Глава 10

Трент рыскал по островам Самал в поисках вождя мусульманских повстанцев. Испанская оккупация Филиппин длилась 350 лет, но на островах Самал испанцы сумели овладеть только маленькой частью территории. Американцам не удалось оккупировать острова. Затем пришли японцы, их правление сменилось диктатурой Маркоса, поддерживаемой Соединенными Штатами. А теперь на Филиппинах установилась демократия – манильская демократия с преобладанием христианства. Для островитян это было такое же колониальное правление, как и все предыдущие. Острова Самал представляли собой маленькие и плоские клочки земли, поросшие скудной растительностью. Туземцы, проживающие здесь, делились на два больших племени – Бадяо, известное своей жестокостью, и более миролюбивое – Самал. В деревнях редко насчитывалось более двадцати хижин, которые возводились на сваях, в заливах, на мелководье в окружении рифов. Строения у племени Самал более сложные, чем у Бадяо. Бадяо строили свои хижины, складывая стены из слоев пальмовых листьев, тогда как племя Самал использовало плетеные маты и выложенный узором тростник. Вместо деревенских проулков здесь были дорожки, выстланные стволами бамбука, а внизу, под сваями хижин, привязывались лодки самых различных размеров – большие, метров пятнадцать длиной – баслиги; поменьше – банкос и совсем крошечные байдарки с таким узким корпусом, что людям приходилось сидеть в них на переброшенной через борта доске, и только ноги их были спущены внутрь лодки.

Возле открытых очагов сидели скорчившись женщины-мусульманки. Узкие струйки дыма поднимались к соломенным крышам. Мужчины, устроившись на корточках перед хижинами, беседовали между собой. Голые ребятишки играли в воде, поблескивая белыми зубами, ярко выделявшимися на смуглых лицах. На деревянных стойках сушились рыба и морские водоросли. В небе, пронзительно крича, кружили чайки.

Уже два дня Трент колесил по островам на своей большой, специально оборудованной доске. Племя Бадяо он избегал, но в каждом селении Самал справлялся об Измаеле Мухаммеде – и каждый раз наталкивался на замкнутые и часто откровенно враждебные лица.

Рано или поздно повстанцы неизбежно должны были прослышать о его расспросах. Они разыскали его на третий день. Он лежал в тени пальмового дерева и притворялся спящим.

Повстанцев было шестеро – пять молодых парней и старик с длинным рубцом, тянувшимся наискосок от правого плеча вдоль всей спины. Они приплыли на длинной, метров тридцать, лодке, выкрашенной золотой краской. На борту большими стилизованными буквами с зелеными обводами было написано "Фатима". Они шли под парусом, не включая мотора, чтобы застать его врасплох. Повстанцы были одеты в цветистые саронги, на поясах у них висели ножи с длинным лезвием. Автоматы, которыми они были вооружены, попали сюда, вероятно, из Вьетнама или Камбоджи. Их главарь, угрюмый парень, переполненный ненавистью, казался совершенно непредсказуемым.

Главарь ударил Трента ногой. Трент медленно поднял руки и слегка сдвинулся в сторону, показывая, что у него нет оружия. Затем опустил руки и заложил их за голову, нащупывая правой рукой рукоять метательного ножа. Он мог убить главаря в любой момент. Остальные пятеро не были готовы к действию. Когда вожак повстанцев выронит автомат, Трент подхватит его и расстреляет остальных одной очередью, так что они даже не успеют сообразить, что произошло.

Повстанец заорал на него и ткнул стволом автомата в ребра. Трент сознавал, что тот может его убить, и держался очень сдержанно.

– Я ищу Измаела Мухаммеда.. Вот уже третий день я разыскиваю его, – сказал он.

– А зачем тебе нужен Измаел Мухаммед? – спросил старик.

Трент не успел ответить, пошатнувшись от сильного удара. Глаза главаря явно свидетельствовали о том, что этот филиппинец собирается его убить.

Трент улыбнулся с видом человека, уверенного в своей безопасности.

– А может быть, я привез вам денег – миллионы долларов. Если вы убьете меня – так ничего и не узнаете. – Он продолжал улыбаться. – Или, может быть, я кинооператор и мой фильм прославит вас на весь свет. Тут много разных возможностей.

– И правда, много, – покачал головой старик. – Ты такой белый – может быть, ты злой дух или турист. – Старика, видно, забавляла злоба, которой кипел главарь.

– А что, разве это не одно и то же? – спросил Трент, и еще двое повстанцев рассмеялись вслед за стариком. Но тут главарь размахнулся и снова ударил его стволом автомата по бедру, порвав брюки и расцарапав бедро, – он почувствовал, как кровь потекла по ноге.

– Ты, наверное, забыл, что Священная книга учит вас быть гостеприимными к чужестранцам? – спросил Трент. И начал читать суры из Корана, прежде чем главарь успел его остановить.

Эти цитаты из Корана уже не однажды спасали его от смерти. Старик спросил, не правоверный ли он?

– Разве не может человек знать Священную книгу, не будучи верующим? – ответил Трент вопросом на вопрос.

– Да, это верно, – кивнул старик.

Но главарь, воспитанный на телевизионных фильмах, закричал, что иностранец шпион и его нужно застрелить, прежде чем он успеет выдать их. Он уже поднял автомат, но один из молодых повстанцев отвел ствол в сторону. Они громко и злобно спорили, но при этом говорили так быстро, что Трент не улавливал ни единого английского или испанского слова, которыми изобилуют большинство филиппинских диалектов.

Верх одержали те, кто не хотел его убивать. Связав ему руки за спиной, повстанцы подтащили его по берегу к лодке, бросили на дно и завязали глаза рыбацкой сетью, чтобы он не мог увидеть, в каком направлении они плывут. Доску для серфинга повстанцы взяли на буксир.

Почувствовав на спине солнечные лучи, Трент понял, что они плывут на север. Шестицилиндровый двигатель тянул лодку по спокойной воде среди коралловых рифов со скоростью пятнадцать или восемнадцать узлов. Но когда они вышли на глубокую воду, узкая лодка начала раскачиваться от малейшей волны и скорость пришлось сбросить.

Они добрались до берега вскоре после наступления темноты. В отряде вновь началось брожение, и снова сердито заговорил главарь. Двое филиппинцев подхватили Трента под руки, вытащили его из лодки и поставили на песок. Он сделал вид, что падает от слабости. Его втолкнули в какую-то клетушку, где сильно воняло козами. Когда Трент потребовал, чтобы ему завязали руки спереди, а не за спиной, среди повстанцев снова начались споры. Кто-то принес воды, и он, омыв ноги и руки, повернулся в сторону Мекки и принялся читать молитву, которую каждый правоверный мусульманин должен повторять шесть раз в день.

В детстве он часто молился вместе со старым арабом-конюхом, служившим в скаковых конюшнях, где отец Трента был управляющим и тренером. Ему приходилось молиться в ливийской пустыне вместе с инструкторами по терроризму, которые считали его палестннцем. Он молился и в Ливане, и в Иордании, и в секторе Газа, вместе с террористами, которые принимали его за своего коллегу из Ирака, или за ливанца, или египтянина из Мусульманского братства. Когда он первый раз совершал хадж и молился на холмах возле Мекки, то выдавал себя за иорданца, а во время второго хаджа – за выходца из Судана. Так что ему было нетрудно изображать молящегося мусульманина здесь, на островах Самала. Как хороший актер, он вживался в роль, которую играл, и начинал так же искренне верить молитвам, которые читал, как в детстве верил в католические молитвы. Между ними было мало различий.

Старик со шрамом на спине принес ему вяленую рыбу и рис и налил свежую воду в кувшин. Молодой мусульманин сводил на берег помочиться. А потом Трент остался в одиночестве.

Он оценил силы повстанцев человек в шестьдесят. Отряд состоял исключительно из мужчин. Как всегда, среди бойцов за свободу или террористов, в этой группе было несколько интеллектуалов, движимых подлинной верой, были, фанатики по натуре, были крестьяне, которых нищета загнала в ряды мятежников, были, наконец, и просто бандиты, одержимые жаждой насилия. Их лагерь располагался в окруженной песком бухте в тени пальм. Немного поодаль от берега стояла одинокая хижина. Люди спали в самодельных палатках, разрисованных для маскировки, или же в гамаках, растянутых между стволами деревьев. Лодка, на которой он прибыл сюда, – "Фатима", расписанная яркими красками, стояла на открытом месте, но еще четыре баслиги серого цвета были заведены в тень и прикрыты грязными мешками.

Острием своего ножа Трент расковырял узел в веревке, которой были связаны руки. Потом пару часов подремал посреди своей клетки под писк комаров. Он лежал на спине, заложив руки за голову и производил впечатление совершенно беспомощное. Внезапно Трент услышал, как кто-то задел сандалиями камень, и сразу насторожился.

Пальмовые листья, заслоняя свет луны, создавали причудливый узор. Этот узор шевелился под легкими дуновениями бриза. Но Трент заметил, что слева от него в листве происходит какое-то движение, не совпадающее с порывами ветра. Он повернулся на бок, будто в беспокойном сне, потом откинулся назад, разворачивая ноги в ту сторону, откуда надвигалась опасность. Ему показалось, что кто-то поскользнулся и ухватился за ствол дерева, чтобы не упасть. Эти звуки раздались позади него. А между тем он был уверен, что слышал какое-то движение и перед собой.

Трент нарочно играл роль приманки, чтобы привлечь к себе внимание повстанцев, но он сознавал всю меру опасности такой игры и был готов ко всему. И вот сейчас он лежал, окруженный с обеих сторон, и не представлял себе, каковы намерения тех, кто подкрадывался к нему. Он предположил, что здесь, в лагере, есть агент центрального правительства или агент какой-нибудь внешней силы. И, может быть, этот агент хочет войти с ним в контакт или даже, возможно, хочет спасти его, а кто-то выследил этого агента.

Слабое колебание тени впереди выдало одного человека, в то же время он явственно слышал какой-то шорох и позади. Действовали ли эти двое вместе? Или, может быть, кто-то из повстанцев намеревается убить его, Трента, а второй – хочет защитить?

Он должен был во что бы то ни стало узнать, в какую сторону ему следует обернуться. И он внезапно громко закричал – без слов – это был просто пронзительный вопль. И тут же сзади раздался выстрел. Пуля ударилась в землю в десяти сантиметрах от него, песок запорошил ему глаза. Он быстро откатился в сторону, и тут же вторая пуля разнесла в щепы деревянную подпорку. Трент быстро повернулся кругом, и в тот же момент третья пуля угодила в столб и отколола от него длинную щепку. Но в этот момент человек, находившийся по другую сторону клети, открыл частый огонь. Тот, кто стрелял в Трента, яростно закричал и вломился в клетушку, Человек позади Трента крикнул, предупреждая его об опасности, и Трент схватился за рукоятку своего ножа. Нападающий дал длинную очередь, но столбы загородки стояли так часто, что пули попадали в них, и лишь одна угодила в цель.

Вспышки выстрелов обнаружили цель для второго, защищавшего его повстанца. Он выстрелил дважды. Раздался яростный вопль, нападавший споткнулся, его автомат отлетел в сторону, он рухнул как подкошенный и ударился головой о столб. Некоторое время в лунном свете видно было, как вяло движется его рука, затем все замерло.

Луч света от фонаря упал на лицо убитого, и Трент узнал в нем молодого главаря банды, который утром взял его в плен. Фонарь держал в руке старик со шрамом. Он встал на колени возле молодого повстанца и проверил, бьется ли у него сердце. Старик поднял к свету окровавленную руку, покачал головой, то ли опечаленный, то ли просто утомленный этой жизнью, полной непрерывных драм и опасностей, и обернулся к Тренту, который сидел, привалившись спиной к стенке клетушки.

– Такова воля Аллаха, – сказал старик с привычным фатализмом.

Остальные повстанцы уже собрались вокруг, и старик, оторвав взгляд от мертвого тела, снова покачал головой и перед лицом свидетелей тихо спросил:

– Чужеземец, ты хороший человек? Трент молчал под испытующим взглядом старого филиппинца, и тот продолжил:

– Он ненавидел чужеземцев. Две его сестры-проститутки обслуживают туристов в городе Анджелесе. Помолимся Богу, чтобы дал тебе силы быть хорошим человеком и чтобы ты творил в своей жизни добро.

– Я буду стараться.

Стоявшие вокруг люди тихонько повторяли:

– Слава Аллаху!

– Ты ранен? – спросил старик.

– Задело ногу, – ответил Трент.

Они открыли клетку, и один из повстанцев разрезал ему брюки. Из правого бедра обильно текла кровь. Повстанец сделал повязку из полотна и плотно прижал ее к ране, а его товарищ пошел в лагерь за бинтами и антибиотиками.

– Рана быстро заживет, – сказал повстанец, и Трент молча кивнул.

Тем временем труп унесли на носилках. Трент оглянулся и увидел, что старик смотрит на него. Он дал ему обещание делать только добрые дела. И Трент снова подумал о женщине, которую разыскивает. Прошло уже пять дней, как она захвачена в плен. Уплачен ли за нее выкуп?

– На этой неделе пираты напали на корабль в море Суду, – заговорил он. – Они захватили в плен женщину-китаянку.

– Спи пока, – сказал старик. А молодой повстанец добавил:

– Утром сюда прибудет Измаел – он все решит.

Ему развязали руки, не заметив, что он уже успел ослабить узел, и принесли подушку, набитую сухими водорослями. Очевидно, пуля задела нерв, и, когда прошел шок, началась глубокая пульсирующая боль. Он не мог заснуть – его преследовали мысли о женщине, которую он искал.

Похитители бросили ее на грязном полу, как тряпичную куклу. Она не могла говорить. Изо рта текла слюна, нос был в соплях, глаза воспалены.

Они сочли, что девушка уже лишилась разума, что мозг ее мертв и что она уже не ощущает боли от новых пыток. Но они не могли заглянуть в самую сердцевину ее существа, а там, подобно расплавленному золоту, кипела ненависть. Каждое новое унижение, которому она подвергалась, питало эту ненависть, и, хотя она была уже неспособна здраво размышлять, она заранее предвкушала счастье неотвратимой мести. Джей знала, как безгранично могущество ее деда.

Лю следил за рыбаком, который причаливал свою лодку. Рыбак был глубоким стариком, он уже много лет как овдовел. Дети ушли от него – у них давно были собственные дети и внуки, нуждавшиеся в их заботах. Возможно, старик был немного не в себе. Но все еще плавал на лодке с острова на остров, и это доставляло ему удовольствие. В каждой деревне всегда находились другие старики, радушно встречавшие его, – они выслушивали принесенные новости, кормили его и давали приют в своих хижинах.

Лю – почерневший от солнца, в краденых рубахе и штанах, под которыми не так бросалась в глаза его развитая мускулатура, подошел по берегу к рыбаку. Он приветствовал его, пожал руку и обнял с такой силой, что старик охнул и вдруг затрясся от страха. Но Лю разжал объятия и обошелся со старым туземцем очень вежливо. Он посадил его в тенистое место, принес воды и вяленой рыбы. Затем сел напротив и стал смотреть, как тот пережевывает пищу беззубыми деснами.

Поев, старик немного осмелел, и Лю, улыбаясь, вежливо спросил, не знает ли он чего-нибудь о пиратских судах. Старик ответил, что ему знакома каждая лодка на архипелаге. Эти суда, о которых спрашивает Лю, принадлежат племени Бадяо с северных островов. Всего лишь четыре дня назад он видел, как эти суда проплывали мимо. На борту были чужеземцы – люди того же племени, что Лю. Лю должен быть осторожен – эти Бадяо очень опасны. Он может немало порассказать о жестокостях, совершенных ими за многие годы. Христиане испокон веков боялись их и старались их избегать. Но ведь христиане всегда были трусливы – несмотря на то, что у них есть огромные корабли и пушки, побольше, чем ствол пальмы, под которой сейчас сидят они с Лю. Он однажды видел такую пушку собственными глазами. Он видел и то, как японцы обращали христиан в бегство. Все христианские народы одинаковы – что белые, что коричневые. Даже сам их бог тоже был труслив. Разве он не сдался своим врагам и не был потом распят ими на деревянном кресте?

Лю кивнул в знак согласия и дал старику воды, чтобы у него бойчее работал язык. Теперь его уж невозможно было остановить, и Лю пришлось даже прикрикнуть, чтобы выудить у него дополнительную информацию о двух лодках.

Рыбак предложил вернуться на берег – там он нарисует прутиком на песке карту. Ковыляя к морю, старик хвалился, как он хорошо умеет рисовать. Он знает каждую бухту и речку, знает, в какую сторону клонятся деревья, где нужно искать пресную воду, где в мангровых рощах водятся крабы. Да, он так много знает – вот уж действительно Лю повезло, что он встретился с ним.

Старый рыбак рисовал на песке карту и одновременно рассказывал, как он плавал там и сям и что приключилось с ним в том и в другом месте. Принявшись описывать местоположение логова пиратов, он нарисовал песчаную косу, где, как он говорил, деревья клонились под ветром, а за косой – устье небольшой реки, которая протекает через деревню, являющуюся опорной крепостью пиратов. Он нарисовал высящуюся за деревней скалу, а за скалой – вулкан.

Старик был невероятно горд своей работой и своей памятью. Лю подробно расспросил его обо всем, поблагодарил, а затем хладнокровно, одним ударом переломил ему шею, так что старик и охнуть не успел.

Глава 11

Трент, хромая, тащился из своей клети к расчищенной песчаной площади, которая служила повстанцам мечетью. Измаел Мухаммед прибыл на рассвете и сейчас сидел, скрестив ноги и обратив лицо в сторону Мекки. Высокому и худощавому вождю повстанцев было лет тридцать пять. Его последователи относились к нему с явным почтением. Он поклонился Тренту со смирением, присущим истинно верующему, и начал задавать вопросы. Что за человек? Из какой страны? Зачем искал повстанцев? Говорили о какой-то женщине-китаянке – не жена ли она ему? Трент, хорошо знакомый с мусульманским фундаментализмом, в своих ответах соблюдал большую осторожность. Он – англичанин-яхтсмен. Эта женщина-китаянка была похищена с борта теплохода, вся команда которой перебита. Ему говорили, что Измаел Мухаммед знает обо всем, что творится в районе островов Самал. Он обращается к нему с просьбой о помощи.

– Это что, твой обычай – спасать женщин? – спросил Измаел. Веки его попеременно то открывались, то закрывались, как заслонки – в зависимости от того, обращался ли он к Тренту, или к Богу.

Трент ответил, что в этом он видит свой долг, и привел цитату из Корана.

– Так это правда, что ты изучал Священную книгу? – спросил Измаел.

– Да, изучал, – отвечал Трент. – Нужно стараться понять то, что во что веруют миллионы людей.

– Значит, ты изучал и буддизм? Трент кивнул:

– И индуизм?

Было ясно, какой вопрос последует за этим, и, предупреждая его, Трент сказал:

– Да, я изучал также религию евреев. Этот народ немногочислен, но пользуется большим влиянием.

При упоминании заклятого врага, ненавидимого даже здесь – на маленьком островке за тысячи километров от восточного побережья Средиземного моря, – в толпе мусульманских повстанцев раздались глухие возгласы возмущения.

Взгляд темно-карих глаз вождя повстанцев, внимательно разглядывавших Трента, теперь обратился вовнутрь – он беседовал со своим Богом. Янтарные бусы иранских четок – размером с крупные виноградины – одна за другой проскальзывали у него между пальцами и со стуком падали вниз.

– А во что ты веруешь сейчас?

– Я думаю, что должен стараться становиться каждый день немного лучше, чем был вчера.

– И это и есть твоя религия? Трент пожал плечами.

– Таков мой образ жизни. Вчера умер один из твоих людей. – Он обернулся и посмотрел на старика со шрамом на спине, ища у него поддержки. – Я был причиной его смерти. Нищета и необузданное мужское желание создают условия для преступлений. И так повсюду – среди мужчин любого цвета кожи и любого вероисповедания. И что же – их следует кастрировать или убить? Разбомбить публичные дома в Лос-Анджелесе? Расстрелять их владельцев?

– И раз это так, ты считаешь, что не нужно делать ничего?

– Я разыскиваю ту женщину, – поправил его Трент. – Пираты захватили ее на корабле. Тебе известно, кто из пиратов мог устроить такое нападение? Если ты защищаешь таких людей, ты тем самым порочишь собственную репутацию и репутацию своих последователей.

Трент устроил поудобнее раненую ногу.

– И ты один против сорока или пятидесяти человек? – спросил его Измаел. – И к тому же вооруженных тяжелыми пулеметами, а может быть, и небольшими ракетами класса "земля – воздух". Это оружие было закуплено у армии, якобы потерявшей ее в битве с воинами Аллаха. Что ты можешь один поделать с этими пиратами? Или считаешь, что достаточно просто сделать попытку?

– Желательно было бы все же добиться успеха, – сказал Трент, и некоторые из повстанцев заулыбались и закивали. Трент продолжал:

– Это нехорошие люди, богоотступники. Разве так важно, кто именно покарает их? На мачте моей маленькой лодки вы можете найти радиомаяк. Я мог бы включить его, когда твои люди обнаружили меня.

Среди повстанцев вновь поднялся ропот, и многие из них подобрались, как спортсмены, приготовившиеся к прыжку.

– И тогда все вы погибли бы, – произнес Трент при всеобщем молчании. Он оглядел окруживших его людей – у всех были напряженные лица, нахмуренные брови и застывшая угроза в изгибах губ. Он снова взглянул на их вождя. – Это ваша война, – продолжил он. – Какая-то доля правоты должна быть и на вашей стороне. Иначе ради чего вы стали бы скрываться в лесах? Но это ваша война, не моя, я не имею к ней отношения. Я только хочу, чтобы эта женщина была освобождена. Ради этого я должен найти пиратов. Они такие же ваши враги, как и мои.

Измаел что-то сказал одному из своих людей. Тот поднялся и пошел туда, где находилась доска Трента.

– У основания мачты, – тихо добавил Трент, и Измаел отдал распоряжение.

Посланный человек разыскал радиомаяк и принес его Измаелу. Тот проверил прибор, ощупав его чуткими пальцами человека, поднаторевшего в средствах ведения подпольной войны.

– Русский, – определил он.

– Это же ваши старинные друзья, – сказал Трент, памятуя о годах "холодной" войны, когда Советы вооружали как филиппинских коммунистов, так и мусульман, сражавшихся против диктатуры Map-коса, поддерживавшейся Соединенными Штатами.

– Они неверные, но они были нам полезны, – признал Измаел.

– Выгода была взаимная. На сигнал радиомаяка должен отозваться командор Мануэль Ортега.

Окружавшие их повстанцы снова зароптали, услышав ненавистное имя шефа сил специального назначения, который изгнал их собратьев по оружию и вере из горных твердынь Минданао и Басилана.

– Война порой порождает удивительные союзы, – покачал головой Трент. – Избавьтесь от этих пиратов раз и навсегда. Или они ваши союзники? Может быть, вы прикрываетесь их оружием?

Итак, жребий брошен. Он продолжал спокойно смотреть прямо в глаза Измаелу Мухаммеду. Больше ему сказать нечего. Теперь вождю повстанцев оставалось только либо согласиться с его просьбой, либо отдать приказ о его казни. Что победит – воля Господня или практические соображения? И вновь мысли Трента обратились к женщине. Выкупили ли ее? Надеется ли она на спасение? Или, может быть, уже мертва? Или настолько близка к смерти, что ей все безразлично? Или над ней надругались, и она сама молит о смерти?

Среди повстанцев раздавался ропот, люди размахивали оружием. Один из них, вскочив на ноги, с криком ринулся через песчаную площадь. Трент стал сомневаться – уж не переоценил ли он власть, которой обладает Измаел. Но в этот момент решительный голос вождя положил конец спорам:

– Отведите его назад в клетку!

Старый филиппинец запер замок, посмотрел на Трента и заковылял по дорожке, но через несколько минут вернулся и принес ему кокосовый орех. Уходя, он оставил Тренту свой нож, чтобы тот смог взрезать орех. А может быть, старик рассчитывал, что иностранец при помощи ножа сможет выбраться из клетки, столбы которой были уже кое-где ослаблены попавшими в них пулями? Трент подумал, что, наверное, старик хочет предоставить ему возможность бежать, не уверенный, что сможет взять верх в споре. Но это был безнадежный вариант, и поэтому он выпил кокосовое молоко, съел мякоть ореха, а затем улегся в тени подремать, пока повстанцы примут свое решение.

Часом позже к клетке подошел Измаел с тремя своими людьми. Он открыл дверь и сел на корточки в пыли возле англичанина.

– Мы все обсудили, – сказал он и вынул из рукава янтарные четки. "Клик" – стучали бусины четок у него в пальцах – "клик, клик". – Кое-кто считает, что ты шпион. Они хотят убить тебя.

Трент поднялся и сел, опершись спиной о столб и вытянув раненую ногу. Темно-карие глаза лидера повстанцев напоминали ему монаха, преподававшего философию в их школе. На своем последнем летнем семестре Трент беседовал с этим монахом по-итальянски по часу трижды в неделю. Эти беседы происходили на террасе; монах наблюдал за ним с нежностью и отчаянием. И теперь, в этой клетке Трент размышлял – знал ли тогда монах, что его ученик уже отмечен секретной службой и что способности к языкам нужны правительству для того, чтобы использовать молодого человека в качестве хорошо обученного убийцы.

Он показал Измаелу нож, который дал старик.