Суперинтендант Баттл - Тайна семи циферблатов

Агата Кристи

Тайна Семи Циферблатов

Глава 1

Кто рано встает…

Обаятельный молодой человек по имени Джимми Тесайгер пронесся вниз по большой лестнице особняка Чимниз, перепрыгивая через две ступеньки. Его появление было столь неожиданным, что он столкнулся с Тредуэллом, величественным дворецким, в тот момент, когда последний пересекал зал, неся новые порции горячего кофе. Никто не пострадал только благодаря изумительному присутствию духа и необычайной ловкости дворецкого.

– Прошу прощения, – извинился Джимми. – Скажите, Тредуэлл, я последний?

– Нет, сэр, мистер Уэйд еще не спускался.

– Хорошо, – сказал Джимми и вошел в столовую.

Столовая была не до такой степени заполнена, чтобы его не увидела хозяйка, взглянувшая на него весьма укоризненно, после чего Джимми испытал то же чувство дискомфорта, как обычно бывало у него, когда он смотрел в глаза мертвой трески в рыбной лавке. Черт возьми, почему эта женщина так на него смотрит? Спускаться к завтраку ровно в девять тридцать во время отдыха в деревне просто нереально. Правда, сейчас было уже четверть двенадцатого…

– Боюсь, я немного опоздал, леди Кут.

– О, ничего страшного, – произнесла леди Кут, скрывая недовольство.

На самом деле люди, опоздавшие к завтраку, очень возмущали ее. В первые десять лет супружеской жизни сэр Освальд Кут, тогда еще просто мистер, грубо говоря, закатывал скандалы, если завтрак ему подавали даже на полминуты позже восьми часов. И леди Кут была приучена считать непунктуальность непростительным смертным грехом. Привычки же умирают тяжело. И, будучи солидной дамой, она не могла не спрашивать себя, что хорошего могут сделать в жизни эти молодые люди, если они не умеют рано вставать. Как говорил сэр Кут репортерам и всем остальным: «Я отношу свой успех полностью на счет моей привычки рано вставать, умеренных расходов и разумного образа жизни».

Леди Кут была полной миловидной женщиной, но в ее облике угадывалось нечто трагическое. У нее были большие темные печальные глаза и глубокий голос. Художник, ищущий модель для картины «Рахель, оплакивающая своих детей», отнесся бы к леди Кут с восторгом. Столь же неотразимо выглядела бы она в мелодраме, играя глубоко несчастную жену злодея, бредущую сквозь снежную пелену.

Леди Кут производила такое впечатление, будто в жизни у нее было какое-то ужасное тайное горе. На самом же деле в ее жизни вообще не происходило никаких событий, кроме резкого скачка благосостояния сэра Освальда. В молодости она была веселым, ярким созданием, страшно влюбленным в Освальда Кута, предприимчивого молодого человека из велосипедной мастерской, расположенной по соседству со скобяной лавкой ее отца. Жили супруги очень счастливо, сначала в двух комнатках, потом в маленьком домике, доме побольше, затем последовательно в домах все увеличивающихся размеров, однако в недорогих районах для рабочих. Так продолжалось до тех пор, пока наконец сэр Освальд не достиг такой высоты положения, когда он и рабочие районы перестали устраивать друг друга – у него появилась возможность снять, к своему удовольствию, любые, самые большие и роскошные апартаменты в Англии. Чимниз был историческим местом, и, арендовав его на два года у маркиза Катерхэма, сэр Освальд понял, что он достиг высшей точки своих устремлений.

Леди Кут не разделяла его счастья до такой степени. Она чувствовала себя одинокой женщиной. Главным развлечением первых лет ее супружеской жизни были беседы с самой собой: она мысленно возвращалась в то время, когда была еще девушкой. Когда же «девушка» умножилась на три, основным разнообразием жизни леди Кут стали разговоры с домашней прислугой.

Однако и теперь, с кучей прислуги: дворецким, копией архиепископа, несколькими внушительной выправки лакеями, стадом суетящихся кухарок и судомоек, ужасающе темпераментным поваром-иностранцем, экономкой необъятных форм, которая скрипела и шуршала при каждом движении, – леди Кут все равно чувствовала себя высадившейся на необитаемый остров.

Тяжело вздохнув, она выплыла через стеклянную дверь, и Джимми Тесайгер, к большому своему облегчению, тут же угостился почками с беконом. Он видел, как леди Кут некоторое время постояла на террасе в трагической позе, затем собралась с духом и заговорила с Макдональдом, старшим садовником, обозревавшим обихаживаемые им владения взглядом самодержца. Макдональд был царь и бог среди всех старших садовников. Он знал свое призвание – править. И правил он деспотически.

Нервничая, леди Кут обратилась к нему:

– Доброе утро, Макдональд.

– Доброе утро, миледи.

Он говорил так, как должен говорить глава садовников, скорбно, но с достоинством, как император на похоронах.

– Я хотела узнать, можно ли собрать немного позднего винограда на десерт?

– Он еще не созрел для сбора, – ответил Макдональд.

Ответил вежливо, но твердо.

– О, – сказала леди Кут, прибавив храбрости. – Вчера я была на дальнем участке и попробовала виноград. По-моему, он уже созрел.

Макдональд взглянул на нее, и она едва не залилась краской. Ее заставили почувствовать, что она допустила непростительную вольность. Очевидно, покойная маркиза Катерхэм никогда до такой степени не нарушала приличий – не ходила в свои виноградники и не собирала там ничего собственноручно.

– Если вы приказываете, миледи, гроздь будет срезана и послана вам, – сурово произнес Макдональд.

– Спасибо, – сказала леди Кут. – Как-нибудь в другой раз.

– Виноград еще не созрел как следует для сбора.

– Я тоже так думаю, – пробормотала леди Кут.

Макдональд величественно молчал. Леди же Кут собралась с духом еще раз:

– Я хотела поговорить с вами о лужайке за розарием. Интересно, можно ли устроить там площадку для игры в гольф? Сэр Освальд очень любит эту игру.

«А почему бы и нет?» – подумала леди Кут. Она изучала историю Англии. Разве не играл в гольф сэр Френсис Дрейк со своими благородными товарищами у Арманды на виду? Самое джентльменское занятие, против которого у Макдональда не может быть разумных возражений. Но она недооценила доминирующую черту характера старшего садовника – противиться любому и каждому предложению.

– Ее нельзя использовать для этого, – уклончиво ответил Макдональд.

Он внес обескураживающий оттенок в свое замечание, но главной его целью было начать уничтожение леди Кут.

– Но, если ее почистить и… э… постричь и… э… и так далее… – с надеждой продолжала леди Кут.

– Да, – медленно процедил Макдональд. – Можно. Но для этого придется забрать Уильяма с нижнего уровня.

– О, – в сомнении сказала леди Кут.

Слова «нижний уровень» совершенно ничего ей не говорили, кроме неясного намека на какую-то шотландскую песню, но было ясно, что для Макдональда они являются непреодолимым препятствием.

– Это будет печально, – усилил напор Макдональд.

– Конечно, – сникла леди Кут. – Это так.

И удивилась, почему она согласилась так быстро.

Макдональд продолжал смотреть на нее тяжелым взглядом.

– Конечно, если это ваш приказ, миледи… – начал он снова, но приостановился.

Его тон был невыносим для леди Кут. Она тут же сдалась.

– О нет! – воскликнула она. – Я понимаю вас, Макдональд. Нет, Уильяму лучше остаться на нижнем уровне.

– Я так и думал, миледи, – осознал свой верх Макдональд.

– Да, – окончательно уступила леди Кут. – Да, конечно.

– Я был уверен, что вы поймете, миледи, – добавил Макдональд.

– О, конечно, – повторила леди Кут.

Макдональд притронулся к своей шляпе, повернулся и удалился.

Леди Кут обреченно вздохнула и посмотрела ему вслед.

Джимми Тесайгер, насытившись почками с беконом, вышел на террасу, остановился рядом с леди Кут и тоже вздохнул, но совершенно по-другому.

– Славное утро, а? – заметил он.

– Да? – переспросила леди Кут. – О да, думаю, что да. Я не заметила.

– А где все? Катаются на озере?

– Думаю, да. Я хочу сказать, не удивилась бы, если бы так оно и было.

Леди Кут резко повернулась и поспешила в дом. Тредуэлл вошел следом и занялся кофейником.

– Скажите, – спросила леди Кут, – мистер… э… мистер…

– Уэйд, миледи?

– Да, мистер Уэйд. Разве он еще не спустился?

– Нет, миледи.

– Уже очень поздно.

– Да, миледи.

– О боже. Я надеюсь, он когда-нибудь спустится, Тредуэлл?

– Несомненно, миледи. Вчера мистер Уэйд спустился в половине двенадцатого, миледи.

Леди Кут мельком взглянула на часы. Было без двадцати двенадцать.

– Не везет вам, Тредуэлл. Нужно все убрать, а к часу уже накрыть стол для ленча.

– Я знаком с привычками молодых джентльменов, миледи.

Возражение было хоть и вежливым, но явным. Так кардинал Святой Церкви мог бы упрекнуть язычника или атеиста, нечаянно преступившего нормы, предписанные великой верой.

Вторично в это утро леди Кут чуть не покраснела. Но тут, к ее облегчению, внезапно отворилась дверь и в комнату заглянул серьезный молодой человек в очках:

– Вот вы где, леди Кут. Сэр Освальд хочет вас видеть.

– Иду, мистер Бейтмен.

И леди Кут поспешила из комнаты.

Руперт Бейтмен, личный секретарь сэра Освальда, направился через стеклянную дверь в ту сторону, где грелся на солнышке Джимми Тесайгер.

– Привет, Орангутанг, – сказал Джимми. – Думаю, пора пойти потрепаться с подружками. Ты идешь?

Бейтмен покачал головой и, пройдя по террасе, свернул в дверь библиотеки. Джимми довольно усмехнулся его удаляющейся спине. Они с Бейтменом вместе учились в школе, Бейтмен и тогда был серьезным мальчиком в очках, которого прозвали Орангутангом совершенно без всяких на то причин.

Орангутанг, размышлял Джимми, остался таким же ослом, каким был и раньше. Слова «жизнь истинна и серьезна», должно быть, написаны специально для него.

Джимми зевнул и медленно побрел к озеру. Там были три девушки, самые обычные: две темноволосые с короткой стрижкой и одна блондинка, но тоже коротко подстриженная. Ту, которая хихикала больше всех, звали, как ему удалось расслышать, Хелен, другую – Нэнси, а к третьей почему-то обращались – Конфетка. С ними были двое друзей Джимми – Билл Эверслей и Ронни Деврё, которые лишь ради красивых глаз состояли на службе в министерстве иностранных дел.

– Привет! – сказала Нэнси, а может, Хелен. – Джимми идет. А где этот, как его там?

– Не хочешь ли ты сказать, – воскликнул Билл Эверслей, – что Джерри Уэйд еще не встал? С этим надо что-то делать!

– Если он будет таким беспечным, – сказал Ронни Деврё, – то когда-нибудь прозевает свой завтрак! Окажется, что уже ужин, когда он скатится наконец вниз.

– Стыдно, – высказалась девушка по прозвищу Конфетка. – Это так беспокоит леди Кут! Она все больше и больше становится похожа на курицу, которая хочет снести яйцо и не может. Очень плохо.

– Давайте вытащим его из постели, – предложил Билл. – Давай, Джимми!

– Будем более утонченными, – жеманно скривилась Конфетка. Она ужасно любила слово «утонченный» и употребляла его, где только могла.

– Я не утонченный, – ответил Джимми. – Я не знаю, что это такое.

– Давайте соберемся и придумаем что-нибудь завтра утром, – уклончиво предложил Ронни. – Ну, разбудим его часов в семь. Экономка будет потрясена. Тредуэлл потеряет свои фальшивые бакенбарды и выронит кофейник, а с леди Кут случится истерика, и в обмороке она упадет на руки Билла – Билл будет носильщиком. Сэр Освальд скажет: «Ха!» – и акции на его сталь возрастут, а Орангутанг выразит свои эмоции тем, что швырнет наземь очки и растопчет их!

– Вы не знаете Джерри, – возразил Джимми. – Полагаю, достаточное количество холодной воды, залитой в определенное место, могло бы разбудить его. Но он перевернется на другой бок и заснет опять.

– Следует придумать что-нибудь более утонченное, чем холодная вода, – продолжала жеманиться Конфетка.

– Что? – грубовато спросил Ронни.

Ответа ни у кого не было.

– Мы должны что-нибудь придумать! – настаивал Билл. – У кого есть идеи?

– У Орангутанга, – ответил Джимми. – А вот и он! Как всегда, несется словно на пожар. У Орангутанга всегда варил котелок. Это было его несчастьем с самого детства. Спросим его!

Мистер Бейтмен терпеливо выслушал бессвязные объяснения, продолжая оставаться в стартовой позе. Он предложил решение без малейшего промедления.

– Я бы выбрал будильник, – живо сказал он. – Я сам всегда пользуюсь им, чтобы не проспать. Я думаю, утренний чай, который бесшумно разносят по комнатам, вряд ли способен разбудить кого-либо.

И он поспешил прочь.

– Будильник. – Ронни покачал головой. – Один будильник. Нужно около дюжины, чтобы побеспокоить Джерри Уэйда!

– А почему бы и нет?! – сказал с внезапной убежденностью Билл. – Я понял! Давайте поедем на рынок и все купим по будильнику.

Начались обсуждения, прерываемые смехом. Билл и Ронни отправились за машинами. Джимми было поручено выяснить обстановку в столовой. Вернулся он быстро.

– Он там. Наверстывает упущенное, заглатывая тосты с вареньем. Как же нам не дать ему увязаться за нами?

Было решено договориться с леди Кут, чтобы она подыграла им. С этим справились Джимми, Нэнси и Хелен. Леди Кут была сбита с толку и встревожена:

– Подшутить? Вы будете осторожны, мои милые, не правда ли? Я имею в виду, вы не будете ломать мебель, крушить вещи и поливать все водой? Вы знаете, мы возвращаем дом владельцу на следующей неделе, и я бы не хотела, чтобы лорд Катерхэм подумал…

– Все будет в порядке, леди Кут. Бандл Брент, дочь лорда Катерхэма, моя отличная подруга, а она уж ни перед чем не остановится, абсолютно ни перед чем! Поверьте мне. И, кроме того, никакого ущерба мы не нанесем. Это будет тихая безобидная шутка.

– Утонченная, – добавила Конфетка.

Леди Кут печально прогуливалась по террасе, когда из столовой появился Джерри Уэйд. Если Джимми Тесайгер был светловолосым румяным молодым человеком, то о Джеральде Уэйде можно было сказать только то, что волосы его были еще более светлыми, а щеки более румяными, и бессмысленное выражение лица по контрасту с Джимми делало лицо Уэйда довольно умным.

– Доброе утро, леди Кут, – сказал Джеральд Уэйд. – А где все остальные?

– Уехали на рынок, – ответила леди Кут.

– Зачем?

– Это какая-то шутка, – сказала леди Кут своим глубоким печальным голосом.

– Довольно раннее утро для шуток, – заметил мистер Уэйд.

– Не такое уж раннее, – многозначительно возразила леди Кут.

– Боюсь, немного поздновато я спустился сегодня, – сказал мистер Уэйд с очаровательной искренностью. – Удивительная вещь: где бы я ни ночевал, всегда спускаюсь к завтраку позже всех!

– Очень удивительно, – подтвердила леди Кут.

– И не знаю, почему это, – размышлял вслух мистер Уэйд. – Просто не представляю.

– А почему бы вам не вставать раньше? – предложила леди Кут.

– О! – воскликнул мистер Уэйд. Простота решения ошеломила его.

Леди Кут серьезно продолжала:

– Сэр Освальд столько раз повторял, что для молодого человека, желающего достичь чего-то в жизни, нет ничего лучше режима дня.

– О, я знаю, – ответил мистер Уэйд. – И мне приходится соблюдать его в городе. То есть я должен быть в нашем веселом старом министерстве иностранных дел к одиннадцати часам. Вы не должны думать, леди Кут, будто я бездельник. Послушайте, какие ужасно веселые цветочки растут у вас там на нижнем уровне! Не помню, как они называются, но у нас дома тоже есть немного этих розовых… Как же их там?.. Моя сестра страшно любит заниматься цветоводством!

Леди Кут немедленно заинтересовалась этим:

– А какие у вас садовники?

– О, всего один! Какой-то старый недотепа. Ничего не соображает, но выполняет все, что ему скажут. А это большое дело, не так ли?

Леди Кут согласилась, и в голосе ее отразилась такая глубина чувств, какая бы сделала честь трагической актрисе. И они пустились в рассуждения о несправедливостях садовников.

Между тем экспедиция проходила успешно. Хозяин главного магазина рынка был определенно сбит с толку внезапно нахлынувшей толпой, требующей будильники.

– Жаль, что с нами нет Бандл, – пробормотал Билл. – Ты знаешь ее, Джимми? Она тебе понравится! Она чудесная девчонка, в самом деле, то, что надо! И заметь, с головой на плечах. Ты знаешь ее, Ронни?

Ронни отрицательно покачал головой.

– Не знаешь Бандл? Где ты воспитывался? Она чудо!

– Будь чуть более утонченным, Билл, – сказала Конфетка. – Перестань трещать о своих подружках и займись делом.

Мистер Мургатройд, владелец «Магазинов Мургатройда», принялся упражняться в красноречии:

– Если вы позволите посоветовать вам, мисс, то я бы не стал брать эти часы за семь шиллингов одиннадцать пенсов. Это хорошие часы, я отнюдь не умаляю их достоинств, заметьте, но я бы очень советовал вот эти, за десять шиллингов шесть пенсов. Они стоят лишних денег. Надежность, вы понимаете? Я бы не хотел, чтобы вы потом сказали…

Для всех было совершенно очевидным, что мистера Мургатройда нужно отключить, как кран в умывальнике.

– Нам не нужны надежные часы, – перебила его Нэнси.

– Они должны идти один день, и все, – добавила Хелен.

– Нам не нужны утонченные часы, – сказала Конфетка. – Нам нужны часы с хорошим, громким звонком.

– Нам нужны, – начал Билл, но не смог закончить, так как Джимми, обнаруживший склонность к технике, в этот момент разобрался в устройстве механизма. На следующие пять минут магазин превратился в ад – на все голоса надрывно звонили множество будильников.

Наконец остановились на шести лучших образцах.

– Вот что я вам скажу, – заявил щедрый Ронни. – Я куплю один для Орангутанга. Это его идея, и будет некрасиво, если он останется в стороне. Он непременно должен участвовать.

– Правильно! – согласился Билл. – Я куплю еще один для леди Кут. Чем больше их будет, тем веселее! Леди Кут и сейчас трудится для нас, морочит голову старине Джерри.

И действительно, именно в этот момент леди Кут рассказывала в подробностях нескончаемую историю о Макдональде и вожделенном винограде и была очень довольна собой.

Продавец упаковал часы и принял за них оплату. Мистер Мургатройд смотрел на отъезжающие машины с озадаченным выражением лица. Очень энергична золотая молодежь в наше время, очень энергична, но не всегда понятна. Он с облегчением повернулся обслужить жену викария, пришедшую за новым чайником.

Глава 2

Заботы с будильниками

– Ну а куда мы поставим их?

Обед был окончен. Леди Кут опять проинструктировали о ее обязанностях по отвлечению внимания мистера Уэйда. Неожиданно на помощь пришел сэр Освальд, предложив сыграть в бридж, хотя «предложил» не совсем верное слово. Сэр Освальд, один из «флагманов нашей промышленности», просто выразил пожелание, и все вокруг немедленно поспешили поддержать желание великого человека.

Руперт Бейтмен и сэр Освальд играли в паре против леди Кут и Джеральда Уэйда, что было очень удачным разделением. Сэр Освальд играл в бридж, как делал и все остальное, чрезвычайно хорошо, любил он также и то, чтобы у него был соответствующий партнер. Бейтмен был настолько же квалифицирован в игре, как и в секретарском деле. Оба они понимали друг друга с полувзгляда, обмениваясь лишь короткими, отрывистыми фразами: «Две без козыря… пара… три пики». Леди Кут и Джеральд Уэйд были любезны и доброжелательны в игре, причем молодой человек не уставал повторять после каждой партии тоном искреннего восхищения: «Знаете, вы сыграли просто великолепно!» – и леди Кут каждый раз находила это новым и невероятно лестным. И карта продолжала им идти.

Считалось, что все остальные танцуют под радиоприемник в большом зале. В действительности же они сгрудились у дверей спальни Джеральда Уэйда, стараясь соблюдать тишину, все же нарушаемую сдавленными смешками и громким тиканьем часов.

– В ряд под кровать, – предложил Джимми в ответ на вопрос Билла.

– На сколько поставим стрелки? Чтобы вместе зазвенели или по очереди?

Этот вопрос обсуждался очень горячо. Одна группа утверждала: чтобы разбудить такого чемпиона среди сонь, как Джерри Уэйд, необходим совместный трезвон восьми будильников. Другая настаивала на длительном и непрерывном звоне.

Наконец победили последние. Часы были заведены, чтобы звонить последовательно, один за другим, начиная с 6.30.

– Надеюсь, – заявил Билл, – это послужит для него уроком!

– Тихо, слушайте! – шепнула Конфетка.

Припрятывание часов не успело начаться, как возникла помеха.

– Тс-с! – Джимми приставил палец к губам. – Кто-то поднимается по лестнице.

Не лопнет ли затея?

– Все в порядке, – успокоил Джимми. – Это Орангутанг.

Будучи свободным при очередной сдаче, мистер Бейтмен шел в свою комнату за носовым платком. По пути он остановился и окинул взглядом приготовления друзей, после чего тут же сделал замечание, простое и практичное:

– Он услышит их тиканье, когда будет ложиться спать.

Заговорщики в растерянности посмотрели друг на друга.

– Что я вам говорил! – произнес Джимми почтительным тоном. – У Орангутанга всегда работала голова!

Обладатель работающей головы пошел дальше.

– Это точно, – признал Ронни Деврё, склонив набок голову. – Восемь будильников, тикающих вместе, создают чертовский шум. Даже старина Джерри, каким бы он ни был ослом, и тот заметит. И догадается, что что-то не так.

– Сомневаюсь, – сказал Джимми Тесайгер.

– В чем?

– В том, что он такой осел, как мы думаем.

Ронни уставился на него:

– Мы все отлично знаем старину Джеральда.

– В самом деле? – переспросил Джимми. – Я иногда думаю, что не так это просто – строить из себя осла, как это делает старина Джерри.

Все внимательно посмотрели на него. Лицо Ронни было очень серьезным.

– Джимми, – сказал он, – ты тоже не дурак!

– Второй Орангутанг! – поддержал Билл.

– Мне это просто пришло в голову, вот и все, – стал оправдываться Джимми.

– Давайте не будем такими утонченными! – воскликнула Конфетка. – Что будем делать с часами?

– Орангутанг возвращается. Спросим его! – предложил Джимми.

Орангутанг, направив свой великий мозг на решение новой проблемы, тут же выдал решение:

– Подождите, пока он ляжет в постель и заснет, потом потихоньку войдите в комнату и поставьте будильники на пол.

– Малыш Орангутанг опять прав, – согласился Джимми. – Забираем пока часы и спускаемся вниз, чтобы не было подозрений.

Игра в бридж продолжалась с незначительными изменениями. Сэр Освальд теперь играл со своей женой и добросовестно указывал ей на все ошибки, которые она допускала во время игры. Леди Кут воспринимала замечания своего мужа добродушно и с полным отсутствием малейшего интереса. Она повторяла снова и снова:

– Понимаю, дорогой. Как мило, что ты подсказал мне.

И продолжала делать точно такие же ошибки.

В перерывах между сдачами Джеральд Уэйд говорил Орангутангу:

– Отлично сыграно, партнер, чертовски отлично сыграно!

Билл Эверслей с Ронни Деврё занимались подсчетами:

– Допустим, он ляжет спать около двенадцати. Сколько, по-твоему, нам ему дать? Около часа?

Деврё зевнул:

– Странное дело, обычно я иду баиньки в три ночи, а сегодня, зная, что нам придется немного посидеть, я все отдал бы, чтобы мамочка уложила меня в постельку сейчас же!

И каждый признал, что чувствует то же.

– Дорогая моя Мария! – В голосе сэра Освальда звучало легкое раздражение. – Сколько раз я тебе говорил не колебаться, когда решаешь, прорезать карты или нет! Ты раскрываешь все свои комбинации!

У леди Кут был готов на это отличный ответ, а именно, что сэр Освальд, как свободный от сдачи, не имеет права комментировать игру. Но она не сказала этого. Она только ласково улыбнулась, легла своей обширной грудью на стол и твердым взглядом уставилась в карты Джеральда Уэйда, сидящего справа от нее.

Ее тревоги улетучились, когда к ней пришла дама, леди Кут пошла с валета, взяла взятку и стала открывать карты.

– Четыре взятки и роббер! – объявила она. – Да, это была большая удача – взять здесь четыре взятки!

– Удача, – пробормотал Джерри Уэйд, отодвинув стул и присоединившись к своим друзьям, стоящим у камина. – Она называет это удачей! За этой женщиной нужен глаз да глаз!

Леди Кут собирала банкноты и серебро.

– Знаю, я не отличный игрок, – объявила леди Кут скорбным тоном, в котором тем не менее звучал оттенок самодовольства. – Но мне везет в игре.

– Ты никогда не станешь отличным игроком в бридж, Мария, – сказал сэр Освальд.

– Да, дорогой, – согласилась леди Кут. – Я знаю. Ты всегда говорил так. Но я стараюсь изо всех сил.

– Это правда, – пробормотал Джерри Уэйд вполголоса. – Возражений нет. Она кладет голову вам на плечо, если по-другому ей не удается заглянуть в ваши карты.

– Я знаю, что стараешься, – сказал сэр Освальд. – Просто у тебя нет чувства карт.

– Дорогой, – улыбнулась леди Кут. – Ты всегда мне это говоришь. И ты должен мне еще десять шиллингов, Освальд.

– Вот как? – удивился сэр Освальд.

– Да. Тысяча семьсот, значит, восемь фунтов десять шиллингов. Ты дал мне только восемь фунтов.

– Боже! – воскликнул сэр Освальд. – Виноват!

Леди Кут грустно улыбнулась ему. Она очень любила своего мужа, но не собиралась дать ему надуть себя на десять шиллингов. Сэр Освальд протянул руку к боковому столику и угостился виски с содовой. Было уже половина первого, когда он пожелал всем спокойной ночи.

Ронни Деврё, комната которого находилась рядом со спальней Джеральда Уэйда, поручили следить за развитием событий. Без четверти два он обошел всех, царапаясь в двери, и вся компания, одетая в пижамы и ночные рубашки, хихикая, перешептываясь и подталкивая друг друга, была в сборе.

– Он выключил свет около двадцати минут назад, – доложил Ронни хриплым шепотом. – Я думал, никогда не дождусь. Я только что открывал дверь посмотреть, как он. Похоже, готов. Ну что?

Опять были торжественно собраны часы, но вдруг возникло новое препятствие.

– Мы не можем все туда ввалиться. Этому не будет конца. Нужно, чтобы кто-нибудь один сделал это, а остальные будут подавать ему игрушки на пороге.

Сразу возник горячий спор о выборе лучшей кандидатуры для выполнения плана.

Трех девушек сразу же исключили на том основании, что они будут хихикать. Билл Эверслей был отклонен по причине своего роста, веса и тяжелой походки, а также общей неуклюжести, что он, впрочем, яростно отрицал. Джимми Тесайгер и Ронни Деврё тоже были признаны неподходящими, и в конце концов подавляющее большинство высказалось в пользу Руперта Бейтмена.

– Орангутанг – вот кто нам нужен, – заявил Джимми. – Он ходит как кот. И даже если Джерри проснется, Орангутанг всегда сможет придумать какую-нибудь ерунду в свое оправдание. Придумать что-нибудь правдоподобное, что успокоит его и не даст возникнуть подозрениям.

– Что-нибудь утонченное, – задумчиво предположила Конфетка.

– Именно, – подтвердил Джимми.

Орангутанг справился с задачей четко и аккуратно. Осторожно открыв дверь спальни, он исчез в темноте, унося с собой два самых больших будильника. Через минуту-другую он появился на пороге и получил еще пару, потом еще и еще. Наконец он вышел из комнаты. Все затаили дыхание и прислушались. Равномерное дыхание Джеральда Уэйда еще можно было услышать, но его заглушало и растворяло в себе ликующее и торжественное тиканье восьми будильников мистера Мургатройда.

Глава 3

Шутка, которая провалилась

– Двенадцать часов! – в отчаянии воскликнула Конфетка.

Шутка обернулась ситуацией нешуточной. Что касается будильников, то они оказались на высоте. Они гремели с непревзойденной силой и мощью, которая вышвырнула из постели Ронни Деврё со смутной мыслью о наступлении дня Страшного суда. Если такое ощущение было в соседней комнате, то что же должно твориться рядом?! Ронни выскочил в коридор и приник ухом к щели в двери.

Он ожидал услышать ругань, ожидал ее в самоуверенном предвкушении. Но не услышал ничего. То есть он не услышал ничего такого, что ожидал. Часы тикали вовсю – громко, надменно, раздражающе. И вдруг зазвонили вторые часы – резко зазвонили, оглушительно, так, что были способны вызвать острый приступ раздражения даже у глухого.

Сомнений не было – часы славно справились со своей ролью. Они сделали все и даже больше, чем обещал мистер Мургатройд. Но, очевидно, они встретили достойного противника в лице Джеральда Уэйда.

Компания находилась на пути к унынию.

– Это не человек, – проворчал Джимми Тесайгер.

– Возможно, он подумал, что где-то звонит телефон, повернулся на другой бок и снова заснул, – предположила Хелен, а может, Нэнси.

– Мне это кажется очень странным, – серьезно сказал Руперт Бейтмен, – думаю, ему нужно показаться врачу.

– Какое-нибудь заболевание барабанных перепонок, – с надеждой высказался Билл.

– По-моему, не мы над ним подшутили – он над нами, – оценила ситуацию Конфетка. – Конечно, он проснулся, но решил надуть нас, притворившись, что ничего не слышал.

Все посмотрели на Конфетку с уважением и восхищением.

– Это мысль! – сказал Билл.

– Он утонченный, вот в чем дело, – пояснила Конфетка. – Вот увидите, сегодня он встанет к завтраку еще позже, чтобы проучить нас.

Так как часы показывали уже начало первого, общая мысль склонилась в пользу теории Конфетки. Сомневался один только Ронни Деврё:

– Вы забыли, я ведь был прямо за дверью, когда зазвонил первый будильник. Что бы Джерри ни решил сделать потом, первый трезвон должен был хотя бы удивить его. И он бы хоть что-то сделал! Куда ты поставил их, Орангутанг?

– На маленький столик прямо ему под ухо, – ответил мистер Бейтмен.

– Очень разумно с твоей стороны, Орангутанг, – сказал Ронни. – Теперь скажи, – повернулся он к Биллу, – если чертов колокол загремит в нескольких сантиметрах от твоего уха в полседьмого утра, что ты скажешь на это?

– О господи! – начал Билл. – Я скажу… – И запнулся.

– Правильно, – сказал Ронни. – Я скажу то же самое. И любой скажет. Реакция нормального человека, как говорится. Так вот, этого не случилось! Поэтому я согласен, что Орангутанг, как всегда, прав и у Джерри скрытая форма заболевания барабанных перепонок.

– Уже двадцать минут первого, – грустно сообщила одна из девушек.

– Послушайте, – медленно произнес Джимми, – это уже слишком, вам не кажется? Шутки шутками, но эта зашла слишком далеко. Бросает тень на Кутов.

Билл внимательно посмотрел на него:

– Ты о чем?

– Ну, – пояснил Джимми, – в любом случае это не похоже на старину Джерри.

Трудно выразить словами то, что он имел в виду. Он не хотел говорить многого, но все же… Он увидел, что на него смотрит Ронни. Ронни был явно встревожен… В этот момент в комнату вошел Тредуэлл и в нерешительности огляделся.

– Я думал, мистер Бейтмен здесь, – объяснил он извиняющимся тоном.

– Только что вышел, – ответил ему Ронни. – Чем-нибудь помочь?

Тредуэлл перевел взгляд на Джимми Тесайгера и снова взглянул на Ронни. Оба молодых человека, не сговариваясь, вышли за ним из комнаты. Тредуэлл осторожно закрыл за собой дверь столовой.

– Ну, что случилось? – спросил Ронни.

– Мистер Уэйд все еще не спустился, сэр, и я взял на себя смелость послать Уильямса к нему в комнату.

– Дальше!

– Уильямс только что прибежал в большом волнении, сэр. – Тредуэлл остановился, собираясь с духом. – Боюсь, сэр, несчастный молодой джентльмен, должно быть, скончался во сне.

Джимми и Ронни в недоумении уставились на него.

– Глупости! – вскричал наконец Ронни. – Это невозможно! Джерри… – Вдруг его лицо изменилось. – Я… я побегу посмотрю. Этот дурак Уильямс, наверное, ошибся!

Тредуэлл протянул руку и задержал его. Со странным, неестественным чувством отрешенности Джимми понял, что дворецкий является хозяином положения.

– Нет, сэр, Уильямс не ошибся. Я уже послал за доктором Картрайтом и взял на себя смелость запереть дверь. И собираюсь сообщить сэру Освальду о случившемся. Теперь мне нужно найти мистера Бейтмена.

Тредуэлл поспешил прочь. Ронни стоял ошеломленный.

– Джерри… – пробормотал он про себя.

Джимми взял своего друга под руку и направился с ним через боковую дверь в укромную часть террасы. Там он заставил его сесть.

– Успокойся, парень, – мягко сказал он. – Сейчас ты придешь в себя.

Но смотрел он на него как-то странно. Он и не подозревал, что Ронни был таким близким другом Джерри Уэйда.

– Бедняга Джерри, – задумчиво произнес он. – Если кто и выглядел здоровяком, так это он.

Ронни кивнул.

– Эта шутка с часами кажется теперь такой отвратительной, – продолжал Джимми. – Странно, почему комедия так часто превращается в трагедию?

Он говорил что придет в голову, просто давая Ронни время оправиться. Тот нетерпеливо зашевелился:

– Когда же придет врач? Хотел бы я знать…

– Что знать?

– Отчего он… умер.

Джимми поджал губы.

– Сердце? – предположил он.

Ронни коротко и мрачно усмехнулся.

– Послушай, Ронни, – начал Джимми.

– Что?

Джимми с трудом подбирал слова:

– Ты не хочешь сказать… ты не думаешь, то есть тебе не пришло в голову, что… что, ну, я имею в виду, его не стукнули по голове или что-нибудь в этом роде? Тредуэлл запер дверь, и все такое…

Джимми казалось, что его слова заслуживают ответа, но Ронни продолжал молча смотреть прямо перед собой.

Джимми покачал головой и снова замолчал. Он не думал, что сейчас можно что-нибудь сделать. Оставалось только ждать. Он и ждал.

Их молчание прервал Тредуэлл:

– Доктор хотел бы увидеться с вами, джентльмены, в библиотеке, если вы не возражаете.

Ронни вскочил. Джимми последовал за ним.

Доктор Картрайт был худым энергичным молодым человеком с умным лицом. Он приветствовал их коротким кивком. Орангутанг, выглядевший еще более серьезным и умным, чем обычно, представил их друг другу.

– Я понял так, что вы были близким другом мистера Уэйда, – сказал доктор Ронни.

– Его лучшим другом.

– Хм. Что ж, дело представляется совершенно ясным, хотя и печальным. Он выглядел очень здоровым молодым человеком. Вы не знаете, у него была привычка принимать что-нибудь перед сном?

– Перед сном? – поразился Ронни. – Он всегда спал как сурок!

– И вы никогда не слышали, чтобы он жаловался на бессонницу?

– Никогда.

– Ну, факты не вызывают сомнений. Тем не менее, думаю, все же будет проведено расследование.

– Как он умер?

– В этом не приходится сомневаться – чрезмерная доза хлорала. Лекарство было у его постели, и флакон, и стакан. Прискорбно.

Джимми задал вопрос, который, он чувствовал, крутился на языке его друга:

– Нет сомнения в том, что это… что с этим все чисто?

Врач резко взглянул на него:

– Почему вы спрашиваете? Есть какие-то причины для подозрений?

Джимми взглянул на Ронни. Если Ронни знал что-нибудь, теперь было самое время сказать об этом. Но, к его удивлению, Ронни отрицательно покачал головой.

– Абсолютно никаких, – внятно сказал он.

– А самоубийство?

– Ни в коем случае.

Ронни был категоричен, в отличие от врача, который не был настолько в этом убежден.

– О каких его проблемах вы знаете? Денежные затруднения? Женщины?

Ронни опять покачал головой.

– А его родственники? Они должны быть поставлены в известность.

– У него есть сестра. Единокровная. Живет в Дин-Прайори. Миль двадцать отсюда. Когда Джерри не было в городе, он жил у нее.

– Хм, – сказал врач. – Ей надо сообщить.

– Я съезжу, – сказал Ронни. – Неприятное занятие, но кому-то надо это сделать. – Он взглянул на Джимми: – Ты знаешь ее?

– Немного. Танцевали пару раз.

– Тогда поедем на твоей машине. Ты не возражаешь? Боюсь браться за это один.

– Конечно, – успокоил его Джимми. – Я сам собирался предложить тебе это. Пойду заводить старый драндулет.

Он был рад найти себе занятие. Поведение Ронни озадачивало его. Что он знает или подозревает? И почему он не сказал о своих подозрениях, если они у него есть, врачу?

И вскоре два друга неслись в машине Джимми, бесшабашно пренебрегая такой, по их мнению, ерундой, как ограничение скорости.

– Джимми, – произнес наконец Ронни, – я думаю, ты лучший мой друг… теперь.

– Ну и что? – спросил Джимми. Голос его охрип.

– Хочу сказать тебе кое-что. Тебе нужно это знать.

– О Джерри Уэйде?

– Да, о Джерри Уэйде.

Джимми ждал:

– Ну?

– Не знаю, могу ли я…

– Почему?

– Я связан своего рода обещанием.

– Ну, тогда, может, лучше не надо?

Наступило молчание.

– И все же я бы хотел… Знаешь, Джимми, у тебя голова работает лучше моей.

– Могла бы и твоя работать не хуже! – резко сказал Джимми.

– Нет, не могу! – внезапно решил Ронни.

– Ладно, – ответил Джимми. – Дело твое.

После долгого молчания Ронни спросил:

– Какая она?

– Кто?

– Эта девушка. Сестра Джерри.

Джимми молчал некоторое время, затем ответил изменившимся голосом:

– Она в порядке. Знаешь, она что-то потрясающее!

– Джерри был очень предан ей, я знаю. Часто рассказывал о ней.

– И она была очень предана Джерри. Это будет удар для нее.

– Да, чертово дело.

Они молчали, пока не подъехали к Дин-Прайори.

Служанка сказала, что мисс Лорейн в саду. А если они хотят увидеть миссис Коукер…

Джимми красноречиво объяснил, что они не хотят увидеть миссис Коукер.

– Кто эта миссис Коукер? – спросил Ронни, когда они вошли в несколько запущенный сад.

– Старая селедка, которая живет с Лорейн.

Они ступили на мощеную дорожку. В конце ее стояла девушка с двумя черными спаниелями. Небольшого роста, светловолосая, одетая в старенький, потертый твидовый костюм. Ронни совсем не такой ожидал увидеть мисс Уэйд. Она совсем не во вкусе Джимми.

Держа одну собаку за ошейник, она пошла по дорожке навстречу им.

– Добрый день, – сказала она. – Не обижайтесь на Элизабет. Она только что ощенилась и сейчас очень подозрительна.

Мисс Уэйд держалась необычайно свободно, и, когда улыбалась, казалось, что неяркая дикая роза озаряет своим светом ее щеки. Глаза же были темно-синими, как васильки.

Вдруг глаза ее расширились. В них мелькнула тревога. Как будто она уже догадалась.

Джимми поспешил заговорить:

– Это Ронни Деврё, мисс Уэйд. Вы должны были много слышать о нем от Джерри.

– О да! – Она одарила его теплой, доброй улыбкой. – Вы оба были в Чимниз, правда? Почему вы не привезли с собой Джерри?

– Мы… э… не смогли, – сказал Ронни и замолчал.

Опять Джимми заметил вспышку страха в ее глазах.

– Мисс Уэйд, – сказал он, – я боюсь, то есть у нас плохие новости для вас.

Она тревожно взглянула на него:

– Джерри?

– Да. Джерри. Он…

Она в нетерпении топнула ножкой:

– О, говорите, говорите! – И вдруг повернулась к Ронни: – Скажите вы!

Джимми почувствовал укол ревности, и в этот момент он понял то, в чем так долго не хотел себе признаваться. Он понял, почему Хелен, Нэнси и Конфетка были просто «девочками» для него, и не более того.

Как сквозь преграду, до него донеслись слова Ронни:

– Да, мисс Уэйд. Я скажу вам. Джерри умер.

Присутствие духа не оставило ее. У нее перехватило дыхание, она отшатнулась, но через минуту-другую уже в волнении спрашивала:

– Когда? Как?

Ронни отвечал ей мягко, как мог.

– Снотворное?.. Джерри?! – Голос ее был полон недоверия.

Джимми взглянул на нее. Это был почти предупреждающий взгляд. Внезапно он почувствовал, что в своей наивности Лорейн может сказать лишнее.

В свою очередь он объяснил необходимость расследования так мягко, как это было возможно. Лорейн вздрогнула. Она отклонила их предложение взять ее с собой в Чимниз, но пообещала приехать позже. У нее есть свой двухместный автомобиль.

– Мне нужно побыть… побыть одной сначала, – жалобно сказала она.

– Я понимаю, – ответил Ронни.

– Хорошо, – согласился Джимми.

Они смотрели на нее, чувствуя неловкость и беспомощность.

– Большое вам спасибо, что вы приехали.

Они уехали назад в молчании, ощущая какую-то скованность, возникшую между ними.

– Боже мой! Какая отважная девушка! – только однажды нарушил молчание Ронни.

Джимми согласился с ним.

– Джерри был моим другом, – добавил Ронни. – Теперь моя обязанность присматривать за ней.

– О да! Конечно.

Больше они не разговаривали.

В Чимниз Джимми ждала встреча с заплаканной леди Кут.

– Бедный мальчик! – повторяла она. – Бедный мальчик!

Джимми высказал все подходящие к случаю замечания, какие смог придумать.

Леди Кут начала рассказывать ему длинную историю, насыщенную множеством подробностей, о болезнях своих многочисленных обожаемых друзей. Джимми слушал с сочувствующим видом, и наконец ему удалось освободиться, даже не нагрубив.

Он легко взбежал по лестнице. Ронни как раз выходил из комнаты Джерри Уэйда и, казалось, растерялся, увидев Джимми.

– Я ходил посмотреть на него, – сказал он. – Ты пойдешь?

– Думаю, нет, – ответил Джимми, для которого, как и для любого здорового молодого человека, было естественно нежелание лишний раз напоминать себе о существовании смерти.

– Я думаю, все его друзья должны проститься с ним.

– Да? – переспросил Джимми. У него создалось впечатление какой-то странности в поведении Ронни Деврё.

– Да, в знак уважения.

Джимми вздохнул и уступил.

– Хорошо, – сказал он и вошел в комнату, сжав зубы. Белые цветы лежали на покрывале, комната была убрана и выглядела надлежащим образом.

Джимми бросил быстрый нервный взгляд на спокойное белое лицо. Неужели это ангелоподобный румяный Джерри Уэйд? Эта спокойная, тихая фигура…

Джимми передернуло.

Когда он поворачивался, чтобы уйти, его взгляд скользнул по каминной полке, и он в удивлении остановился. На ней аккуратно в ряд были выставлены будильники.

Он быстро вышел из комнаты. Ронни ждал его.

– Он выглядит очень спокойным. Да, какое несчастье, – пробормотал Джимми. Потом добавил: – Слушай, Ронни, кто там выставил в ряд эти часы?

– Откуда я знаю! Кто-нибудь из слуг, наверное.

– Интересная штука, – продолжал Джимми, – их там семь, а не восемь. Ты заметил?

Ронни что-то невнятно пробормотал.

– Семь вместо восьми, – хмурясь, повторил Джимми. – Интересно почему?

Глава 4

Письмо

– Эгоцентричность – вот так я бы это назвал, – сформулировал лорд Катерхэм.

Он говорил мягким, спокойным голосом и, казалось, был доволен найденным определением.

– Да, абсолютная эгоцентричность. Я часто нахожу этих самостоятельных людей эгоцентричными. Очень возможно, что именно поэтому им удается сколотить такие большие состояния.

Он оглядел мрачным взором свои родовые владения, которые только сегодня были возвращены ему.

Его дочь, леди Эйлин Брент, известная среди своих друзей и в свете просто как Бандл, рассмеялась.

– Ты наверняка никогда не сколотишь большого состояния, – сухо заметила она, – хотя твоя мысль поселить здесь старого Кута была вовсе не дурна. Каков он? Презентабелен?

– Один из этих великих людей, – ответил лорд Катерхэм, слегка передернув плечами. – С красным квадратным лицом и серо-стальными волосами. Властный, представь себе. Что называется, сильная личность. Человек, в которого превратился паровой каток.

– Слегка утомляющий? – сочувствующе предположила Бандл.

– Ужасно утомляющий! Полный самых нудных добродетелей, таких, как умеренность и пунктуальность. Я не знаю, кто хуже: властная личность или ревностный политик. Я лично предпочитаю веселых бездельников.

– Веселый бездельник вряд ли был бы в состоянии платить ту цену, которую ты запросил за этот древний мавзолей, – напомнила ему Бандл.

Лорд Катерхэм поморщился:

– Я бы не хотел, чтобы ты употребляла это слово, Бандл. И вообще мы отклонились от темы.

– Не понимаю, почему ты так чертовски близко принимаешь это к сердцу! – сказала Бандл. – Все равно ведь людям надо где-то умирать.

– Им не надо умирать в моем доме, – заявил лорд Катерхэм.

– Не понимаю, почему нет? Куча людей умерла здесь. Дюжина строгих прадедушек и прабабушек.

– Это другое дело, – возразил лорд Катерхэм. – Естественно, Бренты должны умирать здесь, они не в счет. Но я категорически против посторонних. И особенно против расследований. Это скоро станет здесь нормой. Уже во второй раз. Помнишь, сколько шума было здесь четыре года назад? В чем, кстати, я целиком и полностью обвиняю Джорджа Ломакса.

– А теперь ты обвиняешь бедный старый паровой каток по фамилии Кут. Уверена, ему все это было так же неприятно, как и всем остальным.

– Очень эгоцентрично, – упрямо повторил лорд Катерхэм. – И людям, которые имеют склонность так поступать, не следует просить о сдаче дома. Можешь говорить что хочешь, Бандл, но я не люблю расследований. Не любил и не буду.

– Но это ведь не то же самое, что было в прошлый раз, – успокоила его Бандл. – Я имею в виду, это ведь не убийство!

– А какой шум поднял здесь этот тупоголовый суперинтендант – хуже, чем после убийства! Он еще не пришел в себя от того дела четырехлетней давности. Он уверен, что каждая смерть, случившаяся в этом доме, – это громкое политическое убийство. Ты не представляешь, какой переполох он тут устроил! Мне об этом рассказывал Тредуэлл. Проверял все мыслимое на отпечатки пальцев. И разумеется, нашли только принадлежащие покойнику! Яснее дела не бывает – а самоубийство это было или несчастный случай, уже другой вопрос.

– Я видела как-то Джерри Уэйда, – вспоминала Бандл. – Он был другом Билла. Он бы понравился тебе, папа. Веселый бездельник, каких мало.

– Мне не нравится никто, кто приходит в мой дом и умирает в нем, только чтобы позлить меня, – упрямо сказал лорд Катерхэм.

– И я совершенно не могу представить себе никого, кто бы хотел убить его, – продолжала Бандл. – Сама мысль об этом абсурдна.

– Конечно, – согласился лорд Катерхэм. – Для всех, кроме такого осла, как суперинтендант Реглэн.

– Уверена, ища отпечатки пальцев, он чувствовал себя невероятно важным, – успокоила его Бандл. – А эту историю они отнесут к смерти в результате несчастного случая, да?

Лорд Катерхэм кивнул:

– Им придется быть предупредительными к его сестре.

– У него была сестра? Я не знала.

– Единокровная, мне кажется. Она была намного моложе его. Старый Уэйд сбежал с ее матерью, он постоянно этим занимался. Женщины привлекали его, только если принадлежали другим мужчинам.

– Я рада, что хоть этой дурной привычки нет у тебя, – сказала Бандл.

– Я всегда вел очень порядочную, богобоязненную жизнь, – ответил лорд Катерхэм. – Удивительно, почему меня не могут оставить в покое, учитывая, как мало вреда я приношу окружающим. Если только…

Он замолчал, так как Бандл внезапно выглянула в окно.

– Макдональд! – позвала Бандл ясным властным голосом.

Император приблизился. Некое неопределенное выражение, которое можно было бы принять за доброжелательную улыбку, забрезжило на его лице, но тут же было рассеяно природной мрачностью садовника.

– Ваша светлость? – произнес Макдональд.

– Как ваше здоровье? – спросила Бандл.

– А, не очень, – ответил Макдональд.

– Я хотела поговорить с вами о лужайке для игры в гольф. Она невероятно заросла. Пошлите кого-нибудь на нее, хорошо?

Макдональд в сомнении покачал головой:

– Для этого придется снять Уильяма с нижнего уровня, миледи.

– К чертям нижний уровень! – ответила Бандл. – Пусть начинает сейчас же. И, Макдональд…

– Да, миледи?

– Соберите виноград на дальнем участке. Я знаю, сейчас неподходящее время для этого, потому что оно у вас всегда неподходящее, но я тем не менее хочу. Понятно?

Бандл отошла от окна библиотеки.

– Извини, папа, – сказала она, – я хотела поймать Макдональда. Ты что-то говорил?

– Представь, да, – ответил лорд Катерхэм. – Но это не важно. Что ты сказала Макдональду?

– Попыталась вылечить его от мысли, что он Господь Всемогущий. Но это нереальная затея. Боюсь, Куты были невежливы с ним. Макдональду наплевать на гудки даже самого большого в мире паровоза. А что собой представляет леди Кут?

Лорд Катерхэм задумался над ответом.

– Мне кажется, она большая любительница театральных постановок, – ответил он наконец. – Думаю, она была очень расстроена из-за этих часов.

– Каких часов?

– Тредуэлл только что мне рассказал. Похоже, компания хотела пошутить. Они накупили много будильников и спрятали их где-то в комнате этого молодого Уэйда. А потом парень умер, и это сделало всю затею, конечно, очень неприятной.

Бандл кивнула.

– Тредуэлл рассказал мне еще кое-что странное об этих часах, – продолжал лорд Катерхэм, теперь очень довольный собой. – Похоже, кто-то собрал их вместе и выстроил в ряд на камине уже после смерти бедняги.

– Ну и что? – не поняла Бандл.

– Я тоже думаю, что ничего особенного, – согласился лорд Катерхэм. – Но очевидно, что вокруг всего этого был большой шум. Никто не признается, что сделал это, представляешь? Все слуги были опрошены и клянутся, что не прикасались к проклятым будильникам. В общем, загадка. А потом еще и коронер задал вопросы на следствии, а ты ведь знаешь, как трудно объяснить что-либо людям этого толка.

– Совершенно невозможно, – согласилась Бандл.

– И конечно, невероятно трудно понять смысл того, что они говорят, – добавил лорд Катерхэм. – Я не понял половину из того, что рассказал мне Тредуэлл. Между прочим, Бандл, парень умер в твоей комнате!

Бандл поморщилась.

– Почему необходимо было умирать именно в моей комнате? – с возмущением спросила она.

– Об этом-то я и говорил! – торжественно воскликнул лорд Катерхэм. – Эгоцентричность. Все теперь чертовски эгоцентричны.

– В моей так в моей! Не возражаю, – расхрабрилась Бандл. – Мне-то что?

– А я возражаю! – заявил ее отец. – Я очень возражаю. Мне теперь будет сниться разное, ну, ты знаешь: светящиеся руки и гремящие цепи.

– Хорошо, – сказала Бандл. – Тетя Луиза умерла на твоей кровати. Интересно, ты часто видишь парящее над тобой ее видение?

– Иногда, – подтвердил лорд Катерхэм. – Особенно после омаров.

– Слава богу, я несуеверна, – объявила Бандл.

И тем не менее, сидя вечером у камина в своей комнате, – стройная фигурка в пижаме, – она поймала себя на том, что мысли ее возвращаются к этому веселому, праздному человеку, Джерри Уэйду. Невозможно представить, чтобы такой, как он, переполненный радостями жизни, мог обдуманно совершить самоубийство. Нет, скорее правомерен другой вывод. Джерри принимал снотворное и по чистой случайности выпил лишнее. Это было возможно. Она не могла представить себе Джерри Уэйда, терзаемого душевными муками.

Ее бегающий взгляд остановился на каминной полке, и она стала думать об этой истории с часами. Ее служанка, тщательно проинформированная второй горничной, только об этом и говорила. Она добавила подробность, которую Тредуэлл посчитал нестоящей, чтобы рассказывать о ней лорду Катерхэму, но которая возбудила любопытство Бандл.

Семь будильников были аккуратно выставлены в ряд на каминной полке, а один оставшийся был найден на лужайке за домом, куда его, очевидно, выбросили из окна.

Бандл озадачило подобное положение вещей как абсолютно бессмысленное. Она еще могла представить себе, что одна из служанок убрала часы, а потом, испугавшись расследования, стала отрицать это. Но наверняка ни одна из служанок не могла выбросить часы в сад. Может, это сделал сам Джерри Уэйд, когда первый будильник разбудил его своим грохотом? Но нет, это тоже невозможно. Бандл предположила, что его смерть, должно быть, наступила ранним утром, но еще до этого он некоторое время находился в коматозном состоянии.

Бандл нахмурилась. Эта история с часами очень любопытна. Нужно поговорить с Биллом Эверслеем. Она знала, что он был там.

Для Бандл думать значило действовать. Она встала и подошла к письменному столу. Это было складывающееся сооружение с крышкой, открывающейся назад. Бандл села за него, положила перед собой лист бумаги и написала:

«Дорогой Билл…»

Бандл остановилась, чтобы выдвинуть нижнюю часть стола. Однако та застряла на полпути, как это часто с ней бывало. Бандл нетерпеливо дергала ее, но безрезультатно. Она вспомнила, что как-то однажды за стол завалился конверт и заклинивал крышку до тех пор, пока его не достали. Она взяла тонкий нож для разрезания бумаги и просунула его в узкую щель. Ей повезло, и вскоре показался уголок белой бумаги. Бандл схватила его и вытащила наружу. Это был исписанный листок, немного смятый.

Дата сразу же приковала к себе внимание Бандл. Крупная, размашистая дата бросалась в глаза: «21 сент.».

– Двадцать первое сентября, – медленно произнесла Бандл. – Так ведь это же!..

Она замолчала. Да, она была уверена в этом. Двадцать второго Джерри Уэйд был найден мертвым. Тогда это должно быть письмо, которое он писал в тот самый последний вечер перед трагедией. Бандл разгладила письмо и прочла его. Оно было не окончено.

«Моя дорогая Лорейн! Я приеду к тебе в среду. Чувствую я себя ужасно хорошо и вообще доволен собой во всех отношениях. Будет чудесно увидеться с тобой. Послушай, прошу тебя, забудь, что я говорил тебе о той истории про Семь Циферблатов! Я думал, это более или менее шутка, но оказалось вовсе не так – все, что угодно, кроме этого. Я жалею, что вообще говорил с тобой об этом, это не то дело, в которое можно вмешивать таких детей, как ты. Поэтому забудь о нем, поняла?

Что же еще я хотел тебе написать? Мне так хочется спать, что с трудом заставляю глаза не закрываться. А, вспомнил! О Ларчере. Я думаю…»

На этом письмо обрывалось.

Бандл сидела нахмурясь. «Семь Циферблатов». Где это? Где-нибудь в трущобах Лондона, что ли? Слова «Семь Циферблатов» напоминали ей еще о чем-то, но в этот момент она не могла сообразить о чем. Вместо этого она обратила внимание на две фразы: «Чувствую я себя ужасно хорошо» и «Мне так хочется спать, что с трудом заставляю глаза не закрываться».

Это не сходилось. Это совсем не сходилось. Потому что именно этой ночью Джерри Уэйд принял такую сильную дозу хлорала, что не проснулся. А если то, что он написал в письме, правда, то зачем ему нужно было принимать хлорал? Бандл покачала головой. Она оглядела комнату и слегка вздрогнула, представив, что сейчас Джерри Уэйд наблюдает за ней здесь, в этой комнате, где он умер.

Она сидела очень тихо. В нерушимой тишине было слышно только тиканье ее маленьких золотых часиков. Они звучали неестественно громко и многозначительно.

Бандл глянула в сторону камина. Живая картина возникла перед ее глазами. Покойник, лежащий на кровати, и семь будильников, тикающих на камине, тикающих громко, зловеще… тикающих… тикающих…

Глава 5

Человек на дороге

– Папа, – Бандл просунула голову в кабинет лорда Катерхэма, – я поеду в город на автомобиле. Возьму «Хиспано». Терпеть не могу однообразие.

– Но мы только вчера вернулись домой, – произнес лорд Катерхэм, не радуясь тому, что задумала Бандл.

– Вчера? А кажется, что сто лет назад. Я и забыла уже, как скучно за городом.

– Не могу согласиться с тобой, – заявил лорд Катерхэм. – Здесь мирно, вот именно – мирно. И чрезвычайно удобно. А как я рад вернуться к Тредуэллу, и описать не могу. Этот человек оберегает мой покой самым чудесным образом. Кто-то приходил не далее как сегодня утром узнать, не могут ли они организовать здесь залет девушек-экскурсоводов…

– Слет, – поправила Бандл.

– Слет или залет – какая разница? Глупейшее слово и ничего не значащее. И я бы оказался в очень неловком положении – я бы, может быть, и не смог отказать. Но Тредуэлл выручил меня. Не помню, что он сказал, но что-то чертовски остроумное и, конечно, не задевающее ничьих чувств, что напрочь выбило из головы саму мысль об этом слете.

– Удобства еще не самое главное для меня, – возразила Бандл. – Мне нужны волнения!

Лорд Катерхэм содрогнулся.

– Не достаточно ли у нас было волнений четыре года назад? – печально вопросил он.

– Я уже готова к новым, – парировала Бандл. – Не то чтобы я надеялась найти их в городе, но в любом случае я уже не сверну челюсть от зевоты.

– Мой опыт подсказывает, – сказал лорд Катерхэм, – что люди, ищущие неприятностей, обычно находят их. – Он зевнул. – Все равно, – добавил он, – я бы и сам не прочь проехать в город.

– Так давай! Только не задерживайся, а то я спешу.

Лорд Катерхэм, уже начавший вставать со стула, остановился.

– Ты сказала, что спешишь? – подозрительно переспросил он.

– Как черт спешу, – ответила Бандл.

– Это решает все, – заключил лорд Катерхэм. – Я не еду. Ехать с тобой в «Хиспано», когда ты за рулем и спешишь, – нет, это неподходящее занятие для пожилого человека. Я останусь здесь.

– Дело хозяйское! – воскликнула Бандл и исчезла.

Ее место занял Тредуэлл.

– Милорд, вас очень хотел видеть викарий. Спорный вопрос возник о статусе Отряда Мальчиков.

Лорд Катерхэм застонал.

– Мне показалось, милорд, что за завтраком вы упомянули о том, что собираетесь сегодня утром прогуляться в деревню и побеседовать с викарием на эту тему.

– Вы ему так и сказали? – нетерпеливо спросил лорд Катерхэм.

– Да, милорд. Он ушел, если можно так выразиться, весьма поспешно. Надеюсь, я поступил правильно, милорд?

– Конечно, Тредуэлл. Вы всегда правы. Вы не сможете быть не правы, даже если захотите.

Тредуэлл скромно улыбнулся и вышел.

Тем временем Бандл нетерпеливо нажимала на сигнал у ворот с домиком привратника до тех пор, пока оттуда не выскочила маленькая девочка и не понеслась со всех ног открывать ворота, подгоняемая своей матерью, спешащей за ней.

– Поторопись, Кэти. Это ее светлость, летит как на пожар.

Спешить действительно было характерно для Бандл, особенно находясь за рулем. У нее были опыт и выдержка, и она была хорошим водителем, хотя эта безрассудная гонка не раз могла окончиться трагически.

Стоял свежий октябрьский день, с ослепительным солнцем в синем небе. Свежий студеный воздух разрумянил щеки Бандл и наполнил ее чувством радости жизни.

Этим утром она отправила Лорейн Уэйд в Дин-Прайори неоконченное письмо Джеральда Уэйда, добавив от себя несколько пояснительных строк. Странное впечатление, которое это письмо произвело на нее, немного рассеялось с наступлением дня, хотя она все же была уверена, что объяснения необходимы. Она намеревалась найти Билла Эверслея и вытянуть из него все подробности того вечера, который закончился так трагически. А сейчас было чудесное утро, чувствовала она себя превосходно, и ее «Хиспано» летел как на крыльях.

Бандл сильнее нажала ногой на педаль акселератора, и машина отреагировала немедленно. Миля исчезала за милей, остановки встречались очень редко, и дорога просматривалась далеко вперед.

И вдруг без всякого предупреждения из-за живой изгороди на дорогу прямо под колеса машины, шатаясь, вышел человек. Вовремя остановиться было уже невозможно. Изо всех сил Бандл сжала руль и резко вывернула его вправо. Машина почти провалилась в кювет, почти, но не совсем. Это был опасный маневр, но он удался. Бандл была почти уверена, что не задела человека.

Она оглянулась и почувствовала, как у нее засосало под ложечкой. Машина не переехала человека, но, должно быть, ударила его. Он лежал на дороге лицом вниз и был зловеще недвижим.

Бандл выпрыгнула из машины и побежала назад. Раньше она, за исключением, может, заблудившихся куриц, никого никогда не сбивала. Мысль, что вряд ли она виновата в этом несчастном случае, не утешала ее. Человек выглядел пьяным; но, пьяный он или нет, она сбила его. Она была совершенно уверена, что сбила его. Ее сердце стучало резкими, громкими ударами, и этот звук отдавался в ушах.

Она опустилась на колени перед распростертым телом и очень осторожно перевернула его. Человек даже не застонал. Это был хорошо одетый юноша с очень приятным лицом и тоненькой кисточкой усов на верхней губе.

Бандл не видела каких-либо наружных ран, но была совершенно уверена, что он умер или умирает. Его веки дрогнули, и глаза слегка приоткрылись. Жалобные глаза, такие страдающие, как у собаки. Казалось, он старается заговорить. Бандл наклонилась над ним.

– Эй! – затормошила она. – Эй!

Он что-то пытался сказать, она видела это. Пытался изо всех сил. А она не могла помочь ему, не могла ничего сделать.

Наконец раздались слова, почти беззвучный выдох:

– Семь Циферблатов… Скажите…

– Эй! – опять затормошила Бандл. Он старался произнести какое-то имя, старался из последних сил, уже оставлявших его. – Эй… Кому я должна сказать?

– Скажите… Джимми Тесайгер… – произнес он наконец, и тут же голова его откинулась назад и тело обмякло.

Бандл сидела на корточках, по ее телу пробегала дрожь с головы до ног. Она никогда не предполагала, что что-нибудь настолько ужасное может произойти с ней. Он был мертв, и она убила его.

Бандл попыталась взять себя в руки. Что же теперь делать? Первая ее мысль была о враче. Ведь, возможно, мужчина просто без сознания, а не мертв. Ее интуиция восставала против вероятности трагического исхода, но она заставила себя действовать. Так или иначе она должна уложить его в машину и отвезти ближайшему врачу. Это был пустынный участок загородной дороги, и помочь ей было некому.

Бандл, несмотря на стройность фигуры, была физически сильной девушкой. У нее железные мускулы. Она подогнала «Хиспано» так близко, как только было возможно, и, собрав все силы, подняла и втащила в машину безжизненное тело. Дело было непростое, но, сжав зубы, она все же справилась с ним. Затем прыгнула на водительское место и завела мотор. Через пару миль она оказалась в маленьком городке и, расспросив прохожих, быстро направилась к дому врача.

Доктор Кэссел, приятный мужчина средних лет, был озадачен, когда, войдя в приемную, он увидел там молодую девушку на грани истерики.

Бандл отрывисто заговорила:

– Я… я думаю, что убила человека. Я сбила его машиной. Я привезла его. Он сейчас в моей машине. Наверное, я… я ехала слишком быстро. Я всегда езжу слишком быстро…

Врач окинул ее профессиональным взглядом, шагнул к полке, налил что-то в стакан и протянул ей.

– Выпейте, – почти приказал врач, – и вам станет лучше. У вас шок.

Бандл послушно выпила, и ее мертвенно-бледное лицо слегка порозовело. Доктор одобрительно кивнул:

– Так-то лучше. Теперь я хочу, чтобы вы тихонько посидели здесь, а я пойду посмотрю, в чем там дело. Если увижу, что бедняге нечем помочь, вернусь, и мы обо всем поговорим.

Некоторое время он отсутствовал. Бандл смотрела на часы на камине. Пять минут, десять, четверть часа, двадцать минут, – вернется ли он когда-нибудь?

Открылась дверь, и доктор Кэссел вошел в комнату. Бандл сразу заметила, что он изменился – помрачнел и выглядел встревоженным. Что-то еще было в его облике, но Бандл не могла сразу определить это – какой-то намек на скрытое возбуждение.

– Итак, юная леди, – начал он, – давайте поговорим. Вы утверждаете, что сбили этого человека? Расскажите, как все произошло.

Бандл объяснила подробно, как только могла. Врач следил за ее рассказом с пристальным вниманием.

– То есть машина не проехала по его телу?

– Нет, я думала, что все же увернулась.

– Вы говорите, он шатался?

– Да, я думала, что он пьян.

– И он появился из-за живой изгороди?

– Наверное, там была калитка. Должно быть, он вышел из нее.

Врач кивнул, откинулся на спину стула и снял пенсне.

– У меня нет сомнений, – сказал он, – что вы очень опрометчивый водитель и однажды все же задавите какого-нибудь беднягу, но на сей раз вы этого не сделали.

– Но…

– Машина даже не коснулась его. Этого человека застрелили.

Глава 6

Опять Семь Циферблатов

Бандл уставилась на него. И очень медленно мир, который был перевернут вверх ногами последние три четверти часа, начал принимать свое нормальное положение. Только через пару минут Бандл смогла заговорить, но теперь это была уже не охваченная паникой девушка, а прежняя Бандл, хладнокровная, деятельная и рассудительная.

– Как он мог быть застрелен? – спросила она.

– Как – не знаю, – сухо ответил врач, – но был. В его теле сидела пуля от винтовки, а кровотечение было внутренним, поэтому вы ничего и не заметили.

Бандл кивнула.

– Вопрос в том, – продолжал врач, – кто застрелил его. Вы никого не видели рядом?

Бандл отрицательно покачала головой.

– Странно, – сказал доктор. – Если это был несчастный случай, то тот, кто это сделал, должен был выбежать вслед за помощью, хотя, возможно, он и не знал, что натворил.

– Рядом никого не было, – повторила Бандл. – Я имею в виду, на дороге.

– Мне кажется, – сказал доктор, – что бедняга бежал и пуля настигла его в тот момент, когда он был в воротах, потому-то он и вышел на дорогу шатаясь. Вы не слышали выстрела?

Бандл покачала головой.

– Но может быть, я и не могла его услышать из-за шума двигателя, – предположила она.

– Именно так! Он ничего не сказал перед смертью?

– Пробормотал несколько слов.

– Ничего, что могло бы пролить свет на трагедию?

– Нет. Он хотел передать что-то своему другу, вот только я не поняла что. Да, он еще упомянул Семь Циферблатов.

– Хм, – произнес доктор Кэссел. – Не слишком подходящий район для его круга. Может, его убийца был оттуда? Ну, теперь вам нет смысла об этом беспокоиться. Можете предоставить все мне. Я сообщу в полицию. Вы, конечно, должны оставить свое имя и адрес, так как полиция наверняка захочет задать вам вопросы. Впрочем, может, вам лучше отправиться в полицейский участок вместе со мной прямо сейчас? Они могут сказать, что я должен был задержать вас.

Они поехали в машине Бандл. Полицейский суперинтендант оказался очень медлительным в разговоре. Фамилия и адрес Бандл, когда она назвала их, привели его в благоговейный трепет, и он записывал ее показания с большой старательностью.

– Молодежь! – сказал он. – Вот что это такое. Молодежные забавы! Жестокие и глупые эти шалопаи. Вечно палят по птицам без всякой мысли, что кто-то может оказаться с другой стороны ограды!

Доктор считал этот вывод наименее вероятным, но решил, что скоро дело попадет в более опытные руки и нет смысла сейчас возражать.

– Имя пострадавшего? – спросил сержант, слюнявя карандаш.

– У него были визитные карточки. Его звали мистер Рональд Деврё, адрес в Олбани.

Бандл нахмурилась. Имя Рональда Деврё вызвало у нее какие-то смутные ассоциации. Она была уверена, что слышала его раньше.

И только на полпути назад в Чимниз, сидя за рулем своей машины, она вдруг вспомнила. Конечно! Ронни Деврё. Друг Билла из министерства иностранных дел. Он и Билл и… да… Джеральд Уэйд.

Когда эта мысль пришла ей в голову, Бандл чуть не врезалась в ограду. Сначала Джеральд Уэйд, потом Ронни Деврё. Если смерть Джеральда Уэйда могла еще быть несчастным случаем в результате неосторожности, то происшествие с Ронни Деврё должно иметь более зловещее объяснение.

И тут Бандл вспомнила кое-что еще. Семь Циферблатов! Когда умирающий человек произнес эти слова, они показались знакомыми, и теперь она поняла, почему Джеральд Уэйд упоминал Семь Циферблатов в своем последнем письме сестре ночью перед смертью. И это, в свою очередь, тоже было связано с чем-то, что ускользало от нее.

Обдумывая все это, Бандл снизила скорость до таких пределов, что сама подивилась столь несвойственной ей трезвости мысли. Она подогнала машину к гаражу и отправилась на поиски отца.

В счастливом расположении духа лорд Катерхэм читал каталог предстоящей распродажи редких изданий и был несказанно удивлен, увидев Бандл.

– Даже ты, – заявил он, – не смогла бы съездить в Лондон и обратно за это время!

– Я не была в Лондоне, – ответила Бандл. – Я задавила человека.

– Что?

– Правда, на самом деле не задавила. Его застрелили.

– Как это так?

– Не знаю как, но тем не менее это так.

– Но зачем ты застрелила его!

– Я его не застрелила.

– Ты не должна стрелять в людей! – произнес лорд Катерхэм тоном легкого упрека. – Никак не должна. Я согласен, что кое-кто из них очень заслуживает этого, но все равно это приведет только к лишним неприятностям.

– Я говорю, что я его не застрелила.

– Кто тогда?

– Никто не знает, – ответила Бандл.

– Чепуха! – сказал лорд Катерхэм. – Человек не может быть застрелен или задавлен так, чтобы этого никто не делал.

– Он не был задавлен, – сказала Бандл.

– Ты утверждала, что был.

– Мне показалось, что я его задавила.

– Наверное, покрышка лопнула, – предположил лорд Катерхэм. – Этот звук похож на выстрел. Так пишут в детективных романах.

– Папа, ты совершенно невозможен! Я не замечала раньше, что у тебя мозги как у кролика!

– Вовсе нет, – возразил лорд Катерхэм. – Ты влетаешь в дом с дикой и невероятной историей о задавленных и застреленных людях и не знаю, о чем еще, и хочешь, чтобы я, как волшебник, обо всем догадался сам!

Бандл устало вздохнула.

– Только послушай, – попросила она. – Я тебе расскажу все еще раз односложными словами.

И рассказала.

– Все, – сказала она, закончив. – Ну как, понял?

– Конечно, теперь я отлично все понял. Я могу принять во внимание, что ты была немного взволнована, дорогая. Но я был недалек от истины, когда заявил тебе сегодня, что люди, ищущие неприятностей, обычно находят их. Я рад, – закончил лорд Катерхэм, – что я остался дома.

И он опять взял в руки каталог.

– Папа, а где это – Семь Циферблатов?

– Я думаю, где-то в Ист-Энде. Я часто видел автобусы, идущие туда… Или я имею в виду Семь Сестер? Сам я там никогда не был. И очень рад тому. Не думаю, что мне понравилось бы это место. Хотя, что весьма любопытно, мне кажется, я слышал о нем недавно в какой-то связи.

– Ты не знаешь некоего Джимми Тесайгера?

Внимание лорда Катерхэма опять было поглощено каталогом. Раньше он делал усилие, чтобы вникнуть в проблему Семи Циферблатов, теперь он такого усилия уже не сделал.

– Тесайгер, – задумчиво пробормотал он. – Тесайгер. Один из йоркширских Тесайгеров?

– Об этом я тебя и спрашиваю. Пожалуйста, папа, припомни. Это очень важно.

Лорд Катерхэм предпринял отчаянную попытку выглядеть задумчивым, хотя голова его была чиста от каких-либо мыслей.

– Есть йоркширские Тесайгеры, – важно сказал он, – и, если я не ошибаюсь, есть еще и девонширские Тесайгеры. Твоя двоюродная бабушка Селина была замужем за Тесайгером.

– Какая польза от этого? – воскликнула Бандл.

Лорд Катерхэм довольно хихикнул:

– Зато была кое-какая польза для нее, если я не ошибаюсь.

– Ты невозможен, – поднялась Бандл. – Надо разыскать Билла.

– Давай, дорогая, – рассеянно сказал отец, переворачивая страницу. – Конечно. Несомненно. Именно так.

Нетерпеливо вздохнув, Бандл поднялась на ноги.

– Если бы я помнила, что было в том письме, – пробормотала она скорее про себя, чем вслух. – Я читала его очень внимательно. Что-то о шутке, о том, что Семь Циферблатов – это не шутка.

Вдруг лорд Катерхэм поднял голову от каталога.

– Семь Циферблатов? – переспросил он. – Конечно. Теперь я вспомнил.

– Вспомнил?

– Я понял, почему это звучит так знакомо. Заходил Джордж Ломакс, и Тредуэлл просчитался – впустил его. Джордж ехал в город. Вроде бы он организует какой-то политический прием в аббатстве на следующей неделе и получил предупреждающее письмо.

– Что значит – предупреждающее письмо?

– Точно не знаю. Он не вдавался в подробности. Мне кажется, там было написано «остерегайтесь» и «возможны неприятности» и тому подобное. Но письмо было от Семи Циферблатов, я точно помню, что он это говорил. Он ехал в город, чтобы посоветоваться об этом в Скотленд-Ярде. Ты ведь знаешь Джорджа?

Бандл кивнула. Она была хорошо знакома с этим полным патриотического духа членом совета министров, сменным помощником министра иностранных дел Джорджем Ломаксом, которого многие избегали из-за его укоренившейся привычки в частных беседах говорить цитатами из своих публичных выступлений. Обладатель чрезмерно выпученных глаз, он был известен многим, и Биллу Эверслею в том числе, как Филин.

– Скажи, – спросила она, – Филин интересовался смертью Джеральда Уэйда?

– Не слышал об этом. Хотя мог, конечно.

Несколько минут Бандл молчала. Она изо всех сил старалась вспомнить точный текст письма, которое она отправила Лорейн Уэйд, и в то же время пыталась представить себе девушку, которой было адресовано это письмо. Что это за девушка и почему ей так глубоко был предан Джеральд Уэйд? Чем больше она думала об этом, тем сильнее ей казалось, что такое письмо не характерно для брата.

– Ты говорил, что эта Уэйд единокровная сестра Джерри? – неожиданно спросила она.

– Ну конечно. Строго говоря, я думаю, она, ну, то есть я хочу сказать, вообще ему не сестра.

– Но ее фамилия Уйэд?

– Не совсем. Она не была дочерью старого Уэйда. Как я уже говорил, он сбежал со своей второй женой, которая была замужем за полнейшим негодяем. Я думаю, суд разрешил этому подлецу опекать ребенка, но подлец наверняка не воспользовался этой возможностью. Старый Уэйд души не чаял в ребенке и настоял, чтобы девочка носила его фамилию.

– Ясно, – сказала Бандл. – Это все объясняет.

– Что объясняет?

– То, что озадачило меня в письме.

– Она очень приятная девушка, я думаю, – сказал лорд Катерхэм. – Или это кто-то говорил мне?

Бандл в задумчивости поднялась по лестнице. Она одновременно размышляла над несколькими вариантами действий. Сначала ей нужно найти этого Джимми Тесайгера. В этом, может быть, поможет Билл. Ронни Деврё был другом Билла. Если Джимми Тесайгер тоже был другом Ронни, тогда Билл должен знать его. Потом эта девушка, Лорейн Уэйд. Возможно, ей удастся пролить свет на загадку Семи Циферблатов. Несомненно, Джерри Уэйд рассказывал ей что-то об этом. В ее мозгу непроизвольно возникла тревожная мысль, что она должна обо всем забыть, ибо в противном случае последствия ей рисовались самые зловещие.

Глава 7

Бандл наносит визит

Встреча с Биллом была сопряжена с некоторыми трудностями. Бандл приехала в город следующим утром, на этот раз без приключений, и позвонила ему. Билл отозвался с готовностью, тут же начав делать различные приглашения на ленч, чай, обед и танцы, которые Бандл отклоняла по мере поступления.

– Через день-другой мы поразвлечемся с тобой, Билл. Но сейчас у меня дело.

– О, – зевнул Билл, – какая скука!

– На этот раз нет, – возразила Бандл. – Все, что угодно, кроме скуки. Послушай, Билл, ты знаешь парня по имени Джимми Тесайгер?

– Конечно. И ты тоже знаешь.

– Не уверена.

– Должна знать. Все знают старину Джимми.

– Извини, на этот раз я не отношусь ко всем.

– Ты должна знать Джимми – такой розовощекий парень. Выглядит ослом, но в действительности мозгов у него не меньше, чем у меня.

– Не может быть! – воскликнула Бандл. – Тогда он, должно быть, ходит довольный как гусь.

– Это сарказм?

– Это хилая попытка его. Чем занимается Джимми Тесайгер?

– Что значит – чем занимается?

– Служба в министерстве иностранных дел мешает тебе понимать родной язык?

– Понял, ты хочешь знать, работает ли он? Нет, валяет дурака. Зачем ему работать?

– У него что, денег больше, чем мозгов?

– Не сказал бы. Я говорю только, что мозгов у него больше, чем ты думаешь.

Бандл помолчала. Сомнения все больше и больше одолевали ее. Этот представитель золотой молодежи не выглядел многообещающим союзником. И все же именно его имя произнес умирающий. Внезапно в трубке опять возник голос Билла:

– Ронни всегда был высокого мнения о его мозгах. Ты знаешь Ронни Деврё? Лучший друг Тесайгера.

– Ронни…

Бандл в нерешительности замолчала. Ясно, что Билл ничего не знает о смерти Ронни. Впервые Бандл пришла в голову мысль, что очень странно, почему утренние газеты даже не упомянули о трагедии. Острая же тема, мимо которой никогда бы не прошли! Этому могло быть только одно объяснение – полиция по каким-то своим причинам держала происшествие в тайне.

А Билл продолжал говорить:

– Сто лет не видел Ронни, с того самого уик-энда в твоем доме. Помнишь, когда скончался бедняга Джерри Уэйд?

Он помолчал немного и заговорил опять:

– Темное дело. Думаю, ты осведомлена о нем. Эй, Бандл, ты слушаешь меня?

– Да, да, конечно.

– Ты молчишь, ничего не говоришь целую вечность. Я думал, тебя уже нет.

– Нет, я просто кое-что обдумывала.

Сказать ему о смерти Ронни? Она решила не говорить, это не телефонный разговор. Но скоро, очень скоро ей нужно будет встретиться с Биллом. И тогда…

– Билл?

– Да?

– Я могла бы пообедать с тобой завтра.

– Отлично, а потом потанцуем. Мне нужно о многом тебе рассказать. Ты знаешь, мне очень досталось, такое невезение…

– Ладно, расскажешь завтра, – не очень вежливо перебила его Бандл. – А пока скажи, где живет Джимми Тесайгер.

– Джимми Тесайгер?

– Именно о нем я и спрашиваю.

– У него квартира на Джермин-стрит… Подожди, Джермин-стрит или нет?

– Призови на помощь свои первоклассные мозги!

– Да, Джермин-стрит. Подожди немного, я посмотрю номер.

Наступила пауза.

– Ты слушаешь?

– Я все время слушаю.

– Ни в чем нельзя быть уверенным с этими чертовыми телефонами. Его номер 103. Записала?

– 103. Спасибо, Билл.

– Пожалуйста, но, послушай, зачем он тебе? Ты же сказала, что не знаешь его.

– Это так, но узнаю через полчаса.

– Ты что, собираешься к нему домой?

– Так точно, Шерлок.

– Вот как? Но я думаю, что, ну, он еще не встал.

– Не встал?

– Думаю, да. Я хочу сказать, кому вздумалось бы вставать в этот час без особой на то необходимости? Подумай сама. Ты не представляешь, каких трудов стоит мне приходить на службу каждое утро к одиннадцати, а шум, который поднимает Филин, если я чуть опаздываю, просто ужасен. Тебе и в голову не может прийти, Бандл, какая это собачья жизнь.

– Расскажешь мне обо всем этом завтра вечером, – торопливо сказала Бандл.

Она бросила трубку и оценила ситуацию. Взглянула на часы. Было без двадцати пяти двенадцать. Несмотря на знание Биллом привычек своего друга, она все же склонялась к мысли, что мистер Тесайгер будет в надлежащем состоянии в этот час, чтобы принять гостью. Она взяла такси и поехала на Джермин-стрит, 103.

Дверь ей открыл прекрасный образец джентльмена, отошедшего от дел. Его лицо, невозмутимое и спокойное, было именно таким, какие преобладают в этом районе Лондона.

– Не пройдете ли сюда, мадам?

Он проводил ее наверх в чрезвычайно удобную гостиную с кожаными креслами огромных размеров. Утопая в одном из этих чудовищ, сидела еще одна девушка, немного моложе Бандл. Маленькая, приятная девушка, одетая в черное.

– Как я должен вас представить, мадам?

– Не надо меня представлять, – ответила Бандл. – Я просто хочу видеть мистера Тесайгера по важному делу.

Мрачный джентльмен поклонился и вышел, беззвучно прикрыв за собой дверь.

Наступила пауза.

– Чудесное утро сегодня, – робко сказала светловолосая девушка.

– Ужасно чудесное утро, – согласилась Бандл.

Опять возникла пауза.

– Я только сегодня утром приехала из пригорода, – снова заговорила Бандл. – Думала, опять здесь будет этот дурацкий туман, но нет, не было.

– Нет, – подтвердила девушка, – не было. – И добавила: – Я тоже приехала из пригорода.

Бандл оглядела ее более внимательно. Она была слегка расстроена, встретив ее здесь. Бандл относилась к энергичному типу людей, которые не любят откладывать дела в долгий ящик, и предполагала, что от девушки нужно будет избавиться до того, как она начнет излагать суть. Это был не тот разговор, который можно вести при посторонних.

Сейчас, при более внимательном рассмотрении, удивительная мысль пришла ей в голову. Может ли это быть? Да, девушка была в глубоком трауре, об этом говорили ее черные шелковые одежды. Это была чистая догадка, но Бандл была уверена, что права. Она глубоко вздохнула.

– Послушайте, – начала она, – вы случайно не Лорейн Уэйд?

Брови Лорейн удивленно приподнялись.

– Да, это я. Как вы догадались? Мы ведь не встречались раньше, не так ли?

Бандл покачала головой:

– Я написала вам вчера. Я – Бандл Брент.

– Это было так любезно с вашей стороны переслать мне письмо Джерри, – сказала Лорейн. – Я написала вам, что очень благодарна за это. Никак не ожидала встретить вас здесь.

– Я скажу вам, почему я здесь, – ответила Бандл. – Вы знали Ронни Деврё?

Лорейн кивнула:

– Он приезжал ко мне в тот день, когда Джерри… ну, вы знаете. И с тех пор еще два-три раза приезжал. Он был одним из лучших друзей Джерри.

– Он умер.

Губы Лорейн в удивлении раскрылись.

– Умер? Но он всегда был таким здоровым!

Бандл рассказала о событиях предыдущего дня так коротко, как это было возможно. Страх и ужас отразились на лице Лорейн.

– Выходит, это правда. Это правда.

– Что правда?

– Что я думала… о чем я думала все эти недели. Джеральд умер не своей смертью. Его убили.

– Вы так думали?

– Да. Джерри никогда не стал бы принимать снотворное. – Она слегка усмехнулась. – Он всегда спал слишком хорошо, чтобы нуждаться в нем. Мне это показалось странным. И ему тоже, я знаю.

– Кому?

– Ронни. И теперь это случилось. Теперь и его убили. – Она немного помолчала, затем продолжала: – Поэтому я и приехала сюда сегодня. Это письмо Джерри, которое вы прислали мне… Как только я прочла его, я постаралась найти Ронни, но мне ответили, что он уехал. Тогда я решила договорить с Джимми, он тоже близкий друг Ронни. Я думала, может, он скажет мне, что делать.

– Вы имеете в виду… – Бандл остановилась. – Семь Циферблатов?

Лорейн кивнула.

– Понимаете… – начала она.

Но в этот момент в комнату вошел Джимми Тесайгер.

Глава 8

Посетительницы у Джимми

В этом месте мы должны вернуться минут на двадцать назад, к тому моменту, когда Джимми Тесайгер, освобождаясь от туманов сна, слушал знакомый голос, произносящий незнакомые речи.

На мгновение его заспанный мозг попытался вникнуть в ситуацию, но успеха не имел. Джимми зевнул и повернулся на другой бок.

– Молодая леди, сэр, хочет видеть вас.

Голос был неумолим. В нем звучала такая готовность повторять эти слова неограниченное количество раз, что Джимми смирился с неизбежностью. Он открыл глаза и прищурился.

– А, Стивенс? – произнес он. – Повторите.

– Молодая леди, сэр, хочет видеть вас.

Джимми приложил все силы, чтобы оценить ситуацию.

– Зачем?

– Не могу сказать, сэр.

– Да, думаю, не можете. Да. – Он еще раз все обдумал. – Думаю, не можете.

Стивенс бросился за подносом, стоящим на столике у кровати.

– Я принесу вам свежего чая, сэр. Этот уже остыл.

– Вы думаете, мне следует встать и… э… принять леди?

Стивенс ничего не ответил, но держал спину очень прямо, а Джимми безошибочно понимал условные знаки.

– Ну хорошо, – сказал он. – Думаю, я так и сделаю. Она назвала свое имя?

– Нет, сэр.

– Хм. А это случайно не может быть моя тетя Джемайма? Потому что если это она, то черта с два я встану.

– Я бы сказал, сэр, что леди просто не может быть ничьей тетей, разве что самой младшей в большой семье.

– Ага! – сказал Джимми. – Молодая и привлекательная. А она… Какая она?

– Молодая леди, сэр, несомненно, comme il faut[1], если мне будет позволено так выразиться.

– Вам позволено, – милостиво разрешил Джимми. – У вас очень хорошее французское произношение, Стивенс. Много лучше моего.

– Благодарю вас за эти слова, сэр. Я недавно окончил заочные курсы французского языка.

– В самом деле? Вы прекрасный парень, Стивенс!

Стивенс самодовольно улыбнулся и вышел из комнаты. Джимми лежал, стараясь припомнить имена молодых и привлекательных девушек строго «высшего класса», которые могли бы желать увидеться с ним.

Стивенс вернулся со свежим чаем, и Джимми стал прихлебывать, ощущая растущее любопытство.

– Я надеюсь, Стивенс, вы дали ей газету и все такое? – спросил он.

– Я дал ей «Морнинг пост» и «Панч», сэр.

Звонок в дверь вызвал Стивенса из комнаты. Через несколько минут он вернулся:

– Еще одна молодая леди, сэр.

– Что? – Джимми схватился за голову.

– Еще одна молодая леди. Она отказывается назвать свое имя, сэр, но говорит, что у нее важное дело.

Джимми уставился на него:

– Это чертовски странно, Стивенс. Чертовски странно. Послушайте, во сколько я вернулся вчера домой?

– Около пяти часов, сэр.

– И что, я был… Как я был?

– Слегка навеселе, сэр, не более того. Порывались петь «Правь, Британия!».

– Что вы говорите! – воскликнул Джимми. – «Правь, Британия!», да? Не помню, чтобы когда-нибудь в трезвом виде пел «Правь, Британия». Во мне проснулся скрытый патриотизм под действием… э… пожалуй, мы переборщили. Помню, мы гуляли в «Горчице и крессе». Не такое уж невинное место, как можно предположить, судя по названию, Стивенс. – Он помолчал. – Интересно…

– Да, сэр?

– Интересно, может, под действием вышеупомянутого стимула я дал в газеты объявление о том, что мне нужна сиделка или гувернантка?

Стивенс кашлянул.

– Две девушки ждут меня! Это странно. Нужно будет избегать впредь «Горчицу и кресс». Хорошее это слово – «избегать», Стивенс. Как-то я встретил его в кроссворде, и оно пришлось мне по душе.

Говоря все это, Джимми быстро одевался. По прошествии десяти минут он был готов к встрече с незнакомыми гостьями. Когда он открыл дверь гостиной, то первой увидел темноволосую стройную и совершенно незнакомую ему девушку. Она стояла у камина, облокотившись на него. Потом его взгляд перешел на большое кожаное кресло, и сердце его замерло. Лорейн!

И именно она встала и, нервничая, заговорила первой:

– Должно быть, вы очень удивлены, увидев меня. Но мне пришлось приехать. Я сейчас все объясню. Это леди Эйлин Брент.

– Бандл – так меня обычно зовут. Вы, возможно, слышали обо мне от Билла Эверслея.

– О да, конечно, – ответил Джимми, стараясь оценить положение. – Послушайте, садитесь, прошу вас, и давайте выпьем по коктейлю или что-нибудь еще.

Но обе девушки отказались от предложения.

– Собственно говоря, – продолжал Джимми, – я только что встал.

– Именно это и говорил Билл, – заметила Бандл. – Я сказала ему, что собираюсь к вам, а он возразил, что вы еще не встали.

– Ну, теперь-то я уже встал, – мужественно заявил Джимми.

– Дело касается Джерри, – сказала Лорейн. – А теперь еще и Ронни…

– Что вы хотите сказать этим «а теперь еще и Ронни»?

– Вчера его застрелили.

– Что?! – закричал Джимми.

Бандл рассказала свою историю во второй раз. Джимми слушал ее как во сне.

– Старина Ронни… убит, – пробормотал он. – Что за чертово дело?

Он присел на край стула, задумался на минуту-другую и заговорил спокойным, размеренным голосом:

– Я думаю, что должен кое-что рассказать вам.

– Да? – подбодрила его Бандл.

– Это было в тот день, когда умер Джерри Уэйд. Когда мы ехали к вам, – он кивнул Лорейн, – чтобы сообщить об этом, Ронни сказал мне кое-что. Точнее, он начал что-то говорить. Он хотел что-то рассказать мне и уже начал было, но потом сказал, что связан обещанием и не может продолжать.

– Связан обещанием, – задумчиво повторила Лорейн.

– Так он сказал. Естественно, я не давил на него после этого. Но все равно, он выглядел странно, очень странно… У меня сложилось впечатление, что он подозревает, ну, что дело нечисто. Я думал, он скажет об этом врачу. Но нет, он даже не намекнул. Тогда я подумал, что ошибся. И потом, с доказательствами и со всем прочим… ну, дело казалось совершенно ясным. Я подумал, что все мои подозрения – ерунда.

– Но вы думаете, что Ронни все же подозревал кого-то? – спросила Бандл.

Джимми кивнул:

– Теперь я так думаю. Ведь никто из нас не видел его с тех пор. Я думаю, он стал действовать в одиночку, пытаясь выяснить правду о смерти Джерри, и более того, мне кажется, он выяснил ее. Поэтому негодяи и убили его. Так вот, он хотел передать мне что-то, но произнес только эти два слова…

– Семь Циферблатов, – сказала Бандл и вздрогнула.

– Семь Циферблатов, – мрачно повторил Джимми. – В любом случае начинать надо с этого.

Бандл повернулась к Лорейн:

– Вы как раз собирались рассказать мне…

– О да! Но сначала о письме, – обратилась она к Джимми. – Джерри оставил письмо. Леди Эйлин…

– Бандл.

– Бандл нашла его. – И она в нескольких словах описала ситуацию.

Джимми слушал с нескрываемым интересом. Только сейчас он впервые услышал о письме. Лорейн достала его из своей сумочки и протянула Джимми. Он прочел его и взглянул на Лорейн:

– Вот в чем вы можете помочь нам! О чем Джерри хотел, чтобы вы забыли?

Брови Лорейн приподнялись в растерянности.

– Сейчас так трудно точно вспомнить! Я по ошибке вскрыла письмо Джерри. Оно было написано, как я помню, на дешевой бумаге и было очень безграмотным. В начале его был какой-то адрес. Семи Циферблатов. Я поняла, что письмо не мне, и положила его в конверт не читая.

– Правда? – очень мягко спросил Джимми.

Лорейн впервые засмеялась:

– Я знаю, что вы подумали, и признаюсь, что женщины действительно слишком любопытны, но, видите ли, это письмо даже не показалось мне интересным. Просто какой-то список имен и дат.

– Имен и дат, – задумчиво повторил Джимми.

– Не похоже было, чтобы Джерри очень разозлился, – продолжала Лорейн. – Он смеялся, спрашивал, слышала ли я когда-нибудь о мафии, потом сказал, что было бы странно, если бы такая организация, как мафия, возникла в Англии: такой вид секретного общества не будет иметь популярности у англичан. Наши преступники, сказал он, лишены живого воображения.

Джимми задумчиво свистнул.

– Я начинаю понимать, – сказал он. – Семь Циферблатов должны быть штабом какой-то секретной организации. Как написано в письме, сначала он думал, что это просто шутка. Но, очевидно, это не было шуткой, тем более он сам это пишет. И к тому же еще его беспокойство о том, что вы должны забыть все, что он вам говорил. На это есть только одна причина: если эта организация подозревает, что вы обладаете какими-то сведениями о ее деятельности, то ваша жизнь тоже в опасности. Джерри сознавал степень опасности и был в большой тревоге за вас.

Он помолчал, потом спокойно продолжил:

– И я уверен, что все мы окажемся в опасности, если возьмемся за это дело.

– Если?.. – возмущенно воскликнула Бандл.

– Я говорю о вас двоих. Для меня это другое дело. Я был другом бедняги Ронни. – Он взглянул на Бандл: – Вы сделали свое дело, передали мне его последние слова. Нет, ради бога, не вмешивайтесь в эту историю, вы и Лорейн.

Бандл вопросительно посмотрела на другую девушку. Ее собственное решение давно уже созрело, но она не подавала и виду. У нее не было ни малейшего желания насильно втягивать Лорейн Уэйд в это опасное предприятие. Но маленькое личико Лорейн уже горело негодованием.

– Как вы можете так говорить! Как вы могли хоть на минуту подумать, что я удовлетворюсь тем, что останусь в стороне, когда они убили Джерри, моего дорогого Джерри, самого любящего, добрейшего и лучшего брата, какого только может желать девушка! Единственного близкого человека, который был у меня во всем мире!

Джимми смущенно откашлялся. Лорейн, подумал он, восхитительна, просто восхитительна!

– Послушайте, – нерешительно сказал он, – вы не должны так говорить. О том, что вы одна во всем мире, и весь этот вздор. У вас множество друзей, которые рады сделать все возможное для вас. Понимаете, что я хочу сказать?

Видимо, Лорейн поняла, потому что внезапно густо покраснела, и, чтобы скрыть смущение, нервно заговорила:

– Решено, – сказала она. – Я буду помогать вам. И никто меня не остановит!

– И я тоже, разумеется, – добавила Бандл.

Они обе взглянули на Джимми.

– Да, – медленно сказал он. – Да. Именно так.

Они вопросительно смотрели на него.

– Интересно, – произнес Джимми, – с чего нам следует начать?

Глава 9

Планы

Слова Джимми сразу подняли обсуждение на качественно новый уровень.

– Принимая все во внимание, – сказал он, – не так уж многим мы располагаем. Всего лишь словами о Семи Циферблатах. По правде говоря, я даже не знаю точно, где находятся эти Семь Циферблатов. Но в любом случае мы не можем тщательно прочесать весь этот район дом за домом.

Примечания

1

Высший класс (фр.).

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.