— Скажите, вы установили, кому принадлежат бриллианты, найденные в сумке, которая, как здесь утверждают, является собственностью моей подзащитной? — спросил Мейсон.
— Протестую, — заявил Самсон. — Вопрос неправомерный, не относящийся к делу. Суду безразлично, кому принадлежат бриллианты.
— По-моему, обвинение утверждало, что бриллианты были извлечены из замшевого пояса на теле убитого, — сказал Мейсон.
— Обвинение ничего подобного не утверждало, — возразил Самсон. — На фотографии убитого виден пояс, его положение, и помимо само собой напрашивающегося вывода, мы не утверждали…
— Вывод был вполне обоснованный, — заметил судья, — и показания свидетеля должны еще больше подкрепить его. Протест отклоняется. Так вы установили, кому принадлежали бриллианты, сержант?
— Установили, — мрачно буркнул сержант.
— Они были украдены? — справился Мейсон.
— Да.
— У владельца в Новом Орлеане?
— Так точно.
— И страховая компания назначила премию за находку?
— Да.
— И вы, как один из тех, кто обнаружил бриллианты, претендовали на часть премии?
— Да.
— Какую именно?
— Протестую: вопрос не относится к делу. Нас не интересует, какую выгоду получил свидетель и чем он при этом руководствовался, по крайней мере в этом деле.
— Протест принимается, — поддержал Самсона судья Барнз.
Досада снова промелькнула на лице Мейсона.
— Когда вы осматривали дом, сержант, вскоре после обнаружения тела Галленса, выяснилось, что перегорела пробка.
— Так и было.
— Вы удостоверились, почему она перегорела?
— Да, одну из ламп вывернули, вложили в патрон медный пенни, потом снова ввернули лампу. Как только включили свет, произошло замыкание.
— А вы проверили, есть ли на медной монетке отпечатки пальцев?
— Протестую: вопрос неправомерный, не относящийся к делу, — заявил Самсон.
Судья нахмурился и посмотрел в сторону Самсона:
— Разве позиция прокурора — помешать защитнику воспользоваться уликами, обнаруженными полицией? Они, возможно, указывают на то, что преступление совершил другой человек.
— Если суду угодно, позиция прокурора в том, чтобы поменьше напускалось туману. В деле нет никаких доказательств, что кто-либо, кроме обвиняемой, заходил в дом, — ответил Самсон.
— Но насколько я понимаю, вы в предварительном заявлении утверждали, что мотивом преступления было ограбление и…
— Извините, что я вас прерываю, но порой обвинению приходится менять тактику из-за различных обстоятельств, возникающих в ходе процесса.
— Понятно, — кивнул судья Барнз, — но эти показания имеют прямое отношение к делу. Жаль, что это обстоятельство не вскрылось при допросе сержанта в качестве свидетеля обвинения. Сейчас он выступает как свидетель защиты. Протест отклоняется. Так вы исследовали отпечатки пальцев на монете, сержант Голкомб?
— Да.
— А у обвиняемой вы брали отпечатки пальцев? — спросил Самсон.
— Да, брал.
— Сравнивали ли вы отпечатки пальцев обвиняемой с теми, что были обнаружены на монете?
— На ней были перчатки, — сказал Голкомб. — Она не могла оставить отпечатков.
— Я не об этом спрашиваю, — настаивал Мейсон. — Меня интересует, сравнивали ли вы отпечатки пальцев?
— Да, сравнивал.
— Они совпадают?
— Нет.
— А теперь, если суд позволит, — сказал Мейсон, — я попросил бы сержанта Голкомба дать мне фотографии отпечатков пальцев, снятых с медного пенни. Я предоставлю возможность своему свидетелю Дрейку продемонстрировать, что они совпадают с отпечатками пальцев Пита Ченнери, чье уголовное прошлое установлено.
— Я протестую. Протестую против самого заявления, против процессуального нарушения, против того, каким образом сделано это заявление перед присяжными, — сказал Самсон. — Это явная попытка запутать дело. Суд уже постановил, что свидетель Дрейк не может знать, принадлежат ли взятые им отпечатки Питу Ченнери.
— Стало быть, обвинение хочет помешать защите установить личность человека, сунувшего медный пенни в патрон, не так ли? — Судья Барнз нахмурился.
— Я не вижу, какое это имеет отношение к делу, — упорствовал Самсон. — Расцениваю это как попытку запутать дело. Ну, допустим; некто побывал в доме с целью грабежа до убийства. Установление его личности не имеет отношения к делу.
— Ну, нет, — решительно произнес судья Барнз. — А что, если этот человек вошел в дом в то время, когда было совершено убийство?
— В таком случае, — Самсон пожал плечами, — какая разница, кто это был? Суд уже выслушал показания свидетеля, что отпечатки пальцев на медном пенни не принадлежат обвиняемой, это все, что свидетельствует в ее пользу… Я, ваша честь, вовсе не хочу показаться человеком, с ходу отвергающим любое разумное доказательство. Но с формальной точки зрения защита доказала лишь, что обвиняемая не участвовала в ограблении и не устроила замыкание. И в свете этого факта установление личности устроившего замыкание, не относится к делу, если только этот человек не сообщник обвиняемой. А обвинения подобной версии не выдвигало.
Мейсон поднял руки:
— Да будет так. Если обвинение не желает, чтобы присяжные узнали, кто убил Остина Галленса, я не намерен тратить попусту время, выполняя работу обвинения. Вопрос снимается. Свидетель свободен.
— Это нечестно. Вы пытаетесь заморочить голову жюри.
— Это вы…
Судья Барнз стукнул молотком по столу.
— Джентльмены, призываю вас к порядку, — строго проговорил он. — Воздерживайтесь впредь от подобных замечаний. Мистер Мейсон, ваше заявление неуместно. Мистер Самсон, ваши обвинения по поводу целей, которые преследует мистер Мейсон своими вопросами, совершенно неправомочны. Суд вынес бы вам более строгое порицание, не будь ваши слова спровоцированы явно неуместным замечанием мистера Мейсона. Но факт остается фактом, джентльмены, — суд больше не допустит перехода на личности. Это последнее предупреждение.
Мейсон откинулся на стуле и примирительно сказал:
— Согласен. Факты в пользу подсудимой.
— Имеется в виду, что вы выходите из игры? — спросил Самсон.
— Ваша честь, поскольку я должен обращаться к суду, прошу указать представителю обвинения, что ему не подобает извлекать выгоду для себя, адресуя вопросы защитнику. Я полагаю, присяжные понимают, что защита приложила все усилия, чтобы разъяснить обстоятельства дела, и единственная причина, по которой она не смогла этого сделать…
— Осторожнее, мистер Мейсон. — Судья Барнз нахмурился.
— Слишком очевидна — вот что я хотел сказать, ваша честь, — с улыбкой заключил Мейсон.
— Вы хотите перейти к обсуждению, джентльмены? — спросил судья.
Первым взял слово Самсон. Комментируя неспособность обвиняемой опровергнуть выдвинутые против нее обвинения, он явно повторялся. Речь снова пошла о туфле обвиняемой, представленной в качестве вещественного доказательства, о предательском пятне на подошве. Он потребовал от адвоката объяснения, как пятно оказалось на туфле, если обвиняемая не виновна в убийстве.
— Это доказательство само по себе настолько убедительно, — громогласно заявил Самсон, — что до сих пор остается бесспорным и неопровержимым.
Самсон сослался на попытку обвиняемой приписать убийство мифическому преступнику, который якобы проник в дом и убил Остина Галленса. Но яростнее всего Самсон обрушился на Мейсона, старавшегося навести тень на ясный день, намеренно сбить с толку сержанта Голкомба, внести путаницу в экспертизу с пулями.
Когда Самсон закончил свое выступление, Мейсон подошел к перилам и с улыбкой взглянул на присяжных.
— Леди и джентльмены, — начал он, — суд еще укажет вам на то, что при вынесении обвинительного приговора на основании косвенных улик следует учесть одно обстоятельство: эти улики должны не только подтверждать вину обвиняемой, но и не допускать иного истолкования. Если существует разумная гипотеза, исключающая вину, иначе объясняющая косвенные улики, ваш долг — оправдать обвиняемую.
В данном деле обвинение целиком строится на косвенных уликах. Что касается револьвера как вещественного доказательства, то оно сработало, как бумеранг. Револьвер был обнаружен в сумке обвиняемой. Я допускаю, леди и джентльмены, что это сумка обвиняемой. Не то чтобы она сама мне сказала — у нее провал в памяти, просто это разумное заключение. Так вот, Остин Галленс был убит не из этого револьвера. Но из него был убит Джордж Трент. В деле фигурируют только две пули. Если пуля из револьвера Брил не убила Галленса, значит, она убила Трента. В тот вечер, когда погиб Галленс, из револьвера Брил выстрелили всего один раз. Стрелял Остин Галленс — в того, кто находился вместе с ним в комнате. Пуля застряла в спинке кресла. Галленс носил револьвер в правом кармане брюк, потому-то следователь ничего не обнаружил в этом кармане.
Леди и джентльмены, куда убедительнее выглядит другая версия. Миссис Брил догадалась, что ее брата нет в живых. У нее возникло сильное подозрение, что его убил Галленс. У Галленса были все основания убрать Трента со своего пути. Разумно предположить, что у Трента были улики против Галленса. Сообщи он их в полицию, Галленса обвинили бы в кражах драгоценностей. Потому-то Галленс и убил Трента. Желая скрыть убийство, он придумал множество всяких уловок, к примеру выдумал, что Трент заложил бриллианты в игорном доме. И чтобы придать достоверность своей выдумке, Галленс даже отправился в игорный дом и разыграл сцену, представив дело так, будто у хозяев были причины убить Трента. Совершенно очевидно и то, джентльмены, что, как и в случае с Галленсом, Трента не могли убить из револьвера, который обвинение именует орудием убийства. Следовательно, столь же очевидно, что его убили из другого револьвера, коль скоро в деле зафиксированы два револьвера и две роковые пули, выпущенные из того и другого револьверов. Сержант Голкомб, естественно, предположил, что из револьвера, найденного в сумке миссис Брил, был убит Остин Галленс, а из того, что найден в конторе Трента, — сам Трент. Голкомб достал из правого жилетного кармана пулю, которая, по словам хирурга, производившего вскрытие, убила Галленса, и протянул ее свидетелю Хоугану. Хоуган провел следственный эксперимент с револьверами и сообщил Голкомбу, что эта пуля была выпущена из револьвера, обнаруженного в конторе Трента. Что же произошло?
Мейсон выдержал паузу, и в зале воцарилась напряженная тишина.
— Вы наблюдали сержанта Голкомба, — продолжал Мейсон. — Он ярко проявил себя, выступая в качестве свидетеля. Сержант Голкомб полагал, что перепутал пули, что ненароком положил каждую в другой карман, тогда как на самом деле ничего подобного не было. И чтобы скрыть свою воображаемую ошибку, он немедленно протянул Хоугану другую пулю, заявив, что именно она оборвала жизнь Галленса.
Это мелочь, леди и джентльмены, но такие мелочи приобретают в деле огромную важность. Они раскрывают характер сержанта Голкомба. Он, несомненно, не стал бы подстраивать ловушку обвиняемой, если бы верил в ее невиновность. Но, решив, что сделал ошибку, он попытался ее скрыть и зашел в своих увертках так далеко, что засвидетельствовал то, чего не могло быть. Что бы ни говорил помощник прокурора, какие бы показания ни давал сержант Голкомб, пуля, оборвавшая жизнь Остина Галленса, не могла вылететь из револьвера Брил — это физически невозможно. С другой стороны, предположение, что Трент был убит из револьвера Трента, — такой же абсурд.
Итак, леди и джентльмены, если бы мне позволили продолжить допрос свидетеля, я, конечно, смог бы доказать вам, кто был истинным убийцей Остина Галленса. Но поскольку мне не позволили довести представление доказательств до логического конца, я буду оперировать имеющимися фактами и познакомлю вас с разумной гипотезой, их объясняющей. И моя гипотеза не только согласуется с невиновностью обвиняемой, но невиновность обвиняемой становится единственной гипотезой, с помощью которой можно объяснить эти факты.
В день смерти Галленса какое-то событие убедило Сару Брил, что этот человек несет ответственность за исчезновение брата и, возможно, за его смерть. Она отправилась к Галленсу, чтобы проверить свои подозрения. Кто-то побывал в доме до нее.
Кто же это был?
Этот человек без промаха стрелял из револьвера, он зашел к Галленсу с непонятной целью и сумел завладеть револьвером, именуемым в деле орудием убийства.
Когда Остин Галленс увидел незваного гостя, он сразу понял, что тому нужно. Галленс сознавал свою вину перед этим человеком. Повинуясь порыву, Галленс выхватил из правого кармана револьвер, выстрелил и промахнулся. Но гость был готов к подобным неожиданностям. Он был вооружен. Он тоже выстрелил и не промахнулся.
Некоторое время спустя в дом вошла миссис Брил. Дверь была открыта, в доме было темно. Напоминаю вам, леди и джентльмены, что в сумке у нее не было фонарика. Миссис Брил передвигалась по дому на ощупь. Она не видела, что на полу лежит убитый Остин Галленс. Она случайно задела левой ногой какой-то предмет.
Ничего не видя в темноте, она могла действовать лишь на ощупь. Миссис Брил наклонилась, и ее рука в перчатке коснулась чего-то твердого. Она подняла вещь, валявшуюся на полу. Это был револьвер. А потом она коснулась тела. Потрясенная и растерянная, миссис Брил хотела вызвать полицию. Не отдавая себе отчета в своих действиях, она сунула револьвер в сумку и выбежала из дома. Миссис Брил звала полицию, но никто не слышал ее криков. Она выбежала на бульвар, и тут перед ней внезапно возникли фары автомобиля. В ужасе от увиденного она даже не огляделась, выскочив на мостовую.
Леди и джентльмены, поскольку я лишен возможности представить вам иные доказательства, вы должны принять во внимание мою гипотезу, учитывая, что обвинение построено на косвенных уликах.
Вы принесли присягу судить справедливо и беспристрастно. Я не делал попытки ввести в состав жюри людей, склонных поддержать обвиняемую, потому что знал: это ни к чему. Справедливость — единственное, чего я жду от присяжных. Один из вас даже признался, что у него сформировалось мнение о виновности моей подзащитной, но проявил готовность отказаться от него, если будет включен в состав присяжных по данному делу. Я не воспользовался своим правом отвода присяжных в этом случае. Вы спросите — почему? Я был уверен, что джентльмен проявит ум и справедливость. Ум и справедливость — единственное, чего ждет от вас обвиняемая. Разве это нужно адвокату, защищающему клиента-преступника? Разве на ум и справедливость уповает адвокат, пытающийся заморочить голову присяжным?
Леди и джентльмены, вы дали клятву руководствоваться только законом. Услышав наставления судьи, вы поймете, что из этого следует. Вы поклялись: если факты по данному делу можно разумно истолковать иным, кроме признания вины, образом, вы оправдаете обвиняемую. Леди и джентльмены, я полагаюсь на ваше чувство долга.
Мейсон вернулся на свое место.
Самсон вскочил, багровея от злости.
— Леди и джентльмены, позвольте мне возразить, — начал он, стараясь контролировать свой голос. — Позвольте мне потребовать от адвоката, чтобы он довел свое умозаключение до логического конца… Кто был этот меткий стрелок? Кто был человек, завладевший револьвером, орудием убийства Остина Галленса, по утверждению адвоката? Может быть, Вирджиния Трент, племянница подсудимой? Вполне возможно! Я требую, чтобы адвокат опроверг это утверждение!
— Ваша честь, — произнес Мейсон с расстановкой, — мне не хотелось бы прерывать помощника прокурора, но следует ли понимать его заявление как обвинение Вирджинии Трент в убийстве Остина Галленса?
— Согласно вашей логике, это ясно как дважды два — четыре! — взревел Самсон.
— Пусть так, — настаивал Мейсон. — Стало быть, вы обнаружили какой-то изъян в моей гипотезе? Если так, докажите это присяжным.
Бледный, с отвисшей челюстью, Самсон молчал. Мейсон обернулся к судье Барнзу:
— Вот что я хочу, предложить, ваша честь. Если обвинение, исходя из фактов, утверждает, что Остина Галленса убила Вирджиния Трент, можно рекомендовать присяжным оправдать обвиняемую по данному делу. Но если помощник прокурора действительно желает узнать, кто убил Остина Галленса, предлагаю ему побеседовать с Полом Дрейком.
— Достаточно, мистер Мейсон, — заявил судья Барнз. — Ваше предложение отклоняется. Займите, пожалуйста, свое место. Суд предоставит присяжным принять решение, если обвинение не настаивает на том, что убийство совершила Вирджиния Трент.
Самсон, поколебавшись, выпалил:
— Нет, я лишь продемонстрировал, насколько абсурдно заявление Мейсона.
Один из присяжных, подозрительно глядя на Самсона, спросил:
— А что в нем абсурдного?
— Все эти словеса — дымовая завеса, за которой он пытается укрыть свою клиентку.
— Но какой изъян в гипотезе адвоката? — настаивал член жюри.
— Все в ней ложно, — ответил Самсон. — Но я закончил свое выступление. У нас есть доказательства, что Галленс убит из револьвера, найденного в сумке миссис Брил. Все другие доказательства лишь вносят в дело путаницу. Верю, что вы, леди и джентльмены, не дадите сбить себя с толку. Благодарю вас.
Самсон вновь занял свое место за столиком.
Миссис Брил всячески пыталась привлечь к себе внимание Мейсона, но он отводил взгляд.
Судья Барнз проинструктировал присяжных, привел к присяге судебного пристава, которому надлежало препроводить присяжных в уединенное место, где они могли бы беспрепятственно размышлять над приговором. Когда присяжные покинули зал, он объявил перерыв в заседании до вынесения присяжными приговора.
Сара Брил подозвала к себе Перри Мейсона.
— Вот уж этого вам не следовало делать, — сказала она.
— Чего именно? — справился Мейсон.
— Втягивать в дело Вирджинию.
— Напротив, я ее вытягиваю. — Мейсон усмехнулся. — Вы же слышали, как Самсон заявил, что сама мысль о том, что она убила Галленса, абсурдна.
— Где Вирджиния? Я бы хотела с ней повидаться.
— Моя секретарша увезла ее за город. Я подумал, что свежий воздух взбодрит ее. Мне удалось убедить Вирджинию, что ее отсутствие на заключительном заседании пойдет на пользу делу.
Сара Брил вздохнула:
— Ладно, но коль скоро вы признали, что это моя сумка, достаньте, пожалуйста, оттуда мое вязанье, пока мы ждем приговора присяжных. Я, пожалуй, займусь свитером для Джинни.
Мейсон похлопал ее по ладони.
— По-моему, лучше решайте кроссворды. Это безопаснее.
— Нам долго ждать? — спросила она.
— Минут десять, — прикинул Мейсон.
Последующие события показали, что Мейсон ошибся ровно на двадцать минут. Прошло полчаса, прежде чем жюри явилось с приговором.
— Достигли ли вы согласия по поводу приговора, леди и джентльмены? — спросил судья Барнз.
— Достигли, — ответил один из присяжных. Клерк взял сложенный документ и протянул его судье.
Тот внимательно изучал его некоторое время, потом вернул в жюри.
— Зачитайте ваш приговор, — распорядился он. Председатель жюри присяжных зачитал приговор:
— «Мы, присяжные, рассмотрев вышеуказанное дело, считаем, что Сара Брил невиновна в преступлении, предъявленном ей в обвинительном заключении. Жюри присяжных предлагает окружному прокурору арестовать Вирджинию Трент и провести расследование более разумно, чем это было сделано в отношении обвиняемой по данному дела».
У Мейсона дрогнули уголки губ:
— Я полагаю, можно сделать оговорку, что в протокол вносится лишь та часть, где говорится о признании обвиняемой невиновной, — заявил он.
— Согласен, — нехотя буркнул Самсон.
Судья Барнз подождал, пока приговор внесли в протокол, а потом задумчиво оглядел присяжных.
— Леди и джентльмены, — сказал он, — распуская состав присяжных по делу Сары Брил, суд отмечает похвальное исполнение вами своего долга. Суд решил одно из самых удивительных на нашей памяти дел. В настоящее время мы откровенно заявляем: суд не может определить на основании имеющихся доказательств, что Остина Галленса застрелила Вирджиния Трент, как, очевидно, полагает жюри. Возможно, мы стали свидетелями самого потрясающего юридического фокуса, когда-либо совершавшегося в стенах суда. Последующие события, несомненно, покажут, где правда. Обвиняемая освобождается, заседание закрыто.
Глава 19
Мейсон въехал под арку с вывеской «Отель Гейблз» На фоне неба маячила темная громада загородного отеля, и лишь по редким освещенным окнам можно было судить о том, что он обитаем.
Мейсон припарковал машину, отдал сумку и чемодан сонному посыльному, вышедшему из освещенного вестибюля, подошел к конторке.
— Моя фамилия — Мейсон, — обратился он к портье — Надеюсь, мне забронирован номер?
— О да, мистер Мейсон. Номер вас ждет. Поднимитесь туда сейчас же?
— Пожалуй.
Мейсон прошел за посыльным по широкой лестнице и оказался в длинном коридоре типичного загородного отеля. Расплатившись с посыльным, он снял пиджак и жилет, умылся, запер двери. Потом снова надел жилет и пиджак, вошел в ванную и прислонил ухо к двери в соседний номер. Оттуда доносились всхлипы.
Мейсон постучал в дверь. Через мгновение послышался голос Деллы Стрит:
— Кто там?
— Мейсон, — отозвался он. Делла распахнула дверь.
Вирджиния Трент, растрепанная, с распухшими от слез глазами, посмотрела на него с кровати и, спохватившись, стянула на груди кимоно, наброшенное на плечи.
— Откуда вы? — спросила она.
Мейсон подошел, присел на край кровати.
— Из суда, — сказал он. — Как только вырвался, сразу к вам.
Она откинула со лба прядь волос, села и, взбив влажную от слез подушку, положила ее за спину.
— Я возвращаюсь, — сказала Вирджиния. Мейсон отрицательно покачал головой.
— Да, возвращаюсь и иду в суд. Я целый день собираюсь уехать, но Делла меня не пускает. Потому вы и послали ее со мной?
Мейсон кивнул.
— Так вот, я возвращаюсь. Я им расскажу…
— Что расскажете? — Все.
— Сначала расскажите мне, Вирджи.
— Тетя Сара прикрывает меня. Провал в памяти у нее не больше, чем у меня. Мне все равно, что вы скажете, мистер Мейсон, мне все равно, что скажет она. Я знаю: тетя Сара в опасности. Весьма возможно, жюри присяжных признает ее виновной. В газетах пишут, что в этом деле все абсолютно ясно.
— Жюри присяжных только что сняло с вашей тети обвинение в убийстве, ее признали невиновной, — мягко прервал ее Мейсон.
— Невиновной?
— Именно так.
— Как же… как это произошло?
— Думаю, жюри присяжных прекрасно представляет, как все было на самом деле.
— Что вы этим хотите сказать?
— Лучше вы мне расскажите, что же все-таки произошло, Вирджи.
И Вирджиния повела свой рассказ, перемежаемый всхлипами и новыми потоками слез.
— Я расскажу вам всю правду, мистер Мейсон. Позвонил Остин Галленс и велел мне вместе с тетей Сарой дожидаться его на углу в условленное время. Сказал, что подъедет и заберет нас. Он приехал и заявил, что мы должны сделать решительную попытку разыскать дядю Джорджа.
Он предложил, чтобы мы разделились, каждый взял на себя определенный район и обошел там все игорные заведения. У него был список клубов, куда дядя Джордж имел обыкновение заглядывать. Так вот, он посадил нас в машину и повез к себе домой, чтобы распределить, кому и куда идти по этому списку.
— У вас был с собой револьвер? — спросил Мейсон.
— Да, я знала, что пойду одна в весьма сомнительные заведения. Я прихватила револьвер и фонарик.
— Ну и что было дальше?
— Мистер Галленс привез нас к себе домой. Он поставил машину в гараж и направился к дому. Тут я заметила, как в одном из окон мелькнул луч фонарика. Галленс закричал, что кто-то забрался к нему в дом. У него был револьвер в кармане брюк. Он тут же выхватил его и побежал в дом. Я не хотела идти за ним, но тетя Сара потянула меня за собой. Я, естественно; вытащила из сумочки револьвер. Сами понимаете, полагаешься на то, в чем чувствуешь себя уверенной. Я стала хорошим стрелком и…
— Да, я знаю, — прервал ее Мейсон. — Расскажите, что там произошло.
— В передней стоял какой-то человек, я его смутно видела. Галленс включил свет, но, видимо, перегорела пробка, и весь дом погрузился в темноту. Человек пробежал мимо меня и выскочил из дома через заднюю дверь.
— А потом?
— Я вынула из сумки фонарь и протянула его мистеру Галленсу.
— А револьвер держали в руке?
— Да. Мистер Галленс пожаловался, что у него украли много драгоценностей, и тетя Сара удивилась, почему он их держит дома, на виду.
Вдруг он ни с того ни с сего говорит: «Черт возьми, а ведь это был не вор, а сыщик, вы наняли сыщика следить за мной». — «Да что вы, Осси, — ответила тетушка, — подозреваете всех, потому что знаете — драгоценности ваши краденые». — «Ах, вот к чему вы клоните», — говорит он. А тетушка его заклинает: «Осси, скажите только, где Джордж, все ли с ним в порядке, и — наше дело сторона. Но если вы мне не скажете, я сообщу в полицию». Больше она ничего не успела сказать. Он закричал что-то вроде: «Живым не дамся» — и выстрелил в нее в упор.
— А вы что делали?
— Что бы я ни делала, это был бессознательный рефлекс. Поверьте, я даже не помню, как спустила курок. Потом вижу — Галленс лежит на полу. Тетушка сохраняла величайшее хладнокровие. «Вирджи, — говорит, — не теряй голову. Я боюсь, что с Джорджем случилось что-то ужасное и надо добиться от Осси правды. Сейчас придется вызвать санитарную машину и отправить его в больницу, но прежде надо его обыскать и найти какие-нибудь улики, они еще могут понадобиться». Тетя Сара наклонилась над ним, расстегнула жилет и рубашку и обнаружила под ней замшевый пояс с бриллиантами. Она вытащила из кармашков бриллианты, подняла с полу оброненный им револьвер и сунула его в сумку. Потом попросила меня найти телефон и позвонить в полицию. Пока я шарила в темноте, пытаясь отыскать телефон, тетушка вдруг говорит: «Погоди, Вирджи, он умер».
— Что было потом? — справился Мейсон.
Вирджиния тряхнула головой, будто пытаясь избавиться от навязчивых воспоминаний, и уткнулась носом в подушку.
Мейсон положил руку на ее вздрагивающие от рыданий плечи.
— Ну, ну, Вирджи, не надо так расстраиваться, держите хвост морковкой. Так что же было дальше?
Через некоторое время Вирджиния оторвала голову от подушки и, всхлипывая, продолжала свой рассказ:
— Тетя Сара сказала, что камни, похоже, краденые. Если это так, все, мол, обойдется, а если нет, мы попали в жуткую переделку. Вся надежда на то, что никто не знает, что мы здесь были, а то, что здесь побывал грабитель, очевидно. Лучше всего, мол, нам тихо уйти отсюда и держать язык за зубами. Тетушка велела мне выйти через заднюю дверь, а сама пошла через переднюю… А потом… ну, вам известно, что было потом.
— Вы пошли в контору дяди и положили револьвер в ящик до моего прихода.
— Да.
— И вы не знали, что там находился труп дяди?
— Боже правый, конечно нет. После всех событий того дня это меня почти доконало. Я думала, сойду с ума.
— Продолжайте.
— Что было дальше, вы знаете не хуже меня. Тетя Сара ни разу не обмолвилась о том, что произошло Продолжала уверять меня, что у нее провал в памяти, и при этом не теряла присутствия духа, да и меня призывала не беспокоиться, целиком положиться на вас Всякий разговор на эту тему она обрывала. Повторяла, что ничего не помнит и помнить не желает.
— Возможно, она и впрямь ничего не помнит, — предположил Мейсон.
— Не думаю. Вероятно, она старается прикрыть меня.
— Вы это утверждаете?
— Нет, я не могу сказать наверняка. Мейсон перевел взгляд на Деллу Стрит.
— Вирджи, — начал он, — а теперь послушайте меня Желательно, чтобы вы все запомнили. Если у тети Сары действительно провал в памяти — одно дело. Если же никакого провала нет и она просто пытается прикрыть вас — это совсем другое. Что касается вас, это не имеет ни малейшего значения. Вы стреляли в целях самообороны. То, что Остин Галленс собирался покончить с вами обеими, не вызывает ни малейших сомнений. Он убил вашего дядю, когда тот обнаружил, что бедфордовские бриллианты краденые. Вероятно, ваш дядя послал за Галленсом. Тот сразу же явился в контору. У них состоялся откровенный обмен мнениями. Галленс понял, что попался, а ваш дядя стал звонить в полицию. Тогда Галленс выхватил из кармана револьвер и застрелил Джорджа Трента. Он спрятал тело убитого в упаковочный ящик, скрыл все следы преступления и уехал домой. Там он перезарядил револьвер и, зная повадки вашего дяди, отправил на его адрес ключи от машины.
Я, конечно, не представлял, что произошло, но у меня были подозрения. Я был почти уверен, что жена Пита Ченнери призналась ему в том, что у нее было с Остином Галленсом, и Пит Ченнери, занимавшийся кражей драгоценностей, почуял возможность поживиться. Он велел жене продолжать прежние отношения с Галленсом. Когда вы подъехали к дому, именно он рыскал там.
Итак, я был уверен, что Галленс убил вашего дядю Джорджа, но сначала я не знал, как это доказать.
Я не понимал, действительно ли ваша тетя ничего не помнит или пытается кого-то прикрыть. Но я догадался, что если она кого-то защищает, то это вас. Косвенные улики показывали, что грабителем, проникшим в дом Галленса, был Пит Ченнери. И тогда я решил использовать ею для отвода глаз, чтоб добиться оправдания миссис Брил: я знал, что в ходе процесса вскроется путаница с пулями.
А когда место свидетеля занял сержант Голкомб и, желая скрыть свою ошибку, с такой уверенность давал показания о пулях, я использовал замечательную возможностей заставил его — пусть невольно — сослужить службу правосудию.
Честно говоря, Вирджи, я не знаю, как бы все сложилось, если бы обвинение почуяло, в чем кроется правда, и провело настоящее расследование. Они бы арестовали вас, предъявили вам обвинение в убийстве, и вам пришлось бы доказывать, что вы действовали подлинно в интересах самообороны. Но в данных обстоятельствах это бы звучало не очень убедительно. Когда человека убивают в собственном доме, трудно доказать необходимость самообороны.
— Знаю, — кивнула Вирджиния и снова заплакала.