– Он назвал вам имя этой девушки?
      – Он _с_к_а_з_а_л_, что не знает, кто она, однако, я подумал, что знает. Я не...
      – Нас не интересует, что вы _п_о_д_у_м_а_л_и_, – перебил Фаррис. – Вы прекрасно осведомлены о правилах ведения допроса свидетелей, мистер Болес. Пожалуйста, воздержитесь от ваших собственных заключений. Говорите, что вам сказал обвиняемый, и что вы сказали ему.
      – Да, сэр.
      – Итак, что сказал вам обвиняемый относительно своего возвращения домой?
      – Он сообщил, что его привезла девушка, она сняла с него ботинки, он вытянулся на кровати, он был очень пьян, отправился в туалет, его вытошнило, после этого он почувствовал себя лучше. Он внезапно вспомнил, что то доверенное лицо, что управляет траст-фондом, иногда раньше возвращается из отпуска и останавливается по пути в мотеле в окрестностях города. Это пожилой человек с плохим зрением, он не любит ездить на машине по ночам, и, если ему приходится поздно откуда-то возвращаться, он обычно останавливается в каком-нибудь мотеле по дороге. Обвиняемый сказал, что он решил съездить посмотреть, не появился ли этот человек в городе.
      – А потом?
      – Он надел ботинки, вышел из дома и отправился в гараж. Из-за полученных угроз и потому, что было уже поздно, он открыл шкафчик, где у него хранится оружие, достал пистолет двадцать второго калибра и опустил в карман.
      – Продолжайте.
      – Когда он приблизился к гаражу, ему показалось, что мелькнула чья-то тень. Он много выпил в тот вечер, поэтому он решил, что она ему только померещилась. Он открыл гараж и вошел внутрь. Не успел он взяться за ручку дверцы машины, как сзади ему на плечо легла чья-то рука и мужской голос произнес: «Ладно, парень, я пришел за деньгами».
      – А дальше?
      – Балфур на мгновение оцепенел от страха, затем мужчина, заявивший, что пришел за деньгами, сильно ударил его в грудь, так, что обвиняемый отлетел к стене гаража. Мужчина крикнул: «Это тебе только так, для примера. Садись в машину. Мы с тобой отправляемся в маленькое путешествие. Я научу тебя возвращать долги».
      – Что еще произошло?
      – Затем обвиняемый, не думая, и опасаясь за свою жизнь, вытащил пистолет из кармана и выстрелил, не прицеливаясь. Он вообще отлично стреляет. Он просто направил пистолет в голову незнакомца. Тот покачнулся и упал. Он не был мертв, лишь потерял сознание. Балфур понимал, что необходимо что-то делать и немедленно. Он затащил его на переднее сиденье машины, закрыл дверцу, сам зашел с другой стороны и нажал газ. Он думал только о том, как поскорее отъехать от дома, потому что он опасался, что кто-то слышал выстрел. Он вырулил на Главную автомагистраль, повернул направо и остановился у закрытой автозаправочной станции на перекрестке с Сикаморской дорогой. Оттуда он позвонил мне из телефона-автомата и попросил немедленно приехать. Он хотел, чтобы я объяснил ему, что в таком случае можно сделать и как отвезти раненого к врачу. После того, как Балфур повесил трубку, он вернулся к машине и обнаружил, что мужчина перестал дышать. Он попробовал пульс – пульса больше не было. Человек умер, пока Балфур звонил. Это значительно изменило ситуацию. Он снова попытался дозвониться до меня, но мой помощник, который взял трубку, сообщил ему, что я уехал.
      – Что еще он вам сказал? – спросил Фаррис. – Он открыл вам, что сделал после этого?
      – Да, сэр.
      – И что?
      – Он решил, что проблема упростилась, потому что теперь требовалось только разобраться с трупом. Он здорово протрезвел от полученного шока. Балфур обыскал карманы убитого и вынул оттуда все бумаги – документы, по которым его можно было бы идентифицировать, бумажник, даже носовой платок, чтобы никто ни до чего не докопался по данным, имеющимся в прачечной. Он вынул также ключи, перочинный нож и все личные вещи.
      – А потом?
      – Он выехал на Сикаморскую дорогу, вылез из машины и положил тело на передний бампер, сорвался с места на максимальной скорости и внезапно нажал на тормоз. Труп слетел с бампера и прокатился по дороге на значительное расстояние. Затем обвиняемый специально проехал по голове, развернул машину и еще раз проехал по ней. Он повторил процедуру несколько раз, чтобы удостовериться, что черты лица стали неузнаваемыми и пулевое ранение незаметно.
      – Он сказал вам что-нибудь о том, что пуля находится в голове?
      – Он считал, что пуля прошла насквозь и осталась где-то в гараже.
      – Продолжайте.
      – Обвиняемый попросил меня взять все в свои руки. Я ответил, что, в общем-то, уже больше ничего придумать нельзя. Я чувствовал, что лучше всего отправиться назад на шоссе, найти труп и сообщить в полицию, заявив, что он действовал в целях самообороны, опасаясь за свою жизнь, что тот мужчина первым напал на него.
      – И что было сделано?
      – Я велел обвиняемому оставаться в доме и сказал, что отправляюсь на поиски трупа. Балфур точно описал, где он его оставил.
      – И что произошло?
      – Я понял, что опоздал. Когда я появился на месте, там уже стояла патрульная машина. Я решил, что при сложившихся обстоятельствах я не хочу брать на себя ответственность и сообщать в полицию. Я подумал, что лучше подождать и тщательно все продумать.
      – Обсудить ситуацию с вашими начальниками?
      – Ну, я хотел, чтобы у меня было время все обдумать.
      – Вы понимаете, что вам следовало сообщить в полицию?
      – Да, сэр.
      – Но вы этого не сделали?
      – Нет, сэр.
      – Почему?
      – Мне платят за то, чтобы я следил, чтобы все сложные вопросы решались максимально безболезненно, мне не хотелось создавать вокруг дела ненужный ажиотаж и вообще привлекать к нему внимание. Я планировал встретиться с одним своим приятелем-полицейским и выяснить, нельзя ли уладить дело таким образом, чтобы избежать лишней рекламы. Я точно знал, что если подойду к тем полицейским, что стояли рядом с трупом, дело получит огласку, обвиняемого сразу же возьмут под стражу и отправят в тюрьму и... ну, в общем, я понимал, что это не лучший способ для уполномоченного по улаживанию конфликтов.
      – Что вы сделали в конце концов?
      – Я вернулся в дом Балфуров, помог Теду Балфуру раздеться и натянуть пижаму. Он снова захотел выпить и я не стал его останавливать. Фактически, я решил, что ему лучше принять еще, чтобы он, может быть, забыл о происшедшем.
      – А затем?
      – Я забрал у него бумаги, которые он вынул из карманов убитого, и отправился к себе домой.
      – А дальше?
      – На следующее утро я проснулся довольно поздно. Когда я, наконец, встал, то выяснил, что полиция уже допрашивала обвиняемого, откуда-то они узнали, что именно его машина замешана в дело. Его собирались судить за непредумышленное убийство – наезд на пешехода.
      – И что вы сделали?
      – Ничего.
      Фаррис, словно режиссер телевизионной программы, который закончил ее с точностью до одной секунды, взглянул на часы и обратился к судье Кадвеллу:
      – Ваша Честь, подошло время дневного перерыва. В настоящий момент я думаю, что закончил допрос выставленного обвинением свидетеля, но считаю, что лучше объявить перерыв именно сейчас, потому что мне хотелось бы проанализировать ответы мистера Болеса и поразмыслить, не упустил ли я чего-нибудь и, возможно, задать ему потом еще несколько вопросов.
      – Минутку, – сказал судья Кадвелл. – У Суда имеется один вопрос к свидетелю перед тем, как мы объявим перерыв. Мистер Болес, вы заявили, что забрали бумаги у обвиняемого, не так ли?
      – Да, сэр.
      – Что вы с ними сделали?
      – Держал у себя какое-то время.
      – Где они находятся в настоящий момент?
      – Насколько мне известно, у мистера Перри Мейсона.
      – Что? – воскликнул судья Кадвелл, привстав со своего места.
      – Да, Ваша Честь.
      – Вы передали их Перри Мейсону?
      – Да, сэр.
      – Мистер Мейсон связывался с окружной прокуратурой насчет этих бумаг? – обратился судья Кадвелл к Роджеру Фаррису.
      – Нет, Ваша Честь.
      – Когда вы передали эти бумаги мистеру Мейсону? – снова повернулся судья Кадвелл к Болесу.
      – Точную дату я назвать не могу, но после того, как он включился в дело, то есть взял на себя защиту Теда Балфура. Во время первой части дела обвиняемого представлял Мортимер Дин Хоуланд.
      – Мистеру Хоуланду вы ничего не рассказали об этих бумагах?
      – Нет, сэр.
      – Вы кому-нибудь еще говорили об этих бумагах, кроме мистера Мейсона?
      – Нет, сэр.
      – И вы передали их мистеру Мейсону?
      – Да, сэр.
      – Мистер Мейсон! – повернулся судья Кадвелл к адвокату защиты.
      – Да, Ваша Честь?
      – Суд... – судья Кадвелл внезапно замолчал. – Объявляется обеденный перерыв. Сразу же после того, как присяжные покинут свои места, я прошу представителей обеих сторон подойти ко мне. Суд обращает внимание присяжных на то, что они не должны формировать или выражать никаких мнений о деле, пока им, наконец, не будет предоставлена возможность принять решение. Присяжные не имеют права обсуждать дело между собой и позволять кому бы то ни было обсуждать его в своем присутствии. Объявляется перерыв до двух часов. Мистер Мейсон и мистер Фаррис, пожалуйста, пройдите вперед.
      Мейсон и Фаррис подошли к месту, где сидел судья Кадвелл. Заместитель окружного прокурора старался сохранять серьезное и озабоченное выражение лица, как и подобает тому, кто вынужден присутствовать при взбучке, даваемой коллеге. Судья Кадвелл подождал, пока присяжные не покинут зал суда. Затем он обратился к адвокату:
      – Мистер Мейсон, это правда?
      – Сомневаюсь, Ваша Честь.
      – Что?! – воскликнул судья.
      – Сомневаюсь.
      – Я имею в виду бумаги.
      – Кое-какие бумаги были мне переданы, да.
      – Мистером Болесом?
      – Да, Ваша Честь.
      – А он сказал вам, что взял их у обвиняемого или что они были переданы ему обвиняемым?
      – Нет, сэр.
      – Что они из себя представляют?
      – Они у меня с собой, Ваша Честь.
      Мейсон достал запечатанный конверт и протянул судье Кадвеллу.
      Судья разорвал конверт и стал просматривать содержимое.
      – Мистер Мейсон, это очень серьезный вопрос.
      – Да, Ваша Честь.
      – Это важные улики в рассматриваемом деле. Бумаги в этом конверте представляют из себя доказательства.
      – Доказательства чего? – уточнил Мейсон.
      – Подтверждающие рассказ Болеса, с одной стороны, – резким тоном ответил судья Кадвелл.
      – Это примерно то же, что и история о человеке, который утверждал, что застрелил оленя с трехсот ярдов и олень упал у определенного дуба, а если вы ему не верите, то он покажет вам дум, потому что дуб все еще стоит на месте и подтвердит его рассказ, – заметил Мейсон.
      – Вы сомневаетесь в показаниях мистера Болеса?
      – Очень сильно.
      – Но вы не можете оспаривать тот факт, что эти доказательства – одни из самых важных. Подобные улики должны находиться в руках полиции и...
      – Это доказательства чего, Ваша Честь? – повторил Мейсон.
      – Вот водительское удостоверение Джексона Эгана.
      – Да, Ваша Честь.
      – Вы хотите сказать, что оно не имеет значения?
      – Я не вижу, какое значение оно может иметь.
      – Оно может служить для идентификации. Полиция предпринимала попытки опознать тело. К настоящему моменту сделано только предполагаемое опознание. С абсолютной точностью не было идентифицировано, что перед нами труп Джексона Эгана.
      – Но Джексон Эган мертв, – возразил Мейсон. – Он умер два года назад, задолго до того, как рассматриваемое нами вообще случилось.
      – А откуда вы знаете, что он умер? – спросил судья Кадвелл. – Вот контракт, который, очевидно, подписывал погибший, на аренду автомашины. Вы все равно продолжаете утверждать, что это неважно, мистер Мейсон?
      – Неважно, сэр.
      – Вы конечно понимаете, что это доказательства?
      – Да, Ваша Честь.
      – Вы служите правосудию, вы – адвокат. И ваш долг, как адвоката передавать любое доказательство, любой физический предмет, который имеет отношение к делу и оказывается в вашем владении, полиции или другим представителям власти. Преднамеренно скрывать или утаивать какие-либо доказательства подобного рода является не только правонарушением, но и невыполнением ваших обязанностей, как адвоката.
      Мейсон прямо встретился взглядом с судьей.
      – Я отвечу на это обвинение, Ваша Честь, когда оно будет должным образом предъявлено, в должное время и в должном месте.
      Судья Кадвелл побагровел.
      – Вы намекаете, что я не имею права поднимать этот вопрос?
      – Я заявляю, что отвечу на это обвинение в должное время и в должном месте.
      – Я не знаю, является ли это неуважением к Суду, – заметил судья Кадвелл, – но это определенно невыполнение вашего профессионального долга.
      – Это ваше мнение, Ваша Честь, – возразил Мейсон. – Если вы намерены предъявить мне обвинение за неуважении к Суду и заключить меня под стражу, я добьюсь получения Хабэас Корпус и отвечу на обвинение в неуважении к Суду. Если вы хотите привлечь меня к судебной ответственности за служебное преступление, я отвечу на это обвинение в должное время и в должном месте. А пока, если я могу обратить внимание Суда на этот вопрос, слушается дело по обвинению другого человека и любые намеки со стороны Суда, что адвокат обвиняемого виновен в каком-либо нарушении этики, могут настроить присяжных против обвиняемого. Обязанностью Суда является воздержаться от выражения мнения в отношении действий адвокатов.
      Судья Кадвелл вдохнул воздух.
      – Мистер Мейсон, я намерен приложить все усилия, чтобы права обвиняемого не были никоим образом ущемлены из-за поведения его адвоката. Однако, я считаю, что вы потеряли право на уважение Суда. Совершенно очевидно, что вы, как адвокат предприняли попытку скрыть доказательства. Что касается свидетеля Болеса, я предполагаю, что он постарался искупить свою вину, обратившись к представителям власти и рассказав, что произошло на самом деле, но вы не сделали ничего подобного.
      – Я не сделал ничего, кроме защиты прав своего клиента, и я намерен защищать их в меру своих возможностей, – заявил Мейсон.
      – Да, у вас совершенно другие представления о профессиональных обязанностях адвоката, нежели у меня, – резким тоном сказал судья Кадвелл. – Это все. Я обдумаю этот вопрос во время обеденного перерыва. Возможно, я решу принять какие-то действия, когда слушание возобновится.

18

19