— Не отчаивайся, доктор, — сказал я и скользнул прочь.
Ему потребовалось сорок семь минут чтобы обдумать все, считая с того момента, когда я оставил ее. Лежа на влажных сосновых иголках за стволом поваленного дерева, вместо укрытия, я видел как он приближался, тихо двигаясь, между деревьев, на обочине шоссе. Это был Кроче. Как много для моих воображаемых теорий.
Во всяком случае, он думал, что двигается бесшумно, но ему это все на самом деле не нравилось, он не чувствовал себя свободно. Однако, я мог заметить, что он был городским человеком, человеком улицы, человеком темных аллей. Он любил городской шум, машины, темные подъезды, узкие лестницы. Он любил оскорблять маленьких девочек в маленьких квартирках.
Он не любил деревья и кусты, сосновые иголки, мягкий шепот ветра и беличье пощелкивание где-то вдалеке. Карканье одинокой вороны, кружащейся на верхушке дерева, заставило его застыть и ждать, пока он не заметит летающую птицу. Ворону, господи боже мой! Вы могли бы подумать, что кто-то может не знать вороны.
Я лежал за бревном и смотрел на него, и знал, что ничего не могу сделать. Он действовал слишком осторожно, он не собирался далеко углубляться, чтобы мне иметь дело с ним без риска постороннего вмешательства людей со стороны шоссе. Он заметил пустой автомобиль, но он оказался настолько умным чтобы пройти мимо него. Он был Карл Кроче и был знаком с ловушками, которые уже ставились для него. Он знал, что я находился где-то поблизости и ждал.
Он бросил мне вызов в Новом Орлеане, чтобы быть точным, он сообщил мне свое имя и пышное послание через посредничество Антуанетты Вайль. Он был крутой парень, но это не означало, что он позволит себе дать мне неосторожное, выгодное мне шоу. Он знал, что это неподходящее место для него. К дьяволу Оливию Мариасси и прикрытие тоже, на ближайшее время. К дьяволу и меня с нею.
Он повернулся и отправился восвояси. Прекрасно, мне есть на что надеяться. Я услышал как завелась машина и отъехала. или мне показалось, что я это услышал. Я не думал, что он уедет далеко.
Я встал, выбрался из укрытия и вернулся к кустам, где росла сосна. Оливия должно быть услышала мои шаги, поскольку ее голос донесся до меня, низкий но хорошо различимый, — Дорогой пожалуйста! Как ты рассчитываешь, что я надену свое платье, если ты.... Ай, как щекотно! — Она мягко рассмеялась.
— Иди сюда, — сказал я, — плоская поверхность, как на авианосце.
Она молчала. Я протиснулся сквозь кусты и обнаружил ее сидящую на моей курточке, как я оставил ее, полностью одетой, сжимающей обеими руками револьвер. Он смотрел дулом в мою грудь. Я застыл и ждал пока ствол не опустился.
Она снова рассмеялась немного в затруднении, — Я подумала что это.... Ты сказал мне действовать, если я услышу кого-нибудь.
— Да.
— Что... что случилось? Ты видел кого-нибудь?
— Да, я видел его.
Она посмотрела на меня, — Кого?
— Кроче. Может быть мы доказали что-то. Но ему не понравилась обстановка. Он почувствовал опасность, у него сильное чутье.
— Значит, дело еще не кончено. — Она глубоко вздохнула, поднялась, посмотрела на свой револьвер. — Лучше возьми это себе, хорошо? — и она отдала мне револьвер. Она посмотрела на меня, — Поль?
— Что?
— Не мог ли ты мне показать, как открывается он?
Я заколебался. Она посмотрела на меня со странной интенсивностью во взгляде. — Конечно, — сказал я и вынул револьвер. — Ты кладешь свой указательный палец на защелку и цилиндр откручивается... — вот так.
Последовало молчание. Она посмотрела вниз, на револьвер, открытый на ладони. Она сказала тихо, — Револьвер был не заряжен, не так ли?
— Револьвер не был заряжен, доктор. — Я вынул патроны из кармана и начал запихивать их в барабан.
— Ты ведь и не пытался поймать его, не так ли?
— Я хотел посмотреть придет ли он сюда. Если бы он пришел, я бы взял его, если бы смог. Я и не рассчитывал, что он может заявиться сюда. Слишком явная это была ловушка, чтобы поймать такого аса, как он.
— Но ты проверял и меня. — Ее голос был слаб, — не так ли?
Я поднял на нее взгляд. Ее глаза повстречались с моими. Даже в очках, ее глаза были очень красивы. Она была притягательной женщиной, когда у нее появлялся этот грустный, высокомерный взгляд. Или, может быть, я просто воспользовался ею.
— Ты вызвала своими загадочными словами у меня сумятицу и сомнения. Мне надо было их проверить. Раньше или позже я мог стать спиной к заряженному пистолету, оказавшемуся в твоих руках, доктор, и мне вероятно не хватило бы времени чтобы впоследствии пожалеть об этом.
Я ожидал, что она рассердится или хотя бы обидится. К моему удивлению она рассмеялась, шагнула вперед, приподнялась на цыпочках и поцеловала меня в губы.
— Ты знаешь, я должно быть сильно увлечена тобой, Коркоран, или как тебя там еще зовут, — сказала она улыбаясь, — у тебя нет ни на грамм ни романтичности, ни рыцарства в твоем имидже и ты не знаешь, как это освежающе действует на женщину, которая испытывает слабость к лунному свету и розам. Поедем, поедем же домой. Я собираюсь попросить тебя перенести меня через порог к величайшему удовольствию соседей. Поедем скорее, дорогой.
И она сделала это. Дом ее был маленький, стандартный с окном-фотографией с перспективой, с закрученными улицами с французской изогнутостью задуманные так архитектором, прочитавшим где-то в журнале, что прямые улицы ушли в прошлое. Однако все это выглядит не так уж плохо, и дом не выглядел плохо, хотя я и не любитель окон-картин. Когда мы вошли внутрь, зазвонил телефон.
Глава 15
Я опустил Оливию на пол, прямо у двери, и быстро ее закрыл. Здесь не было никого, кто бы нам понадобился для демонстрации актерских способностей, и телефонный звонок убил бы романтичность в любом случае, я отступил на шаг и посмотрел на часы. Было два по полудни. Маленькое "Рено" — не спортивная машина, а были отсрочки и задержки и мы не могли одновременно покрыть расстояние между Новым Орлеаном и Пенсаколой с молодым Брейсуейтом на гоночном "Хейли".
Оливия поправила платье и подошла к телефону, в то время, как я отправился за чемоданами. Когда я вернулся, она протянула трубку мне. Я поставил свой груз и взял трубку.
— Как медовый месяц? — это был новый связной из Нового Орлеана, которого я ни разу не встречал.
— Хорошо, — сказал я. — Здесь одна старая свинья, около трех, создавал толпу, если вам понятно то, что я хочу сказать.
— Кто ваша тень — огромное каменное лицо?
— Правильно.
— Хорошо. Все сцеплено. Его пребывание в Новом Орлеане могло быть совпадением, я полагаю, но то, что он тащится за леди через четыре штата случайным быть не может. Он наш человек, нет никакого сомнения. — Последовала пауза. — Где он? Поблизости?
— Нет, он, конечно, не стоит рядом со мной, — сказал я, — но я полагаю, что он неподалеку от нас.
— Великолепно, — произнес человек из Нового Орлеана. — Великолепно, потому что вы будете брать его, говорят здесь.
Мне не понравилось то, как он сказал это. Я произнес, — конечно, я знаю. По правде говоря я уже совершил полупопытку сегодня вечером, но Кроче очень скользкий тип. Я подожду и постараюсь сделать все более осторожно. Кроме того, по тому, как этот парень ведет себя, он мне не понравился. Какое-то время он опытный старый асс, а другое время, он усталый, хвастливый дурень. Я бы хотел выяснить кто стоит позади его непонятной мелодрамы, перед тем, как я возьму его.
— Вы можете задать все вопросы, какие захотите, но после того, как возьмете его, — сказал голос по телефону. — Но он преследовал Мариасси и никто больше. Или был кто-нибудь еще?
— Нет.
— Значит его надо взять и взять его теперь. Дело Тоссига становится важным. Требуется незамедлительное действие, я не говорю, что это приказ. Ясно?
Я глубоко вздохнул. — Конечно, ясно.
— Вы возьмете его. Такае будет слово. У меня есть еще новости для вас. Та, маленькая девчонка живущая в маленькой квартирке, с черными глазами, пришла а Монтклие Хотел спустя полчаса после вашего отъезда. Она разыскивала вас.
— Антуанетта Вайль? Что ей было нужно?
— У нее было письмо для вас. Когда она узнала у портье, что вы уехали, она хотела послать его вам, но вы не оставили адреса, а мы не предусмотрели такую возможность, мы опередили портье, так что он не взял его. Мы до сих пор не знаем, что за сообщение было в нем, но по стечению обстоятельств вы будете иметь возможность выяснить это.
— Выяснить? — спросил я, — как?
— Пока она пыталась узнать как разыскать вас, кто же появился, как не некий доктор Муни, бледный, потирающий левую руку. Кто ответственен в этом? Ваше сообщение страстно ожидалось. Во всяком случае, он слышал, как она задавала вопросы относительно вас. У него появилась какая-то мысль, он подошел к ней. Она начала увертываться, но он сказал что-то, что завладело ее интересом и они ушли в его номер, чтобы поговорить. Немного времени спустя, они очень дружески сели в его автомобиль и уехали; ярко голубой "Крайслер" с убирающимся верхом — если это имеет, для вас, значение. Вероятнее всего, вела она, поскольку у него ранена рука. Время отъезда — десять пятнадцать. Направление — на восток, в сторону Пенсаколы. Скорость максимальная. Вскоре вы можете поджидать гостей, счастливчик.
— Вероятно, — я нахмурился. — И у вас ни малейшей догадки, о том, что может мне сообщить эта девушка.
— Ни малейшей.
— Проклятье. Не могли бы вы ее задержать?
— По какому поводу? Под каким предлогом?
— Проклятье, пусть полицейские остановят их, на шоссе, или еще где-нибудь. Им придется пересекать множество других шоссе, на пути у них множество перекрестков.
— И чему это поможет?
— Это поможет сумасшедшей девчонке избежать множества неприятностей.
— Я не думаю, что Вашингтон заинтересован в удалении с дороги сумасбродных девчонок, — сказал человек из Нового Орлеана. — Нет смысла подвергать рекламному риску то, что уважаемый врач из Пенсаколы связан с красивой художницей из Нового Орлеана. Что, вы не знаете эти газеты? А девочка будет крепко держать язык за зубами, но бог знает, что она выкинет, если мы столкнем ее со множеством полицейских и репортеры будут задавать вопросы. Нет, лучше оставим все, как есть. Вы будете управлять ею, когда она встретится с вами. И узнайте, что за срочное сообщение у нее для вас. Если это окажется очень важным, то, что у нее в письме, это важно будет знать так же и нам. Может она вспомнила что-нибудь о Кроче, за прошлую ночь, нечто, что она забыла сообщить вам.
Он был прав. Я сказал: — Хорошо. Это будет дьявольский медовый месяц.
Человек из Нового Орлеана рассмеялся. — Ваша жена поймет. Она гораздо лучше, чем мая собственная, в этом отношении. Вы уже за пределами моей территории. Я передаю вас местному контролю. Вас ожидает связной в отеле "Фламинго". Ваша невеста скажет вам где это. Можете осведомиться, так же, в городском справочнике. Обязательно зайдите в комнату для мужчин. Помыть руки вам придется в пять тридцать. Сейчас на часах двадцать четыре.
Я проверил часы. — Его приметы?
— Вы узнаете его, когда он увидит вас, — сказал голос по телефону. Группа задержания будет находиться неподалеку. Во время контакта сообщите ему о сигнале, когда ваш пациент будет готов к операции. Вы можете сами провести всю работу, но "кирпичное лицо" должен быть схвачен, изолирован, и допрошен. Это слово означает финал операции.
Мне не оставалось ничего другого как сказать: — сообщение понято и принято к исполнению.
Я услышал щелчок и положил трубку, пытаясь вспомнить, встречал ли я когда-нибудь человека, звонившего по телефону. Вероятно, нет. Я посмотрел на Оливию, она смотрела на меня озадаченная и взволнованная тем, что услышала.
— Отель "Фламинго", — сказал я.
— Это в центре города, — сказала она.
— Сколько времени потребуется чтобы добраться до отеля?
— Лучше рассчитывай на полчаса. Пенсакола гораздо больше, чем выглядит с шассе.
— Город тебе знаком?
— Да... да, я знаю его, — сказала она с коротким колебанием. Гостиница прямо за углом офиса Гарольда Муни. Мы часто встречались там за ленчем, иногда забегали перед обедом.
— Можешь сказать мне, где там находится мужская комната?
Она быстро посмотрела на меня, не разыгрываю ли я ее. Потом сказала, — обе комнаты слева от входа, в углу. Ты должен там кого-то встретить? — Когда я кивнул, она спросила: мне тоже ехать в гостиницу с тобой?
— Будем вместе до самого финала. Твое отсутствие может вызвать неприятные разговоры. Поскольку речь идет о гостинице, значит вместе. Могу ли я оставить свою невесту одну в свадебную ночь? Кроме того, когда мы были отдельно, произошла перестрелка, ты столкнулась с вооруженным мужчиной. — Я рассерженно покачал головой. — Мне хотелось бы точно знать, в самом ли деле Кроче такай безответственный, такой болван и лунатик, каким кажется.
Оливия пристально смотрела на меня. — У тебя неприятность, Поль? Что тебе сказал этот мужчина по телефону?
— Неприятностей множество, — сказал я, — мы кажется угодили в цейтнот. Вашингтон кричит и визжит, требуя немедленных действий, я получил приказ взять Кроче незамедлительно, несмотря ни на что. Поскольку мне надлежит встретиться с одним местным парнем, встреча должна произойти в пять тридцать. Положение вещей осложняется, Антуанетта Вайль, которая внесла беспорядок прошлым вечером, поскольку я купил ей обед, отправилась следом за нами, с загадочным письмом, адресованным мне. Она ведет машину твоего друга Муни, он сидит подле нее. Что он думает, что он делает, бог знает, но я думаю, что он гораздо умнее, чем кажется. Я становлюсь больным и усталым от умных и колеблющихся людей, доктор. Я хотел бы встретить хотя бы одного прямого и глупого человека в своей работе — кроме меня, разумеется.
Оливия рассмеялась. — Я не узнаю тебя, ты расходишься со своим первоначальным описанием. — Помедлив, она продолжала, — ты волнуешься по поводу этой девчонки? Я догадываюсь о гораздо большем, чем ты сказал по телефону.
— Да, я впутал ее в это дело. Она почти ребенок. Я полагаю у нее еще детские понятия о моем деле, о моей работе. К черту ее. Я не отвечаю за каждую сумасшедшую девчонку, которая хочет разыгрывать из себя Мату Хари или что-то ей подобное.
В следующий момент Оливия повернулась и пошла. Я последовал за ней в соседнюю комнату-гостиную. Вдоль стен тянулись полки с книгами — множество книг, проигрыватель и пластинки и немного мебели, довольно удобной мебели, но не новой и не дорогой. Единственная удивительная вещь которая была в этой, почти стандартной, комнате — маленький столик с встроенной шахматной доской, за которую садились люди чтобы сыграть партию в шахматы. Я вспомнил, что не слишком подвинулся в Капабланке.
Оливия пошла дальше, но вскоре вернулась через вращающуюся дверь, которая вела в кухню. Уголок в конце комнаты служил обеденным пристанищем. Оливия держала по стакану в каждой руке. Я взял один и поднял тост за нее.
— За мистера и миссис Коркоран, — сказал я, — Мы выпили и я смотрел на нее какое-то мгновение. Было очень спокойно и мирно в ее маленьком домике и она была таким приятным собеседником, а я так устал думать о Кроче и Антуанетте Вайль, и о полученном мной приказе. Но мысли меня не покидали никогда и я сказал, — нам надо убить два часа, доктор, перед поездкой во "Фламинго". У меня есть одно предложение, и хотя оно подчиняется вето, и я не навязываю его, но у меня есть желание запереть двери и окна нашего свадебного коттеджа и вкусить удовольствий супружества. Что ты на это скажешь?
Она молчала. Я увидел, что шокировал ее. — Как это грубо, Поль, — прошептала она наконец. — Я имею в виду... у нас есть извинение, — мы были пьяны прошлый вечер, но не пьяны теперь.
— Это всего только предложение. Мы можем и в шахматы поиграть. В прошлый вечер это была твоя идея, ты помнишь?
Она слабо улыбнулась, на улыбка быстро исчезла. — Я не думаю... что можно заниматься любовью для того чтобы убить время. Кроме того, сейчас дневной свет, и я никогда... я не знаю, смогу ли я. Нет, конечно нет.
— Хорошо, — сказал я, — если тебе надо переодеться для нашей вечерней экскурсии, то надень что-нибудь темное, но не такое узкое, и не такое высокое на каблуках.
— Я не хочу быть несговорчивой и привередливой. Но к этому надо еще что-нибудь прибавить, не так ли? Не обязательно любовь, я не ее имею в виду. Но что-то надо добавить.
— Вот это что-то, что потребуется тебе, — и я вынул из кармана тридцать восьмой "Смит и Вессон". Я хочу сказать, что он может потребоваться тебе.
Мгновение помедлив, она взяла револьвер в руки. Я щелкнул им и вложил в ее ладонь.
— Как ты успела заметить, на этот раз он заряжен. Эти круглые медные штучки — патронные капсюли. Ты можешь убить пять человек, доктор, или больше, если выстроишь их в линию, можешь подстрелить двух или троих одновременно, только не думай, что это невозможно. Пивная, предположительно, наилучшее для этого место или крыша склада. Нет, сумочка для хранения не подходит, ты можешь забыть ее где-нибудь или ее могут выхватить у тебя. И побольше сообразительности. Что бы ни случилось с этого момента, никуда не ходи без револьвера, даже в ванну. И запомни то, что я сказал тебе, если только тебе он необходим.
— При необходимости, я постараюсь с ним управиться, — сказала она довольно неуверенно. — Но ты простишь меня, если я не смогу.
— Конечно. Второй случай всегда представится. Нам неизвестно, как обернутся события. В детских шайках девочка, как правило, носит палку, так что мальчик может быть чист, если его обыщут пушистые — полицейские, иначе говоря. Если нас обоих повяжут, ты должна мне его вернуть быстро и незаметно. Сигналом послужит то, когда я вот так пошевелю ушами.... Что тебе так смешно?
Она улыбалась. Она посмотрела на тупо выглядевший, деловито маленький, револьвер и перестала улыбаться. — Великолепно. Когда ты пошевелишь ушами.... И она снова расхохоталась.
— Теперь это кажется смешным, — сказал я строго, — но может подвернуться момент, когда все покажется иным.
— Я знаю, — прошептала она, — я буду очень, очень хитрой.
Я усмехнулся. — Мы хороший солдат, доктор.
— Ты еще меня не знаешь.
— Извини, если я перегнул палку.
Она колебалась какие-то две секунды. Затем она посмотрела на меня, — ты ничего не перегнул, — произнесла она обычным тоном. — Это я перегнула, Поль. Я поплатилась, что была осторожной прошлой ночью, но кроме всего, мы женаты. Твое требование совершенно законно.
Я обратился к ней, — доктор...
— Нет, — сказала она, — я протестовала очень громко, что с меня довольно романтичности и сентиментальности, и что я одобряла недостаток этого. Почему я должна рассчитывать, что ты обрядишь свое предложение мишурными цветами, как больной любовью мальчишка? Положи мой чемодан в спальню и дай мне пять минут, Поль.
Она повернулась, чтобы уйти. Я поймал ее за руку и повернул ее к себе лицом. Я сказал, — ты пытаешься заставить меня чувствовать себя отвратительным распутником....
Затем я остановился, потому что увидел в ее глазах слезы. Мы смотрели друг на друга несколько минут. Потом я протянул руку и взял револьвер у нее и положил его на ближайший стол. Я снял с нее очки и положил рядом с револьвером. Она стояла очень спокойно пока я проделывал все это. Я осторожно ее поцеловал. Ее руки обхватили меня за шею и я поцеловал уже не так сдержанно.
Мы оба находились в напряжении, какое-то мгновение, мы оба питались тем, чем питался другой, включая и себя тоже. Всегда наступает такое время, когда вам требуется другое человеческое существо по причине, которая никакого отношения не имеет к любви.
Наконец полузадохнувшись, она высвободилась из моих объятий. — Нет, дорогой, оставь мое платье в покое. Может быть в другое время ты уложишь меня на софу в этой комнате. Но сегодня мы используем эту спальню, как уважающие себя — замужние супруги. Только... только подожди меня минуточку, как воспитанный мальчик, пока я переоденусь во что-нибудь очень приятное и сексуальное.
— Хорошо, я подожду.
Глава 16
Гостиница "Фламинго" находилась на первом этаже высокого нового здания на широком бульваре с пальмами посередине. Даже за все то время, что я провел в Калифорнии в во Флориде, не упоминая уже обширный Юго-Запад, я никогда не мог привыкнуть к мысли, что пальмовые деревья растут и в Соединенных Штатах Америки. Они всегда выглядели для меня очень экзотично и нереально и я ожидал всегда услышать звук тамтамов по ночам и рычащих в кустах львов. Напротив через улицу располагалась автостоянка. Я поставил "Рено" на свободное место и вышел из автомобиля, чтобы помочь своей невесте выйти из машины.
Некоторая принужденность чувствовалась в нас. Дело уже не предполагало разыгрывания пьесы, но реальность наши манеры так же не прибрели. Наши манеры были искусственны и я полагаю мы оба знали, что нам очень сильно придется напрягаться пока не закончится работа, мы оба понимали, что нам придется напрягаться и после, и поэтому напряженность присутствовала в полной мере.
Она надела другое, удобное и красивое, и в разумных пределах дорогое платье, которое могло бы слегка поднять подписку на журнал мод "Вог", но ничего бы большего ей не прибавило. Платье было из шерсти, глубокого темно-коричневого цвета. Я осмотрел ее, но не заметил ненужных выпуклостей.
— Где револьвер? — спросил я.
Она рассмеялась и указала на свой бок где свободно свисала ткань.
— Игрушка закреплена у пояса юбки, — произнесла она. — Я молю бога, как бы она ни выпала на пол со стуком в самый неподходящий момент. — Она скорчила гримасу. — Ты наверно выдашь мне информацию, что пивная самое подходящее место, чтобы спрятаться всякому чьи размеры чуть поменьше, чем у джерсийской коровы, а я порвала совершенно новый чулок, пытаясь в нем спрятать эту игрушку.
— Хорошо. Мы еще не опаздываем, но нам надо уже отправляться.... Проклятье!
— В чем дело?
Мы вышли из дома. Я обычным образом начал проверять припаркованную машину. Но внезапно остановился, увидев низкую, скоростную, с большими колесами и с открытым верхом, машину. Я узнал ее. Я в ней приехал в Новый Орлеан и убыл из него. "Вы узнаете его, когда увидите его, — загадочно сказал мне человек по телефону."
— В чем дело, Поль? — спросила Оливия.
— Ничего, — сказал я. — Ничего, я бы только хотел, чтобы они оставили детей играть в свои игры, а грязную работу отдали бы взрослым. Идем.
В пять двадцать было еще светло, но во "Фламинго" стояла облачная, безлунная полночь. Нам пришлось замереть на мгновение, чтобы наши глаза привыкли к потемкам.
— Ах, нет, — произнесла внезапно Оливия. Ее пальцы сжали мою руку.
— Какая еще проблема? — спросил я.
— Это блондинка. Она в баре.
Я не стал чесать в затылке. — Значит, блондинка в баре. Ты думаешь, я стану охотиться за ней?
— Медсестра у Грольда. Его секретарь. Ты ее знаешь. Я тебе уже говорила о ней. Та, что смеялась надо мной.
— Но ты говорила, что его офис как раз за углом. Может она просто забежала по дороге домой. Может ей нужна разрядка после целого дня разговоров по телефону, когда она сообщала тоскующим леди, что Гарольд отсутствует.
Оливия еще крепче ухватилась за руку. — Я не хочу находиться с ней в одном помещении, Поль. Или я страшно заболею, или кинусь на нее.
— Только мужчины кидаются на женщин, — сказал я, — в переносном смысле слова. Не смешите меня, доктор. Неужели кто-то может так ненавидеть другого, что откажется от ужина.
Через мгновение она рассмеялась, — о, дорогой. И преувеличить немного нельзя?
— Нет, при исполнении обязанностей нельзя. Твое о ней мнение?
— Должно быть забежала по дороге домой, как ты сказал. Она даже не переоделась.
— Прозрачный белый нейлон — ее униформа?
— С просвечивающим нижним розовым бельем. Не стоит упоминать где нижнего белья нет. Рядом с нею красивый парень — будто телевизионный демонстратор моделей, красиво загорелый, с вьющимися черными волосами и яркими белыми зубами. Одетый в гражданскую одежду, спортивный пиджак и брюки, но он носит их, как форменную одежду, я думаю, он моряк, с базы, возможно авиатор, в увольнении. У летающих моряков несколько иная выправка, чем у плавающих моряков. Живя в Пенсаколе их быстро научишься различать. Гарольд позеленеет от ревности, если узнает, что его маленькая королева из офиса гуляет с молодым человеком.
Я случайно повернул к ним взгляд. Это был Брейсуейт. Я же требовал большей информации о Муни. Посадите кого-нибудь покопать о нем грязи, — просил я. — Поищите в его прошлом, в его доме, в его офисе.... Как этот морской летчик проделал работу по сближению с секретарем Муни — непонятно, но похоже, что они встретились не случайно.
Она молода и очень красива. Со слабостью Муни к волокитству, он едва ли выбрал бы себе ведьму с которой мог бы делить свои рабочие часы. Я вспомнил, что мне говорили, что отбор у него был значительно суровый.
Электрооборудование врача видимо требовало чтобы его медсестра надевала шапочку на самый верх ее бледных волос и это придавало ее голове невообразимые размеры. Повидимому ей много приходилось тратить на прическу времени, чтобы работать почти без выходных. На мой вкус она была полновата, все у нее выдавалось вперед, особенно спереди, но талия ее была мала и руки казались очень пропорциональными, когда просвечивали сквозь полупрозрачные рукава ее медицинского костюма. Белые чулки и грубые, на низком каблуке, белые туфли не могли скрыть тот факт, что ее круглые икры и приятные лодыжки выдержали бы всякую критику.
— У тебя цепкий взгляд, доктор, — сказал я, да, он из морской авиации.
— Ты не туда смотришь, — сухо произнесла Оливия, — поскольку ты знаешь его, я полагаю он тот, с кем тебе предстоит встреча.
— Может быть. Он уже проделал одну работу. Теперь посмотрим, как он справится со второй. — Я рассеянно глянул на часы. — Давай займем место. Не хочешь же ты стоять, когда природа зовет меня вот уже сто сорок три секунды. Я усадил ее за боковой стол. Она начала стягивать перчатки, глядя на молодую парочку в баре.
— Я не понимаю.... Он пытается выведать у нее информацию о Гарольде, для тебя, я полагаю. Да, он разыскал нужного человека. У нее должно быть имеется множество самой захватывающей информации о нем.
— Давай надеяться, что это именно так, — сказал я, — но подошло время уйти. Я встал и сказал ей самым безоблачным супружеским тоном, — закажи мне один бурбон и воды, дорогая, если сможешь поймать официанта. Я скоро вернусь.
Я не смотрел на бар когда выходил, но я знал, что Брейсуейт все еще вел разговор с блондинкой в белом медицинском костюме. Или он забыл, или он не был моим связным, или наши часы шли неверно, или же время ему было назначено на минуту или на две позже моего. Я вошел в кабинку, выложенную керамической плиткой и помочился самым прозаическим образом. Когда я вышел, чтобы помыть руки, он уже стоял тут и тоже мыл руки. В вестибюле ты находились одни.
— Говори кратко, — сказал я.
— Группа для допроса уже в городе. У меня записан их адрес и телефон....
— Никогда ничего не записывай. Дай сюда.
Он вырвал листок из маленькой записной книжки и передал его мне. Я запомнил информацию и бросил бумажку в унитаз.
— Что ты знаешь о деле?
— Я думаю много, сэр. Вы уже выявили "нашего" человека?
— Да, выявил. Приказ — взять немедленно. Ты видел леди со мной? Ты вероятно помнишь ее по авианосцу — доктор Мариасси.
— Да, сэр.
— Если я буду занят, и дела пойдут туго, я перекладываю на тебя ответственность за нее. Поскольку ты участвуешь в деле — ее нам нельзя потерять. Ты должен сохранить ее живой и здоровой. Если сможешь остановить пули или нож своей собственной головой, или сердцем, используй это, смотря по тому, что у тебя крепче. Уяснил ситуацию?
— Да, сэр.
— Ты вооружен?
— Да, сэр.
— Ты умеешь стрелять?
— Да, сэр.
Это могло означать, что не такой уж он хороший стрелок, — думал я грустно, — глядя на него; и если он стреляет метко, то только по бумажным мишеням. Моряки не очень-то увлекаются маленьким калибром — можно представить, как моряки стреляют — у них имеются всякие способы для меткой стрельбы. Не всякий человек, который знает как стрелять, сможет ответить на этот вопрос не имея опыта. Это были самые лучшие выводы, которые я мог сделать на этот момент.
— Но где я могу тебя найти, если ты мне понадобишься сегодня вечером? — Спросил я. Не на авианосце же, я полагаю, ты живешь?
— Нет, сэр. Я временно проживаю в гостинице на местной базе.
— Твой телефон?
— В моей комнате нет телефона, но если вы позвоните мне на базу...
— Черт, мне не хочется связываться со всем этим, — сказал я нетерпеливо. И я не могу послать леди в гостиницу для холостяков-офицеров, — нахмурился я. — А как эта медсестра? Она живет одна?
— Я думаю, одна.
— Как далеко зашли с ней твои отношения? Может ли она пригласить тебя к себе, если ты с ней договоришься? Поскольку уж ты не можешь пригласить ее к себе.
Он слегка покраснел. — Да, сэр... Конечно, сэр. Она хорошо ко мне относится. Я собирался посоветоваться с вами об этом. Я уже не ребенок, но я не знаю как далеко... Я хочу сказать, что они не сказали мне, могу ли я так поступить...