Ловчий выговорил все это таким обыденным тоном, что Овечкин не сразу понял, о чем идет речь, и только нервно хихикнул.
      - Да что вы?
      - Из этого мира ты можешь перейти в мир Хораса, поскольку вас связывает заклятие, - пояснил Ловчий.
      - Это понятно, - машинально сказал Овечкин, все еще не до конца понимая. - Вы это всерьез говорите? Попросить Хораса? Да он убьет меня, как только увидит! Если по дороге меня не съедят остальные... голодные духи.
      Он снова нервно хихикнул. Хотя на самом деле ему было вовсе не до смеха. Против воли при звуке этого имени в памяти его всплыло видение последний взгляд демона, глаза в глаза, исполненный неземной ненависти и тоски, и Михаил Анатольевич похолодел с головы до пят, и волосы шевельнулись у него на затылке.
      - Мы будем сопровождать и охранять тебя, - сказал Ловчий. - Для того и посланы.
      - А что касается меня, - встрял Пэк, высунувшись из огня, - то я лучше паду в одночасье от руки заклятого врага, чем стану тыщу лет дожидаться смерти в таком болоте.
      Он снова звонко чихнул, и Михаил Анатольевич очнулся от своего видения. Обвел взглядом комнату - красно-кирпичные угрюмые стены, решетки на окнах, каменный пол. В камине плясала саламандра, на стуле небрежно развалился призрачный охотник без лица. Фируза пыталась поймать взгляд Овечкина, и глаза у нее были испуганные... Голова у него слегка закружилась.
      - Значит, только так, - сказал он, не слыша собственного голоса. - И никакой другой возможности нет?
      - Нет, - подтвердил Ловчий. - Еще раз повторяю - мы будем тебя сопровождать. Через ворота и по всему тому миру. Мы постараемся уберечь тебя от гнева Хораса. Проведем дипломатические переговоры, и все такое прочее. Чего ради мы должны это делать, не знаю, но мы это сделаем, поскольку нас просил сам Великий Отшельник. Решайся, Овечкин. Отец Григорий сказал, что от твоего решения зависит не только твоя участь, но и участь той, которая тебе всего дороже.
      Михаил Анатольевич вздрогнул. Помолчал немного. Потом, запинаясь, спросил:
      - Вы говорите о принцессе Май?
      - Уж не знаю, о ком я говорю. Тебе видней, - сварливо ответил охотник.
      - Я должен решать прямо сейчас?
      - Желательно. Зачем тянуть время?
      Овечкин снова умолк. И предчувствие близкой и ужасной смерти ледяной рукой стиснуло его сердце. Мир голодных духов... страшно даже представить, как он может выглядеть! Где-то там всесильный демон, которого он, Овечкин, навсегда лишил надежды на освобождение... Но принцесса Май - вдруг он действительно сумеет что-то изменить в ее судьбе?..
      - Хорас никогда меня не простит, - задумчиво сказал он. - Боюсь, это будет совершенно бесполезный поход. Но если отец Григорий советует...
      - Советует, советует, - подхватил Пэк. - Да и сам ты - колдун не из последних. Охота тебе сидеть тут сиднем! Пошли, развлечемся хотя бы! Времени это много не займет.
      - Что ж... пойдемте.
      Михаил Анатольевич тяжело вздохнул и поднялся на ноги.
      В камине загудело и засвистело от возбужденного верещания саламандры, пламя раздулось во всю его ширину, и Пэк выскользнул наружу огненной змейкой и заплясал на полу, озарив комнату собственным сиянием.
      Ловчий одобрительно кивнул.
      - Отправимся минут через пять, - деловито сказал он. - Я только провожу домой девушку. Свободна, красавица!
      Он встал. Но Фируза, услышав, что ее собираются проводить домой, отшатнулась.
      - Нет-нет, я иду с вами!
      После этого заявления в комнате стало тихо. Пэк и Ловчий молча уставились на девушку. Молчание их было так выразительно, что Фируза почувствовала, как щеки ее заполыхали огнем, и немедленно ощетинилась.
      - А что такого? Я тоже хочу пойти. И пойду!
      - Зачем, Фирузочка? - озадаченно спросил Михаил Анатольевич. - Вы же понимаете...
      - Никому и ничего не собираюсь объяснять! Просто иду с вами, и все! она подбоченилась и с вызовом посмотрела на Ловчего, чья неподвижная фигура, хотя и лишенная лица, выражала наибольшее неодобрение.
      Ловчий ожил.
      - Ха! - презрительно сказал он. - Что называется - до первого столба. Спорить не стану. Хорошо, мы берем тебя с собой.
      - Почему это - до первого столба?
      - Пять минут здесь, пять минут там, - охотник будто не слышал вопроса, - разницы никакой. Стража тебя все равно не пропустит.
      - Что это вдруг меня не пропустят?
      - А нечего тебе там делать, вот что! Думаешь, это так просто - взять да пройти в другой мир? Да еще в такой мир? Серьезная причина должна быть вот как у Овечкина, и то еще неизвестно, пропустят ли его...
      - Меня пропустят! - сердце у Фирузы заныло, но сдаваться она не собиралась.
      - Ха! - сказал Ловчий еще презрительней. - В жизни не спорил с бабами - куда проще ткнуть носом. Пошли, сама убедишься.
      ГЛАВА 26
      Вчетвером вышли из крепости, и призрачный охотник остановился на поле перед зданием, принюхиваясь и прислушиваясь к чему-то. Затем махнул рукой:
      - Туда!
      И они зашагали в указанном направлении, в лес. Ловчий возглавлял процессию, а Пэк бежал рядом с Овечкиным и Фирузой на четырех лапах, совсем как настоящая ящерица, только янтарного цвета и размером с фокстерьера. Изящное гибкое тельце его слабо мерцало в сумеречном свете дня.
      - Волшебная Стража, - рассказывал он по пути, - та, что охраняет ворота между мирами, была учреждена в незапамятные времена Великим Советом мудрецов из разных миров. О существовании этого Совета известно немногим из людей - лишь тем, кто постигает высшую магию либо же, усердно работая над собой, добивается небывалых высот духа. И из этих немногих лишь кое-кто удостаивается чести стать его членом. А в Стражу мудрецы решили набирать только представителей волшебного, иноматериального племени, существующего почти в каждом мире - духов, призраков, эльфов да гномов, существ неуязвимых и не знающих истощения и усталости.
      Сами же ворота между мирами представляют собой естественные дыры в пространстве и времени, разделяющих эти самые миры, и нуждаются они в охране по той простой причине, что провалиться в них может совершенно нечаянно любой человек или зверь, даже не подозревающий об их существовании. Что и происходило прежде время от времени, вызывая всевозможные недоразумения, а порою и серьезные неприятности - мало ли какое дьявольское или просто дикое создание может внезапно вывалиться неизвестно откуда! Учреждение Стражи положило конец подобным случайностям, и все естественные проходы между мирами охраняются с тех пор самым тщательным образом. Не всегда даже и сведущий человек или волшебник может получить разрешение пересечь границу - по закону, принятому Советом, он должен иметь на то весьма уважительную причину. Стражники обладают широкими полномочиями, но малейшая недобросовестность в исполнении ими своих обязанностей наказывается весьма сурово.
      Однако талисманы, изготовляемые некоторыми хитроумными магами, дают им возможность открывать временные проходы в границах и шастать, где им вздумается, минуя Стражу. Аркадий Степанович Каверинцев, например, весьма искусный мастер в этом деле. Его талисманы пользуются широкой известностью в волшебных кругах. И с подобными нарушениями закона бороться практически невозможно, ибо для чего же тогда и существует магия?..
      Слушая Пэка, они зашли глубоко в лес, и там Ловчий продолжал принюхиваться, выбирая нужное направление. На вопрос Овечкина, что он ищет, охотник ответил загадочно:
      - Самое тонкое место.
      Ничего не поняв, Михаил Анатольевич покосился на Фирузу. Та шла насупившись, спрятав руки в карманы жакета, и вид у нее был такой, словно ей совершенно все равно, куда идти, и никакие волшебные стражи ее вовсе не интересуют. Овечкин чуть приотстал, поравнялся с нею и тихо спросил:
      - Может, напрасно вы так, Фирузочка? Ну зачем вам, действительно, идти с нами, посудите здраво?
      - А вам зачем? - огрызнулась она.
      Михаил Анатольевич поежился.
      - Мне что здесь пропадать, что там - и вправду все едино. А вы еще так молоды, вам...
      - Отстаньте от меня, Михаил Анатольевич, - сквозь зубы сказала девушка. - Хочу и иду, и не ваше дело!
      Он пожал плечами и, в очередной раз провалившись ногою в какое-то топкое место, тихонько чертыхнулся. В сандалиях у него уже хлюпало - Ловчий вел их через лес напролом, игнорируя все препятствия. Конечно, ему-то что сапоги по колено! А Пэк так и вовсе - бежит почти что по воздуху, едва касается лапками земли...
      Горестные земные мысли полезли вдруг в голову Овечкину - и носки-то у него уже мокрые, и провизии-то они с собой не захватили, а путь наверняка неблизкий, и вообще - все наспех, разве так решаются важные дела? А Босоногий колдун вернется, никого не застанет - что он подумает? Под ложечкой неприятно засосало, и очень захотелось повернуть обратно, пока не поздно. Но именно в этот момент Ловчий резко остановился, поворотился кругом, еще раз принюхался и удовлетворенно заявил:
      - Здесь!
      Сердце у Михаила Анатольевича екнуло. Он нервно огляделся по сторонам - место это как будто ничем не отличалось от всех прочих мест в лесу. Те же мертвые деревья, та же жухлая листва под ногами...
      Далее события начали развиваться с исключительной быстротой. Охотник сделал рукою широкое круговое движение и негромко произнес какое-то непонятное слово. И тут началась такая круговерть и свистопляска, что все мысли улетучились из несчастной головы Михаила Анатольевича. Всех их как будто завертело в сушильном барабане гигантской стиральной машины, с диким звоном и искрами из глаз - Овечкина понесло куда-то, сорвав с места, он пытался за что-нибудь ухватиться, но руки скользили по невидимой гладкой поверхности, и в довершение всего из-за непрерывных вспышек перед глазами он перестал видеть своих спутников. Душу обуял ужас, его затошнило, но, к счастью, тут же все и кончилось. Михаил Анатольевич вновь ощутил твердую почву под ногами, и хотя его еще шатало, но звон и сверкание прекратились. Спутники вновь оказались рядом - Фируза, такая же ошеломленная, как и он сам, хватающая ртом воздух, и Ловчий с Пэком, спокойные и невозмутимые, будто ничего не произошло. Кое-как переведя дух, Овечкин огляделся.
      Вокруг ничего не было. Он зажмурился на секундочку, потом снова открыл глаза. Вокруг было неописуемое ничто. Бесцветная пустота. На чем ноги стояли - непонятно. У него опять закружилась голова, и он спросил слабым голосом, борясь с дурнотой:
      - Где мы?
      - У ворот, - ответил Ловчий. - Сейчас выйдет стражник.
      Голоса их звучали глухо, едва различимо.
      - А где же эти... ворота?
      - Напряги воображение, - нетерпеливо сказал охотник. - Нужны тебе ворота - так увидь их!
      Михаил Анатольевич некоторое время соображал, что тот имеет в виду, потом послушно напряг воображение. Даже глаза снова зажмурил для большего эффекта. Он знал только одно место, где находились ворота в другой мир, и попытался представить себе его. И что-то такое получилось... Во всяком случае, открыв глаза, он увидел то, что уже видел однажды ночью в Муромских лесах - поляну, окаймленную елями, костер, ночное небо, усеянное звездами. Под ногами была трава. В воздухе витал терпкий, живой запах леса и дыма.
      А у костра сидел человек. Чем-то он был похож на Ловчего и одет так же, в брезентовый плащ и высокие сапоги - по-видимому, воображение у Михаила Анатольевича было все-таки не очень развито... Но в отличие от призрачного охотника у этого человека имелось лицо, и лицо это производило приятное впечатление - здешний стражник приветливо улыбался, хотя и смотрел на них весьма пристально.
      - Здравствуйте, - первым заговорил он. - Какие гости!
      - Привет, - отозвался Ловчий, подходя поближе.
      - Привет, коллега, - пискнул Пэк и без приглашения юркнул в костер.
      Стражник поднял брови и вопросительно поглядел на Ловчего.
      - Мы тоже из Стражи, - пояснил тот, усаживаясь на землю у костра. - А это с нами - парочка смертных.
      - Вижу, - сказал стражник. - И что же вам понадобилось у ворот темного мира?
      - Да пройти в них, братец, только и всего, - весело сказал Ловчий, и оба они засмеялись, как над доброю шуткой. И Пэк присоединил к их смеху свой серебряный колокольчик.
      Михаил Анатольевич осмелел, взял за руку застывшую, как изваяние, Фирузу и подвел к костру. Стражник лишь мельком посмотрел на них и вновь обратил к Ловчему уже несмеющийся взор.
      - Ну, - сказал он, - объяснись, приятель!
      Вместо ответа охотник вынул из кармана плаща плоскую металлическую пластинку, выточенную в форме многолучевой звезды, блеснувшую золотом в свете костра, и протянул ее на ладони. Стражник, не прикасаясь, несколько секунд пристально всматривался в нее, затем кивнул.
      - Ладно. Тебя и саламандру могу пропустить. А смертных...
      - Ради него идем, - Ловчий указал на Овечкина. - Как сопровождающие. На нем заклятие лежит, которое можно снять только в вашем темном мире. Он, видишь ли, беглую душу - самого Хораса - обратно заточил.
      Стражник повернул голову и на несколько секунд вперил в Михаила Анатольевича свой пристальный взор. И Овечкину сделалось вдруг ужасно неуютно и захотелось, чтобы тот отправил его вон отсюда, сейчас же, и никогда и никуда не пропускал. Но стражник вновь медленно кивнул, и лицо его помрачнело.
      - Значит, это ты вернул его, - сказал он. - Смелый ты, однако, человек. Связаться с Хорасом... Что ж, попытай счастья. Я попробую дать ему знать, что ты идешь.
      Михаил Анатольевич только глубоко вздохнул, не зная, радоваться ему или же лечь и умереть сразу, не дожидаясь продолжения путешествия. Отчего-то он начал чувствовать себя какой-то марионеткой, за которую решают другие. Но, может, это было и хорошо. Сам он вряд ли бы на что-то решился...
      Стражник тем временем повернулся к Фирузе.
      - Девчонка сама увязалась, - торопливо сказал Ловчий. - Нечего ей там делать, и предупреждали ее...
      Стражник молчал и все смотрел на Фирузу. А та под его взглядом хмурилась, ежилась, но глаз не отводила. Наконец он открыл рот:
      - Что скажешь, девушка?
      - Пропусти... что я еще могу сказать?
      - Зачем?
      - Ну, надо мне! - хмуро сказала Фируза.
      - Надо? Это не причина. Видишь ли, милая...
      - Сейчас расплачусь, - пригрозила она, и голубые глаза ее действительно тут же наполнились слезами.
      - Это не поможет, - сказал стражник. - Если я начну пропускать в преддверие ада каждую плачущую женщину, меня не то что уволят... даже не могу тебе сказать, что со мной сделают. Попробуй все-таки объяснить, зачем тебе туда понадобилось. Возможно, я сочту причину серьезной, хотя ничего тебе не обещаю. Пять минут на размышления...
      Тут Ловчий насмешливо хмыкнул, и Фируза неожиданно взорвалась.
      - Подите вы все к черту с вашими пятью минутами! - закричала она, вскакивая на ноги. - Я говорю, что мне надо - значит, надо! Я не знаю, зачем! И ничего не могу объяснить. Вы... вы тут все такие крутые, такие умные... а у меня, может быть, предчувствие! Ну, что я могу еще сказать?..
      - Предчу-у-увствие, - протянул стражник, сверля ее взглядом. Предчувствия бывают разные. Ну-ка, милая, вытри глаза, успокойся. Сядь пряменько... вот так. И скажи мне - что же такое ты предчувствуешь? Сосредоточься...
      Фируза молчала, тихонько всхлипывая. И тут Пэк сказал:
      - А вдруг она права?
      Огненная ящерка обвела вопросительным взглядом всех присутствующих и нерешительно добавила:
      - Мне вот тоже что-то такое сейчас показалось...
      Стражник не отвечал, продолжая пристально рассматривать девушку. Она еще раз всхлипнула, шмыгнула носом, подняла голову и посмотрела на него неожиданно твердо.
      - Я, может быть, тоже виновата перед Хорасом! Почему Михаил Анатольевич один должен отвечать? В конце концов, брошка была моя!
      - Какая брошка? - не понял стражник.
      - Какая? Та самая! Без нее он ничего и сделать бы не смог!
      Овечкин тоже не сразу понял, о чем она говорит, и недоуменно вытаращил на нее глаза.
      - Ну же, Михаил Анатольевич! - сердито сказала Фируза. - Не притворяйтесь дураком. Брошку я вам дала для этого вашего заклятия или кто? Черта с два вы нашли бы что-нибудь другое в этой поганой крепости!
      Он еще таращил глаза, когда вдруг залился колокольчиком Пэк, и Ловчий захохотал тоже. Тут и до него дошло, и Овечкин невольно заулыбался.
      Один только стражник не смеялся. И когда ему объяснили, о какой брошке идет речь, он даже не улыбнулся. Прищурясь, все смотрел на Фирузу, о чем-то размышляя, и та уже начала снова потихонечку всхлипывать, когда он наконец заговорил.
      - Иди, - сказал он неохотно. - Не знаю, в чем тут дело, но чувствую... Под мою ответственность.
      И услышав такую крамольную речь, призрачный охотник, как ни странно, только кивнул и вполне миролюбивым тоном предложил немедленно трогаться в путь.
      А Михаил Анатольевич похолодел с головы до пят и тут же позабыл о разыгравшейся только что, не вполне для него понятной сцене, поскольку предчувствие скорого конца снова овладело его смятенной душой...
      * * *
      Как выглядели эти ворота между мирами на самом деле, Михаил Анатольевич так и не понял. Они поднялись на ноги, и вдруг все исчезло. Не стало ни поляны, ни костра, ни стражника. Вновь воцарилась неописуемая пустота кругом, с тою лишь разницей, что теперь прямо перед четырьмя путниками маячило блекло-синее свечение в виде облачка неопределенной формы. И в это облачко незамедлительно шагнул Ловчий, сделав приглашающий за собою жест.
      - Скорее, - пискнул Пэк, и Михаил Анатольевич покорно шагнул следом за охотником.
      Он ничего не почувствовал. Но в следующую секунду уже обнаружил себя стоящим на дне утлой лодочки, мерно покачивающейся на воде. Лодка едва-едва была рассчитана на четверых, и Ловчий занял место на корме, держа в руках неизвестно откуда взявшееся ветхое весло.
      Михаил Анатольевич огляделся по сторонам. И с неодолимой силой на него вдруг нахлынуло ощущение, что все это он уже когда-то видел.
      Они находились в узком проходе меж громоздящихся со всех сторон уступами угрюмых грязно-серых скал. Кое-где в них темнели отверстия - норы не норы, пещеры не пещеры. За бортами стыла неподвижная черная вода, по которой медленно, с усилием, словно она была густою, как масло, субстанцией, расходились круги от их качающейся лодки. Высоко над головами во тьме угадывался неровный пещерный свод. И то ли от этого свода, то ли от скал, то ли от воды, а может, от всего сразу исходил неверный, призрачный, мертвенный свет, едва позволявший разглядеть, что проход впереди поворачивает и исчезает среди скал. Михаил Анатольевич невольно покачал головой. Определенно, он уже был здесь, он видел это место... но в каких страшных снах?!
      Тем временем из ниоткуда шагнула Фируза, и на нос лодки змейкой проскользнул Пэк, сразу озарив собою, как факелом, все близлежащее пространство.
      - Батюшки, - потрясенно сказала девушка, так же, как Овечкин, озираясь по сторонам. - Откуда лодка-то взялась? Ждали нас тут, что ли?
      Пэк повернул к ней точеную головку с ярко горящими глазами.
      - И лодка - не лодка, и все вокруг - совсем не то, чем кажется, сообщил он. - Не так все просто. Я, например, никакой лодки не вижу.
      - А что же ты видишь?
      - Оу! - воскликнула огненная ящерка. - Этого я, пожалуй, не смогу тебе рассказать. Слишком уж по-разному устроены у нас глаза. Но предупреждаю вас обоих - зрению своему не доверяйте! Доверьтесь скорее чутью - так оно будет надежней.
      - Ну что, поехали? - подал голос Ловчий. - Болтать можно и по дороге. Мы, конечно, можем и здесь подождать Хораса, разницы никакой. Но двигаться все-таки как-то веселее.
      Овечкин тряхнул головой, пытаясь прийти в себя.
      - Поехали, - вяло откликнулся он. - Может, и вправду станет повеселей...
      Ловчий погрузил весло в воду, и лодка медленно, неохотно стронулась с места.
      Овечкин и Фируза примостились рядышком на единственной скамеечке и затихли, подавленно поглядывая по сторонам.
      От всего здесь исходило ощущение невнятной, неопределенной угрозы. Под водою, казалось, таились какие-то жуткие чудовища, готовые выпрыгнуть в любой момент, хотя ни тени движения нельзя было разглядеть в ее непроницаемой черноте. Но оттуда, из глубины, как и из отверстий в скалах, как и с высот неразличимого свода, словно тысячи глаз следили за пришельцами, глаз недобрых, голодных и жадных.
      - А вы видите лодку, Михаил Анатольевич? - тихо спросила Фируза, вздрагивая и прижимаясь к нему потеснее. - Или тоже что-то другое?
      Овечкин приобнял ее, и от ощущения живого человеческого тепла под рукой ему стало чуточку полегче.
      - Вижу лодку. И скалы, и черную воду...
      - А там, у ворот? Сначала не было ничего, а потом появилось...
      Овечкин, немного смущаясь, потому что Пэк повернул голову, прислушиваясь к разговору, рассказал о своей попытке представить себе эти ворота и о том, что у него получилось.
      - А я видела другое, - задумчиво сказала Фируза. - Со страху, наверно. Стражник был весь в латах и сиял так, что глазам больно... Сам росту громадного, и по бокам две кавказские овчарки. Ужас!..
      - Так оно и бывает, - вмешался Пэк. - То, что лежит за пределами человеческого физического зрения, люди видят по-разному, в зависимости от своих страхов и желаний. А кто-то и вовсе ничего не видит...
      Овечкин машинально кивал головой.
      - У меня такое ощущение, будто я уже был здесь когда-то, - он повел рукой, - во сне, что ли... не пойму.
      - Может, и был, - сказал Пэк. - В каких-нибудь посмертных странствиях.
      Михаил Анатольевич вздрогнул.
      - Что?
      - Мало ли где носится душа, пока не воплотится снова, - замогильным голосом продолжал Пэк. - Вам, смертным, об этом знать не положено.
      Овечкину сделалось совсем не по себе. Не положено - и не положено, и не хотелось ему сейчас знать ничего этакого. Он и без того с минуты на минуту ждал страшной смерти...
      - Уймитесь, молодой человек, - строго сказала саламандре Фируза, словно почувствовав его состояние. - Освещаете дорогу - вот и освещайте себе!
      Позади тихонько засмеялся Ловчий. Пэк надулся, испустил волну света в два раза ярче обычного и отвернулся, недовольно сопя.
      Некоторое время плыли молча, и тишину нарушал только глухой плеск воды. Вдруг Ловчий перестал грести, выпрямился, прислушался и напряженно сказал:
      - Кто-то приближается. Пэк, приготовься. А вы, смертные, сидите тихо.
      Фируза испуганно прижалась к Овечкину, и он обнял ее покрепче. И в эту минуту все страхи его неожиданно исчезли, и впал Михаил Анатольевич в какое-то фаталистическое спокойствие. Сердце его забилось на удивление ровно, и он почувствовал себя готовым со спокойным достоинством принять все, что ему еще осталось в этой жизни. Так было надо - откуда-то он это знал. Он поднял голову и обвел взглядом окрестности, но никаких изменений в окружающем пейзаже не заметил.
      А затем... чей-то ужасающий стон заполнил собою пространство, заставил звенеть барабанные перепонки, и скалы содрогнулись, отвечая на него горестным эхом. Казалось, застонал сразу весь этот темный мир, невыносимо резанув по хрупким человеческим нервам и заставив людей сжаться в комочек... и внезапно наступил полный мрак. Ничего не стало видно, кроме Пэка, сиявшего на носу лодки сгустком живого янтарного света.
      Едва стон начал затихать, как Ловчий поднес руку ко рту и откликнулся столь же мощным по силе переливом охотничьего рога, отчего опять содрогнулись скалы, и эхо заметалось среди мрачных уступов. Фируза зажала уши руками и пригнула голову к самым коленям. Сам полуоглохший, Овечкин похлопал ее по плечу, пытаясь подбодрить.
      Тут новые звуки огласили собою подземное царство - как будто кто-то что-то произнес, но ни слова нельзя было разобрать. Ловчий бросил весло, поднес ко рту обе руки и ответил подобным же образом, на каком-то нечеловеческом языке. А Пэк вдруг воссиял с почти солнечной яркостью, и сияние это приобрело форму многолучевой звезды, вроде той, что Ловчий показывал стражнику у ворот.
      Затем повторился жуткий стон, и когда и он, и отголоски его затихли, тьма рассеялась, и все вокруг приобрело прежний вид. Ловчий облегченно вздохнул, а Пэк убавил яркость свечения до обычной и устало растянулся на носу.
      - Все в порядке, - сказал призрачный охотник Овечкину. - Хорас уже знает. Только что-то он не торопится нам навстречу... а мне лично тут уже порядком наскучило. Ну, ладно, едем дальше...
      Они плыли по бесконечно петляющему между скал проходу еще не один час, и ничего больше с ними не происходило. Фируза даже задремала у Михаила Анатольевича на плече, утомленная однообразием дороги. Овечкин между тем почувствовал, что проголодался. Это показалось ему странным - до еды ли тут? Но голод давал о себе знать все настойчивее, и Михаил Анатольевич потихоньку начал прямо-таки терзаться, забывая о зловещем месте, в котором они находились. Что было не захватить с собой в дорогу хоть палку копченой колбасы, которой столь щедро снабдил их перед уходом Аркадий Степанович?.. Призрак и саламандра сосредоточенно молчали - они, должно быть, вовсе не нуждались в пище. Один только Овечкин терзался и терзался, пока не вспомнил о волшебной фляге Ловчего. Хоть что-то!..
      Только он собрался попросить флягу, как вдруг увидел, что Пэк вскинул голову, весь подобрался и засветился ярче. Михаил Анатольевич посмотрел в том же направлении и увидал возле одного из отверстий в скале довольно-таки омерзительное создание - карлика в темной мантии, с золотой короной на голове, с лицом, состоящим из бесчисленных бугров и складок, среди которых чуть заметно поблескивали крохотные змеиные глазки.
      Заметив, что его обнаружили, карлик замахал рукой - она у него то удлинялась, то укорачивалась при этом - и прокричал без всяких стонов на чистейшем русском языке:
      - Здравствуйте, гости дорогие!
      - Здравствуй и ты, - без особой охоты отозвался Ловчий и с силой повел веслом, пытаясь ускорить ход.
      - А я за вами, - продолжал скрипучим голосом карлик. - Меня Хорас попросил - сам он занят сейчас - принять вас по-хорошему, накормить, дать отдохнуть, значит, пока он не освободится. Так что милости просим!
      - Хорас? А ты кто такой?
      Карлик приосанился.
      - Я - король скальных жителей.
      Ловчий чертыхнулся сквозь зубы, но лодку попридержал.
      - А не врешь, что Хорас тебя просил?
      - Чего ради? - карлик всплеснул руками.
      Охотник чертыхнулся еще раз.
      - Знаем мы, чего ради вы здесь врете. Спасибо за приглашение, ваше величество, но, пожалуй, поплывем мы дальше.
      - Ни-ни-ни! - заверещал карлик. - Хорас мне голову оторвет, ежели я вас отпущу не солоно хлебавши! Он же ко мне за вами явится, а вас ищи-свищи потом по закоулочкам! Там, кстати, за поворотиком временная дырочка имеется - застрянете, доставай вас оттуда! Не бойтеся, заходите к нам. Угостим по-королевски, - он облизнулся, и при виде его быстрого красного, змеиного языка Михаил Анатольевич разом утратил всякий аппетит. Девушка-то ваша как утомилась - гляньте сами!
      Фируза и впрямь крепко спала на плече у Овечкина и не слышала ничего. А сам Михаил Анатольевич от нелепости происходящего - карлики-короли какие-то вместо грозных духов - впал в сновиденное оцепенение и молча взирал на уродца в золотой короне, не испытывая желания ни отвечать, ни участвовать в действии.
      Ловчий, как будто заколебавшись, переглянулся с Пэком. Тот едва заметно кивнул.
      - Благодарствуем, - громко сказал охотник. - Но заходить не станем. Да и угощение ваше не про наши желудки. Лучше мы подождем Хораса за углом, возле...
      Договорить он не успел. Карлик что-то нечленораздельно выкрикнул, и в ту же секунду из всех дыр, со всех уступов посыпались в невероятном количестве еще более мерзкие твари - полузмеи-полулюди, жабы с козлиными мордами, крысы на тонких длинных ногах и прочее, чего разглядывать было уже решительно некогда, поскольку вся эта нечисть ринулась со скал в воду и в мгновение ока окружила лодку. Чьи-то когти немедленно вцепились в борт, лодку сильно качнуло, и Ловчий отчаянно заработал веслом, отбиваясь от нападающих и ругаясь на чем свет стоит.
      Овечкин оцепенело прижал к себе Фирузу и широко раскрытыми глазами смотрел на этот кошмар. А карлик в золотой короне визжал у входа в свое логово:
      - Девушка - моя! Слышите, вы, - девушку не троньте! Она моя!
      Тут Пэк поднялся на задние лапы и неожиданно преобразился в маленького огненного рыцаря, который бешено заработал огненным же мечом, рассыпая вокруг снопы ослепительных искр. Черная вода буквально кипела от обилия кишащих в ней, рвущихся в лодку тварей. Они визжали и рычали, шарахались от огненного меча и тут же пытались подобраться с другой стороны. Весло в руках Ловчего превратилось в блистающее копье и разило без промаха. Тут ожили таинственные и страшные обитатели глубин и, сами того не ведая, пришли на помощь путникам, затаскивая под воду то одну, то другую мерзкую тварь. Но их было много, слишком много. А со скал привлеченные запахом живой человеческой плоти сыпались еще и еще чудища.
      Овечкин без единой мысли в голове все смотрел и смотрел, почти не сознавая, что происходит. Он утратил всякое ощущение реальности и только чисто машинально все крепче сжимал в своих объятиях спящую девушку, пока та наконец не проснулась и не застонала тихонько.
      - Что это вы делаете такое? - пробормотала она, силясь расправить плечи, и Михаил Анатольевич перевел на нее непонимающий взгляд. И тут она увидела...
      - Девушка - моя! - снова проорал карлик, перекрывая общий бедлам. - По праву короля! Шевелитесь!
      - Что? - сказала вдруг Фируза, решительно раздвигая окаменелые объятия Михаила Анатольевича. - Еще чего не хватало!
      Никто ее не слышал, кроме Овечкина. Но то, что произошло далее, повергло его в окончательный ступор.
      Фируза, еще не до конца проснувшись и полагая, видимо, что все это происходит во сне, поднялась на ноги, пошатнулась, ухватилась за плечо Михаила Анатольевича и встала потверже. Светлые кудряшки ее поднялись дыбом вокруг головы, голубые глаза блеснули холодным огнем.
      - Сгинь! - потребовала она, вытянув руку по направлению к мерзкому карлику. - Сгинь, пропади, нечистая сила!