6

Фрэнсис Челейн была одета в шорты и спортивный голубой с блестками джемпер, который прекрасно сочетался с ее шелковистыми, золотистыми волосами.

Она сидела у себя в спальне, удобно расположившись в кресле, закинув ногу на ногу, и смотрела в лицо адвокату. Она явно была настороже. Казалось, она к чему-то прислушивалась и ждала, что вот-вот что-то случится.

Дом был полон разнородных звуков. Было ясно, что в здании находится много людей. По деревянным полам и лестницам постоянно сновали люди, открывались и закрывались двери, слышались голоса.

Мейсон внимательно посмотрел на Фрэн Челейн.

— Расскажите мне все, что случилось, — попросил он.

Она начала говорить ничего не выражающим, тихим голосом, словно повторяя заученный монолог:

— Я очень мало знаю о том, что произошло. После вашего ухода я поругалась с дядей Эдвардом. Он был просто невозможен. Он пытался обращаться со мной как с вещью и сломать мой дух. Я сказала ему, что отец хотел совсем не этого, и он обманул его доверие.

— Что вы имели в виду? — спросил Мейсон.

— Отец составил завещание именно таким образом, потому что боялся, что обладание огромным богатством ударит мне в голову, но он не предполагал, что дядя Эдвард совсем лишит меня денег.

— Ладно. Кто-то знал о вашей ссоре?

— Наверное, — бесстрастно ответила она. — Дон Грейвс, да, не исключено, и другие слуги все слышали. Я очень разозлилась.

— Что вы делаете, когда выходите из себя?

— Все.

— Вы повышали голос?

— Как только могла.

— Что-нибудь, не свойственное истинной леди? Ругались, например?

— Конечно, ругалась, — ответила она так же бесстрастно. — Я уже сказала вам, что очень разозлилась.

— Что произошло потом?

— Затем я спустилась вниз, и у меня возникло желание убежать от дяди Эдварда, его денег и всего остального. Я просто хотела уйти куда-нибудь из этого дома.

— Именно тогда вы взяли машину?

— Нет. Я еще дойду до этого. Я отправилась упаковывать вещи, но потом решила не уезжать. Я начала остывать. У меня отвратительный характер, но, успокоившись, я понимаю, когда допускаю ошибку. Я осознала, что в этом случае ошибкой будет уехать из дома насовсем, но мне требовался свежий воздух. Пешком ходить я не люблю, зато езду на машине обожаю. На этот раз мне захотелось быстрой езды.

— Да, я прекрасно знаю, как вы можете отвлечься от проблем, включив высокую скорость, — сухо заметил Мейсон.

— Но каким-то образом надо от них отключаться! — воскликнула она.

— Хорошо, продолжайте.

— Я отправилась в гараж. Мой паккард стоял за бьюиком, и мне все равно пришлось бы отгонять бьюик, так что, сев в него, я просто решила не пересаживаться.

— Бьюик — машина вашего дяди?

— Да.

— Он не позволял вам ею пользоваться?

— Он мне этого не запрещал, но я просто на ней никогда не ездила. Он с ней очень возился, записывал, сколько миль проехал, сколько ушло бензину и все в таком роде. В ней через определенное число миль прогона меняли масло. Я со своим паккардом так не нянчусь, просто езжу, пока что-то не сломается, а тогда уж ставлю на ремонт.

— Так что вы взяли бьюик без разрешения дяди?

— Да.

— И куда вы направились?

— Не знаю. Просто гоняла по округе.

— На высокой скорости?

— Конечно.

— Как долго вы отсутствовали?

— Не знаю. Я вернулась в дом незадолго до прибытия полиции. Наверное, минут через десять или пятнадцать после убийства.

— А пока вы отсутствовали, ваш дядя обнаружил пропажу машины, не так ли?

— Ему, наверное, сообщил об этом Девоэ.

— А он откуда узнал?

— Понятия не имею. Возможно, слышал, как я отъезжала, и пошел в гараж посмотреть, какую машину я взяла. Я его всегда недолюбливала. Это здоровенный, нескладный детина, у которого никогда нет собственного мнения. Он просто проживает свои дни, один за другим.

— Это не имеет значения, — перебил ее Мейсон. — Почему вы считаете, что о пропаже машины вашему дяде сказал Девоэ?

— Не знаю. Наверное, потому что дядя Эдвард позвонил в полицию, да, в общем-то, я всегда считала шофера фискалом.

— В какое время ваш дядя позвонил в полицию?

— Он сообщил о краже машины в четверть двенадцатого. Если не ошибаюсь, звонок зарегистрирован в участке в одиннадцать четырнадцать.

— Когда вы уехали на машине? — спросил Мейсон.

— Я думаю, где-то без четверти одиннадцать.

— Значит, вы находились в машине около получаса до того, как ваш дядя позвонил в полицию?

— Да, наверное.

— Когда вы вернулись?

— Примерно в четверть первого. Я отсутствовала где-то часа полтора.

— Когда полиция прибыла в дом?

— Полтора часа назад.

— Нет, я имею в виду, сколько времени прошло после вашего возвращения до их приезда?

— Минут десять-пятнадцать.

— Что ваш дядя сказал полиции?

— Я знаю только то, что они мне сообщили. Со мной говорил один следователь. Он спросил, не могу ли объяснить, почему мой дядя заявил, что машина украдена.

— Так что же все-таки ваш дядя сказал полиции?

— Судя по словам этого следователя, мой дядя позвонил в участок, представился как Эдвард Нортон и заявил, что должен сообщить о совершении преступления. Потом что-то произошло — их разъединили. Дежурный на пульте постарался не занимать линию, дядя Эдвард снова до них дозвонился и сообщил о том, что у него украли автомобиль. Он описал свой бьюик, назвал номерной знак — 12M—1834 и заводской номер — 6754093.

— Как я вижу, вы прекрасно запомнили цифры, — прокомментировал Мейсон.

— Да. Они могут играть важную роль.

— Почему?

— Не знаю. Просто чувствую, что они должны иметь значение.

— Вы признались следователю, что брали машину?

— Да. Я рассказала ему все как было: что я села в бьюик примерно без четверти одиннадцать, а вернулась в пятнадцать минут первого, и что я не спрашивала у дяди разрешения.

— Полицейские приняли ваше объяснение?

— О, да! Они больше не занимаются этим аспектом дела. Вначале они решили, что воры, возможно, воспользовались бьюиком, чтобы скрыться.

— Насколько я понимаю, теперь они пришли к выводу, что никаких воров на самом деле не было?

— Да, — согласилась она.

Мейсон начал ходить по комнате из угла в угол. Внезапно он резко повернулся и уставился на девушку.

— Вы не открыли мне всей правды, — сказал он.

Она не показала ни малейшего негодования, а посмотрела на него задумчивым взглядом.

— Что в моем рассказе не вяжется с остальными фактами? — спросила она бесстрастным тоном.

— Я не это имел в виду. Вы просто скрыли от меня правду, когда в первый раз пришли в мой кабинет.

— Что вы хотите сказать? — заинтересовалась Фрэн Челейн.

— Вы рассуждали о том, что хотите выйти замуж и все в таком роде.

— И что из этого?

— Вы прекрасно знаете, о чем я говорю. Вы уже замужем.

Она резко побледнела и уставилась на него круглыми от удивления глазами.

— Откуда вы знаете? Вы разговаривали с кем-то из слуг?

— А слуги в курсе дела? — ответил адвокат вопросом на вопрос.

— Нет.

— Тогда почему вы решили, что я разговаривал со слугами?

— Не знаю.

— Вы замужем? — резко спросил Мейсон.

— Не ваше дело.

— Конечно, это мое дело. Вы пришли ко мне с вашими проблемами. Вы ничего не добьетесь, если будете мне врать. Врачу и адвокату вы должны говорить только правду. Вы можете мне доверять. Я никому не передаю то, что открывают мне мои клиенты.

Она поджала губы и уставилась на него.

— Что вы хотите знать? — спросила она.

— Правду.

— Вы ее уже знаете.

— Значит, вы замужем?

— Да.

— Почему вы мне раньше не сказали об этом?

— Потому что мы пытались это от всех скрыть.

— Но кто-то открыл ваш секрет. Кто-то ведь вас шантажирует.

— С чего вы взяли?

— Это не имеет значения. Отвечайте.

Указательным пальцем она стала водить по ручке кресла, точно также, как делала это в кабинете Мейсона.

— Теперь, после смерти дяди, не играет роли — замужем я или нет, не так ли?

Он холодно посмотрел на нее.

— Насколько я помню, ваш дядя, в соответствии с завещанием, мог, на свое усмотрение, передать деньги в благотворительные учреждения, если вы выйдете замуж до достижения вами двадцатипятилетнего возраста.

— Но в случае его смерти управление имуществом, осуществляемое доверенным лицом, прекращается, не так ли?

— Да, доверенное лицо больше им не управляет.

— В таком случае, если он больше не может действовать на свое усмотрение, то замужем я или нет, роли не играет?

— На первый взгляд, я бы именно так интерпретировал бы завещание, — заявил Мейсон.

Она с облегчением вздохнула.

— Тогда не имеет значения, пытался меня кто-то шантажировать или нет.

Глаза Мейсона впились в лицо девушки, словно пытались сорвать с нее маску и проникнуть вглубь ее души.

— Я бы не стал делать никаких комментариев по этому вопросу, милая леди, — заметил Мейсон.

— Почему?

— Потому что если полиция вдруг откуда-то прослышит про подобную теорию, то они решат, что это идеальный мотив для убийства.

— Вы хотите сказать, что это я его убила? — спросила Фрэн Челейн.

— Я хочу сказать, — твердым голосом ответил ей адвокат, — что у вас был прекрасный мотив для убийства.

— Его прикончил Пит Девоэ, — настаивала девушка.

— В полиции могут прийти к выводу, что Девоэ был просто сообщником, — заметил Мейсон.

— Могут, — пожав плечами согласилась она.

— Ладно, давайте спустимся на грешную землю, — с раздражением в голосе сказал Мейсон. — Не пора ли вам для разнообразия открыть мне всю правду?

— Послушайте, — быстро заговорила она. — Я должна получить большую сумму денег. Мне нужен кто-то, кто бы защищал мои права. Я много слышала о вас и знаю, что у вас замечательный ум. Я вам прекрасно заплачу — за все. Вы понимаете?

— Да. Что вы хотите от меня?

— Я хочу, чтобы вы представляли мои интересы, причем только мои интересы. Ваш гонорар составит сорок тысяч долларов, а если вам придется работать с этим траст-фондом — выступать в суде или что-то там еще — то я заплачу вам еще больше.

Он молча смотрел на нее пару минут, потом сказал:

— Это очень большая сумма за защиту прав, если ничего не нужно делать.

— Что вы имеете в виду?

— Если вы просто без разрешения взяли машину вашего дяди и ездили по округе, вернули машину и обнаружили, что его убили, то нет необходимости платить адвокату сорок тысяч долларов за то, чтобы он защищал ваши права.

Она скрестила пальцы и спросила:

— Вы будете со мной спорить?

— Нет. Я просто прокомментировал ваши слова. Я хочу, чтобы вы понимали все факты.

— А вы понимаете, что я обещаю заплатить вам сорок тысяч долларов, если вы будете защищать мои права? — спросила она.

— Да, — ответил Мейсон.

Она встала с кресла, пересекла комнату быстрым шагом, опустилась на плетеный стул, стоявший перед письменным столом, взяла лист бумаги, написала на нем несколько строк и поставила внизу свою подпись.

— Вот, — сказала она, протягивая лист адвокату. — Долговая расписка. Я обязуюсь уплатить вам сорок тысяч долларов, как только получу наследство, оставленное моим отцом. Я также упомянула, что если начнется судебный процесс, связанный с наследством, то я заплачу вам еще больше.

Мейсон сложил расписку и опустил в карман.

— Полиция подробно расспрашивала вас?

— Нет, они меня, в общем-то, не беспокоят. Понимаете, то, что я ездила на машине, когда убили дядю, дает мне алиби, то есть я не могу знать, что происходило в доме во время совершения преступления.

— А когда произошло убийство?

— Они точно знают время — одиннадцать часов и тридцать три или тридцать четыре минуты. Понимаете, мистер Кринстон приехал в машине судьи Пурлея. Судья очень торопился домой. Он отъехал от нашего дома ровно в одиннадцать тридцать. Он точно помнит время, потому что, заводя мотор, посмотрел на часы и сказал что-то о том, что провел здесь целых полчаса. Мне кажется, мистер Кринстон обещал судье Пурлею, что тот потеряет не больше получаса, если забросит его сюда. У мистера Кринстона была назначена встреча с дядей Эдвардом ровно на одиннадцать, а он опоздал на целых семь минут. Я думаю, вы успели составить представление о моем дяде, чтобы понять, что он скажет опоздавшему на семь минут. По пути сюда мистер Кринстон все время поторапливал судью Пурлея.

— Я все равно не понимаю, как время убийства было определено с такой точностью, — заявил Мейсон.

— Но Дон Грейвс видел, как оно совершалось! — объяснила она. — Машина отъехала от дома в половине двенадцатого. До того места, где Грейвс оглянулся и увидел, что происходит в кабинете дяди Эдварда, ехать минуты три. Он заметил, как дядю бьют тростью по голове.

— Бьют — во множественном числе? — спросил адвокат.

— Кто-то бьет — в единственном, — быстро поправилась она.

— Понятно, — сухо заметил Мейсон.

7

Перри Мейсон столкнулся с Доном Грейвсом как раз, когда последнего отпустила полиция после подробного допроса.

Грейвс вытер лоб и улыбнулся адвокату.

— Ну и история, — вздохнул секретарь. — Рад, что меня здесь не было.

— Что вы имеете в виду? — спросил Мейсон.

— Полицейские бы, наверное, попытались тогда приписать убийство мне. Они же просто разбирают на части и подвергают сомнению каждое слово.

— Не могли бы вы мне в общих чертах передать то, что рассказывали полиции? — спросил Мейсон.

Грейвс устало вздохнул.