— А в тот дом, где лежало тело, вы не заходили?

— Конечно нет! Что я, ненормальная?

— А Бикнел?

— Конечно нет!

— Вы видели его с того места, откуда звонили?

— Вот именно, видела. Когда я объяснила хозяйке, что мне нужно, она провела меня к телефону, который находился как раз у большого венецианского окна. Я видела, что Бикнел стоял там, словно заблудившаяся овца.

— Я даже не пробовал открывать, — добавил Бикнел. — Я не настолько глуп.

— В этом я не сомневаюсь, — заметил сержант Хуламоки. — И все же мне кажется, что вы должны были рассмотреть эту девушку лучше, чем вы тут нам рассказываете.

— Тем не менее. Сержант обернулся к Берте:

— Хорошо, вот вы вернулись, позвонив в полицию. Вы не попробовали проверить заднюю дверь?

— Нет, это еще зачем?

— Все-таки в доме был убийца.

— Вот именно, что «был», — сказала Берта. — Не думаете же вы, что она могла там остаться. Бикнел видел, как она выбегала из комнаты. Она услышала наши звонки в дверь и, конечно, удрала при первой возможности.

— Каким образом?

— Видимо, через заднюю дверь. Потом спустилась по ступенькам к бухте, переплыла на другую сторону и выбралась наверх — к своей машине, если она ее там оставила, а может, вошла в какой-нибудь дом. Черт возьми, откуда мне-то знать, каким образом она ушла, но она точно должна была уйти.

— А что, разве сложно было подняться на вершину холма, откуда видно эти ступеньки и бухту, и разглядеть все-таки эту девушку? Хотя, возможно, мистер Бикнел уже узнал ее и не хотел, чтобы вы тоже ее узнали?

— Я, к вашему сведению, не газель, — едко ответила Берта, — и скакать, как горный козел, не могу. Лазить по горам, прыгать с камня на камень и тому подобное — это меня как раз в последнее время прельщает меньше всего.

— Мистер Бикнел тоже, как вы говорите, простоял на крыльце все время, пока вы ходили звонить в соседний дом. Я не могу отделаться от ощущения, что вы оба были как-то уж очень нелюбопытны и не предприняли ни малейших усилий, чтобы рассмотреть эту сбежавшую юную особу.

— Бикнел страдает артритом, — ответила Берта, — ему вообще очень трудно передвигаться.

Сержант Хуламоки покачал головой.

— А я все-таки считаю, что мистер Бикнел мог бы гораздо подробнее описать нам девушку, которую видел в доме.

Бикнел пожал плечами.

— Может быть, вы кого-то выгораживаете? — напрямую спросил сержант.

— Да нет, конечно! — возмутился Бикнел.

— Странно, — заметил сержант. — Видите ли, мистер Бикнел, так уж случилось, что мы довольно много знаем об этом Джероме К. Бастионе.

Бикнел выпрямился на своем стуле, но выражение его лица не изменилось. Я глянул на Берту; но и она сидела с непроницаемым лицом.

— Этот господин, — продолжал сержант Хуламоки, — был очень опытным и ловким профессиональным шантажистом. Он зарабатывал на жизнь вымогательством, и неплохо зарабатывал! А с вами на корабле приплыл сыщик Эдгар Б. Ларсон из полиции Денвера. Он приехал по службе: узнал, что Джером К. Бастион находится здесь, причем именно с целью шантажа. Так вот, у сержанта Ларсона есть основания предполагать, что объектом шантажа Бастиона является не кто иной, как ваша подопечная Мириам Вудфорд.

— Я не являюсь ее опекуном.

— Ну, скажем, опекуном ее состояния.

— От этого она сама моей подопечной не становится. К сожалению.

— Почему к сожалению?

— Потому что я не имею никакого влияния на эту женщину. Я не могу заставить ее понять всю серьезность ситуации.

— Какой ситуации?

— Ее финансовой ситуации, ее социального положения. Не могу дать ей понять, что, как бы она ни относилась к Эзре, ей пристало вести себя так, как обычно ведут себя вдовы. Нет, пожалуй, я не точно выразился. Я имел в виду, что мне очень хотелось бы, чтобы она поняла, что ее образ жизни, такой естественный, такой непредсказуемый, должен… в общем, что она не должна быть столь легкомысленной.

Сержант Хуламоки внимательно выслушал тираду Бикнела и сказал:

— Мистер Бикнел, у нас здесь, на Островах, ни богатство, ни связи особой роли не играют. Если мы расследуем преступление, то делаем все, чтобы раскрыть его до конца, невзирая на лица.

— Рад слышать, — ответил Бикнел.

— И если обнаруживаем, что кто-либо с нами неискренен, наше отношение к этому человеку резко меняется к худшему.

— Полностью разделяю такое отношение к делу, — заверил его Бикнел.

— Можете ли вы еще что-нибудь добавить к вашим показаниям?

— Нет.

— Значит, девушка, которую вы видели, была в купальнике?

— Я полагаю, да.

— И она была молода?

— Она была очень гибкая, стройная, ловкая.

— Высокая?

— Да, довольно высокая.

— Худая?

— Не сказал бы. У нее были стройные ноги и хорошая… фигура.

— Красивые формы?

— Да, — ответил Бикнел.

Сержант Хуламоки поднялся из-за стола.

— Извините, я должен на несколько минут прервать нашу беседу. Мне нужно переговорить с сержантом Ларсоном, у нас назначена встреча. — И вышел из кабинета, громко хлопнув дверью.

Я встал, указал Берте и Бикнелу на настольную лампу, которая стояла на какой-то странной подставке, и приложил палец к губам. После этого я сказал:

— Ну ладно, друзья, расскажите-ка мне быстренько, как все было на самом деле. Итак?

— На самом деле, — начал Бикнел, — мы…

Тут Берта двинула его по ноге так, что Бикнел скорчился от боли.

— Мы ему все рассказали, Дональд, — объявила Берта. — Все было в точности так, как описал Бикнел.

— Он узнал девушку?

— Спроси его сам, — ответила Берта.

Я еще раз сделал предостерегающий знак и спросил:

— Бикнел, скажите мне откровенно и не тяните время. Мы работаем на вас, поэтому вы должны говорить нам все, как есть. Вы узнали эту девушку?

— Конечно же нет, — убежденно ответил Бикнел, поняв наконец, в чем дело. — Я рассказал ему все начистоту.

— Все в точности?

— В точности.

— И ничего не скрыли?

— Ничего.

— Имейте в виду, — не унимался я, — у нас большой опыт в делах такого рода, а у вас его нет. Так что, Бикнел, отвечайте честно: вы действительно говорите нам всю правду?

— Всю правду, без всякого исключения.

— Ладно. Но ведь действительно странно, что вы видели только, как эта девушка выбегает в дверь, и не можете сказать про нее больше ничего. Например, где она была в тот момент, когда вы заглянули в окно?

— Не знаю, — ответил Бикнел. — Видимо, она где-то спряталась. А потом, вы же знаете, как это бывает: внезапное движение приковывает ваше внимание. Я заметил, как метнулось что-то белое, и тут же увидел ее ногу. Понимаете, Дональд, комната была освещена довольно плохо, а через стекло смотреть вообще трудно — мешают блики и отражения. Во всяком случае, единственный момент, когда я сумел более или менее разглядеть девушку, — это когда она уже выбегала через дверь.

Я обернулся к Берте:

— Теперь скажи мне ты, Берта. И тоже, пожалуйста, ничего не скрывай.

— Черт возьми, — вскипела Берта, — я и не собираюсь ничего скрывать и никого укрывать. Это же убийство! Что мне, хочется, чтобы на моего клиента повесили убийство? Я тебе и говорю все, как есть. Я лично думаю, что он ее действительно не узнал.

— Но вы уверены, что это была женщина? — спросил я у Бикнела.

— Да, я видел женскую ногу и… заднюю часть.

— А что за купальник на ней был?

— Я даже не уверен, что на ней был купальник. Вполне возможно, что она была совершенно голая.

— Куда же она могла деться?

— Очевидно, выскочила через заднюю дверь.

— Почему вы так думаете?

— По-моему, я слышал, как хлопнула дверь, когда там стоял.

— И ничего не предприняли?

— А что я мог предпринять? Вы полагаете, я должен был срочно ковылять к задней двери, чтобы встретиться лицом к лицу с женщиной, которая только что убила молодого мужчину? Что за глупости! Пусть этим занимается полиция. Я уже не молод, и у меня нет ни сил, ни здоровья. На что я могу рассчитывать в схватке с человеком, только что совершившим убийство?

— А она не выходила туда, где вы стояли?

— Нет, — ответил он. — Я не стал говорить это полицейским, но я представляю себе все это так. Она выходила к бухте якобы купаться в халате на голое тело. Видимо, она открыла заднюю дверь, скинула халат и вошла внутрь нагишом. Все это для того, чтобы не осталось следов крови на одежде, даже на купальнике. Пристрелив парня, она снова выскочила через заднюю дверь, накинула халат и спустилась по ступенькам к пляжу. Наверх она могла подняться по какой-нибудь другой лестнице. На нее никто не обратил бы особого внимания: обыкновенная молодая женщина возвращается после утреннего купания, и кто может знать, есть у нее под халатом купальник или нет?

— А куда она могла деться потом? — спросил я.

— Там от бухты склон поднимается террасами, и на них стоит с полдюжины домов; на трех уровнях проходят дороги. Она могла просто подняться на одну из этих дорог, где у нее стояла машина, и уехать еще до того, как миссис Кул дозвонилась до полиции.

— Ну ладно, — сказал наконец я. — Видимо, пока полиция не разберется, мы больше ничего не можем поделать. Вы раньше были знакомы с Бастионом?

— Нет.

— Никогда с ним не встречались?

— Никогда.

— А ты, Берта, его знала?

Берта отрицательно покачала головой.

— Тело я не узнала, и имя его мне ни о чем не говорит.

— Ну хорошо, а зачем тогда вы к нему поехали?

— Мы поехали туда, — объяснила Берта, — потому что я получила информацию, что живущий там человек пытался шантажировать Мириам Вудфорд.

— А откуда у тебя эта информация? — спросил я, выразительно глядя ей прямо в глаза.

— А вот это как раз, — сказала Берта, — я не скажу даже тебе. Во всяком случае, пока.

— Почему?

— Это конфиденциальная информация, и я не могу раскрывать ее источник. Я это обещала и буду держать свое слово.

— Что же вы собирались там делать?

— Я собиралась заставить его раскрыть карты, — ответила она. — Хотела припугнуть его как следует. Ненавижу грязных шантажистов!

— А если бы он не испугался?

— Тогда, — добавил Бикнел, — если уж вы, мистер Лэм, так хотите все знать, в ход пошла бы моя чековая книжка.

— Конечно, мистер Бикнел, я хочу знать все, — невозмутимо ответил я. — Очень вам признателен. Что-нибудь еще?

— Нет, это все, — ответил Бикнел.

— Больше ничего, — подтвердила Берта. Тогда мы закурили и стали ждать.

Минуты через две дверь открылась и вошли сержант Хуламоки и сыщик Эдгар Ларсон из денверской полиции.

— Приветствую вас, мистер Ларсон, — сказал я. Он в ответ кивнул и сразу приступил к делу.

— Предлагаю выложить карты на стол. Для всех посторонних я приехал сюда в качестве туриста, но в действительности я работаю в полиции Денвера и занимаюсь расследованием убийств.

Я кивнул.

— Не буду вдаваться в детали, — продолжал он, — однако у нас есть основания подозревать Мириам Вудфорд в убийстве мужа, Эзры П. Вудфорда.

Бикнел выпрямился на стуле и даже хотел вскочить, но у него не получилось — ноги подвели.

— Вы не имеете права бросаться такими обвинениями, — выкрикнул он, схватившись за трость, — вы…

— Не кричите, — оборвал его Ларсон, — лучше послушайте. У нас есть основания считать, что у Джерома К. Бастиона, приехавшего в Гонолулу и арендовавшего здесь дом, были доказательства причастности Мириам Вудфорд к убийству мужа.

— Во-первых, Эзра Вудфорд не был убит, — встрял опять Бикнел. — Во-вторых…

Но Ларсон снова его прервал:

— Что вы знаете о Мириам Вудфорд?

— Я знаю, что она человек порядочный. Допускаю, что она не была по уши влюблена в Эзру. Но они заключили своего рода деловое соглашение, и она свои обязательства по этому соглашению выполняла.

— А ее прошлое вам известно?

— Нет, — ответил Бикнел. — Более того, я и не собираюсь его выяснять.

— Если судить с точки зрения общепризнанных норм жизни, — внушительно произнес Ларсон, — то прошлое у нее, мягко говоря, достаточно пестрое, в нем есть чрезвычайно любопытные картинки.

— Иными словами, — в голосе Бикнела зазвучал сарказм, — вы считаете, что как только девушка теряет невинность, ее уже можно подозревать в убийстве? Так?

— Нет, не так, — спокойно ответил Ларсон, не обращая внимания на сарказм. — Мы просто хотим знать, что за люди связаны с этим происшествием.

Бикнел промолчал, гневно сжав губы.

— Мириам находила себе клиентуру в морских круизах, — сказал Ларсон. — Именно так она и познакомилась с Эзрой Вудфордом. Ее тогда звали Мириам Верной. Вудфорд был одиноким богатым человеком, а Мириам кипела энергией, словно динамит. Норма была ее постоянным партнером и умело ей подыгрывала. Вот так Эзра Вудфорд и женился на Мириам.

— А теперь послушайте меня, — не выдержал Бикнел. — Я был партнером Эзры Вудфорда и прекрасно знал, что он чувствовал и о чем думал. Раз уж вы об этом заговорили, я хочу сообщить вам, что никаких иллюзий относительно Мириам он не питал. Он прекрасно знал, что она «круиз-герл». И тем не менее она ему понравилась. Она обладала чудесным даром доставлять по ему радость, поддерживать в нем бодрость духа. Он был одинок и хотел видеть рядом молодое существо. И готов был за это платить. Вот так они с Мириам и заключили это соглашение. Она выходила за него замуж и получала за это обеспечение на всю жизнь. Она выполняла свои обязанности в этой сделке, и он выполнил свои.

— Вся штука в том, — заметил Ларсон, — что Эзра Вудфорд оказался довольно живучим. Выяснилось, что у него сильный организм, масса собственных планов, намерений. Некоторое время Мириам, конечно, могла поиграть, но дольше она ждать не хотела.

— Что вы имеете в виду — «ждать не хотела»?

— Ровно то, что сказал, — ответил сержант Ларсон. — Ожидальщик из Мириам вышел никудышный. Энергии много, а терпения мало. Вот она и решила слегка ускорить события с помощью мышьяка.

— Мышьяка? — изумленно переспросил Бикнел.

— Да вы с ума сошли!

— Кое-какие доказательства у меня уже есть, — сказал Ларсон. — Уверен, что и новые не заставят себя ждать. И тогда убийца предстанет перед судом.

— Эзра умер своей смертью, — отчеканил Бикнел, — и врачи это подтвердили.

— У него был ряд признаков отравления мышьяком.

— В свидетельстве о смерти сказано — «острое пищевое отравление», — вспылил Бикнел.

Ларсон выразительно промолчал. В наступившей тишине сержант Хуламоки вопросительно взглянул на Ларсона; тот согласно кивнул.

— Ну что ж, думаю, на сегодня все. Вы все можете идти. Весьма возможно, мы вызовем вас еще раз, — смилостивился сержант Хуламоки.

Мы встали и вышли из кабинета.

— Я поеду с тобой, Дональд, — безапелляционно заявила Берта. — Бикнел арендовал седан и доберется сам, а потом мы встретимся в «Ройял Гавайян».

Когда мы уселись в мою машину, я тщательно осмотрел все внутри — не появились ли в ней лишние микрофоны или магнитофоны — и лишь после этого обратился к Берте:

— Ну, теперь рассказывай, что случилось.

— Господи, Дональд! — всплеснула руками Берта. — Ну и попала я в переплет! У меня до сих пор поджилки трясутся!

— Что там было? — допытывался я. — Вы что, входили внутрь?

Она кивнула:

— Да, Берта входила внутрь!

— Рассказывай!

— Меня уговорил Бикнел. Конечно, я понимала, что это страшно рискованно, но он тряс своей чековой книжкой, и я… ну, ты же знаешь тетю Берту. Она никогда не упустит случая отхватить лишний кусок.

— Дальше, — сказал я. — Рассказывай про само дело. Когда это произошло? До того, как ты позвонила в полицию, или после?

— После я позвонила в полицию — в точности, как я рассказывала, — и вернулась к Бикнелу, который стоял на крыльце. И мы стали ждать полицию.

— Что потом?

— Вот тут-то Бикнел и стал меня подбивать. Он начал говорить, что этот Бастион — шантажист, что он шантажирует Мириам, что это убийство — худшее, что можно придумать, потому что у него в доме, наверно, хранятся какие-то мерзости, а теперь их обнаружит полиция и будет целое дело.

— Он говорил что-нибудь о том, что именно мог использовать Бастион для вымогательства?

— Говорил что-то о прошлом Мириам. Я так понимаю, она была порядочная вертихвостка. И Бикнел, похоже, все про нее знает, но это его не волнует. Не знаю, Дональд, может быть, тут дело серьезное. Может быть, она действительно ускорила события. С этими сумасшедшими бабами ни за что нельзя ручаться. Иногда такое придумают! А современных девиц вроде Мириам и Нормы я вообще не понимаю; это другое поколение и…

— Оставь это, — прервал ее я. — Как Бикнел узнал про Бастиона?

— Я ему сказала.

— Когда, где и зачем?

— Прямо на пляже, через несколько минут после того, как ты ушел. Этот сукин сын стал на меня орать, что мы ничего не узнали, что он понапрасну потратил деньги, привезя нас сюда, что он в нас разочаровался.

— А ты сказала ему, откуда у тебя эти сведения?

— Не волнуйся, герой. На этот счет ты можешь Берте доверять. Я сказала ему то же, что и в полиции, — что я не могу раскрывать источники информации.

— Правильно, и дальше не раскрывай, — сказал я, — потому что я сегодня утром тоже туда ездил — разведывал, что и как. Полиции этого лучше не знать.

— Ну, положим, повесить это убийство на тебя они не могут: его совершили прямо перед нашим приездом, — успокоила меня Берта. — Врачи подтвердили.

— Ладно, — сказал я. — Ответь мне теперь честно: что, Бикнел увидел в этой комнате Мириам?

— По-моему, да.

— Ты точно не знаешь?

— Нет. Он не признается.

— Тогда почему ты думаешь, что это была Мириам?

— Потому что он так дьявольски изворачивается в своих показаниях. Думаю, что он разглядел ее гораздо лучше.

— Ладно, тогда еще один вопрос. Сам Бикнел не мог этого сделать?

— Нет.

— Откуда это известно? Он не отлучался с пляжа?

— Он был со мной. Я нашла его на пляже сразу после того, как ты ушел. Мы потом разошлись по своим номерам переодеться, но это был единственный момент, когда я его не видела, если не считать того промежутка времени, когда я карабкалась по этим ступенькам в соседний дом звонить в полицию; но это ведь было уже после того, как убийство…

— А когда он вылез из машины и пошел к дому?

— Он все время был у меня на глазах. Он позвонил в дверь, потом заглянул в окно и побежал ко мне. Я думаю, Дональд, что это была Мириам Вудфорд. А если так, то защитить ее нам не удастся.

Я немного подумал.

— Это зависит от того, что обнаружит полиция. Расскажи подробно, что у вас там произошло.

— Значит, после того, как я позвонила, Бикнел сказал, что, судя по положению тела, Бастиона застрелили в постели. Рядом с ним на полу лежала газета — он, видимо, ее читал. Бикнел предположил, что Бастион открыл дверь заранее и снова лег в постель с газетой. Поэтому, возможно, передняя дверь могла остаться открытой.

— Дальше, — поторопил ее я: Берта рассказывала мучительно медленно, словно высверливала зуб.

— Так вот, — продолжала Берта, — он так заколебал меня, что, когда он стал открывать дверь, я уж решила, пусть он удовлетворит свое любопытство.

— И что?

— Получилось в точности, как он и предположил. Дверь была отперта и открылась — входи, не хочу! Все оказалось так просто. Я-то, конечно, сначала не пошла, но тут Бикнел запел свою серенаду с чековой книжкой. И Берта не устояла.

— Ох, дураки! — не выдержал я. — Вы же наверняка оставили повсюду отпечатки пальцев и…

— Ты не торопись, — ответила Берта. — Бикнел не такой уж дурак, а если бы и был дураком, я тоже не лыком шита. Перед тем как войти, я тщательно вытерла ручку двери носовым платком и предупредила Бикнела насчет отпечатков. Но оказалось, что у него в кармане пара легких перчаток; он их надел и сказал, что быстренько тут пошарит, а я чтобы ничего не трогала.

— Дальше, — сказал я. — Что было потом?

— Мы зашли в комнату, где лежал труп, и осмотрелись. Бикнел стал выдвигать ящики, потом начал шарить в одежде. Наконец он нашел бумажник Бастиона.

— И что было в бумажнике?

— Куча денег, — ответила Берта, — и какие-то бумаги.

— Что за бумаги?

— Не знаю, — ответила она. — Бикнел быстро глянул на них и положил к себе в карман.

— Ненормальный, — выругался я. — Полицейские могли обыскать его и…

— Не спеши с выводами, — снова успокоила меня Берта. — Бикнел жутко хитрый. Конечно, он боялся, что его могут отвезти в полицейское управление и обыскать. Поэтому он стал думать, куда бы их сплавить, чтобы полицейские их не нашли, а он бы потом мог их снова забрать.

— И что он сделал?

— Там рядом с домом есть каменная стена. Когда Бикнел вышел, он вложил бумаги в одну перчатку, скатал обе перчатки вместе, засунул их в отверстие в стене и заткнул отверстие еще одним камнем, который валялся под стеной.

— А что в этих бумагах, ты не знаешь?

— Нет. Может быть, и Бикнел как следует не знает. Он взглянул на них лишь мельком, но вещь, видимо, ценная, что-то из того, что он искал.

— Что-нибудь еще? — спросил я.

— В шкафу было много катушек с пленками, — ответила Берта, — и магнитофон для их прослушивания. Я так думаю, часть пленок были чистые, а часть — с записями. Наверно, это были разговоры Мириам и Нормы. Но их трогать мы не стали — мы не сумели бы их оттуда незаметно вывезти.

— Теперь полицейские их найдут, прослушают и наедут на Мириам Вудфорд, как самосвал, может, еще сегодня. Дальше, что еще?

— Вот теперь, — запинаясь сказала Берта, — осталось то, что меня больше всего беспокоит. Ты знаешь, Дональд, наверно, я совсем сбрендила.

— Говори же, — нетерпеливо сказал я, — у нас мало времени. Выкладывай начистоту. От твоего самобичевания уже лучше не будет.

— Пока что я держалась в рамках — закон нарушал Бикнел.

— Не считая того, что ты тоже вошла внутрь.

— Верно, вошла, но я, по крайней мере, ничего не трогала.

— Так, дальше.

— Но затем я начала трусить, отчаянно трусить, — проговорила Берта.

— Вовремя, — заметил я.

— Я сказала Бикнелу, что выйду наружу, послежу за обстановкой и, если появится полиция, я ему свистну.

— И что ты сделала?

— Вышла.

— Оставив Бикнела внутри?

— Да.

— Продолжай же, — теребил ее я. — Ты ведь что-то хочешь сказать, говори же ради Бога.

— Я заметила это, уже когда выходила. В маленькой прихожей стоял шкаф с книгами, и одна книга на полке слегка высовывалась из общего ряда. Наверно, я могла бы похвастаться своим зорким взглядом сыщика, но на самом деле это было не так. Просто женский инстинкт, привычка домашней хозяйки. Черт побери, ты только не смейся, у меня тоже есть женские инстинкты!

— Я и не смеюсь.

— Это оказалась фальшивая книга! Как только я за нее взялась, я почувствовала, что с ней что-то не так. И я ее вытащила! Только снаружи это была книга, а внутри, под обложкой, страницы были вырезаны.

— Быстрее, — еще раз поторопил я. — Повторяю, у нас мало времени. К черту подробности, должны же мы понять наконец в чем дело!

— Бикнел был в другой комнате, шарил там по всем углам. — Берта никак не внимала моим призывам. — Как только я взялась за книгу, я почувствовала, что у нее какой-то не тот вес. Я попыталась запихнуть ее на место, но второпях ничего не получилось. Тогда-то я и раскрыла ее и увидела, что книга была только снаружи. А внутри, где все было вырезано, лежала обычная кинокамера.

— И все?

— Все, — сказала она.

— Что же ты с ней сделала?

— Прежде чем что-нибудь делать, — ответила Берта, — я вынесла кинокамеру на свет и внимательно ее рассмотрела. И тут я вдруг поняла, что везде и на всем оставляю отпечатки пальцев. Я схватила носовой платок и оттерла эту книгу, как могла. Потом взялась за кинокамеру и поняла, что и на ней везде мои отпечатки и удалить их практически невозможно.

— И что ты сделала?

— Я украла эту кинокамеру, а фальшивую книгу поставила обратно на полку.

— А что ты сделала с камерой?

— Понимаешь, — ответила она, — я боялась, что полицейские могут меня обыскать. Было понятно также, что они найдут способ обшарить и автомобиль. Я вышла на улицу и некоторое время постояла на крыльце, держа в руках эту штуку. И вот тут-то у меня родилась блестящая идея. Я прошла по дороге к началу этого проезда. Там, на углу, есть полдюжины почтовых ящиков. На одном из них значилась фамилия «Эбни». Я не знала, конечно, в котором часу у них разносят почту, но подумала, что утро уже прошло, поэтому можно рискнуть. В общем, я открыла этот ящик и сунула туда камеру.

— Оставив на ней отпечатки пальцев?

— Нет. Я, конечно, вытерла ее, как могла, но все равно очень беспокоюсь. Может быть, что-то и осталось. У меня же не было перчаток.

— Что потом?

— Потом вернулась на крыльцо и тут же услышала приближающийся звук сирены. Я подала сигнал Бикнелу, и он вышел. Я спросила, нашел ли он что-нибудь еще, и он ответил, что нет, только эти бумаги.

— Которые он спрятал?

— Нет, они еще были у него. Как раз в этот момент он и вложил их в одну перчатку, скатал перчатки вместе, засунул в дырку в каменной стене и заткнул другим камнем, который валялся на земле. Наверно, этот камень и выпал раньше из стены.

— А про камеру ты Бикнелу не сказала?

— Дональд, — торжественно произнесла она, — я не говорила про камеру никому на свете и никому не скажу. Если ее найдут, я буду отпираться до последнего. Конечно, я поступила глупо, но мне вдруг пришло в голову, что в ней может быть какая-нибудь важная пленка, может быть, что-нибудь, что он использовал для шантажа. — Она замолчала и умоляюще посмотрела на меня. — Дональд, ты же такой смелый и находчивый! Ты сможешь достать эту пленку и отдать ее проявить. Полиция будет следить за Стивом Бикнелом и за мной, но у тебя-то ведь будет возможность съездить туда и отличиться.

— Почему же ты не сказала про камеру Бикнелу? — переспросил я.

— Чтобы оказаться во власти этого скрипучего козла? — взорвалась Берта. — Какого черта мне самой лезть в петлю? Ты про нее знаешь, я про нее знаю, теперь еще Бикнел будет знать! Или, может, ты думаешь, что когда дело дойдет до расчета, Бикнел скажет: «А еще, миссис Кул, раз вы рисковали своей лицензией и совершали противоправные действия, чтобы мне помочь, я хочу дать вам небольшую надбавку»? Вот уж хрен! Он будет иметь на меня компромат, достаточный, чтобы лишить меня работы. Он такой вредный и сварливый, что непременно постарается это использовать против меня. А я сама хочу быть вредной и сварливой, хочу иметь возможность строго на него смотреть и напоминать при случае, что это он нарушил закон, когда вошел в дом и там рыскал.

— А ты не рыскала?

— Я была достаточно осторожна: стояла в дверях и наблюдала.

— Значит, что делал Бикнел, пока ты ходила засовывать камеру в почтовый ящик, ты не знаешь?

— Он продолжал поиски.

— Я имею в виду, ты не знаешь, что он нашел.

— Он сказал, что больше ничего не нашел.

— Ну, это он сказал. Но ты этого не знаешь.

— Не знаю.

— Ладно. Расскажи подробнее, где там в стене лежат эти перчатки.

— Справа от дорожки, идущей вверх, футах в десяти; это примерно две трети дорожки. Там на одном камне пятно белой краски, и перчатки как раз под этим камнем.

— Хорошо, — сказал я. — Посмотрим, что можно сделать. Только держи язык за зубами.

— Непременно, — заверила меня Берта. — Уж про это я ни с кем трепаться не буду.

— И еще одно, — добавил я. — Там в комнате было много крови?

— Порядочно. Поработали неаккуратно.

— Конечно, сейчас полицейские еще не могли искать на тебе следы крови с микроскопом…

— Я туда и близко не подходила, — прервала меня Берта.

— А Бикнел?

— Он старался ходить осторожно.

— Старался, — повторил я. — Ты же не можешь точно сказать, что там происходило. Учти, Берта, здешние полицейские свое дело знают. Они видели, в каких ты туфлях, они точно знают, во что ты была одета. И одежду Бикнела они тоже запомнили.

— Ну и что? — не поняла Берта.

— Сегодня они могут обыскать ваши номера, — пояснил я, — и если не найдут чего-нибудь из вещей, которые на вас сейчас, особенно обуви, то сразу поймут, в чем дело. Поэтому обязательно повидайся с Бикнелом и предупреди его, чтобы он ни в коем случае не пытался избавиться от ботинок или какой-нибудь одежды. И особенно опасно отдавать вещи в чистку.

— А что, если у него действительно остались пятна крови на подошвах?

— Пусть Бикнел погуляет по пляжу, — сказал я, — пройдется несколько раз вперед-назад по песочку и, раз уж у него такой артрит, пусть как следует пошаркает ножками.

— Понятно, — сказала Берта. — А что будешь делать ты?

— Заметать ваши следы, — ответил я.