Я обернулся. Китти открывала ридикюль: наши вещи, как и следовало ожидать, исправно сыскались в сейфе доктора Альберта. Последнего быстро убедили отомкнуть несгораемый шкаф и вытряхнуть содержимое. В общем и целом надлежало признать: Росс и его люди трактовали покорного слугу со всевозможной заботой. А недовольство было вполне извинительно и объяснимо: ребяткам предстояло попотеть, измышляя правдоподобную легенду касательно четырех трупов и погрома в психиатрической лечебнице.
— Второй этаж, — уведомила Китти, протягивая мне ключ. — И это позабыл? Боковая внешняя лестница, сразу направо... Ох, извини, я опять не учла, что...
— И не учитывай, — ухмыльнулся я. — Поясняй, и довольно.
Подымаясь по упомянутой боковой лестнице — внешней, боги бессмертные! — обильно поливаемый ледяным дождем, нещадно овеваемый пронизывающим северо-канадским ветром, покорный слуга давал себе клятву: ежели выпутаюсь из нынешней передряги, подыщу славный тропический остров, где шелестят пальмы, плещет упоительно теплое море, золотой песок обжигает ступни, а с ярко-синего полдневного неба сияет жаркое благодатное солнце. Подыщу — и поселюсь в этом райском уголке навсегда...
Я отомкнул дверь, пропустил Китти вперед... Зажегся свет, мы стояли посреди маленькой уютной кухни, отделанной темным деревом.
— Кажется, нужно выпить, — промолвила Китти. — Возражений нет? Бутылки отыщешь справа от плиты, лед возьми в холодильнике. Брр-р-р! Я продрогла, честное слово! Разожгу камин, а ты сооруди коктейли. Ведь лучше разжечь камин, верно? Согреемся тотчас. Ох, как же мерзко было на улице!
«Увертюра началась», — подумал покорный слуга и вслух произнес:
— Камин — отличная вещь.
— Мне, пожалуйста, виски. Один кубик льда, и ни капли содовой. Ты предпочитаешь мартини, только наверняка и об этом забыл, а посему напоминаю. О, Боже, опять ляпнула глупость!
Когда я принес напитки в гостиную, Китти стояла на коленях у внушительного очага, и огонь уже пылал. Видимо, дрова и растопка были уложены загодя. Кирпичный, просторный камин; мохнатый ковер на полу, скошенный потолок, обеденный стол, пристроившийся у окна, справа. Дверь в противоположной стене уводила в спальню, а дальше наверняка находилась ванная.
Тихий, очень уютный уголок.
— Прошу, сударыня, — изрек я, наклоняясь над плечом молодой женщины и вкладывая в ее пальцы высокий стакан.
Китти отхлебнула немедля. Потом заговорила: не оборачиваясь, ровным, почти веселым голосом.
— Дрова из прессованных опилок не романтичны, и все же их гораздо легче купить. И надо же сыскать опилкам разумное употребление, верно? Раньше их просто выбрасывали...
— Раньше ими усыпали цирковые арены, — возразил я. — И усыпают поныне, коль скоро не ошибаюсь.
Китти сделала новый глоток, и еще один, и еще. Прикончила содержимое стакана, возвратила мне, капризно попросила:
— Еще! И наигранно детским голоском защебетала:
— Китти хоцет наклюкаться! Китти сделялясь убийцей!
— Ваша выпивка, ваша воля, — вздохнул я и отправился вспять, прямиком на кухню, прикладываясь по пути к собственному мартини. Сейчас, когда опасности временно миновали, предложение «наклюкаться» казалось откровенно заманчивым. «Оглядываться на недавнее прошлое, — подумал я, — неизмеримо сподручнее сквозь розовую алкогольную дымку. Больно уж неаппетитное было прошлое».
Вернувшись, я застал Китти на том же месте и в той же позе.
— Полегче со вторым, голубушка, — уведомил я. — Два стакана составляют в совокупности половину бутылки.
— Надеюсь, ты не давал обета трезвости? — осведомилась Китти. — Мне нужен товарищ. Но товарищ наклюкавшийся.
— Не изволь беспокоиться, надерусь. А что мы празднуем, помимо славного освобождения?
— Сказала же... Я сделалась убийцей.
— Чудно, — ответствовал покорный слуга. — Вступайте в клуб для избранных.
Последовала короткая пауза. Китти кое-как поднялась и посмотрела мне прямо в лицо. Обняла за шею. Прижалась: крепко, всем дрожащим телом.
Я постарался не слишком повредить розовой блузке и несуразным расклешенным брюкам.
Глава 15
Пробуждение наше было мирным и приятным. Я лежал на чистой простыне, в мягкой постели, посреди спальни, где царила восхитительная, почти звенящая тишина. Следовало чувствовать себя совершенно счастливым.
Я избавился от больничных кошмаров, пережил пыточные сеансы и наконец-то обретался вне любых и всяких лечебниц — как обычных, так и преступных. Наконец-то я мог распоряжаться собою сам.
Конечно, забот по-прежнему оставался полон рот, а провалы памяти равнялись глубиной ущельям Скалистых гор — но Аллах с ними, с провалами памяти! Видения минувших дней пропали, но уже начинался новый день, за которым, даст Бог, последует очень долгая череда других: светлых и радостных... Наживем и новые воспоминания. Пусть они будут лучше и чище сгинувших.
Я потянулся, поднялся, направился к ванной. Погляделся в зеркало, осклабился, приметив, как распухла губа, укушенная извивавшейся от страсти любовницей. Плечи мои словно пума исцарапала и, надо полагать, спина имела не лучший вид. Что же, приятно было удостовериться, что проклятущие электроды ничего не повредили, что бренное тело повинуется велениям природы с прежней живостью...
Кажется, Китти рассуждала в том же духе, ибо из гостиной донеслось веселое пение вполголоса.
Использовав заботливо поставленный на полочке бритвенный прибор, постояв под горячим душем, растеревшись махровым полотенцем, я вернулся в спальню. Заметил, что по стульям развешана свежая, хорошо выглаженная одежда, сшитая словно по заказу. Любопытно. Должно быть, я по-настоящему обитал в доме Китти перед авиационной катастрофой. Но тогда почему...
Ломать голову и строить предположения было незачем, ибо за отгадкой следовало просто выйти в гостиную. Китти уже накрывала на стол.
Она облачилась в новые обтягивающие джинсы и клетчатую бело-голубую рубашку, тщательно вымыла и расчесала волосы, разом сделавшиеся блестящими и шелковистыми. Раненько же встала, пожалуй. И не оборачивается, голубушка, притворяется, что не слышит меня.
Приблизившись, я чмокнул Китти в пахнувший дорогим шампунем затылок.
— Простите, вы миссис Дэвидсон?
— Думаю, да.
— Вы так изменились! И, вынужден признать, к лучшему. Послушай, мы, сдается, долгие месяцы проработали вместе. Были помолвлены. Дом буквально завален моими вещами... Как получилось, что мы ни единожды не учиняли подобного раньше, а? Китти обернулась:
— Дорогой, не налакайся я вчера до полубесчувствия, и не помыслила бы отдаваться такому пугалу. Впредь, по крайней мере, не помыслю...
Она осеклась, порозовела, прислушалась.
— Ох, кофе убегает!
Ухмыльнувшись, я присел у обеденного столика, лениво уставился в окно, обозревая залитые солнцем окрестности. Канадская погода подарила второй светлый денек на моей короткой памяти. Я наблюдал за пролегавшим неподалеку шоссе, где сновали машины, думал, как, наверное, негодовали здешние обитатели, когда сквозь мирное предместье начали прокладывать четырехрядную магистраль. Сюда, в гостиную, даже при закрытом окне явственно доносился гул моторов.
— Кофе подан, Monsieur, — объявила Китти. — Хочу сказать, жалкие остатки несостоявшегося кофе. Угостилась, в основном, кухонная плита. Пейте и просыпайтесь окончательно, покуда я завтрак состряпаю.
* * *
И приятно же было уписывать блюдо, изготовленное за пределами больничной поварни Блюдо, поданное не сиделкой в белом халате и не розовощеким надзирателем, а славной девчонкой, прокусившей мне лишь накануне верхнюю губу. Известное время я молча уплетал завтрак, а потом откинулся на спинку стула и возвестил:
— Вернемся к нашим баранам. И мне, и следователям из Транспортного министерства скормили недвусмысленную легенду о помолвке и ясно дали понять: отношения между Китти Дэвидсон и Полем Мэдденом самые близкие...
— А-а-а! Китти смотрела в тарелку.
— Я просто следовала распоряжениям Росса. В палате стоял микрофон, а пронюхав что связь у нас чисто платоническая, ублюдки из ПНП серьезно призадумались бы. Платонических связей нынче не бывает. Человек, на которого ты работаешь. Мак, по-видимому, не доверял Россу, не посвящал в свои намерения. Мы не знали, что он собирается раскрыть инкогнито собственного агента... Пожалуй, я все-таки переиграла роль развязной девицы...
Она подняла голову.
— Да ты вообще не сумела сыграть ее толком, — усмехнулся покорный слуга. — Меня, по крайности, не обманула. Сразу почуял неладное... Кстати, касаемо Росса. Подозреваю, что не числюсь его любимчиком. Ревнует или другие поводы наличествуют? Китти вздрогнула.
— Ревнует? Господи, нет! Он вообще никогда, ни словом, ни жестом не выказывал интереса ко мне. Тут иное. Майк очень рассердился, узнав, кого именно высылают Соединенные Штаты на подмогу. Наверно, вы сталкивались прежде, и ты стяжал не лучшую репутацию...
— Ага, застарелая профессиональная вражда. Или просто неприязнь. Бывает... Я скривился.
— Вернемся к платонической любви.
— Что?
— Платонической помолвке миссис Дэвидсон и мистера Мэддена. Даже из того немногого, что мне известно о собственной натуре, заключаю: платонических отношений не потерпел бы. А из того немногого, что знаю теперь о натуре миссис Дэвидсон, вывожу: ты, прости за откровенность, к бескровным приверженкам жалкого целомудрия тоже не относишься. Тем не менее мы обитали в этом гнездышке на пару — и ни разу...
— Но мы вовсе не обитали здесь на пару. Ты появлялся от случая к случаю, ночевал и уезжал поутру. Существовал особый телефонный код, условная фраза, означавшая: появились новые сведения. Поль Гораций Мэдден хватал фотокамеру, мчался делать снимки живой природы, а по пути навещал невесту — вот и все. Но эти визиты убеждали соглядатаев, что между нами все идет урочным чередом.
— Среди соглядатаев была и Джоан Маркет?
— Да... Мы намеревались подготовить почву, создать у окружающих нужное впечатление, чтобы при нужде Поль Мэдден мог преспокойно поселиться у меня и служить надежным телохранителем. Но делать это заблаговременно сочли неразумным. Росс пояснил, что Джоан может в любую минуту явиться ко мне, поболтать по душам, а присутствие постороннего ее спугнет. За Джоан Маркет следили очень пристально, все хотели обнаружить, где же она логово себе устроила — но так ничего и не добились.
— Маркет, — задумчиво сказал я. — Скорее всего, измененное французское Маркэтт, хотя не постигаю, может ли это иметь какое-либо значение... Ты увиливаешь, Китти. Получается, я приезжал, смиренно облачался в пижамку и добродетельно укладывался почивать на каминном коврике? А ты церемониальным маршем удалялась в спальню и запиралась на амбарный замок? Гм! Не подозревал, что во мне столько благородной сдержанности. Да и замочек, похоже, не амбарного калибра...
— Благородная сдержанность? — расхохоталась Китти. — Если бы ты видел себя в то время, сатир взбесившийся! Я поначалу едва не огрела мистера Мэддена кочергой, но впоследствии сыскался общий язык и было условлено: отношения деловые, сугубо деловые и неизменно деловые. Не хотела связываться с профессиональным головорезом, полагавшим, будто любая и всякая женщина обязана пасть ему в объятия при первой же встрече. Прости за откровенность... А к тому же, я очень тосковала по Роджеру.
— Да, твой муж, Роджер Дэвидсон...
— Роджер Атвелл. Я сохранила девичью фамилию. Он разбил мне сердце дважды. Когда выяснилось, что он связан с подонками из ПНП, я чуть из окна не выпрыгнула. Женился, ни словом не обмолвившись! Пусть это глупо, и пусть это бессмысленно — а отношения наши дали глубокую трещину. Так и не сумела полностью простить... Но потом его убило при взрыве, и стало совсем невмоготу, ибо Роджер был, в сущности, замечательным человеком; я терзалась, плакала, места себе не могла сыскать...
— Комплекс вины, — заметил покорный слуга.
— Да, — серьезно кивнула Китти. — Он ведь потому и увлекся бредовыми идеями, что сердце было золотым. Не мог спокойно смотреть на страдания, нищету, неравенство, которые видел. Или думал, будто видит... Хотел улучшить мир. Вот и улучшил! Когда Роджер прочитал в газетах, сколько людей погибло при сан-францисском взрыве, он пришел в ужас...
Я слушал, воздерживаясь от комментариев и стараясь не морщиться. Точно парень понятия не имел, вступая в ПНП, что заряды тринитротолуола и прочих подобных прелестей имеют свойство разносить на куски все вокруг, в том числе и двуногих прямостоящих особей, принадлежащих к роду homo sapiens... Прозрел, бедолага! В газетке истину почерпал, сердешный!
— ...И сказал, что отправится в полицию, все выложит, все расскажет, с потрохами выдаст всю эту сволочь. Тогда я и узнала, где он состоит и кому служит.
— А потом?
— Прошло немалое время, и явился Дэн Маркет. Намечали взрыв в Торонто, операцию поручили ему и Роджеру. Дэн сказал, нужно заранее осмотреть намеченное место и проверить заложенную бомбу. Сказал, что до акции остается еще неделя. И Роджер поехал с ним — чтобы все разузнать и немедленно сдаться властям... Я знаю: он говорил правду, не лгал! А его уже заподозрили, и обвели вокруг пальца, и убили, чтобы никого и ничего не выдал.
Китти разволновалась не на шутку. Покорный слуга поспешил вставить:
— А ты возложила на хрупкие рамена священное дело мести и принесла обет целомудрия: не возлягу с мужчиной, доколе злопакостная ПНП не искоренится навеки!
Китти вспыхнула, хотела разозлиться, но лишь вяло усмехнулась:
— Нехорошо ерничать, если собеседник душу раскрыть готов. Не было никаких средневековых обетов. Просто не хотелось якшаться ни с кем иным... Но ты в итоге оказался гораздо лучше... и человечнее, чем я... предполагала.
— Ты говорила кому-нибудь, что муж перед гибелью проболтался?
Китти помотала головой.
— Нет! Кроме, разумеется, Майка Росса. Ему изложила все, но гораздо позже. А после взрыва изображала наивную дуру, ничегошеньки не знавшую и знать не могшую. Надеялась, что рано или поздно кто-либо из членов ПНП захочет убедиться в этом и встретится со мною. Только специально встречаться было незачем. Джоан Маркет и я оказались в одинаковом положении, виделись чуть ли не ежедневно.
— То есть?
— Власти выяснили, что двое убитых были одновременно и виновниками взрыва. Членами террористической организации, пресловутой ПНП. Вдов немедленно подвергли хитроумным допросам, определили под следствие, и мы с Джоан провели немало времени бок о бок, сидя в темных коридорах и мрачных кабинетах.
— Как ты уговорила Джоан зачислить тебя в Партию народного протеста?
— Скорее, наоборот: Джоан уговорила меня, — усмехнулась Китти. — Я, конечно, весьма облегчила ей задачу, поливая словесными помоями вшивое правительство и бесчеловечную систему. Полиция от нас ничего любопытного не добилась и отпустила восвояси. Джоан предложила отметить радостное событие, повела в какой-то поганый притон, где от марихуаны продохнуть невозможно было. И сделала великое торжественное признание. При этом пристально следила: изумлюсь ли я надлежащим образом? Я изумилась, и Джоан осталась премного довольна. Пришлось вознегодовать, потом утихомириться, расплакаться. «Это война, — сказала Джоан, — и мужья наши сражались плечом к плечу. Плечом к плечу они погибли». Не хочу ли я почтить память Роджера, заняв его место в славных рядах? Я подумала и ответила пылким согласием.
Китти скривилась.
— Главной трудностью было скрывать, что я знаю, кто именно разнес моего героя мужа на мелкие клочья, дабы рот навеки заткнуть!
— Как объяснила Джоан гибель собственного супруга?
— Несчастным случаем. Дэн Маркет соорудил бомбу сам и чуток просчитался. Конечно, просчитался, верю! Взрыв раздался прежде, чем он успел выдумать или подыскать убедительный предлог, ускользнуть и спрятаться за безопасным углом. Об этом Джоан, сам понимаешь, умолчала...
— И дальше?
— Дальше миновало известное время, и я стала опасаться, что рано или поздно, доверием не пользуясь, разделю судьбу Роджера. Подумала, решилась, позвонила в полицию, повидала Майка Росса. Очень осторожно и скрытно. Росс велел вести себя, как ни в чем не бывало, и обещал надежную защиту. О прочем уже знаешь.
— М-м-м, более-менее... А кем, скажи на милость, числится Майкл Росс?
— Он большая величина, следователь по особым делам, хотя представляется обыкновенным полицейским.
Китти поколебалась.
— И настоящее имя не Майкл, а Мишель. У него, кажется, отец-шотландец и мать-француженка. Но я в это не верю: чересчур видна индейская кровь. Лицо приметил?
— Еще бы.
— Ну и пускай индеец — не все ли равно?
— Совершенно все равно. Только, по-моему, королевская конная воевала с краснокожими не на жизнь, а на смерть. Объяснялись чуть ли не исключительно посредством пуль, клинков и томагавков... Сумасшедший мир полетел вверх тормашками. Индеец состоит в КККП старшим следователем! Кофе остался?
* * *
Я следил, как возвращается Китти, следил с огромным удовольствием и от души желал бы продлить его на долгое, долгое время. С самого начала покорный слуга недооценивал эту женщину. И хорошенькая, и хрупкая, и кокетливая, она без колебаний пристрелила чудовищную Элси Сомерсет по соображениям личной и глубоко оправданной мести. Смотрела, как убиваю охранника я сам, и помогла спрятать мертвеца, который даже не успел остыть. Учинила накануне истинную оргию, где не было ни единого запрещенного приема.
Да, изнеженной, цивилизованной, кисейной барышней Китти не была, хоть и выглядела таковой. Но с моим-то характером и прошлым, на кой ляд нужны кисейные цивилизованные барышни? Вот настоящая женщина, живое существо, а не бескровный манекен.
Усевшись напротив, Китти уставилась на меня с выражением весьма загадочным.
— Поставила кофейник для Росса, — произнесла она внезапно. — Парень явится с минуты на минуту. И когда явится, давай... давай скажем, что выходим из игры. Хорошо, Поль? Мы устали, мы издергались, мы по горло сыты всей этой дребеденью!
— А дальше? — спросил я, не понимая ни аза. Китти с расстановкой продолжила:
— Дурацкий вопрос, милый мой. А ты ведь вовсе не дурак... Разве что иногда им кажешься...
Покорный слуга смотрел на женщину во все глаза. Ошибиться было невозможно, а поверить — затруднительно.
— Куда, — спросил я плаксивым голосом, — подевались добрые старые викторианские барышни: кисейные, хрупкие, смиренно дожидавшиеся, пока мужчина сделает официальное предложение руки и сердца?
Без малейшего намека на улыбку восхитительная Китти сказала:
— Старыми девами стали. Потягивают потихоньку шерри, полегоньку хнычут в носовые платочки, вспоминая обаятельных и красивых джентльменов, которым постеснялись вовремя состроить глазки... Она выдержала кратчайшую паузу.
— Ты впрямь собирался предложить руку?..
— И даже сердце. Но будьте благоразумны, сударыня. Одного субъекта, запятнанного людскою кровью — пускай не запятнанного, признаю, но сражавшегося плечом к плечу с кровожадными параноиками, — вы потеряли. Неужто вам требуется новый, рядом с коим старый мог бы, по всему судя, невинным агнцем показаться?
— Не забывай, милый, что я сама... вступила в клуб для избранных, — парировала Китти. — После вчерашнего вечера не пристало мне привередничать... Роджер может покоиться с миром. Я отомстила, способствовала разгрому поганой шайки. Но больше не хочу играть в сыщиков-разбойников. Не желаю. Росс и компания отныне действуют самостоятельно, это их кусок хлеба, им за это платят. А я на жалованье не состою.
— Эгей! — всполошился покорный слуга: — Я состою! По крайности, полагаю, что правительство Соединенных Штатов определило Мэттью Хелму некий денежный оклад, хотя и не помню, когда получал последний чек.
— Иногда люди оставляют службу, даже государственную, даже секретную, — тихо отозвалась Китти. Я промолчал, и она поспешно добавила: — Только Бога ради не подумай, будто намереваюсь вымогать и шантажировать! Ни за что на свете не отниму у любимого человека работы, которой он дорожит! Но дорожишь ли ты своей? Пусть позабывший о прошлом господин Хелм и остается в прошлом! Сделайся Полем Мэдденом! Фотографируй животных. Женись на женщине, готовой для те...
Раздался резкий стук в кухонную дверь. Китти умолкла, повелительный стук послышался вновь.
— Пожалуйста, впусти окаянного ирокеза, — вздохнула Китти. — А бледнолицая приберет со стола.
Глава 16
— Я изначально был против, — сообщил Росс.
Индейской крови у парня и впрямь была немалая толика. Широкое, очень смуглое лицо, выдающиеся скулы, огромный орлиный нос. Чрезвычайно жаль.
В дополнение к застарелой, по неведомым пока причинам возникшей неприязни, меж нами возносился еще и расовый барьер. Это не значило что я чем-то лучше, или он в чем-то превосходит покорного слугу — но в наши дурацкие дни, когда различиям уделяют несравненно больше внимания, нежели сходству, разуметь друг друга окажется тяжеловато. Даже при большом усердии.
— Обязан уведомить: я не пощадил усилий, пытаясь отвратить подобное... вмешательство.
— То есть вы изначально были против моего приезда в Канаду и лезли вон из кожи, дабы помешать правительственному агенту США вмешиваться... Во что же именно?
Росс вознамерился было ответить, но вошла Китти, доставившая на подносе три чистые чашки, блюдца, ложечки, сахарницу и, разумеется, кофейник. Воспитанный канадец поднялся. Я, как и подобало бледнолицему хаму, продолжал восседать на кушетке. Минуту спустя Китти примостилась рядом.
— Итак, мистер Росс, вы усиленно возражали, узнав, что Вашингтон высылает не кого-нибудь, а меня. Почему?
Он приподнял брови, но тотчас же сообразил: у собеседника довольно жестокая амнезия.
— Хорошо, — сказал Майк, — выкладываю карты на стол и перечисляю причины. Вы уже бывали в Канаде, бывали дважды — по крайней мере, нам известно лишь о двух визитах. Заметать следы последнего посещения, коим господин Хелм удостоил эту страну, выпало мне, и случилось это шесть или семь лет назад.
— Ни бельмеса не припоминаю, — сказал я. — Излагайте.
Росс отхлебнул горячего кофе.
— Существовал объединенный американо-канадский проект, известный как Северо-Западная система береговой обороны. Подробности к предмету разговора не относятся. Давным-давно устаревший проект, но в те времена он казался неописуемо важным. Происходила непрерывная утечка секретных сведений. Требовался очень высокий, худой человек, способный изобразить вражеского курьера, которого обнаружили мертвым. Человеку надлежало сыскать изменника и выдать его канадским властям. Компьютер указал на вас, мистер Хелм. Во-первых, вы соответствовали требованиям, предъявленным ко внешности; во-вторых, обладали навыками... гм! — выживания в определенных условиях и значительным опытом. Вы и впрямь выжили, но употребленные для этого средства и способы поставили всех, кому велели прикрывать вас по обе стороны границы, в положение по-настоящему отчаянное. Лично мне, к примеру, довелось изобретать правдоподобные объяснения касаемо трех мертвецов. Даже учитывая, что на вас напали, это можно определить как вопиющее превышение пределов допустимой самообороны. И узнав, что Вашингтон сызнова навязывает Канаде столь сокрушительную помощь, я прямо заявил, что услуги тайфуна или цунами обойдутся дешевле.
Впечатляющий экскурс в позабытое прошлое, ничего не скажешь. Я с опаской покосился на Китти, не зная, как воспримет она столь интересную повесть о субъекте, за коего собралась выйти замуж. Бессердечная девка лишь ободряюще подмигнула.
Повесть была интересной и положение тоже. Вдумайтесь: краснокожий индеец, чьи предки развлекались преимущественно снятием скальпов, читает бледнолицему лекцию о неприкосновенности человеческой жизни... Суть его речей, по крайности, ни к чему иному не сводилась.
— И что же, природа-матушка поскупилась даже на завалящее стихийное бедствие? — полюбопытствовал я. Росс пожал плечами:
— К великому сожалению, вы уже орудовали в Канаде и были, так сказать, под рукой. Опытный агент, в нужном месте, в потребное время, с безукоризненной легендой... Меня, увы, не послушались. Возник, правда, вполне естественный вопрос, и я его задал: какого лешего позабыл Мэтт Хелм, он же Поль Мэдден, в Сиэтле, и что вытворяет, шныряя по канадскому северу? Однако начальство решило не заглядывать в зубы дареному, простите за выражение, коню. Мне велели оказывать содействие. Вот и оказывал, и продолжаю оказывать — по мере скромных сил. Завтра прочитаете в местных газетах: взбесившийся безумец завладел револьвером и учинил бойню в санатории «Инанук». Прискорбно, весьма прискорбно. Будем надеяться, репортеры не пронюхают, что кровожадного маньяка в лечебнице просто не существовало.
— Это несправедливо! — сказала Китти. — Я... я тоже участвовала! Двадцать пять процентов побоища — моих рук дело!
— Утихомирься, — посоветовал покорный слуга. — Мы с мистером Россом просто выясняем отношения. Он причисляет меня к беспардонным убийцам; я же считаю его сентиментальным бедолагой. Теперь, заложив прочнейшую основу для дальнейшего сотрудничества, перейдем непосредственно к делу. Расскажите, пожалуйста, Росс: что это за паскудная Партия народного протеста, и с чем ее съесть?
Мгновение спустя канадец расхохотался.
— Основа заложена, признаю. Отвечаю: ПНП, известная как новое словечко из трех букв, которое пишут на заборах и стенках, есть банда террористов, чьи требования и цели толком не ясны, ибо негодяи не заявляли еще ничего определенного. Они пока просто пытаются привлечь к себе внимание правительства. Политические претензии возникнут потом.
— Да они сами толком не знают, к чему стремятся! — выпалила Китти. — Это какая-то религия наизнанку! Веруют в мировую революцию и лучезарное будущее для выживших! Протестуют, галдят, взрывают бомбы и радуются собственной значительности.
— Оттого и опасны, — заметил Росс. — Палестинские либо иранские мерзавцы тоже не дают людям житья, но хотя бы понятно, ради каких целей. А вот загадочная группа с неопределенными намерениями — хуже не придумаешь. Самое скверное, что нынче развелась уйма субъектов, которым очень и очень по душе взрывать бомбы. Из чистого, так сказать, озорства... Понимаете? Вся подобная сволочь летит и лепится к террористическим организациям, точно мухи к зажженным лампам. А с ними вместе — личности, затаившие неутоленную злобу на окружающих, параноики, неврастеники... Иногда, очень редко, люди, подобные покойному Роджеру Атвуду: честно заблуждающиеся бедняги.
Несмотря на явную неприязнь к покорному слуге, Майк Росс казался парнем разумным и рассудительным.
— Сколько взрывов ими устроено до сих пор? — осведомился я. — Не считая Сан-Франциско, Торонто и злосчастного парома? Газетенки гадают на кофейной гуще, но вы-то знаете вернее.
— Газетенок стараюсь не читать, — сухо произнес Майк. — Помимо названных, было еще пять — восемь в общей сложности. А поскольку ПНП добивается известности, правительство предпочитает не называть истинных виновников... Погибло сорок семь человек, учитывая двух членов самой партии.
— По обе стороны границы?
— Да. Три диверсии в Канаде, пять — в Соединенных Штатах.
— И штаб их размещался в санатории?
Майк Росс помедлил.
— Мы обнаружили настоящий оружейный склад. Наиболее отдаленные и укромные уголки «Инанука», по всей видимости, служили для обучения бойцов. Но и ваш горький опыт, и показания служащих свидетельствуют: главный, истинный штаб расположен в иных местах. К сожалению, упущенный вами Жак Фрешетт исчез бесследно и наверняка успел оповестить сотоварищей...
Я рассмеялся:
— Нельзя гоняться за двумя зайцами, amigo.*
— То есть?
— Сперва сетуете на то, что я перебил кучу народу, теперь сожалеете, что перебил недостаточно. Дозволил Фрешетту сбежать, а не ухлопал, как следовало бы... Да! Гэвина Льюиса, водителя, разыскали?
— Да. На беду, кто-то разыскал его раньше нас.
— Убит?
— Сидел за рулем своего мерседеса, точно всадник без головы в седле мустанга. Стреляли в упор, из двенадцатикалиберного дробовика. Череп разлетелся начисто.
— Значит, мог сообщить немало полезного. Например, где обитает Иоанн Овидий. Об Овидии что-нибудь выяснили?
— Пока нет.
— ао любопытной дружбе между пилотом Гербертом Вальтерсом и гангстерским главарем Эмилио Брассаро? Майк Росс развел руками:
— Догадки, но не сверх того.
— Ни Брассаро, — медленно сказал я, — ни Вальтерс не попадают ни в одну из перечисленных вами людских категорий. Вступать в террористическую группу, которая готовится раздуть мировой пожар, попросту не в их духе. Однако же, Вальтерс числился в ПНП доверенным и влиятельным субъектом, в подробности грядущей операции посвящен был! Что известно о Вальтерсе?
— О Вальтерсе, мистер Хелм, — ответил Майк, — известно лишь вам, но к сожалению...
— Припомню — сообщу.
— Будем весьма признательны. Росс вынул бумажник, извлек оттуда визитную карточку.
— Звоните по этому номеру. Не застанете меня — говорите любому, кто трубку снимет.
— Разумеется.
— Мистер Хелм, — сказал Росс, подымаясь, — коль скоро вы не слишком возражаете, канадские власти завершат операцию самостоятельно. Тем паче, что вы до сих пор не излечились от амнезии, а это, по сути, равняется инвалидности. Операцию завершат без вашего участия, методами никчемными и, по возможности, бескровными. Я кивнул.
— С Вашингтоном хоть посоветовались?
— Да. И руководитель службы предоставил нам полную свободу решений. Канада просила опытного агента и получила его. Если нужда в услугах упомянутого агента отпала, для человека сыщется уйма работы на родной почве. Конец цитаты.
Я отмолчался. Несколько смущенный Росс продолжил:
— Разумеется, никто не велит выметаться вон из этого сеттльмента с первым же дилижансом! Было бы чистой неблагодарностью, принимая во внимание, сколько вы перенесли и выстрадали ради общего дела. Но все-таки постарайтесь уладить свои канадские дела побыстрее. И, пожалуйста, очень прошу: не вздумайте вмешиваться в действия королевской конной, не пробуйте ей помогать.