5

Гроб лежал на боку. Вдоль темного лака тянулись царапины от когтей. Бледно-голубое полотно, имитирующее шелк, было разорвано и смято. Один отпечаток окровавленной руки был виден ясно – почти что человеческий. От трупа постарше остался только разорванный в клочья коричневый костюм, начисто обглоданная косточка пальца и обрывок скальпа. Этот человек был блондином.

Второе тело лежало футах в пяти. Изорванная мужская одежда. Грудная клетка была разорвана, ребра торчали яичными скорлупками. Почти все внутренние органы отсутствовали, полости тела зияли дуплом в старой колоде. Только лицо было нетронуто. Невозможно вытаращенные синие глаза пялились на летние звезды.

Я была рада, что сейчас темно. Ночное зрение у меня хорошее, но темнота скрадывает цвет. И вся кровь была черной. Труп мужчины терялся в тени деревьев. Я могла его не видеть, если не подходить. Но я уже к нему подходила. Я измерила следы укусов своей верной рулеткой. Надев пластиковые перчатки, я исследовала тело, ища ключи к разгадке. Их не было.

Сейчас я на месте преступления могла делать все, что сочту нужным. Его уже засняли со всех возможных углов. Я была последним вызванным “экспертом”. Труповозка уже ждала, пока я закончу.

А я почти закончила. Я знала, что убило этого человека. Гули. Я сузила круг поисков до определенного вида нежити. Да уж, заслуга. Это им мог сказать и коронер.

Я вспотела в комбинезоне, который надела, чтобы защитить одежду. Поначалу этот комбинезон был у меня предназначен для закапывания вампиров, но потом я стала таскать его на места преступлений. На коленях и вдоль штанин были черные пятна. Наверняка много крови на траве. Слава Богу, что мне не надо смотреть на это при свете дня.

Не знаю, почему подобное зрелище днем хуже, но сцена преступления при свете дня снится мне чаще. Кровь всегда такая густая и темно-красная.

Ночью все мягче и не такое реальное. Для меня это лучше.

Расстегнув молнию, я распахнула комбинезон, впустив в него прохладный ветер. В воздухе пахло дождем. Надвигалась очередная гроза.

Желтая полицейская лента обернулась вокруг деревьев и кустов. Одна желтая петля огибала каченное подножие ангела. Она трепетала и хлопала в нарастающем ветре. Сержант Рудольф Сторр приподнял ленту и подошел ко мне.

Был он шести футов ростом и сложен, как борец. И шаг у него был решительный, широкий и отрывистый. Дольф был главой нового отдела – команды призраков. Официально он назывался Региональная Группа Расследования Противоестественных Событий и занимался преступлениями со сверхъестественной подоплекой. Назначение в команду никак не было ступенью в карьере. Прав был Вилли Мак-Кой: новый отдел был неискренней попыткой обдурить прессу и либералов.

Дольф кому-то не угодил, а то бы его не бросили на эту работу. Но Дольф не был бы Дольфом, если бы не старался делать свою работу как можно лучше. Он был чем-то вроде стихийной силы. Он не орал, просто присутствовал, и поэтому дело делалось.

– Ну? – сказал он.

Таков наш говорун Дольф.

– Нападение гулей.

– И?

Я пожала плечами:

– А гулей на этом кладбище нет.

Он смотрел на меня, тщательно сохраняя на лице беспристрастность. Это он умел отлично – стараться не влиять на своих людей.

– Ты только что сказала, что это нападение гулей.

– Да, но они пришли откуда-то из-за ограды кладбища.

– И что?

– Никогда не слыхала о гулях, которые могли бы так далеко уйти от своего кладбища.

Я глядела на него, пытаясь увидеть, понимает ли он, что я говорю.

– Расскажи-ка мне про гулей, Анита.

У него в руке уже был верный блокнот, а в другой – наставленное перо.

– Это кладбище – по-прежнему освященная земля. Гулями обычно заражены кладбища либо старые, либо такие, на которых выполнялись сатанинские или вудуистские обряды. Такие злые чары изнашивают освящение, и земля становится не святой. Когда это случается, гули либо приходят снаружи, либо встают из могил. Что именно – никто не знает.

– Постой, что значит – никто не знает?

– В принципе не знает.

– Объясни.

– Вампиров создают другие вампиры. Зомби поднимают из могил аниматоры или жрецы вуду. Гули, насколько нам известно, выползают из могил сами по себе. Есть теория, что гулями становятся злые люди. Я в это не верю. Одно время была теория, что гулем становится человек, укушенный сверхъестественным существом – вампиром, оборотнем, кем угодно. Но я видела полностью опустевшие кладбища, где каждый труп был гулем. Невозможно, чтобы каждый из них при жизни был атакован сверхъестественной силой.

– Ладно, мы не знаем, откуда берутся гули. А что мы знаем?

– Гули, в отличие от зомби, не разлагаются. Они сохраняют форму, подобно вампирам. Они чуть разумнее животных, но только чуть. Они трусы и никогда не нападут на человека, если он не ранен и в сознании.

– На смотрителя они точно напали.

– Он мог быть оглушен.

– Как?

– Кто-то, наверное, мог его оглушить.

– Это похоже на правду?

– Нет. Гули с людьми не работают и с другой нежитью тоже. Зомби подчиняются приказам, у вампиров свои интересы. Гули похожи на стайных животных, может быть, на волков, но куда опаснее. Им чуждо понятие совместной работы с кем-нибудь. Если ты не гуль, ты либо мясо, либо что-то, от чего надо прятаться.

– Так что же здесь случилось?

– Дольф, эти гули проделали далекий путь, добираясь досюда. Другого кладбища нет на много миль вокруг. Гули так не путешествуют. Так что, может быть – только “может быть”, – они напали на смотрителя, когда он пришел их пугнуть. Они должны были от него удрать. Может быть, они не удрали.

– А не может быть, чтобы кто-то или что-то пытался имитировать работу гулей?

– Может быть, но вряд ли. Кто бы они ни были, этого человека они съели. Это могут сделать и люди, но люди не могут так разорвать тело. Сил не хватит.

– Вампиры?

– Вампиры не едят мяса.

– Зомби?

– Возможно. Бывают изредка случаи, когда зомби сходят с ума и нападают на людей. Они жаждут плоти. Если они ее не получают, то начинают разлагаться.

– Я думал, зомби всегда разлагаются.

– Плотоядные зомби выдерживают куда дольше обычных. Известен случай с женщиной, которая сохраняет человеческий вид уже три года.

– Ее выпускают жрать людей?

Я улыбнулась.

– Ее кормят сырым мясом. Кажется, в статье было, что лучше всего баранина.

– В статье?

– У каждой профессии есть свои журналы, Дольф.

– Как он называется?

Я пожала плечами:

– “Аниматор”. Как же еще?

Он и в самом деле улыбнулся.

– О'кей. Насколько вероятно, что это зомби?

– Не слишком. Зомби не бегают стаями, если не имеют приказа.

– Даже... – он посмотрел в записи, – плотоядные зомби?

– Таких известно всего три документированных случая. И все – одинокие охотники.

– Итак, плотоядные зомби или новая порода гулей. Таков вывод?

– Да.

– О'кей, спасибо. Извини, что потревожил тебя в выходную ночь. – Он закрыл блокнот и поднял на меня глаза. Он почти улыбался. – Секретарь мне сказал, что ты ушла на девичник в этот гадюшник. – Он вздернул брови. – Танцы-шманцы?

– Не доставай, Дольф.

– И не думал.

– Ладно, – сказала я. – Если я тебе больше не нужна, я пошла обратно.

– Давай.

Я пошла к своей машине. Окровавленные перчатки отправились в мусорный мешок в багажнике. Подумав, я положила сложенный комбинезон поверх мешка. Еще может когда-нибудь пригодиться.

– Поосторожней сегодня, Анита! – окликнул меня Дольф. – Не хотелось бы, чтобы ты кого-то или чего-то подцепила.

Я сердито на него взглянула. Его ребята замахали руками и в унисон завопили:

– Мы любим тебя, Анита!

– Ну, вас к черту!

– Знали бы мы, что ты любишь смотреть на голых мужиков, – крикнул один из них, – мы бы тебе могли что-нибудь устроить.

– Тот мизер, что у тебя есть, Зебровски, и показывать не стоит.

Хохот, кто-то шлепнул его по шее.

– Она тебя отбрила, парень! Брось ты ее цеплять, тебе каждый раз от нее достается.

Я влезла в машину под грохот мужского смеха и одно предложение стать моим “рабом любви”. Наверняка Зебровски.

6

В “Запретный плод” я вернулась чуть за полночь. Внизу у ступеней стоял Жан-Клод. Он прислонился к стене абсолютно неподвижно. Если он дышал, это было незаметно. Ветер развевал кружева его сорочки. Черный локон вился по гладкой белизне щеки.

– Вы пахнете чужой кровью, ma petite.

Я ему мило улыбнулась:

– Ничьей из тех, кого вы знаете.

Его голос прозвучал тихо и низко, полный спокойной ярости. Он коснулся моей кожи, как холодный ветер.

– Вы ездили убивать вампиров, мой маленький аниматор?

– Нет, – ответила я внезапно охрипшим голосом. Я еще не слышала от него такого тона.

– Вас называют Истребительница, вы это знаете?

– Да.

Он ничего не сделал, чтобы меня напугать, но ничто в этот момент не заставило бы меня пройти мимо него. С тем же успехом дверь могла быть заложена кирпичом.

– И сколько у вас на счету?

Не нравился мне этот разговор. Он не вел никуда, куда бы мне хотелось. Я знала одного мастера вампиров, который ложь чуял обонянием. Мне было непонятно настроение Жан-Клода, но я не собиралась ему лгать.

– Четырнадцать.

– И вы называете нас убийцами.

Я только смотрела на него, не понимая, что он хочет этим сказать.

По ступеням сошел вампир Бад. Он перевел взгляд с Жан-Клода на меня и занял свое место в дверях, скрестив руки на груди.

– Хорошо отдохнул? – спросил его Жан-Клод.

– Да, хозяин, спасибо.

Мастер вампиров улыбнулся:

– Я тебе уже говорил, Бад, не называй меня хозяином.

– Да, э-э... Жан-Клод.

Вампир засмеялся своим чудесным, почти ощутимым на ощупь смехом.

– Пойдемте внутрь, Анита, там теплее.

На улице было больше двадцати шести. И я не понимала, к чему он клонит. Я вообще не понимала, о чем мы с ним говорили.

Жан-Клод поднялся по ступенькам. Я смотрела ему вслед и стояла у дверей, и входить мне не хотелось. Что-то было подозрительно, а что – я не знала.

– Входите? – спросил Бад.

– Вы же не пойдете внутрь и не попросите Монику и рыжую женщину с ней выйти ко мне?

Он улыбнулся, сверкнув клыками. Признак недавно умершего – они выставляют клыки, где надо и где не надо. Любят пугать.

– Не имею права оставить пост. У меня всего лишь был перерыв.

– Примерно такого ответа я и ждала.

Он снова усмехнулся.

Я вошла в полумрак клуба. Приемщица святынь ждала меня у входа. Я отдала ей крест, она мне – квитанцию. Нельзя сказать, чтобы честный обмен. Жан-Клода видно не было.

Кэтрин стояла на сцене. Она была неподвижна, глаза расширены. На лице ее было то открытое ранимое выражение, которое бывает у спящего, как на лице ребенка. Длинные медные волосы блестели в свете ламп. Глубокий транс я могу узнать с первого взгляда. – Кэтрин! – выдохнула я ее имя и бросилась к ней. Моника сидела за нашим столом и смотрела на меня. И на лице ее была ужасная понимающая улыбка.

Я была уже рядом со сценой, когда за спиной Кэтрин появился вампир. Он не вышел из-за занавеса, он просто, черт бы его драл, появился. Впервые я поняла, как люди должны это воспринимать. Как волшебство.

Вампир смотрел на меня. Волосы у него были – золотой шелк, кожа – слоновая кость, глаза – бездонные озера. Я закрыла глаза и затрясла головой.

Этого не может быть. Таких красивых не бывает.

Голос его после лица показался совершенно ординарным, но это была команда.

– Позовите ее.

Я открыла глаза и увидела, что весь зал смотрит на меня. Посмотрев на пустое лицо Кэтрин, я уже знала, что будет, но попыталась, как невежественный клиент.

– Кэтрин, Кэтрин, ты меня слышишь?

Она не шевельнулась, лишь едва заметно было ее дыхание. Она была жива, но надолго ли? Вампир погрузил ее в глубокий транс. Это значило, что он в любой момент может ее позвать, и она придет. С этого момента ее жизнь принадлежит ему. Как только она ему понадобится. – Кэтрин, прошу тебя!

Я ничего не могла сделать – вред уже был причинен. Проклятие! Нельзя было мне ее здесь оставлять, нельзя!

Вампир коснулся ее плеча. Она заморгала, осмотрелась в удивлении и испуге. Нервно засмеялась:

– Что случилось?

Вампир поднял ее руку к своим губам.

– Вы под моей властью, моя прекрасная дама.

Она снова рассмеялась, не зная, что он говорит чистую правду. Он отвел ее к краю сцены, и два официанта помогли ей сесть в кресло.

– У меня голова кружится, – пожаловалась она.

– Ты была великолепна! – потрепала ее по руке Моника.

– А что я делала?

– Я тебе потом расскажу. Представление еще не кончилось.

Я уже знала, что я в опасности. Вампир на сцене смотрел на меня. Я кожей ощущала вес этого взгляда. Его сила, воля, личность, что бы оно ни было, ломилось в меня. Мурашки ползли по коже рук.

– Я – Обри, – сказал вампир. – Скажите мне свое имя.

У меня сразу пересохло во рту, но имя – это неважно. Он его мог и так знать.

– Анита.

– Анита! Как мило!

У меня подогнулись колени, уронив меня в кресло. Моника смотрела на меня огромными и жадными от предвосхищения глазами.

– Идите сюда, Анита, поднимитесь ко мне на сцену.

Голос у него не был так хорош, как у Жан-Клода. Просто не был – и все тут. В нем не было той текстуры, но разум за ним был таким, какого мне не приходилось ощущать. Он был древним, ужасно древним. И от силы этого разума у меня ныли кости.

– Идите!

Я только трясла головой – и больше ничего не могла. Ни слов, ни настоящих мыслей, но я знала, что не могу подняться из кресла. Если я поднимусь к нему, то подпаду под его власть, как только что Кэтрин. Блузка у меня на спине пропиталась потом.

– Идите же, ну!

Я стояла и не могла вспомнить, как встала. Господи, помоги мне!

– Нет! – Я впилась ногтями в ладонь. Разорвала себе кожу и радовалась боли. Я снова могла дышать.

Его разум отхлынул, как отходит назад волна прибоя. У меня в голове осталась легкость и пустота. Я прислонилась к столу, и около меня оказался официант-вампир.

– Не сопротивляйтесь! Если будете сопротивляться, он разгневается!

Я его оттолкнула:

– Если я не буду сопротивляться, он мною завладеет!

Официант выглядел почти человеком – один из новоумерших. На лице его было выражение, и этим выражением был страх.

Я обратилась к тому, кто стоял на сцене:

– Я выйду на сцену, если не будете меня заставлять.

Моника ахнула. Я не отреагировала. Все это неважно – только выдержать первые несколько мгновений.

– Тогда идите, как хотите, – сказал вампир.

Я отступила от стола и обнаружила, что могу стоять без опоры. Очко в мою пользу. И даже могу говорить. Два очка. Я смотрела на твердый полированный пол. Думай только о том, как переставлять ноги, и все будет хорошо. В поле зрения вплыла первая ступенька к сцене. Я подняла глаза.

Обри стоял в центре сцены. Он не пытался меня звать и стоял совершенно неподвижно. Как будто его вообще не было – ужасающее ничто. И его неподвижность ощущалась у меня в голове пульсом. Я подумала, что он мог бы стоять вот так на виду, и я бы его не видела, если бы он сам не захотел.

– Иди сюда, – прозвучал голос у меня в голове.

– Иди ко мне.

Я попыталась отступить – и не смогла. Пульс колотился в горле. Не давал дышать. Я задыхалась! Я стояла, и сила его разума вихрилась вокруг меня.

– Не сопротивляйся! – крикнул его голос у меня в голове.

Кто-то беззвучно кричал, и этот кто-то была я. Если я сдамся, это будет так просто. Как утонуть, когда устал бороться. Тихая смерть. Нет, нет!

– Нет.

Мой голос прозвучал странно для меня самой.

– Как? – спросил он. И не скрыл удивления.

– Нет, – повторила я и посмотрела на него. Я встретилась с ним глазами, за которыми был вес всех этих столетий. То, что делало меня аниматором, давало мне возможность поднимать мертвых, было сейчас со мной. Я встретила его взгляд и не шелохнулась.

Тонкая, медленная улыбка раздвинула его губы.

– Тогда я к тебе приду.

– Прошу вас, не надо!

Я не могла отступить. Его разум держал меня, как бархатная сталь. Единственное, что я могла – не идти вперед. Не побежать ему навстречу.

Он остановился, когда наши тела почти соприкоснулись. Глаза его были сплошь карие, бездонные, бесконечные. Я отвернулась от его лица.

– От тебя пахнет страхом, Анита. – Его холодная рука прошла по краю моей щеки. Я затряслась и не могла остановиться. Его пальцы мягко скользили по волнам моих волос.

– Как можешь ты держаться против меня так стойко?

Его дыхание у меня на лице было теплым, как шелк. Оно скользило по моей шее, теплое, близкое. Он сделал глубокий прерывистый вдох. Голод его пульсировал на моей коже. Его жажда сводила меня судорогой. Он зашипел на зрителей, и они пискнули от ужаса. Он сейчас это сделает.

Ослепляющей волной адреналина накатил ужас. Я оттолкнулась от него, упала на сцену и поползла на четвереньках.

Рука охватила мою талию и подняла меня в воздух. Я завопила, отбиваясь назад локтем. Он во что-то стукнулся, я слышала, как вампир ахнул, но рука стала только тверже. И тверже, и тверже, раздавливая меня.

Я рванула рукав. Материя с треском поддалась. Вампир бросил меня на спину, нагнулся надо мной, лицо его дергалось от голода. Губы отъехали назад, обнажив клыки.

Кто-то из официантов попытался подняться на сцену. Вампир зашипел на него, брызгая слюной себе на подбородок. Ничего человеческого в нем не осталось.

Он навалился на меня ослепляющей волной голода. Я приставила к его сердцу серебряный нож. По груди его побежала струйка крови. Он зарычал, лязгая клыками, как пес на цепи. Я вскрикнула.

Ужас разорвал чары его власти. Остался только страх. Он рванулся ко мне, натыкаясь на острие ножа. Кровь закапала у меня по пальцам и рукаву блузки. Его кровь.

Вдруг возник Жан-Клод.

– Обри, отпусти ее.

Вампир заревел глубоким горловым звуком. Рев зверя.

– Уберите его от меня или я его убью!

Мой голос срывался на писк от страха, как у девчонки.

Вампир попятился, полосуя клыками собственные губы.

– Уберите его!

Жан-Клод мягко заговорил по-французски.

Хоть я и не понимала слов, голос был мягкий и успокаивающий, как бархат. Жан-Клод наклонился, продолжая тихо говорить. Вампир зарычал и махнул рукой, схватив Жан-Клода за запястье.

Он ахнул, и это было похоже на боль.

Убить его? Успею я всадить нож раньше, чем он перервет мне горло? Насколько он быстр? Казалось, мысль у меня работает неимоверно быстро. Как будто в моем распоряжении было все время мира, чтобы решать и действовать.

Вес вампира на моих ногах стал тяжелее. Голос его прозвучал хрипло, но спокойно.

– Можно мне теперь встать?

Лицо его снова стало человеческим, приятным, красивым, но эта иллюзия больше не работала. Я видела его без маски, и это зрелище останется со мной навсегда.

– Вставайте. Медленно.

Он улыбнулся тонкой самоуверенной улыбкой и поднялся с меня медленно, как человек. Жан-Клод махнул ему рукой, и он отошел к занавесу.

– Вы не пострадали, ma petite?

Я посмотрела на окровавленный нож и помотала головой.

– Не знаю.

– Этого не должно было случиться.

Он помог мне сесть, и я ему не мешала. Зал затих. Публика понимала, что что-то случилось не предвиденное. Они увидели правду под чарующей маской. И много было в зале бледных перепуганных лиц.

Правый рукав у меня повис, оторванный.

– Пожалуйста, спрячьте нож, – попросил Жан-Клод.

Я посмотрела на него, впервые глядя в его глаза и не чувствуя ничего. Ничего, кроме пустоты.

– Мое слово чести, что вы покинете этот дом в целости и сохранности. Спрячьте нож.

Только с третьей попытки я вложила нож в ножны – так у меня руки дрожали. Жан-Клод улыбнулся мне крепко сжатыми губами.