Глава 3

Около четырех часов пополудни раздался телефонный звонок.

— Адвокат мистера Одни на проводе, шеф, — сообщила Делла Стрит. — Он хочет поговорить с вами.

Мейсон кивнул и снял трубку.

— Перри Мейсон слушает.

— Это Рой Холлистер из «Уортон, Уортон, Косгроув и Холлистер». Мы поверенные Отто Олни. Нам стало известно, что ваш клиент сообщил мистеру Олни, будто агент по продаже картин по имени Дюрант публично заявил, что любимая картина мистера Олни — подделка. Вам известно что-нибудь об этом?

— Довольно много, — признался Мейсон. — У меня есть письменное показание свидетельницы, готовой подтвердить в суде, что Дюрант рассказал ей о том, что картина Филиппа Фети, проданная Отто Олни моим клиентом Лэттимером Рэнкином, — подделка.

— Разве это не дает оснований Рэнкину возбудить дело против Дюранта? — спросил Холлистер.

— Да, пожалуй, он может привлечь Дюранта за клевету.

— Ну и?.

— Но подобные действия могут нанести вред его профессиональной репутации, так как ставится под сомнение не только подлинность картины, но и компетентность Рэнкина. Будет указано и на то, что со стороны Дюранта это не просто заблуждение, а преднамеренная клевета. Если вам доводилось сталкиваться с подобными делами, то вы знаете о тех подводных камнях, которые могут встретиться, — публика запомнит только то, что компетентность Лэттимера Рэнкина была подвергнута сомнению другим специалистом. А я не хочу, чтобы мой клиент попал в эту ловушку.

— И что вы намерены предпринять?

— Ничего, — пожал плечами Мейсон.

— Похоже, Рэнкин рассчитывает, что Отто Олни предъявит иск Дюранту?

— Без сомнения.

— Так пусть Рэнкин сам полощет свое грязное белье, — отрезал Холлистер. — Мы не дадим ему загребать жар руками нашего клиента.

— Я бы поступил так же, — безразлично заметил Мейсон. — Однако, если Олни хочет поставить на место Дюранта, все, что ему нужно, — это подать в суд и доказать, что картина подлинна. В этой ситуации в центре внимания окажется только картина.

— Я не думаю, что моему клиенту захочется ввязываться в это только для того, чтобы защитить репутацию Рэнкина.

— Я тоже так думаю. И будь он моим клиентом, я бы тоже посоветовал ему не ввязываться.

— Так из-за чего же весь сыр-бор?

— Но если бы он был моим клиентом, — продолжал Мейсон, — я бы донес до его сознания и следующее: если не остановить Дюранта, то создастся мнение, что картина и в самом деле поддельна, а сам он простофиля. Не знаю, каков авторитет вашего клиента в бизнесе и нанесет ли это вред его репутации. Думаю, что все-таки да.

Последовало молчание.

— Ну и?. — нарушил его Мейсон.

— Я обдумываю, — ответил Холлистер.

— Можете не торопиться.

— Так в ваши планы не входит предъявление иска Лэттимером Рэнкином?

— До тех пор, пока он является моим клиентом, он этого не сделает. Так не угодно ли вам получить копию свидетельских показаний Максин Линдсей?

— А это кто?

— Человек, которому Дюрант сделал заявление о картине.

— Да, мне бы очень хотелось получить эту копию. Я позвоню вам утром.

— Хорошо. Мы высылаем ее. — Он поднял глаза, чтобы убедиться, что Делла Стрит слушает и делает записи. — Мой секретарь позаботится, чтобы это сделали немедленно.

Делла улыбнулась:

— Да, как его развернуло! Ведь позвонил-то он, чтобы сообщить, что никому не позволит загребать жар руками своего клиента. — Мейсон усмехнулся. — Скажите, шеф, а вы каким-то образом можете пострадать в подобном деле?

— Мой клиент — да.

— Итак, ваша стратегия начинает разворачиваться, — улыбнулась Делла. — А Олни? Он может пострадать?

— А он-то как? Богатый подрядчик, который платит своим адвокатам за месяц вперед?

— Итак, Дюрант будет отвечать перед судом и наверняка проиграет дело. А Рэнкину это ничего не будет стоить, кроме гонорара, который он уже заплатил вам. Не слишком ли хорошо для Рэнкина?

— Именно за это он и заплатил мне, не так ли? — с усмешкой спросил Мейсон. — И еще. Имей в виду, что у Олни свои очень грамотные адвокаты.

Глава 4

На следующее утро в половине одиннадцатого Холлистер опять позвонил Мейсону:

— Приглашаю вас на пресс-конференцию на борту яхты Отто Олни. Подъезжайте к двум часам к яхт-клубу «Пингвин». А с двух до пяти — коктейли.

— А что вы решили насчет иска? — поинтересовался Мейсон.

— Мы предъявляем его сегодня в час. Наш клиент очень раздражен этим заявлением Дюранта, и аффидевит Максин Линдсей полностью все объясняет. В качестве компенсации за причиненный ущерб мы требуем двадцать пять тысяч долларов. Мистер Олни очень высоко оценивает картину и опасается, что слова Дюранта могут отразиться не только на ней, но и на его репутации бизнесмена. Более того, наш клиент, проанализировав ситуацию, пришел к выводу, что это заявление было сделано не случайно, а с недобрыми намерениями, и запросил еще двадцать пять тысяч в виде штрафных санкций.

— Я с удовольствием приеду. Со мной будет моя секретарша; хорошо?

— Конечно.

— Я рад, что вы предъявили этот иск.

— Хотя нам и не нравится, когда нашими руками загребают жар. Вы же понимаете, — продолжал Холлистер, — что настоящий повод к действию — это то, что Рэнкин имеет против Дюранта.

— Ну, я полагаю, Олни найдет способ компенсировать ваши услуги в этом деле.

— Не сомневаюсь.

— Хорошо, — сказал Мейсон, — тогда давайте оставим разговоры о том, кто чьими руками загребает жар, а будем считать, что мы предоставили вам возможность неплохо заработать. Надеюсь, вы будете в два часа?

— Да, буду.

— Тогда до встречи.

Адвокат повесил трубку и повернулся к Делле Стрит, которая слушала разговор.

— А не послать ли нам к черту все эти дела в заплесневелой конторе, Делла? Хватит ворошить старые, пропылившиеся бумажки в поисках предмета тяжбы для судебных исполнителей. Давай сбежим отсюда и проведем остаток дня на борту роскошной яхты Отто Олни. Там мы посмотрим на картину, вытянем по нескольку коктейлей, а после этого где-нибудь пообедаем и даже потанцуем… ну, чтобы не разучиться.

— Насколько я понимаю, мое присутствие там — в интересах дела?

— Да, это очень важно. Мне бы и в голову не пришло поехать без тебя.

— В этих обстоятельствах, — заметила она сдержанно, — будет правильным отложить вашу встречу с клиентом, назначенную на три часа, и объяснить, что это продиктовано крайней необходимостью.

— А кто это, Делла?

— Человек, который хочет встретиться с вами по поводу апелляции по делу его брата. В свое время адвокату якобы не удалось противостоять неправомерным действиям прокурора.

— Ах да, вспомнил. Это интересный случай, но не безотлагательный. Позвони ему и скажи, что я могу встретиться с ним в двенадцать тридцать вместо трех, или перенеси встречу на завтра. Подбери наиболее удобное время, но имей в виду, что ничто не должно помешать нам присутствовать при оценке работы Филиппа Фети. Честно говоря, меня очень заинтересовало описание его техники.

Делла Стрит улыбнулась, наблюдая, как Мейсон взял пачку срочных писем, аккуратно разложенную на его столе.

— Ничто, — заметила она, — не заставляет вас так энергично и с таким энтузиазмом браться за рутинную работу, кроме перспективы поскорее удрать из конторы и с головой окунуться в какую-нибудь авантюру.

Мейсон на секунду задумался, взвешивая ее слова, потом улыбнулся, с удовольствием признавая точность этих наблюдений.

— Нам так не хватает приключений, Делла. Давай побыстрее покончим со всем этим хламом и хорошо отдохнем.

На этом адвокат с головой погрузился в кучу писем.

Без десяти час Мейсон и Делла сели в автомобиль; остановились, чтобы перекусить в придорожном ресторане, а потом поехали в яхт-клуб «Пингвин», справились, где находится яхта Отто Олни, и вскоре оказались на борту миниатюрного океанского лайнера.

Высокий, усталого вида человек лет сорока с лишним, в морской фуражке, голубой куртке и белых брюках вышел им навстречу.

— Я — Олни, — сказал он, бросив лишь беглый взгляд на Мейсона и задержавшись подольше на фигуре Деллы.

— Перри Мейсон. А это мисс Стрит, мой доверенный секретарь.

— Здравствуйте, здравствуйте, — приветствовал их Олни, пожимая руки. — Вы немного рановато. Проходите и располагайтесь поудобней. Не хотите выпить?

— Мы только что пообедали, а пить пока рано. Хотелось бы взглянуть на картину. Я уже говорил с вашими адвокатами об этом деле.

— Да, да, знаю. Проходите и смотрите.

Вслед за Олни они прошли в роскошный, со вкусом обставленный салон, где главное место было отведено одной картине. На ее переднем плане в тени дерева расположилась группа обнаженных по пояс женщин, а позади них, на фоне буйства красок, залитые солнечным светом резвились голые дети.

— Можете себе представить, что эта картина — подделка?! — воскликнул Олни. — Это написано где-то недалеко от Багио, и Филипп Фети — единственный художник, сумевший постичь дух этой страны. Посмотрите, какая глубина! А кожа этих женщин! Обратите внимание на выражение их лиц, а потом на солнечный свет. Вам не кажется, что он обжигает? Так и хочется укрыться в тени дерева вместе с женщинами.

Мейсон, потрясенный картиной, сказал:

— Да, пожалуй, это самая необычная работа, которую мне когда-либо доводилось видеть.

— Спасибо, спасибо, спасибо! — воскликнул Олни. — Я поклонник Фети. Он открыл такое, что еще никому не удавалось. Я бы с удовольствием приобрел и другие его работы, если цена будет приемлемой, разумеется. Наступит время, когда они будут стоить огромных денег!

— Я разделяю ваше восхищение, — согласился Мейсон. — Женщины, деревья, дети на заднем плане — все это как живое.

— Да, можно создать иллюзию объемности, затенив передний план и высветив задний, — пояснил Олни, — но мало кому это удается. Большинство картин, на которых пытаются передать солнечный свет, — бледны, безжизненны. Они подобны цветным фотографиям, снятым сквозь дымку тумана. А Фети знал, как изобразить тень прохладной, уютной. Она доминирует на переднем плане, а яркие краски заднего плана создают впечатление такого солнечного света, который… А вот и мисс Кеннер. Познакомьтесь с ней, пожалуйста.

Олни подался вперед, приветствуя молодую, приятную женщину с серьезными глазами, которая, протягивая руку, небрежно бросила:

— Привет, Отто. Что на этот раз?

— На этот раз, — сказал Олни, — для вас заготовлен сюрприз. Но я не буду его раскрывать, пока не соберутся все остальные. А вот и Холлистер!

Адвокат Олни, маленький, энергичный, подвижный, с портфелем в руках, поднялся на борт яхты и был представлен Мейсону и Делле Стрит. Затем появилась группа репортеров в сопровождении фотографов с фотоаппаратами, и, наконец, на берегу появился Лэттимер Рэнкин, важно выступая и поднимаясь на борт яхты.

— А где Максим? — спросил у него Одни.

— Я решил, что ей лучше не приходить. У нас есть ее аффидевит, который говорит сам за себя, и нет необходимости брать у нее интервью для прессы.

Тень разочарования омрачила лицо Одни, но он вежливо сказал:

— Хорошо, вам виднее, вы — адвокат. — А затем обратился ко всем собравшимся: — Дамы и господа, сейчас вам будут предложены коктейли, а потом я открою причину, по которой мы здесь собрались.

— Послушайте, Одни, нам известна причина, — раздался голос репортера. — Ваш адвокат предъявил иск в связи с этой картиной Фети. Коктейли — это хорошо, но нам нужен материал для газет, и мы бы предпочли сначала делать дело, а уж потом выпивать.

Тут вмешался фотограф:

— Будьте добры, встаньте перед картиной, мистер Одни…

Его перебил Рэнкин:

— Одну минуту. Я хочу, чтобы все было сделано правильно. Я хочу…

— Подождите, а вы-то кто? — не дал ему договорить репортер.

— Это тот парень, который продал картину, — пояснил ему кто-то.

— Ну хорошо, хорошо, тогда проходите. Вставайте рядом с Одни перед полотном.

— Еще одну минуту внимания, — попросила Корлис Кеннер. — Я не хочу быть единственным экспертом здесь. Сейчас подойдет один человек, выдающийся эксперт в этом виде искусства в нашей стране. Это Джордж Лэтэн Хауэл. Меня очень удивило, что его не пригласили, и я взяла на себя смелость сделать это сама. Надеюсь, вы не возражаете, Отто? Есть причины, почему здесь желательно его присутствие. Сейчас он подойдет.

— Прошу внимания, — взял слово Холл истер. — Это судебный процесс, и я бы хотел кое-что пояснить. Свидетели…

Его прервал чей-то голос:

— Привет всем! Как будто я немного опоздал.

— А вот и Хауэл, — облегченно вздохнула Корлис Кеннер.

Мейсон внимательно посмотрел на кареглазого, загорелого человека лет тридцати пяти, который входил в салон легкой, пружинящей походкой, непринужденно и в полной уверенности, что ему всегда все рады.

— Теперь можно продолжать, — сказала Корлис.

— Как известно репортерам, да и многим из присутствующих, — начал Олни, — сделано заявление, что эта картина — подделка.

— О Боже! — воскликнул Хауэл.

— В подлинности этой картины не может быть никаких сомнений, — заявил Рэнкин. — Ни одному художнику не удавалось так ярко…

— Ну подождите, — прервал его Олни. — Я все-таки хочу сначала предложить коктейли. А теперь идите сюда. Давайте снимемся на фоне картины. Вам нужны фотографии, и вы их получите. Холлистер, проходите. Рэнкин, сюда, и Корлис. И конечно, Хауэл.

— Меня не надо, — возразил Холлистер. — Не хочу быть обвиненным в том, что оказываю влияние на суд через прессу. Думаю, мне не следует быть на этой фотографии, а что касается Хауэла…

— Хауэл — величайший специалист в этом виде искусства, — прервал его Олни. — Я рад, что он здесь.

Тут опять вмешался кто-то из репортеров:

— Хорошо, вставайте перед картиной. Не смотрите в объектив. Держитесь непринужденно. Смотрите на картину. Только не надо поворачиваться затылком в объектив. Лучше встаньте в профиль.

Фотографы быстро организовали группу. Щелчки затворов, вспышки.

— Хорошо, все в порядке. А теперь — продолжение истории.

— Итак, — наконец получил возможность договорить Олни. — Коллин М. Дюрант, самозваный эксперт и агент по продаже картин, набрался наглости усомниться в подлинности этого полотна. Если верить ему, то это — ненастоящий Фети.

— Боже правый! — не удержалась Корлис Кеннер. — Не могу представить, чтобы кто-то, хоть что-нибудь смыслящий в искусстве, мог такое утверждать.

— А теперь давайте послушаем мистера Хауэла, — предложил Олни.

Его прервал Холлистер:

— У нас здесь два эксперта. Если их сфотографировать вместе, то обоим придется выступать в суде. Иначе создастся впечатление, что один из свидетелей не хочет давать показания.

— Никто не собирается капитулировать, — рассмеялся Хауэл. — Нет необходимости тщательно исследовать полотно, чтобы сказать, кто это сделал. Я думаю, любой стоящий эксперт в стране оценит эту работу на уровне музейного экспоната, назовет имя художника и год создания. Картина написана между 1933—1935 годами, в тот период, когда Фети начинал открывать для себя новую технику. И поживи он подольше, еще не ясно, какой могла бы стать вся современная живопись. Единственная причина, по которой он не создал своей школы, заключается в том, что больше никому не удавалось достичь подобного эффекта.

— Я думаю, секрет в красках, — заметила Корлис Кеннер.

Хауэл кивнул:

— Нет сомнения. Он владел каким-то секретом смешивания красок. Об этом свидетельствует результат. Посмотрите на кожу женщин под деревом — гладкая, блестящая. Кто-то уверял, что Фети добавлял в краски кокосовое масло.

— Нет, дело не в этом, — возразила Корлис Кеннер. — Кокосовое масло не годится.

— А вы пробовали? — спросил Хауэл. Чуть-чуть поколебавшись, она улыбнулась и сказала:

— Да, немного экспериментировала. Мне хотелось разгадать, в чем тут секрет. Наверное, все так делают.

В салон вошли официанты во всем белом и на серебряных подносах внесли стаканы, лед и бутылки.

— Бар в другом конце зала, — сказал хозяин. — Прошу вас, господа. Вам будут предложены бурбон, мартини, скотч с содовой и «Манхэттен».

Один из репортеров полюбопытствовал:

— А во что вам обошлась эта яхта, Олни?

— Триста тысяч, — спокойно ответил хозяин.

— А как вы ее используете?

— Она служит для развлечений, в интересах дела конечно.

— А правда, что вы держите на ней все свои картины? — спросил другой репортер.

— Да, довольно много.

— А почему?

— Мне это удобно, — сухо ответил хозяин после минутной паузы. — Я провожу большую часть времени на яхте, и мне нравится, когда картины со мной рядом.

— У них с женой разные вкусы, — пояснил Холлистер Мейсону. — Она не любит искусство и все, что с ним связано. А он, действительно, большую часть времени проводит на яхте.

— Развод? — спросил Мейсон.

— Развода не будет.

К ним подошел официант.

— Что ты будешь пить? — обратился Мейсон к Делле Стрит.

— Скотч с содовой.

Мейсон кивнул:

— Принесите два.

— Да, сэр.

— Трудно вести подобные дела, — пожаловался Холлистер. — Все это неплохо, но я не хочу, чтобы меня обвинили в злоупотреблении рекламой для создания предвзятого отношения в суде. Я думаю, это неэтично.

— Да, на это косо смотрят, — согласился Мейсон. К картине подошел Хауэл и, достав лупу, стал тщательно рассматривать полотно.

Мейсон взял с подноса стаканы, подошел к нему и встал рядом.

— Ну и?.. — спросил он.

— Не может быть никакого сомнения. Но я это делаю для того, чтобы в суде ни один дотошный адвокат не смог… Ах, извините, я не имел в виду лично вас, мистер Мейсон. Вы же знаете, адвокат адвокату — рознь.

— Так же как и эксперт эксперту, — ответил тот, смеясь.

— Вот именно. Я об этом ничего не знал, пока мне не позвонила Корлис. Не понимаю, как можно было усомниться в подлинности этой картины… Скажу вам больше, Мейсон. Это одно из самых выдающихся произведений Фети. Их всего-то не больше двух дюжин. Лично я добавил бы от трех до пяти тысяч к цене каждой из них, воспользовавшись рекламой, и то это заниженная цена. Если у вас когда-либо появится возможность купить картину Фети дешевле чем за пятнадцать тысяч долларов, хватайте ее. Это выгодное помещение капитала.

— Вы полагаете, они поднимутся в цене?

— Я в этом уверен. А с чего все началось-то?

— Насколько мне известно, — сказал Мейсон, — на одной из вечеринок здесь же агент по имени Дюрант…

— А, знаю его, — вставил Хауэл, — беспринципный человек, большой охотник саморекламы. Продолжайте.

— В частной беседе выразил мнение, что эта картина не является подлинной.

— Он сказал это Олни?

— Нет, молодой особе по имени Максин Линдсей. Лицо Хауэла окаменело.

— Понимаю, — произнес он без всяких эмоций.

— И, — продолжал Мейсон, — я полагаю, она повторила это мистеру Рэнкину, тому самому, который продал эту картину Олни. Рэнкин рассказал об этом Олни, и, вполне естественно, тот вышел из себя. Он считает, что если Дюранта не осадить, то ценность картины может быть поставлена под сомнение.

— Ну, одно бесспорно, — сказал Хауэл, — никто в здравом рассудке не может подвергнуть сомнению подлинность этой картины.

Мейсон повернулся к Делле Стрит, поднял свой бокал, дотронулся до нее и сказал:

— За тебя.

— За вас, — ответила она. — А мы еще долго здесь будем? На подобных сборищах всегда есть риск оказаться свидетелями какого-нибудь скандала.

— Мы побудем сколько потребуется, чтобы оценить ситуацию.

К ним незаметно подошел фотограф и ослепил вспышкой.

— Надеюсь, вы не возражаете, мистер Мейсон? Для моей газеты эта фотография вас и вашей секретарши, стоящих рядом и глядящих в глаза друг другу, гораздо интереснее истории с этой картиной. А в чем ваш интерес здесь?

— Простое любопытство, — ответил Мейсон. — Меня пригласили, и я решил посмотреть, как живет другая половина человечества.

— Я понял, — рассмеялся репортер. — Разыгрываете, да?

Мейсон улыбнулся Делле:

— Давай попрощаемся с хозяином и пойдем.

— Опять в контору? — грустно спросила она.

— Не глупи. Найдем что-нибудь поинтереснее. Пойдем в Маринленд. Ты позвонишь Герти и скажешь, что мы не вернемся. Пусть она на всякий случай свяжется с Полом Дрейком. Может быть что-то срочное. Скажи ей, что я позвоню Полу вечером… А мы с тобой поужинаем и потанцуем в «Роберте Руст».

— Твист, — обрадовалась она и протянула ему руку.

Глава 5

В конце ужина, когда Делла Стрит и Мейсон допивали свой кофе, к ним подошел официант и положил вырезку из газеты.

— Вы, наверное, уже видели, мистер Мейсон. Мы очень гордимся этим.

Мейсон взглянул на заметку — из разряда тех, что составляют колонку сплетен о происходящем в городе.

— Нет, я не видел, — сказал он.

Делла Стрит подалась вперед, и Мейсон пододвинул вырезку, чтобы было удобно читать вдвоем.

«Роберте Руст» за последнее время стал излюбленным местом известного адвоката Перри Мейсона, чьи процессы — это хорошо продуманные спектакли, полные блеска и остроумия. Он приходит сюда пообедать и потанцевать со своей секретаршей. Это ночное заведение процветает главным образом благодаря зевакам, приходящим взглянуть на знаменитого адвоката и его проницательную секретаршу, с которой, как говорят, он неразлучен».

Мейсон улыбнулся и передал вырезку официанту.

— Я еще этого не видел.

— Ну, — вздохнула Делла с сожалением, — это означает, что мы лишились еще одного места, где можно было хорошо поесть.

— Да, раз уж в газете написали, что я здесь бываю, то Бог знает, сколько надоедливых посетителей сюда ринется.

— Если только я не ошибаюсь, а, как хороший секретарь, я в таких делах ошибаюсь редко, то один из них уже ринулся на нас. Он приближается к столу, как видно, с единственной целью — или получить бесплатную консультацию, или при случае небрежно бросить знакомому: «Когда вчера вечером мы выпивали с Перри Мейсоном в „Роберте Руст“, он сказал мне…»

Делла остановилась на полуслове, так как к ним неслышно подошел тот самый человек — лет сорока, гибкий, нервный, весь какой-то напряженный.

— Мистер Мейсон? — спросил он. Мейсон холодно посмотрел на мужчину: — Да?

— Мы незнакомы, и извините, что мне пришлось подойти к вам вот так, но дело это очень срочное.

— Для вас или для меня? — уточнил Мейсон. Мужчина не обратил внимания на замечание:

— Меня зовут Коллин Дюрант. Я агент по продаже картин и критик. Газеты склоняют мое имя в связи с клеветой в мой адрес Отто Олни. Насколько я понимаю, вы в курсе всего этого.

— Вы понимаете неверно. Я не имею никакого отношения к «клевете» в ваш адрес.

— Мне стало известно, что он подает на меня в суд, утверждая, будто бы я усомнился в его вкусе, принизил ценность его картин и назвал одну из них подделкой.

— Что касается этого, — сказал Мейсон, — вам следует обратиться к самому Олни. Я не являюсь его адвокатом и не собираюсь им быть.

— Но вы были там сегодня. В газетах есть фотографии — вас и вашей секретарши. Так это и есть мисс Стрит?

Мейсон ответил:

— Сегодня в полдень я был на пресс-конференции, устроенной Отто Олни на его яхте. Я не давал интервью и не собираюсь давать его сейчас.

Дюрант пододвинул стул от соседнего стола, сел и сказал:

— Ну хорошо, тогда я хочу, чтобы вы узнали эту историю в моем изложении.

— У меня нет ни малейшего желания это делать. Сейчас неподходящая обстановка для конфиденциального разговора, к тому же мне не хочется с вами говорить об этом деле.

— Говорить буду я, — стоял на своем Дюрант. — Во-первых, я не знаю, что говорил Олни. Он никогда не просил меня дать оценку его картинам. Я, действительно, неделю назад был на его яхте. Вполне естественно, что осмотрел его коллекцию, но никаких оценок не делал, поскольку никто меня об этом не просил. В коллекции действительно есть Филипп Фети или то, что выдается за него. Я не исследовал эту картину. Просто бросил поверхностный взгляд. Насколько мне известно, он заплатил за нее три тысячи пятьсот долларов. Он очень гордится ею. Я никогда не говорил, что это подделка. Чтобы быть уверенным, надо произвести тщательный анализ. Я бы сказал, однако, что в этой картине есть на что обратить внимание. Но это — на тот случай, если бы спросили мое мнение.

— Я вас не спрашивал. Меня совершенно не интересует эта ваша история, и я даже не предлагал вам сесть.

— Хорошо, — сказал Дюрант, — давайте сформулируем так: я сам предложил себе сесть. И раз уж газеты придали значение этому делу Олни, подчеркнув, что среди присутствующих были вы со своей секретаршей, я хочу предупредить вас, что со мной это дело так не пройдет. Насколько я понимаю, единственный человек, которому я обо всем этом рассказал, — бывшая натурщица, у которой есть все основания охотиться за дешевой рекламой. Или, точнее, так: которая жаждет рекламы, желательно бесплатной. Мне бы очень хотелось знать: не она ли виновница скандала? Ни ей, ни кому-либо иному я ничего не говорил, кроме следующего: если бы спросили мое мнение о картине, я бы постарался ее очень внимательно изучить. Но я всегда так делаю, когда интересуются моим мнением. И я не позволю этой любительнице дешевой рекламы использовать мои слова как повод для газетной шумихи.

— Мне нечего сказать вам, — отрезал Мейсон. — И повторяю, у меня нет желания обсуждать это дело.

— Не обсуждайте, если не хотите, — согласился Дюрант, — просто выслушайте.

— Но у меня нет никакого желания и слушать вас, — возмутился Мейсон, отодвигая стул. — Я пришел отдохнуть. Спокойно провести вечер. И повторяю, мне нечего с вами обсуждать и нет желания слушать вас. Адвокат встал.

— А я предупреждаю вас, — не унимался Дюрант, — что, если какая-то дешевая шлюха возомнила, что сможет заработать ценой моей репутации, у нее ничего не выйдет.

— Я пытался быть с вами вежливым, Дюрант. Повторяю, я не намерен ничего обсуждать. А теперь вставайте и направляйтесь к выходу, или вам не поздоровится.

Дюрант смерил взглядом рассерженного адвоката, пожал плечами, встал и сказал:

— То же самое я адресую вам, мистер Мейсон. У меня есть репутация в деловом мире, и я не позволю, чтобы ей наносили ущерб ни вы, ни кто-то еще.

Мейсон подошел к стулу, на котором сидел Дюрант, отнес его на место, повернулся спиной к непрошеному гостю и опять сел напротив Деллы Стрит.

Еще немного постояв, Дюрант вышел.

Делла потянулась вперед и попыталась успокоить адвоката, положив ладонь на его руку и слегка пожав ее.

— Не смотрите так ему вслед, шеф. Если бы взглядом можно было убивать, вам бы пришлось выступать в суде в роли собственного защитника по делу об убийстве.

Мейсон поднял глаза на Деллу, и его лицо потеплело от улыбки.

— Спасибо, Делла, — сказал он. — Я как раз обдумывал убийство в целях самозащиты. Не знаю уж, как это ему удалось так разозлить меня. Терпеть не могу, когда нарушают мое уединение. Терпеть не могу этих охотников за бесплатными консультациями и желающих побахвалиться знакомством со мной.

— И, — добавила Делла Стрит, — вы терпеть не можете экспертов по имени Коллин Дюрант.

— На этом точка.

— А теперь, — продолжала она, — будучи наверняка уверенной, что вы собираетесь уходить отсюда и не возвращаться, пока не утихнут сплетни вокруг этой истории с картиной, я хочу пойти и позвонить Полу Дрейку. Ну как, нравится вам моя идея?

— Да, это неплохая идея. Свяжись с ним и узнай, не интересовался ли кто мной.

Адвокат опустил руку в карман.

— О нет, у меня полный кошелек мелочи. Пейте кофе и отдыхайте. Через минуту я буду здесь со всей мерзостью от Пола.

С этим она исчезла в направлении телефонных будок. Мейсон налил себе еще чашку кофе, откинулся на спинку стула и наконец расслабился, наблюдая за танцующими парами. Через несколько минут вернулась Делла.

— Ну и как там, не пахнет жареным?

— Пока ничего не горит, но запах есть.

— Интересно, какой?

— Максин Линдсей.

— Что там с ней?

— Она недавно звонила и сказала, что ей просто необходимо поговорить с вами сегодня вечером.

— И что ответил Дрейк?

— Он сказал, что не может связаться с вами, но вы, возможно, позвоните ему сами. Потом Максин добавила, что, сознавая, как вы заняты, она могла бы обойтись разговором с секретаршей Деллой Стрит.

— Пол дал ей твой телефон?

— Значит, тебе могут позвонить поздно вечером?

— Все в порядке, меня это не обременит. Что мне ответить ей?

— Постарайся разгадать, что там у нее на уме, и дай понять, что, раз у нас есть ее аффидевит, ей нельзя менять его.

Делла Стрит кивнула в знак согласия.

— Видишь ли, Делла, — продолжал Мейсон, — на юридическом факультете преподают закон. Но никто не учит, как обращаться с явлениями жизни, к которым этот закон применим. И когда молодой адвокат приступает к практике, он обнаруживает, что главные проблемы — это не законы, а доказательства, иными словами, факты.