Глава 6

Реактивный пассажирский самолет доставил меня в Сан-Франциско ровно в семь тридцать вечера. В самолете к ужину я получил пару бесплатных бокалов шампанского. В аэропорту я взял такси до отеля “Палас” и тщательно проверил, нет ли слежки за мной.

Если они в самом деле следили за мной, то это была поистине артистическая работа.

Когда я убедился, что никто не следит за мной, я отправился в отель “Калтония”, поднялся на лифте на седьмой этаж, не поставив об этом в известность дежурного портье в холле отеля, и подошел к комнате семьсот семьдесят один.

Я постучал в дверь и через пару секунд услыхал какой-то шорох внутри комнаты: видимо, кто-то очень осторожно подошел там к двери. Затем женский голос спросил:

— Кто там?

— Открывай, — хриплым голосом приказал я.

— Так кто же это? — спросила женщина, на этот раз в ее голосе послышалась тревога.

— О, черт возьми! — воскликнул я. — Пора бы тебе уже знать мой голос. Открывай.

Я услышал щелчок замка, и дверь открылась.

— Извините, инспектор, — заявила она, — я сначала не разобрала ваш голос. Я…

Она вгляделась в меня и попыталась захлопнуть дверь перед моим носом.

Я просунул ногу в образовавшуюся щель, затем втиснул в нее правое плечо и, наконец, вошел в комнату.

— Вы… Кто вы такой?

— Мое имя — Лэм, — представился я, — я — частный детектив.

— О, бог ты мой, — воскликнула она, — вы — тот самый человек, чей сундук…

— Совершенно верно, — согласился я, — я хотел бы знать, каким образом у него оказался мой сундук.

На ней была шелковая яркая пижама, плотно облегающая тело. Три верхние пуговицы были расстегнуты, а брюки были скроены таким образом, чтобы при движении были видны ножки во всей их красе.

Она была девочка — пальчики оближешь, но сейчас у нее было заплаканное лицо.

Она оглядела меня и сказала:

— Сожалею, что вы напрасно пришли ко мне. Ваш сундук забрала полиция. Я ничем не могу вам помочь.

— Где это произошло? — спросил я.

— На десятом этаже.

— Когда это случилось?

— Должно быть, сразу после того, как он прибыл сюда. Он приехал в Сан-Франциско поездом. Он заранее зарезервировал себе номер-люкс…

— Номер-люкс? — переспросил я.

— Да.

— Почему номер-люкс? — поинтересовался я.

— Он зарезервировал его по телефону, заявив, что ему нужен номер-люкс.

— Но почему именно номер-люкс? Почему не просто комнату?

— Вам следовало бы спросить его, — ответила она, — но сейчас у вас на это мало шансов, не так ли?

— Очевидно, что никаких, — согласился я.

— Присаживайтесь, — пригласила она, устроившись на кушетке. Она оглядывала меня большими, ясными глазами, стремясь придать им наивное выражение, но что-то мешало ей добиться этого. В результате, от ее наивного взгляда становилось как-то не по себе.

— Насколько я понимаю, — заявила она, — вы работаете на ту женщину.

— На какую женщину?

— На ту женщину — на Хейзл Клюн. Она называет себя Хейзл Даунер.

— Она вам не нравится?

— Она — просто тварь.

— В каком-то смысле мы все — твари Божьи.

— Она — авантюристка.

— С чего бы это?

— Вы же знаете или, по крайней мере, должны знать. Она прицепилась к Стендли, поскольку хотела деньги.

— Он давал ей деньги?

— Конечно, он давал ей деньги. Именно поэтому она отделалась от своего постоянного парня и прицепилась к Стэндли. Она просто доила его.

— Что она делала с деньгами?

На этот раз ее глаза метнули молнию.

— Вы знаете, что она делала с деньгами, — неистовала Эвелин Эллис. — Все, что ей удавалось получать, она тратила на вечерние платья, а потом, поменяв сундуки, она украла пятьдесят тысяч. Когда бедный Стэндли не смог выплатить долг, они подумали, что он пытался увернуться и убили его.

— Должен сказать — заявил я, — что вы заинтересовали меня.

— Благодарю вас, — она не без сарказма отвесила мне легкий поклон. — Я так редко интересую мужчин, что просто вне себя от радости, когда такой рослый, сильный, мужественный мужчина с такими крупными кулаками, подобный вам, говорит мне, что он заинтересовался мною.

Она нарочито зевнула.

— Итак, у него были пятьдесят тысяч, которые он спрятал в сундук?

— Вот именно, что были.

— И что же случилось с его сундуком?

— Хейзл куда-то спрятала его. Ей удалось поменять ваш сундук и поэтому он взял чужой сундук. Он приехал сюда, открыл сундук и обнаружил, что сундук чужой, но было уже поздно. Он попал.., в передрягу.

— Что вы хотите этим сказать?

— Вместе с ним были другие люди, которым не понравилось, каким образом повернулось дело.

— Что это значит — им “не понравилось, каким образом повернулось все дело”?

— Он должен был им деньги.

— И что, он не заплатил им?

— Я же вам говорила. Он не мог выплатить долг. Они решили, что это уловка с его стороны.

— А он намеревался отдать долг? — спросил я.

— Совершенно верно.

— И у него были пятьдесят тысяч?

— По крайней мере. А может быть, и больше.

— И откуда появились все эти деньги? Она вздернула подбородок и попыталась было посмотреть на него.

— Чего не знаю, того не знаю, — задумчиво ответила она.

— Может быть, было бы лучше, если бы я узнал об этом.

— А может быть, и нет.

— Вы что-нибудь говорили об этом полиции?

— Нет.

— Почему же нет?

— Они узнают это и без меня, а когда они разузнают об этом, то воздадут должное этой твари Хейзл. Если я расскажу все полиции, то они ухватятся за мои показания и решат, что я делаю это из чувства ревности, пытаясь навести на нее ложное обвинение. Она скажет полицейским, что все это придумала ревнивая соперница. Они могут поверить ей и дадут ей возможность, в конце концов, улизнуть.

Но если я ничего не скажу полицейским и буду держать язык за зубами, когда они нападут на ее след, то тогда они не дадут ей возможности сбежать. Я ответила на все вопросы, которые задавали мне полицейские, и дело с концом. Я не проявляла инициативы.

— Вы знали, что он приезжает в Сан-Франциско на поезде-экспрессе “Ларк”.

— Да, знала.

— Почему вы не встретили его?

— Он не хотел этого.

— Вы знали, что он должен был привезти с собой дорожный сундук?

— Я знала, что он должен привезти с собой крупную сумму наличных денег, чтобы уплатить долг. Я не знала, что деньги были в сундуке.

— Вы знали, что он должен был остановиться в этом отеле?

Она посмотрела на меня томным взглядом, слегка качнулась своим чувственным телом, которое облегала шелковая пижама, и сказала:

— Мистер Лэм, вы же знаете, что я не ребенок.

— Вам было известно, что он зарезервировал здесь номер?

— Естественно.

— Что он зарезервировал номер-люкс?

— Да.

— Но вы не пошли встречать его на вокзале?

— Он решил, что это было бы слишком опасно.

— Он собирался подойти к вам после того, как приехал в отель?

— Да.

— Но он так и не пришел к вам?

— Нет. О том, что он вообще был в отеле, я узнала от полиции. Его тело обнаружила горничная.

Она выдернула из небольшой картонной коробки, стоявшей на столе, бумажную салфетку и слегка приложила ее к глазам.

— В какое время это произошло?

— Точного времени я не знаю — что-то между двумя и тремя часами.

— Но тогда должно было пройти несколько часов, по истечении которых вы, по-видимому, стали волноваться, поскольку он не появлялся.

— Я знала, что он должен появиться у меня, как только обстановка вокруг него станет нормальной. Но пока этого не будет, я не хотела, чтобы он приходил ко мне.

— Как я понимаю, полиция считает, что он был убит примерно в десять утра.

— Полиция не делилась со мной своей информацией, — сказала она.

— Каким образом вам стала известно, что у него оказался мой дорожный сундук?

— Полиция сообщила мне об этом. Полицейские обнаружили на одежде, лежавшей в сундуке, специальные метки для сдачи ее в чистку. По этим меткам они определили имя владельца одежды.

— Я думал, что полиция не делится с вами своей информацией.

— Она и не делилась. Просто они допрашивали меня. Они хотели знать все, что мне было известно о вас.

— И что же вы рассказали им обо мне?

— Все, что мне было известно.

— И что вам было известно?

— Абсолютно ничего.

— Эвелин, так дело не пойдет, — предупредил я ее. — Вы знали о том, что он находился в отеле, с первой же минуты его появления здесь. Вы поднялись к нему в его номер-люкс. Вы были там, когда он вскрыл дорожный сундук, и именно тогда вы обнаружили, что это был не его сундук и что в нем не было никаких денег.

Этому парню все время грозила опасность, в противном случае он бы носил деньги прямо на себе в специальном поясе. Если у парня есть пятьдесят тысяч и он так опасается ограбления, что прячет их в дорожный сундук, то ясно, что он все время чувствовал грозящую опасность.

Могу себе представить, что когда он вскрыл сундук и не обнаружил денег, то сказал вам, чтобы вы отправились на вокзал в багажное отделение и объяснили там, что произошла ошибка. Вы знали, как выглядел его сундук и должны были опознать его и сказать там, что вы положили в сундук долговую расписку или что-нибудь в этом роде, которая срочно потребовалась. Вы должны были предупредить сотрудников багажного отделения, что тот сундук нельзя было выдавать посторонним лицам. Потом вам следовало прибегнуть к небольшому подкупу, использовать ваши женские чары, а также, возможно, оказать определенное психологическое давление на чиновников багажного отделения, чтобы в конце концов завладеть сундуком.

К тому же, мне кажется, что в вашем распоряжении имелось описание моих внешних данных. Во всяком случае, вы приехали на вокзал, обратились в багажное отделение и убедились в том, что сундук исчез. После чего вы принялись разыскивать меня.

Она демонстративно зевнула.

— Ну и как? — наконец, спросил я, поскольку в комнате уже несколько минут царило молчание.

— Я считаю, что вам пора уходить отсюда, — заявила она.

— Вы так считаете? — осведомился я, — но предположим, я не готов к тому, чтобы уходить отсюда.

— Я могу вызвать кого-то из охраны отеля или позвонить в полицию, — пригрозила она и вновь зевнула, слегка похлопывая пальцами по губам, чтобы, следуя вежливым манерам, скрыть зевок.

— Я могу сам позвонить в полицию, — предложил я.

— Прошу вас, Дональд. В любое время. В полиции будут этому очень рады.

— Что вы собираетесь делать — именно сейчас? — спросил я.

— Лечь в постель — одной.

— Я имею в виду, у вас есть какая-нибудь работа или…

Она встала, подошла к двери и распахнула ее.

Я удобно расположился в кресле, взял журнал “Век Скобяных Изделий”, лежащий на столе, и принялся читать его.

Эвелин несколько секунд постояла у двери, затем закрыла ее и вернулась назад.

— Хорошо, — сказала она, — если вас не устраивает моя вежливая просьба, то мне придется прибегнуть к более жестким мерам.

— Браво! — похвалил я ее. — Я с нетерпением жду того момента, когда вы позвоните в полицию.

— Я позвоню, — пообещала она, — но сначала я кое-что сделаю.

Она взялась за ворот пижамы и с силой рванула его вниз. От пижамы отлетела пуговица, а на блузе образовался неровный разрыв.

После этого она ухватилась за подол блузы.

— Я всегда с удовольствием демонстрирую доказательства попытки оскорбления действием, — пояснила она. — Это производит большое впечатление на присяжных в суде.

Я встал с кресла, взял с собой журнал и направился к двери.

— Я была уверена, что вы все сделаете так, как мне хочется, — заявила Эвелин, — и, между прочим, — вдогонку мне добавила она, — не забудьте, Дональд, прислать мне новую пижаму. Эту вы испортили вконец.

Я даже не оглянулся назад.

Позади себя я услышал гортанный смех и стук захлопнувшейся двери.

Я остановился у стола дежурного портье и сказал ему:

— Я подумал, что вам, возможно, захочется иметь у себя одну из моих визитных карточек.

Я передал ему сложенную пополам десятидолларовую купюру.

— Мне, конечно, очень приятно познакомиться с вами, мистер Десять баксов, — заявил он, — вы должны почаще посещать нас. Что я могу сделать для вас?

— Сколько телефонисток работает на вашем коммутаторе в дневное время? — спросил я.

— Что вы имеете в виду под дневным временем?

— С девяти утра.

— Две телефонистки.

— О, в вашем отеле, видно, телефон не замолкает, — заметил я, — как у них распределены обязанности? Какое-нибудь особенное разделение труда?

— О, да. Обычно раздел их работы проходит на границе шестого этажа. Коммутатор устроен таким образом, что телефонная связь комнат от шестого этажа вниз обеспечивает девушка, сидящая слева, а все звонки в комнаты седьмого этажа и выше выпадают на долю девушки, сидящий справа.

— Та девушка, которая сидит справа в утренние часы, — спросил я, — она…

— Мы стараемся избегать скандалов: то есть, у нас нет данных, что девушки подслушивают телефонные разговоры и потом разглашают то, что им удалось подслушать, — пояснил портье.

— Я в этом не сомневаюсь, — заверил я его. — Вы не можете позволить себе это, и я тоже, это было бы преступлением. Та девушка, что сидит справа, у вас есть ее имя и, возможно, адрес?

— К этому мое начальство отнеслось бы с неодобрением.

— Мне только хотелось бы немного поговорить с ней.

— Вы понимаете, что в связи с убийством отель оказался в весьма щекотливой ситуации.

— Понимаю, — успокоил я его, — я не сделаю ничего такого, что могло бы вызвать какие-либо дополнительные неприятности или поставить отель в центр ненужного внимания со стороны прессы.

Поскольку он продолжал смотреть на меня оценивающим взглядом, я добавил:

— Я — само благоразумие.

Он нацарапал имя и адрес на клочке бумаги, пододвинул его мне по столу лицевой стороной вниз и, протянув руку, пожал мою.

— Для меня было истинным удовольствием встретиться с вами, — заявил он, — если вам понадобится что-то еще, помните, что мы будем рады оказать вам услугу.

— Спасибо, — поблагодарил я его, — я буду помнить.

Я вышел из отеля, поймал такси и взглянул на листок бумаги, который дал мне портье. Имя телефонистки отеля было Бернис Гленн. Судя по сообщенному портье адресу, она проживала в многоквартирном доме, находящемся недалеко от отеля.

Я откинулся на подушки заднего сиденья такси, взглянул на часы и мысленно прикинул время, имеющееся в моем распоряжении. Я не мог рассчитывать на то, что надолго оторвался от преследования. Мне была дорога каждая минута.

Я попросил таксиста подождать меня, на лифте поднялся на третий этаж и постучал в дверь квартиры Бернис Гленн.

Дверь слегка приоткрыла молодая женщина с грубоватыми чертами лица. Увидев меня, она явно растерялась.

— Бернис дома нет, — сразу же предупредила она меня.

— А вы кто? — спросил я.

— Я — Эрнестин Гамильтон, ее соседка по квартире. Мы вдвоем снимаем квартиру.

— Почему вы решили, что мне нужна Бернис?

— Видите ли… Они… Я… Я просто так предположила.

Она несколько нервозно засмеялась.

— По правде говоря, — признался я, — мне хотелось поговорить с вами обеими. Когда Бернис вернется домой?

— Она ушла на свидание — вы же понимаете, что это значит.

— До позднего часа?

— До раннего.

— Утра или вечера?

— Утра.

— Могу я войти и поговорить с вами?

— У меня в квартире полнейший беспорядок. Я тоже не в лучшем виде. Я занимаюсь уборкой и мою посуду.

— Я неплохо мою посуду.

— Но не в подобной квартире. Две женщины в кухне могут создать черт знает что. Зачем вам нужно видеть нас обеих?

— Это долгий разговор, — заявил я.

— Ну, ладно, заходите и присаживайтесь. Вы не сможете дождаться Бернис, поскольку она придет домой слишком поздно, да и мне нужно хорошенько выспаться. Но я буду рада поговорить с вами. Прошу вас извинить меня, я на минутку.

Она открыла дверцу стенного шкафа, схватила в охапку одежду, сорвав ее с вешалки, метнулась в ванную комнату и захлопнула за собой дверь.

Я оглядел кухню. Точнее, это была кухонька, маленькое помещение в углу комнаты, отгороженное раздвижными дверцами. Сейчас они были раскрыты, и запах только что приготовленной пищи заполнял всю комнату. С посуды остатки еды были смыты но, сваленная в раковину, она дожидалась своего часа, когда ее помоют и высушат. На газовой плитке в чайнике кипела вода.

Я вымыл посуду горячей водой, вытер ее кухонным полотенцем досуха и аккуратно сложил на полке.

Я только что закончил эту работу, как почувствовал, что кто-то стоит за моей спиной. Я обернулся.

Эрнестин Гамильтон сняла очки, надела платье для вечернего коктейля и изрядно надушилась.

— Чем это вы занимаетесь, хотела бы я знать? — спросила она.

— Я уже закончил заниматься, — уточнил я, вешая на место кухонное полотенце, — а чем это вы только что занимались?

— Я всегда переодеваюсь после ужина, — объяснила она. — Этим я как-то скрашиваю монотонную жизнь. Я.., вы застали меня врасплох. Вы не должны были заниматься этой посудой. Какого черта? Все же, кто вы такой? Чего вы хотите?

Я тщательно поправил кухонное полотенце на вешалке, взял Эрнестин за руку и с ней вместе подошел к кушетке.

— Я жажду поговорить с вами. Мне нужна кое-какая информация.

— Кто вы такой? О.., вы, могу поспорить, что вы полицейский офицер… Но вы совсем не похожи на тех полицейских офицеров, которых мне приходилось видеть.

— И многих вы видели? — спросил я.

— Не очень многих, — призналась она.

— И где же вы их видели? — спросил я.

— В основном по телевизору.

— Они были настоящие полицейские или только актеры?

— Ладно, — засмеялась она, — я сдаюсь.

— Трудно устоять перед соблазном, — заявил я, — представить вам возможность думать, что я — полицейский офицер. Но я все же устою. Я — не полицейский офицер. Я — частный детектив.

Ее глаза расширились.

— О-о.., частный детектив! — восхищенно произнесла она.

Я взглянул на стоявший в углу телевизор и слегка поклонился ему.

— Это еще зачем? — удивилась она.

— За рекламу моей профессии, — пояснил я, — а теперь расскажите мне о Берни.

— Что именно?

— Что она поведала вам о том убитом человеке в ее отеле?

— В том отеле, где она работает?

— Да.

— Я.., почему вы решили, что она должна была что-то мне рассказать?

— Видите ли, люди, работающие в отеле, как правило, не такие уж глупые. Они прекрасно разбираются в том, что происходит вокруг. А теперь скажите, ожидала ли Эвелин Эллис визита того человека в то утро или нет?

— Как вас зовут, — спросила она.

— Дональд, — ответил я.

— А фамилия?

— Этого будет достаточно — уклонился я от ответа.

— Дональд, я не могу вас понять.

— И не пытайтесь, — посоветовал я, — расскажите мне о Стэндли Даунере.

— Я в жизни его не видела.

— Я это знаю, — согласился я, — расскажите мне, что Берни поведала вам о нем.

— Почему вы решили, что она что-то мне рассказывала?

— Это долгий разговор, — заявил я.

— Не могу ли я выслушать его?

— Видите ли, — пояснил я, — вас интересуют люди, как таковые. Вас интересует все, что происходит с ними, но вы не любите выставлять свои чувства напоказ. Вы не из тех девушек, которые ходят на свидания без разбора и позволяют мужчинам лапать себя. Если вы дарите мужчине свою дружбу, то это значит очень многое.

Она удивленно посмотрела на меня и после некоторого раздумья спросила:

— Но какое это имеет отношение к Бернис?

— Вот здесь-то как раз и возникает любопытная ситуация, — заметил я. — Бернис — ваша полная противоположность. Бернис любит ходить на свидания и весело проводить время. Ей нравится держаться на плаву. Мужчины для нее значат не очень-то много, если не считать, что они нужны ей в качестве сопровождающих лиц. Она очень непостоянна в любви. В один вечер она встречается с одним мужчиной, но в следующий вечер она уже идет на свидание с другим.

Эрнестин прищурилась.

— Но вы же детектив, — напомнила она, — вы пришли к подобным выводам только потому, что, когда я открыла дверь, я сразу же предположила, что вы, должно быть, пришли навестить Бернис. Я сказала вам, что ее нет дома, еще до того, как вы спросили о ней. Вы сразу смекнули, в чем дело. Вы просто сопоставили все факты: то, что вы были незнакомы мне, то, что я предположила, будто Бернис назначила вам свидание, и то, что в данный вечер она что-то перепутала и у нее оказалось сразу два назначенных свидания.

— Ну, что ж, — согласился я, — тогда каким образом, по вашему мнению, я догадался обо всех этих вещах, с помощью телепатии?

— Тем, как вы.., как вы сумели прочитать мои мысли.

— Я не читал ваши мысли, — возразил я. — Я изучал ваш характер. Есть одна особенность образа жизни, которую вы ведете. Вы довольно одиноки. Вы просиживаете здесь все вечера и иногда читаете, но в основном вы смотрите телевизор. Вы следите за всеми программами и среди них у вас есть свои самые любимые. Вам нравятся фильмы и передачи о полицейских и грабителях, вам нравятся частные детективы. Могу поклясться, что вы не пропускаете ни одной из передач, посвященных им.

— Так оно и есть, — призналась она — Хорошо, — продолжал я. — Это все в общих чертах. Вы — девушка, которая не часто выходит из дома, но вы умны и вас интересуют люди. Вы любите смотреть телевизор, а тут как раз произошло убийство в отеле, где работает Бернис. Поджидая Бернис дома, вы буквально не могли от нетерпения сидеть на месте, чтобы поскорее разузнать, что ей стало известно обо всем этом.

Неожиданно девушка откинула назад голову и расхохоталась.

— Ладно, Дональд, — сдалась она, — вы победили. Я в самом деле выжала Бернис до самого конца, как лимон.

— И что же вы узнали? — спросил я.

— Не уверена, правильно ли будет, если я расскажу все вам. Кое-что из этого не подлежит огласке. О некоторых вещах ей не положено было рассказывать.

— Я это знаю, — подтвердил я, — это те вещи, о которых она подслушала по телефону.

— Дональд, вы ставите меня в затруднительное положение.

— Что бы вы предпочли, — предложил я, — составить со мной одну команду, работать вместе над расследованием дела и обмениваться информацией или утаивать ее от меня и заставить меня делать то же самое в отношении вас?

— Я.., о, Дональд, неужели вы разрешите мне работать с вами над расследованием дела?

— Да, в том случае, если вам стала известна стоящая информация, — предупредил я ее. — Как долго продолжалось все между Эвелин Эллис и Стэндли Даунером?

— Никто не знает, — ответила она, — но началось это явно задолго до того, как она приехала в отель. Она снимала в Лос-Анджелесе квартиру под именем Эвелин Эллис. Примерно недель шесть тому назад она появилась здесь и зарегистрировалась в отеле уже как Беверли Кеттл. Она держала за собой номер в отеле, оплачивая его помесячно, но часто вылетала в Лос-Анджелес и затем прилетала обратно.

Как я сказала, в Лос-Анджелесе она держала квартиру на имя Эвелин Эллис. Она жила, используя два имени, так что, когда исчезала Эвелин Эллис, то здесь появлялась Беверли Кеттл.

— Кто знал об этом? — спросил я.

— Очевидно, только Стэндли Даунер. Обычно он, когда она приезжала в Сан-Франциско, звонил ей по междугородному телефону пять или шесть раз в день.

Но каким-то образом об этом разузнала подружка Стэндли Даунера, некая девица по имени Хейзл. Она приезжала сюда, и, как я догадываюсь, между ними произошла ужасная сцена. Один из соседей Эвелин Эллис жаловался дежурному портье. Во время ссоры они обзывали друг друга самыми мерзкими словами.

— Какими именно словами?

— Мерзкими: потаскуха, сука и.., о, Дональд, вы же знаете, каковы женщины, когда они сцепятся друг с другом. Они не стесняются в выражениях.

— Хорошо, — примирительно заметил я, — оставим пока в покое лексикон ругающихся женщин. Как насчет самого убийства?

— Знаете ли, я думаю, что, когда Стэндли Даунер приехал в отель, он первым долгом позвонил ей и она, должно быть, поднялась к нему наверх и затем.., я думаю, что именно тогда они обнаружили, что что-то неладное произошло с сундуком или с чем-то еще.

— Когда они начали звонить из отеля? — спросил я.

— Никто из них и не пытался сделать это. И в номере-люкс и в ее комнате царила полнейшая тишина.

— Но он же позвонил ей, когда появился в отеле?

— После того, как поднялся в свой номер-люкс. Он сразу же позвонил ей.

— И вы считаете, что она поднялась к нему?

— Я знаю, что она поднялась к нему, поскольку кто-то позвонил в номер-люкс из города и на этот звонок ответил голос Эвелин.

— Вы знаете, кто звонил из города?

— Нет, на линии слышался мужской голос. Как только он сказал, что хочет говорить со Стэндли, Эвелин тут же передала ему трубку.

— И о чем был разговор? Она покачала головой.

— У Берни не было времени слушать их. В этот час в отель поступало много звонков, и ей пришлось работать не покладая рук.

— Так что никак нельзя было выяснить, кто же это звонил из города?

— Никак.

— Полиция беседовала с Берни?

— Пока нет.

Я вынул из кармана бумажник и вытащил из него купюру в двадцать долларов.

— Эрнестин, — обратился я к ней, — в этом деле вам предстоит понести некоторые расходы. Мне бы хотелось получить список телефонных номеров, по которым в последние несколько дней звонила Эвелин Эллис. Мне особенно интересно было бы знать, обращалась ли она по каким-либо делам в фотокомпанию “Хэппи Деиз”, а также, в какой степени она помешана на фотографировании.

— Это имеет какое-нибудь значение? Я имею в виду для расследования дела об убийстве?

— Возможно, это будет иметь немаловажное значение. Как вы считаете, вы можете выяснить все это для меня?

— Не исключено, — заверила она меня, — но, Дональд, каким образом вы узнали все эти вещи обо мне, о моем характере? Неужели я такая простушка?

— Вы не простушка, — возразил я, — как раз наоборот, присущая вам скрытность подсказала мне, что у вас глубокая натура, что вы по природе правдивый и лояльный человек и довольно одинокий.

— Дональд, вы стремитесь щадить мое самолюбие.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я не пользуюсь успехом у мужчин, — пояснила она. — Я знаю это, и вы достаточно умны, чтобы понять это. Вы также достаточно умны для того, чтобы характеризовать такую девушку, как я, таким образом, что она начинает выглядеть привлекательной. Я толком не знаю, почему в качестве соседок по общей квартире я выбираю красивых женщин, но именно так я всегда и поступаю. Думаю, что это потому, что мне свойственен комплекс неполноценности или что-то в этом роде.

Возьмите для примера Берни. Она уходит на свидания почти каждый вечер. У нее нет постоянного дружка. Она непостоянна в любви и водит мужчин за нос. Они просто без ума от нее.

Ее вполне устраивает то, что с ней в одной квартире живу я, поскольку она ходит на свидания, а все основные заботы по ведению хозяйства в доме лежат на моих плечах. Но мне тоже нравится жить вместе с ней, так как в начале вечера, когда она переодевается для своих свиданий, мне удается выпытать у нее всю подноготную. Я заставляю ее рассказывать мне со всеми подробностями о том, где она была прошлой ночью, чем она занималась, о чем разговаривала, о том, как к ней пристают парни, словом — обо всем.

Я выкачиваю из нее все, что касается ее работы, того, чем она занималась в течение дня. Она делится со мной всеми слухами, которыми полон отель и.., другая, менее терпеливая девушка выгнала бы меня в три шеи. Однако Берни — замечательная компаньонка. Она — очень понимающий человек и, честно говоря, Дональд, я думаю, что она понимает мою натуру и знает, что я страдаю от какого-то глубокого чувства безысходности. Я не могу жить так, как мне хотелось бы, и поэтому я живу какой-то чужой жизнью.