Луиза пробиралась внизу под облаком, красная пелена смыкалась на ее лице, словно преображенное наступление ночи. Теперь не только влажный ветер, дувший в лицо, мешал ей идти, ее шаг замедлялся от усиливающегося чувства хмурой тяжести. Раскаты грома над головой звучали все громче, не умолкая совсем. Раздваивающиеся темные полосы издавали глухой треск между раскатами грома; черная молния извлекала фотоны из небесного свода.

Когда они прощались, Женевьева предложила ей взять серебряную подвеску Кармиты с землей. Луиза отказалась. Теперь она об этом пожалела. Ей пригодился бы любой амулет против зла. Она решила думать о Джошуа, своем истинном амулете против грубой правды жизни за пределами Норфолка. Но это только вынудило ее перейти к воспоминаниям об Энди. Она все еще об этом не жалела — нисколько, как будто бы это имело значение.

Луиза пошла по Розбери-авеню и повернула на Фаррингтон-Роуд, когда прямо перед ней на улицу вышли одержимые. Их было шестеро, одетые в простые черные костюмы, они двигались неспешной праздной походкой. Они выстроились между тротуарами и стояли, глядя на нее. Она подошла к тому, кто был в середине, высокому худому мужчине с копной напомаженных каштановых волос.

— Девушка, какого черта ты тут разгуливаешь? — спросил он.

Луиза направила трубочку с антипамятью прямо на него, кончик оказался едва ли не в футе от его лица. Он весь сжался, что показывало, что он знает, что это такое. Для нее это не было особенным утешением; у кого-то еще была такая же трубка, и она знала, у кого.

— Проводите меня к Квинну Декстеру, — сказала она.

Все они начали хохотать.

— Ах, к нему? — спросил тот, которому она угрожала. — Девчонка, да ты ненормальная — или в чем дело?

— Я буду стрелять, если не проводите. — Голос у нее почти хрипел. Они должны это знать, и знать почему, со своими дьявольскими сверхощущениями. Луиза крепче сжала оружие, чтобы не так дрожала рука.

— Радость моя, — сказал он.

Луиза выставила трубку вперед. Его голова с синхронной точностью отпрянула.

— Не нажимай, сука.

Одержимые пустились в путь по улице. Луиза сделала два неуверенных шажка.

— Пошли за нами, — скомандовал один из них. — Мессия тебя ждет.

Луиза высоко подняла оружие, хотя особенной пользы в этом не было: они все теперь повернулись к ней спинами.

— Это далеко?

— Возле реки, — он оглянулся через плечо, губы растянулись в широкую улыбку: — Ты хоть имеешь понятие, что ты делаешь?

— Я знаю Декстера.

— Нет, не знаешь. Ты бы так не поступала, если бы знала его.

Изображения, переданные когда-то со «Свантик-ЛН», были по крайней мере четкими. С расстояния в миллион километров очертания Спящего Бога были совершенно безошибочными: два вогнутых острых конуса в три с половиной тысячи километров длиной. В совершенстве симметричная геометрия выдавала искусственное происхождение. Центральный обод был острым, казалось, он сужается к краю, и толщина его измерялась молекулами, а кончики сбоку имели форму рапиры. Не было ни одного человека на борту «Леди Макбет», который не заметил бы, как неуместно выглядел космический корабль, отражаясь на одном из этих стройных концов.

Болью отправила по направлению к нему пять астрофизических поверхностных сателлитов, атомных управляемых снарядов с многосторонними сенсорами; они разлетелись полукругом прочь от корабля по траекториям, которые расположат их ожерельем вокруг Спящего Бога.

Джошуа повел всю команду вниз, в помещение в капсуле С, где собрались Ренато, Алкад, Питер и Кемпстер, чтобы растолковать значение данных сателлитов и сенсоров самой «Леди Макбет». К ним присоединились также Самуэль, Моника и один из сержантов.

Голографические экраны выступили из панелей, установленных для обработки астрофизических данных. Все экраны содержали разные изображения Спящего Бога. Они были окрашены всеми оттенками радуги и, вместе с тем, представляли графическое изображение. Главный аудиовидеопроектор показал грубую визуально-спектральную картину, материализуя ее в середине помещения. Спящий Бог один сверкал в космосе, солнечный свет отражался от его серебряной поверхности длинными отблесками. Это была первая аномалия, хотя у Ренато ушла целая минута пристального и растерянного изучения, прежде чем он осознал очевидное.

— Эй, — воскликнул он. — Тут же нет теневой стороны!

Джошуа нахмурился перед АВ-отражением, затем проник непосредственно в процессорную консоль, чтобы проверить. Сателлиты подтвердили это наблюдение, все части Спящего Бога были одинаково яркими.

— Он генерирует этот свет изнутри.

— Нет, — возразил Ренато. — Спектр соответствует звезде. Свет, должно быть, каким-то образом огибает его. Это согласуется с наблюдением тиратка о том, что тут мы имеем дело с искривлением пространства.

— Алкад? — позвал Джошуа. — Он что, сложен из нейтронов? — Было бы окончательной иронией, если бы Бог был сделан из той же субстанции, что и ее оружие.

— Минутку, капитан. — Физика, казалось, что-то заботило. — Мы получаем сведения от гравитационных детекторов, находящихся на линии.

Несколько голографических экранов разразились цветными изображениями. Алкад и Питер прочли их с удивлением. Они одновременно повернулись к центральному процессору.

— Что такое? — спросил Джошуа.

— Я бы предположил, что этот так называемый бог на самом деле — голая черная дыра.

— Да пошел ты подальше, ни в коем случае! — с негодованием воскликнул Кемпстер. — Он же вполне твердый и прочный!

— А ты погляди на конфигурацию, — сказала Алкад. — Кроме того, мы определяем поток вакуумных колебаний гравитационной волны, все они происходят при очень малой длине волны.

— Сателлиты улавливают регулярность колебаний, — сообщил ей Питер.

— Что? — Алкад начала изучать один из дисплеев. — Пресвятая дева, это же невозможно! Вакуумные колебания должны быть произвольными, потому-то они и существуют.

— Ха, — удовлетворенно хмыкнул Кемпстер.

— Я же знаю, что такое черная дыра, — вмешался Джошуа. — Точка бесконечного сжатия массы. Из-за него и образуется черная дыра.

— Это то, что образует условный радиус черной дыры, — поправил Кемпстер. — Космический надзиратель вселенной. Физики, математики — все они спотыкаются о бесконечность, потому что вы не можете получить бесконечность, она недостижима в действительности.

— За исключением некоторых весьма специфических случаев, — добавила Алкад. — Обычный гравитационный коллапс звезд — явление сферическое. Если середина сжалась до точки, где ее гравитация превышает температурный рост, все со всех направлений одновременно падает в центр. Коллапс заканчивается тем, что вся эта материя сжимается в этой вашей бесконечной точке, в черной дыре. И к этому времени ее гравитация становится насколько сильной, что ничто не может спастись, даже свет: радиус черной дыры. Однако же теоретически, если вы будете вращать звезду до этого события, центробежная сила исказит ее очертания, вытянув ее вовне вдоль экватора. Если вращение будет достаточно быстрым, экваториальный радиус таковым и останется во время коллапса. — Она указала пальцем на спроектированное изображение. — Звезда примет именно такую форму, так и есть. И до самого окончания времени коллапса, когда вся звездная материя достигнет плотности черной дыры, она все еще будет иметь эту конфигурацию, и на мгновение, до того, как продолжающийся коллапс втянет ее в сферу, часть этой бесконечной массы образует снаружи радиус черной дыры.

— На мгновение, — настойчиво подчеркнул Кемпстер, — но не на пятнадцать тысяч лет.

— Похоже на то, что кто-то научился, как на неопределенное время заморозить это мгновение.

— То есть как алхимик? — передал ей Джошуа.

— Нет, — передала она в ответ. — Такого рода уплотнения массы далеко превосходят все то, чего добилась я при помощи алхимической технологии.

— Если масса этого тела бесконечна, — педантично продекламировал Кемпстер, — звезда будет окутана радиусом черной дыры. Свет сквозь него не пройдет.

— И все же он проходит, — возразила Алкад. — С каждой части поверхности.

— Вакуумные колебания, должно быть, выносят фотоны наружу, — сказал Ренато. — Это и есть то, что мы здесь видим. Кто бы это ни сотворил, он сначала научился управлять вакуумными колебаниями. — Он с удивлением улыбнулся: — У-ух ты!

— Неудивительно, что это явление называют богом, — с благоговением вымолвила Алкад. — Отрегулированные вакуумные колебания. Если вы можете этого достигнуть, нет пределов вашему могуществу.

Питер с восхищением посмотрел на нее:

— Порядок из хаоса!

— Кемпстер? — спросил Джошуа.

— Не нравится мне эта идея, — сказал старый астроном со слабой усмешкой. — Но я не могу ее опровергнуть. В самом деле, она может даже объяснить прыжок «Свантика-ЛН» к другой звезде. Вакуумные колебания могут иметь отрицательную энергию.

— Конечно, — подтвердил Ренато. Он с энтузиазмом улыбнулся своему боссу, моментально ухватив идею. — Оно, должно быть, крайне странное, это состояние, которое держит открытыми прыжковые ямы. Точно как искривленные поля космоястребов.

Самуэль, который во время всей этой дискуссии только покачивал головой, вступил в нее:

— Но зачем? — спросил он. — Зачем создавать что-либо подобное, для чего оно?

— Это постоянный источник прыжковых ям, — объяснила Алкад. — И тиратка говорили, что это способствует развитию биологических существ. Это всеобщий генератор звездных двигателей. Вероятно, его можно использовать для перелетов между галактиками.

— Бог мой, межгалактические перелеты! — мечтательно воскликнул Лайол. — Как насчет этого?

— Очень мило, — вставила Моника. — Но едва ли это поможет нам расправиться с одержимыми.

Лайол бросил на нее взгляд, полный страдания.

— О'кей, — заключил Джошуа. — Если вы, ребята, правы насчет того, что это искуственно созданная неприкрытая черная дыра, должен иметься какой-то центр управления вакуумными колебаниями. Вы его еще не нашли?

— Так там ничего нет, кроме самой черной дыры, — ответил Ренато. — Наши сателлиты прочесывают всю поверхность. Ничто не скрывается ни на той стороне, ни на орбите.

— Должно же быть что-то еще. Тиратка получили это, чтобы открыть для себя прыжковые ямы. Как нам это найти?

Его нейросеть объявила о том, что открылся новый канал связи.

— А вы спросите, — датавизировала черная дыра.

Люминесценция облака оставалась постоянной, но его тень сильно отошла от спектра, когда Луиза приблизилась к эпицентру. Когда она шла по вымощенной площади, приближаясь к собору Святого Павла, каждая поверхность окрасилась ярко-малиновым. Резные каменные фигуры, украшающие прекрасное старинное здание, отбрасывали длинные черные тени вниз по стене, черные, точно тюремные, решетки плотно охватывали его, уничтожая последние остатки святости.

Эскорт Луизы приплясывал вокруг нее, как бы исполняя безумный мавританский танец14, приглашая ее идти вперед насмешливыми жестами. Рычание грома прекратилось, как только она дошла до больших дубовых дверей, уступив место тягостной тишине. Луиза вошла в собор.

Она сделала два шага вперед, затем заколебалась. Двери захлопнулись у нее за спиной, вызвав завывание холодного воздуха. Тысячи одержимых стояли в ожидании вокруг нефа, одетые в детально разработанные костюмы из каждой эры человеческой истории и культуры, все беспросветно-черные. Все они стояли к ней лицом. Начал играть орган, воспроизводя «Свадебный марш» Мендельсона в аранжировке для тяжелого рока. Луиза зажала уши руками, так громко звучала музыка. Все одержимые повернулись лицом к алтарю, оставив расчищенным единственный узкий проход у самого нефа. Луиза пошла по нему. Это было бессознательно, ее конечности двигались так, как им приказывала массовая воля одержимых. Ее трубка с антипамятью выпала из ослабевших пальцев после того, как она сделала несколько первых шагов, оружие загрохотало по расколовшимся плитам пола. Призраки приближались к ней, вытянув руки, прося о чем-то. Они проскальзывали мимо нее, печально качая головами, а она продолжала идти.

Музыка прекратилась, когда она достигла переднего ряда одержимых. Они стояли на уровне поперечного нефа; перед каждым из них пол под сводчатым куполом был пустым. Железные светильники с грязными пахучими огнями освещали стены, черных дым от них покрывал копотью бледный резной камень. Луиза не могла как следует видеть центр купола, его загораживал столб серой пыли. Высоко над ней тянулась галерея. Несколько человек стояли там, опершись на перила, глядя вниз па Луизу не без интереса.

Принуждающие ее силы перестали действовать, и она, шатаясь, сделала еще несколько шагов.

— Здравствуй, Луиза, — поздоровался Квинн Декстер. Он стоял перед оскверненным алтарем и был абсолютно неразличим в своем черном одеянии.

Она сделала еще несколько неуверенных шагов. Страх заставил сжаться каждый мускул ее тела. Она не была даже уверена, что простоит на ногах еще долго.

— Декстер?

— И никто иной, — он чуть отодвинулся в сторону, давая ей увидеть тело человека, распростертое на алтаре. — И вот Божий Брат снова свел нас всех троих вместе.

— Флетчер, — прохрипела она.

Квинн вытянул руку по направлению к ней, обнажив лебедино-белую ладонь. Когтистый палец поманил ее, даруя разрешение приблизиться.

Рваные раны и высохшая кровь у него на коже заставили ее перепугаться. Но когда Луиза подошла ближе, она увидела, что его мышцы сгруппировались и дрожат. Незнакомое лицо было искажено страданием, он быстрыми болезненными глотками всасывал в себя воздух.

— Флетчер?

Квинн повел рукой, и электричество отключилось. Тело резко свалилось на камень, задыхаясь в шоке. Очень медленно лицо Флетчера появилось на месте залитых кровью черт. Цепи и металлические обручи, связывавшие его, упали. Все его раны исчезли из виду, материализовалась его обычная морская форма. Он осторожно сполз с алтаря.

— Моя дорогая госпожа. Не следовало вам приходить.

— Я должна была.

Квинн расхохотался:

— Это твой зов, Флетчер. Ты теперь же можешь выйти отсюда вместе с ней, если примешь правильное решение. Если же нет — она моя.

— Моя госпожа, — лицо Флетчера перекосила боль.

— Каким образом ты можешь отсюда выйти? — спросила Луиза.

— Он всего только должен записаться в армию проклятых, — пояснил Квинн. — Я даже освобожу его без этих кровавых ран.

— Нет, — сказала Луиза. — Флетчер, этого нельзя делать. Я пришла сюда, чтобы предостеречь вас всех. Это необходимо остановить. Вы должны развеять это красное облако.

— Это что — угроза, Луиза? — спросил Квинн.

— Вы напугали Терцентрал этим красным облаком. Они думают, что вы собираетесь унести Землю из вселенной. Президент не допустит, чтобы такое случилось. Он собирается применить оружие стратегической защиты против Лондона. Все погибнут. Миллионы и миллионы людей.

— Я не погибну, — заверил Квинн.

— Но погибнут они, — Луиза взмахнула рукой в направлении молчаливых рядов его учеников. — Без них ты ничто.

Скользящей походкой Квинн придвинулся к Луизе. Его лицо выбралось из глубины теней, чтобы она разглядела его яростное выражение.

— Ненавижу тебя, Божий Брат.

Он ударил ее, вкладывая в пощечину свою энергистическую силу, чтобы увеличить мощь удара.

Луиза закричала от боли, отступила назад — только для того, чтобы стукнуться об алтарь. Она рухнула на пол, всхлипывая, а кровь текла у нее изо рта.

Флетчер потянулся вперед и обнаружил, что конец трубки с антипамятью, зажатый в руке Квинна, упирается ему в нос.

— А ну, назад, скотина трахнутая, — рыкнул Квин. — Назад!

Флетчер отступил, тяжело дыша.

Квинн устремил взгляд вниз, на Луизу.

— Ты сюда явилась, чтобы спасти людей. Людей, которых ты никогда не видела. Людей, которых ты никогда даже не узнаешь. Разве не так?

Луиза всхлипывала от боли, прижав ладонь к лицу. Кровь вытекала у нее изо рта и капала на пол. Она посмотрела на него снизу, неспособная что-либо соображать.

— Разве не так?

— Да, — прорыдала она.

— Ненавижу эту благопристойность. Ты воображаешь, будто можешь со мной общаться на одном уровне, потому что внутри я должен быть человечен, что у меня есть сердце. И в конце концов я собираюсь стать разумным. И тогда, конечно, я отступлю и обговорю условия с главными гребаными начальниками копов, которые стреляют мне в задницу с тех самых пор, как я вернулся на эту прогнившую, заваленную мусором и отходами планету. Вот почему я тебя ненавижу, Луиза. Ты — конечный продукт религии, которая систематически в течение двух с половиной тысяч лет настроена на то, чтобы сковать кандалами змею. Религии, все они, запрещают проявляться нашей истинной природе, они все пробуждают нас, чтобы мы всю жизнь проводили в низкопоклонстве перед ложным Богом. Это путь, который ты приветствуешь, Луиза, это то, чем ты являешься: добросердечной. Одним своим существованием ты — враг Светоносца. Мой враг. Я так сильно тебя ненавижу, что чувствую от этой ненависти физическую боль. И ты за это заплатишь. Никто еще не приносил мне вреда, чтобы после уйти и посмеяться надо мной со своими дружками. Я тебя сделаю армейской шлюхой. Я заставлю тебя трахнуться со всеми моими последователями. Они будут тебя трахать до тех пор, пока ты не повредишься умом и у тебя не разорвется сердце. А тогда, когда ничего от тебя не останется, кроме куска обезумевшей плоти, истекающей кровью, которая унесет из тебя жизнь в сточную канаву, я воспользуюсь убийцей душ для того, чтобы вышвырнуть то, что от тебя останется, из вселенной, потому что я ни за что не захочу быть с тобой в аду ни единой ночи. Ты этого недостойна.

Луиза отшатнулась от него и ползла по полу, пока не смогла опереться на алтарь.

— Ты можешь все это проделать, можешь издеваться надо мной до тех пор, пока я не откажусь от всего, во что верю. Но ты никогда не изменишь существа того, что я собой представляю сейчас. И только это имеет значение. Я верна себе. Я уже победила.

— Тупозадая шлюха. Вот почему ты и твой ложный Господь всегда будете терпеть поражение. Твоя победа у тебя в голове. Моя — победа физическая. И она настолько, мать твою, реальна, как ты только можешь себе вообразить.

Луиза с вызовом взглянула на Квинна:

— Когда зло станет править, тебя сокрушит добро.

— Полная чушь. Подобные тебе не смогут сокрушить армию, которую я вывожу на поле битвы. Скажи ей, Флетчер, будь с ней честен. Победит моя армия? Наступает Ночь?

— Флетчер! — воззвала к нему Луиза.

— Моя госпожа… Я … — Он уронил голову в полном отчаянии.

— Нет! — выдохнула Луиза. — Флетчер!

Квинн следил за ней в свирепом удовлетворении.

— Готова теперь понаблюдать за скверной частью? Ну! — Он потянулся вниз и схватил ее за плечо, силой вынуждая встать на ноги.

— Убери от нее руки! — потребовал Флетчер.

Плотный комок воздуха ударил у него в животе, и по каждому нерву тела его хозяина огнем разлилась боль. Его с силой отшвырнуло и отправило назад. Даже когда он приземлился на плитки пола, он продолжал скользить, как будто бы под ним оказался лед. Когда он перестал двигаться и собрался с мыслями, выяснилось, что он под самым центром купола.

— Не шевелись, — приказал Квинн.

Пятиугольник из высоких языков белого пламени вспыхнул вокруг Флетчера, четко обозначая его местонахождение. Флетчер беспомощно наблюдал, как Квинн потащил Луизу к южному поперечному нефу. Они исчезли за дверью.

Внутри ступеньки вели вверх. Луиза вынуждена была бежать, чтобы держаться в ногу с Квинном. Винтовая лестница вела все дальше и дальше, вызывая у нее ужасное головокружение, а боль с одной стороны головы стала такой сильной, что ей казалось — ее вот-вот вырвет.

Через узкий проход с аркой они вышли на галерею, окружающую здание. Квинн шел по нему кругом, пока не смог сверху видеть неф. Он толкнул Луизу к молодой девушке в кожаной жилетке и в розовых джинсах.

— Присмотри за ней, — велел он.

Сначала Луиза подумала, что Кортни — одержимая; волосы у нее были ярко-зеленого цвета, все они торчали стоймя и завивались на концах похожими на языки пламени закорючками. Но у нее на щеках повсюду виднелись струпья, как от чесотки, руки были покрыты гноящимися ранами, а один глаз так распух, что почти не открывался.

Кортни захихикала и плотно ухватила Луизу.

— Я первая тебя получу.

Ее язык лизнул Луизу за ухом, а руки плотно сомкнулись на ее ягодицах.

Луиза простонала, когда ноги стали отказываться служить ей.

— Ах ты, дерьмо, — Кортни толкнула Луизу на низкую скамью, которая шла по всей галерее.

— Мы не проживем достаточно долго для этого, — хрипло заверила ее Луиза.

Кортни озадаченно посмотрела на нее.

Квинн положил руки на перила и поглядел вниз на свою молчаливую команду последователей, набившуюся в неф. Кристиан Флетчер не шевелясь стоял в центре пылающих огней пентаграммы, голова откинута назад так, чтобы ему видеть галерею.

Квинн сделал жест рукой, и тюремная камера из белых огней исчезла, оставив на полу одного Флетчера.

— Прежде чем начнется рассвет, объявляю, что на нашем сборище отсутствует еще одно лицо, — провозгласил Квинн. — Хотя я знаю, что он здесь. Ты ведь всегда здесь, разве не так? — Легкая интонация неудовольствия заставила его последователей беспокойно задвигаться.

Квинн сделал знак своему ученику пройти на галерею, тот подвел к нему Грету. Ее толкнули, больно ударив о перила, она чуть не свалилась через них вниз. Квинн схватил ее за загривок, встряхнул, заставляя держать голову прямо. Льняные волосы рассыпались по лицу, когда ее дыхание стало прерывистым.

— Скажи свое имя, — велел ей Квинн.

— Грета, — почти прошептала она.

Он вынул из складок своего одеяния трубку с антипамятью, почти ткнул ей в глаза:

— Громче.

— Грета. Я Грета Манани.

— О, папа, — позвал Квинн. — Папа Манани, выходи, выходи, где бы ты ни был!

Одержимые, толпой собравшиеся в нефе, начали озираться. Среди них слышались растерянные тихие голоса. Квинн пробегал взглядом по их головам, ища кого-то, кто там двигался.

— Выходи сюда, затраханный! ПРЯМО СЕЙЧАС! Или я убью ее душу. Ты меня слышишь?

Звук одиноких шагов эхом отдался по всему собору. Притихшие одержимые послушно расступались, чтобы пропустить Пауэла Манани. Надсмотрщик иветов выглядел точно так же, как когда Квинн видел его в последний раз на Лалонде: загорелый мужчина, одетый в клетчатую рубашку, красную с серым.

Он вышел из купола, положил руки на бедра и улыбнулся Квинну:

— Я вижу, ты все еще целиком проигрываешь, ивет.

— Да никакой я тебе не затраханный ивет! — пронзительно закричал Квинн. — Я Мессия Ночи!

— Это неважно, будь ты хоть кем. Если ты причинишь вред моей дочери, Мессия, затраханный во все места, я лично закончу работу.

— Я уже нанес ей вред. Давным-давно.

— Но это было не так скверно, как то, что мы проделали с твоими дружками Лесли и Кеем и со всеми остальными иветами, которых мы поймали.

С секунду Квинн размышлял, облокотившись на перила и мысленно устремляясь вниз прямо на надсмотрщика, угождая своему Змию-искусителю. Пик его гнева возрос. Вероятно, это и было то, чего хотел Манани. Квинн мог ощущать, какой мощной была энергистическая власть этого человека. Если бы воспользоваться им как жертвой темным ангелам, Квинн был бы куда как больше доволен.

— Если ты ее убьешь, — объявил Пауэл, — ты не получишь от меня помощи. А если ты в клочья разнесешь это тело, я просто приду снова, как и раньше. Я все так и буду приходить до тех пор, пока это не будет улажено между нами.

— Я не собираюсь вышвыривать тебя из твоего тела, даже после того горя, которое ты мне причинил. Я недостаточно для этого хорош, помни. А теперь — стой на месте, не то я убью душу твоей дочери.

Пауэл оглядел пустой пол под куполом, как будто бы он просто осматривал обыкновенную комнату.

— Наверное, ты тоже из его дерьмового списка, да? — спросил он Флетчера.

— Да, сэр.

— Не волнуйся, он сделает ошибку. Он недостаточно умен, чтобы выполнять что-нибудь такое. А когда все придет в порядок, хозяином положения будет не он, а я.

Квинн широко распростер руки в объятии, направленном на собравшихся внизу одержимых.

— А теперь, когда все здесь, — начнем.

Джошуа Калверту удалось преодолеть шок без всякой помощи со стороны программирования. Он понимал, что значительность этого момента слишком велика для того, чтобы вмешивать что-то еще, кроме совершенной ясности.

— Так ты и есть Спящий Бог тиратка? — датавизировал он.

— Ты знаешь, что это так, капитан Калверт, — получил он ответ из черной дыры.

— Если тебе известно, кто я такой, значит, тиратка были правы, говоря, что ты видишь всю вселенную.

— Разумеется, вселенная для этого слишком велика, но если дать ответ в соответствующем контексте — да. Я вижу во вселенной все то, что тебе известно, и еще очень многое кроме того. Моя квантовая структура дает возможность для самых широких контактов в большом объеме пространства-времени, и в других мирах тоже.

— Неподходящая личность для мелкого разговора, это точно, — прошептал Лайол.

— Значит, тебе известно, что существа моего вида одержимы душами наших же мертвых? — спросил Джошуа.

— Да.

— Есть ли решение этой проблемы?

— Есть очень много решений. Как намекнули тебе киинты, каждый народ и вид находит условия, касающиеся этого жизненного аспекта, своим собственным путем.

— Так пожалуйста, не знаешь ли ты того пути, который применим к нам?

— Многие применимы. Я не преднамеренно тупой, я могу дать вам полный перечень, и я могу и захочу помочь вам применить их, когда понадобится. Чего я не сделаю, так это никогда не приму решения вместо вас.

— Почему? — спросила Моника. — Почему ты нам помогаешь? Я вовсе не хочу быть неблагодарной. Просто я любопытна.

— Тиратка также были правы, когда сказали вам, что я существую для того, чтобы помогать прогрессу биологических существ. Хотя те особые обстоятельства, перед которыми теперь оказались люди, не были причиной моего создания.

— Тогда для чего ты был создан? — спросила Алкад.

— Народ, который создал меня, достиг пика своего развития, интеллектуального, физического и технического. Факт, который должен быть самоочевиден для вас, доктор Мзу. Мое существование заключено в содержащую меня вакуумную пульсацию. Это обеспечивает мне усиленную способность манипулировать массой и энергией; для меня мысль есть деяние, эти два понятия суть одно и то же. Я использовал эту способность, чтобы раскрыть ворота в иной мир для моих создателей. Они мало о нем знали, кроме того, что он существует; его параметры слишком отличаются от этой вселенной. Так что они решили начать новую фазу существования, живя в нем очень давно: они покинули эту вселенную.

— И ты помогал прогрессу различных видов разумных существ двигаться по пути эволюции с тех самых пор? — спросил Джошуа.

— Мне не требуется постоянная причина для того, чтобы существовать, не нужна никакая мотивация. Такая психология происходит от биологической обусловленности. Мое же происхождение не биологическое, я существую потому, что меня создали. Вот как просто.

— Тогда почему ты помогаешь?

— Опять-таки, простой ответ будет — потому что могу. Но есть и другие соображения. Это воплощение той проблемы, с которой представители вашего вида сталкивались миллионы раз на протяжении своей истории, на самом деле, почти ежедневно. Вы встретили ее на Мастрит-ПД. Когда и где не надо вмешиваться? Вы уверены, что поступили правильно, когда дали моздва технику ПСП? Ваши намерения были хорошими, но в более широком смысле вами руководил эгоистический интерес.

— Разве мы поступили неправильно?

— Разумеется, моздва так не считает. Такие суждения относительны.

— Значит, ты все время не помогаешь всем?

— Нет. Такой уровень вмешательства, ориентирующегося на то, чтобы естественная природа биологической жизни совпадала с моими желаниями, каким бы доброжелательным оно ни было, сделало бы меня вашим правителем. Разумная жизнь имеет свободную волю. Мои создатели верят, что поэтому и существует вселенная. Я уважаю это мнение и не стану вмешиваться в самоопределение.

— Даже когда мы устроим хаос вещей и понятий?

— Это опять было бы навязывание суждений.

— Но ты желаешь нам помочь, если мы попросим?

— Да.

Джошуа, слегка пришедший в замешательство, посмотрел на спроектированное изображение черной дыры.

— Ладно, мы определенно об этом просим. Можем мы получить перечень решений?

— Можете. Я бы сказал, они принесут вам больше пользы, если вы осознаете, что произошло. Таким образом вы сможете с большей информированностью вырабатывать то решение, к которому должны обратиться.

— Это кажется разумным.

— Подождите, — перебила Моника. — Ты говоришь, мы должны принять решение. Как мы это сделаем?

— О чем ты толкуешь? — спросил Лайол. — Когда мы услышим, каково предложение, тогда и выберем.

— Выберем? Мы что, должны провести голосование здесь, на корабле, или отправиться назад, на Ассамблею Конфедерации, и попросить их решать? Что именно? Сначала нам надо определенно знать это.

Лайол оглядел помещение, пытаясь определить общее настроение.

— Нет, возвращаться мы не станем, — сказал он. — Это же то самое, зачем мы сюда прилетели. Юпитерианское Согласие считало, что мы должны выполнить эту задачу. Так что я утверждаю — делаем это.

— Мы решаем будущее всего рода человеческого, — протестовала Моника. — Мы не можем так просто к этому относиться. И потом… — Она указала пальцем на Мзу. — Тысяча дьяволов, она едва ли компетентна, чтобы решать за всех остальных. Я это так понимаю. Ты готова была использовать Алхимика против целой планеты.

— В то время как Королевское разведывательное агентство — организация, настолько высокоморальная, что можно позавидовать, — огрызнулась в ответ Алкад. — Сколько народу ты убила, чтобы меня выследить?