Глава 12

Жак повиновался, после чего все мы — за вычетом сидевшей Китти — постояли неподвижно. Покорный слуга оценил положение.

Важнее всего казался очевидный факт: охранник не подозревал, в какую передрягу попадет. Иначе вломился бы с пистолетом наизготовку или, во всяком случае, позаботился бы ремешок отстегнуть заранее. Следовательно, доктор Элси не подняла тревогу, наступив на потайную кнопку под ковром, либо включив радиомаячок в кармане халата.

И все же она знала о грядущем появлении Жака. Ибо напропалую старалась отвлечь мое внимание. Пожалуй, затем и оставила свет включенным: предстояла неведомая беседа с глазу на глаз. Возможно, Жаку причиталась хорошая взбучка за неведомую провинность, а возможно — еженедельный денежный чек. Это, впрочем, не играло ни малейшей роли...

— Кажется, руку поломал! — возвестила доктор Элси, нежа и осторожно ощупывая пострадавшую кисть. У кольта ствол весьма увесистый, а немного сил покорный слуга еще сберег.

— Изумительно! — отозвался я. — Первая радостная новость за целый день. Чего дожидаетесь, доктор? Жалости? Долой халат, мерзавка... В нагрудном кармане, кажется, безобидный стетоскоп, но уж лучше я сам удостоверюсь. Да, и будьте любезны сообщать о симптомах, сопутствующих полученному повреждению. Так хочется услыхать, что вам очень, очень больно!

Элси неловко, с огромным трудом вывернулась из халата, щадя невезучую кисть. Не особенно веря жалобам на перелом, я отнюдь не собирался зачислять свою былую мучительницу в разряд безобидных инвалидов, а посему поторапливал ее безо всякого снисхождения.

— Бросить на пол, — распорядился я. — Теперь медленно двинуться к вон тем стульям и сесть. Жак, столь же медленно и благоразумно последуйте примеру доктора. Кстати, ваше полное имя?

Он был худощавым пожилым субъектом с выцветшими глазами, густыми седыми бровями и пышными усами, тоже седыми. Старый добрый техасский охотник, жующий табак и отпускающий плоские шуточки с телевизионного экрана, по которому ведет главного героя — мускулистого тупого забияку — в заветный каньон, где изнывает нежная героиня, плененная бандой мексиканских трусов либо индейских головорезов...

Обидно было думать, что столь колоритная личность и пистолета по-человечески выхватить не умеет. В Голливуде таких не жалуют и на важные роли не берут. Наверное, поэтому Жак и служил простым охранником санатория.

— Фрешетт, — молвил он глухим голосом, с несомненным французским акцентом. — Мое имя есть Жак Фрешетт.

— Чудесно. Присаживайтесь, господин Фрешетт. Сидя, легче воздержаться от опрометчивых телодвижений, потому как совершить их куда тяжелее.

— Oui, monsieur.

На бюро красовался телефон, а второй, спаренный аппарат примостился на письменном столике в углу.

— Китти, — осведомился я, указывая на пистолет охранника, — ты умеешь пользоваться оружием? Не просто потрясать им, как той несчастной сверкающей «Астрой», а стрелять? По-настоящему? Девушка помотала головой.

— Прости, Поль... Мне с детства прививали отвращение к... В общем, не стреляла ни разу.

— Кто-нибудь, — ядовито сказал я, — сумеет когда-нибудь вразумительно пояснить, чего ради во дни дикой, безудержной преступности и варварского, беспричинного насилия выращивают целое поколение беспомощных и безоружных олухов? Ладно, делать нечего. Бери пистолет. И гляди, не размозжи мне голову ненароком.

Я тщательно проверил запоры медицинских шкафчиков, ибо ланцеты и склянки с кислотой могли сослужить пленникам внезапную и чрезвычайно действенную службу. Приблизился к письменному столику, выложил на него добрых полтора фунта ключей и три бумажника.

— Довожу до вашего сведения, месье Фрешетт, — молвил покорный слуга. — Предыдущие владельцы этих кошельков сделали взносы в Хелмовский фонд побега отнюдь не по доброй воле. Не хотелось бы пополнять коллекцию вашей мошной, однако я не стану колебаться и бороться со своею совестью, коль скоро нужда возникнет. Надеюсь, вы склонны к миролюбивому сотрудничеству и взаимному пониманию. Охранник облизнул губы.

— Каким образом, Monsieur?

— Можете вызвать сюда доктора Кэйна так, чтобы у доктора Кэйна подозрений не вызвать? Не можете — скажите честно.

Фрешетт казался озадаченным.

— Гораздо имело бы естественней быть, cap, если бы позвонила доктор Сомерсет.

— Знаю, — ответил я. — Но доктор Сомерсет охотно позволит изрешетить себя, при условии, что сперва сумеет выкрикнуть предупреждение. От души надеюсь, господин Фрешетт, вы настроены не столь героически.

Хмурясь, точно раздумья причиняли ему боль, Жак Фрешетт безмолвствовал. Потом просиял:

— Можно сказать доктору Кэйну, что madame Сомерсет попросила меня сделать звонок, а сама есть очень занята.

— Вот и славно, — сказал я.

— Думаю... Думаю, доктор Кэйн еще не имел покидать столовой.

И действительно, доктор Кэйн до сих пор имел пребывать в упомянутом Фрешеттом помещении. Покорный слуга поднял трубку спаренного телефона и слушал разговор от начала и до конца. Все прозвучало чин чином. Если охранник и умудрился проронить некое словцо, означавшее тревогу, я ничего не приметил.

Терпеливо дожидаясь, я тешился мыслью, что в теплом кабинете одежда понемногу высыхает и опасность простуды уменьшается. Возможно, так оно и было, но Китти все равно дрожала, как осиновый лист. От озноба или от страха, не знаю.

Дверь отворили рывком.

— Что стряслось? Неужто пятнадцать минут подождать нель...

Доктор Кэйн осекся. Дверь затворилась: опять же не без моего содействия. Кэйновский взор метнулся на Китти, потом на смирнехонько сидящую пару, которую ваш покорный вящего удобства ради переместил к столу для осмотров. Стоя у входа, сподручнее было следить за ними, не слишком косясь влево. И стрелять при надобности удобнее...

— В чем дело? — зловеще полюбопытствовал Кэйн. — Предупреждаю, Мэдден: у нас огромный опыт укрощения буйных пациентов, пытающихся бежать из лечебницы. Не надейтесь ускользнуть. Пожалуйста, сию минуту отдайте оружие и ведите себя сдержанно. Повредите кому-нибудь — пожалеете.

К ужину доктор Кэйн являлся не в белом халате, а в безукоризненном темном костюме. С частыми, тонкими полосками белого цвета. «Весьма изысканно», — подумалось мне. Высокомерный, решительный доктор наверняка оробеет при сколько-нибудь серьезном нажиме. Лишь потому я и заманил его сюда.

— Весьма прискорбно, ибо Траск опочил в «Гиацинте» с переломленной шеей. Дуган покоится напротив коттеджа «Вербена», опять же с переломленной шеей. Дежурный охранник, любезно вручивший мне этот кольт, прикорнул неподалеку от «Астры», и череп у него, к сожалению, раздроблен. Доктор Сомерсет сетует на серьезно ушибленную кисть. Боюсь, Альберт, я уже успел повредить едва ли не половине персонала и готов понести любую ответственность. Если, разумеется, не увильну от оной вообще...

— Господи помилуй! — прошептал Кэйн. — Да вы действительно безумец!

— Дипломированный медик, заведуете желтым домом, а диагноза верного поставить не можете... Ай-ай-ай! Я шагнул.

— Ну-ка, любезный, пошевелите сперва мозгами, а потом речевыми органами. Допрашивать Элси бесполезно, хотя не знаю что отдал бы, чтоб уложить ее на славный электрический столик. Она — чересчур упрямая и крепкая ведьма, долго продержится. Но вы, сдается, голосу разума внять способны... Ассистировать мне будет ваша коллега, доктор Сомерсет. Кэйн сглотнул.

— Допрашивать? Ассистировать? Да что же я могу вам сообщить ценно...

— Имя Наблюдателя, — оборвал я.

— Кого?

— Маленького пухлого субъекта, недвижно торчавшего в углу пыточной камеры, покуда эта стерва и новопреставленный Дуган забавлялись и развлекались. Только не уверяйте, будто не видали его, Альберт, ибо разок-другой ваша рожица просовывалась в дверь, а Наблюдатель присутствовал непрерывно.

Красивое лицо доктора Кэйна побледнело.

— Извините, но я... действительно... понятия не имею, как зовут вашего... Наблюдателя, и нико...

Отчетливо щелкнул взведенный курок, доктор осекся, но тотчас возобновил речь:

— Он просто не соизволил представиться! Появлялся и уезжал, когда хотел! Поверьте, мистер Мэдден! Льюис привозит его на мерседесе, вот и все, что мне известно. Клянусь! Не настолько мне доверяют, чтобы важные имена сообщать... Клянусь, мистер Мэдден! Меня шантажируют, заставляют использовать санаторий в темных целях! Несчастный случай... грех ушедших лет... но этого никто не поймет и не простит! Я вынужден...

— Имя Наблюдателя! — невозмутимо потребовал я, когда поток докторского красноречия иссяк.

— Не знаю! Клянусь! Клянусь!!

— Весьма сожалею, Альберт. По-настоящему сожалею... Ладно, шевелись.

Я повел револьверным стволом.

— Что вы... намерены делать?

— А что по-вашему? — раздраженно процедил я. — Наличествует электрическое оборудование, в исключительной действенности коего мы с Китти удостоверились на собственных шкурах. Также наличествует эксперт-оператор. Сейчас научно определим, что именно вам известно, а что нет...

— Вы... вы хотите меня... пытать? — Меня ведь пытали, верно? И Китти пытали. Чем вы, простите, лучше нас?

Покорный слуга скривился:

— Бедняжку Элси обездолили. Развлечений лишили, игрушки отняли. Нельзя же так обижать маленьких девочек, верно? Пожалуй, начнем в кресле: не думаю, что вы проявите упрямство, достойное почетного места на столе. Жаль, милейший, выуспели нажраться. Неминуемо изрыгнете ужин при первом же разряде. 0-о-о! Совсем вон из головы! Поскольку особой подготовке вас, Альберт, не подвергли, штанишки будут полны экскрементов, сиречь дерьма. Неблаговонная предстоит процедура, но я постараюсь не дышать через нос. А вам самому будет наплевать на загаженные брюки: через минуту-две подобной обработки человеку впору наплевать на все и вся, розно и совокупно.

— Не посмеете! — прошептал Кэйн.

— Да? Поверьте, я предвкушаю величайшее наслаждение за последние три недели. Даже Дугану шею сворачивать не так радостно казалось. Жду не дождусь великолепного сеанса... Правда, кое-кто может испортить удовольствие и прервать великолепное зрелище в разгаре. — Кэйн облизнул губы:

— Что... вы имеете в виду?

— Видишь ли, сволочь, — промолвил я внушительно, — кроме Элси ни один из присутствующих не умеет управлять реостатом. А Элси принимает всемирную революцию всерьез и совершенно искренне считает: светлое будущее прогрессивного человечества требует жертв. Сама недавно сказала: можно угробить миллионы людских душ, дабы уцелевшим жилось хорошо. Если ты и впрямь располагаешь данными, способными повредить великому и священному делу, она, будучи особой решительной и последовательной, попросту пропустит через вероятного болтуна лишнюю сотню вольт и предъявит мае доктора Кэйна в зажаренном виде... Чтоб революция ненароком не пострадала. Впрочем, ты знаком с Элси дольше и лучше, быть может, сия добродетельная дама не дозволит себе столь варварского обращения с собратом по... ремеслу. Ну, а ежели ты истину глаголешь и не ведаешь, как Наблюдателя кличут — бояться нечего. Спокойно усаживайся в кресло и невозмутимо лечи пошатнувшиеся нервы электрошоком...

Доктор Кэйн сызнова облизнул посеревшие от ужаса губы, покосился на уродливую, кошмарную маску, служившую доктору Сомерсет физиономией.

— Овидий, — раздался обреченный шепот. — Иоанн Овидий...

Глава 13

Китти потребовалось несколько минут, чтобы вызвать междугородную телефонную службу. После этого связаться с Вашингтоном, округ Колумбия, оказалось вовсе не сложно. Я слушал гудки с немалым любопытством и не меньшим напряжением.

В определенном смысле покорный слуга вызывал по гудящему статическими шумами проводу собственное забытое прошлое.

Раздавшийся в трубке голос я распознал сразу. Тот самый, что прозвучал в трубке неделю назад и сообщил мое подлинное имя.

—Да?

— Беспокоят из санатория «Инанук», в окрестностях Ванкувера, Канада, Британская Колумбия, — сообщил я не без известной осторожности. — Будьте любезны пригласить Мака.

— Это Мак и есть, — ответил голос. — По крайности, некоторые люди при некоторых обстоятельствах называют меня Маком. Здравствуй, Эрик.

— Эрик? — не понял я.

— В наших картотеках ты значишься под кодовой кличкой Эрик... Насколько разумею, память пока не возвратилась.

— Выслушиваю и впитываю прорву сведений, сэр, однако вспомнить не могу почти ничего. Говорят, я работаю на вас. Пожалуйста, сообщите хоть что-нибудь о способах работы. Имеются исследовательские группы? Отряды нападения? Какое-то влияние на канадские власти оказываете?

— Все имеется, и все возможно в допустимых пределах, — сказал человек, при некоторых обстоятельствах именовавшийся Маком и обретавшийся в трех тысячах миль к югу. — Но чего ты просишь?

— Во-первых, подкреплений, — сказал я. — Этих людей следует вкратце осведомить о создавшейся обстановке, сэр, ибо потребуется втихомолку похоронить...

— Погоди! — перебил Мак резким и весьма подозрительным тоном. — Ты совершенно убежден, что ничего не помнишь о прошлых наших отношениях?

— Ровным счетом ничего, сэр. Не признал бы вас, повстречав на улице.

— Странно. Ты единственный оперативный работник, заведший неукоснительное правило обращаться ко мне с преувеличенной вежливостью и почтением. То ли это наша старинная шутка, то ли укоренившийся обычай.

Чуток подумав, я ответил:

— Должно быть, язык помнит больше мозга, сэр. А возможно, я просто умен от рождения и соображаю: попросишь о помощи вежливо — получишь ее исправно.

— Вне сомнения, Эрик. Сколько трупов?

— Покуда трое, но вечер еще не кончился. Я многозначительно поглядел на доктора Элси, перегибавшуюся к охраннику Жаку Фрешетту с явным намерением что-то прошептать. Перехватив мой взгляд, уродина выпрямилась и подобралась. Охранник сидел с видом совершенно отсутствующим, а доктор Альберт прижался к спинке стула и делал вид, будто двое других — полнейшие незнакомцы, с которыми и разговаривать не хочется.

— Хорошо, — сказал Мак, — продолжай.

— Было бы недурно привлечь местную полицию, — отозвался я. — Внутренние бастионы захвачены, однако прочие крепостные сооружения по-прежнему заняты неприятелем. Я держу на мушке троих представителей здешнего персонала, но сколько еще милых членов ПНП шатается по санаторию, один Бог ведает. И, кстати, даже неповинные, безвредные служащие способны оказать очень решительное сопротивление попытке вторгнуться в лечебницу. Я хорошо вооружен, могу расчистить себе дорогу выстрелами — да только вряд ли стоит сокращать поголовье канадских граждан еще на полдесятка особей. Пришлите человека со значком, и пускай вразумит караульных мирно и тихо. Велите ему направляться прямиком в приемный зал, а оттуда — в кабинет. Кодовый стук, сэр?

Обычный: три удара, пауза, два удара.

— Прекрасно. Стучать нужно рукоятью пистолета: двери звуконепроницаемы. Я подожду, и положу трубку, когда вы уведомите, что помощь выехала.

Воспоследовало весьма продолжительное безмолвие. Китти неловко ерзала в кресле, точно мокрая одежда липла к коже и раздражала. Я не отводил глаз от главного источника опасности, сиречь, доктора Элси, но та не шевелилась, равно как и доктор Кэйн с Фрешеттом.

«Странно, — подумал я. — Звонить за три тысячи миль, дабы собеседник, в свой черед, позвонил за три тысячи миль и оповестил полицейских, находящихся, всего скорее, в жалкой полумиле отсюда...»

Послышался голос Мака:

— Жди. Примерно через двадцать минут.

— Чудесно! — обрадовался покорный слуга. И продолжил чуть более натянуто: — Эксперимент увенчался успехом, сэр?

Воцарилось новое безмолвие: краткое и озадаченное.

— Какой эксперимент?

— Сотрудника, утратившего память, швырнули акулам, чтобы вспомнил науку обороняться, грызть и рвать?

На дальнем, очень дальнем конце провода раздался негромкий смешок:

— Видишь ли, эксперимент удался блестяще. Ты жив и, смею надеяться, здоров; ты обнаружил осиное гнездо, которое мы тщетно искали неведомо сколько месяцев; ты задержал главарей. Правда, по наличным сведениям, ПНП располагает еще одной штаб-квартирой, причем неподалеку, но это уже иная статья. Назвав по телефону имя Хелм, я уберег твою жизнь. Террористы, не колеблясь, уничтожили бы пронырливого фотографа Поля Мэддена, а вот прежде нежели всерьез повредить кому-то из наших людей, подумают четырежды. Время от времени мы стараемся убедительно доказывать, что подобные затеи обходятся предприимчивым смельчакам несуразно и непомерно дорого...

Я припомнил Наблюдателя, торчавшего в углу пыточной камеры, и как он урезонил доктора Элси, и какой довод выставил.

— Конечно, сэр, — согласился я. — Ваш телефонный звонок в клинику Принца Руперта учли надлежащим и спасительным для меня образом. Сами слышите: жив, и бью хвостом, и даже мыслить способен...

— Агент, работавший с тобою в паре, — сказал Мак, — принадлежит к иной, совершенно дружественной организации. Она любезно согласилась проведать тебя и сообщила свое мнение о здоровье Эрика. Мнение, при тогдашних обстоятельствах, весьма ободряющее.

— А, вот почему она явилась! И под чьим же началом орудует?

— Линия вряд ли совершенно безопасна. Пока не было произнесено ничего неизвестного неприятелю. На последний же вопрос ответить не могу... Велись два независимых расследования. То, над которым трудились ты и мисс Вонг, террористов и бомб ни в малейшей степени не касалось. Так мы думали первоначально. И лишь, когда мисс Вонг застигла свой объект, Герберта Вальтерса, шепчущимся с объектом второго сыска, Джоан Маркет, стало понятно: два дела сливаются воедино.

— Слыхивал о Джоан Маркет. Получается, меня переключили с задания Икс на задание Игрек или наоборот. Верно?

— Да, потому что борьба с терроризмом неизмеримо важнее. Впрочем, ты продолжал встречаться с мисс Вонг и оказывал ей содействие в рамках, допускавшихся новой операцией. Мак помолчал.

— Читать всеобъемлющую лекцию, увы, недосуг. Ты спрашивал об исследовательских группах. Надобно что-то выяснить?

— Так точно, сэр, — промолвил я. — Во-первых, Иоанн Овидий, 0-ви-дий. Тезка древнеримского поэта. Или древнегреческого?

— Древнеримского, кажется.

— Приметы: рост — около пяти футов двух дюймов, примерно сто семьдесят фунтов весу, пухлый, неуклюжий внешне. Говорит с немецким акцентом. Где живет, не знаю, но в санаторий приезжает на мерседесе, шофера зовут Льюисом. Гэвин Льюис. Поймают Льюиса — доберутся и до Овидия. Похоже, он состоит в Совете ПНП, во всяком случае, распоряжается весьма уверенно. Кроме Овидия, наличествуют доктор Элси Сомерсет, пыточных дел мастерица, и доктор Альберт Кэйн, директор этого пристанища малахольных...

Альберт заметно вздрогнул. Даже в незавидном своем положении доктор Кэйн считал, что о почтенной лечебнице и отзываться положено с должным почтением. Элси уставилась в пространство, рассеянно барабаня по столу пальцами.

Я резко велел:

— Усмири персты, Квазимодина! Или отстрелю все до единого!

Элси воззрилась на меня с полнейшей невозмутимостью, но стук умолк.

— Что случилось, Эрик?

— Простите, сэр. Кой-кого призываю к порядку.

— Мне только-только доставили предварительный отчет об этом санатории. В основном касается директора, Альберта Кэйна. Числился чуть ли не лучшим психиатром города Нью-Йорка, но был застигнут, как выражались римляне, in flagrante delicto[4] с красавицей пациенткой. Лишился великолепной, чрезвычайно прибыльной практики, бежал от скандала и сопутствующих неприятностей через канадскую границу, стал заведовать малоизвестной больницей для умалишенных.

— Черт, — сказал я, — но ведь по нынешним временам, ежели красивая пациентка не переспит со своим приглядным психиатром, курс лечения считается незавершенным! Наверняка еще что-то стряслось!

Альберт едва не взвился, услыхав столь вопиющий поклеп на благородную профессию мозгоправа. Элси равнодушно изучала противоположную стену. Шестое чувство сообщило покорному слуге: химера изготовилась действовать и только дожидается удобного мгновения. Ковбоеподобный Жак Фрешетт ушел в себя, точно улитка в раковину. Казалось, он уснул — но я не слишком на это надеялся.

— Всецело верно, — промолвил Мак. — Дело заключалось в упомянутых сопутствующих неприятностях. Не с тою подопечной Кэйн переспал. Бедняжка была женой Эмилио Брассаро, весьма выдающегося мафиози, который, среди прочего, промышлял южно— и центральноамериканской импортной торговлей. Природу импорта можешь вообразить. По всей видимости, господин Брассаро не числился покладистым супругом. Доктор Кэйн удрал из Нью-Йорка, спасая шкуру, а госпоже Брассаро потребовалась обширная и сложная пластическая операция. Лицевые повреждения объяснили автомобильной аварией. Теперь слушай внимательно, сообщаю любопытную подробность. Автомобильную аварию очень успешно заменил по приказу оскорбленного мужа некий Вальтер Кристофферсон, правая рука Эмилио Брассаро. Ты знаешь его — или знал, в зависимости от того, на каком он свете обретается — в качестве Герберта Вальтерса.

Я чуть не съехал со столика, на краю которого примостился.

И тут химера ожила.

Они с Фрешеттом действовали согласно и слаженно: пожалуй, успели-таки обменяться словечком. Тяжелый стол для осмотров опрокинулся на бок, Элси и Жак нырнули, прикрываясь металлической поверхностью, на мгновение пропали из виду. Затем охранник выскочил слева и опрометью, словно удирающий заяц, ринулся к выходу.

Я выстрелил.

Штукатурка брызнула со стены перед Фрешеттом, как и предполагалось. Разом остановившись и замерев, охранник поднял руки. Пребывавший в неустойчивом равновесии стол с грохотом перевернулся ножками кверху, а Элси уже неслась к двери, ведшей в пыточную, откуда, если вы не запамятовали, выбраться наружу было делом нескольких секунд. Она использовала охранника, чтобы отвлечь мое внимание, а сейчас во всю прыть уносила ноги.

Прежде нежели покорный слуга успел переместить прицел, прежде чем Элси умудрилась повернуть ручку, грохнул выстрел, и выстрел этот произвел не я. Непроизвольно метнувшись в сторону, шлепнувшись, перекатившись, я услыхал еще выстрел, и еще, и еще...

Китти, с перекошенным, облитым слезами лицом, держала пистолет Фрешетта обеими руками и нажимала гашетку до тех пор, пока не раздался тихий сухой щелчок. Магазин опустел. Звук был неимоверно, потрясающе тихим после грома, сотрясавшего стены. Я повернул голову. Фрешетт, конечно же, испарился бесследно. Доктор Альберт благоразумно растянулся на ковре и внятно скулил от страха, но пребывал в первозданной целости.

Поднявшись и поморгав, я приблизился к простертой на полу Элси. Половина страховидной физиономии была окровавлена, два багровых пятна расплывались у двух отверстий в темном джемпере. Глаза доктора Сомерсет раскрылись, уставились на меня.

— Кисть поломана действительно! — прошипела Элси и скончалась.

Я обозрел чудовищную мертвую образину, а заодно и распухшую руку. Именно ею в спешке попыталась Элси открыть себе выход, именно раздробленные кости, вероятно, и подвели в решающий миг...

Подойдя к рыдающей Китти, я отобрал и перезарядил пистолет. Патроны, отнятые у безвестного стража, прекрасно соответствовали этой модели.

Потом я поднял болтавшуюся телефонную трубку, пояснил, что приключилось, и распрощался. Надлежало просто ждать. Разговаривать покуда не хотелось — ни Китти, ни мне самому.

В конце концов, прозвучали три приглушенных удара в дверь. И еще два. Подкрепление вошло весьма осторожно, по крайности, первый человек — но за ним шествовало немало других. Первый был смуглым крепышом в штатском костюме, который две с половиной недели назад присутствовал при допросе пострадавшего Поля Мэддена. Тоже молчаливым наблюдателем, кстати. Припомнилось имя, названное Китти совсем недавно: Росс.

Он попросил отдать оружие и заверил, что все будет очень хорошо.

Весьма самонадеянное обещание, граничащее с нахальной похвальбой. Даже в устах королевского конника.

Глава 14

Дождь не прекращался. Мы проехали в машине по длинному, широкому, весьма современному мосту, а после повернули на шоссе, уводившее вверх по склону пологого холма. Я подозревал, что вокруг высятся горные цепи, но видеть их сквозь темноту и ливень, разумеется, не мог.

— Куда мы забрались? — полюбопытствовал покорный слуга.

— Да ты бывал тут десятки раз, милый, — сказала Китти. Она устроилась рядом со мною, на заднем сиденье, а баранку вертел смуглый крепыш, командовавший Великой иванукской спасательной экспедицией. Китти продолжила:

— Это Северный Ванкувер" я здесь живу. Дальше начинается Ванкувер Западный. За мостом остался просто Ванкувер, а Ванкувера Южного и Восточного просто не существует в природе, никогда не существовало, и никто не сумеет пояснить, почему.

— Н-да, — промолвил я. — Слыхал о таком географическом казусе, но убей меня, ежели помню, где и от кого. Слегка повысив голос, Китти произнесла:

— Следующий поворот, пожалуйста.

В знак согласия водитель, слегка наклонял голову. Полицейский седан — полагаю, он был полицейским, хотя ни окраской, ни номерными знаками не отличался от прочих колымаг — покинул четырехрядное шоссе, проскочил под иебольшим виадуком и запетлял по лабиринту узких улочек, окаймленных старыми, приятно отличавшимися друг от друга домами. Чудный пригород, возводившийся во времена, когда еще не знали бульдозеров, не планировали стройку целыми кварталами, не пользовались так называемыми «типовыми» чертежами, плодя и множа коттеджи одинаковые, точно яйца в лотке.

Мы притормозили перед белым двухэтажным зданием. Я, в качестве истого джентльмена, выбрался первым и помог выбраться Китти.

— Благодарю, мистер Росс, — вежливо сказала моя спутница шоферу. Голос прозвучал естественно и, хотя лило вовсю, Китти стояла невозмутимо, не замечая, что промокает сызнова и насквозь, едва успев толком просохнуть.

— Очень любезно с твоей стороны, Майк, — прибавила она.

Я не на шутку забеспокоился. Чересчур большое спокойствие, слишком железное самообладание. Девица совсем недавно препроводила к праотцам доктора Сомерсет. Правда, стреляла, по ее словам, впервые в жизни, однако Поль Мэдден занимался Фрешеттом, а Элси пыталась улизнуть черным ходом, а Китти отнюдь не желалось отпускать эту окаянную ведьму подобру-поздорову... Правильно сделала, умница, и спасибо тебе превеликое — но в подобных случаях обычному человеку срочно требуется успокоительное снадобье и не самое слабое.

Китти же бойко прочла мне коротенькую лекцию о Ванкувере, почти кокетливо поблагодарила Майка Росса, и вообще вела себя, как обычнейшая молодая женщина, которая не пережила заключения, не подверглась двухсуточному допросу, изощренному и мучительному, не попала по живой мишени три раза из шести возможных на расстоянии семи шагов. Заурядный процент попаданий для новичка, очутившегося в критическом положении, верно. А вот в остальном Китти вела себя отнюдь не заурядно.

Или передо мною обреталась особа с железными нервами, которую покорный слуга по недомыслию недооценивал, или же истерический взрыв откладывался до порога родимой квартиры. Второе, пожалуй, было вернее, однако доставало собственных психологических затруднений, справляться с моими стоило немалых сил. Я прекратил размышлять о возможных мозговых достоинствах и недостатках «невесты».

— Не стоят благодарности, мисс Дэвидсон, — сказал шофер.

Вернее всего, лишь мое присутствие помешало ему произнести «Китти». Они, конечно же, водили давнее знакомство и немало поработали бок о бок. Но имея дело с обеспамятевшим диверсантом заграничной выделки, учинившим форменное побоище в «Инануке», господин Росс, по-видимому, избрал манерой поведения строгую, осторожную, учтивую полицейскую сдержанность.

— Мистер Мэдден?

Я захлопнул заднюю дверцу и приблизился к переднему окошку, стекло которого Майк Росс, невзирая на ливень, держал опущенным до отказа.

—Да?

— Следует обсудить несколько важных вещей. Но уже поздно, а вы устали. Где можно повстречаться поутру? Китти властно взяла меня под руку:

— Здесь, в моем доме.

— Тогда, если позволите, я приду около одиннадцати. Устраивает?

— Изумительно, — сказала Китти. — Я сварю вам крепкий, вкусный кофе.

Автомобиль заурчал и уехал. Обычнейший голубой седан американского производства. Я наблюдал за удаляющимися красными огоньками не без искреннего облегчения. Канадские власти успели изрядно осточертеть покорному слуге за каких-нибудь полтора часа. В этой стране человеку, по-видимому, не полагалось вырываться из желтого дома, куда человека втиснули против доброй воли, где человека подвергли чисто гестаповским истязаниям и, по сути, пытались медленно казнить на электрическом стуле. Канадцы очень огорчились моими действиями.

«И все же, — подумал я, — в наручники не заковали, в участок не отволокли — грех жаловаться! Умейте быть благодарным, сударь».