Лорел Гамильтон
      "Анита Блэйк"
      Голубая луна
      перевод Б. Левина
      Глава 1
      Мне снилась прохладная кожа и простыни цвета свежей крови, но загремел телефон, и сон разлетелся вдребезги: промелькнули полуночно-синие очи, вниз по моему телу соскользнули руки, его волосы сладкой душистой волной коснулись моего лица. Я проснулась в своем доме, за много миль от Жан-Клода, но с физическим ощущением его тела. Нашарив трубку на ночном столике, я сонным голосом отозвалась:
      - Да?
      - Анита, это ты?
      Голос Дэниела Зеемана, маленького братца Ричарда. Ему двадцать четыре года, и он симпатичный, как плюшевый медвежонок. Даже слова "маленький братец" этого не передают полностью. Ричард был моим женихом когда-то пока я не предпочла ему Жан-Клода. Я стала спать с другим мужчиной, и это сильно поломало наши планы на будущее. Виноват был не Ричард, а я. Мы оба так считали, а наши мнения редко когда сходились.
      Прищурившись, я вгляделась в светящийся циферблат часов. Три десять утра.
      - Что случилось, Дэниел?
      Ради хороших новостей никто не станет звонить в три часа ночи.
      Послышался глубокий вдох, будто он набирал воздуху для следующей фразы.
      - Ричард в тюрьме.
      Я резко села. Простыни комом свалились на колени.
      - Что ты сказал?
      Сна как не бывало. Сердце застучало, в кровь хлынул адреналин.
      - Ричард в тюрьме, - повторил он.
      Мне хотелось заставить его повторить еще раз, но я не стала.
      - За что?
      - Попытка изнасилования, - ответил Дэниел.
      - Как?!
      Дэниел повторил, но смысла в этих словах не прибавилось.
      - Ричард - бойскаут, каких свет не видел, - произнесла я. - Я уж скорее в убийство поверю, чем в изнасилование.
      - Я так понимаю, это комплимент?
      - Ты меня понял, Дэниел. Ричард ни на что подобное не способен.
      - Согласен, - сказал Дэниел.
      - Он в Сент-Луисе?
      - Нет, все еще в Теннеси. Закончил работу на степень магистра, и в ту же ночь его арестовали.
      - Расскажи, как это все случилось.
      - Я точно не знаю, - ответил он.
      - То есть как это?
      - Меня к нему не пустили.
      - Почему?
      - Маме они разрешили с ним увидеться, но остальных нас не впустили.
      - Адвокат у него есть? - спросила я.
      - Он говорит, что адвокат ему не нужен. Говорит, что он ни в чем не виноват.
      - В тюрьме полно таких, которые ни в чем не виноваты, Дэниел. Адвокат ему нужен. Здесь его слово против слова этой женщины, и если она местная, а он нет, то ему светит серьезный срок.
      - Ему светит серьезный срок, - повторил Дэниел.
      - Блин, - сказала я с чувством.
      - Это еще не все, - сообщил Дэниел.
      Я сбросила простыни и встала, зажимая трубку.
      - Выкладывай.
      - В этом месяце ожидается голубая луна, - сказал он тихо и не стал объяснять, но я поняла.
      Ричард - вервольф альфа, вожак местной стаи, и это его единственный серьезный недостаток. Мы расстались после того, как он съел одного типа у меня на глазах. Это зрелище погнало меня прочь без оглядки прямо в объятия Жан-Клода. От вервольфа сбежала к вампиру. Жан-Клод - Принц города Сент-Луиса, и явно из них двоих он меньше человек. Я понимаю, что тут выбор не особенно широкий - между сыроядцем и кровососом, но у Жан-Клода хотя бы не торчат куски мяса между зубами после еды. Различие небольшое, но заметное.
      Голубая луна - это второе полнолуние за один месяц. На самом деле луна не синеет, но отсюда происходит пословица: "Однажды при синей луне". Это случается примерно каждые три года. Сейчас август, и до полнолуния остается всего лишь пять дней. Ричард отлично умеет держать себя под контролем, но я не слыхала никогда, чтобы вервольф, даже Ульфрик, вожак стаи, мог удержаться от изменения в ночь полнолуния. Тут уж в какого бы ты зверя ни перекидывался, ликантроп есть ликантроп. Полной луне противостоять невозможно.
      - Его надо вытащить из тюрьмы до полнолуния, - сказал Дэниел.
      - Да, - согласилась я.
      Ричард скрывал, что он оборотень. Он преподавал естественные науки в старших классах, и если узнали бы, что он - вервольф, он бы потерял работу. Дискриминация по болезни противозаконна, особенно по такой малозаразной, как ликантропия, но все равно его бы вышибли. Никто не хочет, чтобы его деток учило чудовище. Плюс еще то, что единственным в семье, кто знал про Ричарда, был Дэниел. Папа и мама Зееманы находились в неведении.
      - Дай свой телефон, я тебе позвоню, - сказала я.
      Он продиктовал.
      - Значит, ты приедешь?
      - Приеду.
      - Спасибо, - вздохнул он. - Мама устроила дикий скандал, но это не помогает. Нужен человек, который разбирается, как крутятся эти шестеренки.
      - Моя подруга тебе позвонит и сообщит имя какого-нибудь приличного местного адвоката, пока меня нет. Может, к моему приезду вы сумеете добиться освобождения под залог.
      - Это если он пустит к себе адвоката.
      - Он что, дурак?
      - Он считает, что правда на его стороне и этого вполне достаточно.
      Очень было похоже на Ричарда. Еще одна причина, по которой мы расстались. Он увлекался многими идеалами, которые не работали, даже когда были в моде: Правда, Справедливость, Американский Образ Действий - все это в системе охраны правопорядка уж точно не действует. Нужны другие понятия: Деньги, Власть и Везение. А еще лучше иметь своего человека в самой системе.
      Я - истребитель вампиров. У меня есть лицензия на охоту за вампирами и их ликвидацию по ордеру, выданному судом. Такая лицензия действительна в трех штатах, но Теннеси в это число не входит. Хотя в общем-то к истребителю копы отнесутся лучше, чем просто к штатскому. Мы рискуем жизнью, и на счету у нас обычно больше ликвидации, чем у самих копов. Ну конечно, это все вампы, и потому не все считают их настоящей ликвидацией. На счет записываются только люди.
      - Когда ты приедешь? - спросил Дэниел.
      - Мне тут кое-что надо сделать перед отъездом, но жди меня сегодня в первой половине дня.
      - Я надеюсь, что тебе удастся образумить Ричарда.
      Я была знакома с их матерью и не раз ее видела, а потому сказала:
      - Мне странно, что Шарлотта этого не может.
      - А как ты думаешь, кто первый сказал: "Правда выведет тебя к свободе?"
      - Понятно, - сказала я. - Я приеду, Дэниел.
      - Мне пора.
      Он резко повесил трубку, будто боялся, что его застукают. Наверное, мамочка вошла. У Зееманов четыре сына и дочь. Все сыновья выше шести футов ростом, дочка - пять футов девять дюймов. Все старше двадцати одного года. И все боялись матери. Не то чтобы в буквальном смысле, но мужчиной в доме была Шарлотта Зееман. Я это поняла после первого же семейного обеда.
      Повесив трубку, я зажгла свет и стала собирать вещи. Пока я швыряла их в чемодан, пришла в голову мысль: а за каким чертом я это делаю? Простейший ответ был бы такой: потому что Ричард - третий член нашего триумвирата власти, созданного Жан-Клодом. Мастер вампиров, Ульфрик, он же царь волков, и некромант. Некромант - это я. Мы так были тесно связаны, что иногда ненароком вторгались друг другу в сны. Иногда и не так чтобы ненароком.
      Но я бросилась на выручку не потому, что Ричард - наш третий. Перед собой (и только перед собой) я могла признаться, что все еще люблю его. Не так, как Жан-Клода, но тоже по-настоящему. Он попал в беду, и я ему помогу, если это в моих силах. Вот так просто. Вот так сложно. Вот так мучительно.
      Интересно, что скажет Жан-Клод, когда я, бросив все, помчусь вызволять Ричарда. Хотя это даже не важно - так или этак, а я еду. Но мысль о том, какие чувства вызовет это у моего любовника-вампира, никуда не делась. Пусть его сердце не всегда стучит, но разбиться оно может.
      Паршивая штука - любовь. Иногда от нее хорошо, а иногда это лишь способ испытать боль.
      Глава 2
      Я стала звонить. У меня была подруга-юрист, Кэтрин Мэнсон-Жиллет. Не раз она присутствовала, когда я давала полиции показания насчет мертвеца, которому я помогла умереть. Пока что я в тюрьму не попала. Да что там, даже до суда дело не доходило. Как мне это удалось? Очень просто: я врала.
      Муж Кэтрин, Боб, поднял трубку на пятом звонке и ответил голосом таким сонным, что едва можно было разобрать. Только по басовым ноткам я догадалась, с кем из них двоих я говорю. Они оба просыпаться не любят.
      - Боб, это Анита. Мне нужна Кэтрин, по делу.
      - Ты в полиции? - спросил он. Как видите, Боб меня хорошо знает.
      - Нет, на этот раз адвокат нужен не мне.
      Он не стал задавать вопросов, только сказал:
      - Даю Кэтрин. Но если ты думаешь, что я вообще лишен любопытства, то ошибаешься. Кэтрин мне потом все расскажет.
      - Спасибо, Боб.
      - Анита, что случилось?
      Кэтрин говорила нормальным голосом. Она - адвокат по уголовным делам в частной фирме и привыкла, что ее будят в любое время. Восторга она по этому поводу не испытывает, но просыпается быстро.
      Я пересказала ей плохие новости. Ричарда она знала, и он очень ей нравился. Она понять не могла, какого черта я бросила его ради Жан-Клода. Поскольку я ей не рассказывала, что Ричард - вервольф, объяснить было трудно. Да если бы она и знала, все равно нелегкое дело разъяснять все это.
      - Карл Белизариус, - сказала она, когда я закончила. - Один из лучших адвокатов по уголовным делам в том штате. Я с ним знакома. Он не так разборчив в клиентах, как я, и защищал заведомых преступников, но дело свое он знает.
      - Ты можешь с ним связаться, чтобы он начал действовать? - спросила я.
      - Анита, для этого нужно разрешение Ричарда.
      - Я не могу уговорить Ричарда взять нового адвоката, пока не увижусь с ним. В таких делах время всегда дорого, Кэтрин. Может этот Белизариус хотя бы привести колеса в движение?
      - Ты не знаешь, есть ли сейчас у Ричарда адвокат?
      - Дэниел сказал, что Ричард отказался видеть своего адвоката. Так что, наверное, да.
      - Дай мне телефон Дэниела, и я посмотрю, что можно сделать.
      - Спасибо тебе, Кэтрин. Большое спасибо.
      Она вздохнула:
      - Я знаю, что ты ради любого из своих друзей такое сделала бы. Ты очень преданный человек. Но ты уверена, что здесь дело только в дружбе?
      - То есть?
      - Ведь ты все еще его любишь?
      - Без комментариев.
      Кэтрин тихо засмеялась:
      - "Без комментариев!" Здесь же не ты под подозрением.
      - Хватит об этом.
      - Ладно, я посмотрю, что смогу сделать отсюда. Позвони мне, когда туда доберешься.
      - Обязательно.
      Повесив трубку, я позвонила на свою основную работу. Ликвидация вампиров - это лишь побочное мое занятие. Я поднимаю мертвых в фирме "Аниматорз инкорпорейтед", первой анимационной компании в стране. И самой прибыльной. Частично это заслуга нашего босса, Берта Вона, - он умеет делать баксы, сложив руки и насвистывая. Ему не нравится, что я помогаю полиции в расследовании противоестественных преступлений, и это занимает все больше и больше моего времени. Мой отъезд из города на неопределенное время по личным делам тоже ему не понравится. И я была рада, что в такую глухую ночь его не будет в конторе и он не станет орать на меня лично.
      Если Берт будет продолжать на меня давить, мне придется хлопнуть дверью, а мне не хотелось. Я должна поднимать зомби. Это не мышцы, которые слабеют от отсутствия упражнения, а врожденная способность. Если ее не использовать, сила сама найдет выход наружу. В колледже у нас был преподаватель, который покончил жизнь самоубийством. Три дня, пока душа еще держится поблизости, его тела не могли найти, а на четвертую ночь труп приковылял к двери моей комнаты. На следующий день моя соседка поменялась с кем-то комнатой - она не была любительницей приключений.
      Так или иначе, а мертвых поднимать я буду - выбора у меня нет. Зато есть достаточная репутация, чтобы работать самостоятельно. Придется найти менеджера, хотя я вполне справилась бы и одна - беда в том, что мне не хотелось уходить. Среди сотрудников "Аниматорз инкорпорейтед" были и мои лучшие друзья. Кроме того, хватит уже с меня перемен за этот год.
      Я, Анита Блейк, ужас нежити - человек, за которым числится убитых вампиров больше, чем за любым другим истребителем в стране, - кручу любовь с вампиром. Ирония почти поэтическая.
      Тут позвонили в дверь. У меня сердце подпрыгнуло к горлу: звук вполне обычный, но ведь не в без четверти четыре утра! Оставив недоупакованный чемодан на незастеленной кровати, я вышла в гостиную, где стояла белая мебель на ярком восточном ковре. Подушки кричащих цветов небрежно были разбросаны по дивану и креслам. Мебель выбирала я, ковер и подушки подарок Жан-Клода. У него чувство стиля всегда было лучше моего, так что незачем мне с ним тягаться.
      А звонок прозвонил второй раз. Я вздрогнула - без причины, если не считать раннего часа, настойчивости пришельца да еще того, что меня завели новости о Ричарде. К двери я подошла с моим любимым пистолетом, девятимиллиметровым браунингом, и, сняв предохранитель, направила ствол вниз. И лишь у самой двери сообразила, что на мне ничего нет, кроме ночной сорочки. Пистолет есть, а халата нет. Вот такие у меня приоритеты.
      Стоя на ковре у двери, я обдумывала, не вернуться ли мне за халатом или за джинсами. За чем-нибудь. В своей любимой футболке ниже колен я бы просто открыла дверь. Но на мне была черная атласная ночнушка с тоненькими бретельками. Она вообще-то все прикрывала, но тем не менее не в таком наряде надо бы открывать дверь. Ладно, черт с ним.
      - Кто там? - спросила я. Плохие парни обычно в звонок не звонят.
      - Это я, Жан-Клод, ma petite.
      У меня отвисла челюсть. Даже шайка бандитов за дверью не явилась бы таким сюрпризом. Чего он здесь делает?
      Щелкнув предохранителем, я открыла дверь. Атласная ночнушка была подарком Жан-Клода, и он видал меня и менее одетой. Халат не нужен.
      Я открыла дверь - и вот он. Будто я, как фокусник, откинула занавес и показала своего красавца-ассистента. От его вида у меня самой дыхание замерло в груди.
      Он пожаловал в рубашке строгого делового покроя с застегнутыми манжетами и простым воротником. Она была красная, а манжеты и воротник почти атласно-алые; Под тонкой тканью ничего не было, кроме рук, груди и талии самого Жан-Клода. Черные волосы локонами спускались ниже плеч и почему-то казались темнее, сочнее на красном фоне. От этого цвета даже полуночно-синие глаза стали еще синее. Я больше всего любила на нем именно эти тона, о чем он прекрасно знал. В черные джинсы вместо пояса был продет алый шнур, свисавший узлами с бедра. Черные кожаные сапоги облегали ноги, доходя почти до паха.
      Когда я была вдали от Жан-Клода, вдали от его тела и голоса, я могла конфузиться, испытывать неприятный дискомфорт по поводу того, что я с ним встречаюсь. Вдали от него я почти могла уговорить себя его бросить - почти. Но когда я была рядом с ним, у меня сердце проваливалось ниже ног, и мне приходилось сдерживать себя, чтобы не завопить от восторга.
      Я ограничилась словами:
      - Ты эффектен, как всегда. Но что ты здесь делаешь ночью, ведь я не просила тебя приходить?
      На самом деле мне хотелось повиснуть на нем, обвиться вокруг, и чтобы он отнес меня через порог, а я цеплялась за него, как обезьянка. Но я такого не сделаю. Это явная потеря достоинства. И к тому же меня слегка беспокоило, насколько сильно я его хочу - и насколько часто. Он действовал на меня как новый наркотик, и дело было не в его вампирской силе, а в старом добром вожделении. Но все равно это пугало слегка, и я поставила некоторые ограничения. Правила. Жан-Клод их соблюдал - почти всегда.
      Он улыбнулся, и такая улыбка пробуждала сразу любовь и ужас. Улыбка говорила, что он лелеет порочные мысли о том, что могут делать двое в темной комнате, где простыни пахнут дорогими духами, потом и другими телесными жидкостями. Эта улыбка никогда не заставляла меня краснеть до того, как мы стали близки. Иногда ему стоило только улыбнуться, и я уже заливалась краской, как четырнадцатилетняя девочка на первом свидании. Он это находил очаровательным, а я злилась.
      - Сукин ты сын, - медленно произнесла я.
      Он улыбнулся еще шире:
      - Наш сон прервали, ma petite.
      - Я так и знала, что не случайно ты мне приснился, - сказала я, и у меня получился враждебный тон. Это было мне очень приятно, потому что горячий летний ветер обдал мое лицо запахом его одеколона - экзотического, с оттенком цветов и пряностей. Чтобы выстирать простыни, еще держащие запах Жан-Клода, мне приходилось делать над собой усилие.
      - Я просил тебя носить мой подарок, чтобы я мог видеть тебя во сне. Ты же знала, что я собираюсь в этих снах делать, и не возражай, потому что это будет ложью. Можно мне войти?
      Он настолько часто бывал приглашен, что сейчас мог переступить порог и без приглашения, но теперь он затеял такую игру. Каждый раз я должна была официально признать, что я его хочу. Мне это было приятно - и злило. Как очень многое, связанное с Жан-Клодом.
      - Вполне можно.
      Он прошел мимо меня. Я заметила, что черные сапоги зашнурованы сзади от пяток до верха. Черные джинсы прилегали плотно и гладко, так что и гадать не надо было, что белья под ними нет.
      Он заговорил, не оборачиваясь:
      - Не надо так злиться, ma petite. Ты же умеешь не допускать меня в свои сны. - Здесь он повернулся, и его глаза наполнились темным светом, ничего общего не имеющим с вампирской силой. - Ты же меня встречаешь, распростирая не только объятия.
      Второй раз за пять минут я залилась краской.
      - Ричард в тюрьме в Теннеси, - сказала я.
      - Да, я знаю.
      - Знаешь? - удивилась я. - Откуда?
      - Мне звонил местный Принц города. Больше всего он боялся, как бы я не решил, что это его работа. Его попытка разрушить наш триумвират.
      - Если бы он пытался это сделать, обвинение было бы в убийстве, а не в попытке изнасилования, - возразила я.
      - Верно, - сказал Жан-Клод и рассмеялся. Этот смех защекотал мне кожу, как небольшой персональный ветер. - Кто бы ни подставил нашего Ричарда, он его не знает. Я бы даже в убийство поверил скорей, чем в изнасилование.
      В точности то же, что сказала я. Так почему же мне так неприятно было это слышать?
      - Ты едешь в Теннеси?
      - Этот мастер, Колин, запретил мне появляться в его землях. Если я нарушу запрет, это будет сочтено актом агрессии, если не объявлением войны.
      - Ему-то какое дело? - спросила я.
      - Он боится моей силы, ma petite. Нашей силы, и вот почему он и тебя объявил на своей территории персоной нон грата.
      Я вытаращила глаза:
      - Ты шутишь? Надеюсь, шутишь. Он запретил любому из нас ехать на помощь Ричарду?
      Жан-Клод кивнул.
      - И он еще думает, что мы поверим, будто это не его работа?
      - Я ему верю, ma petite.
      - Даже по телефону ты мог определить, что он не лжет?
      - Есть мастера вампиров, которые могут солгать другому мастеру вампиров, хотя вряд ли такой силой обладает Колин. Но я верю ему не поэтому, ma petite.
      - А почему?
      - В последний раз, когда мы с тобой вторглись в земли другого вампира, мы уничтожили хозяйку.
      - Она пыталась нас убить, - возразила я.
      - Строго говоря, - уточнил Жан-Клод, - она освободила нас всех, кроме тебя. Тебя она хотела превратить в вампира.
      - Ну я же сказала, что она хотела меня убить.
      Жан-Клод улыбнулся:
      - О ma petite, твои слова делают мне больно.
      - Кончай чушь молоть. Этот Колин не может не понимать, что мы не бросим Ричарда гнить в тюрьме.
      - Он вправе отказать нам в разрешении.
      - Потому что мы убили другого мастера на его собственной территории? спросила я.
      - Он не обязан обосновывать свой отказ. Ему достаточно просто отказать.
      - Как вы, вампиры, вообще можете о чем-то договориться?
      - Медленно, - признал Жан-Клод. - Но не забывай, ma petite, у нас есть время, чтобы быть терпеливыми.
      - Ладно, у меня его нет, и у Ричарда тоже.
      - Вы могли бы обрести вечность, ты и он, если бы восприняли четвертую метку, - произнес Жан-Клод тихим и нейтральным голосом.
      Я покачала головой:
      - И Ричард, и я очень ценим то, что осталось в нас от человека. А к тому же твоя "вечность" - это не бессмертие. Она только значит, что мы будем живы до тех пор, пока жив ты. Тебя труднее убить, чем нас, но ненамного.
      Он сел на диван, подобрав под себя ноги. В таком изобилии кожи это было нелегко - может быть, правда сапоги мягче, чем кажутся? Нет, вряд ли.
      Жан-Клод облокотился на подлокотник дивана, выпятив грудь. Прозрачная красная ткань тесно облегала его тело, не оставляя простора воображению.
      Соски выпирали из-под нее. Красный газ рубашки превращал крестообразный шрам в кровавую рану.
      Он приподнялся, опираясь на подлокотник, как русалка на камне. Я ожидала от него поддразнивания, чего-то сексуального. Но он сказал:
      - Я пришел, чтобы лично сообщить тебе о том, что Ричард в тюрьме. - Он пристально смотрел мне в лицо. - Думал, что это может тебя расстроить.
      - И еще как. Этот тип, Колин, вампир, кто бы он вообще ни был, но он явный псих, если думает, что сможет нам помешать спасать Ричарда.
      Жан-Клод улыбнулся:
      - Сейчас, пока мы беседуем, Ашер ведет переговоры о том, чтобы Колин дал тебе доступ на свою территорию.
      Ашер был у Жан-Клода правой рукой. Я нахмурилась:
      - Почему мне, а не тебе?
      - Потому что ты куда лучше общаешься с полицией, чем я. - Он перебросил длинную, утопающую в коже ногу через подлокотник и грациозно встал на ноги. Как в танце с лентой, только без ленты. Насколько мне известно, Жан-Клод никогда не танцевал стриптиз в "Запретном плоде", принадлежащем ему вампирском стрип-клубе, но вполне мог бы. Он умел малейшему движению придать оттенок сексуальный и слегка скабрезный. Всегда казалось, будто у него на уме такие мысли, которых в разношерстной компании не выскажешь.
      - Так почему же ты просто не позвонил? - спросила я, хотя знала ответ - по крайней мере частично. Он был так же зачарован моим телом, как я его. Хороший секс - штука обоюдная, и при правильно выбранной жертве соблазнитель становится соблазненным.
      Он скользнул ко мне.
      - Я считал, что такие новости надо сообщать лицом к лицу.
      Он остановился так близко ко мне, что круглый подол моей рубашки касался его бедер. Жан-Клод чуть шевельнул корпусом, и атласный край одежды ласково погладил мне ноги. Почти любой мужчина такое движение мог бы сделать только руками. Конечно, у Жан-Клода за плечами было четыреста лет тренировок.
      - Почему это лицом к лицу? - спросила я с небольшим придыханием.
      - Ты знаешь, - улыбнулся он.
      - Я хочу от тебя услышать.
      Красивое лицо Жан-Клода превратилось в ничего не выражающую, тщательно сделанную маску, и лишь глаза светились, как манящие огоньки.
      - Я не мог, чтобы ты уехала, не коснувшись меня в последний раз. Перед твоим отъездом хотел бы станцевать грешный танец.
      Я рассмеялась, но напряженно, нервно. Во рту вдруг пересохло. Мне пришлось заставить себя не смотреть на его грудь. "Грешный танец" - это был его излюбленный эвфемизм для секса. Я хотела до него дотронуться, но тогда не знаю, где я смогла бы остановиться. Ричард попал в беду. Однажды я предала его ради Жан-Клода; второй раз я этого не сделаю.
      - Мне надо собираться, - сказала я, резко повернулась и пошла в комнату.
      Он последовал за мной.
      Я положила пистолет возле телефона, достала из ящика носки и стала забрасывать их в чемодан, пытаясь не обращать внимания на Жан-Клода. Это было не так легко, как можно подумать. Он лег на кровать рядом с чемоданом, опершись на локоть, длинные ноги вытянулись вдоль всей кровати. На фоне моих белых простынь он казался до ужаса чересчур одетым. Я ходила по комнате, а он следил за мной - одними глазами. Как кот: внимательный и полностью расслабленный.
      Я зашла в ванную взять туалетные принадлежности. Все мелочи лежали у меня в мужской сумке для бритвенного набора - последнее время мне часто приходилось выезжать из города.
      Когда я вернулась, Жан-Клод лежал на спине, длинные черные волосы разлились по моей подушке, как темный сон. Он протянул ко мне руку:
      - Иди ко мне, ma petite.
      Я замотала головой:
      - Это меня отвлечет. Мне надо собраться и одеться. Ни на что другого времени нет.
      Он передвинулся ко мне скользящим движением, будто у него были мускулы в таких местах, где им быть не полагается.
      - Неужто я так непривлекателен, ma petite? Или тебя так отвлекает тревога за Ричарда?
      - Ты отлично знаешь, насколько ты для меня привлекателен. А за Ричарда я действительно тревожусь.
      Он соскользнул с кровати, следуя за мной по пятам. Двигался он грациозно и плавно. Я моталась туда-сюда, но он не отставал, точно приспособив свои плавные шаги к моим торопливым. Как будто за мной ходит очень медленный хищник, никуда не спешащий, но знающий, что тебе от него деться некуда.
      Чуть не налетев на него во второй раз, я наконец не выдержала:
      - Слушай, перестань за мной ходить! Ты меня нервируешь.
      На самом деле от такой его близости у меня кожа дергалась.
      Он сел на край кровати и вздохнул:
      - Я не хочу, чтобы ты ехала.
      Я как стояла, так и застыла. Обернулась и уставилась на него:
      - Это еще почему?
      - Много веков я мечтал набрать столько силы, чтобы достичь безопасности. Столько силы, чтобы спокойно владеть своей землей и наконец-то пожить в мире хоть немного. И теперь я боюсь именно того, кто может осуществить эти мои мечты.
      - О чем ты?
      Я стояла перед ним с полной охапкой блузок и вешалок.
      - О Ричарде. Я боюсь Ричарда.
      Такое выражение я очень редко видала в его глазах. Это была неуверенность в себе. Совершенно нормальное человеческое выражение. И совершенно неуместное на лице этого элегантного мужчины в шикарной рубашке.
      - С чего тебе его бояться?
      - Если ты любишь Ричарда больше, чем меня, то ты можешь бросить меня ради него.
      - Если ты заметил, Ричард сейчас меня ненавидит. Он больше с тобой разговаривает, чем со мной.
      - Он ненавидит не тебя, ma petite, ему ненавистно, что ты со мной. Между этими двумя видами ненависти разница огромная. - Жан-Клод глядел на меня почти печально.
      Я вздохнула:
      - Ты ревнуешь к Ричарду?
      Он опустил глаза к своим дорогим сапогам.
      - Дурак я был бы, если бы не ревновал.
      Я перебросила блузки через руку и дотронулась до лица Жан-Клода. Повернула его к себе.
      - Ты не забыл, что я сплю с тобой, а не с Ричардом?
      - Вот я здесь, ma petite, одетый, как в твоей мечте, и ты даже не захотела меня поцеловать.
      Эта реакция меня удивила. А я-то думала, что уже хорошо его знаю.
      - Ты обиделся, что я не поцеловала тебя при встрече?
      - Наверное, - тихо ответил он.
      Я покачала головой и бросила блузки куда-то в сторону чемодана. Потом ткнулась коленями в его ноги, чтобы он их развел и дал мне прижаться к нему всем телом. Положила руки ему на плечи. Прозрачная ткань была на ощупь куда грубее, чем казалась.
      - Как может комплексовать столь великолепное создание, как ты?
      Он обвил меня руками за талию, прижав к себе. Кожа его высоких сапог была на ощупь мягче, чем на вид. Из плена его рук и ног мне трудно было бы вырваться, но я добровольно пошла в этот плен, так что волноваться не о чем.
      - Знаешь, что мне на самом деле хотелось бы сделать? Упасть на колени и лизнуть эту роскошную рубашку. Мне интересно, сколько тебя могла бы я засосать сквозь ткань.
      Он засмеялся тихим и низким голосом. От этого смеха у меня по всему телу пошли мурашки, напряглись соски и другие места тоже. Его смех был ощутим, назойлив. Он умел голосом делать такое, чего другие мужчины не могут и руками. И все же он боялся, что я брошу его ради Ричарда.
      Он опустил лицо между моих грудей, потерся щеками, гладя меня атласом рубашки, и у меня участилось дыхание.
      Я вздохнула и склонилась к нему.
      - Я не собираюсь бросать тебя ради Ричарда. Но он в беде, а это важнее секса.
      Жан-Клод поднял ко мне лицо - наши руки так переплелись, что он едва мог шевельнуться.
      - Поцелуй меня, ma petite, я не прошу большего. Только поцелуй, чтобы я знал, что ты меня любишь.
      Я приложила губы к его лбу.
      - Я думала, что ты больше уверен в себе.
      - Так и есть, - ответил он. - С кем угодно, но не с тобой.
      Я отодвинулась, чтобы видеть его лицо.
      - Вообще-то любовь должна придавать уверенности, а не отнимать.
      - Должна, - согласился он. - Но Ричарда ты тоже любишь. Ты пытаешься не любить его, а он пытается не любить тебя. Но любовь не так-то легко убить - и породить тоже.
      Я нагнулась к нему. Первый поцелуй был просто касанием губ - ощущением его атласной кожи. Второй был посильнее. Я чуть прикусила его верхнюю губу, и он еле слышно застонал. Жан-Клод тоже поцеловал меня, нежно взяв в руки мое лицо. Он целовал меня, будто пил до дна, пытаясь слизнуть последние капли из бутылки дорогого вина, нежно, страстно, голодно. Я прижалась к нему, водя руками по его телу, будто и они испытывали голод по прикосновению.
      Острые его клыки кольнули мне губы и язык. Острая, резкая боль - и медный вкус крови. Жан-Клод издал тихий нечленораздельный звук и навалился на меня. Вдруг мы оказались на кровати, он сверху. Глаза его превратились в синее пламя, зрачки исчезли в наплыве желания.
      Он попытался отогнуть мне голову в сторону, ткнуться в шею. Я повернулась к нему лицом, не давая этого сделать.
      - Без крови, Жан-Клод.
      Он обмяк, ткнулся лицом в смятые простыни.
      - Прошу тебя, ma petite!
      Я толкнула его в плечо:
      - Слезь.
      Он перекатился на спину, стараясь не смотреть на меня.
      - Я могу входить любой своей частью в любые твои отверстия, но в последней капле себя ты отказываешь мне.
      Я осторожно встала, не уверенная, что колени у меня не подкосятся.
      - Я не еда.
      - Это куда больше, чем еда, ma petite. Если бы ты только позволила мне показать тебе, насколько больше.