Конечно, она была права. Я усмехнулся и растянулся возле нее на кровати, подоткнув себе под спину подушку и натянув одеяло на грудь.

— Все верно, — сказал я. — Ну а теперь, если ты закончила читать мне нотацию, может, обсудим неотложные дела?

Уинни взглянула на меня немного удивленно. И через секунду расхохоталась.

— Ох, простите! Я не хотела... ну, может, это само собой получилось. Так какие дела?

— Ну, скажем, парень по имени. Бьюкенен, который мертв. И парень по имени Макроу, который еще жив, но тебе предстоит исправить эту небольшую ошибку при первом же удобном случае. Разумеется, при условии, что мы сумеем определить местонахождение мистера Макроу и подвести тебя на достаточно близкое к нему расстояние.

Она нахмурилась.

— Макроу. Они мне не называли его фамилию. Это был величайший секрет. Они просто описали мне в общих чертах суть задания. Макроу. Никогда не слышала о таком. Макроу? — Она словно пробовала эту фамилию на вкус. — А как его имя?

— Арчибальд. Не очень честно, а?

— В каком смысле?

— Ну, беднягу наградили таким дурацким именем — Арчибальд. У него, надо думать, и так уже полным-полно невзгод и без таких головорезов, как мы, которые готовы взять его след...

Уинни даже не улыбнулась. Ну, может, в моих словах и впрямь не было ничего забавного. Она довольно жестко спросила:

— Особые приметы?

— Сорок семь лет. Пять футов семь дюймов. Сто девяносто фунтов.

— Колобок средних лет, — пробормотала она.

— Именно. Низенький и крепенький. Круглолицый. Темные волосы прикрывают небольшую лысину. Карие глаза, немного близорук, носит очки в золотой оправе. Ноги небольшого размера. Маленькие руки. Когда охватывает научное вдохновение, он начисто забывает о бытовых мелочах, даже о бритье. Правда, в те редкие случаи, когда берет в руки “жиллет”, то выбривает свои щеки до блеска. И я подозреваю, что научное вдохновение нисходит на него довольно часто. Одевается неряшливо, на обшлагах видны пятна от кислоты и прочих химикатов. Башковитый и, говорят, с ужасным характером. Не может ужиться ни с кем, впрочем, и с ним никому не удается ладить. Он считает себя необычайно умным, обреченным существовать на планете, населенной идиотами, которые только и делают, что пытаются воспользоваться его гениальными способностями.

— А они пытаются?

— Конечно! Разве не для этого гении рождаются на свет? Сначала он работал в крупной фармацевтической компании. Они сколотили состояние на одном его открытии — какой-то фантастически эффективный антибиотик, — а он только и получил, что свое жалованье и небольшую премию. Так хитро был заключен с ним контракт. Тогда он раздобыл себе новый контракт и вывел еще какую-то формулу, куда более интересную и потенциально доходную, да только, сам того не подозревая, залез на поле, которое уже возделывалось правительством в военных целях. И вдруг он понял, что работает на биологическую войну — в условиях строжайшей секретности — и по-прежнему зарабатывает каких-то жалких несколько тысяч в год — в то время, наверное, пять, — а этот парень, как мне сказали, мечтает о миллионах. Но только, предупреждаю тебя, куколка, не воображай, что наш Арчи похож на яйцеголовых мечтателей-романтиков. Все его фантазии, будь то во сне или наяву, крутятся вокруг бабок. И только бабок.

— Продолжайте...

— С человеком, у которого такие жизненные интересы, вполне естественно произошло следующее: когда к нему пришел некий добрый дядя и потряс перед ним тугим кошельком, он потянулся к этому кошельку и исчез. Оставил только записку, в которой писал, что четырнадцатая поправка к Конституции Соединенных Штатов запрещает рабовладение и никто не вправе указывать, где и на кого ему работать и за какое вознаграждение. Он также намекнул, что американским властям можно не тревожиться по поводу выдачи им государственных секретов, к коим он был причастен, поскольку ни они, ни его новый спонсор нимало не интересуются устаревшими детскими опытами, которые его заставляли проводить в государственных лабораториях. У него сейчас на уме куда более грандиозные эксперименты. В данных обстоятельствах, писал Арчи, он не видит причин, почему его исчезновение должно возбудить какую-то озабоченность со стороны официальных ведомств, и требует, весьма настоятельно, чтобы они прекратили вмешиваться в его научную работу. — Я пожал плечами. — Ну, в какой-то мере Макроу можно понять. В конце концов, он же хозяин своего мозга, который, похоже, очень неплохо фурычит. Вряд ли его можно винить за то, что он хочет получить за свой талант приличную цену.

Уинни ответила холодно:

— Не наше дело, мистер Хелм, вникать в мотивы людского поведения.

Я бросил на нее косой взгляд и слегка пожал плечами. Мы уже пережили несколько мгновений, когда между нами установились почти нормальные человеческие отношения, но, возможно, таких моментов нам больше не представится. Если же ей хотелось сохранить к заданию сугубо серьезное отношение — что ж, это задание и так считалось достаточно нешуточным.

— Можешь называть меня просто Мэтт, — заметил я. — Сколь бы невероятным это ни казалось, жены в наше декадентское время обычно предпочитают именно такую неуважительно-фамильярную форму обращения к мужьям.

— Мне кажется, Мэтт, что правительство не слишком серьезно отнеслось к предупреждению Макроу, — сказала она, по-прежнему без тени улыбки.

— Господи, ну ты же знаешь наших вашингтонских бюрократов! Конечно, они отнеслись к его предупреждению не слишком серьезно. Они ведь настолько преисполнены сознанием собственной важности! Им просто в голову не пришло, что какой-то пухлый коротышка-очкарик посмеет им угрожать — им, олицетворяющим Соединенные Штаты Америки! Они бросились за ним в погоню, Уинни. То есть послали ему вдогонку людей. Невзирая на его записку, они решили, что он поставил под угрозу национальную безопасность...

— И что же произошло?

— Ничего особенного — поначалу. Им пришлось изрядно попотеть, пока они установили его местонахождение. По прошествии нескольких месяцев наш агент напал на его след где-то в горах Калифорнии. Вскоре после этого агент исчез. Через некоторое время его обнаружили — мертвым. По всем признакам, он заболел какой-то смертельной разновидностью кори.

— Кори? Но от кори не умирают.

— Это смотря какая корь, — ответил я сухо. — Ив зависимости от иммунитета заразившегося. В истории медицины известны случаи, когда целые племена туземцев вымирали от простейшей кори — после того, как они вступали в контакт с цивилизацией. По-видимому, со времени своего исчезновения Арчи вырастил вирус, который поражает цивилизованных людей таким же образом. Ему достало благоразумия оставить предупреждающую записку на теле умершего — иначе в Калифорнии разразилась бы страшная эпидемия.

— А мне кажется, что он просто делает себе рекламу, — сказала Уинни.

— Не только себе. Такая догадка приходила на ум и другим. Как бы там ни было, поиски в том районе выявили заброшенный дом, использовавшийся в качестве химической лаборатории — кстати, судя по всему, эта лаборатория была оборудована по последнему слову техники. Но оттуда все вывезли. У спонсоров Макроу, кто бы они ни были, хватило времени увезти гения и его приборы в неизвестном направлении. В следующий раз его обнаружили со всем скарбом в высокогорном районе Анд, но, как и в предыдущий раз, агент, которому удалось напасть на его след, распрощался с жизнью прежде, чем установил точные координаты убежища. Парень умер от ветрянки, представляешь! Из медицинской карты этого агента выяснилось, что в детстве он переболел ветрянкой в сильной форме, но вирусы дяди Арчи проигнорировали благоприобретенный иммунитет. Они его просто угробили.

Уинни нахмурилась.

— Другими словами, этот ученый обнаружил способ резко повышать действенность вируса?

— Ну, в бытовом смысле — да. Но только встает вот такой занимательный вопрос: что может произойти, когда он перестанет забавляться с детскими болезнями и применит свой метод к чему-то более серьезному — например, к вирусу оспы или холеры. Он, несомненно, что-то подобное затевает. Он же мог этих агентов просто пристрелить или сбросить в ущелье. Вместо этого он подбрасывает, так сказать, опытные образцы своих разработок, давая понять нам и всему миру, на что он способен. Ну и что он собирается делать дальше? И кто ему помогает и каковы их мотивы? Эти-то вопросы не дают покоя ребятам в Вашингтоне. И тот факт, что над этим же вопросом, вероятно, ломают себе голову ребята в Москве и в других столицах мира, ни на секунду их не успокаивает.

— А ты уверен, что не Москва взяла Макроу под свое крыло?

— Уверен? — переспросил я. — Кто сегодня может быть в чем-то уверен? Мы только знаем, что они, похоже, не меньше нашего перетрухали. А некто, кто благодетельствует Арчи, имеет большие деньги и огромные человеческие ресурсы, но, по всему видно, этого неизвестного не особенно привлекает возможность обосноваться в стране победившего пролетариата.

— Если бы это происходило в кино, — поколебавшись, заметила Уинни, — я бы сказала, что всем заправляет международный преступник, который надеется шантажировать мировые державы угрозой применения смертоносного бактериологического оружия.

— Не думай, что к этой идее не отнеслись с должной серьезностью, — сказал я. — Но при отсутствии даже намека на возможность установить личность патрона Макроу Вашингтон просто предполагает, что им движут отнюдь не филантропические мотивы. И после трех неудавшихся попыток взять Макроу — последнюю попытку предпринял Бьюкенен, — самое большее, на что они рассчитывали, это вернуть Макроу к работе на благо демократии... Во всяком случае, с этим пониманием нас и послали на это задание. И нам надо справиться с заданием прежде, чем Арчи Макроу завершит нынешние опыты, в чем бы они ни заключались, и самое главное, до того, как кто-нибудь, включая и наших добрых друзей англичан, им завладеет. Одна беда — никому не известна дата окончания его работ. Может быть, это произойдет завтра. А может, это случилось уже вчера.

Я горестно вздохнул и потянулся к телефону со словами:

— Ну, спасибо за приятную беседу, мэм, но пора браться за работу.

— Кому ты звонишь?

— Мне пора, так сказать, вводить мяч в игру. Звоню одному специалисту по генеалогии.

— Какому?

— Который специализируется в выращивании генеалогических древ, — сказал я. — У мистера Макроу, к несчастью, есть две слабости. Одна, как я уже сказал, — деньги. Другая — предки. Он, как можно предположить, вступил на жизненный путь, не имея родных и близких, за исключением, разумеется, отдаленного родства с Адамом и Евой. В Соединенных Штатах он родился на обочине — и в социальном, и в финансовом смысле, но, приехав в Шотландию, по-видимому, вообразил, будто его род некогда был очень знатным и пользовался здесь уважением. Именно по этой причине его след, затерявшийся было в Южной Америке, был снова обнаружен. Он послал запрос от своего имени — разумеется, своего подлинного имени — в одну контору в Лондоне, которая занимается поисками родственников. Он заключил с ними контракт, поручив им выявить связь, пускай даже отдаленную, между семейством Макроу и каким-нибудь древним шотландским кланом. Для человека, скрывающегося от преследования, это было глупейшим нарушением всех правил конспирации, однако у нас нет твердых доказательств умственного здоровья этого парня за пределами химической лаборатории. В общем, с этой зацепки Бьюкенен и начал. И мы должны, так сказать, пойти по его следам, пока нам в руки не попадет зацепка более надежная... Шшш... погоня началась!

Гостиничный коммутатор соединил меня с нужным номером. Человек, назвавшийся Эрнестом Уоллингом — контора “Симпсон и Уоллинга — поинтересовался моими личными данными и родом занятий. Я назвал ему подлинное имя и фамилию и предложил свою легенду — сбивчивую историю о том, что я хочу найти своих предков. Эту историю мы придумали в вашингтонском кабинете Мака. Когда я закончил свой рассказ, Уоллинг некоторое время молчал, очевидно, переваривая информацию.

— Так, понимаю, — наконец произнес он. — Вам было бы удобно зайти ко мне сегодня в четыре, мистер Хелм? У меня будет время для некоторых предварительных изысканий, и я смогу более определенно ответить, буду ли я вам полезен или нет.

— В четыре. Замечательно. Помявшись, он добавил:

— Так вы говорите, что остановились в “Кларидже”? И что, вы из Америки?

— Именно так.

— А вы не знакомы ли случайно с джентльменом по фамилии Бьюкенен? Пол Бьюкенен? Я рассмеялся.

— Америка большая страна, мистер Уоллинг. Нет, увы, я не знаю никаких Бьюкененов.

— Ну конечно! Он недавно обращался к нам, и я подумал... Буду рад увидеться с вами в четыре, мистер Хелм. Спасибо за звонок.

Я положил трубку и нахмурился.

— Он упомянул Бьюкенена. Это что-то значит, но будь, я проклят, если понимаю — что.

— Ну, на этом этапе игры очень трудно что-либо понять, — резонно заметила Уинни. — О Господи, я запуталась в этих простынях. Помоги мне вылезти.

Она встала с постели и начала стаскивать ночную рубашку через голову, забыв предварительно развязать длинный пояс, а теперь и вовсе не могла этого сделать. Я дернул за один конец, и пояс распустился. Она без смущения выскользнула из своего одеяния, обнаружив ладное тело, покрытое почти ровным загаром — и я заметил, что она больше обращала к солнцу спину и плечи. Кожа там полезла — и явно не так давно. Последующие солнечные ванны — а может быть, сеансы кварцевого облучения — почти восстановили нужный пигментный покров, но не вполне. Когда она обернулась, я внимательно осмотрел ее лицо и увидел характерные следы облупившейся кожи на носу, тщательно замаскированные макияжем.

Такое случается со всеми девчонками, которые стараются получить максимальную порцию солнечных лучей в первый же день пребывания на пляже. Облупившиеся плечи прекрасно соответствовали роли, которую она играла, но у меня возникла смутная догадка, что эти ожоги были получены ею отнюдь не на пляжах Южных морей. Ей там, ясное дело, пришлось несладко. Хотя какое мне дело!

— Ну, вот мы и в игре, — заявил я. — Если телефон Уоллинга прослушивается или его контора напичкана “жучками” — как считают в Вашингтоне, — то кто-то уже проверяет парня по фамилии Хелм, остановившегося в отеле “Кларидж”. Так что теперь остерегайся нацеленного на нас вражеского глаза или уха.

Она скорчила гримаску.

— Можешь не говорить! Надеюсь, ты не из тех мужчин, у которых после занятий сексом возникает острое чувство голода? Прежде чем пойти пообедать, я бы хотела опробовать нашу исполинскую ванну. — Она сняла маленькие часики с запястья и, взглянув на них, положила на комод. — Итак, свидание назначено на четыре? Сейчас еще только двенадцать. У нас полно времени.

— У нас? — переспросил я. Она метнула на меня взгляд, а я добавил: — Мне не кажется, дорогая, что тебе стоит утруждать себя контактами с фирмой “Симпсон и Уоллинг”. Ты не невинный младенец, помнишь? Так что давай в таком духе и будем играть дальше.

Она помолчала и нехотя сказала:

— Пожалуй, ты прав. Ладно, я остаюсь. Мэтт?

— Да?

— Ты не сказал мне, отчего умер Бьюкенен.

( Бубонная чума. Известная также под наименованием “Черная смерть”. Очень милая болезнь, поражающая взрослое население земного шара. Она тихо присвистнула.

— Вот так Макроу! Да он, кажется, и впрямь чокнутый. Мания величия и все такое прочее...

Она выглядела очень мило в костюме Евы, но теперь была моя очередь изображать крутого агента-несмеяну, и я не преминул этим случаем воспользоваться.

— Нас никто не просил подвергать его психоаналитическому исследованию, милая. Нас просили только об одном — убить его.