Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Небо смотрит на смерть

ModernLib.Net / Детективы / Гарв Эндрю / Небо смотрит на смерть - Чтение (стр. 3)
Автор: Гарв Эндрю
Жанр: Детективы

 

 


Пройдет время, и полиция, безусловно, выйдет на след настоящего убийцы, а его выпустят на свободу. Затем, когда после бесед с адвокатом он понял всю серьезность своего положения, им овладели более тяжелые переживания. Ярость по поводу чудовищности всего происшедшего, разъедающая душу обида на несправедливость судьбы, сыгравшей злую шутку над ним и Кэтрин в момент наивысшего счастья. Боль при мысли о Кэтрин и о том, что ей предстоит пережить. Пронзительное одиночество в долгие, бесконечные бессонные ночи. Отчаянные и позорные приступы жалости к самому себе, сменявшиеся обжигающим душу страхом, когда он давал волю воображению. Надежда терзая его, приходила на смену отчаянью.

Теперь, когда он слушал список присяжных, им вновь овладело ощущение невероятности всего совершавшегося. Сама мысль о том, что вся эта процедура была затеяна лишь для того, чтобы определить и взвесить степень его вины, его — Чарльза Хилари, который знал о смерти Луизы не больше, чем судебный пристав, казалась фантастикой! Еще более невероятным казалось то, что через несколько часов или дней эти незнакомые ему люди, которые сейчас принимали присягу, смогут торжественно объявить, что именно он убил свою жену — он, столь же неповинный в этом, как и сам судья… Произнести чудовищный приговор и послать его к месту казни!

Невероятно, но факт — вот он, сидит здесь на скамье подсудимых, главный герой и виновник самого скандального судебного процесса из многих на счету Олд-Бейли. Он может чувствовать себя непричастным ко всем судебным приготовлениям, они кажутся ему нереальными, зато вполне реальными были и полицейский, стоявший на страже у него за спиной, и волнение галерки, и репортеры, уже заносившие в книжечки любопытные подробности его внешнего вида и поведения. Но реальнее всего была веревка!

Он облизнул губы и нервно осмотрел зал суда. Публика, набившая зал до отказа, была, должно быть, лишь частью толпы, стремившейся пробраться сюда. Вне всякого сомнения, они ждали с пяти утра из-за Кэтрин; это из-за нее газеты готовили дополнительные тиражи, а процесс был у всех на устах в каждом отдаленном уголке Англии. Она к тому времени стала почти членом семьи для нескольких сотен тысяч телезрителей. Нет ничего удивительного, что процесс вызвал такой интерес, но было противно думать о том, что они обсуждали между собой. Во всяком случае, если они ждут пикантных, интимных подробностей из жизни своего поверженного кумира, их ожидает жестокое разочарование. Это было, пожалуй, единственным преимуществом того обстоятельства, что он выбрал ограниченную защиту: обвинение не выйдет за рамки приличий. По словам Мёргатройда, процесс не вызовет особых сенсаций и треволнений. Он закончится быстро, хотя надежд на оправдание мало, резюмировал он четко и определенно.

Чарльз взглянул на галерку. Так и есть, все пялятся на него с нескрываемым любопытством. Только Кэтрин, сидящая рядом с братом в части зала, отведенной для членов суда, пытается взглядом ободрить его. Она бледна, смертельно бледна, но с виду столь же спокойна и выдержанна, как и на протяжении всего следствия. Чарльзу казалось, что только теперь он оценил ее по достоинству. Он молил Бога придать ей сил и мужества в те мучительные часы, что ждали их впереди.

Пригладив парик и одернув судейскую мантию, сэр Фрэнсис Дьюк, королевский прокурор, торжественно поднялся и начал речь.

— Достопочтенные судьи! Мне выпала честь выступать здесь, на этом процессе, от лица обвинения вместе с моим достопочтенным коллегой мистером Форбсом. Обвиняемый Чарльз Хилари имеет честь быть представленным также моими достопочтенными коллегами мистером Лео Мёргатройдом и мистером Холлисом…

Дьюк был блестящим прокурором. Высокий, крепкого телосложения, он обладал способностью одним своим видом внушать доверие судьям. Он отличался весьма ограниченным и консервативным взглядом на жизнь, хотя и не был тем ревностным фанатиком, который с удовольствием отправит человека на виселицу за измену жене, если не найдет достаточно поводов обвинить его в убийстве. На него можно было вполне положиться в том, что он изложит доводы обвинения полностью и со знанием дела, а также внимательно выслушает и противную сторону. Методы его не отличались особой зрелищностью, а личность — особым обаянием, да ведь и данный процесс не требовал особого блеска, — во всяком случае, со стороны обвинения. Факты достаточно ясно говорили сами за себя.

— Достопочтенные судьи, — опять начал он. — Как стало известно суду, в пятницу днем, а именно третьего июня сего года, без четверти четыре пополудни в гостиной ее дома номер один по Клэндон Мьюз в Кенсингтоне, где она жила совершенно одна, было обнаружено тело Луизы Хилари. Тело обнаружено мальчиком-посыльным по имени Артур Мэйсон, который зашел, чтобы доставить железнодорожный билет из агентства «Уайд Уорлд Трэвел Эйдженси». Постучав в дверь и не получив ответа, а также зная, что миссис Хилари должна была его ждать, он заглянул в верхнюю прорезь ящика для газет. К своему ужасу, он увидел чьи-то ноги на ковре в гостиной и сразу понял, что случилось неладное. Он немедля направился к ближайшему телефону и набрал три девятки. Спустя несколько минут прибыла полиция, выбила дверь и обнаружила мертвую Луизу Хилари. Ее задушили.

— Следствию удалось установить сравнительно ограниченный период времени, в который могло быть совершено это убийство. Незадолго до трех пятнадцати того же дня Луиза Хилари звонила по телефону в агентство, спрашивая, почему до сих пор не доставили билет до Парижа, который она заказывала заранее. Подлинность ее голоса подтвердил один из служащих по имени Уильям Харбин, который и раньше имел с ней дело по такому же поводу. Поэтому мы можем со всей определенностью утверждать, что в три пятнадцать Луиза Хилари была еще жива, тогда как без четверти четыре, когда мальчик-посыльный позвонил в полицию, она была уже мертва. Из этого можно заключить, что Луиза Хилари была убита в течение этого получаса. Отсутствие каких-либо следов насильственного вторжения в дом говорит о том, что убийца был впущен самой Луизой Хилари и, что его ждали. По мнению обвинения, нет никаких сомнений и в том, кто именно был этот гость. Во время обычного осмотра места преступления полицией обнаружены бутылка рома, находившаяся в гостиной, а на стакане, из которого пила Луиза Хилари? — несколько четких отпечатков пальцев, которые, как было установлено впоследствии, принадлежат ее мужу Чарльзу Хилари. Самое тщательное расследование, проведенное полицией, не смогло дать доказательств того, что в доме в тот день мог побывать еще какой-то мужчина.

— Кроме того, достопочтенные судьи, отпечатки пальцев оказались не единственной уликой, найденной полицией. На постели Луизы Хилари обнаружено письмо, отправленное накануне вечером и полученное ею, по всей вероятности, рано утром. Вы сможете ознакомиться с этим письмом, представленным в качестве доказательств со стороны обвинения. Я думаю, что на данный момент будет вполне достаточно, если я зачитаю два или три абзаца. Я бы хотел, кроме всего прочего, обратить ваше внимание, господа судьи, на тот факт, что Хилари обращается к своей жене просто по имени — «Луиза!», выражая тем самым явно негативное свое к ней отношение, тогда как более естественным и чисто формальным было бы обращение

«Дорогая Луиза!». Теперь я предлагаю вашему вниманию самые существенные отрывки из этого письма:

«Не могу поверить, что ты до конца понимаешь, в какое отчаянье ты повергаешь меня, продолжая отказывать мне в разводе. Я не могу ни спать, ни работать, бесконечно обдумывая всевозможные выходы из сложившейся ситуации. Именно это занимает все мои мысли. Кэтрин переживает еще больше, чем я. Желание иметь семью и детей, вести нормальную жизнь вполне естественно для нее. Она не может больше мириться с нашими встречами украдкой, к которым ты нас принуждаешь.

Я мог бы понять твой отказ сделать меня свободным, если бы ты сохранила остатки любви ко мне, но ты совершенно ясно дала понять мне еще до того, как мы расстались, что наш неудавшийся брак оставил в тебе лишь чувство досады. Что же ты выиграешь, продолжая отказывать мне? Какую ощутимую пользу получишь, ставя препятствия на моем пути?

Луиза, я в полном отчаянии, в таком отчаянии, что с трудом нахожу силы написать тебе это письмо. Ты ломаешь мне жизнь. Если бы ты разрешила мне встретиться с тобой и еще раз поговорить, возможно, мне удалось бы заставить тебя понять, что ты делаешь. Я позвоню тебе утром и спрошу, могу ли я зайти завтра».

Сэр Фрэнсис положил письмо, вытерев уголки рта белым носовым платком.

— Это «завтра», леди и джентльмены, и был день убийства.

Он помолчал, затем обратился к присяжным через головы притихшей публики:

— В свете того, что случилось впоследствии, трудно представить себе более компрометирующее послание. Обвинение не обязано устанавливать мотив преступления для того, чтобы установить вину обвиняемого. Но в данном случае этот мотив совершенно ясен. Рассмотрим ситуацию, которая привела к написанию этого письма. Чарльз Хилари в результате неудавшегося брака живет отдельно от своей жены. Он страстно влюбляется в некую Кэтрин, которую мы все знаем как мисс Кэтрин Форрестер, привлекательную ведущую телепрограмм. Он сделал ее своей любовницей и страстно желает жениться на ней. Он несколько раз умоляет жену дать развод, но она все время отказывает. Нервное перенапряжение в результате таких «встреч украдкой», осознание того, что у них нет будущего, делают их жизнь совершенно невыносимой. В конце концов Кэтрин Форрестер объявляет своему любовнику, что так больше продолжаться не может. Хилари должен добиться развода или потерять любимую женщину. Он находится в состоянии полного отчаяния и именно в таком состоянии наносит визит жене. Это факты, которые нельзя опровергнуть.

Что именно произошло во время встречи супругов, мы не можем установить сейчас со всей точностью, но факт остается фактом: без четверти четыре того же дня Луиза Хилари лежала мертвой в своей гостиной. Точкой зрения обвинения в таком случае является то, что Чарльз Хилари, получив очередной отказ в разводе со стороны жены и не видя другого выхода из создавшейся ситуации, преднамеренно и жестоко убивает ее.

Сэр Фрэнсис позволил себе еще одну драматическую паузу.

— Прочтя злополучное письмо, — продолжал он через некоторое время, — полиция не теряла времени и немедленно встретилась с Чарльзом Хилари. Инспектор Бэйтс, офицер полиции, которому было поручено расследование, прямо спросил его, посещал ли он дом на Клэндон Мьюз в тот злосчастный день. Хилари ответил решительным «нет». И это была ложь. Ложь, на которой он впоследствии настаивал и которую еще более усугубил, добавив, что не виделся с женой уже несколько месяцев. И он продолжал лгать, пока инспектор Бэйтс не спросил у него согласия оставить полиции свои отпечатки пальцев. Поняв, что его ложь будет неминуемо разоблачена — я уже говорил ранее, что его отпечатки пальцев нашли на бутылке и бокалах, — он торопливо меняет свою предыдущую версию. Оказывается, он все-таки был в Клэндон Мьюз в день убийства, показал Хилари, но не днем. Он был там, по его словам, примерно в половине двенадцатого. Достопочтенные судьи, по мнению обвинения, мы имеем здесь классический случай поведения человека, осознающего свою вину и отчаянно пытающегося избежать последствий своего злодеяния. Сначала откровенная ложь, а затем, когда разоблачение становится неизбежным, резкий переход к другой версии.

— Когда его спросили, где он провел остаток дня после обеда, если не на Клэндон Мьюз, Хилари заявил, что он посетил стадион «Овал», где наблюдал международный матч по крикету между Англией и Индией. Если бы это было правдой, то нам представляется вполне возможным, что кто — нибудь мог его там видеть и запомнить. Со времени ареста Чарльза Хилари его фотографии широко помещались в газетах, а само дело было предметом всеобщего обсуждения. Однако еще ни один человек не пришел заявить, что видел его в «Овале» или заметил его машину рядом со стадионом. Сомнение в достоверности этих показаний вызывает не только отсутствие добровольных свидетелей. В целях подтверждения правдивости этого его заявления мистера Хилари попросили описать все, что он смог запомнить во время матча, который, как он утверждает, он видел. В свое время вам будут представлены его показания по этому поводу, и вы сможете сделать вывод о том, как далеки они от официальных репортажей.

Достопочтенные судьи! Если бы даже на этом закончились обоснования, выдвинутые стороной обвинения, вы бы неизбежно, по моему разумению, пришли к выводу, что Чарльз Хилари задушил свою жену. Налицо мотив преступления, возможность совершить его и явная ложь со стороны обвиняемого, так как он не смог убедительно показать, где и как он провел время в момент преступления. Более того, по существу, он является единственным подозреваемым, так как во время следствия не возникло никаких других подозрений относительно лиц, связанных с его покойной женой. Как я уже говорил, всего этого было бы уже вполне достаточно. Но это еще не все. Дело в том, что Чарльза Хилари, который отрицает, что был на Клэндон Мьюз в тот печальный день после обеда, видели, когда он выходил из дома жены как раз в тот промежуток времени, равный тридцати минутам, когда было совершено убийство. Его вторая ложь, так же как и первая, растаяла как дым, не выдержав столкновения с неопровержимыми фактами…

Королевский адвокат Лео Мёргатройд с напряжением слушал сокрушительную речь прокурора. Невысокий и коренастый, внешне он не производил внушительного впечатления, хотя и считался одним из сильнейших защитников. Кроме профессиональных навыков и ясности ума, необходимых хорошему адвокату, он обладал еще одним редким качеством — воображением, сочетавшимся с неплохим знанием людей. На его счету был не один случай, когда ему удавалось добиться оправдательного приговора в совершенно безнадежной, казалось бы, ситуации, и всё благодаря умению представить обвиняемого суровому суду присяжных с самой лучшей стороны и вызвать к нему сочувствие.

Сегодня, однако, он был отнюдь не уверен в том, что его обычная тактика приведет к успеху. В пользу обвинения свидетельствовали восемьдесят процентов приведенных фактов, и этого было вполне достаточно, чтобы повесить Хилари. Оставалась одна надежда — выгодно использовать оставшиеся двадцать процентов или по крайней мере выдвинуть достаточно стройную версию, чтобы посеять сомнение в виновности подсудимого. Однако недостаточность фактов со стороны защиты делала эту задачу весьма сложной. Они почти ничего не знали о жизни покойной Луизы Хилари и, как верно подметил Дьюк, не имели оснований подозревать кого-либо еще.

Слабость защиты не была результатом того, что Роберт Фэрей, опытный адвокат с уголовной практикой, привлеченный к процессу стороной Мёргатройда, приложил недостаточно старания. Он нанял несколько частных детективов, которые усердно пытались вытащить на поверхность как можно больше фактов из частной жизни Луизы Хилари. Они тщательно опросили ее ближайших соседей, которые как назло в день убийства находились в отъезде, и достопочтенную миссис Бриггс, убиравшую в доме два-три раза в неделю, а также торговцев, но так и не нашли ничего существенного. Никто из них ни разу не видел, чтобы в дом заходил посторонний мужчина, не заметили даже следов присутствия в доме мужчины, как показала уборщица. Сложилась картина, что миссис Хилари большей частью находилась дома одна, коротая время с бутылкой рома перед телевизором или листая журналы. Во время отлучек она никогда никому не сообщала о том, где была или чем занималась. Иногда обсуждала с миссис Бриггс увиденные ею фильмы, но никогда не рассказывала о друзьях. Если у нее и были какие-нибудь секреты, то она их весьма тщательно оберегалa.

Только однажды детективы напали на след, или так им во всяком случае показалось: в сумочке Луизы обнаружили несколько оплаченных счетов за проживание в гостинице. Отправившись на все морские курорты, где проживала Луиза, агентам не удалось получить тем не менее ни одного доказательства того, что она проводила время с мужчиной. Совсем напротив, все ясно указывало на то, что она предпринимала такие вояжи без компаньона. Справки наводились и в европейских отелях, где она также несколько раз снимала комнату с помощью «Уайд Уорлд Трэвел Эйдженси», — и опять ничего. Защиту строить было практически не на чем.

Усилия адвоката составить хоть сколько-нибудь ясную картину о передвижениях обвиняемого в день убийства также оказались абсолютно бесплодными. Не нашлось ни одного свидетеля, видевшего, как он входил в дом на Клэндон Мьюз или выходил из него в то злополучное утро, а его рассказ о посещении матча в «Овале» также не получил никакого подтверждения.

При других обстоятельствах такая ситуация не слишком волновала бы Мёргатройда, так как на его памяти подобные процессы бывали не раз и не два. Чаще всего он мало что мог сообщить суду в пользу виновного, а виновные попадались чаще, чем невиновные. Он знал также, что в процессах с убийством невиновные попадали на виселицу крайне редко, хотя сегодня, как это ни печально, ввиду отсутствия фактов у защиты как раз именно это и могло произойти. В невиновности подсудимого его убедила бурная и искренняя реакция их обоих: Чарльза Хилари и Кэтрин Форрестер; но он не видел возможности, к своему глубочайшему сожалению, убедить в этом кого-либо еще. Доводов «против» было гораздо больше, чем «за».

Первые несколько свидетелей дали обычные показания, а шарканье ног и покашливание в зале свидетельствовали о том, что напряжение спало. Топограф представил план расположения дома на Клэндон Мьюз, а полицейский фотограф — кадры, снятые на месте преступления. Мальчик-посыльный рассказал, как он обнаружил тело, а свидетели подтвердили, что он позвонил в полицию точно в указанное им время.

Следующим вызвали свидетеля Уильяма Харбина, бдительного молодого клерка из транспортного агентства. Он показал, что миссис Хилари действительно заказывала один билет до Парижа за двадцать четыре часа до отбытия поезда, а впоследствии позвонила, проверяя, будет ли доставлен билет. Он хорошо знал ее голос и не сомневался, что звонила именно она. Он точно указал время звонка, так как в этот момент посмотрел на часы.

После сэра Фрэнсиса вопросы Харбину начал задавать Мёргатройд.

— Не упоминала ли миссис Хилари случайно цель своего визита в Европу?

— Она сказала, что едет отдыхать.

— Не говорила ли она, почему покупает только один билет?

— Я понял, что у нее не было определенных планов. Она сказала, что еще точно не знает, куда направится из Парижа, и что, возможно, вернется в Англию другим путем.

— А что, подобные путешествия без определенных планов входили в ее привычки?

— Нет, обычно она ездила в определенное место.

— И всегда брала обратный билет?

— Да.

— Она всегда брала билет только за сутки?

— Нет, обычно она связывалась с нами задолго от отъезда.

Сэр Фрэнсис едва заметно пожал плечами, когда Мёргатройд сел, и вызвал следующего свидетеля — патологоанатома, производившего вскрытие. Через некоторое время Мёргатройд опять вскочил с места и задал врачу вопрос, интересуясь, находилась ли, по его мнению, Луиза Хилари в состоянии алкогольного опьянения в момент своей смерти, не было ли прямых указаний на то, что она регулярно и много пила, интенсивно курила, а иногда употребляла наркотики, и можно ли было по общему состоянию ее организма предположить, что она в целом вела нездоровый образ жизни. На этот раз и судья удивился его вопросам, но воздержался от замечания.

Следующим выступил инспектор Уоррен, эксперт Скотланд-ярда, снимавший отпечатки пальцев. Он показал, как именно он снимал отпечатки пальцев в доме на Клэн-дон Мьюз и что ему удалось идентифицировать только те из них, которые принадлежали трем известным суду лицам, бывавшим в доме: Луизе Хилари, миссис Бриггс и обвиняемому. Мёргатройд сразу же попытался извлечь максимальную пользу из этих неудачных показаний эксперта.

— Нашли ли вы еще где-нибудь в доме отпечатки пальцев подсудимого, кроме как на бутылке и на бокалах?

— Нет.

— Итак, несмотря на то, что он, как он сам признает, находился в квартире в течение некоторого времени, он не оставил бы там других следов своего присутствия, если бы не дотрагивался до указанных предметов?

— Выходит, что так.

— Тогда вполне разумно предположить, не так ли, что если бы какой-то другой мужчина побывал в этом доме и случайно не дотрагивался до этих предметов, он также не оставил бы в доме своих отпечатков?

— Совершенно верно.

— Преступник ведь не всегда оставляет отпечатки пальцев на месте преступления?

— Нет, не всегда.

— Не кажется ли вам, господин эксперт, исходя из вашего опыта, что преступники в наши дни очень хорошо знают о том, что оставлять отпечатки пальцев на месте преступления крайне опасно?

— К несчастью, это именно так.

— И тот, кто собирается совершить преступление, чаще всего принимает меры предосторожности против этого?

— Да, это так.

— Тогда как ни в чем не повинный человек может и не подумать об этом?

— Совершенно верно.

— Большое спасибо.

Вызвали инспектора Бэйтса. Он показал, как выглядело место преступления, когда он приехал туда, как обнаружил письмо, и подтвердил отсутствие каких-либо улик против кого-либо, кроме Хилари. Сэр Фрэнсис тщательно опросил его относительно его первого разговора с обвиняемым, допроса в полиции, а также обстоятельств, приведших к аресту.

И вновь вопросы Мёргатройда вызвали у всех удивление. Он поинтересовался, в каком состоянии находилась квартира погибшей Луизы: была ли застелена кровать, имелись ли пятна рома на поверхности телевизора, не возникло ли у инспектора ощущения беспорядка и неприбранности? Кроме этого Мёргатройду удалось добиться еще существенного признания в том, что обвиняемый был искренне потрясен вестью о смерти жены, хотя инспектор и попытался жестом и интонацией показать, что лично он не поверил в это.

Вслед за Бэйтсом показания начал давать некий седовласый, розоволицый мужчина, произнесший присягу приятным интеллигентным голосом. Вопросы задавал мистер Форбс, помощник прокурора.

— Ваше имя Генри Джордж Сэлкомб и вы живете по адресу Мэйнор Роуд тридцать восемь «а» в доме Барнета?

— Да.

— А по профессии вы спортивный комментатор?

— Верно.

— Вы, кажется, специально изучали игру в крикет, выступали в команде от округа и написали три книги по этому поводу?

— Да.

— Присутствовали ли вы на матче в «Овале» в пятницу днем, а именно третьего июня сего года?

— Да.

— Давали ли вы комментарий в тот день для телепрограммы Би-би-си?

— Да.

— Итак, мистер Сэлкомб, вы слышали, как зачитывались суду те вопросы по поводу матча, которые инспектор Бэйтс задавал подсудимому четвертого июня, а также ответы подсудимого?

— Да.

— Имели ли вы возможность заранее ознакомиться с этими вопросами и ответами?

— Да.

— Можно ли назвать описание подсудимым того, что происходило во время матча, точным?

— Это весьма неточное описание. Он допустил две ошибки, рассказывая о перебежках бэтсменов. Он сказал, что один из них поймал мяч, тогда как на самом деле он выбыл из игры, а про другого — что он ударил ногой по мячу, а на самом деле тот блокировал калитку. Три раза спутал фамилию полевого игрока и два раза боулера. И два раза он неправильно назвал счет.

— Спасибо.

— Нет вопросов, — проревел Мёргатройд. Хилари совершил множество и более серьезных промашек, не стоило сейчас вступать в пререкания относительно подробностей матча. Ах, если бы только у его клиента хватило ума посоветоваться с ним, прежде чем решиться на столь нелепое описание матча! Он постарается объяснить суду причину этих ошибок, когда придет время, хотя совсем не уверен в успехе. Мёргатройд заметил, как двое присяжных обменялись многозначительными взглядами. Интересно, подумал он, многие ли из этих десяти являются любителями крикета?

Сэр Фрэнсис величественно произнес:

— Вызывается Мэри Агнес Скотт.

Присяжные, проявлявшие живейший интерес к показаниям знаменитого Генри Сэлкомба, вновь притихли, пока новая свидетельница давала присягу. Доброе лицо этой женщины казалось еще более обеспокоенным, чем в первый раз, когда Чарльз увидел ее на опознании.

— Ваше имя Мэри Агнес Скотт?

— Да.

— Вам сорок один год, вы домашняя хозяйка, замужняя, имеете троих детей и живете на Эвертон Роуд, дом четырнадцать, в Кенсингтоне?

— Да.

— Ваш муж работает в лондонском Окружном совете в качестве учителя вечерней школы?

— Да.

— Миссис Скотт, не проходили ли вы днем третьего июня сего года по улице Клэндон Мьюз?

— Да, проходила.

— В какое время?

— Около половины четвертого.

— Вы можете утверждать это?

— Да. Я посмотрела на часы, прежде чем выйти из дома. Я собиралась забрать мазь в аптеке у Суоллоу, она должна была быть готова в половине четвертого.

— Ваши часы идут верно?

— Спешат на одну или две минуты.

— Прекрасно. Теперь, миссис Скотт, не сообщите ли вы суду, что вы видели, проходя по Клэндон Мьюз.

— Я увидела, как из дома в конце улицы, из квартиры, которая ближе всего к тротуару, вышел какой-то мужчина.

— Это вы позвонили на следующее утро в полицию, сообщив, что видели человека?

— Да, я.

— Что вас заставило сделать это?

— Я прочитала в газете, что в доме номер один по Клэндон Мьюз нашли убитую женщину и что полиция хотела бы побеседовать с теми, кто кого-нибудь видел вблизи того дома в тот день. Я прошлась по улице и убедилась, что это и был дом номер один, из которого тогда выходил мужчина. Я подумала, что следует позвонить в полицию.

— Вы поступили так из чувства гражданского долга?

— Да. Мне казалось, что я поступаю правильно.

— Вы правы. Я уверен, что суд согласится со мной: вы повели себя самым лучшим образом. В то утро вы описали полиции этого человека?

— Да, попыталась.

— Как вы описали его?

— Я сказала, что он был высокий и очень загорелый, что на нем не было шляпы, и мне показалось, что у него темные волосы.

— Вам что-нибудь подсказывали или задавали наводящие вопросы, когда вы делали это описание, или вы сказали то, что хотели?

— Я сказала то, что хотела.

— А потом инспектор Джонсон доставил вас в полицейский участок на Гейт-стрит для опознания этого человека?

— Да.

— Не обсуждали ли вы с ним по дороге, каким должно быть ваше описание и тот человек, который должен ему соответствовать?

— Нет.

— Что произошло, когда вы прибыли в участок на Гейт-стрит?

— Сначала я сидела в маленькой комнатке, потом меня привели во двор, где много мужчин выстроились в один ряд, и там был еще один полицейский. Инспектор Бэйтс сказал мне: «Сможете ли вы найти среди этих мужчин того человека?»

— И вы?

— Я сразу его нашла.

— Вам было трудно это сделать?

— Совсем нет.

— Вы были абсолютно уверены в том, что человек, на которого вы указали, и был тем мужчиной, который выходил из дома номер один на Клэндон Мьюз накануне примерно в половине четвертого?

— Да.

— И вы до сих пор в этом уверены?

— Да.

— Вы не припомните, видели ли вы этого человека когда-нибудь раньше?

— Нет.

— Видите ли вы этого человека сейчас в зале суда?

— Да, вижу.

— Укажите на него, пожалуйста.

— Вот этот человек — на скамье подсудимых.

Неторопливо поднявшись, Мёргатройд внимательно посмотрел на женщину, чьи показания, по всей вероятности, должны были привести его клиента на виселицу. Он наблюдал за ней в суде магистратов и составил о ней свое мнение. Как свидетельница она могла произвести самое благоприятное впечатление на присяжных, и он сделал вывод, что с ней следует обращаться с особой осторожностью, в противном случае он причинит своему клиенту скорее вред, чем пользу.

— Миссис Скотт, надеюсь, вы ясно понимаете, что от ваших показаний зависит жизнь этого человека?

— Да, понимаю.

— Итак, если у вас есть хоть малейшая тень сомнения в том, что вы утверждаете, вы должны нам сказать об этом, не так ли?

— Да, конечно, но у меня нет никаких сомнений.

— Очень хорошо. А теперь скажите, как долго вы проживаете на Эвертон Роуд, четырнадцать?

— Около пяти лет.

— Наверное, вы хорошо знаете окрестности?

— Да, конечно.

— Вы, наверное, каждый день ходите за покупками?

— Да.

— И я думаю, часто бываете на Клэндон Мьюз?

— Да, очень часто.

— Вы сказали, что в тот день, в пятницу, вы направлялись в аптеку за мазью. Для чего вам понадобилась мазь?

— У моего младшего сына появилась сыпь на лице.

— Так. Понятно. Сыпь неприятного вида?

— Да, очень.

— Поэтому вам, наверное, хотелось получить мазь как можно быстрее?

— Да.

— В таком случае, думаю, вы не задерживались по пути в аптеку?

— Нет, не задерживалась.

— Вы шли довольно быстро?

— Нет, не очень — был жаркий день.

— Но вы шли бодрым шагом?

— Да.

— Что заставило вас взглянуть в сторону дома на Клэндон Мьюз, когда вы проходили мимо?

— Я услышала шум. Как будто, кто-то, выходя, хлопнул дверью.

— Тогда вы обернулись и увидели мужчину?

— Да.

— На каком примерно расстоянии он находился от вас, когда вы его увидели?

— Пожалуй, ярдов пять или шесть.

— Он стоял у двери?

— Нет, он как раз отходил от нее.

— В каком направлении он смотрел?

— Он смотрел в мою сторону.

— Миссис Скотт, а когда вы проходили в конце улицы и увидели этого человека, вы остановились?

— Нет.

— Вы замедлили шаг?

— Нет.

— Вы услышали шум и просто взглянули на него, проходя мимо?

— Да.

— Но если вы только взглянули, проходя мимо, значит, вы не всматривались в его лицо?

— Нет, не всматривалась.

— Вы что-нибудь подумали о нем в эту секунду?

— Нет, тогда я ничего не подумала.

— Ничто в этой ситуации не привлекло вашего особого внимания?

— Нет.

— Вы, например, не подумали про себя: «какой странный мужчина», или «какой симпатичный мужчина», или «какой обеспокоенный мужчина»? Что-нибудь вроде этого?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13