Мэтт Хелм (№9) - Сеятели смерти

— Держись, куколка. Может, и получится. Если де получится, все равно будет казаться, что я старался изо всех сил.

Она что-то ответила, но я не разобрал слов. Мы буквально летели вниз по узкой ленте асфальта. До моего слуха доносился лишь вой из выхлопной трубы и рев ветра. Мы стремительно приближались к разъезду. В последний момент я впился ногой в педаль тормоза и передернул рычаг на нижнюю передачу. Мы по инерции продолжали скользить вниз к асфальтовой площадке. Я снял ногу с тормоза, в мгновение Ока вывернул руль налево до отказа и изо всех сил нажал на акселератор. Этот трюк еще в моем детстве я обожал проделывать в отцовской колымаге на заснеженных улочках родного городка. Развернув на полном ходу машину и при этом достаточно резко тормознув, можно было крутануться на сто восемьдесят градусов практически на месте. Причем, помню, если в последний момент дашь слабину, то разгон для вращения окажется недостаточным — и ты или врежешься в бордюр, иди протаранишь припаркованные автомобили. Но если случалось газануть слишком резко, то колымага делала полный оборот вокруг своей оси, а потом неслась волчком по улице — так что и не остановишь. Зато когда все получалось как надо, можно было аккуратно развернуться даже на узкой аллее.

Здесь, конечно, никакого снежного покрытия не было, но я заметил, что разъездная площадка усыпана гравием — это могло послужить мне хорошим подспорьем для маневра, к тому же у моего “спитфайера” и поворотный радиус был куда меньше, и руль куда менее разболтанный, чем у тех развалюх, на которых я когда-то выделывал подобные пируэты. В конце концов, я и выбрал этого малыша из-за его умопомрачительной маневренности, и теперь настал момент продемонстрировать его способности.

В какое-то мгновение, однако, у меня возникло такое ощущение, что мы вот-вот сорвемся под откос и упадем на проглядывающие сквозь высокую траву камни, поскольку мне не удалось сделать нужный маневр задними колесами. Машина, содрогаясь и протестуя, просто описала круг, хоть и небольшой, но все же в диаметре на несколько футов шире имевшегося пространства для разворота. Потом вращающиеся вхолостую задние шины зацепились за гравий, с отчаянным визгом пошли юзом, и мы изящно закрутились на месте. Я поймал момент, когда мы встали задом к микроавтобусу, и ударил по тормозам — но не слишком сильно — и едва не сделал очередной пируэт, потом стремительно крутанул руль обратно, кое-как удержал машину и наконец окончательно ее выровнял. После чего мы рванули вверх по склону.

Бэзила еще не было видно. Мы миновали гребень холма на третьей передаче (то есть делая около пятидесяти миль в час) и увидели, как он приближается к разъезду, который мы только что использовали, чтобы разъехаться со встречным “моррисом”. Наверное, мне бы следовало ему дать возможность опередить нас, но я вспомнил девушку, отравленную, возможно, по его приказу, — и понял, что у меня нет причин для обмена любезностями с мистером Бэзилом. К тому же, сидя в открытой машине, я представлял собой отличную мишень, а мне надо было заставить его не выпускать руль из рук и не выхватить свою “пушку”, пока мы не скроемся из его поля зрения. Может быть, стрелял он лучше, чем водил.

Я помчался к белому многограннику на опережение, стараясь выжать из движка максимум на предпоследней передаче, прежде чем включить последнюю. Как я уже говорил, Бэзил был дрянной водитель: не понимал, что притормози он — и ему крышка. Бэзилу бы надо было оказаться на разъезде первым, чтобы избежать смертельного столкновения, но он все еще пытался перестраховаться — чтобы последствия удара, если уж столкновения не суждено избежать, были менее страшными.

— Трусохвостик! — услышал я свой детски-азартный крик. — Прочь с моей дороги, трусохвостик!

Я ощущал на себе взгляд Вади: по-видимому, он горел негодованием на мою инфантильность. Бэзил меня не мог услышать, конечно, но он тем не менее малодушно притормозил. Разъездная площадка промелькнула мимо нас. Он проиграл гонку, и теперь красный “спитфайер” несся прямо на него под уклон со скоростью семьдесят пять миль, а то и все восемьдесят, лоб в лоб. Бэзилу некуда было увильнуть на этой однополосной дороге, и ему ничего другого не оставалось, как или сорваться пол откос в придорожный ров, или умереть. Он выбрал откос.

Проносясь мимо, я краем глаза заметил, как его “остин” заваливается за обочину дороги под откос. Я набрал полные легкие воздуху и осторожно стал притормаживать, а потом осмотрел руль: проверяя, не осталось ли на твердом пластиковом ободе вмятин от моих пальцев. Не осталось.

— Трусишка зайка серенький! — бросил я. — Надеюсь, он здорово отбил себе задницу. Вадя спокойно сказала:

— К несчастью, не слишком сильно. Он же ехал на небольшой скорости. Машина пару раз подпрыгнула, ткнулась в валун и упала на бок. Наверное, повреждения серьезные. Но когда мы были на повороте, он уже вылезал. — Она бросила на меня взгляд. — А что бы ты сделал, Мэттью, если бы он не дал нам проехать?

— Врубился бы ему в лоб. И он это прекрасно понимал.

Некоторое время мы пребывали в молчанье, а потом она тихо сказала:

— Ты во многих отношениях удивительный человек, милый. Или просто бесшабашный? Неужели тебе все равно, останешься ты в живых или умрешь?

— Черт, да все говорило за то, что он даст слабину, — ответил я, — если только наехать на него без дураков. Ты вспомни его послужной список. По-настоящему весь риск заключался в том, что он от страха совсем потеряет голову, запаникует и перестанет себя контролировать. С тобой я бы не стал проделывать такие эксперименты. Ты слишком упряма. Ты бы стояла до конца и погубила бы нас обоих, просто из вредности.

Она засмеялась, сняла шарфик с волос и обмотала его вокруг лба.

— Не знаю, милый. Не уверена. В Лондоне ты блефовал, но здесь — нет. — Она вздохнула. — Ну и что мы будем теперь делать?

Я горестно покачал головой.

— Это была не Бог весть какая западня. Нельзя было позволить им поймать нас на такой крючок. Мадам Линь либо очень плохого мнения обо мне, либо просто меня проверяла, возможно, желая выяснить, так ли уж я хочу быть пойманным. Похоже, тебе придется-таки позвонить ей по тому аварийному номеру. Устрой ей взбучку. Скажи, что я пока ничего не заподозрил, но лучше бы ей в следующий раз расставить свои сети более умело.

Я огляделся вокруг: никаких ориентиров, ничего, кроме скалистых холмов и нескольких пасущихся овец. Я заметил, что в этих краях у овец морды белые. И вид не такой цветущий и независимо-безразличный, как у черномордых.

— Надо бы нам поискать телефон, — сказал я. — Что-то я здесь ни одной будки не вижу. Вадя развернула карту.

— Киннокрю — ближайший населенный пункт, откуда можно позвонить. Тут недалеко есть еще одна дорога, которой можно воспользоваться. Поверни-ка там налево.

Я механически последовал ее указанию. Наверное, я немного выдохся после бурной адреналиновой атаки — так всегда бывает, когда после сильного возбуждения перед смертельной схваткой наступает реакция организма. Вскоре я понял, что еду по узкому проселку и мой “спитфайер” буквально царапает брюхом грунт, несмотря на все мои попытки объезжать ухабы. Дорога становилась все хуже и хуже. Наконец я свернул на обочину и выключил мотор.

— В роли штурмана, — сказал я, — ты сполна проявила лучшие качества секретного агента. Дай-ка мне взглянуть на карту. Куда это мы забрались, черт побери? То есть где мы, по-твоему, находимся?

Она ткнула пальцем в карту.

— По-моему, вот здесь, милый.

— Дудки! Мы не пересекли главное шоссе. Я же помню.

Я вылез размять ноги и расстелил карту на капоте — на “шапке”, как говорят в этих краях. В кабине “спитфайера” послышалось шуршание вощеной бумаги. Я поднял глаза и увидел, как Вадя поглощает сэндвич.

— Хочешь? — спросила она.

— Нет, но от стаканчика кофе не откажусь.

Она принесла мне кофе и легко потрепала по щеке.

— Забавный ты парень, Мэттью. Как ты заорал: “Трусохвостик! Прочь с моей дороги!” С твоей дороги! Ну и самомнение!

Я, несколько уязвленный, ответил:

— Меня, пожалуй, немного занесло. Я... — тут я посмотрел ей за спину. — Боже, а это что еще такое?

Она резко обернулась, приложив ладонь к груди, где, ясное дело, был припрятан ее пистолетик. Потом поспешно отдернула руку, и мы оба воззрились на фантастическое создание, появившееся на гребне холма к западу от дороги. Оно было размером с быка — в действительности это и был бык, но такого вам в жизни вряд ли доводилось видеть. У него была длинная и спутанная желто-оранжевая грива и огромные размашистые рога, похожие на рукоятки старинного плуга. Несколько секунд он невозмутимо смотрел на нас, потом величественно развернулся и исчез из вида.

Я взглянул на Вадю, и мы поспешили за быком, точно были двумя подростками в зоопарке, а не секретными агентами на ответственном задании, от успеха которого, возможно, зависела судьба западной цивилизации. Мы смотрели, как медленно удаляется от нас животное — исполинское и лохматое, точно доисторический зверь. Вдалеке я увидел океан: вдоль кромки скалистого берега громоздились камни, причем впечатление было такое, что установлены они там рукой человека. Я снова взглянул на желтого шотландского быка, заглотнул кофе и, усмехнувшись, повернулся к Ваде.

— Могу только сказать: если он дает молоко, кто-то должен брать на себя труд...

Я осекся. У Вади было очень странное выражение лица, и тут я кое-что вспомнил. Старинный замок, разрушенный и упавший в море, как она говорила, на краю утеса сохранилось только несколько камней из кладки... Древнее родовое поместье клана Макрю. Итак, мы достигли Броссака, и я ни на секунду не усомнился в том, что мы попали сюда не по чистой случайности. Она получила приказ привести меня тем или иным способом сюда, если нам удастся избежать коварной засады на дороге от Киннокрю — на что они и рассчитывали. Но я понимал, что ей были даны и иные инструкции. Я взглянул на свой пластиковый стаканчик с кофе, а потом на крепкую девицу в черной кожаной куртке, стоящую рядом со мной в терпеливом ожидании.

Я вспомнил, что эта девица была ловка в обращении со всяким зельем.

Выпил я уже порядочно. Я знал, что в моем распоряжении осталось всего-то несколько секунд. Умру я или только отключусь на некоторое время — это зависело от заключенного ею соглашения с мадам Линь. Настоящего соглашения, а не того, о котором она мне поведала. Меня это не слишком напугало. Я ждал, что в какой-то момент она обязательно затеет со мной двойную игру. Вот только способ, избранный ею для предательства, заставил меня помандражировать. Ибо она не оставила мне выбора — то есть совсем никакого.

Я вот что хочу сказать: действующие инструкции содержат весьма четкие правила поведения в стандартных ситуациях. Вот она, например: вы держите на прицеле объект, а какой-нибудь олух, насмотревшийся кучу кинобоевиков и желающий вызволить друга из беды, подкрадывается к вам сзади и тыкает “пушкой” в спину. Ваша стандартная, во всех случаях обязательная, реакция весьма проста: вы мгновенно убиваете наповал парня — того, на которого направлен ваш ствол, кого же еще? Предполагается, что вы не стали бы наводить на него ствол, если бы не собирались его прикончить, а это можно проделать, не теряя ни секунды, до того, как вы отскочите и обработаете парня, зашедшего к вам с тылу, одним из предписанных на такой случай способов.

Аналогично, вы понимаете, что вам в питье подброшен наркотик, вам следует пристрелить человека, подсыпавшего вам зелье, прежде, чем вы отрубитссь. Конечно, если позволяет ситуация — иными словами, если этот негодяй достаточно глуп, чтобы торчать рядом и наслаждаться зрелищем до финального момента. Теория в данном случае гласит, что люди, которые пускаются во все тяжкие, чтобы подсыпать яду или снотворное агентам вроде нас, явно не преследуют никаких благих целей. Их действия надо пресекать раз и навсегда, чтобы другим было неповадно.

Как я уже сказал, выбора у меня не было. Я больше не мог обманывать себя, будто это тоже составная часть шутки, которую мы решили сыграть с мадам Линь. Если бы Вадя все еще играла на моей стороне, она бы сказала, куда мы направляемся, и, кроме того, предупредила бы, что находится в стаканчике, который она мне передала.

Возможно, она бы при желании даже смогла уговорить меня выпить отравленный кофе, мотивируя это необходимостью разыграть наш спектакль как можно более убедительно, но она предпочла преодолеть все вот таким коварным образом, избегая раскованных препирательств. Она сочла, что так будет и вернее и безопаснее, и, кажется, я понял, почему. Она делала ставку на то, что однажды я уже ее отпустил — когда делать этого скорее всего не следовало, и что мы провели ночь в одной постели. Точно так же, как я сделал ставку на слабость Бэзила, она делала теперь ставку на мою слабость, на мою знаменитую сентиментальность, которую я, как известно, всегда выказываю в отношениях с женщинами.

Все это было очень плохо. Я хотел ей сказать, как все это плохо и что ей бы не следовало так поступать, но для этого я не располагал временем. Я почувствовал, как зелье, которым она меня подпоила, начало оказывать свое действие, достал свой “тридцать восьмой”, выстрелил и увидел, как она упала на колени с выражением недоумения и ужаса на лице. Я не стал стрелять во второй раз. Я знал, что выстрел был неплох — не идеален, но неплох — и тут перед глазами у меня все расплылось, а я не особенно-то большой любитель наобум палить по окружающему пейзажу.

Глава 18

— Скажите, пусть ее найдут! — произнес женский голос со странным акцентом и певучими интонациями откуда-то из-за кольца мрака, внутри которого я, казалось, лежал. — Скажите, пусть найдут ее побыстрее. Выстрел был слышен, вот и кровь на земле, видите? Машины у нее не было. Она не могла далеко уйти.

Низкий мужской голос задал вопрос, которого я не расслышал. Мелодичный женский голос ответил:

— Нет, раз она оказалась настолько глупа, чтоб дать себя подстрелить, наша сделка расторгнута и договоренности отменяются — даже если бы я и была готова им следовать, чего я делать не намерена. Просто ликвидируй ее.

Мужчина снова задал вопрос, и женский голос нетерпеливо ответил:

— Нет, нет, этого мы переправим в лабораторию нашим ученым. Нам необходимо получить как можно больше данных, а раненый пациент для них бесполезен. Скажи нашим людям, чтобы ее погрузили в лодку и, как обычно, сбросили в море. И еще скажи им: пусть убедятся, что она не всплывет на поверхность. Нам не нужны лишние вопросы наших друзей и союзников, русских. Потом пусть опять спрячут лодку и ждут. Корабль прибудет незадолго перед отливом. Надо погрузить клетки на борт немедленно. Где этот Бэзил? Что его задержало на этот раз?

Прошло какое-то время, прежде чем объявился Бэзил. Я понял, что лежу на солнцепеке — возможно, на том самом месте, где и потерял сознание, — что в бедро мне впился острый камень и по шее ползет какой-то жучок. Все вокруг было объято тишиной и приятным покоем. Я не изображал из себя опоссума. Просто мне не хотелось открывать глаза. Мне было и так хорошо: лежу себе и слушаю.

— Где ты был? — резко спросил женский голос — совсем близко.

В ответ раздался мужской голос — более высокий, по сравнению с тем, что я уже слышал:

— Я выполнял ваш приказ, мадам. Британский агент, который их преследовал... мм... устранен. Его машину мы спрятали так, что ее не найдут.

Этот голос был мне знаком. Я уже однажды его слышал — в лондонском офисе, принадлежавшем одному человеку, которого там же и убили, — двум людям, которых убили, говоря точнее.

— Ты не позволил им напугать тебя? — спросила мадам Линь. — Ты боишься только долговязых американцев, разъезжающих в красных спортивных автомобилях?

Бэзил ответил угрюмо:

— Я что-то не особенно понимаю, чего бы я смог добиться, погибнув при столкновении с автомобилем, которым управляет безумец. Я настоятельно рекомендую поскорее уйти с открытого поля, пока этот английский полковник не понял, что потерял контакт не только с вами, но и с этим американцем, и не бросил на поиски самолет или вертолет. Здесь негде укрыться и, насколько я могу судить, мы не хотим привлекать внимания к этому месту даже при том, что скоро отсюда уедем.

— Да, но тут, похоже, предостаточно укромных мест, где раненая девчонка могла надежно спрятаться.

— Наши люди найдут ее, мадам.

— Надеюсь, что им это удастся. И спрячьте получше эту красную машину. А потом, я думаю, вам следует поехать вдоль берега с мобильным передатчиком и снова подать сигнал кораблю. Он должен прийти со следующим приливом. Используйте императивный код. Я не намерена больше вести отсюда передачи. Возможно, они установили где-нибудь поблизости электронное оборудование, которое позволит им нас запеленговать. Они приближаются к нам. У нас осталось немного времени — благодаря идиотизму тех, кто позволяет оставлять разные письма и дает пленникам возможность сбежать.

— Мадам, я...

Она прервала его, видимо, жестом.

— Ладно, это место сослужило нам хорошую службу, но если бы мы располагали большим временем, то смогли бы достичь лучших результатов. — Что-то осторожно ткнулось мне в бок — видимо, носок ботинка. — А теперь этот. Вы можете привести его в чувство, чтобы он смог идти, или нам его придется нести?

— Если она использовала обычный наркотик, думаю, у меня найдется нейтрализующее средство.

— Хорошо, дайте ему! — Мадам Линь помолчала и продолжала нетерпеливо: — В чем дело?

— Что она хотела, мадам? — Бэзил заговорил взволнованно и настойчиво. — Советская шпионка? Какое соглашение вы с ней заключили?

— Вам это важно знать? — мадам Линь была явно раздражена. — Я, разумеется, и не собираюсь выполнять свои обещания.

— Конечно, конечно, я понимаю.

Точно во сне я почувствовал, как кто-то закатал мне рукав до половины предплечья. И сквозь туман ощутил укол иглы. Потом меня ударили ногой в бок — на этот раз довольно ощутимо.

— Эй ты, вставай! — произнес голос Бэзила. — Нечего прикидываться. Я знаю, что ты меня слышишь. Вставай!

Я перекатился на живот и обнаружил, что руки мои связаны за спиной. Я смутно чувствовал путы, но до сего момента не придавал этому факту большого значения. После нескольких попыток мне все же удалось встать. Никто не предложил мне помощи. Я стоял, пошатываясь.

Перед глазами по-прежнему все плыло, но очертания предметов уже становились отчетливее. Первое, что я увидел, был коренастый смуглый мужчина, смотревший прямо на меня. Я узнал его. Вчера я видел его на заднем сиденье “мерседеса” вместе с мадам Линь. И еще я догадался, что это тот самый обладатель низкого голоса, с которым мадам Линь разговаривала по-английски. Помимо этих фактов, у меня не было ни малейшей возможности определить его национальность, но меня это не особенно-то и заботило. Английский используется для общения в наше время людьми разных национальностей, которые не понимают языка друг друга.

Потом я перевел взгляд на мадам Линь. На ней были узкие серые брючки и ботиночки, пользующиеся бешеной популярностью сегодня в мире, но на ней было также и дорогое меховое манто. Я подумал: есть ли некий скрытый смысл в том, что как только я встречаю женщину-ангела из пролетарского рая — будь то его европейская или азиатская провинция, — она при любой удобной возможности облачается в норку, как самая презренная буржуйка.

Мадам Линь разглядывала меня с совершеннейшим равнодушием. Я не мог понять, о чем она думает, и мне было ясно, что этого я никогда не узнаю. Надеюсь, что я донельзя терпим, но я не захожу столь далеко в своей терпимости, как те идеалисты с сияющими глазами, которые пытаются убедить нас, будто расовых различий не существует, и все человеческие существа повсюду абсолютно одинаковы. Эта маленькая и хрупкая на вид женщина с раскосыми глазами, гладкой теплой кожей и тяжелыми черными волосами была продуктом генов и хромосом — а равным образом традиции и обучения, — настолько непохожей на меня, что она внушала мне немалый ужас.

В тот момент я даже не понимал, воспринимает ли она меня как врага, как человеческое существо или как мужчину. Она могла размышлять о чем-то, не имевшем никакого отношения к Мэттью Хелму, а может, она подумывала устроить этому странному бледнолицему проверочку в койке просто хохмы ради, а потом уж перерезать ему горло и выбросить труп в океан. Я терялся в догадках. Она ни намеком не выдала своих мыслей. Она просто отвернулась и в сопровождении смуглого мужчины двинулась но направлению к высящимся на утесе руинам.

Бэзил ткнул меня в спину, напоминая о своем присутствии. Наконец я оглянулся на него. Его внешность мало изменилась с тех пор, как я его впервые увидел в Лондоне в маскарадном костюме Эрнеста Уоллинга — вот только теперь он имел слегка помятый вид после того, как его “остин-купер” кувыркнулся под откос: под глазом у него сиял фингал, губа кровоточила. Я не улыбнулся, но он, наверное, догадался, что, глядя на него, я развеселился, и ткнул меня еще раз.

— Двигай, Хелм! И не пытайся учудить какую-нибудь шутку. Эти ребята с удовольствием тебя пристрелят. Они очень низко ценят человеческую жизнь.

Я присмотрелся к двоим, на которых он указал. Низкорослые крепкие ребята в грубых рабочих робах, похожие на шотландских фермеров или рыбаков, так что в этом уголке земного шара они не могли бы привлечь к себе чьего-либо внимания издали, если бы не их оружие — короткоствольные автоматы стандартной русской модели ППШ-41, “пукалки”, которые копировали во многих коммунистических странах. Оружие это дешевое и грубо сработанное, отнюдь не перл оружейного мастерства, но, насколько мне было известно, вполне надежное и эффективное. Ну, настолько, насколько могут быть эти спринцовки. Я по-прежнему придерживаюсь старомодного убеждения, что есть нечто мерзкое в убийстве человека семнадцатью пулями, когда для такого дела вполне хватит и одной.

Уродливые автоматы выглядели столь же пугающе неуместными на фоне озаренного солнцем шотландского пейзажа, как и азиатские лица под козырьками мягких кепок. Один из них сурово двинул стволом, я повернулся и отправился за мадам Линь и ее сообщником, но не настолько быстро, чтобы доставить удовольствие своему конвоиру. Он то и дело подгонял меня, тыча стволом в спину. Потеряв равновесие, я шагнул в ямку, споткнулся, упал и ушиб колено. Мадам Линь оглянулась и выкрикнула какую-то команду — конвоиры подняли меня на ноги, и я похромал дальше к тому месту, где она меня дожидалась.

— Вам бы следовало получше смотреть себе под ноги, мистер Хелм, — сказала она на своем певучем английском. — Утес изобилует рытвинами и ухабами. Придет день, и весь этот кусок суши сползет в океан, как это случилось раньше с затонувшей частью мыса. Когда-то, как мне говорили, замок стоял в нескольких сотнях метров от края утеса, а теперь половина его находится под водой.

Сзади донесся крик — там трое людей тщательно прочесывали заросли вереска в поисках Вади, — и она поспешно повернула голову в том направлении. Мне же спешить было некуда. Меня не разобрало столь сильное любопытство. Я подумал, что они схватили девушку и что уже слышал, как ей был вынесен смертный приговор, и, честно говоря, мне не хотелось ее видеть. То есть мы ведь уже все высказали друг другу, что могли, — она своим снадобьем, а я револьвером.

Но нашли они не раненую девушку, а громадного желтого быка. Похоже, бык произвел на них сильное впечатление, возможно, даже напугал, и они навели на животное свои автоматы, держась от него на приличном расстоянии и явно ожидая позволения его убить.

— Не стрелять! — распорядилась мадам Линь, обращаясь к своему спутнику. — Здесь уже прозвучал один выстрел, а треск автоматных очередей разнесется очень далеко. Зверь ведь не представляет для нас опасности. Хоть вид у него и ужасающий, он, очевидно, просто отбился от местного стада, и какой-нибудь фермер может прийти сюда в поисках этого чудовища. Так что пусть живет.

Смуглый, подняв руку, дал отмашку, и люди, довольно-таки неохотно оставив в покое лохматого быка, возобновили свои поиски в вересковых зарослях. Когда мы вновь продолжили путь к развалинам замка, прямо из-под наших ног шумно выпорхнули две довольно крупные птицы, с виду похожие на тетеревов. Из-за них меня чуть было не убил мой конвоир: услышав металлический щелчок (он снял свой автомат с предохранителя), я замер и стоял не шелохнувшись до тех пор, пока он снова не опустил рычажок. Парень не производил впечатления нервного типа, но ведь он находился далеко от родных мест, и это обстоятельство, полагаю, плохо сказывалось на его рефлексах.

Вскоре мы стали пробираться по горам щебня, высящимся на месте бывшей крепостной стены. Мадам Линь подала знак своему верному Пятнице, и тот стал расчищать от густого влажного мха каменную площадку, по-видимому, некогда служившую полом в замке. К моему удивлению, он просто поднял мшистый ковер и свернул его как самый обычный палас. Под ним оказалась небольшая каменная плита. От этого сооружения веяло подлинным духом седой древности, однако плита поднялась очень легко — чего трудно было ожидать от петель многовекового возраста. Ясно, что эта старинная дверь в потайной ход была оборудована современным подъемным механизмом. Мадам Линь заговорила с моими конвоирами, а потом обратилась ко мне:

— Они заметут наши следы, а потом присоединятся к группе поиска девушки. Мы стараемся не часто пользоваться этим входом — только в случаях, когда нам необходимо войти в подземелье в час отлива. Когда-то это был старый подземный ход для выхода из замка и использовался в самый последний момент, когда неприятель осаждал стены замка и сопротивление было бесполезно. Полагаю, что на том месте, где мы сейчас находимся, был когда-то главный зал замка. — Она двинулась к лазу, плотно завернувшись в меха. — Я пойду первой и буду ждать вас внизу с пистолетом наготове. Внизу также находится часовой. Эти люди будут держать вас на прицеле сверху. Пожалуйста, не вынуждайте нас стрелять. Будете вести себя хорошо — проживете чуть дольше. Не очень долго, но чуть дольше.

У меня не было нужды комментировать эти слова, и я просто стоял и наблюдал, как она осторожно нащупала ногой ступеньки — уж не знаю, что там было: веревочная лестница или обычная каменная. Такой крохотной ножки я не видел еще ни у одной взрослой женщины. Я оглянулся вокруг. Океан был безжизнен до самого горизонта — зелено-голубой, искрящийся на солнце. Под стать ему был мрачный простор суши: серые прибрежные валуны и поле серо-зеленого вереска, полого поднимающееся к скалистым горам вдали. Место казалось не слишком приятным и ласкающим глаз, но я все же вынужден был признать, что этот утес куда лучше, чем отверстая дыра в земле.

Смуглый многозначительно вынул пистолет — очередную автоматическую кроху. Он держал эту штуку с таким видом, точно знал, как ею пользоваться. Он махнул в сторону лаза, где только что скрылась мадам Линь. За его спиной я видел людей, ведущих поиски Вади, и желтого быка, глубокомысленно взирающего на эту картину с таким видом, точно он еще не пришел ни к какому определенному мнению относительно нас и не торопился вынести свое окончательное суждение. Он смотрелся, подумал я, как техасский лонгхор в меховом палантине и в парике под “битлов”. С этой мыслью я направил свои стопы в лаз, обнаружил под ногами каменные ступеньки, которые привели меня в своеобразную комнату, высеченную в скале. Мадам Линь держала в руке небольшой автоматический пистолет. За ней стоял парень с автоматом, а рядом — кругленький господин в замызганном белом халате.

— Очередной кролик для вас, — сказала ему мадам Линь. — Он будет в вашем распоряжении, мистер Макроу, как только я закончу допрос.

Глава 19

В каком-то смысле это было моим достижением. Мне пришлось много времени таиться позади амбара с корзинкой, но наконец-то я заприметил своего цыпленка.

Теперь мне оставалось только придумать, как выполнить задание — одному, в подземной пещере, со связанными руками. Я бы также не возражал выйти потом отсюда живым, но, насколько мне было известно, последнее обстоятельство не имело существенного значения для успешного выполнения операции. Мак мне это очень четко дал понять.

Мадам Линь знаком приказала мне отойти от лестницы, чтобы смуглый смог спуститься. Я, изображая из себя последнего дохляка, сделал шаг назад. Я старался не смотреть слишком пристально или долго на коротышку в белом халате. Мне не хотелось его пугать до поры до времени. Это был, конечно же, Макроу собственной персоной, — правда, по сравнению с известным мне словесным портретом, он заметно подрастерял за эти годы вес и волосы, точно его изрядно потрепала жизнь, но вне всякого сомнения это был тот самый человек, на поиски которого меня и послали.

— Но с другой стороны, — сказала мадам Линь, — возможно, вам бы лучше его вакцинировать сразу, доктор. Нам нельзя терять время. Я бы хотела получить как можно более полную статистическую картину до того, как я отошлю свой рапорт.

— После введения сыворотки должно пройти шесть часов, — сказал Макроу. — А потом мы все равно не сможем точно определить характер реакции его организма на вирус по крайней мере в течение двух дней, в особенности если реакция окажется отрицательной.

— Мне все это известно, — заявила она нетерпеливо. — Сократите шесть часов до четырех и введите ему вирус перед самым отплытием. Мы заберем его с собой на корабль. И остальных с отрицательной реакцией, чтобы вы могли наблюдать все симптомы по возможности вплоть до самого конца. Я договорилась с надежным курьером — он встретит нас в море, но корабль не слишком быстроходный, так что нам придется пробыть в плавании несколько дней, пока мы не достигнем квадрата, где он сможет без риска выйти с нами на контакт. Забирайте сейчас все, что вам нужно, и принесите ко мне.

— Слушаюсь, мадам.

Макроу повернулся и торопливо вышел из помещения, хлопая полами грязного халата. Смуглолицый подал знак конвоирам, оставшимся наверху, и конус дневного света исчез после того, как потайная дверь плотно закрылась, точно хорошо пригнанная крышка гроба.