Глава 5

Женевьев храбрилась изо всех сил. Она сидела у костра, подобрав под себя ноги и держа в одной руке ружье, а в другой — толстую палку. Ночь была черная, беззвездная, за кругом огня стояла непроглядная тьма. Женевьев никогда не боялась темноты, даже в детстве. Да и чего ей было бояться — она жила в центре города, в красивом, респектабельном доме с надежными замками на дверях, окруженная заботой и любовью родителей. Но сейчас… Она чувствовала себя совершенно беспомощной — одна посреди леса, кишащего дикими зверями, которые наверняка рыскают в поисках добычи. Правда, пока она, к счастью, не видела ни одного хищника, но знала: они там, в темных зарослях.

Ночной лес был полон жизни, и звуки этой жизни казались Женевьев невероятно громкими и пугающими. Хрустнула ветка. Девушка вздрогнула и начала тревожно озираться, уверенная, что к ней подкрадывается какое-то животное. Она молила Бога, чтобы этот зверь был не больше и не опаснее кролика.

Одному Богу известно, что она станет делать, если в ее лагерь забредет горный лев. От мысли, что она может оказаться добычей дикого зверя, Женевьев стало нехорошо. В голове возникли страшные картины собственной смерти: ей мерещилось, как острые звериные зубы рвут ее тело на части, как она истекает кровью…

Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Женевьев громко запела свой самый любимый церковный гимн, пока вдруг не поняла, что он посвящен смерти и искуплению грехов. Девушка умолкла; прислонившись спиной к дереву, она вытянула ноги, скрестила лодыжки и приказала себе немедленно успокоиться. Ей предстоит бессонная ночь, и она должна выдержать, не смыкать глаз ни на минуту, иначе…

Женевьев не слышала, как подошел Адам. Только что она была в полном одиночестве, и вот он сидит рядом с ней с оружием в руках.

Пораженная, она невольно вскрикнула и взвилась, словно пружина. Ударившись головой о толстую ветку дерева, Женевьев снова вскрикнула, уже от боли. Казалось, сердце ее подпрыгнуло и застряло где-то в горле. О небо, как Адам мог подкрасться к ней настолько бесшумно? Когда она сможет выговорить хоть слово, то непременно спросит его об этом.

Адам между тем молча положил ружье на землю. Несколько секунд Женевьев тупо смотрела на оружие, затем медленно подняла глаза на Адама.

Никогда и никому в своей жизни она так не радовалась! Адам, судя по всему, не испытывал особого счастья оттого, что увидел ее: по его заметно потемневшим глазам и желвакам на скулах было видно, что он весьма и весьма зол.

Женевьев хотела кинуться ему на шею, обнять, но вместо этого нахмурила брови и прижала руку к сердцу.

— Вы меня испугали, — укоризненно проговорила она. Адам ничего не ответил.

— Я не слышала, как вы подошли, — глубоко вздохнув, призналась Женевьев.

— И не должны были.

Они смотрели друг другу в глаза; казалось, в молчании прошла целая вечность. Он пытался успокоиться, уверяя себя, что подоспел вовремя, что ничего ужасного, слава Богу, с Женевьев не случилось. От пережитого волнения и пришедшего на смену чувства большого облегчения Адама вдруг охватили гнев и радость одновременно. Ему хотелось и поцеловать Женевьев, и как следует встряхнуть ее. Но внешне он остался совершенно невозмутим.

От счастья, что больше она не одна в этом страшном, темном лесу, на глаза девушки навернулись слезы. Адам заметил это и, чтобы не смущать ее, глядя в сторону, строго спросил:

— Что вы здесь делаете?

—Сижу у костра. А вот вы что здесь делаете?

— Приехал за вами.

Ее глаза расширились.

— Но почему?

— Почему вы уехали так внезапно? — вопросом на вопрос ответил он.

Женевьев перевела взгляд на огонь.

— Почувствовала, что мне самое время уехать.

— Это не ответ, — возмутился Адам.

— Говорите тише, — прошептала Женевьев.

— Почему?

— Я боюсь… звери…

— Что звери?

— Если они нас услышат, то сбегутся сюда.

— Прежде всего звери обладают прекрасным обонянием. Они бы уже давно почуяли нас, — пряча улыбку, проговорил Адам.

— Совсем недавно я слышала рычание горного льва.

— Его бояться нечего. Он сюда не придет.

— Вы уверены?

— Абсолютно.

Женевьев облегченно вздохнула. Наклонившись к Адаму, она прикоснулась к его руке и проговорила:

— На небе сегодня ни единой звездочки. — Она запрокинула голову и посмотрела вверх.

— Почему вы уехали на ночь глядя и ни с кем не попрощались? Почему вы так спешили? — доброжелательно, но упорно продолжал спрашивать Адам. Он знал почему, но ему было интересно, скажет ли она правду. Если да, то это что-то новое, подумал он и, насупившись, с досадой покачал головой: какая же она искусная лгунья!

Заметив его хмурый вид, Женевьев решила, что играет с огнем, и напряглась.

— Я знаю, вы сердитесь, но…

— Да, сержусь, — оборвал ее Адам.

— Почему?

— И вы еще спрашиваете? Да вы хоть понимаете, что такой красивой девушке крайне опасно ехать ночью и без сопровождения?! Вам что, жить надоело? Я считаю вас достаточно разумной, а потому не могу взять в толк, почему вы сделали такую глупость. Ей-богу, не могу…

— Я способна позаботиться о себе сама! И если вы проделали столь неблизкий путь только для того, чтобы высказать мне свое мнение, то напрасно потратили время. Отправляйтесь обратно.

Женевьев старалась говорить сердито, в тон Адаму, но внутри у нее все дрожало от радости. Он сказал, что она красивая! И произнес это так уверенно, будто говорил о неоспоримом факте. Адам удивил ее. Еще никто и никогда не называл ее красивой, и сама она отнюдь не считала себя таковой. Наоборот, Женевьев казалось, что все в ней не так — чересчур высокая, чересчур худая, с чересчур короткой стрижкой… Но Адам думал по-другому.

Женевьев вздрогнула и, придав лицу отсутствующее выражение, уставилась в темноту. Он не должен прочесть ее мысли!

Она глубоко вздохнула. «Вздох удовлетворенной женщины, — подумал Адам и тут же чертыхнулся про себя: — Нашел время для подобных мыслей!»

— Может, вы все-таки объясните мне, почему сорвались на ночь глядя и не сказав никому ни слова? — почти прорычал он.

Что ж, она потом подумает о чем-нибудь приятном, решила Женевьев.

— Во-первых, я никуда не сорвалась, а просто уехала, и не на ночь глядя, а вечером. А во-вторых, я хотела попрощаться, но у меня совсем не было времени.

— Ну конечно, — с иронией протянул он. — Не хотите ли вы поведать мне причину такой спешки?

— Нет! — отрезала Женевьев.

Ее резкий ответ не понравился Адаму, но он сдержался и спокойно сообщил:

— Вы кое-что оставили.

— Я? Я ничего не…

— Телеграмму.

Она закрыла глаза.

— Вы прочитали ее?

— Да, прочитал, и…

Он не успел договорить: Женевьев услышала тихий шорох, схватила обеими руками палку и вперилась в темноту.

— Мне кажется, там кто-то есть. Слышите? Вот опять…

— Это ветер шелестит листьями.

— Я не уверена, — прошептала Женевьев.

— Зато я уверен. Вам, видимо, редко приходилось ночевать одной в лесу? — раздраженно спросил он.

— Что вы! Совсем не приходилось! Для меня это настоящее приключение.

— Вы дрожите.

— Сегодня прохладно. К тому же… Честно говоря, перед вашим приходом я была немного испугана. А теперь успокоилась. Я рада, что вы здесь, Адам, хотя вы и сердиты на меня.

— Город находится меньше чем в пяти милях отсюда. Гаррисоны — по-настоящему хорошая, добрая пара — живут в предместье. Они сдают комнаты. Если вы спросите…

— Я не могу позволить себе тратить деньги, — перебила Женевьев. — Поездка в Роуз-Хилл обошлась дороже, чем я ожидала. И потом, разве это приключение — снять комнату на ночь? Я познаю жизнь. А не собираюсь, как вы, только читать о ней.

Адам пропустил колкость мимо ушей.

— Мне кажется, вы могли бы уже положить свою дубинку. Интересно, для чего она вообще вам понадобилась?

Женевьев отшвырнула палку и смущенно проговорила:

— Ну-у… на тот случай, если сюда явятся дикие звери…

Адам не засмеялся, но посмотрел на нее как на сумасшедшую. Она пожала плечами.

— По-моему, я неплохо придумала…

— У вас еще есть оружие, — напомнил Адам.

— Знаю, но я надеялась обойтись без стрельбы. Ведь это я вторглась во владения диких зверей, а не они в мои. Это их дом.

— Вы когда-нибудь раньше стреляли?

— Нет.

Адам вскипел. Просто чудо, что он нашел ее живой! Да есть ли у нее в конце концов мозги?

— Снова собираетесь прочитать мне лекцию? — увидев выражение его лица, насмешливо спросила Женевьев.

— Вам нельзя оставаться здесь. Вы совершенно беспомощны. Почему вы не сказали мне правду в Роуз-Хилле? Зачем солгали?

— Я не хотела вас обманывать…

— Но сделали это, не так ли/

Женевьев отодвинулась от него подальше и снова прислонилась к дереву.

— Мои проблемы вас не касаются. Вас попросили поехать за мной братья?

От нелепости вопроса он едва не рассмеялся.

— Я отправился за вами по собственной воле. Ответьте наконец, кто вас преследует?

— Кроме вас?

— Ответьте мне, Женевьев, — почти угрожающе повторил он.

— Никто. — Она покачала головой и стиснула руки на коленях.

— Вы когда-нибудь говорите правду? — рявкнул он.

— Да, обычно я так и делаю, — ответила девушка. — Но сейчас иной случай. У меня трудности, и я не хочу, чтобы вы ввязывались во все эти дела.

— Слишком поздно. Я уже ввязался. И вы расскажете мне все!

— Нет. Вы не вправе вмешиваться в мою жизнь. И потом: вас могут ранить или даже, упаси Господи, убить. Я не могу этого допустить. Чем меньше вы знаете, тем лучше. Я сама во всем разберусь.

— Судя по телеграмме Лотти, ваш преследователь явится в Роуз-Хилл. Стало быть, у меня далеко не праздный интерес.

— Нет, на ранчо меня никто искать не станет — ведь я оттуда уехала. И к тому же я сделала вид, будто из Блю-Белл направилась на запад, а сама двинулась на юг.

— А кто такая Лотти?

— Подруга. Пела вместе со мной в хоре. Она очень славная, но имеет склонность впадать в панику из-за каждого пустяка.

— Неужели?

— Ну поверьте же, Адам, никто не хочет причинить мне вреда. Честное слово.

Он взял ее за руку.

— И все же откройте мне правду: кто за вами гонится?

— Проповедник за мной гонится, — устало произнесла Женевьев и вздохнула: она поняла, что Адам все равно не отстанет от нее, как дьявол от души грешника.

Адам поднял бровь.

— Проповедник?

— Его зовут Эзекиел Джонс. Имя вымышленное. Однажды он якобы услышал голос свыше, после чего решил, что теперь ему требуется более солидное имя. Так он стал Эзекиелом. Он проповедовал в той церкви, которую я регулярно посещала… Кажется, я уже упоминала, что и ваша мама Роуз ходила в ту же самую церковь; там мы и познакомились. — Женевьев подумала, что бы еще добавить. — Я никогда не спрашивала ее об этом, но уверена, что ей нравился Эзекиел. Его все любили. Он говорил очень вдохновенно.

По щеке Женевьев скатилась слеза. Адам обнял девушку за плечи и привлек к себе.

— Но почему этот проповедник гонится за тобой? — прошептал он.

— Я пела у него в хоре.

Он еще теснее прижал Женевьев к себе. Да, надо иметь ангельское терпение, чтобы добиться от нее правды! Ну что же, настойчивости и упорства ему не занимать, так что отмолчаться ей не удастся.

— Он преследует тебя, потому что ты пела у него в хоре? Странно. И что же он хочет с тобой сделать?

— Да ничего он не хочет со мной сделать, — упрямо пробурчала девушка". — Ну… наверное, он просто пытается вернуть меня в хор.

— Почему?

— Я для него надежный кусок хлеба. Когда я пою в хоре, церковь переполнена.

— Ага, теперь все ясно. И прихожане больше жертвуют, да?

Женевьев кивнула.

— Людям нравится мой голос, — запинаясь, проговорила она и зарделась от смущения.

— Я их отлично понимаю.

Женевьев улыбнулась.

— Знаешь, с тобой я чувствую себя в полной безопасности, — немного помолчав, сказала она.

Адам засмеялся. Теперь, когда Женевьев ему все объяснила, он немного успокоился и меньше сердился. Ее беда — вовсе не беда, а так, небольшая неприятность, и он быстро со всем этим разберется.

— Ах вот как… Если бы ты знала, с какими мыслями я сюда ехал, ты бы так не говорила.

Женевьев не поняла, поддразнивает он ее или говорит серьезно.

— И что же ты думал? — осторожно спросила она.

— Не важно. Лучше признайся, все ли ты мне рассказала.

— Конечно.

— Ничего не утаила?

— Боже, какой ты подозрительный! — вздохнула Женевьев. — Я ничего не скрыла. Ничего. Ты знаешь все, что тебе надо знать, — добавила она.

— Если ты действительно рассказала мне правду…

— Разумеется, — прервала она Адама.

— …то проблема решается очень просто, — убежденно закончил он. — Не могу только понять, почему ты не рассказала мне про Эзекиела в Роуз-Хилле.

— Я уже объяснила, почему не доверилась тебе: не хотела впутывать в свои дела. Видишь ли, Эзекиел Джонс не очень хороший человек. Для него не существует слова «нет».

— А ты отказалась вернуться в хор?

— В том-то и дело.

— И что же?

— Он запер меня в комнате.

— Неужели он так поступил с тобой? — Голос Адама звучал кротко, но от него веяло ледяным холодом.

Его взгляд испугал Женевьев; она снова подумала, каким опасным противником он, наверное, может быть, и порадовалась тому, что он на ее стороне.

— Да, — тихо ответила девушка. Она зябко повела плечами, потерла руки и добавила: — Чтобы удрать от него и двух его прихвостней, мне пришлось вылезти в окно. Я порвала свою самую лучшую юбку.

— Жаль, что не сказала об этом раньше. Если не хотела довериться мне, могла бы поговорить об Эзекиеле с Харрисоном. Он юрист и с помощью закона, несомненно, сумел бы поставить этого человека на место. Но я скорее мог бы оградить тебя от преследования и угроз Эзекиела, — спокойно заявил Адам.

— Каким образом? — Женевьев с волнением ждала ответа, но Адам ничего не стал объяснять, и она, протестующе подняв руку, проговорила: — Я не хочу, чтобы ты что-то предпринимал! Может быть, Эзекиелу неизвестно, где я сейчас нахожусь, а добравшись до Солт-Лейк и сев на нью-йоркский поезд, я избавлюсь от него раз и навсегда.

— Женевьев, если я нашел тебя довольно легко, то почему это не может сделать проповедник?

— Потому что ты большую часть жизни провел в горах, знаешь здесь каждую тропку, а Эзекиел — человек городской. Так что тут он меня не найдет. И гнаться за мной аж на восточное побережье только для того, чтобы вернуть меня в хор, тоже не станет.

— Между прочим, Солт-Лейк не за углом. Сначала надо попасть в Грэмби, потом в Джанипер-Фоллз, затем повернуть на юг, миновать Миддлтон, дальше ехать на восток через Кроуфорд и уже оттуда прямиком в Солт-Лейк. Если не лететь сломя голову, то это верные четыре дня пути, и в любой точке Джонс может тебя поймать.

— Но он за мной не…

— Тебя встревожило бы известие о том, что он находится в одном дне пути от тебя?

— Еще бы! Этот тип способен на любую подлость. А ты почувствовал бы, что он меня преследует?

Почувствовал — не то слово. Он бы знал: в этом она может быть уверена. Слишком давно он живет в этих местах и изучил их как свои пять пальцев; кроме того, ему подсказало бы о грозящей ей опасности шестое чувство, которое выработалось с годами. Он ощутил бы погоню каждой клеточкой и непременно проверил бы, не обманывает ли его инстинкт.

Впрочем, «бы» здесь ни при чем… Адам, не желая тревожить и без того уставшую и измученную Женевьев, не стал говорить ей, что знал совершенно точно: Эзекиел и два его приспешника идут по ее следам. Джонс наверняка не ориентировался в здешних местах, но один из его людей явно хорошо знал все тайные тропы, и если бы Женевьев осталась здесь, эта троица поймала бы ее не позднее завтрашнего дня.

Она ждала ответа на вопрос, но Адам заговорил совсем о другом.

— Ты могла бы поехать от Грэмби до Солт-Лейк в Дилижансе. У тебя хватит денег на билет? Ты говорила, что сильно потратилась.

— У меня есть деньги только на поезд.

Ты должна сесть в дилижанс. Я отдам тебе все, что у меня с собой. Правда, сумма невелика: когда я выехал Блю-Белл, банк был закрыт, а дождаться его открытия не было времени.

Женевьев зевнула, извинилась, а потом заявила, что не возьмет у него ни цента.

— Я никогда ни у кого не одалживала денег и не собираюсь это делать впредь, — стараясь говорить твердо и строго, произнесла она. Женевьев клонило ко сну, и конец фразы она пробормотала вполголоса, голова ее опустилась на плечо Адама.

Он попытался сосредоточиться на разговоре, но тепло прильнувшего к нему тела Женевьев на мгновение заставило его забыть обо всем. Он жадно вдыхал исходивший от нее аромат. Как он и предполагал, кожа Женевьев оказалась удивительно гладкой и шелковистой на ощупь — пальцы Адама пробежали по ее руке, и он улыбнулся, почувствовав ее дрожь.

Мягкая, как котенок, и упрямая, как мул.

— Я так рада, что ты догнал меня! Мне очень жаль будет расставаться с тобой в Грэмби. Хоть это и далековато, ты проводишь меня туда, — сонно проговорила Женевьев.

— Неужели? — с мягкой иронией спросил он.

— Но ты же сам будешь волноваться за меня, если не доедешь со мной до Грэмби. Отнесись к этому как к приключению, Адам.

— Ты любишь приключения?

— Очень.

— Тогда ты должна быть просто счастлива, что не вышла замуж. Тебе сначала надо перебеситься.

— Я думаю, что стать женой хорошего человека — самое замечательное приключение, и, когда я такого найду, я его не упущу.

Адам пожалел, что заговорил о ее замужестве. Мысль о каком-то другом мужчине, с которым у Женевьев будет такое приключение, как брак, вызвала раздражение. Сам не зная почему, Адам считал ее своей собственностью.

— Поспи немного, Женевьев. Ты устала.

Она закрыла глаза.

— Я не спала почти двое суток.

— Надеюсь, ты не собираешься делать это сидя? У тебя есть дорожная постель?

— Да, но я не хочу разворачивать ее.

— Не глупи, давай я приготовлю.

— Нет! — панически закричала она и положила ему на бедро руку, не давая встать.

— Но почему? — спросил Адам, озадаченный странной реакцией.

— Змеи! — выпалила Женевьев.

— Что ты имеешь в виду?

— Они заползут под одеяло и свернутся в ногах.

— С тобой такое случалось?

— Нет, но вполне может. Я не хочу испытать ничего подобного. Мне очень удобно спать сидя. Пожалуйста, не надо никакой постели! Я целый час укладывала вещи, зачем ворошить их снова?

Адам со вздохом подчинился. Она хочет сидеть всю ночь? Что ж, прекрасно, пусть сидит.

— Ты чересчур упряма, — недовольно буркнул он.

— Не упряма, а благоразумна.

Адам недоверчиво фыркнул. Женевьев, не обратив на это внимания, прикрыла глаза, решив попытаться заснуть.

Адам сначала позаботился о своей лошади, а потом расстелил походную постель возле костра. Он подбросил веток в огонь, растянулся на одеяле, положив руки под голову, и уставился в черноту неба, думая о том, как разделается с преподобным Эзекиелом и его дружками.

— Адам?

— Я думал, ты заснула.

— Почти, — прошептала Женевьев. — Можно задать тебе один вопрос?

— Разумеется.

— Ты когда-нибудь думал жениться на мне?

— Нет.

Его ответ был быстрым и предельно откровенным, но она, казалось, ничуть не обиделась.

Адам смежил веки, но она снова заговорила:

— А я мечтала о тебе…

Глава 6

Проводить Женевьев до Грэмби было самое большее, что он мог сейчас для нее сделать. Она совершенно права: не поехав с ней до Грэмби, он бы очень волновался, да и семья доняла бы его упреками, узнав, что он не проводил Женевьев и не посадил в дилижанс. Адам подумывал, а не увезти ли ее обратно в Роуз-Хилл и не предложить ли Харрисону начать дело против Джонса и его приспешников, дабы оградить Женевьев от неприятностей, но был абсолютно уверен, что девушка снова сбежит, и уж тогда Эзекиел точно ее поймает.

Адам чувствовал ответственность за Женевьев, оказавшуюся в полном одиночестве. Вольно или невольно, но теперь он связан с ней и, хотя это вовсе не в его характере, причастен к ее жизни.

Женевьев мечтала о нем!.. Адам не мог прийти в себя от ее ошеломляющего признания. Потеряв дар речи, он уставился на девушку, ожидая объяснения столь странных слов. Но вместо этого Женевьев заснула.

Она не проснулась, когда Адам поднял ее на руки и перенес на свою постель. Он уложил ее и сел рядом. Сняв ботинки, вытянул ноги, привалился спиной к дереву и закрыл глаза.

Даже спящая, Женевьев не оставляла его в покое. Вот она повернулась и невольно прижалась к его боку; только он задремал, как ее рука упала ему на колено. От неожиданности Адам широко открыл глаза и поспешно отодвинул руку Женевьев, но не прошло и минуты, как он снова почувствовал прикосновение, только на этот раз рука легла гораздо ближе к его паху. Стиснув зубы, Адам пытался прогнать греховные мысли, неожиданно возникшие в голове, твердил себе, что Женевьев касается его не намеренно, во сне… Конечно, он мог бы перебраться на противоположную сторону костра, но какая-то неведомая сила заставляла его сидеть рядом со спящей девушкой.

Естественно, в эту ночь ему не довелось как следует выспаться.

Адам проснулся до рассвета, Женевьев проспала еще два часа. После сна она была свежа и весела, а он угрюм и явно не в духе. Все утро девушке хотелось поболтать с Адамом, но он хранил упорное молчание.

К полудню Адам пришел к выводу, что они с Женевьев разнятся, как день и ночь. Он привык идти к намеченной цели, не позволяя себе отвлекаться ни на что. Она же готова была останавливаться чуть ли не перед каждым цветком, попадавшимся на пути, чтобы полюбоваться им.

Улыбка редко освещала лицо Адама, а Женевьев постоянно смеялась. Чаще всего — над ним: с ее точки зрения, он слишком уж заботится о ее безопасности и все время сгущает краски. Со стороны казалось, что сама она ни о чем не беспокоится, порхает, словно мотылек.

И уж совсем по-разному они относились к незнакомым людям. Адам был осторожен и подозрителен. А Жененевьев — доверчива и открыта. В каждом она видела друга, радостно приветствовала его, как будто знала давным-давно, охотно болтала.

— В наше время нельзя особо доверять людям. Ты ведь сама мне это говорила в Роуз-Хилле, помнишь? — спросил он, когда они остановились, чтобы дать передохнуть лошадям.

— Помню, но я имела в виду другое. Нельзя доверять тем, на чьей стороне сила. Мы скоро доберемся до Грзмби?

— Это зависит от тебя. Если ты собираешься останавливаться и беседовать с каждым встречным, то мы не попадем туда и до завтра.

— А если я не буду это делать?

— Тогда до Грэмби всего пять часов езды. Если поторопимся, будем там к ужину.

Женевьев пришпорила лошадь и поехала рядом с Адамом.

— Если у меня есть право выбора, то я все же не прочь воспользоваться случаем и поговорить с незнакомыми людьми. Мне интересно узнать их, послушать. Думаю, тебе это тоже нравится.

Адам невольно улыбнулся:

— Мне?

— Да, — настаивала она. — Я видела книги у тебя в библиотеке и помню, что там есть несколько биографических. Значит, ты любишь читать о других людях. Я тоже люблю, но мне нравится все узнавать, что называется, из первых рук. Приятно послушать о разных приключениях, о случаях из жизни. Конечно, людей надо сначала разговорить, расположить к себе, улыбнуться, а не хмуриться и не смотреть волком. А от вооруженного человека все вообще стараются держаться подальше, ведь если что-то не по нему, он может и выстрелить. А ты еще к тому же такой огромный… Ты заметил, что встречные обходят нас стороной? Вероятно, если ты спрячешь оружие…

Адам не дал ей договорить.

— Нет! — отрезал он тоном, не терпящим возражений.

Она покачала головой.

— Тогда скажу прямо: люди тебя боятся.

Он засмеялся.

— Тебе что, хочется этого? — недоуменно спросила Женевьев.

— Вот уж о чем никогда не задумывался!.. Наверное, хочется.

— Почему?

— Они расступаются и дают спокойно пройти. Вот почему. Ладно, как бы там ни было, но, пока я не посажу тебя в дилижанс в Грэмби, я в ответе за твою безопасность.

— Нет, ты вовсе за меня не отвечаешь. Адам не собирался спорить.

— Значит, ты решила сегодня снова ночевать под открытым небом?