Мэтт Хелм (№18) - Устрашители

Покуда своих забот был полон рот, я не задумывался об участи человека, содержавшегося в окаянной «Вербене», служившей точно тем же целям — лечебным и преступным, — что и мое постылое обиталище. А, собственно, почему это должно беспокоить сейчас? Уж забот-то никак не убавилось, они только сделались иными! Санаторий кишит сумасшедшими; возможно, для разнообразия, в коттедже замкнули настоящего буйного маньяка. На вполне законных основаниях, и лечению подвергают вполне законному; а я ухлопал Дугана и оставил пациента голодным... Ведь не одними же пытками, черт возьми, промышляет несравненная Элси Сомерсет? Ведь и лечит иногда по-настоящему?

Я поколебался, глубоко вздохнул и зашагал в обратном направлении.

«Вербена» была крупнее «Гиацинта» и располагала двумя комфортабельными палатами, разнесенными по противоположным крыльям строения. Окна ближайшей оставались темны. Крадучись, я обогнул коттедж и достиг, наконец, окна освещенного.

Занавеску спустили, но Дуган любую работу исполнял по-дугановски и небрежно оставил двухдюймовый зазор между тканью и рамой. Осторожно приникнув к стеклу, я увидел женщину в измызганном больничном халате, изможденную, тощую, скорчившуюся на стоявшем в углу стуле. Незнакомка. Совершенная незнакомка.

Но пациентка перекатила голову, повернулась профилем и, присмотревшись, я чуть не свистнул.

Заморенная, замученная, затравленная донельзя, в комнате сидела Китти Дэвидсон.

Глава 10

Этого осложнения мне вовсе не требовалось. Возникла задача, решать которую не было ни желания, ни времени. Да и, по чести говоря, с какой стати решать вообще? Кто, спрашивается, заманил меня в западню, отдал в лапы Дугану и Льюису, проводил до самых дверей проклятущего санатория?

Ясновидящего звать было незачем. Отчаявшись выудить из меня требуемые данные, доктора Альберт и Элси обозлились и решили выместить собственную беспомощность на соучастнице. А покорному слуге оставалось лишь чуток задержаться перед грядущей нелегкой дорогой и усладиться, глядя на Иуду в юбке — виноват, в халатике, — получающую свои тридцать сребреников (хотя, вероятнее, платили ей сто пятьдесят — вольт).

Съежившееся, беспомощное, ко всему безразличное существо тупо смотрело в потолок, даже не трудясь откинуть с лица грязные, перепутанные пряди волос. О, восстановленная справедливость!

Беда заключалась в том, что открытие мое ни в какие ворота не лезло, и ни в какие рамки не втискивалось. Ежели Китти впрямь была заодно с Альбертом и Элси (любопытно, в чем же именно?) — а только это и оставалось предполагать после ванкуверской западни, — чего ради укладывать ее на электрический стол? Багровые полосы на запястьях и лодыжках не оставляли на сей счет ни малейших сомнений. У меня самого наличествовали такие же, но уже начинали понемногу бледнеть.

Блюдо, несомое в «Вербену» новопреставленным Дуганом, тоже могло назначаться только пытаемой.

И все же, все же... Ну, взбесились, голубчики, ну, решили сорвать зло на самой мелкой сошке... Ведь это очень просто сделать сотнями способов — куда более простых и мучительных, между прочим. А допрос по правилам психиатрической науки свидетельствовал: у ребяток по меньшей мере возникли сомнения в надежности Китти. Что могло возникнуть в их ущербных головах по мере крайней, покорный слуга даже не гадал.

Если Китти полностью и всецело на их стороне, достаточно просто спросить и получить ответ. Значит, либо не верят, либо предполагают, что девушка замкнулась и скрывает что-то важное. Будучи сам на девять десятых лишен памяти, я, вероятно, тоже не отказался бы разузнать, о чем это изволит безмолвствовать неверная суженая.

Как бы там ни было, Китти наверняка знала нужное мне имя и нужный телефонный номер.

Ключи Дугана открыли вашему покорному доступ в здание и дозволили проникнуть в палату. Или Китти впрямь не слышала, как отворилась дверь, или тщательно притворилась, будто не слышит. Неудивительно, ибо наверняка приняла меня за Дугана, приволокшего жидкий бульон и безвкусный фруктовый сок. А покойник навряд ли вызывал у молодых девиц желание бросаться себе на шею и потом прыгать до потолка.

— Китти, — позвал я.

Голова девушки повернулась. Полубессмысленные глаза устремились на меня, словно бедняга хотела сообразить: где я видала эту физиономию раньше?

— Просто конфетка, — уведомил я. — Безумная Офелия. Немножко слюнок на подбородок, дорогая, — и картина хоть куда!

Голова взметнулась. Глаза ожили, узнали, засверкали бешенством.

— Ты, — прошептала Китти, — ах ты... гнусный скот! Я успел ухватить ее за обе кисти и уберечь свое лицо от весьма глубоких царапин. Я ничего не задолжал этой особе — разве только приятную неделю в пыточной камере, — но все едино, приятно было удостовериться, что подопытный человек еще способен яриться и драться.

Доктор Элси не успела включить реостат на полную катушку.

— Спокойствие, — промолвил я, — сохраняйте спокойствие. Обидеть не желал, просто хотел вывести вон из дурацкого ступора. Где твоя одежда?

Китти прекратила драться, я разжал пальцы, девушка уставилась на меня хмуро и недоуменно.

— Тебя... отпустили? За здорово живешь взяли и отпустили? Нас отпускают?!

— Нас? — ядовито переспросил я. — Что такое нас? Ты вообще-то на чьей сторонушке, девица-краса?

— Да на твоей! Понимаешь...

— Великолепно доказала верность и приверженность союзнику. И жениху, кстати. Она вспыхнула.

— Да! Да! Конечно! Только потому, что... И теперь ты уверен... Ох, прости, в голове мутится!

Китти покачнулась, я умудрился подхватить ее, не позволил упасть.

— Мне мозги наизнанку вывернули, оба этих зверя — чудовище в белом халате и Дуган! И машина! Проклятая пыточная машина! Становишься куклой, беспомощной тварью, которая дергается на веревочке... на проводе!.. Поль, уведи меня, забери отсюда, забери! Пожалуйста! Я не выдержу больше! Я не выдержу больше!

Довелось опять подхватывать бывшую невесту. Китти принялась рыдать.

— Ну-ну, — произнес я примирительно. Минуту спустя она застыла в моих объятиях, напряглась, подняла полные ужаса глаза:

— Тебя не отпускали, верно? Ты бежал! А эта гадина Дуган вот-вот явится, ужин притащит! Он уже запаздывает. Быстрее, нужно успеть, пока...

— Позабудьте о Дугане, сударыня. Мы с ним уже побеседовали не без приятности. Покорный слуга смиренно умолил голубчика не являться. Ни сегодня, ни завтра — никогда вообще.

И, прежде нежели Китти успела перебить, я продолжил:

— Но прежде, чем вырваться со мною вместе в туман и холод, изволь ответить на несколько вопросов — и правдиво, заметь. Ежели ты на моей стороне, какого лешего приволокла меня сюда при содействии милой хромированной «Астры» тридцать восьмого калибра?

— Астры? Ах, да, пистолет...

— Он самый, — подтвердил я. — Он, родимый.

— Я не хотела, чтобы он делал это, — сказала Китти, по-прежнему прижимаясь ко мне. — Пыталась убедить, отговорить...

— Кого? Она поколебалась.

— Ты уверен, что... Дуган сюда не придет? Я дрожу, даже когда он приносит ужин, а теперь...

— Пояснил ведь: забудь о Дугане. Кто велел отвезти меня в санаторий?

— Человек из Вашингтона... Умоляю, давай поговорим позже! Уведи меня куда-нибудь!

— Какой человек из Вашингтона?! Китти всхлипнула:

— Тот... самый... на которого ты работаешь...

* * *

— Ты велел мне тотчас обратиться к нему, если стрясется неладное... И я обратилась... Обратилась. После катастрофы набрала названный тобою номер...

— Говори.

Китти назвала. Я заставил ее повторить еще раз и успокоился.

— Понятно. Имя человека?

— Полного имени я не знаю. К нему обращаются просто «Мак». Милый, пожалуйста, пожалуйста, уведи меня! Хотя бы платье разыщи, чтобы я могла одеваться и рассказывать одновременно!

— Стало быть, Мак, на которого я работаю, — задумчиво произнес покорный слуга, — распорядился бросить меня волкам на съедение... Славный малый.

Китти высвободилась и отступила. Заговорила очень быстро, словно боялась не успеть:

— Он сказал: это прискорбное, и все же неизбежное решение; сказал, тебя учили противостоять... нажиму. Сказал, это единственный способ узнать, где находится... логово. А мне велел досконально повиноваться приказам противников. Иначе полностью потеряю их доверие, и вся работа полетит кувырком, пойдет насмарку. Если бы... если бы я не вручила тебя Дугану, попыталась уберечь, они тут же поняли бы: я вовсе не приверженка великой цели, ради которой заплатил жизнью мой муж!

Китти беззастенчиво утерла нос рукавом халата.

— Ну разыщи же хоть что-нибудь вместо этого грязного рубища! Дуган, кажется, вынес мои вещи в соседнюю комнату... Ну, пожалуйста!

Я впервые услыхал о том, что целомудренная Китти успела изведать супружество, но время для естественных расспросов было неудобным. Точнее, времени вообще не было. Китти глаголила сущую, золотую, девяносто шестой пробы истину: следовало уносить ноги. Покорный слуга оставил без присмотра двух свежеиспеченных мертвецов, и обнаружить их могли с минуты на минуту.

— Разумеется, — признал я. — Потерпи чуток, сейчас отыщу.

В маленькой комнате надзирателя, меж разнесенными по сторонам коттеджа палатами, я наткнулся на шкафчик, содержавший розовый брючный костюм Китти, ее туфли, а также весьма тонкое, кружевное и любопытное белье, которого я не удостоился чести видеть раньше, в клинике Принца Руперта. Когда я вернулся, Китти отсутствовала. То есть в палате отсутствовала. Из ванной доносился шелест включенного на полную мощность горячего душа.

Хм! Ежели дама способна волноваться по поводу своей телесной чистоты, особо волноваться о самой даме отнюдь незачем. Я толкнул дверцу и застал Китти в чрезвычайно пикантном виде. Но при нынешних обстоятельствах мне было вполне безразлично, являет невеста ослепительную наготу, подобно Афродите Андиомене, или предстает закованной в стальные латы, на манер Жанны д`Арк.

— Разреши узнать, какой именно цели?

— Что? Китти потянулась к полотенцу.

— Твой муж заплатил жизнью во имя великой цели, верно?

Китти яростно вытирала волосы.

— Да ради ПНП окаянной погиб! — ответила она с раздражением. — Партия народного протеста, будь она четырежды неладна! Что, не слыхал?

— А-а-а! Шайка, подкладывающая бомбы на паромы и в тому подобные многолюдные места?

Китти кивнула. Я подытожил имевшиеся данные:

— Получается, муж состоял членом достойной сией организации, пал при выполнении революционных обязанностей, а ты внедрилась в банду? Я верно рассуждаю?

— Вполне. Эти скоты убили Роджера. О, да, мне внушали, будто смерть мужа приключилась в итоге несчастного случая, недосмотра или просчета — не помню. Твердили, что Дэн Маркет оплошал. И я, конечно, притворилась, разыграла доверчивость, всплакнула... Видишь ли, Роджеру и они сами, и вся их мерзость уже поперек глотки стояли! Он собирался... как вы, американцы, выражаетесь? — выдать ПНП с потрохами. И, конечно, отступника немедля обезвредили. Вот я и решила собрать нужные доказательства... втеревшись в славные ряды...

Отшвырнув полотенце, Китти ухватила со стеклянной полки над умывальником расческу и принялась, охая и морщась, распутывать и приглаживать влажные пряди.

— Роджер погиб на востоке, в Торонто. А меня, разумеется, отрядили к западному побережью, дали несколько ничего не значащих поручений. Девочка на побегушках... Проверяли надежность новообращенной. Но, увы, так и не поверили полностью; никогда, пожалуй, не поверили бы. Я поняла: собственными силами не справлюсь. Потихоньку позвонила одному из следователей, опрашивавших меня после того... взрыва, офицеру королевской конной. Россу. Да ты видал его в Принце Руперте! И попросила защиты и помощи.

— По каковой просьбе тотчас получила в подарок меня?

— Да, прислали тебя. Знакомиться, конечно, довелось очень осторожно, очень осмотрительно и очень случайно, чтобы подозрений не вызвать.

Расческа лязгнула, шлепнувшись на мокрое дно эмалированной ванны.

— Скажи, — проныла Китти, — какого лешего я тревожусь о волосах, если бежать нужно? Где мои?.. А, спасибо!

Она внезапно хихикнула:

— Из вас получилась бы отличная служанка, мистер Мэдден! Что, изрядный опыт имеется?

— К несчастью, не помню, — осклабился я. — Но сдается, сударыня, все вышеизложенное можно было и чуток раньше поведать олуху несмышленому, а?

— В палате Принца Руперта? Там... там же микрофоны стояли! Как их, бишь, называют? «Жучки»?

— "Жучки", — подтвердил покорный слуга. — Но ведь на реактивных самолетах ни жучки, ни тараканы, по-моему, не водятся?

Китти неловко потупилась.

— Человек из Вашингтона, Мак, пояснил: тебя преднамеренно вручают противнику, и чем меньше ты будешь знать, тем лучше.

— О, старый добрый Мак! — вздохнул я. — Видимо, чертовски заботливый субъект. А что общего с нашим делом у китаянки Салли Вонг?

— Ты работал с нею над иной версией того же задания — только нить, похоже, завела в тупик. Тогда Поля Мзддена отозвали и приставили караулить мою особу.

Отлично. Угроза с Востока миновала, раскосые орды не пойдут на приступ городской стены. Учитесь на ошибках, мистер Хелм.

Китти застегивала блузку. Я протянул розовые брюки, женщина проворно скользнула в них.

— Предположительно ты был заезжим репортером, помешавшимся на зверюшках и птичках, — произнесла она, затягивая «молнию». — И бросил бедную китаяночку, повстречав неотразимую красавицу европейского склада. Влюбился по уши с первой же встречи... Избитый прием, но, кажется, сработал недурно. Джоан Маркет, безусловно, учинила мне допрос и осталась довольна ответами. Потом стряслась катастрофа, и человек из Вашингтона велел внезапно прозреть, уразуметь: я наткнулась на подлого, двуличного агента специальной службы... И велел объявить об этом в ПНП. Дескать, обольстил беднягу, выдав себя за безобидного фотографа, но теперь заплатит!

Невзирая на влажные, неопрятные волосы, измятый костюм и совершенно изможденный вид, она внезапно сделалась прежней игривой Китти:

— Э-эй, воробе-ей!

Девица возвращалась к бытию с похвальной скоростью, однако место для флирта избрала предурацкое. Равно как и ваш покорный слуга избрал идиотское место, чтобы выслушивать подробные повести о собственном и чужом прошлом — но предвидеть, как повернутся события через полчаса не мог никто, а я предпочитал орудовать, хотя бы приблизительно представляя общую обстановку.

— Маркет. Какая такая Джоан Маркет? И кем числился Дэн?

— Где мои туфли? А, поставь сюда. Спасибо. Китти ухватила меня за руку, сохраняя равновесие, и поочередно протиснула босые ноги в изящную обувку.

— Джоан Маркет — женщина, ходатайствовавшая за меня перед руководством ПНП, когда убитая горем жена Роджера Дэвидсона попросилась в их шайку. Чистейшей воды хиппи: растрепанная, грубая, вечно таскающая джинсовую юбку. Чрезвычайно подозрительна по отношению к любому. Но именно мне-то и нетрудно было убедить стерву, будто жажду подхватить оброненный мужем, однако по-прежнему пылающий факел свободы. Ибо ее собственного супруга — Дэна Маркета — разнесло в клочки вместе с Роджером.

Китти протиснулась в розовый джемпер, выпростала из-под воротника волосы, рассыпала по плечам, дабы сохли побыстрее.

— Давай уходить.

— Постой. Где ты оплошала? Как угодила сюда?

— Да говорю же — не доверяли мне! А после амурной истории с американским агентом и вообще верить перестали. Уж не знаю, на кой ляд понадобилось Маку, или как его там, называть по телефону твое настоящее имя... Когда я отыграла положенную роль, доставила тебя в санаторий, они, должно быть, сочли, что мавр сделал свое дело и может уходить... Но сперва решили выяснить в точности, на кого работала Китти Дэвидсон. Я... я все им выложила, Поль! Все до последнего словечка! Я ухмыльнулся:

— Теперь их стало двое. Запомни, крошка, под настоящими пытками разговаривают все без исключения. Любые россказни, утверждающие иное — бред, сочиненный безмозглыми пропагандистами, которые создают несуществующий в действительности идеал бойца, подпольщика, диверсанта. Человека, способного не сломаться при умелом нажиме, в природе не существует. К сожалению, твой покорный наотрез не помнил главного, что интересовало эту мразь. Вальтерс, Вальтерс, Вальтерс... Черт возьми, дался им этот Герберт Вальтерс!

— Конечно! Вальтерс был одним из главных заправил, присутствовал на каждом заседании Совета. И знает — знал — обо всех подробностях следующей операции. С минуту я размышлял, потом негромко присвистнул.

— Ты меня просветила. Значит, готовится очередной фейерверк? И ежели исчезнувший Вальтерс угодил в лапы окаянным капиталистам, праздник доведется либо перенести, либо отменить начисто... Ну, разумеется! Ребятам нужно удостовериться в собственной безопасности, прежде нежели отправить к праотцам десятка три неповинных людей... Ох и подлая же публика революционеры! Место и время взрыва тебе, конечно же, не сообщали. Китти помотала головой:

— Господи помилуй! О подобных вещах даже эти чудовища в белых халатах ни сном ни духом не ведают! Лишь наивысшее руководство, наикрупнейшие шишки! А я была только новичком, даже испытательного срока не отработала... Поль, Бога ради, поторопимся! Здесь жутко!

Я кивнул.

— Отставить разговорчики, приготовиться к побегу, ремни подтянуть, оружие проверить... Кстати, об оружии. Твой пистолет, разумеется, отобрали. Придется раздобыть замену.

—Где?

— У охранника, больше, кажется, негде. Нападать на караульного у парадной двери — затея гиблая: вокруг шляются стада наркоманов, алкоголиков и обычных психопатов, да и персонал еще не спит. А вот человек, совершающий вечерние обходы, шляется по тихим, пустынным аллеям в одиночку. И, если не ошибаюсь, довольно скоро двинется в путь, начиная от коттеджа «Астра». Поблизости произрастают чарующе дивные, росистые кусты благоуханных сиреней... Там и засяду... Вырваться хочешь? От пыток избавиться хочешь?

— Да...

— Стало быть, запомни крепко: скажу «замри» — замрешь, даже утопая по колено в грязи и захлебываясь дождевыми струями. Замрешь и не шелохнешься. Кроме того, будешь беспрекословно повиноваться любым и всяческим распоряжениям иного свойства. Спасение лишь в этом. Уразумела?

Хорошенькая физиономия Китти сделалась еще бледнее прежнего, и все же ответ прозвучал убедительно:

— Постараюсь, Поль. Изо всех сил постараюсь.

* * *

Предприятие оказалось куда проще, нежели я рассчитывал. Туман, как и следовало ожидать в этом благословенном климате, сменился ливнем. Охранник, плотный мужчина средних лет, натянул длинный, толстый резиновый плащ, тускло блестевший при свете прожекторов. Плащ не то чтобы шелестел, даже не поскрипывал, а просто гремел при каждом шаге. Санаторный страж, пожалуй, не услыхал бы и нападающего носорога. Да и подвижности эдакий дождевик ему не прибавил, когда покорный слуга прыгнул сзади.

Первый удар дугановского «коша» сшиб с мужчины форменную фуражку и поверг его на четвереньки.

Я тщательно примерился и ударил опять. Охранник умер еще до того, как ударился лицом о залитую водой брусчатку.

Глава 11

Я сделался обладателем тридцативосьмикалиберного кольта с шестидюймовым стволом: тяжелое, громоздкое, могучее оружие, предназначенное для кобуры, а не для кармана. Дальнейшие мародерские изыскания дозволили обзавестись хитроумным водонепроницаемым футляром, где наличествовали шесть запасных зарядов. Оставалось лишь даваться диву: какой отчаянной перестрелки опасался этот бедолага посреди санатория для душевнобольных?

Ко мне также (можно сказать, по традиции) перекочевали бумажник и увесистая связка ключей. Следовало уповать, что в ближайшем будущем не придется пускаться вплавь: обремененный таким количеством железа, я пошел бы ко дну проворней любого топора.

Повернувшись, я негромко свистнул. От высоких кустов отделилась розовая фигурка, модные туфли зашлепали по лужам глубиною с Марианскую впадину каждая. Не беда. Замызгаться и промокнуть больше, чем уже промокли и замызгались, было попросту немыслимо. Я шагнул навстречу.

— Хватай за ноги, — велел покорный слуга, указуя нежной и благовоспитанной миссис Дэвидсон прямо на corpus delicti[3]. — Старый козел весит немало, в одиночку не подниму, а волочить его по лужайке, оставляя красноречивые борозды, не годится... Эй, что стряслось?

— Но ведь... он мертв! — с ужасом выпалила Китти. — Да ты же убил человека!

Глубоко и шумно вздохнув, я твердо решил быть личностью разумной, властвовать собою и не поддаваться припадкам ярости.

— Миссис Дэвидсон, — промолвил покорный слуга елико возможно спокойнее, — предоставляю вам полное и невозбранное право удирать из притона садистов самостоятельно и человеколюбиво. Попробуйте, попытка — не пытка! Рискуя собственной шкурой, задержусь и дам полчаса форы. А потом уж ускользну отсюда, используя менее гуманные, зато не в пример более безопасные способы. Так и волки будут сыты, и овцы целы. Согласна?

Я поглядел на Китти в упор. Несчастное, дрожащее, ошеломленное создание...

— Чего дожидаешься? Не нравятся методы Мэттью Хелма — шагай и пользуйся какими хочешь! Успеха, правда, не гарантирую.

Китти глаз не могла отвести от мертвеца, валявшегося между нами на дорожке. Лицо молодой женщины, щедро поливаемое дождевыми струями, сделалось меловым и недвижным.

— Ты не должен был...

— Ах, не должен был? — рассвирепел я, посылая спокойствие и самообладание подальше. — Не должен? Правильно! Я не должен ублюдкам ничего! Ничего! Это они, подлюги, задолжали мне за целую неделю издевательств и пыток! И при малейшей необходимости я взыщу все долги) С лихвой, запомни! По моему разумению, сегодня в «Инануке» открылся охотничий сезон, и ограничений на отстрел крупной дичи не существует! Я предупредил мерзавцев еще при первой встрече, на пороге, а они только хмыкнули в ответ. Прекрасно. Похищенный выходит на волю, и всякий очутившийся на моем пути — покойник.

— Да ведь он тебе не заграждал дороги! Он просто...

— Просто шатался поблизости с армейским револьвером и двенадцатью патронами, — прорычал я. — И пальнул бы из револьвера своего, не изволь сомневаться, ежели бы заподозрил неладное. Даже не будь револьвер неотъемлемо необходим для нашего бегства, я все-таки уложил бы парня, ибо оставлять у себя в тылу вооруженного противника не станет и последний молокосос!

Какая глупость — под проливным дождем, когда на счету каждая неумолимо пролетающая секунда, объяснять мягкосердечной особе прописные истины...

— Решай, голубушка, но Бога ради решай пошиб-че1 Или помоги управиться с грязной работенкой, или тихо и гуманно двигайся к выходу. Элси Сомерсет расплачется от жалости, ручку пожмет на прощанье!

— А Дуган? — прошептала Китти. — Откуда ты знал, что Дуган уже не придет? И его убил?

— Господи помилуй, ты что же, и по Дугану рыдать вознамерилась?

Китти смотрела расширившимися глазами.

— А надзиратель из твоего коттеджа? Большой светловолосый юноша? Томми... Неужели вежливо посторонился и дозволил выйти?

— Его немножко жаль, — признался я. — Томми был совсем не плохим субъектом.

Короткий, булькающий звук, вырвавшийся из горла Китти, оказался, к неописуемому изумлению моему, смешком.

— Дорогой, да ты и впрямь чудовище! Вот уж не подозревала.

Я и сам не подозревал. До нынешнего вечера. Ежели призадуматься, понятия не имел, откуда выпрыгнули на поверхность сознания неведомо где и когда полученные навыки. Понятия не имею, от кого научился удару, прикончившему Томми Траска. Рука орудовала непроизвольно. И фехтовальные выпады, и способы нападения сзади, и основные правила диверсионной тактики вернулись как нечто естественное и само собою разумеющееся.

Воцарилось безмолвие, только шелестел дождь, и журчала струившаяся по дорожке вода. Наконец, Китти хихикнула:

— Прости, я набитая дура. Эти люди задолжали нам обоим. Обещаю не ужасаться.

Она откинула с лица перепутавшиеся волосы, наклонилась, ухватила убитого за лодыжки.

— Решил, куда отнести?

* * *

Ключ почти неслышно повернулся в замке и дверь отворилась.

— Мы идем туда? — робко шепнула Китти за моею спиной. И, прежде чем я успел отозваться, добавила: — Прости, пожалуйста. Во мне опять заголосила прежняя цивилизованная дурочка.

В пыточной камере горела крохотная лампа-ночник. Милое местечко привычно пахло человеческими страданиями и выделениями. Китти пугливо и тщательно обогнула столь памятные нам обоим принадлежности, а я принудил себя прошагать напрямик, небрежно похлопать по спинке кресла, погладить достомерзостный стол. Просто показать мерзкой, дьявольской мебели, что ни капли не боюсь ее. Думаю, ни кресло, ни стол не поверили моей браваде. Я и сам-то не слишком поверил... Тосковать по этой милой комнатушке покорный слуга не собирался.

Держа револьвер наизготовку, я приоткрыл дверь, уводившую в кабинет. Ни души. Однако лампа на столе доктора Элси оставалась включенной, а в приемной, по-видимому, электрический свет пылал вовсю. Я прокрался к следующей двери, заглянул в замочную скважину. Приемная пустовала.

Я сделал Китти знак приблизиться. Толстый ковер заглушал шаги, передвигаться было возможно без особой боязни.

— Садись! — прошептал я, указывая на рабочее кресло подле бюро.

Китти глядела непонимающе.

— Садись. Мы охотимся на тигра, вернее, на тигрицу. А ты служишь приманкой, маленьким аппетитным козленком.

Я отступил к стене и встал подле звуконепроницаемой двери в приемный зал. Дальше, за его пределами, шатаются беспокойные пациенты, коим не спится в такую относительную рань, и охранник сидит на месте, у входа, в застекленной будочке. Но из этого помещения не донесется до них ни единого звука. В точности так же, как не доносились вопли истязуемых. Апартаменты доктора Элси обустраивались тщательно, предусмотрительно и с умом.

Запоздалая струйка холодной воды сползла по моей шее, растеклась между лопатками. Китти поставила на бюро оба локтя, уперла подбородок в ладони и глядела на дверь с нескрываемым страхом. Влага с длинных, слипшихся и повисших волос напитывала стопку промокательной бумаги на бюро. Нынче, во времена шариковых ручек, скорее встретишь мамонта, нежели промокашку, но доктор Элси во многом была особой старинного закала и любила вещицы, вышедшие из употребления.

Покорный слуга успел чуток изучить эту гарпию. И отлично понимал: с минуты на минуту доктор Сомерсет возвратится. Хотя бы потому, что не выносит попусту жечь электрический свет. Находя току столь изысканное употребление, Элси, по-видимому, считала неприличным тратить драгоценные вольты и амперы безо всякой нужды. И не бросила бы лампы горящими, отлучаясь надолго...

Дверная ручка повернулась, и, шурша накрахмаленным халатом, доктор Сомерсет вступила в рабочий свой чертог.

Она замерла, уставясь на непрошеную и всецело нежданную гостью, нахально занявшую место у бюро. Мгновение спустя увесистая дверь закрылась у Элси за спиною — не без некоторой помощи с моей стороны. Ходячей химере отвели целую секунду, чтобы тихо-мирно изумиться должным образом. А вот кидаться назад, и звать на помощь, и тревогу подымать Элси не было ни малейшего резона. С моей точки зрения, разумеется.

— Спокойствие, доктор, — посоветовал я. — Револьвер нацелен вам в крестец. Анатомию знаете лучше меня, о последствиях случайного выстрела догадываетесь.

Сомерсет и головы не повернула. Приходилось признать: эта пожилая, уродливая, кровожадная тварь отнюдь не была труслива.

— Мистер Мэдден?

— Думаю, держа в руках револьвер, я становлюсь Хелмом, — ответил покорный слуга. — Мэдден предпочитал фотокамеры.

— Выраженное расщепление личности, — спокойно молвила доктор Элси.

Она повернулась: очень медленно и осторожно. Воспоследовала небольшая пауза. Женщина воздержалась от бессмысленных вопросов: как я ускользнул, и какого лешего затеваю, и на что, собственно, рассчитываю. Элси просто уведомила:

— Кажется, я недооценила вас. Десятки никчемных болтунов грозили разнести санаторий по кирпичу, до самого фундамента, если их тот же час не выпустят на волю, с нижайшими поклонами и смиренными извинениями. Собираетесь убить меня прямо сейчас?

— Великолепная мысль, однако лучше воздержусь. Конечно, лишь покуда вы будете соблюдать положенные приличия.

Помолчав мгновение-другое, я прибавил:

— Нет особой нужды. Я уже отомщен, ибо каждый Божий день убивал вас вон там, в пыточной камере. Мысленно. Сотнями способов, о которых при порядочной даме, — я кивнул на Китти, — и распространяться-то зазорно.

— Понимаю, — ответил грубый хриплый голос. — Так мыслят все мои подопечные.

— Да и неразумно было бы стрелять. Мертвые не страдают, Элси. А коль скоро ты останешься жить, имеется надежда, что в один прекрасный день... как вы, медицинское сословие, говорите? — ремиссия болезни прервется. Акромегалия возобновит развитие и природа потрудится над тобою куда основательнее и беспощаднее, чем сумел бы поработать я.

Глаза под кустистыми бровями сузились. Я убедился: попал в уязвимое место. Элси боялась болезни своей, пожалуй, акромегалия была единственным, чего она страшилась на всем белом свете. Устрашишься тут: рожа доисторического чудовища, идола, каменной скифской бабы, монстра, написанного Иеронимом Босхом... Доктор Сомерсет угрюмо поглядела на Китти. — И все, — вздохнула она, — лишь оттого, что глупая девчонка затеяла отметить за гибель своего бесхребетного муженька! Ох уж, эти слюнявые интеллектуалы! Голубушка, неужели вы и впрямь думали, будто, устранив слабодушного изменника, мы дали вам право и основание подкапываться под правое дело? А вы, Хелм? Наемный убийца, служащий преступному империалистическому правительству Соединенных Штатов, использовал скорбь несчастной дурочки, чтобы навредить партии, на которую с надеждой взирают все канадские труженики! Партии, ставшей умом, честью и совестью передовых людей; партии, готовящей великую революцию. Разве революция не стоит одной отнятой жизни? Революция стоит сотен жизней, тысяч жизней, миллионов... Бей его, Жак!!!