1

Перри Мейсон отвел взгляд от картонной папки с надписью «Важная корреспонденция, оставшаяся без ответа».

Было раннее утро понедельника. Делла Стрит, доверенная секретарша адвоката, в свеженакрахмаленной белой кофточке напоминающая медсестру, решительно посмотрела на него и сказала:

— Я внимательно все отсортировала, шеф. Тебе необходимо ответить на верхние письма. Те, что были снизу я уже убрала.

— Те, что были снизу? — переспросил Мейсон. — Каким же образом ты определила ненужные?

— Хорошо, я скажу, — призналась она. — Те письма пришли так давно, что на них уже нет смысла отвечать.

Мейсон откинулся на спинку вращающегося, видавшего виды кресла и скрестил длинные ноги. С серьезным выражением лица, словно вел перекрестный допрос свидетеля, он спросил:

— Теперь скажи мне честно, Делла, те письма лежали раньше в папке «Важная корреспонденция, оставшаяся без ответа»?

— Да.

— И ты внимательно прочитываешь все письма?

— Да.

— И исключаешь из них все те, что не требуют моего личного внимания, а оставшиеся складываешь в эту папку?

— Да.

— Тем не менее, сегодня утром, в понедельник двенадцатого сентября, ты убрала большую часть писем из папки?

— Совершенно верно, — подтвердила она с озорным блеском в глазах.

— Признавайся, сколько было писем?

— Ох, пятнадцать или двадцать.

— И ты ответила на них сама?

Она улыбнулась и отрицательно покачала головой.

— Что же ты с ними сделала? — поинтересовался Мейсон.

— Переложила в другую папку.

— В какую?

— С надписью «Устаревшая корреспонденция».

Мейсон восторженно посмотрел на секретаршу и расхохотался.

— Великолепная идея, Делла. Убирать письма с глаз подальше в папку «Важная корреспонденция, оставшаяся без ответа», и пусть они лежат там, пока не подойдет время переложить их в папку с надписью «Устаревшая корреспонденция». Таким образом, отпадает необходимость вести переписку, можно не беспокоиться об этом и не ломать голову над сочинением ответов — занятием, которое я искренне ненавижу… Знаешь, Делла, вещи, в свое время казавшиеся необычайно важными, постепенно утрачивают свое значение. Это как телеграфные столбы в окне мчащегося поезда. Сперва они огромные, заслоняют собой окно, а потом превращаются в едва различимою точку вдали. То же самое случается с большинством вещей, которые нам представляются поначалу важными и значительными.

Она улыбнулась и спросила с невинным видом:

— А телеграфные столбы на самом деле уменьшаются, шеф, или нам это только кажется?

— Конечно же, они не уменьшаются, просто мы от них удаляемся, — ответил он. — На месте старых появляются новые, которые и заполняют вид из окна. Столбы всегда одинаковые. Но по мере того, как ты от них удаляешься, они… — Он замолчал и после некоторой паузы спросил: — Подожди минутку. Не пытаешься ли ты указать на ошибочность моих аргументов?

Он посмотрел на ее торжествующие усмехающиеся глаза и недовольная гримаса появилась на его лице.

— Я давно должен был понять, что бесполезно спорить с женщиной. Хорошо, Саймон Легри[1], приготовь свой блокнот, сейчас мы ответим на эти чертовы письма!

Он вздохнул, развязал тесемки на папке, вынул из верхнего конверта письмо, пришедшее от известной адвокатской конторы, прочитал его и сказал:

— Напиши им, что предлагаемое дело меня не интересует, даже если они удвоят гонорар. Ординарное дело об убийстве. Молодой женщине наскучил старый муж, она выпустила в него шесть пуль, а теперь рыдает и лжет, будто он напился и хотел ее избить. Они прожили вместе целых шесть лет, его пьянство для нее не новость, а ее рассказы, что он грозился ее убить, не совпадают с показаниями других свидетелей.

— Что из сказанного я должна написать? — спокойным деловитым тоном спросила Делла Стрит. — Нужно ли в письме излагать твои соображения?

— Напиши только то, что я не заинтересован в их предложении. О, Господи, еще одно. Мошенник, продавший множеству легковерных людей ничем необеспеченные акции просит, чтобы я доказал, будто он действовал в рамках закона. — Мейсон сердито отодвинул папку в сторону и заявил: — Я хочу, Делла, чтобы люди научились отличать серьезного адвоката, представляющего людей, ложно обвиненных в преступлениях, от ловкача, который охотно становится молчаливым соучастником в дележе прибылей, полученных от преступлений.

— Каким образом ты объяснишь эту разницу Суду? — усмехнулась она.

— Преступление всегда личное, — заметил Мейсон. — Улики не безликие. Я никогда не берусь за дело до тех пор, пока у меня нет полной уверенности в том, что мой клиент не мог совершить преступления, в котором его обвиняют. Если же я уверен в невиновности клиента, то знаю, что всегда существует несоответствие между самыми, казалось бы, несомненными уликами и выводами, которые на их основании сделала полиция. И я нахожу это несоответствие.

— В таком случае, твое занятие больше напоминает работу детектива, чем адвоката, — рассмеялась Делла.

— Нет, — серьезно сказал Мейсон. — Это совсем разные профессии. Детектив собирает вещественные доказательства. Со временем он приобретает опыт и знает, где и что надо искать, к кому за чем обращаться и как действовать. А адвокат объясняет эти вещественные доказательства, связывает их одно с другими. Постепенно он узнает…

Телефон на столе Деллы Стрит не дал ему договорить. Секретарша сняла трубку, послушала и сказала:

— Подожди минуточку, Герти. — Она прикрыла трубку рукой и повернулась к Мейсону: — Тобой интересуется некий мистер Чарльз Сейбин по вопросу величайшей важности. Мистер Сейбин говорит, что готов уплатить любую сумму за консультацию.

— Все зависит от того, чего именно он хочет, — ответил Мейсон. — Если речь идет об убийстве, то я его приму. Но если он желает, чтобы я занялся каким-нибудь нудным делом о спорном наследстве или какой-нибудь земельной тяжбой, тогда… Подожди минутку. Делла, как ты сказала его зовут?

— Сейбин, — ответила она. — Чарльз В. Сейбин.

— Где он сейчас?

— Дожидается в приемной.

— Пускай еще подождет несколько минут, — решил Мейсон. — Узнай, не родственник ли он Фраймонта С. Сейбина.

Делла сняла ладошку с трубки и попросила девушку в приемной, чтобы она выяснила этот вопрос у посетителя. Выслушав ответ, Делла посмотрела на Мейсона и сообщила:

— Да, он родной сын мистера Фраймонта С. Сейбина.

— Я приму его, — решил Мейсон, — только ему придется обождать минут десять. Посмотри на него, Делла, и отведи в юридическую библиотеку, пусть он там посидит. И принеси мне утренние газеты. Это, если тебе неизвестно, дело с большой буквы… Не задерживайся. Обожди, у меня тут есть одна сегодняшняя газета.

Мейсон потянулся за утренней газетой и уронил со стола папку «Важной корреспонденции, оставшейся без ответа», даже не заметив этого.

Отчет об убийстве Фраймонта Сейбина почти целиком занимал первую страницу газеты, на второй и третьей были помещены фотографии с места происшествия. Глядя на убитого, можно было понять, что это незаурядный и волевой человек.

Автор материала об убийстве знал как подать материал, чтобы возбудить читательский интерес. Фраймонт С. Сейбин, эксцентричный мультимиллионер, последнее время отошел от дел, когда-то начатых им, и передал их в ведение своего сына, Чарльза Сейбина, а сам превратился в затворника. Иногда он отправлялся путешествовать в старой, не слишком комфортабельной, но надежной и маневренной машине, останавливался в кемпингах, знакомился с туристами, рассуждал о политике, обменивался взглядами на жизнь. Никто из его дорожных знакомых не догадывался, что этот застенчивый человек со спокойными серыми глазами в простом поношенном костюме — владелец многих миллионов долларов.

Порой он неделями бродил по книжным магазинам, заходил в библиотеки, обитая в царстве ученой абстракции, в том нереальном мире, который воссоздавали книги.

Библиотекари принимали его за отставного клерка.

Последнее время он часто бывал в своей охотничьем домике в горах, стоящем на поросшем соснами склоне горной цепи, неподалеку от бурной реки. Там он мог, вооружившись морским биноклем, часами сидеть на пороге, наблюдая за жизнью птиц, приручая белок и бурундуков. В уединении он читал книги и наслаждался одиночеством.

В шестьдесят лет он являл собой странную фигуру, так как редко кто способен отказаться от всего того, что дают деньги и положение в обществе. Человек с почти неограниченными материальными возможностями, он не был филантропом, считая, что милостыня развращает людей. Каждому дано достичь успеха, будь у него на то желание и настойчивость. А если человек привыкает полагаться на внешнюю помощь, у него постепенно ослабевает сила воли.

Газета опубликовала интервью с Чарльзом Сейбином, сыном убитого, в котором тот пытался объяснить отцовский характер. Мейсон прочитал материал с большим интересом. Сейбин считал, что жизнь — это постоянная борьба, от которой лично он никогда не отказывается. По его мнению конкуренция, и соревнования вообще, вырабатывают характер. Победа имеет значение в том смысле, что она фиксирует достижение намеченной цели. Поэтому победа, достигнутая с помощью других людей, утрачивает ценность, переставая быть очередной вехой на пути прогресса.

Старший Сейбин завещал миллионы долларов на благотворительные цели, но при этом оговорил, что они предназначены лишь для людей, не способных участвовать в жизненных сражениях — для инвалидов, престарелых и больных. Тем, кто может продолжать борьбу за существование, Сейбин ничего не предлагал. Право на существование, по его мнению, не даровалось свыше, а завоевывалось. Таким образом, если ты лишал человека этого права, ты тем самым отнимал у него возможность выжить.

Делла Стрит вернулась в кабинет Мейсона как раз когда Мейсон дочитывал газетную страницу с интервью.

— Что скажешь? — спросил Мейсон.

— Он интересный человек, — ответила она. — Разумеется, он очень переживает гибель отца. У него своего рода шоковое состояние, но отнюдь не истерика и не показное горе. Он спокоен, собран и решителен.

— Сколько ему лет? — спросил Мейсон.

— Тридцать два или тридцать три. Прилично одет… Основное впечатление, которое он производит, это необычайное спокойствие. Тихий голос, приятный и четкий, холодные голубые глаза глядят спокойно и проницательно.

— Понятно, — улыбнулся Мейсон. — Внешне выглядит скорее скромно и строго?

— Да. Широкоплечий, скуластый, с твердым ртом. Похоже, он из тех, кто много работает головой. Типичный представитель.

— Хорошо, — сказал Мейсон. — Надо выяснить еще кое-какие подробности об убийстве.

Он снова принялся читать утреннюю газету, но вскоре отложил ее и недовольно сказал:

— Один Бог знает, сколько всякой чепухи примешивают к важным вещам, Делла. Не отличишь, где ложь, а где фантазия репортеров. Наверно, нужно просто прочитать заголовки.

Он снова вернулся к первой странице газеты и бегло прочитал статьи, обращая внимание только на факты, опуская словесную шелуху комментариев.

Рыболовный сезон на Гризли Крик открылся во вторник, шестого сентября. Вплоть до этого дня было запрещено ловить рыбу местным отделением общества Охраны живой природы. Фраймонт С. Сейбин отправился в свой охотничий домик, собираясь использовать самый первый день. По косвенным доказательствам полиция восстановила, что произошло в домике. По всей вероятности, он рано лег спать и поставил будильник на шесть тридцать утра. Поднявшись по звонку, он приготовил себе завтрак, собрал удочки и отправился на рыбалку. Возвратился он около полудня с хорошим уловом. Убили же его после этого. Но на основании найденных улик полиция затруднялась сказать, когда именно. Очевидно, убийство не было совершено с целью грабежа, поскольку в кармане убитого был найден бумажник с приличной суммой денег, на пальце остался бриллиантовый перстень, а в ящике стола была обнаружена дорогая булавка для галстука с очень крупным изумрудом.

Сейбина застрелили с близкого расстояния из небольшого крупнокалиберного револьвера неизвестного образца. Пуля угодила в сердце.

Охотничий домик был изолирован от других построек. Он находился примерно в сотне ярдов от проезжей дороги, идущей извилистой лентой. По ней проезжало сравнительно мало машин, а соседи Сейбина к нему редко заглядывали, зная, что он любит одиночество.

В домике находился любимый попугай Сейбина, которого он всюду возил с собой.

День за днем машины проезжали без задержки мимо, а в домике, скрытом за высокими соснами, неистово кричал попугай над безжизненным телом хозяина.

Лишь в воскресенье, одиннадцатого сентября, когда у реки уже собралось изрядно рыболовов, они заподозрили неладное. Уж очень странными были вопли попугая на фоне мертвой тишины в домике.

Первым на разведку отправился ближайший сосед Сейбина. Он поднял один из оконных ставней, увидел руку трупа на полу и неистово кричавшего попугая:

«Попка хочет кушать! Проклятье! Попка хочет кушать! Ты, дурак проклятый, знаешь, что Попка голоден?»

Тогда сосед разбил окно и забрался в домик. Убедившись, что совершено преступление, он подошел к телефону и вызвал полицию.

Как ни странна, убийца поступил с птицей весьма милостиво. Дверца клетки была оставлена открытой, на полу стоял тазик с водой, а возле клетки возвышалась горка зерна. Зерно еще оставалось, вода же полностью высохла.

Мейсон посмотрел поверх газеты на Деллу Стрит и сказал:

— Хорошо, Делла, пригласи его в кабинет.

Чарльз Сейбин поздоровался с Мейсоном за руку, затем посмотрел на газету, лежащую на столе, и заметил:

— Я полагаю, вы знакомы с обстоятельствами смерти моего отца?

Мейсон утвердительно кивнул, и, дождавшись, когда его посетитель устроится в кресле, спросил:

— Что вы хотите от меня?

— Несколько вещей, — ответил Сейбин. — Во-первых, я хочу чтобы вы защищали мои интересы, чтобы вдова моего отца, миссис Элен Вейткинс Сейбин, не погубила наше дело. Мне известно, что по завещанию большая часть собственности отца переходит ко мне, и что я назначаюсь его душеприказчиком. Но я не смог обнаружить завещание среди его бумаг. Я опасаюсь, что оно находится у нее. Она из тех женщин, которые способны уничтожить документ. Я не хочу, чтобы она стала его наследницей.

— Вы недолюбливаете ее?

— Очень.

— Ваш отец овдовел?

— Да.

— А когда он женился на этой женщине?

— Около двух лет назад.

— От этого брака у него есть дети?

— Нет. У нее есть сын от первого брака.

— Брак был удачен? Ваш отец был счастлив?

— Нет. Он был очень несчастлив. Слишком поздно сообразил, какую совершил глупость. Но он не хотел публичного скандала и не решался начинать бракоразводный процесс.

— Продолжайте, — попросил Мейсон. — Объясните более подробно, чего вы хотите от меня.

— Я открою свои карты, — сказал Чарльз Сейбин. — Моими юридическими делами занимаются Куттер, Грейсон и Брийт. Я хочу, чтобы вы связались с ними.

— В отношении вашего наследства? — спросил Мейсон.

Сейбин покачал головой.

— Моего отца убили. Я хочу, чтобы вы, в содружестве с полицией, нашли виновного. Это первое. Второе… Вдова моего отца с ее требованиями не по зубам Куттеру, Грейсону и Брийту. Я хочу, чтобы ею занялись вы. Вчера после полудня я получил уведомление от полиции. Для меня это было очень суровым испытанием. Я могу вам гарантировать, что это дело необычное, оно прямо выводит меня из себя.

Мейсон взглянул на осунувшееся лицо молодого человека и сказал:

— Я понимаю вас.

— Разумеется, — продолжал Сейбин, — вы хотите задать мне вопросы. Прошу вас приступить немедленно, так как я заинтересован в том, чтобы наша беседа была как можно короче.

— Прежде всего, я должен иметь представление о фактах и получить подтверждение своих полномочий.

Чарльз Сейбин достал из кармана бумажник.

— Это, как вы понимаете, я предусмотрел, мистер Мейсон… Здесь чек для оплаты предварительного гонорара и письмо, удостоверяющее, что вы действуете в качестве моего адвоката и как таковой имеете доступ ко всему, что осталось после моего отца.

Мейсон протянул руку за письмом и чеком.

— Я вижу, — сказал он, — что вы человек предусмотрительный.

— Стараюсь, — ответил Сейбин. — Проверьте чек, считаете ли вы предварительный гонорар приемлемым?

— Вполне, — улыбнулся Мейсон. — Достаточно щедро.

Сейбин почтительно склонил голову.

— Я всегда с интересом следил за вашей деятельностью, мистер Мейсон. Мне думается, вы обладаете исключительными юридическими способностями и потрясающей дедукцией. К сожалению, у меня нет ни того, ни другого.

— Спасибо, — ответил адвокат. — Прошу заранее учесть, что если вы хотите, чтобы я оказался для вас полезным, вы должны предоставить мне полную свободу действий.

— Что вы имеете ввиду? — спросил Сейбин.

— Я хочу иметь право поступать так, как найду нужным при любых обстоятельствах. Если полиция предъявит кому-то обвинение в убийстве, а я с ее выводами не соглашусь, я хочу иметь привилегию защищать подозреваемое лицо. Одним словом, я хочу расследовать дело по-своему.

— Почему вы ставите такие условия? — удивился Сейбин. — Мне думается, я плачу вам достаточно.

— Дело вовсе не в оплате, — покачал головой Мейсон. — Если вы действительно следили за моими процессами, то должны были заметить, что, как правило, развязка наступает уже в зале суда. Я могу заранее решить, кто виноват, но доказать вину преступника мне удается лишь в ходе перекрестного допроса.

— Ну что ж, — согласился Сейбин, — мне ясны ваши доводы. Я нахожу их достаточно убедительными.

— И, — добавил Мейсон, — я хочу услышать от вас все то, что, по вашему мнению, может помочь расследованию.

Сейбин уселся поудобнее в кресле.

— Говоря о жизни моего отца, — начал он бесстрастным тоном, — нужно учитывать кое-какие моменты. Прежде всего, его брак с моей матерью был очень счастливым. Она была удивительной женщиной. Она бесконечно доверяла отцу и всегда оставалась уравновешенной. Поэтому он ни разу не услышал от нее недоброго слова, она не разрешала себе распускаться и не давала чувствам заглушить рассудок. А ведь несдержанность часто портит жизнь тем людям, которых любишь… Естественно, отец судил обо всех женщинах по моей матери. После ее смерти он почувствовал себя страшно одиноким. Его теперешняя жена работала у нас экономкой. Она была расторопна, предприимчива, незаменима, она все заранее рассчитала, все предусмотрела и довольно легко втерлась к отцу в доверие. Понимаете, у него не было опыта общения с женщинами. Начать с того, что по своему темпераменту она ему не пара. Даже в ее характере он и то не разобрался. Как бы там ни было, она ухитрилась его женить на себе. Разумеется, вскоре он уже был в отчаянии.

— Где в настоящее время находится миссис Сейбин? — спросил Мейсон. — В газетах вскользь упомянуто, что она путешествует.

— Да, два с половиной месяца назад она отправилась в кругосветное путешествие. Она получила телеграмму вчера на пароходе в районе Панамского канала. Пришлось нанять самолет, так что завтра утром ждут ее возвращения домой.

— И она попытается захватить власть? — поинтересовался Мейсон.

— Полностью, — ответил Сейбин таким тоном, который отметал все сомнения, могущие возникнуть на этот счет.

— Конечно, как у единственного сына, — заметил Мейсон, — у вас имеются определенные права.

— Одна из причин, — устало ответил Сейбин, — побудивших меня приехать к вам, несмотря на траур, это необходимость предпринять решительные действия, мистер Мейсон. Она умная женщина, хорошо осведомленная о своих правах, а враг беспощадный и не слишком разборчивый в средствах.

— Понятно, — кивнул Мейсон.

— У нее есть сын от первого брака, Стивен Вейткинс, — продолжал Сейбин. — Знаете, такой маменькин осведомитель. К его физиономии навечно прилипла приветливая улыбка завоевателя человеческих сердец. Методы политикана, характер ужа и беспринципность уличной девки. В течение некоторого времени он жил на восточном побережье. А уж оттуда направился в центральную Америку. Там он встретился со своей матерью и завтра вместе с ней прилетит сюда.

— Сколько ему лет? — поинтересовался Мейсон.

— Двадцать шесть. Мамаша ухитрилась протащить его через колледж. Он смотрит на образование как на волшебное слово, которое даст ему возможность прошагать по жизни, не работая. Ну, а когда его матушка вышла замуж за моего отца, он стал получать значительные суммы, считая это само собой разумеющимся. С тех пор он относится с презрением к тем, кто не может похвастаться большими доходами.

— Скажите, — спросил Мейсон, — лично вы имеете хоть какое-нибудь представление, кто убил вашего отца?

— Никакого. А если бы у меня и возникли подозрения, я бы постарался их сразу же вытеснить, пока у меня не появится очевидных доказательств, мистер Мейсон. Я хочу, чтобы все было по закону.

— Есть ли у вашего отца враги?

— Нет. Если не… Я вас скажу кое-что, что, возможно, будет вам полезно, мистер Мейсон. Про один факт полиции известно, про второй нет.

— Что это за факты? — спросил Мейсон.

— В газетах об этом не упоминалось, — заявил Сейбин, — но в домике отца находилось несколько предметов женского нижнего белья. Я думаю, что их там специально оставил убийца, чтобы скомпрометировать отца, настроить против него общественное мнение и, наоборот, вызвать симпатии к вдове.

— Что еще? — спросил Мейсон. — Вы упомянули, что второй факт полиции не известен?

— Возможно, это очень важный момент, мистер Мейсон, — ответил Сейбин. — Наверно, вы обратили внимание на газетное сообщение о том, что отец был нежно привязан к попугаю?

Мейсон кивнул.

— Казанову отцу подарил года четыре назад его брат, страстный любитель попугаев. Отец всюду возил его с собой… Но только попугай, которого нашли в домике возле тела отца, вовсе не Казанова, ЭТО СОВСЕМ ДРУГОЙ ПОПУГАЙ.

В глазах Мейсона отразился неподдельный интерес.

— Вы уверены? — спросил он.

— Абсолютно уверен.

— Откуда вы это знаете?

— Прежде всего, — ответил Сейбин, — этот попугай неприхотлив к еде. А Казанова был невыносимым гурманом.

— Весьма вероятно, — заметил Мейсон, — что тут дело в перемене обстановки. Ведь попугаи иногда…

— Прошу прощения, мистер Мейсон, — перебил Сейбин, — я еще не все рассказал. Этот попугай все время сквернословит. К тому же, у Казановы на правой лапе не хватало одного ногтя. У этой птицы все в порядке.

Мейсон нахмурился.

— Черт возьми, но зачем кому-то вздумалось подменять попугая? — воскликнул он.

— По-видимому, попугай играет гораздо большую роль, чем это кажется с первого взгляда, — сказал Сейбин. — Я не сомневаюсь, что в момент убийства с отцом находился Казанова. Возможно, он каким-то образом мог об этом если не рассказать, то как-то высказать свое отношение… вот его и заменили другой птицей. Отец вернулся домой в пятницу второго сентября, у него было сколько угодно времени, чтобы взять Казанову с собой. Мы не ждали его до пятого сентября.

— Но убийце было бы гораздо проще убить попугая, — заметил Мейсон.

— Я это понимаю, — ответил посетитель. — И я отдаю себе отчет в том, что моя теория, возможно, нелепа. Но никакого другого объяснения я найти не могу.

— Почему, — спросил Мейсон, — вы не сказали про попугая полицейским?

Сейбин покачал головой.

— Я понимаю, что полиция просто не в силах скрыть все факты от прессы, — устало сказал он. — Ну а потом, признаться, у меня нет особой веры в способности полиции. Мне кажется, им просто не по зубам такое сложное преступление. Я рассказал полиции только то, что посчитал абсолютно необходимым, не выскакивая со своими соображениями и наблюдениями. Сообщая вам о фактах, я надеюсь, вы не побежите с ними в полицию. Пусть они работают самостоятельно над этим делом.

Сейбин поднялся с кресла и потянулся за шляпой, давая тем самым понять, что разговор закончен.

— Я вам очень благодарен, мистер Мейсон, — сказал он. — Я с большим облегчением оставляю это дело в ваших руках.

2

Мейсон вышагивал из угла в угол по кабинету, на ходу бросая замечания Полу Дрейку, главе «Детективного агентства Дрейка», который уселся в большом черном кресле для посетителей в своей излюбленной позе — навалившись спиной на один подлокотник и перекинув длинные ноги через другой.

— Подмененный попугай, — сказал Мейсон, — тот ключ, который мы получили раньше полиции… Это какой-то попугай-богохульник. Позднее станет ясно, зачем прежнего попугая подменили этим сквернословом. Ну, а пока надо разузнать, где раздобыли этого богохульствующего попугая. Мне думается, это окажется не особенно сложно. Надеюсь, в этом вопросе мы не будем соперничать с полицией.

— А что в отношении розовой шелковой ночной рубашки? — спросил Пол Дрейк. — Будем что-либо предпринимать?

— Нет, — ответил Мейсон. — Наверняка, полиция постарается выяснить все, связанное с этой ночной рубашкой. Еще что-нибудь выяснил об этом деле, Пол?

— Ненамного больше того, что напечатано в газетах, — ответил Дрейк. — Один мой друг-журналист выспрашивал меня об оружии.

— Что его интересовало? — спросил Мейсон.

— Из какого оружия убили.

— Почему так важно из какого оружия убили? — удивился Мейсон.

— Некоторым образом, это хитрое оружие, — ответил Дрейк, — какой-то полуигрушечный револьвер старинного образца, такой маленький, что его можно спрятать в жилетном кармане.

— Какого калибра?

— Сорок первого.

— Попытайся узнать, какие к нему требуются патроны, — распорядился Мейсон. — Впрочем, нет. Это раскопает полиция. Ты занимайся попугаем, Пол. Проверь все зоомагазины, выясни, каких птиц продали за две последние недели.

Пол Дрейк, чья репутация детектива всецело зависела от фактов, равнодушным движением закрыл свою записную книжку в кожаном переплете и засунул ее в карман. С бесстрастным выражением лица он посмотрел на Мейсона своими слегка навыкате глазами.

— Как глубоко я должен раскопать прошлое миссис Сейбин и ее сына, Перри? — спросил он.

— Узнай все, что только сможешь, — ответил Мейсон.

Дрейк задумчиво поднял вверх палец и сказал:

— Уточним, не забыл ли я чего-нибудь. Необходимо разузнать все, что можно о вдове и о Стиве Вейткинсе. Проверить зоомагазины и найти, где был приобретен богохульствующий попугай. Узнать все возможное об охотничьем домике в горах и о разыгравшейся в нем трагедии. Раздобыть фотографии внутренних помещений и… А внешний вид домика разве тебя не интересует, Перри?

— Нет, — усмехнулся Мейсон. — Я сам собираюсь съездить туда, Пол, и все осмотреть. Меня интересуют только фотографии трупа, сделанные полицией.

— Тогда я пошел, — сказал Дрейк, вставая с кресла.

— И между прочим, — сказал Мейсон, когда детектив подошел к двери, — убийца заменил попугая. Интересно, что он сделал с Казановой?

— А что можно сделать с попугаем? — пожал плечами Дрейк. — Испечь с ним пирог или приготовить паштет и намазать на тосты.

— Обычно попугаев сажают в клетку и слушают, что они говорят, — заметил Мейсон.

— Да ну?! — деланно удивился Дрейк. — А я и не знал!

— Я говорю серьезно, — ответил Мейсон. — Мне кажется, что именно так и поступил человек, который произвел подмену. Ему было любопытно послушать, что знает Казанова.

— Пожалуй, — допустил Дрейк, — ты прав!

— Более того, — продолжал Мейсон, — убийца мог переехать в другое место. Не мешает проверить, не появились ли где-нибудь новые попугаи.

— Уж не хочешь ли ты попросить меня провести перепись попугаев по всей стране? — усмехнулся Дрейк. — Или прикажешь организовать выставку попугаев и ждать, когда мне приволокут твоего Казанову?

— Я думаю, — покачал головой Мейсон, — что попугаев очень немного. Они шумные птицы и требуют много места. Как правило, жители городов попугаев не держат. Их надо искать по пригородам, где нет сварливых соседей за стеной, которые вечно будут жаловаться на беспокойство. По-моему, есть даже какое-то городское постановление о правилах поведения в многоквартирных домах. Поэтому я считаю, что основные сведения ты раздобудешь в зоомагазинах. Выясни о случаях покупки новых клеток и поспрашивай, не интересовался ли кто-нибудь уходом за попугаем. Ближайший зоомагазин расположен неподалеку, через квартал. Его владелец, Карл Хейлмолд, мой клиент. Не исключено, что у него есть сведения о владельцах попугаев в ближайших пригородах. Он тебе целую лекцию прочитает, можешь не сомневаться. Короче, брось на это всех свободных людей.

— Хорошо, — ответил Дрейк, — я пошел.

Мейсон повернулся к Делле Стрит.

— Поехали, Делла, посмотрим на охотничий домик.

Дорога извилистой лентой проходила по глубокому каньону, петляя и изгибаясь, напоминая раненую змею. Внизу, через огромные валуны, с грозным ворчанием бурлила речка, вся в белой пене и брызгах. Наверху было сухо, в воздухе пахло сосной и хвоей. Жара почти не ощущалась. Они добрались до тенистого поворота, где горная река разлилась живописным озерком, в это время года переполненным, так что в одном месте вода проделала себе сток, низвергаясь в зеленую гущу склона радужным каскадом.

Мейсон остановил машину и сказал:

— Пусть немного остынет мотор, а мы с тобой попьем чистой горной воды… Вот это да, сюда направляется полицейский автомобиль!

Он показал на участок дороги, который находился практически под ними. Полицейский автомобиль с трудом преодолевал крутой подъем, но, так казалось из-за расстояния. Полицейский прожектор, прикрепленный к крыше над ветровым стеклом, освещал автомобиль, окрашивая его в кроваво-красный свет.

— Мы сумеем их опередить? — спросила Делла Стрит.

Мейсон с удовольствием вышагивал по влажному берегу озера.

— Нет, — ответил он, пожав плечами. — Зачем нам опережать их? Дождемся их и отправимся следом. Нам не надо будет тратить время на поиски домика.

Они напились холодной воды, перегнувшись через края гранитного поребрика и черпая воду ладонями. Кругом стояла тишина, нарушаемая лишь свистом ветра в кроне густых сосен. Постепенно до них все явственней стал доноситься шум мотора и визг тормозов.