— Значит, благородство не утонуло во тьме времен. Что ж, удовольствуюсь сим.

— А как вышло, что вы не знаете про старую Англию? — спросила Женевьева. — Вы же знали, что Кестивена находится там.

— Какой сейчас год, малышка?

Женевьева подумала, не обидеться ли на «малышку», но незнакомец, кажется, не хотел ее обидеть.

— Сто второй от Поселения. Но это норфолкские годы, по четыре земных каждый. Так что на Земле год 2611-й.

— Две тысячи шестьсот одиннадцать лет от Рождества Господа Нашего, — с трепетом проговорил Титреано. — О небеса! Так долго? Хотя муки мои казались вечными.

— Какие муки? — спросила Женевьева с невинным любопытством.

— Муки, претерпеваемые всеми проклятыми душами на том свете, малышка.

У Женевьевы отпала челюсть.

— Вы были мертвы? — переспросила Луиза недоверчиво.

— Да, леди Луиза. Я был мертв восемь сотен лет.

— Это и называется одержанием? — поинтересовалась Кармита.

— Да, сударыня, — сурово ответил Титреано. Кармита ущипнула себя за нос.

— Как же ты вернулся?

— Не знаю. Мне отворили дорогу в сердце этого тела.

— Так это не твое тело?

— Нет. Се смертный юноша именем Эамон Гудвин, хотя ныне я ношу собственный облик поверх его лика. И я слышу, как он стенает во мне. — Он посмотрел Кармите в глаза. — Потому и преследуют вас прочие. Миллионы душ скованы в бездне мук. И все они жаждут живых тел.

— Наших? — пискнула Женевьева.

— Да, малышка. Прости.

— Слушайте, — вмешалась Кармита, — все это дико интересно, полная чушь, конечно, но интересно. Но на случай, если вы не поняли, — мы в глубокой заднице. Не знаю, что вы за уроды — одержимые зомби или что-то попроще и поласковей, типа ксеноков-телепатов, но когда этот зеленый ублюдок добредет до Колстерворта, он вернется с толпой приятелей. Лично я сейчас распрягу коня, мы трое, — она обвела жестом сестер и подняла бровь, — уносим ноги. Так, мисс Кавана?

— Так, — кивнула Луиза.

Титреано оглядел упряжного конька, потом вороного жеребца.

— Если таковы ваши намерения, лучше бы вам двинуться в кибитке. Седел у вас нет, а сей могучий скакун подобен Геркулесу силою. Полагаю, он сможет тянуть повозку много часов.

— Гениально, — фыркнула Кармита, спрыгнув с облучка и треснув кулачком по борту накренившейся кибитки. — Вот только кузнеца подождем, да?

Титреано улыбнулся и подошел к валявшемуся в кювете колесу.

Ядовитые слова застыли у Кармиты на языке, когда Титреано одной рукой, точно детский обруч, понял колесо — пяти футов в поперечнике, из доброго крепкого тайферна. В свое время его прилаживали на место трое здоровых мужиков.

— Господи! — Кармита не знала, радоваться ей или ужасаться. Если все захватчики таковы, то у Норфолка давно нет никакой надежды.

Титреано подошел к кибитке и наклонился.

— Ты же не…

Он поднял повозку за уголок — фута на три. На глазах Кармиты сломанная ось сама собой распрямлялась, излом на середине ее смазался, на краткий миг дерево потекло, точно вода, и трещина пропала, будто ее и не было.

Титреано одним движением насадил колесо на место.

— Да что же ты такое? — выдавила Кармита.

— Это я уже объяснил, миледи, — ответил Титреано. — Заставить же вас поверить не в моей власти. То может повелеть один Господь Бог.

Он шагнул к вороному жеребцу и протянул руки:

— Слезай, малышка.

Женевьева поколебалась.

— Давай, — шепнула ей на ухо Луиза.

Если бы Титреано желал им зла, с девушками уже было бы покончено. Но чем больше Луиза наблюдала этих странных пришельцев, тем черней становилось у нее на сердце. Кто может противиться эдакой мощи?

Женевьева лукаво улыбнулась и, перебросив ногу через седло, соскользнула в объятия Титреано.

— Благодарю вас, — проговорила она. — И за то, что помогли нам, тоже.

— Как мог я поступить иначе? Пусть обречен я на проклятье, но чести не лишен.

Луиза уже почти слезла с коня, прежде чем принять его поддержку, и в порядке благодарности выдавила из себя короткую улыбку.

— Как болит-то! — пожаловалась Женевьева, потирая седалище.

— Куда теперь? — поинтересовалась Луиза у Кармиты.

— Не знаю, — ответила романэ. — В пещерах над Холбичем должно быть немало моих соплеменников. При всякой беде мы собираемся там. Эти пещеры можно удерживать очень долго: они лежат высоко в скалах, и добраться туда нелегко.

— Боюсь, в этот раз осада продлится недолго, — молвил Титреано.

— Если идея получше? — огрызнулась она.

— На этом острове оставаться нельзя, ежели желаете вы избежать одержания. Если ли в этом мире корабли?

— Немного, — призналась Луиза.

— Я бы посоветовал купить проезд.

— Куда? — поинтересовалась Кармита. — Если вы и правда жаждете наших тел, где от вас можно укрыться?

— Смотря как быстро спохватятся ваши правители. Будет война и ужасные битвы. Иначе невозможно — и ваш род, и наш борются за существование.

— Тогда надо попасть в Норвич, в столицу, — решительно заявила Луиза. — Мы должны предупредить правительство.

— До Норвича пять тысяч миль, — напомнила Кармита. — Путь морем займет недели.

— Но мы не можем опускать руки!

— Я собой рисковать по дурости не собираюсь, девочка. Да и толку от вас — изнеженных землевладельцев? Что такого есть на всем Норфолке, чтобы с ними справиться? — Она махнула рукой в сторону Титреано.

— Там расквартирована эскадра флота Конфедерации, — Луиза повысила голос. — У них есть могучее оружие.

— Массового поражения. И чем это поможет одержимым? Нам надо разрушить одержание, а не убивать несчастных.

Женщины буравили друг друга взглядами.

— Близ Байтема есть база «скорой помощи», — воскликнула Женевьева. — По воздуху до Норвича пять часов.

Луиза с Кармитой разом обернулись к ней.

— Ну и кто у нас умница? — ухмыльнулась Луиза, целуя сестру.

Женевьева хитро улыбнулась и хихикнула, когда Титреано состроил ей гримасу.

— До Байтема отсюда семь часов, — Кармита оглядела дорогу. — Если нас ничто не задержит.

— Не задержит, — заявила Женевьева, взяв Титреано за руку. — Если ты будешь с нами.

Он слабо улыбнулся.

— Я…

— Ты же нас не бросишь? — с внезапным испугом спросила Джен.

— Конечно, нет, малышка.

— Ну так вот!

Кармита помотала головой:

— Я, должно быть, вовсе из ума выжила. Луиза, припрягай коня.

Пока девушка исполняла приказ, Кармита вскарабкалась на облучок, с сомнением подпрыгнула пару раз.

— Долго еще ось продержится?

— Не могу сказать, — извиняющимся тоном ответил Титреано, помогая Женевьеве забраться наверх.

Когда на облучок вскарабкалась Луиза, ей, чтобы не свалиться, пришлось крепко прижаться к Титреано, и как к этому относиться, она не вполне понимала. Вот будь на его месте Джошуа…

Романа хлопнула вожжами, и Оливер двинулся ровной рысью. Довольная Женевьева сложила руки на груди и покосилась на Титреано.

— А в Криклейде тоже ты нам помог?

— Как так, малышка?

— Одна из одержимых пыталась нас остановить, — объяснила Луиза. — Ее спалило белым огнем. Иначе мы тут не сидели бы.

— Нет, леди Луиза, то был не я.

Луиза откинулась на жесткую спинку, разочарованная, что тайну раскрыть не удалось. Впрочем, по стандартам этого безумного дня вопрос был далеко не самый важный.

Герцог скрылся за горизонтом. Позади вспыхивали один за другим дома Колстерворта.

Военный космопорт Гайана был вполне стандартной конструкции — полая сфера из стальных балок, две мили в диаметре. Он торчал на оси вращения астероида, как серебристый гриб на тоненькой ножке; шпиндель на магнитных подшипниках позволял порту оставаться неподвижным, покуда каменная глыба проворачивалась под ним. Поверхность сферы составляли кольцевые доки, связанные паутиной распорок и переходных труб. Баки, генераторы, жилые отсеки, оборудование жизнеобеспечения и акульи плавники терморадиаторов теснились в щелях между доками без всякого порядка или общего плана.

Вокруг космопорта сплетались сложными петлями ручейки мерцающих искорок, но все они составляли единый поток, двигаясь в одном направлении с одной скоростью: это грузовозы, пассажирские катера и военные транспорты запускали ракетные двигатели, поддерживая заданные диспетчерами орбитальные векторы. Во второй раз за сутки космопорт был поднят по тревоге, но если в первый раз он готовился принять единственный корабль, то сейчас фрегаты и крейсеры отбывали. Каждые пару минут от доков отделялся один из огромных шарообразных кораблей королевского военного флота Кулу, продвигаясь в толпе меньших суденышек на дуговом огне вспомогательных термоядерных двигателей. По приказу штаба стратегической обороны они выходили на высокие орбиты, каждый со своим склонением, перекрывая окрестности планеты в радиусе миллиона километров. Если любой неопознанный корабль выйдет из пространственного прыжка в этом районе, он может быть уничтожен в течение пятнадцати секунд.

Одинокий флотский челнок покинул космопорт вместе с боевыми кораблями — сплющенный овоид из сизого кремнелитиевого композита длиной пятьдесят метров, шириной пятнадцать. Когерентные магнитные поля окутывали его теплым золотым сиянием захваченных частиц солнечного ветра. Ионные моторы отвели челнок подальше от тяжелых кораблей, и тогда полыхнул термоядерный двигатель, направляя его к планете, вращавшейся в семидесяти пяти тысячах километров внизу.

Одно g ускорения вдавило Ральфа Хилтча в кресло, заставив пол встать на дыбы. Вещмешок на соседнем сиденье перекатился, чтобы улечься на мягкой спинке.

— Этот вектор приведет нас в космопорт Пасто через шестьдесят три минуты, — датавизировал с пилотского кресла Каталь Фицджеральд.

— Спасибо, — ответил Ральф и, расширив полосу пропускания, подключил к беседе двоих бойцов полиции. — Всех прошу ознакомиться с рефератом, который мне сбросил Скарк. Эта информация может оказаться критической, а там, внизу, нам пригодится любое преимущество.

Дин Фолан ухмыльнулся и помахал рукой, Билл Данца только сморщился. Оба сидели по другую сторону прохода, и кабина, предназначенная для шести десятков пассажиров, казалась пустой.

Никто из его маленькой команды не жаловался и не отказывался, узнав о новом задании. В приватном порядке Ральф намекнул, что отказ никак не скажется на их личных делах, и все же согласились все — кто с радостью, кто без, — даже Дин Фолан, у которого была самая веская причина остаться на станции. Прошлой ночью он семь часов провел в хирургическом. Госпитальным врачам пришлось надстроить шесть процентов его руки. Наращенную мускулатуру, разрушенную попаданиями в джунглях Лалонда, пришлось полностью заменить искусственной тканью вместе с кровеносными сосудами, нервами и кожей. С починенных мест все еще не сошла зеленая упаковка медицинской нанотехники, но Дин уже с радостью предвкушал, как сравняет счет.

Ральф закрыл глаза и позволил данным брифинга проникнуть в сознание. Нейросеть разбивала их в сетку четких образов. Данные по континенту Ксингу: четыре с половиной миллиона квадратных километров, северное полушарие, формой напоминает ромб, насаженый на торчащую из южного угла протяженную горную гряду. Гряда пересекала экватор, а если учесть ширину тропических поясов жаркого Омбея, то это означало, что практически весь континент, за исключением центральных полупустынь, попадал в зону благоприятного земледелия. Покуда заселено было лишь две пятых его, но при населении в семьдесят миллионов он уже был вторым по значимости после Эспарты, где располагалась столица Атерстон.

После Ксингу пошли данные по троим посольским — Джекобу Тремарко, Сэвиону Кервину и Анжелине Галлахер. В личных делах всех троих ничего необычного — средние чиновники Кулу, верные и нудные бумагомаратели. Облик, семейное положение, медицинские карты — в делах было все, и все было бесполезно, кроме разве что обликов. Их Ральф сбросил в клетки памяти и запустил на них программу распознавания. Он не забыл странную способность к перемене облика, которую демонстрировали конфискованные на Лалонде. Программа распознавания может подсказать, если кто-то из троих решит замаскироваться, хотя на это Ральф особенно не надеялся.

Наиболее многообещающим разделом архива был список мер, предпринятых адмиралом Фаркваром и министром внутренних дел Ксингу Леонардом Девиллем, для обеспечения карантина и поисков дипломатической троицы. Все гражданское воздушное сообщение было прервано. В сетевые узлы континента были загружены программы-поисковики, отслеживающие необъяснимые кратковременные сбои процессоров и энергетических сетей. Облики троих зараженных были сброшены на камеры слежения в общественных местах и переданы полицейским патрулям.

Может, нам еще повезет, подумал Ральф. Лалонд был отсталой колонией на краю обитаемого мира, лишенной современных средств связи, да и нормальной власти тоже. Но Омбей был частью королевства, которому Ральф поклялся служить самой жизнью, буде станет нужда, потому что много лет назад, в университете, когда ему негласно предложили работу в агентстве, он уже считал Кулу достойным обществом. Богатейшим в Конфедерации после эденистов, сильным экономически и военно, ведущим технологически. Судебная система королевства поддерживала безопасность среднего подданного и была даже относительно справедливой по современным стандартам. Медицинская помощь была доступна, и почти все жители имели работу. Конечно, правление Салдана трудно было назвать демократическим, но, за исключением Согласия эденистов, немногие демократии были вполне представительными. На большинстве планет эгалитаризм давно остался в прошлом. Так что Ральф проглотил свои радикальные убеждения и согласился служить королю до самой своей смерти.

И то, что он видел на службе, лишь укрепило его веру в правильность сделанного выбора. По сравнению с большей частью галактики королевство было цивилизованным государством, чьи жители имели право жить как им вздумается. И если ради этого королевскому разведывательному агентству приходится порой пачкать руки — что ж, пусть так. Общество, в котором стоит жить, стоит и защищать.

Благодаря собственной природе Омбей был лучше подготовлен к борьбе, чем Лалонд, но этим же враг получал больше возможностей распространить заразу. На Лалонде носители вируса передвигались медленно. Здесь они таких ограничений не испытают.

В двух сотнях километров над Ксингу Каталь Фицджеральд отрубил термояд. Тяготение потянуло челнок вниз, но магнитные поля расширились, расталкивая разреженные газы. Челнок завалился на штирборт и, опираясь на искристую ионную подушку, начал долгое скольжение по спирали к лежащему внизу космопорту.

До цели оставалось сто пятьдесят километров, когда бортовой компьютер передал в нейросеть Ральфа сигнал высшего приоритета от Роше Скарка.

— У нас намечается проблема, — без предисловий начал директор королевского разведывательного агентства. — У гражданского самолета, летящего из Пасто в Атерстон, проблемы с электроникой, постоянные, но несерьезные. Хочу подключить тебя к совбезу Тайного совета как консультанта.

— Слушаюсь, сэр, — откликнулся Ральф.

Канал передачи расширился до кодированного полночувствия. Ральфу казалось, что он сидит за овальным столом в белом пузыре, стены которого находились в неопределенной дали.

Во главе стола восседал адмирал Фарквар, а рядом с ним — Роше Скарк и Янникс Дермот. Остальных троих опознала нейросеть Ральфа. Рядом с директором ИСА сидела коммандер Дебора Анвин, глава сети стратегической обороны Омбея, за ней — Райл Торн, министр внутренних дел планеты Омбей. Сам Ральф оказался зажат между Скарком и Леонардом Девиллем.

— Самолет в семи минутах от Атерстона, — заметила Дебора Анвин. — Надо решаться.

— Нынешнее состояние на борту? — спросил Ральф.

— В рамках карантинных мер пилот получил от диспетчера приказ повернуть в Пасто. Тогда и начались проблемы. Он заявляет, что обратный полет подвергает опасности его пассажиров. Если поломки происходят на самом деле, так и есть.

— Едва ли мы можем расстреливать с платформ СО всякий самолет с глючным процессором, — бросил Райл Торн.

— Напротив, сэр, — возразил Ральф. — В нынешней ситуации приходится пользоваться презумпцией виновности. Позволить этому самолету приземляться в столице нельзя ни при каких условиях. Не сейчас.

— Если он вернется в Ксингу, погибнуть могут все пассажиры, — запротестовал министр. — Самолет просто рухнет в океан.

— В окрестностях Атерстона много военных баз, — заметил адмирал Фарквар. — При необходимости пилот может посадить машину на взлетном поле, и мы окружим ее морпехами, пока не появится надежный метод выявления вируса.

— Пилот связывался с диспетчерской через нейросеть? — поинтересовался Ральф.

— Да, — ответила Дебора.

— Тогда он, скорее всего, не заражен. Если вы сможете надежно оцепить поле, я — за. Но самолет должен оставаться на поле, покуда мы не выясним, что сталось с дипломатами.

— Хорошо, — согласился адмирал.

— Я объявлю тревогу на базе Сэпкоут, — добавила Дебора. — Это в ста километрах от Атерстона. Должны дотянуть.

— Сто километров — вполне достаточное отдаление, — тут же поддержал Торн.

Ральфу отношение министра очень не понравилось. Тот относился к случившемуся как к небольшому несчастью, вроде землетрясения или урагана. Впрочем, министру приходится каждые пять лет убеждать своих избирателей, что он действовал исключительно в их интересах. Ему трудно будет объяснить, почему он приказал палить с платформ СО по своим согражданам. Отчасти поэтому королевская семья Салдана сохраняла вокруг себя парламент — в качестве абляционного слоя. Выборных политиков всегда можно подставить и заменить.

— Я бы предложил также установить за посаженным самолетом постоянное наблюдение с орбитальных сенсоров, — вступил в разговор Ральф. — На случай непредвиденного. Тогда мы сможем использовать платформы СО в качестве последнего средства. Стерилизовать весь район.

— Это представляется мне в некотором роде излишним, — с преувеличенной вежливостью отозвался Райл Торн.

— Опять-таки нет, сэр. На Лалонде противник смог воспользоваться своими способностями к ведению электронной войны, чтобы вмешаться в работу наблюдательных спутников. Они изрядно туманили снимки. Я бы сказал, что это наименьшее, что мы в силах предпринять.

— Ральф присутствует здесь именно из-за его опыта в борьбе с вирусом, — заметил Роше Скарк, улыбнувшись министру. — Он унес ноги с Лалонда только потому, что провел подобные защитные меры.

Райл Торн коротко кивнул.

— Жаль, что он не защитил нас от вируса, — пробормотала Янникс чуть слышно.

Вот только на сетевых конференциях незаметно буркнуть что-то невозможно, речь передается только намеренно. Ральф покосился на нее, но синтезированная компьютером маска не выражала ничего.

Чепмена Адкинсона постоянный поток датавизов из диспетчерской уже заколебал. Не говоря о том, что перепугал изрядно. С гражданскими диспетчерами он уже не мог связаться — они сошли с линии восемь минут назад. Теперь связь шла по военным протоколам, и воздушное движение на всей планете регулировалось через диспетчерский центр королевского флота на Гайане. И войти в его положение они никак не желали.

Под крылом самолета расстилалась Эспарта — один из роскошных национальных парков, окружавших столицу, джунгли, прерываемые лишь по-римски прямыми дорогами и дачами аристократии. Океан остался в пяти минутах лета позади.

Нейросеть пилота имела доступ к внешним сенсорам, но видеосигнал обрабатывался в фоновом режиме, скорее для контроля систем инерциальной навигации, которым Адкинсон перестал доверять. Он сконцентрировался на поддержании внутренних систем. Уже двадцать процентов процессоров на борту страдали от беспорядочных зависаний; некоторые через пару секунд «развешивались» самопроизвольно, другие так и отключались. Диагностические программы никаких проблем обнаружить не могли. И — что было еще страшнее — на протяжении последней четверти часа в электрической сети запрыгало напряжение.

Поэтому Адкинсон и завел спор с военными диспетчерами. Процессорные глюки — невелика проблема, в системную архитектуру самолета было встроено столько резервов, что она могла пережить и почти полное зависание. Но потеря напряжения — дело совсем другое. Чепмен Адкинсон уже решил для себя, что если его все же заставят лететь обратно, он посадит самолет куда придется — и пусть ему потом загружают в лицензию любые выговоры. Не такая страшная зараза появилась на Ксингу.

— Чепмен, примите уточненные координаты для посадки, — датавизировал диспетчер с Гайаны. — Маршрут меняется.

— Куда теперь? — скептически поинтересовался Чепмен.

— База Сэпкоут. Вам готовят посадочное поле. Пассажирам придется остаться на борту некоторое время после посадки.

— Главное — сесть.

Пришли координаты и Чепмен скормил их бортовому компьютеру. Двадцать минут до Сэпкоута… можно дотянуть. Самолет завалился набок, огибая лежащий где-то за горизонтом в черно-серебряном жарком мареве город.

И тут глюки, словно по сигналу, обрушились на него. Цепи отключались с пугающей быстротой. Четверть систем на схеме перекрасилась в черный, оставив лишь призрачный контур там, где секунду назад значился вполне функциональный хардвер. Два задних компрессора с правого борта просто отключились от сети. Долетавший до Чепмена пронзительный вой становился все глубже по мере того, как замедляли свое вращение лопатки. Перешла в активный режим компенсационная программа бортового компьютера, но отключилось слишком много контрольных плоскостей, чтобы она могла чем-то помочь делу.

— SOS, SOS, — датавизировал Чепмен.

Отрубился даже главный передатчик, и в дело пошли резервные процессоры. Фюзеляж затрясло, словно самолет занесло в зону турбулентности.

— Что у вас? — поинтересовался диспетчер.

— Теряю ток и высоту. Нарастают системные сбои. Черт! Только что сдохла шина данных хвостового руля.

Пилот сбросил на бортовой компьютер аварийный код. Из подковообразной консоли перед ним выскользнул серебристый рычаг с тусклой, медной рукоятью на конце. Едва не уткнувшись пилоту в грудь, рычаг начал проворачиваться сам собой — Чепмен едва успел за него ухватиться. «Ручное управление, черт, я им не пользовался со времен симулятора в пилотской школе!»

Канал связи с бортовым компьютером начал сужаться. Чепмен перевел приоритеты схемы, оставив только жизненно важные показатели. Вспыхнули голографические индикаторы на консоли, дублируя информацию.

— Найдите мне поляну, срочно!

Как он будет сажать машину — в самолетной конфигурации, со сдохшими компрессорами правого борта, — ему и думать не хотелось. Может, сесть на шоссе — вдруг сойдет за посадочную полосу?

— В просьбе отказано.

— ЧТО?!

— Вам запрещается садиться где бы то ни было, кроме указанной точки.

— К черту! Мы разобьемся сейчас!

— Извини, Чепмен, кроме Сэпкоута садиться нигде нельзя.

— Я не дотяну до Сэпкоута.

Канал датавизного управления бортовым компьютером засбоил. Рычаг в руках пилота дрогнул, и вместе с ним покачнулся самолет.

«Осторожно!» — рявкнул он на себя. Потянуть рычаг… нос самолета начал подниматься, но голографический дисплей показывал, что он еще направляется к земле. Чепмен потянул сильнее, и машина выровнялась.

Дверь в кабину распахнулась. Чепмен Адкинсон был уже на таком взводе, что не обратил на это особого внимания. Предполагалось, что дверь на кодовом замке, но если уже хардвер начинает дохнуть…

— Почему ты сменил курс?

Чепмен бросил быстрый взгляд через плечо. Вошедший был одет в дешевенький костюм, пять лет как вышедший из моды. И он был не просто спокоен — он был благостен. Невозможно! Он же чувствует, как мотается самолет!

— Технические проблемы, — выдавил Чепмен. — Садимся на ближайшем посадочном поле, если дотянем.

Рукоять сражалась с ним при каждом движении. Изображение на голодисплеях так плыло, что пилот не знал, может ли доверять им.

— А теперь вали на свое место, приятель.

Незнакомец встал за спиной пилота и, перегнувшись через плечо Чепмена, глянул в узкую щель иллюминатора.

— Где Атерстон?

— Слушай, кореш…

Бедро пилота пронзила боль. Чепмен хрюкнул от неожиданности. Указательный палец незнакомца легонько касался его бедра, и ткань форменных брюк в этом месте дымилась. Пилот замахал руками, сбивая голубое пламя. На глаза ему навернулись слезы — нога болела отчаянно.

— Где Атерстон? — повторил незнакомец. — Мне надо туда.

Спокойствие его казалось Чепмену даже более пугающим, чем авария.

— Слушай, я ведь не в шутку сказал, что у нас проблемы! Нам повезет, если мы не в джунглях грохнемся. Забудь про свой Атерстон!

— Я причиню тебе боль еще сильнее. И буду мучить, пока ты не отвезешь меня в Атерстон.

«Да это угон!» — промелькнула мысль настолько же ошеломительная, насколько невероятная. Чепмен вылупился на незнакомца.

— Да ты шутишь!

— Никаких шуток, капитан. Если вы не сядете в столице, я прослежу, чтобы вы лично уже нигде не сели.

— Господи Христе!

— Атерстон. Где?

— Да черт знает, на западе где-то! Инерциальный компас сдох.

Лицо незнакомца озарила невеселая усмешка.

— Тогда поворачивай на запад. Город большой, не промахнемся.

Чепмен не шевельнулся. Незнакомец протянул руку над его головой и уперся ладонью в иллюминатор. От его пальцев побежали ужасающе глубокие белые трещины.

— Атерстон, — это был приказ.

— Ладно, ладно! Только руку убери!

Иллюминаторы выплавлялись из корунда. Пальцами их за здорово живешь не продавить. Проверка нейросети показала, что половина синаптических аугментов накрылась, а почти все ячейки памяти замкнуло, но для датавиза мощностей пока хватало.

— Авария, код Ф, — бросил он бортовому компьютеру, сопроводив сигнал краткой молитвой, чтобы вычислитель не навернулся совсем.

— ИСА слушает, — донесся ответ. — Что случилось?

На остатках мощностей нейросети Чепмен подавил метаболический ответ на стресс, сохраняя на лице полное спокойствие — только бы не выдать гримасой безмолвный разговор.

— Попытка угона. И самолет вокруг меня разваливается.

— Сколько угонщиков?

— Один… кажется. Доступа к камерам в салоне нет.

— Что ему нужно?

— Хочет в Атерстон.

— Что у него за оружие?

— Не уверен. В руках — ничего. Какой-то имплант, может, индукционный теплогенератор. Он обжег мне ногу и едва не пробил иллюминатор.

— Спасибо, подождите.

«А что мне еще делать?» — мысленно окрысился Чепмен. Пилот покосился на стоявшего обок кресла незнакомца, но лицо того оставалось безучастным, как и у самого Чепмена.

Самолет тревожно качнуло. Чепмен попытался погасить колебания, подергивая рукоять управления. При исправных закрылках это, может быть, и сработало бы, а так только хвост дернулся вбок да нос снова опустился на пару градусов.

— Может, вы хоть скажете, что такого важного в Атерстоне, что надо эдакие фокусы откалывать?

— Люди, — ответил незнакомец.

Спокойствие его было заразительно. Чепмен потянул рукоять, выравнивая непослушную машину. Ничего. По крайней мере системы перестали отказывать. Но посадочка выйдет та еще.

— Чепмен, — датавизировал дежурный по ИСА, — попробуйте передать облик угонщика. Это очень важно.

— Меня опустило до двух километров, семьдесят процентов систем отказало, а вам интересно, как он выглядит?

— Это поможет оценке ситуации.

Чепмен покосился на незнакомца, перегружая облик в одну из трех оставшихся рабочими ячеек памяти. Скорость передачи упала настолько, что на загрузку файла ушла целая секунда.

Ральф Хилтч наблюдал, как складываются над столом в комнате-пузыре пиксели.

— Сэвион Кервин, — без особого удивления проговорил он.

— Без сомнения, — подтвердил адмирал Фарквар.

— Самолет покинул Пасто через девяносто минут после посадки их космоплана, — заметила Янникс Дермот. — Они намерены распространить заразу как можно шире.

— Как я и говорил, — заключил Роше Скарк. — Ральф, мог он заразить еще кого-то на борту?

— Вполне возможно, сэр. Бортовой компьютер и нейросеть Чепмена явно подверглись атаке мощного подавляющего поля. Или их несколько и действуют они совместно, или дело в близости Кервина к электронным системам — в конце концов, компьютер размещен под полом рубки. Но рисковать мы не вправе.

— Согласен, — поддержал адмирал.

После передачи файла Чепмен Адкинсон ждал еще пятнадцать секунд. Изувеченный компьютер сообщал, что канал связи открыт, но ничего не происходило, и дежурный молчал.

Чепмен сам был резервистом королевского флота Кулу и знал, как реагируют военные на аварии. Основное правило: чем дольше принимается решение, тем более высоких шишек подняли по тревоге. Эта, видно, дошла до самого верха. До тех, кто наделен властью убивать.

Была это интуиция или роковое предчувствие, но Чепмен Адкинсон расхохотался в голос.

— Что? — незнакомец недоуменно глянул на него.

— Скоро увидишь, приятель. Скажи, ты большая зараза?

— Я?..

Луч рентгеновского лазера настиг самолет в восьмидесяти километрах от Атерстона. Низкоорбитальные платформы Омбея могли сбивать боевых ос за две с половиной тысячи километров. Когда Дебора Анвин послала сигнал активации, самолет находился прямо под платформой, в трехстах километрах. Рентгеновский луч пробил нижние слои атмосферы ослепительной лиловой молнией, атомы кислорода и азота на его пути разлетались в субатомную пыль. Самолет разнесло в ионизированную пыль, разлетевшуюся миниатюрным неоновым смерчем. Радиоактивные обломки осыпались на девственные джунгли внизу.