Шор какое-то время разглядывал профиль адвоката, потом, спохватившись, сосредоточился на дороге.

Мейсон продолжал ровным голосом:

— В данном случае в деле имеется несколько серьезных моментов. Начнем с того, что если вы с братом расстались, так сказать, дружески, то было бы логичным для него позвонить вам, а не подвергать такому Потрясению племянницу.

Это, однако, второстепенная деталь. Важнее то, что он специально распорядился, чтобы Элен посоветовалась со мной и взяла меня с собой к мистеру Личу, а другим членам семьи ничего не велел сообщать.

— Мистер Мейсон, вы говорите либо слишком много, либо слишком мало.

— Что же, — спокойно ответил Мейсон, — вы сами настаивали, чтобы я продолжал.

— Но я не понимаю, куда вы клоните, мистер Мейсон. По-моему, вполне естественное желание повидаться с братом.

— Безусловно.

— Но похоже, мистер Мейсон, вам было совершенно необходимо увидеть его прежде, чем с ним переговорит кто-нибудь другой. Не могли бы вы объяснить смысл последнего заявления?

Мейсон улыбнулся:

— Могу, конечно. Сейчас я стараюсь мысленно оценить все, что происходит, и как это представляется лейтенанту Трэггу, со складом ума и темпераментом которого я немного знаком.

— Ну, и?..

— Трэгг в конце концов выяснит, что вы вышли из дому вместе с нами и вместе ехали к водохранилищу на встречу с Личем, но вы не захотели вместе с нами отправиться в отель к Личу.

— Меня интересовал вовсе не Лич, а мой брат.

— Правильно. Даже Трэггу пришлось бы согласиться с таким объяснением, хотя естественно было бы ожидать, что, поскольку Лич был единственным связующим звеном с вашим братом, его фигура сразу же приобрела бы для вас интерес. Однако, повторяю, Трэгг принял бы такое объяснение, если бы не существовало другого усложняющего фактора. — Какого?

— Допустим, что на всякий случай, просто чтобы все проверить, Трэгг раздобыл вашу фотографию и предъявил ее дежурному портье в «Касл-Гейт» и спросил, не наводили ли вы справок о Личе, не приезжали ли к нему в отель или не видел ли вас кто-нибудь раньше вблизи отеля.

После минутного молчания Джеральд Шор спросил:

— Для чего ему может понадобиться все это?

— Разумеется, я не могу претендовать на знакомство со всеми фактами, но, если рассуждать с позиции Трэгга, некоторые обстоятельства приобретают особое значение. Ваш брат исчез неожиданно. Это исчезновение наверняка было вызвано какими-то необычайными причинами. Непосредственно перед уходом из дому у него состоялась беседа с человеком, который не то просил денег, не то требовал их. По некоторым данным, этим человеком были вы. Правда, эти данные несколько противоречивы. Но я не сомневаюсь, что вас допрашивали, и в протоколе черным по белому записано, что вы категорически отрицали, будто в тот вечер виделись со своим братом. Вот Трэгг и решит, что вам было бы крайне нежелательно, если бы сейчас ваш брат появился на сцене и не только рассказал нечто совсем противоположное, но также показал бы, что ваш разговор имел прямое отношение к его исчезновению.

Придя к таким выводам, лейтенант, несомненно, стал бы рассуждать так: Фрэнклин Шор объявился. По неизвестной причине он не желает, чтобы об этом узнали. Он отказывается идти к себе домой и предпочитает предварительно связаться с кем-то из своих родственников. Он избегает родного брата и звонит племяннице, которая сейчас стала весьма привлекательной молодой женщиной, но в момент исчезновения Шора ей было всего тринадцать или четырнадцать лет. Джеральд Шор, обойденный братом, не смиряется с этим и настаивает на совместной поездке с племянницей. Генри Лич выступает как связующее звено между Фрэнклином, который не может или не хочет явиться домой, и его родственниками. Генри Лич отправляется в пустынное место, где его убивают. Напечатанное на машинке письмо, из содержания которого следует, что Лич отправился в это место по своей воле, но ничто не подтверждает, что письмо действительно было написано Личем. Наоборот, есть основания полагать, что он его не писал. Конечно, многое зависит от результатов экспертизы, смогут ли установить время смерти Лича. Однако, судя по некоторым признакам, которые я заметил на месте преступления, я склонен полагать, что смерть наступила за четыре часа до нашего приезда.

Вы понимаете, что если к тому же лейтенант Трэгг выяснит, что вы пытались раньше увидеться с Личем или действительно с ним виделись, будет вполне естественно, если он вас занесет в список подозреваемых.

Мейсон достал из портсигара сигарету, закурил и откинулся на спинку сиденья.

Джеральд Шор молча вел машину минут пять, потом сказал:

— По всей вероятности, пора просить вас действовать в качестве моего поверенного.

Мейсон помедлил, вынимая изо рта сигарету, и небрежно бросил:

— Пожалуй.

— А ваш секретарь умеет хранить тайну? — негромко спросил Джеральд, кивнув в сторону Деллы Стрит, примостившейся на заднем сиденье.

— Можете на нее положиться, — уверил его Мейсон. — Так что говорите совершенно свободно. Может быть, такой возможности вам больше не представится.

— Но вы согласны представлять мои интересы?

— Это зависит…

— От чего?

— От обстоятельств и от того, считаю ли я вас невиновным.

— Я невиновен, совершенно невиновен! — с чувством воскликнул Шор. — Я либо жертва чертовски неудачного стечения обстоятельств, либо все подстроено специально.

Мейсон молча курил, попыхивая сигаретой. Шор снизил скорость и вновь заговорил:

— В ночь исчезновения брата я заезжал к нему.

— Позднее вы это отрицали?

— Да.

— Почему?

— По разным причинам. И прежде всего потому, что слишком многое из нашего разговора было услышано и стало известно. Вы помните, что свидетели слышали, как человек, разговаривавший с Фрэнклином перед самым его исчезновением, просил денег и признался, что находится в отчаянном финансовом положении.

Мейсон понимающе кивнул.

— Я не буду входить в подробности финансовой операции, но это дело сулило солидные барыши при условии, если бы я смог довести его до конца. Если нет, это был бы мой конец. Единственное, что помогло тогда мне удержаться на плаву, — это то, что мои компаньоны ни на секунду не заподозрили, что у меня за душой фактически нет ни пенни.

— Благодаря вашему брату?

— Да, связи брата сыграли свою роль. Никто не предполагал, что он непосредственно заинтересован в моем предприятии, но все считали, что у меня есть средства, хватит собственного капитала, а брат всегда придет мне на выручку.

— Итак, вы не осмелились признаться, что были тогда в кабинете мистера Шора, потому что очень многое из вашего разговора попало в газеты?

— Совершенно верно.

— Скажите, исчезновение вашего брата не оказало пагубного влияния на ваши коммерческие операции?

— Конечно, оказало. Но все же мне удалось отыскать человека, который заинтересовался и ссудил меня необходимыми деньгами, забрав, как водится, львиную долю прибыли. К счастью, дела «Шор нэйшнл» оказались в превосходном состоянии, Фрэнклин оставил огромный наличный капитал, и это помогло.

— Но вы даже миссис Шор не признались, что в тот вечер разговаривали с братом?

— Я не доверился никому. В то время я не решался.

— Ну, а после того, как исчезла необходимость соблюдать тайну?

— Я должен был придерживаться своей истории. Поставьте себя на мое место, и вы поймете, что у меня не оставалось выхода.

— Продолжайте.

— Сегодня, когда Элен сказала, что ей позвонил Фрэнклин, я места себе не находил от волнения. Я должен был во что бы то ни стало первым увидеться с ним.

— Поэтому, когда Элен поехала в ветлечебницу справиться о Янтарике, вы попытались связаться с братом?

— Ну да. Элен поехала за котенком сразу после обеда. Потом она отвезла котенка садовнику, в его холостяцкую берлогу, после чего отправилась на встречу с вами.

— И за этот промежуток времени вы успели побывать в «Касл-Гейт»?

— Да. Поэтому я не поехал к вам вместе с Элен.

— Вы пытались встретиться с Личем?

— Да.

— Вам это удалось?

— Нет. Сперва я позвонил по телефону, мне ответили, что Лич вышел с каким-то мужчиной, но скоро вернется. Понятно, я решил, что речь шла о моем брате Фрэнклине. Я сразу поехал в отель и стал ждать. Лича я в лицо не знаю, но не сомневался, что он ушел с Фрэнклином и что вернется не позже чем через час.

— Так вы ждали?

— Ну да. Вплоть до того времени, когда надо было идти встречать вас.

— Он так и не появился?

— Нет. Во всяком случае, я так думаю. Я знаю, что Фрэнклин точно не приходил.

— Портье вас заметил?

— Да. Он явно знает в лицо всех постояльцев и отметил незнакомого человека. Я сидел возле двери, и он не спускал с меня глаз. Возможно, он принял меня за детектива. По словам лейтенанта Трэгга, в этом отеле останавливаются люди с сомнительной репутацией, поэтому там подозрительно относятся к незнакомцам. Сначала я намеревался поставить машину возле входа и следить из нее, но так как не нашел стоянки поблизости, мне пришлось войти в вестибюль.

— Вы боялись, что портье опознает вас как человека, который перед нашим приходом ждал кого-то в отеле? Потому вам и было так важно больше там не появляться?

— Но, конечно, вы должны хранить это как профессиональную тайну.

Мейсон усмехнулся.

— Будьте уверены, Трэгг и без меня скоро все поймет!

Заметив у обочины свободное место, Шор быстро поставил туда машину и выключил мотор.

— Больше не могу сидеть за рулем… Не дадите ли мне сигарету?

Мейсон протянул ему портсигар. Руки Шора так сильно дрожали, что он с трудом поднес спичку к сигарете и прикурил.

— Продолжайте, — сказал Мейсон.

— Мне больше нечего рассказывать.

Мейсон взглянул на Деллу Стрит, потом на Шора и произнес:

— Все хорошо, за исключением мотива.

— Чем вам не нравится мотив? — спросил Шор.

— Вы ведь никогда не стали бы так действовать, если бы у вас не было действительно серьезных оснований раньше всех увидеться с братом. Более серьезных, чем просто желание скрыть противоречия в вашем тогдашнем рассказе.

— Я вижу, мне придется быть с вами откровенным до конца…

— Вот это правильно, — сухо заметил Мейсон. — Вы же сами адвокат и должны это понимать.

— Думаю, вы согласитесь, что никто из нас не может поручиться в своей безупречной честности. Человек всю жизнь считает себя абсолютно порядочным, возможно, только потому, что не подвергался серьезному искушению. И вдруг он оказывается в ситуации, когда его ждет неминуемый крах; однако он может еще спастись, совершив некий поступок — очень простой, но… не то чтобы нечестный, но не совсем законный.

— Оставим отговорки, — резко прервал его Мейсон, — повторяю: вы недооцениваете Трэгга. Когда он ведет расследование, то действует быстро. Мне нужны факты. Причины, объяснения и прочее можно добавить позднее. И не юлите. Все то, что вы мне рассказали, я уже сам вычислил, так что вы только расставили точки над «i». В зависимости от того, что вы расскажете сейчас, если, конечно, это будет правдой, я решу, стану ли представлять ваши интересы или нет.

Шор, явно нервничая, вынул изо рта сигарету и выбросил в окно, потом сорвал с головы шляпу и пригладил руками седую волнистую шевелюру.

— Я вынужден рассказать то, что никогда не должно выйти наружу! — сказал он.

— Говорите же!

— Я уговаривал, упрашивал, умолял моего брата. Мне необходимо было десять тысяч долларов. Он прочел мне целую лекцию о моих методах ведения дел, ценность которой в то время я не мог оценить, потому что, не достань я этих денег, был бы окончательно разорен. Но если бы я их нашел, то заработал бы на этом деле достаточно, так что в дальнейшем мог бы больше не кидаться очертя голову в авантюры. Под конец брат все же обещал мне помочь. Он сказал, что в тот вечер должен был заняться еще какими-то делами, но… прежде чем лечь спать, он непременно выпишет чек на десять тысяч долларов и отошлет его по почте.

— Чек, выписанный на вас?

— Нет, на имя другого человека, которому предназначались деньги. У меня уже не было времени пропустить чек через свой счет.

— И ваш брат выполнил обещание?

— Нет. Он исчез, не сделав этого.

— В таком случае естественно предположить, что после вашего ухода он столкнулся с какими-то непредвиденными обстоятельствами, которые вынудили его спешно уйти из дома, позабыв даже о вашей просьбе.

— Я тоже так считаю.

— Когда вы узнали о его исчезновении?

— Лишь на следующее утро.

— И это был последний день, когда вы могли еще что-то сделать?

Шор кивнул.

— Вы, наверное, уже заверили своих компаньонов, что дело улажено? — уточнил Мейсон.

— В девять тридцать утра я позвонил человеку, которому предназначались деньги, и заверил его, что чек будет у него в руках сегодня до закрытия банков; чек будет выписан на его имя и подписан Фрэнклином Шором. Ну, а через десять минут после этого позвонила Матильда и попросила меня немедленно приехать. От нее я узнал о случившемся.

— Насколько я помню, факт исчезновения Фрэнклина Шора скрывался от публики день или два?

Шор кивнул.

Мейсон понимающе посмотрел на него.

— За это время были получены деньги по нескольким крупным чекам?

Шор снова кивнул.

— Ну? — поторопил его Мейсон.

— Среди них был чек на имя Родни Френча на десять тысяч долларов.

— Родни Френч был тот человек, которому вы должны были деньги?

— Да.

— И с которым вы обещали расплатиться?

— Да.

— И этот чек?..

— Чек выписал я. Я подделал подпись брата. Мне казалось, что раз брат обещал дать эту сумму, я имею полное моральное право получить ее.

— Матильда Шор так и не узнала, что чек поддельный?

— Никто не узнал. Во-первых… я проделал это весьма искусно. Потом Фрэнклин вечером вызывал своего бухгалтера по другим вопросам и упомянул, что выпишет чек на десять тысяч на имя Родни Френча.

Наверное, мистер Мейсон, — голос Шора дрожал от волнения, — вам не понять, что это значит для меня. Это событие изменило всю мою жизнь. До того я без конца проворачивал какие-то сомнительные дела, сулившие быструю прибыль, — нет, все по закону, но все же это были авантюры. Меня интересовали только деньги. Думаю, что мне не давал покоя успех моего брата. Я хотел быть как он. Я хотел доказать, что тоже умею делать деньги. Я хотел обеспеченной жизни, всего того, что приносят деньги.

После этих печальных событий я как бы посмотрел на себя со стороны, и мне не слишком понравилось то, что я увидел. Это было десять лет назад, мистер Мейсон. Думаю, я не покривлю душой, если скажу, что с тех пор я переменился — и очень сильно.

— Продолжайте, — сказал Мейсон. — Я вас слушаю. — Во-вторых, я понял, что в жизни, кроме денег, есть многое другое. У человека есть круг обязанностей, ответственность по отношению к обществу. Он не может существовать сам по себе. Он постоянно оказывает влияние на окружающих — словами, поступками… — Голос у него предательски сорвался, и он замолчал.

Мейсон ждал, спокойно покуривая.

Шор, помолчав, продолжил:

— Возьмите, например, Элен. Ей было четырнадцать лет, она, как говорится, стояла на пороге жизни. Она всегда относилась ко мне с уважением. В ее жизни наступал такой период, когда моральные ценности — это главное. Если бы что-то случилось и она обо всем узнала… понимаете, мистер Мейсон, с того времени у меня появилась совсем другая цель в жизни, другие ценности. Я старался жить так, чтобы… Но какой смысл говорить об этом?

— Нет, это очень важно, — мягко сказал Мейсон.

— Собственно, это и все, — коротко сказал Шор. — Я стал больше интересоваться людьми — не тем, что они могут мне дать, а тем, что я могу сделать для них. И я осознал, что, по крайней мере, молодежь верит мне, полагается на меня. А я, — продолжал он, — знал, что я мошенник, но произносил все эти громкие слова; я, совершивший преступление и думавший, что оно останется нераскрытым, я имел безрассудство верить, что мне удается избежать расплаты.

— Скажите мне, а этот Родни Френч не задавал вам никаких вопросов? — спросил Мейсон, подождав пока Шор успокоится.

— Нет. Понимаете, он сразу позвонил бухгалтеру Фрэнклина, чтобы проверить, говорил ли тот что-нибудь насчет чека. Когда ему подтвердили, что такое распоряжение было, он просто получил деньги и успокоился.

— В противном случае этот Френч мог бы вас шантажировать после исчезновения Фрэнклина Шора.

— Да-а… Мне показалось, что Френч, узнав про исчезновение Фрэнклина и про мое утверждение, что я не виделся с братом, заподозрил что-то неладное.

— И все же почему вы решили, что из-за этого брат отдалился от вас?

— А вы не понимаете? — спросил Шор с неподдельной мукой в голосе. — Газеты все это раскопали. Они напечатали кучу подробностей о финансовых операциях моего брата, о его банковском балансе, о чеках, предъявленных в последние дни, и, конечно, упоминался тот факт, что последний чек, который он выписал, был на имя Родни Френча — на десять тысяч долларов.

— Вы не думаете, что брат простил вас, учитывая все обстоятельства?

— Я надеялся, что он поймет и простит, — сказал Джеральд, — но когда он объявился и позвонил Элен, а не мне… ну, вы сами все понимаете.

Мейсон вздохнул.

— Если лейтенант Трэгг узнает все эти факты, он пришьет вам обвинение в убийстве.

— Разве я этого не знаю? Я ничего не могу сделать. Наверное, я испытываю то же чувство, что и пловец, которого относит бурным течением к смертельному водовороту.

— Одну вещь вы все же в состоянии сделать.

— Какую?

— Держать язык за зубами, — ответил адвокат, — поручите мне говорить за вас. Но уж тогда говорить буду только я один.