Глава 17

Мейсон, Пол Дрейк и Делла Стрит уселись на диван в кабинете, расположенном в конце зала ресторана.

— Я не могу есть, — проговорила Делла. — Дела просто ужасные.

Мейсон с неизменной улыбкой на лице обратился к ней:

— Делла, возьми себя в руки. Люди вокруг наблюдают за нами и хотят знать, о чем мы беседуем и что мы чувствуем. Держитесь веселее, увереннее, шутите, но рассуждайте о происходящем так, чтобы никто за соседними столиками нас не слышал.

— А что, собственно, происходит, Перри? — спросил Дрейк.

— Я не уверен, что сам знаю это, — ответил Мейсон. — Боюсь, показания Скенлона здорово поколебали мнение присяжных. Я думаю, этот свидетель…

— Неужели ты исключаешь возможность того, что Гарвин действительно позвонил своей первой жене, затем сел в свою машину и отправился к Океансайду?

Мейсон сказал:

— Думаю, по глупости Гарвин вполне мог воспользоваться своей машиной и куда-нибудь отправиться. За долгую практику ведения перекрестных допросов многих людей обостряется чувство на то, когда человек говорит правду, а когда лжет. Теперь я признаю, что, пока я при допросе ставил Скенлона в невыгодное положение и пока у полиции не было возможности влиять на него, Скенлон говорил правду, и я это чувствую. Давайте предположим, что у него были некоторые трудности при опознании мужчины, который разговаривал по телефону в соседней кабине. Но как бы то ни было, он не сомневается в том, что этот разговор имел место, а я по собственному опыту знаю, что стена между телефонными кабинами тонкая, как бумага. У полиции уже сейчас должен быть документ, подтверждающий телефонный звонок, целью которого, по всей вероятности, был разговор с Эзел Гарвин. Рассуждаем дальше. Предположим, что из кабины вышел не Гарвин. Кто еще в гостинице мог заказать разговор с Эзел Гарвин?

Если смотреть под таким углом, — признался Дрейк, — трудно предположить, кого еще могла интересовать эта особа.

— Я пришел к выводу, — продолжал Мейсон, — что слабым местом в показаниях Скенлона было обстоятельство, что он не видел соседнюю телефонную кабину. Поэтому я сосредоточился на этом факте. Однако заметьте, что я был достаточно осторожен, чтобы наваливаться на него в самом начале допроса. Фактически я разорвал самое слабое звено в цепи показаний.

— На мой взгляд, — проговорил Дрейк, — когда миссис Гарвин выйдет давать показания и заявит, что ее муж был с ней всю ночь, присяжные будут склонны поверить ей.

— Конечно, — сказал Мейсон, — так оно и было бы, если бы не одно обстоятельство. Она зафиксировала время по звону колокольчиков в часах и…

— Разве она не говорила, что смотрела на свои часы?

— Говорила, однако она определенно утверждает, что слышала звон колокольчиков. Теперь предположим, что часы не звонили. Тогда выходит, что ее показания — липа.

Глядя на беседующих, можно было с уверенностью сказать, что они ведут чрезвычайно серьезный разговор. Вдруг Мейсон откинул назад голову и рассмеялся. Пол и Делла с удивлением уставились на него.

— Улыбайтесь, по крайней мере, — прошептал он. — Пусть думают, что мы шутим о чем-нибудь. — Затем он продолжил прерванный разговор: — С другой стороны, серьезным фактом для определения нашей позиции является то, звонили колокольчики часов или нет, и это полностью зависит от показаний сеньоры Мигуериньо. Вообще все зависит от того, что она думает говорить. Она ведь могла и забыть выключить музыкальный механизм часов, когда шла спать. Если бы только я не отправился спать в тот вечер в десять часов, если бы я задержался еще хотя бы на полчаса, я бы мог знать, правдивы ее показания или нет.

— Остается уповать на ее чистую совесть, — заметил Дрейк и неожиданно добавил: — Вы извините меня, пожалуйста, мне нужно поговорить со своим человеком.

Один из оперативников Дрейка стоял в дверном проеме, рассматривая обедающих.

Дрейк поднял руку и, помахав ему, пояснил Мейсону:

— Я сказал ему, что буду здесь. Он завязал знакомство с одним из судейских приставов, который даже не подозревает, что этот парень работает на меня. Мы условились: в случае важной информации он придет сюда.

В это время мужчина, стоящий в дверях, сделал знак Дрейку и направился в сторону туалетной комнаты.

Дрейк еще раз извинился и последовал за ним. Как только детектив покинул их, Делла Стрит обратилась к Мейсону:

— Хочется верить, что он принесет нам хорошее известие.

— Будем надеяться, — кивнул адвокат.

Они напряженно ждали появления Дрейка, наконец тот вернулся. Мейсон взглянул в лицо приближающегося детектива и покачал головой.

— Что? — спросила Делла Стрит.

— Лицо нашего Пола покрыто маской уныния толщиной в полтора дюйма, — через силу пошутил адвокат.

Дрейк подошел к столу, и, пока он устраивался на сиденье, Мейсон напомнил ему:

— Пол, улыбайся же.

Дрейк изобразил на лице счастливую улыбку.

— Ну так что? — сжигаемый нетерпением, прошептал адвокат.

— Ты побежден, — изрек Дрейк.

— Каким образом?

— Окружной прокурор приготовил тебе сюрприз, он растопчет тебя. У него в запасе служащий с автозаправочной станции из Океансайда, который заправлял машину Гарвина.

— Когда? — изумился Мейсон.

— Около половины двенадцатого. Гарвин нервничал и был напряжен, он буквально места себе не находил. Пока заправляли его машину, он подошел к обочине и наблюдал за машинами, движущимися по дороге на юг. Было похоже, что он кого-то высматривал. Служащий заправочной станции очень хорошо его запомнил.

— Он опознал Гарвина? — спросил адвокат.

— На все сто процентов, — заверил Дрейк. — Он опознал и машину, и самого Гарвина. Он хорошо запомнил его в ту ночь.

— Д-а-а, — протянул Мейсон, — это определенно усложняет дело.

— Почему ты не спросил Гарвина об этом?

— Я не отважился.

— Но почему?

— Видишь ли, в тюрьме выдают обед по распоряжению шерифа. Помощнику шерифа приказано отправить Гарвина из зала суда сразу же, как только будет объявлен перерыв, обратно его вернут за пять минут до окончания перерыва. Я не рискнул вступать в разговор с Гарвином, пока присяжные оставались в зале. Совещаться с Гарвином сразу же после дачи показаний Скенлоном значило бы привлечь внимание присяжных к негативной сути этих показаний. Я смогу поговорить с ним лишь за пять минут до окончания перерыва, и вот здесь-то я задам ему этот вопрос.

— А нельзя ли оттянуть продолжение судебного процесса? В некотором роде…

— Это будет воспринято как признание нашей растерянности, — не согласился Мейсон. — Нет, я войду в суд со своей неизменной улыбкой и, не привлекая внимания, спрошу его.

— За пять минут многого не выяснишь, — усомнился Дрейк.

— Ну, — сказал адвокат, — думаю, я смогу за это время получить то, что меня интересует. Кстати, комиссия по рассмотрению жалоб при коллегии адвокатов завтра вечером хочет поговорить со мной о моих действиях при опознании моей машины, стоявшей в стороне от дороги, Мортимером Ирвингом. В общем, не соскучишься.

— Они могут обвинить тебя в злоупотреблении своими правами при опознании?

— Не думаю. Я не нарушал закона. У меня было право как говорить с этим свидетелем, так и поставить единственную машину недалеко от дороги, а также и спросить его, не эту ли машину он видел ночью. Ведь и полиция действовала аналогично в отношении Говарда Б. Скенлона. Она спросила его, показав единственного человека во дворе тюрьмы, не этого ли мужчину он видел ночью выходящим из телефонной кабины. Полагаю, нам ничего другого не остается, как изобразить на лицах беззаботность и веселье. А потом поспешим в суд. Я постараюсь за пять минут задать Гарвину пару вопросов. Мне непременно нужно встретиться с ним до конца перерыва. А теперь, Пол, позабавь нас какими-нибудь необычными историями. А то мы привлекаем слишком много внимания.

Глава 18

Мейсон вошел в переполненный зал суда без семи минут два. Он закурил сигарету, сел в свое кресло и самоуверенно улыбнулся тем присяжным, которые явились раньше и занимали свои места в ложе. Внешне он выглядел совершенно спокойным и производил впечатление человека, который только что с удовольствием пообедал и пребывал в благодушном состоянии.

Без четырех минут два помощник шерифа ввел в зал суда Эдварда Гарвина.

Гарвин наклонился к Мейсону и шепнул ему на ухо:

— Мейсон, ради Бога, позвольте мне поговорить с вами.

Адвокат улыбнулся ему и предложил:

— Присаживайтесь, Гарвин. Я охотно побеседую с вами. Но говорить вы должны коротко, времени у нас нет. Садитесь здесь.

Мейсон проследил, как разместился Гарвин, вытащил изо рта сигарету, затушил ее в большой латунной пепельнице, потянулся, зевнул и устремил взор на большие часы, отсчитывающие бесценные минуты до окончания перерыва. Затем, будто что-то вспомнив, он повернулся к Гарвину и сказал, улыбаясь:

— Отвечайте на мои вопросы, но при этом не забывайте улыбаться. Вы звонили Эзел Гарвин?

Гарвин попытался улыбнуться, но безуспешно.

— Мейсон, — проговорил он, — послушайте меня. Я позвонил ей, вышел из гостиницы и поехал на своей машине. Мужчина говорил правду. Однако Лоррейн своими показаниями обеспечит мне алиби. Она проснулась и обнаружила, что меня нет. Она сказала неправду вам, потому что…

Мейсон прервал его:

— Да не говорите вы так много. Откиньтесь на спинку кресла и сделайте вид, что вас в этом мире ничего не беспокоит. Через минуту я задам вам еще один вопрос.

Адвокат выпрямился в кресле и обвел взглядом зал, как будто искал Деллу Стрит, затем снова взглянул на часы, зевнул и обернулся к Гарвину:

— Итак, рассказывайте остальное.

Гарвин произнес:

— Мейсон, я поехал на встречу с ней, но она не приехала. Подождав ее некоторое время, я отправился по дороге, идущей к дому Хекли. Здесь я остановил машину и вышел. Около его дома на меня яростно залаяла собака, и мне пришлось подбираться к дому с другой стороны. Тут я обнаружил на гравийной дорожке машину Эзел, только не разглядел — одна она была в машине или нет. Я побежал назад к своей машине. На ее поиски у меня ушла четверть часа. Сев в машину, я поехал к тому месту, где только что видел машину Эзел.

Машина стояла там же, но Эзел была мертва. У меня хватило ума не оставлять там следов, а сразу вернуться в Тихуану.

— Когда вы туда приехали? — спросил Мейсон.

— Не знаю. Я не смотрел на часы. По возвращении я разбудил Лоррейн и рассказал ей о том, что произошло. Я просил ее в случае чего дать показания, обеспечивающие мне алиби. Мейсон, теперь я говорю чистую правду. Простите, тогда я солгал вам. Я…

Все присутствующие встали. В зал вошел судья Минден и занял свое место. Затем зал наполнился шумом — это скрипели кресла, на которых размещались присутствующие.

— Мейсон, — проговорил Гарвин, — я заплачу, сколько хотите. Десять, двадцать тысяч…

— У вас нет и половины тех денег, которые следовало бы содрать с вас за то, что вы сделали, — сердито отозвался адвокат. — Вы втянули меня в перекрестный допрос, но с вами проводить его я не намерен. Теперь садитесь на свое место и молчите, черт бы вас побрал.

— Кто следующий свидетель? — обратился к прокурору судья Минден.

— Вызовите Мортимера К. Ирвинга, — произнес Кавингтон.

Ирвинг прошел вперед и занял место у трибуны. Он избегал смотреть в глаза прокурору, перехватил на мгновение взгляд Мейсона, глупо улыбнулся и уселся в кресло, предназначенное для свидетеля.

Он сообщил судебному приставу свое имя и адрес, а затем взглянул на Хемлина Кавингтона, который поднялся со своего места и решительно шагнул вперед.

— Ночью двадцать второго сентября сего года, — начал прокурор, — вы ехали по дороге между Ла-Джоллой и Океансайдом, а точнее, находились на дороге в трех километрах от Океансайда?

— Да, сэр.

— В котором часу это было?

— Без десяти час.

— Я хочу обратить ваше внимание на карту, которую представили как вещественное доказательство, — сказал Кавингтон, — вам понятно, что на ней изображено?

— Да, сэр.

— Вы узнаете местность, которая изображена на этой карте?

— Да, узнаю.

— Не могли бы вы показать на этой карте что-нибудь необычное, что вы увидели, когда ехали по шоссе от Ла-Джоллы к Океансайду?

— Пожалуйста, сэр.

— Подойдите сюда.

Ирвинг подошел к карте, склонился над ней и, ткнув в нее пальцем, сказал:

— Я увидел автомобиль, стоящий как раз в этом месте.

— Что-нибудь в увиденном привлекло ваше внимание? — спросил прокурор.

— Да, сэр. Машина стояла с включенными фарами, а поблизости и в ней самой, насколько я смог увидеть, никого не было.

— Так. В котором часу это было?

— В ноль пятьдесят.

— Что же вы предприняли?

— Я остановился, направил прожектор, который установлен у меня на машине, на это место и внимательно осмотрел стоявшую машину. Я думал, что, может быть…

— Не надо говорить о том, что вы думали, — прервал его прокурор. — Нас больше интересует, что вы делали.

— Я понял, сэр. Я направил свой прожектор на машину и довольно тщательно осмотрел ее, чтобы убедиться, есть ли там кто-нибудь.

— Вы не заметили номера машины?

— Нет, сэр.

— Вы не могли бы описать ее?

— Да, конечно. Это был кабриолет светлого цвета. Довольно крупный. Его верх был поднят, а фары горели. Как мне запомнилось, ободы колес были белые.

— Двери в машине были открыты?

— Нет, сэр, все двери были закрыты.

— Мистер Ирвинг, я хочу спросить вас, после этого вы имели возможность видеть автомобиль, принадлежащий Эдварду Карлесу Гарвину, присутствующему здесь в качестве обвиняемого?

— Да, сэр, я видел его автомобиль.

— Вы можете подтвердить, что это именно та машина, которую вы видели ночью?

— Этот автомобиль похож на ту машину.

— Благодарю вас. У меня все. Мистер Мейсон, можете приступать к перекрестному допросу.

Кавингтон вернулся к своему креслу и сел.

— Прошло два дня, мистер Ирвинг, — начал адвокат, — с тех пор, когда ваши воспоминания были еще свежи. Вы рассказывали мне о том, что увидели тогда. Не так ли?

— Если этот вопрос имеет целью обвинить свидетеля в чем-либо, то я протестую, — вмешался Кавингтон.

— Я не преследую таких целей. Я просто спрашиваю его, — спокойно ответил Мейсон, — был ли такой разговор. На вопрос можно ответить просто — да или нет.

— Свидетель, вы беседовали с мистером Мейсоном? — спросил судья Минден. — Ответьте — да или нет.

— Да.

— И во время того разговора, — продолжил адвокат, — вы ездили со мной по дороге, показанной вами на этой карте?

— Да, сэр.

— И тогда у автомобиля, поставленного примерно в том же положении, что и в ту злополучную ночь, был номер 9 В 6—370, не так ли?