Они обрушились на нас внезапно. Это какой-то кошмар. Целые стаи вьются над нами, заслоняя небо. Гул стоит оглушительный. Падают, как град, и съедают все живое: деревья, кустарники, траву, сушняк, животных, их трупы. Жуки спариваются в своих собственных экскрементах, закапывают в них яйца и издыхают, создавая своими телами черный гниющий ковер, который наполняет воздух невыносимым смрадом.
      На космолете мы в безопасности. По крайней мере сейчас. Но вокруг царит полное опустошение. Жуки сожрали пластиковые геокуполы и с ними все припасы. Подчистую смели лес, траву. Они умертвили и пожрали прыгунов. Поедали без остатка, вместе с костями.
      Жуки сбросили крылья и пожрали их. Погибая, они ели своих мертвых. Их больше нет. Ничего живого, кроме яиц под слоем пыли, ждущих, когда ветер и вода занесут сюда новые семена и оживят землю. Тогда они вылупятся снова, выйдут из яиц, размножатся, и начнется новая волна убийств.
      Теперь, когда дует ветер, в воздух поднимается черная пыль, отдающая горьким привкусом смерти. Гиппо вышли из водоема, одиноко побродили по берегу в поисках травы и снова погрузились в пучину. В поле зрения не осталось ничего живого. Ничего, кроме нас, заключенных в тишину столь же страшную, как и рев тех морских животных.
      Не знаю, сколько мы еще протянем. Арни предложил все бросить и вернуться на Луну. Но у нас не хватит топлива. У нас нет припасов, чтобы предпринять бросок через эту опустошенную зону. Правда, Пеп снял с корабля железо и переплавил его в самодельную лодку. Если жуки не перебрались через море, мы, быть может, попробуем начать все снова на том берегу.
      Нам придется оставить корабль здесь вместе с радиопередатчиком. Выходим на связь последний раз. Присматривай за Землей и записывай, что заметишь.
      И еще, Данк, — ее голос задрожал, и она остановилась, очевидно, отирая слезы, — я бы не сказала, что мне жаль, что ты не с нами, но ты должен знать: мне будет не хватать тебя. В следующий раз, если он наступит, мы узнаем друг друга получше. Как говорит Пеп, hasta la vista…
      До встречи. Фраза отдавала злой иронией, ведь она знала, что этого никогда не произойдет. Может, у них будет шанс, если жуки не нагонят их в море.
      Но мои друзья находчивы. Сделают все, что смогут. Я мог бы уговорить главный компьютер соорудить с помощью Робо новый корабль, который отвез бы им припасы, но он вряд ли послушает меня.
      И вот я здесь. Один на один с компьютером, моим гончим псом и Робо. Компьютер не был запрограммирован для общения с человеком, хотя он и содержит все свидетельства погибшей Земли и рассказы о попытках наших собратьев вернуть ее к жизни. У меня есть возможность просматривать видеозаписи и слушать повествования голографических родителей. Землянин — неплохая компания, но он уже не молод, а я не умею клонировать. Робо будут заботиться обо мне, пока я жив, но когда меня не станет, они не умрут от горя.

* * *

      Прошли тысячи лет. Мы — очередное поколение. Большая часть Земли по-прежнему носит на себе темные шрамы, хотя с территории Африки и Европы эти пятна исчезли. Мы пятеро снова возвращаемся на Землю, прихватив криостат, наполненный семенами и клетками, чтобы засеять и заселить планету. Диана взяла с собой голографические копии своих драгоценных артефактов, а еще — целую библиотеку на кассетах, дисках и кубах.
      Приземляться будем в дельте Нила. Сейчас она затоплена водой Красного моря, а сама долина выглядит ярко-зеленой полосой, перечеркивающей кирпично-красную пустыню. Пеп выбрал для посадки пятачок чуть севернее того места, где когда-то стояли пирамиды.
      Корабль перегружен. Пеп считает, что на разведывательный полет и приземление нам потребуется столько топлива, что вернуться на станцию мы уже не сможем. Но мы готовы остаться. Спустившись на низкую орбиту, ищем следы жизни.
      — Технология! — На первом же витке над Нилом из пилотской кабины раздался полный ликования возглас Пепа. — У них технология! Я слышал свист и писк по радио, а потом оно разразилось престранной музыкой. Думаю, мы свое дело сделали.
      — Если так, — глядя в телескоп, пробормотала с благоговением Диана, — надеюсь, новая цивилизация готова к нашему визиту… очень хочется верить.
      — Может статься, — с сомнением покачал головой Арни, дожидающийся своей очереди у телескопа. — Мы их еще не видели.
      — Может статься? — передразнил Пеп. — Да мы прилетели, чтобы встретиться с ними, и более того, я уверен, у них есть, что нам показать. Я вижу массу ярких линий поперек древней дельты. Некоторые из них тянутся к самой реке. Думаю, это каналы. А там…
      У него захватило дух.
      — Mira! Вы только взгляните на это! Там линии составляют более тесный узор. Это, наверно, городские улицы. — Пеп молча наблюдал, как под нами крутится Земля. — Здания! — Он говорил громко и взволнованно. — Это и впрямь город. Я вижу башню в самом центе, когда туда падают солнечные лучи. Новая Александрия!
      — Попробуй связаться с ними, — посоветовала Таня, — запроси разрешения на посадку.
      — Посадку? — нахмурился Арни. — Они нас не звали.
      — А чем мы рискуем? — спросила Диана. — Что нам терять?
      Пеп попытался настроиться на нужные радиоволны, когда мы описывали очередной круг и оказались над городом.
      — Помехи, — нахмурился он, и его недовольное лицо между наушников выразило разочарование. — Свист, отрывки какой-то фантастической музыки, голоса, но понять ничего не могу. Говорят все еще по-английски, но ударения другие.
      — Смотрите! — воскликнула Таня, глядя в телескоп. — Вон там, на границе с пустыней, к западу от города. Рисунок в виде колеса.
      Пеп внимательно рассматривал его.
      — Интересно… — Он помедлил и тут же торопливо заговорил: — Аэропорт! Спицы колеса — это взлетно-посадочные полосы. А та большая белая черта — должно быть, дорога в город. Знать бы, как запросить разрешения на посадку…
      — Не важно, — сказала Таня. — У нас нет топлива, чтобы думать долго. Приземляйся, но в стороне. За взлетными полосами. Так, чтобы не разрушить чего.
      На следующем витке мы плавно скользнули вниз. Под нами замелькали крыши городских домов: красная, желтая, синяя черепица — расположенные в ряд вдоль внушительных широких улиц. Нам навстречу быстро приближался аэропорт. Когда мы пролетали над высокой контрольной вышкой, я ощутил сильный толчок сработавших тормозных двигателей, и корабль накренился для вертикальной посадки. Ревущее пламя и дым застлали все вокруг. Наконец я ощутил толчок, и мы остановились. Когда сила тяги ракеты перестала ощущаться, я снова смог дышать. Таня открыла дверь кабины, и мы осмотрелись.
      Дым рассеялся, хотя я по-прежнему ощущал в воздухе его присутствие. Я потер ослепленные солнцем глаза и увидел колючие пучки пустынного желтовато-зеленого кустарника вокруг. Здание терминала высилось далеко на востоке. Мы оставались на борту в напряженном ожидании. По радио ловились потрескивание, визг да какие-то возгласы.
      — Возможно, кричат по поводу нашего появления. — Пеп вертел ручки, прислушивался, пытался повторять услышанные голоса. Качал головой.
      — Может, и по-английски, — заключил он. — Похоже, но ни слова не разберу.
      Солнце палило, и вскоре в самолете стало невыносимо жарко и неуютно оставаться.
      — Они не знают, — отпрянул от двери Арни. — Они просто не в состоянии додуматься, что мы привезли сюда наследие их праотцов.
      — Даже если и так, — сказала Таня, — мы им дадим знать.
      — Каким образом? — Арни взмок не только от жары. Он успел навести справки у Пепа, нельзя ли взлететь снова.
      — Не теперь, — ответил Пеп, — только в случае крайней необходимости.
      Мы с Таней по ступеням сошли с корабля. Космонавт последовал за нами и побежал вперед с рычанием, стал что-то вынюхивать в кустах, а потом попятился к моему колену и прижался к нему, дрожа от страха. Арни последовал за нами несколько минут спустя, встал в тени космолета и уставился на отдаленную башню за кустарниками. Там начал вспыхивать яркий красный огонек.
      — Пытается нас отогнать, — пробормотал Арни.
      Я достал фотоаппарат: Таня попросила меня снять пучки колючего кустарника и затем камень, покрытый красным ковриком чего-то, напоминающего мох.
      — Прошлая экспедиция оставила сведения об этом красном симбионте, — лаконично проговорила она в микрофон, — который выжил как мутировавший криофит…
      — Слышите? — Арни приложил ладонь к уху. — Там что-то гудит.
      То, что я услышал, оказалось пульсирующим механическим гудком. Космонавт зарычал еще сильнее и прижался к моей ноге. Вдруг мы увидели нескладного вида автомобиль на высоких колесах, который, мигая цветными фарами, неуклюже взбирался на холм.
      — Это наш шанс, — проговорила Таня, — показать им, что мы привезли с собой. И дать им понять, что мы не хотим зла и пришли с миром.
      Неуклюже, из-за непривычно тяжелой гравитации, мы поднялись обратно на корабль и спустились со своими подношениями. Диана несла одну из своих самых любимых книг — сборник стихов Эмили Дикинсон, обернутую в хрупкую старинную обложку из полиэтилена. Арни взял с собой громкоговоритель, возможно, копию того самого, который использовал Келл, отгоняя толпу от спасательного судна. Пеп оставался в кабине пилота.
      — Мы прилетели с Луны, — проорал в свой рупор Арни, протискиваясь навстречу автомобилю. — Мы пришли с миром. Мы принесли дары.
      В автомобиле не было окон, и оператора невозможно было увидеть. Космонавт с лаем бросился навстречу. Арни уронил рупор и встал напротив авто, размахивая руками. С громким гудением автомобиль пронесся мимо, чуть не переехав Арни. Покатился дальше, вокруг нас и боднул корабль. Тяжелые металлические манипуляторы вытянулись вперед, схватили корабль и накренили его. Пеп выбрался наружу, когда космолет приподнялся от земли. Гудение прекратилось, и машина уволокла корабль с собой, а Космонавт все это время, поскуливая, жался к моей ноге.
      — Робот, наверно, — почесал в затылке Пеп, провожая долгим взглядом удаляющийся механизм. — Выслали забрать разбитую колымагу.
      Сбитые с толку, перепуганные, мы стояли и обливались потом. Вокруг жужжали летающие насекомые. Кое-какие кусались. Таня попросила меня снять одного, что уселся мне на руку, крупным планом. Из пустыни дул горячий ветер, приправленный запахом подгоревших гренок. Мы пешком направились к башне.
      — Ну и идиоты же мы, — обратился к Тане Арни, — надо было остаться на орбите.
      Она не ответила.
      Мы брели вперед, борясь с гравитацией и отмахиваясь от насекомых, пока не преодолели каменистый подъем. Нашим взглядам предстала раскинувшаяся далеко впереди широкая белая сеть взлетно-посадочных полос аэропорта. Словно ступица в центре колеса располагалась башня, до которой оставалось идти еще несколько миль. На широких треугольниках между взлетными полосами были беспорядочно припаркованы самолеты. Некоторые из них стояли на хвосте, для вертикального взлета и посадки, как наш собственный корабль. Но большая часть имела крылья и посадочные приспособления, как у тех летательных аппаратов, которые я видел на картинках с изображениями прошлого. Мы упали на землю, когда над нами с ревом пронеслась огромная сереброкрылая машина, а когда к нам тихо подъехал автомобиль, мы поднялись на ноги. Арни поднял было рупор, но тут же опустил его, когда Таня отрицательно покачала головой. Космонавт, внезапно набравшийся храбрости, рычал и ощетинивался до тех пор, пока машина не остановилась. Из нее вышли трое в белых одеждах, переговариваясь и разглядывая пса. Люди не спускали с собаки глаз. Пес все стоял и лаял. Когда один из троицы направил на него что-то похожее на древний фонарик, пес заскулил и осел на землю. Люди подобрали его и унесли в свой фургончик.
      — Почему именно собаку? — озадаченно нахмурился Арни. — Ноль внимания на нас.
      — Собаки вымерли, — объяснила Таня. — Это новое для них существо.
      — Ого! — ошарашенно вскрикнул Пеп. — Да мы движемся!
      Припаркованные рядом с взлетной полосой самолеты плавно отъезжали в сторону. Двигаясь гладко, беззвучно, без единого видимого механизма, гладкий белый тротуар нес нас к зданию терминала. Пеп наклонился, чтобы потрогать его рукой, прильнул ухом к покрытию тротуара.
      — Тысячи лет прогресса с тех пор, как мы прилетали сюда сражаться с жуками. — Он встал и пожал плечами, обращаясь к Тане. — Старина Дефорт остался бы доволен.
      Десятка два людей выходили из припаркованного самолета на тротуар: мужчины, одетые в панталоны и похожие на юбки килты, женщины в шортах и волочащихся накидках, дети, одетые во все цвета радуги, будто на праздник. И хотя я не заметил ничего отдаленно напоминающего наши желто-оранжевые парашютные костюмы, казалось, никто не обращал на нас ни малейшего внимания. Массы людей вытекали из терминала впереди. Я заметил, что большинство из них носили браслеты или ожерелья с яркими серебряными шариками.
      — Сэр, — обратился Арни к ближайшему человеку, — вы не подскажете…
      Тот шикнул, призывая к тишине, и, нахмурившись, отвернулся. Люди стояли на тротуаре очень тихо: по одному, парами или небольшими семейными группками — и торжественно смотрели перед собой.
      Пеп подтолкнул меня локтем, когда мы обогнули здание и выехали на пышный проспект, ведущий в сердце столицы. Затаив дыхание, я таращился на ряд огромных статуй, расположенных в центре улицы.
      — Смотрите! — Подняв руку, Арни указал вперед. — Похоже, они нас и впрямь помнят.
      Какая-то женщина в длинном белом одеянии строго взмахнула рукой, заставляя его замолчать, и тротуар понес нас дальше, к высокому металлическому шпилю, прокалывающему небо в конце проспекта. Тонкий полумесяц венчал его, сияя, подобно растущей Луне. Статуи, шпиль, полумесяцы — все было сделано из чистого серебра. Где-то впереди зазвонил колокол, медленными низкими перекатами, как гром вдалеке. Приглушенные голоса смолкли. Все глаза обратились к полумесяцу, и я заметил, что Пеп перекрестился.
      — Ритуал, — прошептал он. — Похоже, они поклоняются Луне.
      Я услышал, как он вполголоса отсчитывает удары колокола.
      — Двадцать девять, — пробормотал он, — количество дней в лунном месяце.
      Беззвучно тротуар повез нас дальше, как вдруг Пеп вздрогнул и потянул меня за руку, указывая на статую перед нами. Более чем величественная, в ослепительном серебряном сиянии бокового утреннего солнца, она, наверно, уходила на сотню футов вверх. Прикрывая ладонью глаза и щурясь на солнце, я рассматривал памятник.
      Это был мой отец. В том самом пиджаке, который носил его голографический двойник, который обучал нас в рубке. Серебряный гигант размахивал той же самой курительной трубкой, какой чертила в воздухе голограмма, читая лекцию. Мне подумалось, что трубки теперь — не более чем магическая символика. Дефорт не сохранил семян табака.
      Люди, что стояли ближе к статуе, пали ниц, прижимая к губам лунные талисманы. Подняв глаза, они на одном дыхании проговаривали молитвы и поднимались на ноги. А мы тем временем двигались к другой монументальной фигуре, которая оказалась выше моего отца. Это был сам Пеп, в летном жакете, в котором прибыл на Луну его физический отец. Гигантская рука статуи была возведена в небо, будто манила нас к шпилю и серпу. Когда мы сравнялись со статуей, люди устремились к ней, преклоняя колени и целуя свои медальоны, читали молитвы.
      — Ему и не снилось, — возведя глаза в небо, Пеп благоговейно покачал головой, — что когда-нибудь он станет богом.
      Следующая статуя оказалась Таней; еще выше, роскошная в своем залитом солнечным сиянием лабораторном жакете, с огромной пробиркой в руке. Потом — Арни, размахивающий своим молотом геолога-разведчика. И наконец Диана — самая высокая, с серебряной книгой в руке.
      Я услышал, как настоящая Диана громко перевела дух, когда прочла заголовок, врезанный в металл:
 
       ЭМИЛИ ДИКИНСОН
       ПОЭМЫ
 
      У самой иглы и месяца тротуар заканчивался огромным кругом, уставленным гигантскими серебряными колоннами. Движение замедлялось в этом месте, и все мы оказались близко друг к другу. Раздался единственный оглушительный удар колокола, и люди замерли, устремив взгляды на балкон, расположенный высоко на передней части шпиля. Там появилась кажущаяся крохотной человеческая фигурка в ярком серебряном одеянии, которая возвела руки высоко в небо. Колокол зазвонил снова, и эхо прокатилось по колоннам. Зазвучал голос человека на башне, заглушающий звон колокола. Верующие вторили ему медленным и торжественным псалмом. Человек заговорил вновь, и Пеп схватил меня за руку.
      — Английский! — прошептал он. — Странный акцент, но это точно английский.
      Говорящий остановился, все еще не опуская возведенных к небу рук. Колокол прозвонил, и его низкие раскаты замерли в тишине. Люди вокруг пали на колени, обратив лица к полумесяцу, мы последовали их примеру — все, кроме Арни. Величавой поступью он вышел вперед, подняв рупор.
      — Слушайте! — прогорланил он. — Слушайте же!
      Люди вокруг протестующе зашикали, но он быстрыми шагами направился к башне.
      — Мы ваши боги! — Он помедлил, дожидаясь, пока его голос облетит колонны. — Мы живем на Луне. Мы вернулись с дарами…
      Какая-то высокая женщина в серебряной робе поднялась с колен и закричала на него, размахивая серебряной палочкой. Он повернулся и указал на нас.
      — Взгляните на нас! — прокричал он. — Вы должны знать, кто мы.
      Женщина направила на Арни свою палочку. Голос его сорвался. Глотая ртом воздух, он выронил рупор и повалился на тротуар. Женщина взмахнула палочкой в нашу сторону. Диана поднялась, помахивая книгой и декламируя стихотворение Дикинсон:
 
      Весть я миру пришлю, что так дремлет далеко,
      О простых письменах, что природа дала.
      И за нежность мою не судите вы строго,
      Что природе великой сполна отдана.
 
      Я с трудом припоминаю отчаяние в ее дрожащем голосе, едва сдерживаемое возмущение на лице женщины. Она смела каждого из нас своей палочкой. Туманная дымка охладила лицо и обожгла щеки. Казалось, тротуар покачнулся, и я, по всей видимости, упал.

10

Часть вторая
СИЛА СОЗИДАНИЯ