Питер Гамильтон
      Нейтронный Алхимик. Конфликт
      (Пришествие Ночи-4)
      Пер. с англ. Д. Смушковича
      Перед вами - одна из значительнейших и масштабнейших космических эпопей современности.
      Перед вами - "Пришествие Ночи" Питера Ф. Гамильтона.
      ...Середина третьего тысячелетия.
      Человечество колонизировало десятки планет по всей Галактике. Генные инженеры довели до совершенства технику клонирования. Ученые научились создавать разумные межзвездные корабли и разумные "искусственные планеты".
      ...Середина третьего тысячелетия. Люди разделены на две враждующие федерации - эденистов и адамистов, сторонников и противников новых технологий, но Совет Конфедерации планет еще поддерживает мир в космосе.
      Но уже разработан таинственный Нейтронный Алхимик - могущественное сверхоружие, которое в корне изменит баланс сил в Галактике. Оружие, за обладание которым начинают борьбу эденисты и адамисты...
      1
      Пять веков потребовалось лунной нации, чтобы невероятными техническими достижениями и самоотверженным упорством умиротворить Марса, бога войны. Погас враждебный кровавый глаз, тысячелетиями взиравший с небес на Землю. Теперь планета обрела атмосферу, полную снежных и сизых туч, ржаво-красную пустыню поглощала новая поросль, бурая и темно-зеленая. При взгляде с приближающегося звездолета Марс ныне едва ли отличался от большинства террасовместимых планет Конфедерации. Различия становились очевидны, лишь когда большую часть поля зрения занимали оставшиеся пустыни, все еще делавшие непригодными для проживания три пятых поверхности. И еще на Марсе было очень мало открытых водоемов. Хотя кратерных озер были тысячи, планета могла похвастаться лишь одним небольшим морем - морем Лоуэлла, узкой лентой навивавшимся на экватор. Если учитывать масштаб, казалось, что планету обтекает бесконечная река, но при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что совершить по ней кругосветное плавание все же невозможно. Море Лоуэлла образовалось, когда вместе слились несколько сотен кратеров, оставленных кометами, бившими почти точно в экватор планеты.
      Еще одним элементом местной специфики было население. Это тоже можно было заметить с орбиты, если знать, что искать. Попытавшийся найти на ночной стороне обычные расплывчатые пятна городских огней, появлявшиеся почти на любой освоенной планете спустя пять веков Освоения, был бы разочарован. До сих пор на Марсе существовало лишь шесть крупных городов. Среди широких степей были и городки, и поселки, но в общем и целом число жителей поверхности не превышало трех миллионов. Зато на Фобосе и Деймосе пышным цветом расцвела промышленность - они, по крайней мере, следовали обычному графику развития, - и спутники планеты давали приют полумиллиону работников и их семей.
      Марс мог похвастаться самым малочисленным населением среди всех миров Конфедерации, если не считать только что основанных колоний первой фазы. Однако сходство на этом заканчивалось. Марсианская техноэкономика была высоко развита, предоставляя жителям высокий уровень комфорта, хотя и несравнимый с социоэкономическими показателями эденистов или королевства Кулу.
      Отсутствовал на Марсе и еще один элемент, привычный для зрелых миров Конфедерации, - система стратегической обороны. Оба астероида-луны были, конечно, неплохо защищены - оба были крупными центрами межзвездной торговли, и через них проходило немало кораблей. Но планета была открыта для всех - на ее поверхности не было ничего ценного, чему можно было бы угрожать и что можно было украсть. Триллионы фьюзеодолларов, вложенные в проект терраформирования, равномерно распределялись в рукотворной биосфере. Кислород и генинженированные растения - не самая привлекательная пожива для пиратов. Марсианский проект был самым масштабным и самым дорогостоящим из всех, предпринятых человеческой расой, но денежная стоимость его результатов равнялась нулю. Истинная ценность его состояла в том, что он давал цель бытия целой расе изгнанников, для которых Марс стал новой землей обетованной.
      Луизе, Женевьеве и Флетчеру, наблюдавшим за тем, как вырастает на обзорном голоэкране планета, все это было, конечно, неизвестно. Отличие от Норфолка было понятно даже неискушенному наблюдателю (Женевьева заявила, что Марс выглядит каким-то потрепанным), но объяснить увиденное в геотехнических терминах никто из пассажиров "Далекого королевства" не мог. Для них главным было отсутствие багровых облаков.
      - Ты можешь отсюда определить, есть ли там одержимые? - спросила Луиза.
      - Увы, нет, леди Луиза. Планета сия лежит за пределами моего второго зрения. Ощущаю я лишь пределы сего могучего судна. Для моих чувств Вселенная завершается за его броней.
      - Не говори так! - возмутилась Женевьева. - Мы от таких ужасов и улетели.
      - И мы спаслись от них, малышка.
      Женевьева оторвалась на миг от телеэкрана, чтобы улыбнуться ему. Путешествие привело ее в чувство. Делать в полете пассажирам было совершенно нечего, радости кувыркания в невесомости скоро приелись, и Женевьева быстро научилась обращаться с бортовым компьютером. Ради нее Фурей загрузил в память старинные учебные программы с голосовым управлением, и с этого момента девочка с головой ушла в образовательные и развлекательные клипы. Особенно ей нравились игры, и Женевьева часы могла проводить в своей каюте, сражаясь в голографическом тумане со сказочными созданиями или исследуя воображаемые миры, даже отправляясь в полет к галактическому ядру.
      Луиза и Флетчер использовали те же программы, чтобы получить доступ к историческому разделу энциклопедии, изучая важнейшие события мировой истории, начиная с середины девятнадцатого века. Благодаря принятой на Норфолке жесткой цензуре для девушки большая часть этих сведений была столь же неожиданной, как и для одержимого. И чем больше она читала, тем более невежественной себя чувствовала. Несколько раз ей попросту приходилось справляться у Фурея, а было ли такое вообще, - слишком уж информация в базах данных "Далекого королевства" отличалась от того, чему ее учили. Фурей неизменно отвечал: "Да, было", - и так же неизменно добавлял, что интерпретация событий всегда зависит от точки зрения. "Мы всегда смотрели на мир через призму идеологии - это давнее проклятие нашего народа".
      Веселее от этого не делалось. Не то чтобы школьные учителя ей лгали искажать информацию было бы неразумно, учитывая, сколько космонавтов с прибывающих кораблей посещало планету в летний сезон, - но они замалчивали на удивление много неприятных истин.
      Луиза приказала бортовому компьютеру показать вектор подлета. Изображение на голоэкране сменилось - на кадры с передних сенсорных гроздьев наложилась оранжево-зеленая схема. Фобос закатывался за горизонт тусклая звезда, окруженная обширным искристым ореолом промышленных станций. Пассажиры звездолета наблюдали, как на глазах увеличивается астероид по мере того, как "Далекое королевство" на одной десятой g выходило па орбиту. Населенный уже на протяжении пяти веков, Фобос имел весьма насыщенную историю. Ни один другой населенный астероид или спутник не находился так близко к планете. Но именно эта близость делала его идеальным источником сырья в начальных стадиях проекта терраформирования. После этого астероид переориентировался на выпуск астроинженерной продукции, став крупным портом. Приданное ему вращение, призванное создать искусственную гравитацию в двух биосферных кавернах, много веков назад смело с поверхности Фобоса последнюю пылинку, и теперь звезды освещали лишь голый серовато-бурый камень. Во многих местах поверхность его зернисто отблескивала - там рудокопы снесли ради симметрии крупные выступы - а оба конца спутника были стесаны. Цилиндрической формой и нагромождениями техники на торцах Фобос напоминал гибрид между обычным населенным астероидом и эденистским обиталищем.
      Капитан Лайия вывела корабль на указанный диспетчером вектор сближения и добрых двадцать минут обменивалась датавизированными посланиями с местной конторой С-2, объясняя, почему они задержались с возвращением с Норфолка.
      - О пассажирах ни слова? - заметила Тилия, когда дискуссия завершилась.
      - У нас и без того хлопот достаточно, - огрызнулась Лайия. - Если мы попытаемся объяснить в конторе, как они оказались на борту и кому за это заплатили, нас не погладят по головке. Все согласны?
      Она подождала, пока ее подчиненные не ответили неохотным согласием на этот вопрос.
      - И паспортов у них нет, - заметил Фурей. - Когда мы причалим, у них могут возникнуть проблемы.
      - Мы можем зарегистрировать их как беженцев, - заметил Эндрон. Согласно законам Конфедерации, правительство обязано принимать беженцев.
      - Первое, что им придется сделать, так это объяснить, как они добрались до Марса, - парировала Лайия. - Ну же, думайте! Нам надо как-то сбыть их с рук, не привлекая внимания.
      - В декларации они не указаны, - заметила Тилия. - Так что искать их специально никто не будет. А если портовая инспекция решит все же устроить нам досмотр, мы сумеем погонять их по капсулам так, что они не попадутся таможенникам на глаза. Как только нам позволят причалить, мы сможем спокойно их вывести.
      - И что?
      - Они не хотят оставаться здесь, - пояснил Фурей. - Они собираются найти корабль, чтобы добраться до Транквиллити.
      - Вы же слышали диспетчера, - бросила Лайия. - Все гражданские рейсы запрещены. Командование обороной Фобоса не обрушилось на нас только потому, что мы до сих пор летаем по разрешению конфедеративного флота.
      - Рейсов на Транквиллити с Марса они, может, и не найдут, но если кто-то и полетит туда из Солнечной, то скорее с Земли. Перетащить их на Ореол О'Нейла будет несложно: межпланетных перелетов никто не отменял, а деньги у Луизы есть. Она намекала, что может предложить нам чартер, помните?
      - Это может сработать, - кивнула Лайия. - А если мы прежде добудем для них паспорта, никто в Ореоле и не спросит, как они попали на Марс. С такого расстояния все покажется вполне законным.
      - Я знаю одного типа, он мог бы выправить для них документы, вмешалась Тилия.
      Лайия фыркнула.
      - А кто не знает?
      - Но это дорого.
      - Не наша проблема. Ладно, попробуем. Эндрон, обрисуй им ситуацию. И убеди их согласиться.
      "Далекое королевство" легко улеглось в посадочную колыбель. Зазмеились пуповины, чтобы соединиться с муфтами в нижней части корпуса. Женевьева наблюдала за этим процессом на голоэкране салона, завороженная слаженной работой автоматов.
      - Лучше нам будет не говорить папе, что мы здесь побывали, да? спросила она, не отрывая глаз от экрана.
      - Почему? - удивилась Луиза.
      Джен впервые упомянула о родителях с тех пор, как девушки покинули Криклейд. "Я, впрочем, тоже".
      - На Марсе коммунистическое правительство. Так компьютер сказал. А папа их ненавидит.
      - Думаю, марсиане немного отличаются от тех типов, которых всегда поносил папа. Кроме того, он был бы рад, что мы сюда прилетели.
      - Почему?
      - Потому что мы спаслись. Неважно, каким маршрутом мы летим, главное чтобы мы достигли цели.
      - Наверное, ты права. - Девочка посерьезнела. - Интересно, что он сейчас делает? Этот ужасный рыцарь, он его заставляет творить такое, чего папа не хочет?
      - Папа сам ничего не делает. Он заключен у себя в мозгу, все равно что в тюрьме. Он, наверное, много думает, ему же никто не запретит.
      - Правда? - Женевьева обернулась к Флетчеру, ожидая поддержки.
      - Воистину, малышка.
      - Наверное, это не так плохо.
      - Я знаю папу, - ответила Луиза. - Он все время будет беспокоиться за нас. Если бы мы только могли передать ему, что с нами все в порядке...
      - Сможем, когда все кончится. И маме тоже. Это ведь кончится когда-нибудь, правда, Луиза?
      - Правда. Когда-нибудь, как-нибудь, но кончится. А когда мы доберемся до Транквиллити, мы сможем больше не прятаться.
      - Хорошо. - Женевьева с напускной важностью улыбнулась Флетчеру. - Но я не хочу, чтобы ты уходил.
      - Спасибо, малышка, - неловко отозвался он.
      Из потолочного люка показалась голова Эндрона. Медик осторожно перекувырнулся и уперся пятками в липучку у голоэкрана.
      Флетчер замер. Теперь, зная, что происходит, Луиза видела, каким усилием он берет себя в руки. У него ушло несколько дней постоянных упражнений, чтобы научиться максимально сдерживать воздействие, которое его энергистическое поле оказывало на электронные системы. В конечном итоге его усилия оправдались: прошло уже пятьдесят часов с того момента, когда команда "Далекого королевства" в последний раз бегала по капсулам жизнеобеспечения в поисках неуловимого компьютерного глюка.
      - Мы уже дома, - жизнерадостно заявил Эндрон. - Но вот с вашим гражданским положением возникла проблема. В основном из-за того, что при вас нет никаких документов.
      Луиза старалась не коситься на Флетчера.
      - А норфолкского посольства здесь нет? Там нам могли бы выдать временные паспорта...
      - Вероятно, какая-нибудь адвокатская контора ведет дела норфолкского правительства, но настоящего посольства на Марсе нет.
      - Понятно...
      - Но у вас есть решение, - заметил Флетчер. - Вы с ним и явились, не так ли?
      - У нас есть предложение, - неуверенно поправил Эндрон. - Есть не совсем обычный способ достать паспорта для вас троих. Это дорого, но имеет то преимущество, что власти не будут иметь к нему никакого отношения.
      - То есть это незаконно? - уточнила Луиза.
      - Видите ли, мы с товарищами пронесли на борт немало бутылок с Норфолкскими слезами, чтобы потом продать друзьям, так что нам не очень-то хочется привлекать к себе внимание.
      - Ваше правительство ведь не выдаст нас им? - встревоженно спросила Женевьева.
      - Нет. Ни в коем случае. Но так, как я предложил, будет проще.
      - Так и поступим, - торопливо согласилась Луиза.
      Ей хотелось обнять и расцеловать добродушного космонавта - именно об этом она не первый час собиралась с духом его попросить.
      Не то чтобы Мойо спал - слишком много напряжения накопилось в его рассудке, но каждую ночь он на несколько часов ложился отдохнуть. Тело Эбена Пэвита находилось не в лучшем состоянии, да и возраст его оставлял желать лучшего. Конечно, Мойо мог усиливать любые его физические характеристики - силу, например, или ловкость - при помощи своей энергистики, но стоило ему отвлечься, как утомление начинало лишать сил присвоенное им тело. Усталость переходила в тупую, ноющую боль.
      За пару дней он неплохо усвоил ограничения, которые ставило ему тело, и научился соблюдать их. Ему очень повезло, что он заполучил хоть такое тело, и потерять его по собственному небрежению было бы величайшей глупостью. Второго он может и не получить. Конфедерация выросла с тех пор, как он был жив, но число душ в бездне было неизмеримо. На всех тел все равно не хватит.
      Тонкие лучики рассвета, пробивавшие бамбуковые жалюзи, были необычайно густого алого оттенка. Спальня из привычного уже набора полутеней превратилась в этюд, написанный всего двумя красками - непроглядно-черной и алой. Мрачное это зрелище странным образом наполняло душу Мойо глубоким довольством.
      Лежавшая рядом Стефани пошевелилась, потом присела, хмурясь.
      - Тебя вдруг такое счастье охватило... Что случилось?
      - Не знаю... - Он проковылял к окну, раздвинул пальцами тонкие бамбуковые полоски. - А! Иди сюда, посмотри.
      Небо над Эксноллом заволакивали тускло-багровые перистые облака. Лучи рассвета сливались с их внутренним свечением. Только на востоке небо еще темнело, но ночь уже отступала, умирая.
      - Больше мы не увидим звезд, - счастливо выдохнул Мойо.
      Сама Земля трепетала от мощи, творившей этот заслон, и Мойо ощущал его сердцем и откликался, добавляя каплю собственной силы, чтобы поддерживать его. Он подозревал, что это единение душ было в чем-то сродни Согласию эденистов. Аннета Эклунд победила, превратив полуостров в край живых мертвецов. И два миллиона одержимых подсознательно сливали воедино свои энергистические способности, исполняя общее желание своего коллективного бессознательного.
      В глубине сада, где нависающие ветви преграждали путь разгорающемуся алому свету, мелькнуло несколько теней. Садовые механоиды давно вышли из строя, перепахав перед этим большую часть клумб и газонов. Распахнув свой разум, Мойо ощутил несколько трепещущих комочков мыслей. Опять избежавшие одержания детишки. Не он один отпустил своего подопечного. К сожалению, королевская морская пехота отступила очень быстро.
      - Черт. Опять за едой вернулись.
      Стефани вздохнула.
      - Мы уже оставили им все пакеты из кухни. Что еще можно им дать?
      - В доме напротив были куры. Всегда можно зажарить и выставить на улицу.
      - Бедные дети. Им, наверное, ужасно холодно спать на улице. Не принесешь кур? Я пока разогрею плиту, и мы их запечем в духовке.
      - А зачем мараться? Сразу превратим в жареных.
      - Что-то не верится. И я не хочу, чтобы детей от непрожаренной птицы понос мучил.
      - Если расстрелять их огнем, прожарятся сами.
      - Не спорь, лучше неси кур. - Она легонько развернула его за плечи и подтолкнула. - Все равно их надо ощипать.
      - Ладно, иду, - усмехнулся он, создавая на себе одежду.
      Спорить было бессмысленно. Это была одна из черт Стефани, которые ему так нравились, - она имела свое мнение по очень немногим вопросам, но уж если что-то для себя решила...
      - Кстати, а сами мы что есть будем? В доме не осталось ничего, и народ уже растаскивает припасы из магазинов на Мэйнгрин.
      Поэкспериментировав, он выяснил, что его энергистическая сила не столь всемогуща, как казалось. Он мог навести иллюзию на любой предмет, и если это длилось достаточно долго, материя приобретала форму и текстуру, какие Мойо себе представлял. Но человеческому телу требовались определенные белки и витамины. Деревяшка, выглядевшая и пахнувшая как лососина, для желудка была ничем не лучше жеваной бумаги. И даже с настоящими продуктами приходилось соблюдать осторожность. Его уже один раз стошнило после того, как, преобразуя хлеб в пакетиках в шоколадный мусс, он забыл снять с него фольгу.
      - Об этом можно подумать и попозже, - решила Стефани. - Если придется, всегда можно уехать из города и устроиться на одной из ферм.
      Потомственного горожанина Мойо такая идея не привлекала, но вслух он этого не высказал.
      В дверь постучали прежде, чем Мойо успел выйти на улицу. На крыльце стоял их сосед Пэт Стейт в роскошном бейсбольном костюме в сине-серую полоску.
      - Мы тут команду набираем... - с надеждой проговорил он.
      - Да мы встали только что.
      - А, понятно. Вы извините... Но если после обеда вы свободны...
      - Тогда, конечно, подойду.
      Пэт принадлежал ко все растущему числу экснолльских спортсменов-любителей, вознамерившихся, казалось, переиграть во все подвижные игры, придуманные когда-либо человечеством. Два городских парка они уже заняли.
      - Спасибо, - выдавил Стейт, не замечая иронии в голосе и мыслях Мойо. - На нашей улице поселился один бывший англичанин. Обещал научить нас играть в крикет.
      - Просто сказка.
      - А вы во что играли раньше?
      - В покер. На раздевание. А теперь извините, мне еще кур на завтрак ловить.
      Куры давно вырвались из загородки, но из сада не уходили, роя газон в поисках червячков. Порода была генинженированная - толстенькие, изжелта-рыжие и на удивление быстроногие.
      Первая попытка поймать курицу закончилась для Мойо тем, что он уткнулся носом в газон. Когда он поднялся на ноги во второй раз, куры сообразили, что творится что-то не то, и с перепуганным кудахтаньем попрятались по кустам. Мойо бросил на них озлобленный взгляд, поспешно отряхнул грязь со штанов и рубашки и ткнул пальцем в воздух. Капля белого огня перебила курице шею. Разлетелись перышки, и хлынула неожиданно обильным потоком кровь. Мойо понимал, насколько нелепо это выглядит - такой мощью кур давить. Но если хоть так получается...
      Расстреляв всех кур в поле зрения, Мойо подошел к ближайшей тушке, и та, к его изумлению, бросилась прочь, болтая держащейся на одной полоске кожи головой. Одержимый недоверчиво воззрился на нее - сам он всю жизнь полагал, что это сказка. Потом к свободе устремился второй труп. Мойо закатал рукава и призвал огоньку посильнее.
      Когда он вернулся в бунгало, из-за приоткрытой двери в кухню доносились голоса. Ему даже не понадобилось напрягать шестое чувство, чтобы понять, кто заглянул в гости.
      Под управлением Стефани печка пылала жаром. Вокруг нее грелись ребятишки, попивая чай из огромных кружек. При виде Мойо все замолчали.
      Стефани улыбнулась было смущенно и тут же изумленно моргнула при виде обугленных ошметков курятины. Дети захихикали.
      - А ну, марш в холл! - прикрикнула она на них. - А я тут посмотрю, что можно спасти.
      - Какого черта ты творишь? - спросил Мойо, когда они вышли.
      - Приглядываю за ними, конечно. Шеннон говорит, что со дня появления одержимых она ничего не ела.
      - Но ты не можешь! Представь...
      - Представить что? Что полиция явится?
      Мойо бросил обугленные тушки на кафельный разделочный столик у плиты.
      - Извини.
      - Мы в ответе только перед своей совестью. Больше нет законов, нет судов, нет правых и виноватых. Только "правильно" и "неправильно". Для того нам ведь и дана эта новая жизнь, верно? Чтобы слушаться только себя.
      - Не знаю. Наверное.
      Стефани прижалась к нему, обняв за талию.
      - Посмотри на это с точки зрения эгоиста. Ну чем тебе еще занять день?
      - А я-то думал, что это я неплохо приспособился.
      - Поначалу - да. А я просто не сразу в себя пришла.
      Он выглянул в холл. Прыгающих по диванам ребятишек оказалось восемь, все не старше двенадцати-тринадцати.
      - Не привык я к детям.
      - К курам, судя по всему, тоже. Но их ведь ты притащил домой?
      - А ты уверена, что хочешь этим заниматься? Я хочу сказать - сколько ты сможешь за ними приглядывать? Что случится, когда они подрастут? Им стукнет шестнадцать, и их одержат? Не самая приятная перспектива.
      - Этого не будет. Мы избавим этот мир от контакта с бездной. Мы первые и последние одержимые. Подобное больше не повторится. И в любом случае, я не собиралась растить их в Экснолле.
      - А где же?
      - Мы отвезем их к Мортонриджскому перешейку и сдадим другим живущим.
      - Да ты шутишь.
      Нелепое заявление - он уже ощутил в ее мыслях железное упорство.
      - Только не говори, что хочешь проторчать в Экснолле всю вечность.
      - Нет. Но первые пару недель согласился бы.
      - Путешествовать - значит копить впечатления. Я тебя не заставляю, Мойо, можешь остаться здесь и учиться играть в крикет.
      - Сдаюсь. - Он со смехом расцеловал ее. - Пешком они не пройдут, слишком далеко. Нам потребуется какой-то транспорт. Так что я обойду город, гляну, что нам оставила Эклунд.
      Уже в восьмой раз Сиринкс подходила к старинному домику Вин Цит Чона на берегу озера. Иногда они беседовали наедине, порой к ним присоединялись психотерапевты, Афина, Сайнон и Рубен. Но сегодня они опять были только вдвоем.
      Вин Цит Чон, как всегда, сидел на веранде в своей инвалидной коляске, набросив на колени клетчатый плед.
      - Добро пожаловать, милая Сиринкс. Как поживаешь?
      Она слегка поклонилась на восточный манер - привычка, приобретенная ею после второго сеанса.
      - Сегодня утром с ног сняли медпакеты. Едва могу ходить - такая кожа нежная.
      - Надеюсь, ты не винишь в этом незначительном неудобстве врачей?
      - Нет, - она вздохнула. - Они просто сотворили чудеса. Я им благодарна. А боль - она скоро пройдет.
      Вин Цит Чон слабо улыбнулся.
      - Именно такой ответ тебе и следовало дать. Будь я подозрительным стариком...
      - Извините. Но я действительно воспринимаю физическое неудобство как преходящее.
      - Весьма удачно. Последние цепи сброшены.
      - Да.
      - И ты вновь можешь летать среди звезд. А что, если ты снова попадешь к ним в лапы?
      Девушка вздрогнула, строго покосившись на старика.
      - Мне кажется, я еще недостаточно выздоровела, чтобы раздумывать об этом.
      - Конечно.
      - Ладно. Если хотите знать, я теперь вряд ли с такой охотой стану покидать жилой тороид "Энона". По крайней мере до тех пор, пока во Вселенной остаются одержимые. В моем положении это так плохо? Я подвела вас?
      - Ответь сама.
      - Я до сих пор вижу их в кошмарах.
      - Знаю. Хотя и реже - мы считаем, что это признак прогресса. Какие еще симптомы сохраняются?
      - Я снова хочу летать, но... мне трудно заставить себя решиться на это. Похоже, что меня пугает неопределенность. Я могу столкнуться с ними вновь.
      - Неопределенность или неизвестность?
      - Как вы любите копаться в мелочах.
      - Ублажи старика.
      - Неопределенность, безусловно. Неизвестное меня всегда притягивало. Я так любила исследовать новые миры, находить новые чудеса...
      - Прости, Сиринкс, но ты никогда этого не делала.
      - Что? - Она повернулась к нему, отпустив поручни, на которые опиралась, только чтобы увидеть на лице старика все то же раздражающе спокойное выражение. - Мы с "Эноном" не один год этим и занимались.
      - Вы не один год изображали туристов. Вы восхищались тем, что открыли другие, что они построили, как они жили. Это поведение туриста, а не первооткрывателя, Сиринкс. "Энон" никогда не залетал в систему, не нанесенную на карту. Твоя нога ни разу не ступала на планету первой. Ты всегда действовала наверняка, Сиринкс. И даже это тебя не спасло.
      - От чего?
      - От неизвестности.
      Она присела в плетеное кресло.
      - Вы так обо мне думаете?
      - Да. Не надо стыдиться, Сиринкс, - у всех нас есть слабости. Свои я знаю, и их больше, чем ты была бы готова поверить.
      - Как скажете.
      - Ты, как всегда, упряма. Я еще не решил, слабость это или сила.
      - Зависит от обстоятельств, наверное, - она выдавила лукавую улыбку.
      Старик согласно кивнул.
      - Как скажешь. В этих обстоятельствах, соответственно, следует считать твое упрямство слабостью.
      - Вам кажется, что я должна была отдать им и себя, и "Энон"?
      - Нет, конечно. И мы встретились, чтобы определить будущее, а не переигрывать прошлое.
      - Так вы считаете, что мой предполагаемый страх остается проблемой?
      - Он сдерживает тебя, а это плохо. Твой разум не должны сдерживать преграды, даже поставленные себе самой. Я бы предпочел, чтобы вы с "Эноном" смотрели в будущее с уверенностью.
      - Как так? Я-то думала, что уже почти исцелилась. Вместе с психотерапевтами я пережила заново все пытки и несчастья, мы разобрали при помощи логики все черные призраки прошлого. А теперь вы утверждаете, что в моей психике таится глубоко укоренившийся порок. Если я не готова сейчас, то уже никогда не буду готова!
      - К чему?
      - Не знаю. Делать свое дело, наверное. Защитить эденизм от одержимых все, что сейчас делают другие космоястребы. Я знаю, "Энон" хочет помогать им.
      - Сейчас ты была бы не лучшим капитаном, если бы тебе пришлось принять в этой борьбе активную роль. Страх неизвестности всегда будет удерживать твою руку.
      - Об одержимых я знаю все, уж поверьте.
      - Да? Тогда что ты станешь делать, присоединившись к ним?
      - Присоединиться? Никогда!
      - Ты собираешься избежать смерти? Было бы интересно выслушать твои соображения на сей счет.
      - Ох. - Щеки ее покраснели.
      - Смерть - это величайшая неизвестность. И теперь, когда мы знаем о ней больше, мера нашего незнания лишь увеличилась.
      - Как? Как она может увеличиться, когда мы узнаем больше?
      - Латон называл смерть великим путешествием. Что он хотел сказать? Киинты утверждают, что столкнулись с этим знанием и примирились с ним. Как? Они не могут понимать реальность намного глубже, чем это делаем мы. Эденисты переносят свои воспоминания в нейронные слои по смерти тела. Переходит ли вместе с ними и душа? Разве тебя не тревожат эти вопросы? Меня пугает, что для нашего бытия такую важность приобрели вдруг столь абстрактные, философские вопросы.
      - Ну да... если вот так, по полочкам разложить, - действительно страшно.
      - Но ты все же не раздумывала над этим?
      - Раздумывала, конечно. Просто не слишком усердно.
      - Ты единственная из живых эденистов подошла вплотную к разгадке этих тайн. Если она касается кого-то из нас, то прежде всего тебя.
      - Касается или препятствует?
      - Ответь сама.
      - Хоть бы вы прекратили это талдычить.
      - Ты знаешь, что этому не бывать.
      - Ну да. Ладно, я размышляла над этими вопросами, но что до ответов я не имею и понятия. А значит, и сами вопросы неуместны.
      - Хорошо. С этим я готов согласиться.
      - Да?
      - С одной поправкой. Неуместны они сейчас. В данный момент наше общество поступает так, как у него заведено в моменты кризиса, и полагается на грубую силу, чтобы защитить себя. Опять же не могу поспорить - но чтобы добиться реального прогресса в этой области, мы должны ответить на те вопросы, что я сформулировал, а существенных сдвигов в этой области я покуда не наблюдаю. А мы обязаны получить ответ. Человеческая раса не одолеет этой бездны, двигаясь по накатанной колее. Мы должны предоставить ей, осмелюсь сказать, откровение.
      - И вы намерены получить его на сеансе психотерапии?
      - Дорогая моя Сиринкс, конечно же, нет. Что за нелогичный вывод? Но я разочарован, что ты еще не уловила решения более насущной для нас проблемы.
      - Какой еще проблемы? - раздраженно бросила она.
      - Твоей, - Старик досадливо прищелкнул пальцами, будто беседовал с капризной девчонкой. - Прошу тебя, сосредоточься. Ты хочешь летать и одновременно опасаешься.
      - Да.
      - Все желают получить ответы на те вопросы, что я задал тебе, но не знают, где их искать.
      - Да.
      - Есть раса, которая знает ответ.
      - Киинты? Знаю, но они заявили, что не помогут нам.
      - Неверно. Я запросил доступ к записи внеочередного заседания Ассамблеи. Посол Роулор заявил, что киинты не помогут нам в предстоящей борьбе, причем в контексте это высказывание прозвучало двусмысленно. Что имел посол в виду - физическую борьбу или поиск ответа?