Когда же он мягко спросил её:

— У тебя есть какие-то серьёзные возражения против замужества? Я не думаю, что ты собираешься уйти в монастырь. Мартин говорил, что парни увивались за тобой с шестнадцати лет, — она только закрыла глаза, скрипнула зубами и так сильно сжала блюдце, что чашка издала дребезжащий звук.

— Ну, и что? — выдавила она, подняв ресницы и бросив на него воинственный взгляд.

С, какой стати вздумалось её дяде рассказывать этому негодяю всю историю её жизни в их семье? Да, у неё было довольно много ухажёров, но никогда ничего серьёзного. Она была слишком занята поиском своего места под солнцем, своим самоутверждением, чтобы у неё оставалось время на постоянные привязанности. Но тут одна мысль ужаснула её своим скрытым смыслом: возможно, её чувства так и не проснулись, остались нетронутыми из-за того, что ей ни разу не встретился настоящий мужчина, например, такой, как Адам Тюдор.

Она вздрогнула, а он подсыпал ей соль на рану.

— Итак, ты не принимала обета безбрачия, и я тоже. И, как я тебе уже сказал, мне давно пора жениться. А поскольку ты не в состоянии отказать мне, то, пожалуй, самое время строить планы.

Он включил газовый камин, имитирующий настоящий, и, присев на решётку у экрана, спиной к нему, стал не спеша потягивать кофе.

Селина отставила свою чашку, чтобы не поддаться соблазну плеснуть её горячее содержимое ему в лицо. Она быстро встала, обжигая его взглядом своих разгневанных глаз:

— Я ухожу. Не хочешь говорить откровенно — что ж, остальное я не хочу слушать!

Но её остановил его нежный вкрадчивый голос:

— А как насчёт полутора миллионов фунтов стерлингов? От них ты можешь отмахнуться также легко? — Повернувшись, она встретилась с его холодным напряжённым взглядом и признала, что давно ей было так не по себе.

Но он не должен этого знать. Не должен знать, что от страха у неё пробежали по спине мурашки. И она произнесла еле слышным голосом, заглушаемым ударами её собственного сердца:

— Я не понимаю, о чем ты говоришь…

— Нет, понимаешь! — Он криво усмехнулся. — Ты лжёшь.

В отчаянии Селина вглядывалась в холодную зеленую глубину его глаз, но не нашла там ничего, кроме презрения, которое разожгло её гнев. Она до боли закусила нижнюю губу. Что толку кричать: это ни к чему хорошему не приведёт, а только ещё глубже затянет в трясину их непонятных отношений!

Глубоко втянув воздух в лёгкие, она повторила:

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду. И я не лгу.

— Или лжёшь только тогда, когда это тебе выгодно. — Он поставил чашку на камин и направился к ней, заставив её сердце сперва остановиться, а потом бешено забиться. — Ты солгала мне о Мартине. Почему я должен верить тому, что ты сейчас говоришь?

— Я сказала тебе, почему! — Она не уступит; она не может себе этого позволить. — Почему я должна тебя ещё в чем-то обманывать?

В какой-то момент в глубине его глаз она заметила сомнение, но их тут же затянула холодная пелена, потом глаза все-таки оттаяли, и его длинные тёмные ресницы почти прикрыли их.

— В любом случае, это не конец света. Я вовсе не ищу себе в жены святошу. — Его взгляд пробежал по её зардевшемуся лицу, а голос приобрёл неприятный хрипловатый тон:

— Мне нужна сила духа, а этого у тебя достаточно; я требую преданности, верности и буду их добиваться от своей будущей жены. Он слегка приподнял широкие плечи, а зеленые глаза излучали циничный холодок. — Я готов принять белую ложь, если смогу распознать её. А я смогу, поверь мне, я смогу.

— Какие у меня могут быть резоны выходить за тебя замуж? — бросила она, стараясь выиграть время, в то время, как её разум блуждал а словесном тумане.

Однако он легко нашёлся:

— Резоны? Я бы сказал, что их примерно полтора миллиона. — Он резко указал на стул, с которого она только что неожиданно встала. — Сядь, я перечислю их тебе.

— Я лучше постою. Она не хотела уступить ни на йоту, но пожалела, что отказалась от его предложения, когда он подошёл к ней почти вплотную. Вдруг в комнате стало слишком жарко, и её тело под стесняющими одеждами обдало жаром.

— Не пытайся убежать, — мягко скомандовал он» заставляя её своим грубоватым ласкающим голосом буквально обмякнуть. — Ты не сможешь убежать от меня. Смирись с этим, и у нас с тобой пойдут дела лучше. — Его сильные пальцы гладили её плечи, она пыталась вырваться от него, потому что любая физическая близость с ним была опасной, и она уже чувствовала приближение этой опасности в обострении своих чувств и взволнованном биении своего сердца.

Он был к этому готов и не уступал, его руки легко подняли её и перенесли на софу, стоящую у другого конца камина. Сам он опустился рядом с ней» по-прежнему обнимая её разгорячённое тело. Густые чёрные ресницы прикрывали изумрудно-зелёный огонь его глаз, заставляя её щуриться. Она была околдована шедшими от него флюидами, туманным блеском его завораживающих глаз. Потом, повинуясь какому-то чувству, он убрал руки и с улыбкой сказал:

— Сядь! Он разговаривает со мной, как с нашкодившей собакой, беспорядочно пронеслось в голове у Селины; она неуверенно возвращалась в реальность из сладкой ловушки, в которой находилась минуту назад, когда, казалось, между ними родилось что-то неожиданное и бурное.

— Я тебе все объясню.

В его мрачном голосе звучала угроза, и ей захотелось убежать и спрятаться, но она продолжала сидеть, сложив на коленях руки: он же сказал, что , ей не убежать, и это была правда. Стоит ей только сделать малейшее движение, как он тут же вернёт её на место, касаясь при этом её своими руками и телом. По крайней мере сейчас он не касался её руками, и она сидела с безучастным лицом, упрямо уставившись впереди себя, в то время как её разум пытался понять, что он ей говорил.

— Год назад Мартин обратился ко мне как к специалисту. Дело в том, что «Кингз Рэнсом» начала испытывать большие трудности из-за спада в производстве, и ему необходима была большая сумма денег. Мой банк предоставил её, но, естественно, нам нужно было дополнительное обеспечение. Мы взяли под залог Лоуер Холл и лондонскую квартиру и значительное количество акций. Но, несомненно, ты все это знаешь?..

Она отрицательно покачала головой, но не потому, что ей не рассказывали о том, что их семейная фирма была заложена в одном из наиболее престижных коммерческих банков Сити, а потому что теперь поняла, почему его имя ей знакомо.

Однажды в одной из финансовых газет она прочитала статью о молодом энергичном честолюбивом человеке, который буквально ворвался в совет одного из старейших и могущественных банков и почти единолично превратил его в столп финансового мира.

Адам Тюдор. Сын Мартина. Мартин обратился к нему за помощью, а он воспользовался этим, чтобы подчинить себе своего отца, который, как он думал, не признавал его. События начинали обретать смысл. Приехал ли он в день рождения Мартина, чтобы сообщить ему о намерении банка востребовать ссуду? Знал ли об этом Мартин? Стало ли именно это причиной сердечного приступа? Вот где может быть единственное логическое объяснение. И все же, почему Ванесса и Доминик были так уверены в том, что он приходил за очередной подачкой для поддержания своего привычного образа жизни? Неужели они не знали, что Адам Тюдор как бы олицетворял собой банк. — и в его руках была власть, а может, и желание разорить их?

Но не говорил ли ей Доминик, что Адаму хотелось бы видеть их в суде, как должников? Сдвинув брови, она задумалась, и Адам шёпотом проворчал:

— Не надо так морщиться. У тебя будут морщины.

— А тебе-то что? — сказала она явную глупость. Когда он был рядом, её мозг отказывался работать, огорчённо сознавала она в тот момент, когда кончик его указательного пальца разглаживал морщинки, лёгкими ласкающими движениями перебираясь по шелковистой дорожке её бровей. Седина медленно закрыла глаза, потому что его чудесные волнующие прикосновения томно тяжелили её веки.

Почувствовав, как он медленно поворачивает голову и плечи, она сделала неудачную попытку открыть глаза, чтобы избавиться от необыкновенного ощущения погружения в тёплый мёд, потом почувствовала, как он коснулся её губ, лишь слегка прижавшись к ним, и вдруг взрыв мучительно-сладостных ощущений заполнил её огнём и она чуть не задохнулась.

Воспользовавшись, как всегда, моментом, кончик его языка проник между её полуоткрытыми губами, дразняще заскользил по влажным тайничкам её рта, кто-то застонал. Может быть, она? Возможно. Прижимаясь к ней, он удивлённо прошептал:

— Ты — просто совершенство. Когда мы поженимся, оставайся, пожалуйста, такой же.

О, волнующий смысл его слов! Ей показалось, что все её тело охватило пламя, у неё было ощущение, что её затягивает в яростный водоворот расплавленной лавы. Он не держал её, только жадные губы связывали их; стоит ей только сделать одно движение в сторону, и она освободится от него.

Она сделала его с трудом, сожаление и ощущение головокружения, которые ей пришлось при этом побороть, вызвали у неё смятение, и, чтобы изгнать возбуждённый свет из глаз и вернуть им огонь и гнев, она грубовато сказала:

— Перестань говорить о женитьбе. Об этом не может быть и речи, и ты это знаешь. Ты говоришь об этом только для того, чтобы мучить меня. — Она рискнула взглянуть на него и увидела, как дрогнула его чёрная бровь, а губы растянулись в насмешливой улыбке.

— Не может быть и речи? Почему? — прошептал он. — Ты ведь такая прелесть!

Она сжала губы, чтобы они не открылись призывно и соблазнительно, потом у неё перехватило дыхание, когда он положил ей на колено руку. Её тепло обезоружило её, этого лёгкого прикосновения оказалось достаточно, чтобы противный предательский жар рванулся вверх по её бёдрам, проникая внутрь. Она подавила рыдание. Ей было противно то ответное желание, которое он в ней вызывал.

Она оттолкнула его руку и выпрямилась, потом, взяв себя в руки, сказала:

— Значит, ты говоришь, что банк, в котором ты работаешь, — и она специально принизила его могущественную должность, упиваясь своим собственным злорадством, потому что у неё имелось ещё несколько запасных стрел, — предоставил ссуду фирме «Кингз Рэнсом», когда у той возникли трудности. Потребовал от неё дополнительного обеспечения, — это нормально, — и получил его. Говоря на профессиональном языке, ты мог бы, вероятно, востребовать ссуду и разорить нас. Я думаю, Мартин вряд ли сумел прочитать то, что было написано в контракте мелким шрифтом. Хотя от нашего разорения тебе особого проку не было бы. Но это твоё дело.

— Конечно.

Она смотрела прямо перед собой, боясь взглянуть на него, однако скрытое изумление, звучащее в его голосе, заставило её все же посмотреть в его сторону, и она сердито фыркнула, заметив в глубине его хитрых зелёных глаз пляшущие изумрудные огоньки.

Как же она была глупа, что позволила ему возбудить её чувства, заставив её забыть, какой он негодяй. Тот, кто может шантажировать разорением добропорядочного семейного бизнеса и потерей большого количества рабочих мест, должен иметь извращённый ум.

Кроме того, ведь наверняка она могла бы что-то сделать, чтобы расстроить его планы.

Почувствовав, как к ней возвращается её былая уверенность, она осмелела и, повернувшись, посмотрела ему в лицо с лёгкой снисходительной улыбкой и голосом, теперь уже приятным и спокойным, осмелилась сказать:

— Я уверена, что существуют ревизионные организации, в которые можно подать на апелляцию, какой-то здравомыслящий орган, который контролирует корпоративные сделки и может хорошенько наказать таких, как ты, негодяев, пытающихся шантажировать добропорядочных людей.

— Уверен, что ты права. — У него хватило наглости улыбнуться, и её глупое сердце замерло.

Она заставила себя сосредоточиться и, воспользовавшись только что обретённой решимостью, сказала с важностью:

— Я это знаю. Однако я требую показать мне копию подписанного Мартином контракта, чтобы добраться до этого текста, написанного мелким шрифтом. А потом я пойду к… кому-нибудь и изложу своё дело.

— А почему бы не взглянуть на это как на частную договорённость между нами? — Он поднял руку, чтобы убрать с её лица упавшую на него прядь золотистых волос. Губы его были совсем рядом, слишком близко, и она заворожённо уставилась на них, не в состоянии отвести глаз, в то время как он пробормотал:

— Зачем выносить сор из избы?

— Мне нечего выносить, — запротестовала она, борясь с волнением и видя, как его густые чёрные ресницы опустились, прикрыв глаза, а кончики пальцев не спешили отпускать её шелковистые волосы.

— Нет, я думаю, что есть, — сказал он быстро. — Ты похожа на маленький паровозик, стоящий на парах, но без машиниста. Неужели тебе не жарко? — Обе его руки лежали на воротнике её мягкого кожаного пальто.

Не обращая внимания, она стала обвинять:

— Ты что, хочешь сказать, что я ни на что не гожусь? — Она почувствовала, как он снимает с неё пальто, но его оскорбительное замечание настолько вывело её из себя, что она робко попыталась сопротивляться. Впрочем, ей было слишком жарко: ведь работало центральное отопление, горел камин и одета она была в толстый свитер…

— Вовсе нет. — Его голос звучал слишком ласково, чтобы ему можно было доверять. — Наоборот, я считаю тебя очень умной. Просто… невостребованной. С твоими способностями тебе бы следовало руководить вашей фирмой. Мартин сделал очень умно, уйдя в сторону, а Доминику просто не хватает ума. — Она слушала его, широко раскрыв глаза. — Значило ли это, что он в конце концов не собирается их разорять? Или ему нравилось говорить загадками? — Я не понимаю. — Он снял пиджак и набросил его на спинку стула. Она рассеянно следила за ним. — Бели ты нас разоришь, нечем будет руководить. — Она встретила испытующий взгляд его необыкновенных глаз, смутно отмечая, что он снимает галстук, который последовал за пиджаком. — И вообще это разговор из области теории, — хрипло заключила она и отвела глаза, потому что к этому времени он расстегнул верхние пуговицы рубашки и в открытом вороте стали видны его загорелая шея и дразнящие тёмные закрученные волоски, покрывающие его атлетическую грудь.

— Вовсе не обязательно, я на деле вовсе не заинтересован топить «Кингз Рэнсом». — Он сел в угол дивана и вытянул длинные ноги так, что они коснулись её колен. Её снова охватил жар и, впившись ногтями в ладони, она попыталась побороть унизительное желание протянуть руку и дотронуться до обнажённого треугольника на его груди, просунуть руки под тонкую ткань его рубашки, почувствовать его тело, его тепло, силу и упругость его мышц.

Её тело напряглось в отчаянной попытке вновь обрести контроль над собой, что ещё недавно всегда удавалось, и она резко дёрнулась, когда ласковыми прикосновениями тыльной стороны пальцев он провёл по её пылающей щеке.

— Расслабься. — Он придвинулся ближе, совсем близко. Теперь он слегка поглаживал её нижнюю губу, и она издала приглушённый стон, ненавидя себя за это, презирая себя за безволие, а он наклонил к ней голову, и его губы оказались там, где до этого были пальцы, а рука свободно скользнула вниз до края её свитера и тут же оказалась под ним.

От тёплого прикосновения его уверенных рук замер весь мир, а потом понёсся вперёд на волнах все сокрушающей чувственности. Голова Селины кружилась в этом водовороте, и ей приходилось прилагать большие усилия, чтобы понять, о чем он ей говорил.

— Сейчас дела у «Кингз Рэнсом» идут хорошо. Но ссуду все равно надо выплатить. — Его пальцы поползли вверх и задержались вблизи её груди, и желание, требовательное и сладостное, пронзило её, перехватив дыхание.

Она попыталась оттолкнуть его руку, во у неё не хватило сил, и он хрипло продолжал:

— Это можно сделать позже, при условии хорошего управления и знания конъюнктуры рынка, — с твоим умом и деловой хваткой тебе это удастся. Так вот при этом условии и если Доминик перестанет тянуть из компании деньги, а ты согласишься выйти за меня замуж, магазины ждёт прекрасное будущее.

Выйти за него замуж, — одно это уже заставляло её бороться с переполнявшим её желанием. Она покачала головой, облизала губы и недовольно сказала:

— Будь серьёзным! — И хотела уже встать с дивана, но он незаметно подвинулся ближе, и одно только ощущение его тела и запаха мускуса, исходившего от него, буквально парализовывало её волю.

Придав своему голосу резкий оттенок, она сказала:

— Как ты можешь думать, что я сделаю такую глупость? Мы почти не знаем друг, друга, друг другу не доверяем и уж, конечно, не любим друг друга!

Ах… Его лицо было совсем рядом. Она различала золотистые кончики его густых тёмных ресниц. И что-то в этих бездонных зелёных колдовских глазах притягивало её, без труда подчиняя его воле.

— Любовь — иллюзия, — не согласился он. — Кому она нужна? Люди оправдывают ею примитивную потребность в продолжении рода. Что же касается меня, то я тебя знаю очень хорошо. Благодаря Мартину я знаю тебя не хуже, чем других. Сначала мне понравилось то, что он мне о тебе рассказал, а когда я тебя увидел, то понял, что хочу тебя. Желание переспать с тобой поразило меня своей примитивной животной силой. Я уже говорил тебе, что решил наконец-то обзавестись семьёй. А если так, то, — он обезоруживающе улыбнулся в то время, как его рука трогала её бесстыдно пробудившуюся для ласки грудь, вызывая сладкие мучения, — зачем мне тратить время на поиски подходящей пары, лицемерно ухаживать за кем-то, когда женщина, которую я хочу, находится рядом.

Седина открыла рот, чтобы запротестовать, сказать ему, что она скорее умрёт, но он не дал ей договорить, прижавшись губами к её губам, а потом прошептал;

— Со временем мы научимся доверять друг другу. А из доверия родится уважение. Мне этого хватит. А тебе… — И вновь их губы встретились. Нехотя оторвавшись, он вглядывался в её глаза и, видя лёгкий, ещё не совсем потухший огонёк враждебности в золотистой глубине, зашептал:

— А тебе будет приятно сознавать, что ты спасла дядюшкино дело, его дом и репутацию, и ещё сделала то, что до тебя делали тысячи других — вышла замуж по расчёту. Ну, а нам достанется в награду наша сексуальная гармония. — Движением руки он накрыл её грудь, которая уже сама рвалась навстречу через стеснявшее её кружево, голос его прерывался, когда он спросил у неё:

— Хочешь я прямо сейчас тебе это докажу?