Глава 8 

По обоюдному молчаливому соглашению Хью и Цинтия напряженно слушали вечернюю «музыкалку», стараясь не разговаривать. Примерно в половине одиннадцатого под окном остановилась машина, и Хью с облегчением выключил радио.

– Это, наверное, Квент, – сказал он и вышел открыть брату дверь.

Бледный, усталый Квентин казался расстроенным, и Цинтию кольнуло дурное предчувствие. Торопливо поздоровавшись с ними, он тяжело опустился на стул.

– Хью, – произнес он безжизненным голосом, – боюсь, нам следует приготовиться к худшему.

Оба уставились на него, ожидая удара.

– Хоусон утверждает, что папа абсолютно здоров. Новость оказалась столь неожиданной, что Хью едва сдержал истерический хохот. Он чуть не выкрикнул: «Ах, какой ужас!», но взял себя в руки и серьезно спросил:

– Квент, как все было?

– Хоусон приехал в Эссекс сегодня утром, как договаривались. Он долго беседовал с доктором Скоттом, выведав все о болезни отца. Посовещался с двумя тюремными докторами – один из них врач-психиатр – и осмотрел пациента. Не так-то все просто и быстро, как мне это раньше казалось. Там куча вопросов и тестов. Признаюсь, я не вдавался в детали, но понял, что Хоусон проделал добросовестную работу. И вот его приговор: у папы нет не только ни малейшего признака умственного расстройства, но у него еще и довольно стабильная психика. При других обстоятельствах Хоусон еще помедлил бы с диагнозом и понаблюдал бы папу подольше, но в этом случае промедление нежелательно. Еще он сказал, что редко встречал столь гибкого человека… да, как же он выразился?… Со столь сбалансированным характером.

– Ну что ж, вполне однозначно. Согласны ли с ним все прочие?

– Да, целиком и полностью. Разногласий не было никаких. Конечно, я попытался вмешаться. Спросил, как Хоусон объясняет обмороки. Обычные приступы слабости, ответил он мне, переутомление, перегревы… А головные боли – нормальное следствие небольшого солнечного удара. Они очень подробно обсуждали все это с доктором Скоттом и пришли к единому мнению.

– А обморок на солончаке? Они считают, что это то же самое?

– Хоусон пока не решил. Они ведь знают о нем только со слов отца, и Хоусон склоняется к тому, что у него скорее всего случился припадок, вызванный тем, о чем ему рассказывал Скотт. Но что бы там ни было, все носило характер физический и не связано с расстройствами психики. Между прочим, он весьма сомневается, что подобная слабость, назовем ее обмороком, могла продолжаться целых десять минут. Но абсолютно уверен… они абсолютно уверены, что ни в прошлом Лэтимера, ни в его теперешнем психическом состоянии ничто не указывает на то, что он мог задушить эту девушку бессознательно.

Хью кивнул головой, решив не напоминать сейчас брату, что он никогда и не сомневался в психической полноценности отца.

– А что он сказал по поводу предъявленного обвинения?

– Почти ничего. Установили лишь факт психической полноценности, не рассуждая о том, что он мог сделать или не сделать. Это не входит в их компетенцию. Хоусон был слегка озадачен. Он даже сказал, что после их разговора с отцом у него возникло стойкое ощущение, что тот находится в полном согласии с собственной совестью и искренне уверен в своей правоте. Но ведь нам это ничем не поможет при таком количестве доказательств, возразил ему я, и он со мной вполне согласился. Хорошо хоть он составил о папе благоприятное впечатление… – Квентин тяжко вздохнул и уставился в пол. – Вот так, дорогой. Ты хоть понимаешь, что мы провалили защиту?

– Конечно. Но что же нам теперь делать?

– Ах, если б я знал… Возможно, у Брэддока возникнут какие-нибудь идеи, когда мы завтра с ним встретимся. Боюсь, что дело примет плохой оборот, Хью, даже очень плохой… Вот почему я так добивался, чтобы папу признали душевнобольным. Другого выбора нет. Теперь-то скорее всего его осудят за умышленное убийство.

Они помолчали, затем начал Хью:

– Видишь ли, Квент, я никогда не поверю в то, что такое может случиться.

– Нам ничего другого не остается при таком количестве доказательств.

– Тогда плохи твои доказательства. Квент, ты действительно веришь, что папа, будучи в здравом уме, способен пойти на убийство?

– Суд учтет только факты, а не наши с тобой эмоции.

– К черту эти дурацкие факты! Психическая болезнь – одно, Квент, но ни одно доказательство в мире не убедит меня в том, что папа при виде этой несчастной поддался приступу ярости, совершенно сознательно сцепил свои руки на ее горле и задушил ее. Просто невероятно! Ты только подумай: папа за всю свою жизнь и мухи пальцем не тронул. Он мягкий, интеллигентный и очень терпимый человек – пожалуй, самый терпимый из всех, кого нам доводилось встречать. Обвинив его в таком преступлении, они ставят крест на всей его жизни. Да я ни за что не поверю! Ни за что, пока я жив!

Цинтия, молчаливый свидетель их разговора, прижалась к Хью, желая его поддержать.

– Эмоции – хорошая вещь, – возразил ему Квентин, поняв, что они заодно, – но Брэддок и я должны разработать эффективный способ защиты. Одной веры здесь недостаточно, нам еще следует убедить двенадцать присяжных в том, что отец невиновен. Ты только подумай, здесь все против нас! Во-первых, мотив преступления: папа имел основания ненавидеть девицу, видя, что она поставила крест на всей его жизни. Во-вторых, прямая возможность его совершить: он сознался, что находился неподалеку именно в это время и больше там никого не видел. Он утверждает, что не отлучался от баржи, а шляпу нашли рядом с трупом. Говорит, что не виделся с девушкой, а его платок испачкан помадой. По его словам, она сама назначила ему встречу, но он не может представить ни единого тому доказательства, а судя по фактам, назначил-то ее папа… Он даже не может изложить последовательность своих поступков. Вспомни, что он держал эту встречу в секрете как до, так и после нее, и ты получишь полное представление о том, как все это воспримут присяжные. И что мы скажем в ответ? Что Лэтимер порядочный человек и что насилие ему чуждо? Не вполне убедительно, ведь обвинение располагает свидетельством, что он и раньше приставал к этой девушке в поезде. Должен сказать тебе, Хью, что при теперешнем положении дел надежды у нас очень мало.

Хью холодно взглянул на него.

– Ты сам рассуждаешь, как прокурор.

– Ах, если бы так… Тогда у меня было бы меньше забот, я тебя уверяю.

– Но, Квентин… – неуверенно начала Цинтия. – Ведь то, что никто ничего не видел, может нам пригодиться. Я имею в виду, что улики все косвенные, не так ли?

– Косвенные улики могут быть столь же губительны, сколь и прямые, если суду не представлены исчерпывающие объяснения по поводу имеющихся в деле фактов. Убийства редко совершаются при свидетелях, ты же знаешь! – Квентин гневно взглянул на нее. – Мне в голову никакие объяснения не приходят. Ну а тебе?

– Пока что нет, – призналась она.

– Раз уж ты собралась вместе с Хью писать его дурацкие триллеры, вот тебе неплохая возможность немного поработать головой, – Квентин с трудом поднялся со стула. – Теперь мне пора уходить. Приеду домой очень поздно, и Труди будет волноваться. Продолжим наш разговор завтра вечером, после того как я посоветуюсь с Брэддоком. Прости меня, Цинтия, я был с тобою несдержан, но честно скажу, что страшно беспокоюсь.

Хью повозился в буфете, достав початую бутылочку джина.

– Квент, выпьем на посошок? Мне кажется, тебе это сейчас пошло бы на пользу.

– Спасибо, Хью, – Квентин с благодарностью взял бокал. – Увидимся завтра.

Он вышел, оставив брата и Цинтию в мрачном оцепенении. Первой зашевелилась Цинтия, заговорив слегка вызывающим тоном:

– Ничего, дорогой, мне все-таки кажется, что прав был именно ты. Ты ведь знаешь, я всегда говорила, что твой отец не способен на подобный поступок. Конечно, я знаю его слишком мало, но иногда посторонние видят больше…

Хью нежно сжал ее руку.

– Ты ангел! Хотя и Квент, конечно, был прав. Вера еще далеко не все, если она не подкреплена доказательствами…

– Пока, дорогой, трудно что-то предполагать, но мне кажется, мы не сможем раскрыть все загадки, которые есть в этом деле, если начнем сомневаться в собственной правоте. Я думаю, стоит, не колеблясь, поверить Эдварду и посмотреть, к чему это нас приведет. Предположим, что он действительно сказал правду, действительно получил от девицы письмо и в самом деле отправился в условленное место, никого там не обнаружил и временно потерял сознание. Когда очнулся, то вернулся домой, и это все, что он знает…

Хью сурово нахмурился, отчаянно желая поверить. Помимо ужаса, вызванного самим фактом убийства, он мучился оттого, что вынужден был представлять отца в роли лжеца, как бы соглашаясь с аргументами Квентина. И тем не менее он признавался себе, что некоторые из заявлений Эдварда очень трудно принять на веру: например, о письме, якобы полученном им в то злополучное утро от Хелен Фэрли. Не потому, что он не нашел письма, и не потому, что никто больше его не видел… Сам факт получения письма казался невероятным. Трудно поверить, что девушка собиралась признаться во всем. Какая ей была бы от этого польза? Если и так, зачем она назначала свидание в столь отдаленном, заброшенном месте? Она же не полная идиотка, и сама перспектива подобной встречи наедине с человеком, которому она успела так навредить, должна была испугать ее до смерти. Они могли бы встретиться и в кафе… Солончаки, похоже, выбор Эдварда.

Да, трудно поверить в это письмо. Но девушка оказалась в солончаках, а что ее туда привело? Таким же невероятным было и то, что она приняла приглашение Эдварда… И все же загадка с письмом еще не самая страшная по сравнению с прочими.

– Видишь ли, Цинтия, очень легко говорить, что мы должны безоговорочно верить папе, но как же ты объяснишь эти детали: помаду, шляпу?

– Я и не стала бы ничего объяснять, дорогой. Наверное, и не смогла бы – нам слишком мало известно. Но в этом-то все и дело: должно быть, случилось нечто такое, чего мы просто не можем себе представить. Нечто совершенно невероятное. Видишь ли, дорогой, если Эдвард не убивал эту девушку, а я уверена в этом, значит, в деле замешан кто-то еще. Это вполне очевидно. И если отец и близко не подходил к ней в тот день, тогда он не мог бы забыть свою шляпу так близко от трупа и измазать помадой платок. Значит, это проделал кто-то еще.

– Значит, ты полагаешь, что имеется заговор? – недоверчиво спросил Хью.

– Ну а что же еще?

Он задумчиво кивнул головой.

– Если следовать логике, тогда это единственный правильный вывод… Боже мой, Цинтия, кто же на этом свете мог решиться так навредить отцу? Кому же он мог досадить?!

– Все это могло быть сделано не из мести. Убийца, вполне естественно, стремился отвести подозрения от себя. И для этого нужна была жертва.

– Но почему же именно папа – он и никто другой?

– Дорогой, твой отец – известная личность. После того случая в поезде у него имелись все основания пойти на убийство Хелен Фэрли. Если кто-то другой очень хотел избавиться от нее по ему одному известным причинам, то он выбрал Эдварда как самый подходящий объект.

– Боже, неужели ты так считаешь?! Человек, решившийся на такое, настоящий злодей и холодный убийца, но он к тому же и гений в своем роде. Здесь ведь масса практических сложностей. Во-первых, откуда он знал, что папа в тот день должен там появиться?… Хотя да, конечно… – Хью неожиданно замолчал, осененный идеей. – Послушай, как ты считаешь, а этот твой тип не мог уговорить Хелен Фэрли написать то письмо? Или даже заставить?

– Может, он ухитрился найти и более простой выход? Есть ли четкое доказательство, что письмо написано ею? Конечно, Эдвард так и подумал. Ему знаком ее почерк?

– Не думаю… Но теперь, когда ты сказала… Откуда? Они ведь впервые встретились в поезде. Послушай, а это идея! Ах, если бы нам удалось разыскать письмо и доказать, что это подделка! Тогда мы могли бы добиться продолжения следствия! – на мгновение глаза его засияли, но потом он вздохнул и поник, как шарик, из которого выпустили газ. – Нет, никуда не годится! Здесь прокол, и я просто уверен, что твой мистер «X» предусмотрел бы его. Откуда он знал, что папа потеряет письмо? А если бы этого не произошло и полиция сверила бы почерки? Тогда подделка обнаружилась бы, и на поверхность выплыл бы заговор. Проверив бумагу, чернила и почерк, они бы вышли на истинный след… Ты ведь знаешь, судебная экспертиза творит в наши дни чудеса! Он все просчитал и не стал бы идти на столь отчаянный риск.

Цинтия неожиданно рассмеялась.

– Милый, а карта?! Мы ведь совершенно забыли… – она озорно посмотрела на Хью. – Сейчас все встанет на свои места. Ей-богу, я все поняла. Разве не видишь? Этот тип «X» умышленно выбрал для свидания место, которое трудно найти, нарисовав эту карту в верхнем углу, с тем чтобы Эдвард взял бумажку с собой. «X» его там поджидал. Письмо ведь вовсе не потерялось – его у Эдварда похитили!

– Боже! – воскликнул Хью. Теперь-то все выстроилось в цепочку: пустынный солончак и черная баржа, ничего не подозревавший Эдвард, неожиданно появившийся «X», ударивший Эдварда сзади, уничтоженное письмо…

– Так вот почему отец вдруг упал! Его ударили по затылку!!

– Похоже, что так, дорогой… Хью резко втянул в себя воздух.

– Давай не будем так увлекаться. Отец говорил, что на солончаках, когда он добрался туда, никого не было видно. Откуда же так незаметно выпрыгнул мистер «X»?

– Разве не мог он спрятаться по другую сторону баржи? И сзади наброситься на Эдварда, когда тот стал обходить ее в поисках девушки?

– Да, это мысль… – протянул Хью, вновь воспрянув духом. – Послушай, Цинтия, ведь это многое объясняет – практически всю механику преступления. Пока отец лежал без сознания, «X» мог испачкать платок помадой, которую заранее прихватил с собой, а шляпу положить рядом с трупом. Тогда понятно, почему папа говорит, что он очнулся на том же месте, где и стоял. Тогда и Хоусон прав, утверждая, что обморок так долго не длится. Дорогая, ты гений!

– Но мне непонятно, где прятался «X», когда твой отец подошел близко к барже.

– Вряд ли за баржей – скорее всего, он немного отстал и спрятался в одной из промоин. Это совсем не трудно… Цинтия, как же все здорово! Я и не думал, что можно так просто все объяснить. Это почти что целая версия… И все же осталось много загадок! Во-первых, мотив преступления, место и время… Какова последовательность действий этого «X», и самое главное, кто он такой? Вряд ли нам удастся что-нибудь доказать, пока мы не выйдем на его след. А это не так-то просто. С чего же начать, черт возьми?!

– Может, обратиться к полиции?

– О, только не это! Они уверены, что задержали убийцу, зачем же им еще беспокоиться? Для них наша версия – не более чем фантазия.

– Тогда остается рассчитывать лишь на самих себя. Давай-ка прикинем, что нам в действительности известно об этом мистере «X».

Хью неопределенно пожал плечами.

– Можно предположить лишь, что это мужчина и, видимо, весьма энергичный… Что он был знаком с Хелен Фэрли и имел основания стремиться избавиться от нее. Это, пожалуй, и все…

– Еще он знал о случае в поезде, дорогой, несмотря на то, что о нем не сообщалось в газетах. Как ты думаешь, сплетня распространяется быстро?

– Не знаю, поможет ли это… Девушка могла и сама ему все рассказать. Совсем не обязательно, чтобы он имел отношение к Стиплфорду.

– Ты так считаешь? Но ведь он хорошо ориентируется в солончаках…

– Верно. Но ведь это не слишком сужает пространство поиска.

– Видишь ли, – задумчиво протянула Цинтия, – мне кажется, следует начать с девушки. У нее ведь были друзья и знакомые, которые могли передать информацию «X». Теперь, когда мы решили, что налицо был шантаж, все может оказаться гораздо проще, чем нам казалось раньше. А что если завтра мне отпроситься с работы и попытаться хоть что-нибудь выяснить о девушке и ее ближайших знакомых?

– Вот и прекрасно! Я думаю, Квентин не стал бы возражать против этого – терять-то нам нечего! Постой, у меня где-то был ее адрес, – Хью достал записную книжку. – Вот он. Брэндон-гарденз, одиннадцать «а», Юго-запад. Она была продавщицей в универмаге «Ховарт», в отделе дамского белья.

Цинтия улыбнулась.

– Прекрасный повод отправиться за покупками. Я пришлю счет, мистер, – пошутила она, поднимаясь со стула. – Любовь моя, мне пора уходить, а не то миссис Эндрюс о нас с тобой плохо подумает.

– Поосторожней там завтра, ты мне обещаешь? – попросил ее Хью. – Не делай ничего сгоряча, мистер «X» может оказаться отчаянным типом.

Цинтия рассмеялась.

– Разве что и он в магазине работает?… Поцелуй меня на прощанье, и я полетела…

Глава 9 

Цинтия задумчиво разглядывала свой небогатый гардероб, раздумывая, что бы такое надеть для посещения фешенебельного универмага на Оксфорд-стрит, где работала Хелен Фэрли. Может, представиться репортером или писательницей детективного жанра, – но не спугнет ли она преступника? Напустить на себя властный вид или представиться беззащитной и слабой? Наконец она остановилась на элегантном темно-синем костюме из индийского шелка и небольшой соломенной шляпке, вполне подходивших, как ей показалось, для обеих этих ролей.

Ровно в половине одиннадцатого утра она толкнула «вертушку» в дверном проеме большого универмага – не слишком рано, чтобы не вызвать подозрений, но еще до того, как толпы многочисленных покупателей привлекут к себе все внимание продавцов. После раскаленной июньским солнцем столицы Цинтия словно нырнула в прохладный аквариум, устланный мягким зеленым ковром, и направилась сразу же к дорогому «белью от Ховарта». Небольшой отдел с двумя продавщицами: женщиной средних лет с тонкими поджатыми губами, уже занимавшейся с покупательницей, и молодой симпатичной блондинкой лет двадцати пяти, стоявшей в выжидательной позе. Цинтия уставилась на женскую комбинацию, напряженно придумывая, с чего бы начать.

О чем же заговорить с этой девушкой? Задачка была не из легких. Необходимо так много узнать: любила она или нет покойную Хелен Фэрли, была ли та молчаливой или, напротив, болтушкой, приходили ли к ней полицейские? На вид девушка казалась простой и приветливой – на такую смерть Хелен Фэрли должна была оказать самое гнетущее впечатление. Цинтия вдруг решила, что, действуя напрямик, она добьется более значительных результатов, чем мнимая журналистка или писательница.

– Просто кошмар, что вы здесь пережили, не правда ли? – поинтересовалась она, ожидая, пока завернут покупку. – Хелен Фэрли ведь работала здесь?

– Да, – ответила девушка, взглянув на нее с симпатией. – А вы что, ее знали?

– Нет, но я читала в газетах.

– Ой, такой ужас! – вздрогнув, воскликнула девушка. – Я все еще не в силах поверить. Бедная старушка Хелен!

– По правде сказать, – полушепотом призналась ей Цинтия, – у меня есть причина интересоваться этим делом всерьез, и мне просто необходимо поговорить с человеком, знавшим хоть немного Хелен Фэрли. Не могли бы вы оказать мне любезность, пообедав со мной?

Девушка удивилась.

– А разве дело не кончено?

– Не совсем. Все так считают, но есть множество невыясненных обстоятельств, о которых люди просто не знают. Боюсь, я отнимаю у вас время, но если бы вы согласились пойти со мной пообедать, я была бы вам очень признательна… Я бы вам все-все рассказала.

Любопытство, смешанное со страхом, отразилось в глазах продавщицы. Еще ни разу покупатели не приглашали ее на обед, но любопытство, видимо, пересилило, и наконец, взглянув с опасением в сторону старшей, она решилась и сказала: «Хорошо, я согласна».

– Ах, большое спасибо! – с облегчением воскликнула Цинтия. – Может, отправимся к «Лэмберту», туда ближе всего? Во сколько вы сможете туда подойти и, кстати, как ваше имя?

– Меня зовут Жасмин Блейк, – сообщила ей девушка. – Обедаю в первую смену. Если устроит, встретимся в самом начале первого.

– Вот и отлично, – Цинтия улыбнулась, схватила пакет и быстро вышла из магазина.

Жасмин Блейк сдержала свое обещание и ровно в двенадцать, оживленная и жаждущая поскорее услышать сенсационную новость, вошла в кафе «Лэмберт». После рюмочки «шерри» в уютной и располагающей обстановке кафе она совершенно расслабилась и перестала стесняться. Девушки очень быстро освоились, почувствовав симпатию друг к другу.

– Дело в том, мисс Блейк, – пояснила ей Цинтия, сделав заказ, – что я помолвлена с сыном того несчастного человека, которого обвинили в убийстве. Мы абсолютно уверены, что он не виновен, мы в этом просто не сомневаемся, поэтому,и решили сами выйти на след.

– Ну надо же! – удивилась Жасмин. – Но ведь полиция не может арестовать ни в чем не повинного человека? Наверняка имеются улики?

– Конечно. Но мы пришли к выводу, что здесь налицо целый заговор. То, что американцы называют инсценировкой. Мы обнаружили целый ряд весьма подозрительных фактов.

Помня о том, что у девушки мало свободного времени, Цинтия едва прикоснулась к еде, принявшись за подробное изложение своей собственной версии. Мисс Блейк молча ела и слушала, широко раскрыв голубые глаза. К тому моменту, когда подали кофе, она была уже полностью очарована Цинтией, ее обаянием и умением логически мыслить.

– Теперь вам понятно, – закончила Цинтия, – почему я хочу как можно больше узнать о Хелен Фэрли?… Например, как ее воспринимали все окружающие? Ведь я ничего не знаю о ней кроме того, что она была маленькой и весьма миловидной.

– Да не такой уж и маленькой, – сказала Жасмин. – Рост – пять футов четыре дюйма, что-нибудь в этом роде, но очень худенькая. Короткие темные, слегка волнистые волосы, приятной наружности, любила хорошо одеваться.

– Вполне привлекательная особа?

– Именно так. Во всяком случае мне так казалось, хотя и не слишком общительная. Она могла быть интересной и занимательной – по-настоящему остроумной, понимаете? – но иногда она замыкалась. Не потому, что остальные не казались ей интересными… Она была не то чтобы необщительной… – Жасмин, казалось, с трудом подбирала слова.

– Слегка резковатой, быть может?

– Да, верно! Немного холодноватой…

– Она имела успех у мужчин, как вам кажется? У нее было много поклонников?

– Я бы не удивилась, если бы это было именно так, но она о них говорила мало, и, по всей вероятности, связи ее были короткими. Мне кажется, она была слишком разборчивой. Конечно, это неплохо, когда девушка не бросается на первого встречного, но нельзя же и требовать от них слишком многого. Наверное, она для них была слишком умна.

– А вы никого из них не знали?

– Да нет, не пришлось. Хелен была такой скрытной в своей личной жизни. Девушки всегда обсуждают своих парней, встречаются с ними у магазина и все такое, но о Хелен я этого сказать не могу. Мужчины, конечно, часто пытались назначить ей свидание после работы. Да вот всего месяц назад один пришел покупать колготки своей девчонке и тут же стал прикалываться к Хелен. Я-то его не видела, возилась с покупателем в это время, но она мне после рассказывала. Я ей сказала, что он нахал, но Хелен только смеялась. Он ей показался забавным. Ей вообще нравились такие настойчивые, в особенности мужчины – она с ними как-то справлялась. Мне кажется, она вообще к мужикам относилась скептически. Был у нее и еще один, с которым она познакомилась в магазине, но это совсем уж давно. Намного старше ее – лет шестидесяти и почти совсем лысый.

Цинтия насторожилась.

– А вы случайно не знаете, кто он?

– Понятия не имею. Чей-нибудь дедушка, думаю… Лысый старый зануда.

– А вы не помните, как он выглядел? Высокий, небольшого роста, худой или толстый?

– Пожалуй, невысокий и толстоватый. Он приходил сюда раза два или три, и мне кажется, что Хелен с ним довольно часто встречалась. Он хорошо одевался и дарил ей неплохие подарки – всякие там финтифлюшки, ну, вы знаете. Потом она его бросила, или он ее, – точно не знаю. Я тогда ее еще все поддразнивала за каждого такого «папашку», ведь к ней все время клеились старички… Она-то вроде не обижалась. Она была очень уверенной в себе.

– Может быть, даже слишком, как оказалось? – ответила Цинтия.

Раскрасневшаяся Жасмин Блейк сразу же стала серьезной.

– Да, – согласилась она. – Но в этом вся Хелен – она считала, что справится с любой ситуацией. Она и на работе так же держалась, я ей просто завидовала. Покупатели никогда не выводили ее из себя, как ни старались… А у нас уж такие вредные попадаются!

– Я в этом нисколько не сомневаюсь, – Цинтия улыбнулась, видя серьезность Жасмин. – Такое впечатление, что мисс Фэрли была достопримечательностью вашего магазина.

– Именно так. Мисс Наивен, – наша старшая, вы ее видели, – всегда ее только хвалила, а ей не так уж легко угодить. Фэрли предсказывали хорошее будущее, если бы она осталась в фирме, но, между нами, мне казалось, что она подыскивает себе что-то получше.

– Как долго она пробыла у «Ховарта»?

– Лет пять или шесть, и ей, наверное, уже надоело. У нас с повышениями не очень-то быстро, знаете ли… Одно время она поговаривала, что пойдет в стюардессы, но то ли ей лет оказалось больше, чем нужно, то ли курсы нужно было закончить… Мне кажется, она никогда ничему всерьез не училась. Но ей бы работа стюардессы понравилась, я в этом просто уверена, она любила общаться с людьми, – не за прилавком, конечно… Может, это звучит слишком зло, но мне кажется, она больше всего стремилась выскочить за богатого. Впрочем, как и все остальные… Да где их найдешь, вы согласны?

– Что ж, на дороге они не валяются, – согласилась с ней Цинтия. – Но что вот вы лично чувствовали по отношению к ней? Она вообще-то вам нравилась?

Жасмин Блейк погасила в пепельнице окурок.