Джейми неохотно уступил ему нож и снова лег на одеяло, прикоснувшись к груди дюйма на два ниже соска

— Вот тут.

Сэр Маркус дотянулся до буфета, взял оттуда лампу и поставил ее на свой табурет. С такого расстояния я не могла разглядеть, на что он смотрит — это походило на маленький красный ожог в виде неровного круга. Он еще раз глотнул виски, поставил стакан рядом с лампой и провел ножом по груди Джейми.

Видимо, я невольно дернулась, потому что леди Аннабель схватила меня за рукав и что-то предостерегающе пробормотала. Нож вошел в грудь и повернулся движением, каким вырезают испорченное место из персика. Джейми застонал, тонкая красная струйка потекла по его груди вниз и испачкала одеяло. Джейми повернулся на живот, прижимая рану к матрацу, чтобы остановить кровь.

Сэр Маркус положил фруктовый нож.

— Как только сможешь, парень, — посоветовал он, — зови в постель жену, и пусть она тебя утешает. Женщины это любят, — ухмыльнулся он, глядя на скрытый в тени дверной проем. — Бог знает, почему.

Леди Аннабель почти беззвучно произнесла:

— Пойдем отсюда, дорогая. Ему лучше побыть одному.

Я решила, что сэр Маркус отлично справится с перевязкой сам, и заковыляла вслед за леди Аннабель вверх по лестнице, к своей комнате.

Я резко проснулась. Мне снилась бесконечная винтовая лестница, у подножья которой клубился ужас. Поясница и ноги болели от усталости, но я села в одолженной мне леди Аннабель ночной рубашке и потянулась за свечой и кремнем.

Так далеко от Джейми я чувствовала себя неуютно. А вдруг я ему нужна? Или, того хуже, пришли англичане, а он там один, безоружный. Я прижалась лицом к окну и немного успокоилась, услышав ровное шуршанье снега. Пока буран не кончится, мы в относительной безопасности. Я натянула халат, взяла свечу и кинжал и пошла вниз по лестнице.

В доме стояла тишина, только огонь потрескивал в камине. Джейми спал. Во всяком случае, лежал с закрытыми глазами, повернувшись лицом к огню. Я тихо опустилась на коврик у камина, стараясь не разбудить его. Мы в первый раз остались одни, если не считать тех безысходных минут в подвале тюрьмы Вентворт. Казалось, что это было много-много лет назад. Я внимательно, как незнакомца, изучала Джейми.

Учитывая все обстоятельства, он выглядел неплохо, но я все равно тревожилась. Во время операции он выпил столько виски, что этим можно было свалить с ног коня-тяжеловоза, и, несмотря на рвоту, часть выпитого оставалась в нем.

Джейми не был первым героем, встреченным мною. Как правило, люди проходили через полевой госпиталь очень быстро, и сестрам некогда было хорошо знакомиться с ними, но время от времени появлялся человек, который говорил слишком мало, или шутил слишком много, или держался чуть более чопорно, чем предполагали боль и одиночество.

И я примерно знала, что можно для них сделать. Если выдавалось свободное время, а они были из тех мужчин, что стремятся говорить, лишь бы не свалиться во тьму, ты садилась рядом и слушала. Если они были молчаливыми, к ним следовало почаще прикасаться и искать момент, когда можно вытащить их из собственной скорлупы и удерживать, когда они изгоняли своих демонов. Если выдавалось свободное время. Если же нет, приходилось глушить их морфием и надеяться, что они найдут другого слушателя, а ты спешила к человеку, чьи раны были на виду.

Джейми захочет поговорить, раньше или позже. Время было. Но я надеялась, что говорить он будет не со мной.

Он был укрыт только до пояса, и я наклонилась, чтобы посмотреть на его спину. Зрелище было ужасающим. Рубцы разделяло расстояние едва ли с мою ладонь, и нанесены они были так равномерно, что это сводило с ума. Должно быть, когда его пороли, он стоял, как часовой. Я быстро глянула на его запястья — никаких следов. Он сдержал свое слово — не сопротивляться. И, не шевельнувшись, прошел сквозь суровое испытание, выплачивая обещанный за мою жизнь выкуп.

Я потерла глаза рукавом. Джейми не поблагодарит меня за рыданья над его распростертым телом. Я слегка передвинулась, юбки тихо зашуршали. Он открыл глаза и улыбнулся мне, слабо и устало, но искренне. Я открыла рот и поняла, что не знаю, что сказать. «Как ты себя чувствуешь?» — нелепо. И так понятно, что он чувствует себя, как в аду. Пока я соображала, он заговорил.

— Клэр? С тобой все в порядке, любимая?

— Все ли со мной в порядке? Господи, Джейми! — Слезы обожгли мне глаза, я сильно заморгала, шмыгнув носом.

Он поднял здоровую руку, так медленно, словно она была прикована цепями, и погладил меня по голове. Потом притянул меня поближе, но я отстранилась, только сейчас сообразив, на что похожа — лицо исцарапано и измазано, в волосах чего только не запуталось.

— Иди ко мне, — сказал он. — Я хочу обнять тебя.

— Но я вся в крови и рвоте, — запротестовала я, делая жалкие попытки пригладить волосы.

Он захрипел — слабое подобие смеха, которое позволяли сломанные ребра.

— Матерь Божья, Сасснек, это моя кровь и моя рвота. Иди сюда.

Его рука уютно обняла мои плечи. Я положила голову рядом с ним на подушку, и мы молча сидели у огня, черпая друг у друга силы и умиротворение. Его пальцы нежно прикоснулись к маленькой ранке у меня под подбородком.

— Я не думал, что когда-нибудь снова увижу тебя, Сасснек. — Голос его был низким и хриплым от виски и криков. — Я рад, что ты здесь.

Я выпрямилась.

— Не увидишь меня? Почему? Ты что, не верил, что я вытащу тебя оттуда?

Он криво улыбнулся.

— Ну… нет, я на это не надеялся. Просто я подумал — если скажу тебе об этом, ты заупрямишься и откажешься уходить.

— Я заупрямлюсь! — негодующе воскликнула я. — Кто бы говорил!

Наступило неловкое молчание. Я должна была кое о чем его спросить, это требовалось с медицинской точки зрения, но было весьма щекотливым в личном плане. И все-таки я решилась.

— Как ты себя чувствуешь?

Он закрыл глаза, они спрятались в тени и казались провалившимися, а спина напряглась. Широкий, изуродованный рот скривился — что-то среднее между усмешкой и гримасой.

— Не знаю, Сасснек. Я никогда себя так не чувствовал. Я хочу так много сделать, но мое сознание объявило мне войну, а тело обернулось предателем. Я хочу выбраться отсюда немедленно и бежать как можно быстрее. Я хочу ударить кого-нибудь. Господи, как я хочу кого-нибудь ударить! Я хочу сжечь тюрьму Вентворт дотла. Я хочу спать.

— Камень не горит, — рассудительно сказала я. — Может, лучше просто поспать.

Здоровая рука нащупала мою, а губы немного расслабились. Глаза оставались закрытыми.

— Я хочу крепко прижать тебя к себе, и поцеловать, и никогда не отпускать. Я хочу затащить тебя в мою постель и использовать, как шлюху, пока не забуду, что существую. А еще я хочу положить голову тебе на колени и зарыдать, как ребенок.

Уголок губ приподнялся, а глаза слегка приоткрылись.

— К несчастью, — сказал Джейми, — я не могу сделать ничего, кроме этого последнего, а от всего остального либо потеряю сознание, либо меня опять начнет выворачивать наизнанку.

— Ну, в таком случае, тебе стоит на этом и остановиться, а все остальное отложить на потом, — негромко рассмеялась я.

Пока мы устраивались, Джейми опять чуть не вырвало, но все же я уселась на кровать, прислонившись к стене, а он положил голову мне на колени.

— Что сэр Маркус вырезал у тебя на груди? — спросила я. — Клеймо? — уточнила я почти беззвучно, потому что он не ответил. Рыжая голова утвердительно шевельнулась.

— Метка Рэндалла, с его инициалами. — Джейми хохотнул. — Мало того, что я мог бы носить его метку всю жизнь, так еще пришлось позволить ему заняться кровавой росписью.

Его голова тяжело лежала у меня на бедре, дыхание, наконец, успокаивалось, он задремал. Белые бинты казались призрачными на фоне темного одеяла. Я ласково обвела пальцем ожог на плече, слабо блестевшем от прованского масла.

— Джейми?

— М-м?

— Ты сильно ранен?

Он проснулся и посмотрел мне в лицо, потом закрыл глаза и затрясся. Встревожившись, я решила, что задела какое-то непереносимое воспоминание, но вдруг поняла — он смеется, да так сильно, что из глаз потекли слезы.

— Сасснек, — сказал он, наконец, задыхаясь от смеха. — У меня осталось, может, шесть квадратных дюймов не порванной, не обожженной и не покрытой кровоподтеками кожи. Ранен ли я? — И снова затрясся, да так, что набитый сеном матрац зашуршал.

Немного сердито я сказала:

— Я имела в виду…

Но Джейми остановил меня, взяв здоровой рукой мою руку и поднеся ее к губам.

— Я знаю, что ты имела в виду, Сасснек, — повернул он ко мне голову. — Не бойся, те шесть дюймов, что остались целыми — у меня между ног.

Я оценила попытку пошутить, хотя шутка получилась довольно жалкая, и легонько шлепнула его по губам.

— Ты пьян, Джейми Фрэзер, — сказала я и задумалась. — Шесть, да?

— Ага, верно. Может, даже семь. О Боже, Сасснек, не заставляй меня опять смеяться, ребра этого не выдержат. — Я вытерла ему глаза подолом и дала глотнуть воды, приподняв коленом голову.

— В любом случае, я спрашивала не об этом, — произнесла я.

Сделавшись серьезным, Джейми сжал мою руку.

— Я знаю, — сказал он. — И не надо деликатничать. — Осторожно вздохнул и поморщился. — Я не ошибался, это не так больно, как порка. — Он закрыл глаза. — Но и удовольствие невелико. — Уголок его рта тронула горькая улыбка. — Во всяком случае, теперь я не буду страдать запорами.

Я вздрогнула, а Джейми стиснул зубы и отрывисто задышал.

— Прости, Сасснек. Я… я не думал, что меня это так заденет. А то, о чем ты спрашиваешь… это… все нормально. Никаких повреждений.

Я сделала над собой усилие и заставила голос звучать ровно и уверенно.

— Если не хочешь, можешь мне об этом не рассказывать. Но если тебе от этого станет легче… — Голос потерялся в неловком молчании.

— Я не хочу. — Джейми неожиданно заговорил горько и выразительно. — Я не хочу даже думать об этом, но, поскольку не собираюсь перерезать себе глотку, боюсь, выбора у меня нет. Нет, девочка, я не хочу рассказывать тебе об этом так же сильно, как ты не хочешь слушать… Но думаю, мне придется выложить все это, если я не хочу, чтобы оно меня задушило. — Это был просто взрыв горечи.

— Он хотел, чтобы я пресмыкался и умолял, Сасснек, и, клянусь Христом, я это делал. Я как-то говорил тебе, что можно сломать кого угодно, если по-настоящему хочешь причинить ему боль. Так вот он — хотел. Он заставил меня пресмыкаться, и заставил меня умолять. Он заставил меня делать и более ужасные вещи, и задолго до конца он заставил меня очень сильно желать смерти.

Джейми немного помолчал, глядя в огонь, потом глубоко вздохнул, поморщившись от боли.

— Хотел бы я, чтобы ты смогла облегчить мне этот груз, Сасснек, я страстно этого хочу, потому что теперь во мне нет покоя. Но это не ядовитая колючка, которую можно вытащить, если хорошо зацепишь. — Его здоровая рука лежала у меня на колене. Он сжал пальцы, потом распрямил их. Пламя камина окрашивало руку в красноватый цвет. — Это не перелом, который можно мало-помалу вправить, как ты сделала с моей рукой — я бы с радостью вытерпел эту боль. — Он сжал пальцы в кулак, положил его на мое колено и, нахмурившись, посмотрел на него.

— Это… трудно объяснить. Это… это как… думаю, у каждого где-то внутри есть такое местечко, очень личное, которое остается только твоим. Это как небольшая крепость, где живет самая личная часть тебя — может, это душа, а может, просто то, что делает тебя тобой, а не кем-то другим. — Он машинально потрогал языком распухшую губу.

— И ты никому этого не показываешь, только — иногда — тому, кого очень любишь. — Кулак разжался, пальцы охватили мое колено. Джейми опять закрыл глаза.

— Ну и вот, это как… как мою крепость взорвали черным порохом… и от нее ничего не осталось, только зола и дымящаяся балка, и то маленькое, нагое создание, которое в ней жило, оказалось снаружи, оно пищит и хнычет от страха, оно пытается спрятаться за травинкой или под листиком., но… ничего не п-получается… — Голос его прервался, и он повернул голову, спрятав лицо в подоле моего халата. Беспомощная, я могла только гладить его по голове.

Внезапно Джейми поднял голову. Его лицо так напряглось, словно готово было лопнуть по швам.

— Я несколько раз в жизни был близок к смерти, Клэр, но я никогда не хотел умирать. А в этот раз хотел. Я… — Голос снова прервался, и он замолчал, сильно сжимая мое колено, а когда заговорил, голос его был высоким и странно задыхающимся, будто он долго-долго бежал. — Клэр, ты можешь… я только… Клэр, держи меня. Если меня снова начнет трясти, я не смогу остановиться. Клэр, держи меня! — Он и в самом деле начал отчаянно дрожать и громко застонал, потому что дрожь передалась сломанным ребрам. Я боялась сделать ему больно, но еще больше боялась, что он не перестанет дрожать.

Я скорчилась над ним, обхватила за плечи и держала так сильно, как только могла, раскачиваясь взад и вперед, словно успокаивающий ритм мог остановить сотрясающие его спазмы. Одной рукой я охватила его затылок и впилась пальцами в мышцы, массировала их и надеялась, что они расслабятся. Наконец дрожь успокоилась, и голова измученного Джейми упала мне на колени.

— Прости, — пробормотал он через минуту нормальным голосом. — Я не хотел, чтобы так вышло. По правде говоря, мне действительно очень больно, кроме того, я чертовски пьян. Я не могу себя контролировать.

Чтобы шотландец признался, даже с глазу на глаз, что он пьян или что ему больно, подумала я — это нечто особенное.

— Тебе нужно поспать, — тихо произнесла я, все еще растирая ему шею. — Тебе это просто необходимо.

Я старалась, как могла, гладила и давила, и сумела добиться того, что он задремал.

— Мне холодно, — пробормотал Джейми. Горел яркий огонь, на кровати лежало несколько одеял, но пальцы его были ледяными.

— Ты в шоке, — рассудительно сказала я. — И потерял чертовски много крови.

Я огляделась, но и Макраннохи, и слуги давно отправились в собственные постели. Муртаг, надо полагать, все еще сидел в снегу и следил за тюрьмой Вентворт на случай преследования. Мысленно пожав плечами и наплевав на правила приличия, я сняла халат и ночную рубашку и забралась под одеяла.

Как можно осторожнее я прижалась к Джейми, согревая его теплом своего тела. Он, как маленький мальчик, уткнулся лицом мне в плечо. Я гладила его по голове, растирала застывшие мышцы на шее, стараясь не прикасаться к больным местам.

— Положи сюда голову, дружок, — сказала я, вспомнив Дженни и ее мальчика.

Джейми издал негромкий звук удовольствия.

— Так говорила мама, — пробормотал он. — Когда я был мальчишкой.

— Сасснек, — произнес он мне в плечо немного погодя.

— М-м?

— Кто такой, во имя Господа, Джон Уэйн?

— Ты, — ответила я. — Спи.