Глава 10

Изобел Маклейн опоздала. По крайней мере, я надеялся, что она всего-навсего опоздала, когда постучал к ней в дверь и не услышал никакого ответа. Кто бы она ни была, мне казалось, что при правильном обращении она может оказаться полезной. Может, мне не следовало так открыто выражать свои подозрения в разговоре с Монахом, а вместо этого немного подыграть их милой шутке, если это, конечно, шутка. Может, решив, что я слишком хитер, он снял с задания не только Джилл, но и Изобел.

Но если Монах тут был ни при чем, то отсутствие миссис Маклейн могло объясняться куда более серьезными и драматическими причинами. Пока я перебирал в уме все эти варианты, за моей спиной послышались шаги. То появилась она в белом костюме, который выглядел и по-летнему, и изящно, не то, что эти штуки, которые принято здесь носить и которые походят на разноцветные мешки.

— Извините, — голос у нее был запыхавшийся, что мне весьма польстило. У меня создалось впечатление, что вообще-то она не из тех, кто особенно спешит на свидания. — Просто я решила как следует уложить волосы после вчерашнего, а парикмахерша страшно долго возилась. — Поколебавшись, она добавила: — Если хотите, чтобы я немного приоделась, то подождите еще чуточку. Я сменю туалет.

— Я готов подождать еще, — отозвался я, — но, на мой взгляд, вы и так прекрасно одеты. Судя по тому, что я успел увидеть, большинство женщин в ресторане будут щеголять в шлепанцах и кулях из-под муки.

— Ну что ж, уговорили. Тогда мне не нужно в номер, — сказала она, взяла меня под руку, и когда мы двинулись по дорожке, наклонилась ко мне и тихо спросила: — А вы взяли то, что я просила, мистер Хелм?

— Что?

— Оружие.

— Конечно, — я чуть распахнул пиджак, чтобы она взглянула на рукоятку револьвера, видневшуюся слева за поясом.

— Ив нем есть патроны?

— Конечно. — Я сказал почти что правду. Патроны в револьвере имелись. Застегивая пиджак, я изрек: — Зачем брать с собой незаряженный револьвер? Лучше уж просто заткнуть за пояс железку.

— Вы всегда носите его с собой?

— Это зависит от обстоятельств. За границей от револьвера больше мороки, чем пользы. Вообще, огнестрельное оружие принадлежит к числу тех приспособлений, которые люди сильно переоценивают — особенно это относится к оружию ближнего боя. Есть масса способов отправлять людей на тот свет гораздо незаметнее и надежнее. Так или иначе, я нахожусь на американской территории и не изображаю из себя человека, которому носить оружие не положено. Более того, оно может понадобиться мне для, так сказать, морального воздействия.

Она выслушала мой монолог с таким интересом, словно я сообщал ей светскую сплетню.

— А почему вы не пользуетесь кобурой? — спросила она. — Я думала, что пистолеты носят в такой смешной штуке, которая крепится слева под мышкой.

— Это в кино, мэм, — улыбнулся я. — Или у гангстеров. Ребята из ФБР носят их на правом бедре под пиджаком, и это понятно. Им нужно иметь оружие под рукой, чтобы пустить его в ход в считанные секунды. Но в отличие от нас они действуют в более благоприятных условиях. Если кто-то спросит, откуда у них эта артиллерия, они всегда могут помахать служебным жетоном. Мне же нужно иметь возможность не только быстро пустить его в ход, но и в случае чего быстро от него избавиться. От револьвера-то избавиться просто, а вот с кобурой дело обстоит сложнее: она прикреплена к поясу или к плечу.

— Никогда об этом не задумывалась, — призналась Изобел, рассмеявшись, потом властно стиснула мне руку. — Подумать только, еще вчера я умирала от скуки и не видела никакого просвета.

— Зря вы так расстраивались, мэм, — отозвался я. — А кстати, когда: до того как вы справились о моем приезде или после? — Она остановилась как вкопанная, отчего и я вынужден был остановиться. Я же поднял голову и воскликнул: — Бананы! А вы знаете, что такое вот банановое дерево, до того как окончательно умереть, дает по связке бананов. Очень трогательно, если вдуматься...

Изобел Маклейн улыбнулась моей ахинее.

— Значит, в курсе, мистер Хелм? Что ж, такая уж у вас работа. Как только я узнала, что вы профессионал, то поняла: долго мне вас водить за нос не придется.

Я посмотрел на нее. Она действительно была в высшей степени привлекательная женщина, и мне нравилось, как спокойно она реагирует на неприятности. Я спросил:

— Ну так, может, вы мне все наконец расскажете, мэм?

— Разумеется. Только давайте я вас буду звать Мэтт, а вы меня Изобел. Договорились? А то что такое “мэм” да “мэм”! И давайте потребуем заказанный столик в “Ройал Гавайен”, пока они не отдали его кому-то еще. А потом я полу чу двойной скотч и уж тогда начну открывать вам душу. — Она с упреком посмотрела на меня и сказала: — Вы даже не спросили, как я сегодня себя чувствую...

— Мне и спрашивать не надо. Я и так прекрасно вижу, что с головой у вас все в порядке — в прямом и переносном смысле. Это-то меня и пугает.

Круглолицый юноша, агент Монаха, ехал за нами следом до Халекулани в своем “дацуне”. Я и не надеялся, что Монах сразу даст отбой только потому, что я поговорил с ним. Если бы это произошло, я бы сильно разочаровался. Поездка оказалась недолгой, и вскоре мы уже сидели на террасе отеля “Ройал Гавайен” в окружении довольно важных мужчин и женщин”, которые явно пытались что-то друг другу доказать, только вот я не мог взять в толк, что именно. Изобел подхватила свой “хайболл”, как только официант поставил стакан на стол, отсалютовала мне им и с удовольствием сделала глоток. Затем она поставила стакан на стол, вынула сигарету и прикурила от зажигалки, прежде чем я успел предпринять что-то приличествующее джентльмену. Я с удовольствием отметил, что она все-таки слегка нервничает. Стало быть, кое-что человеческое ей было не чуждо.

— Ладно, Мэтт, сначала расскажите, что вам уже обо мне известно, — сказала она.

— Во-первых, в наших списках вы не значитесь. По крайней мере, я никого похожего на вас там не встречал.

— Списки? Какие?

— Местных агентов. Которые работают как на нас, так и на наших оппонентов. Это ей явно понравилось.

— Вы правда думаете, что я могла быть агентом? Женщиной с тайной? Вы мне льстите. Так, а что еще?

— Еще вы не живете в округе Колумбия вопреки вашим утверждениям. Эту информацию я получил от третьих лиц и сам не проверял.

— Третьи лица правы. Я не живу ни в Вашингтоне, ни в его окрестностях, и фамилия моя не Маклейн. Что еще?

— Еще вы знаете тот район очень неплохо.

— Потому что я родилась и выросла на берегу залива Чисапик. А училась в школе в Вашингтоне. Дальше.

— Вы наводили обо мне справки. Вы попросили, чтобы меня вам представили. — Иэобел весело кивнула. Я сказал: — Еще одно замечание. Вы получаете от всего этого удовольствие. Что ж, одни от скуки прыгают с парашютом, другие играют в русскую рулетку. На здоровье. Я никогда не считал, что людей надо заставлять делать то, что им полезно, или не делать того, что им вредно. Но я все-таки считаю своим долгом еще раз напомнить то, что говорил вчера: игра может стать жестокой. Вы уже сполна отведали этого блюда, но вам будет спокойнее, если вы продолжите ваши игры в другом месте. У меня есть малоприятные знакомые, да и сам я порой бываю невыносим. Иначе говоря, если симпатичная женщина настаивает на том, чтобы составить мне компанию, я начинаю думать, как бы мне извлечь из этого выгоду. Я не имею в виду постель, хотя и постель как один из вариантов может вполне оказаться приемлемым.

Возникла пауза. Лицо ее побледнело, а в глазах загорелась злость. Она глубоко вздохнула и сказала:

— Это было... В общем, лучше бы вы этого не говорили. Последнюю часть. Она портит все остальное. Думать можете что угодно, но говорить вслух... Я чувствую себя какой-то потаскухой, а это неприятно.

— Лучше почувствовать это сейчас, чем слишком поздно. Теперь вы знаете, как работает мой мерзкий умишко. Если удастся, я готов вас использовать, в том числе и в постели, а если с вами случится беда — даже непоправимая, я выпью в вашу память и займусь следующим заданием.

— И следующей женщиной?

— Именно.

Она тихо рассмеялась, и когда она посмотрела на меня, в ее темных очках отразился пляж за моей спиной.

— Вы крутой мужчина, да?

— У нас крутая профессия.

— На могиле были живые цветы, — сказала она.

— На чьей могиле?

— На могиле Уиннифред. Маленькое деревенское кладбище на юге Франции. Сторож сказал, что у высокого мужчины, который оставил деньги на цветы, в глазах были слезы. Это явно не вы, Мэтт. Вы слишком круты. Вы спите с ними и уходите, не оглянувшись. — Она кротко улыбнулась. — Мой муж считает вас убийцей. Он очень любил свою младшую сестру. Кажется, она была единственным существом, кроме него самого, о котором он заботился. Он уверен, что вы женились на ней из-за ее наследства и расправились с ней. Мы оба, собственно, пришли к этому выводу, когда поняли, сколько сил вам пришлось потратить, чтобы представить случившееся, как автокатастрофу. Мы узнали, что вы едете сюда...

— Как? — спросил я хрипло.

— Адвокаты получили ваш новый адрес от какой-то правительственной организации. Мы с Кеннетом решили, что лучше мне одной вылететь и выйти на вас. В мои обязанности входило проверить, не выдадите ли вы себя тем или иным способом. — Ее улыбка стала горькой. — Разумеется, наши мотивы, Мэтт, не совсем бескорыстны. Речь идет о большом наследстве, почти полмиллиона, а муж уже потратил или вложил средства под него. Если удастся доказать, что вы преступник, то денег вам не видать, и они вернутся к душеприказчикам, то бишь к Кеннету и мне.

Мне пришлось прокашляться, прежде чем задать следующий вопрос:

— Кто вы?

— Я? Ваша родственница. Кузина. Изобел Марнер.

Глава 11

Неожиданное признание меня порядком удивило. Когда я несколько лет назад развелся, то стал вести подчеркнуто несемейный образ жизни. Я не привык к тому, чтобы в разгар выполнения задания на меня наваливались родственники, тем более родственники фиктивной жены. Чтобы скрыть замешательство, я протянул руку к белой сумочке на столе.

— Вы позволите?

Изобел хотела было выразить протест, но потом рассмеялась.

— Ради Бога. Это, я понимаю, обыск?

— Нет, обыск куда занятнее, — возразил я. — Господи, сколько всякого хлама вы, женщины, носите в сумочках.

На самом деле в сумочке ничего особенного не было — и главное, никаких сюрпризов. Там не было ничего такого, кроме обычных аксессуаров курящей и пользующейся косметикой женщины, а если и было, то достаточно хорошо замаскировано. В маленьком дамском бумажнике имелись водительские права, выданные в Калифорнии, и прочие документы и карточки на имя Изобел Кэролайн Марнер, 1286, Сивью-драйв, Сан-Франциско. Я вспомнил, что письмо адвокатов также было послано из Сан-Франциско.

— Мой паспорт в чемодане, в номере, — пояснила Изобел. — Могу показать по возвращении, если захотите.

— Зачем нужен паспорт на Гавайях, это же США? — осведомился я.

Изобел с улыбкой забрала назад сумочку.

— Я же сказала, что была во Франции, чтобы выяснить обстоятельства гибели Уиннифред. Потому-то мне и понадобился паспорт. И я не знала, куда мне придется путешествовать отсюда, потому я его захватила с собой на Гавайи. Ну а теперь, может, и вы позволите мне посмотреть ваш бумажник, и мы будем квиты?..

— Это вам мало поможет. Вы и так знаете мое имя.

Ваши адвокаты узнали мое местопребывание. Что еще вам нужно? Карточку, на которой значится “секретный агент”?

— Я, возможно, очень наивна, — усмехнулась Изобел. — Но пока я должна вам верить на слово.

— Именно.

— Вы можете быть кем угодно. Вооруженный человек...

— И это верно.

— Вы не очень-то идете навстречу, Мэтт.

— Опять согласен. Но давайте закажем поесть. А то я проголодался.

Мы сделали заказ, и когда официантка удалилась, Изобел затушила сигарету и сказала:

— Можно еще один вопрос?

— Бога ради.

— Если считать, что вы действительно секретный агент и работаете на США, то значит ли, что и Уинни делала то же самое?

— На это я ответить не могу, — сказал я. — Если она была секретным агентом, то согласитесь, что это входит в понятие “информация, не подлежащая разглашению”.

— Но вы же сказали, кто вы такой. Разве это не разглашение?

— Вы добыли это признание, застав меня врасплох с револьвером в руке. Мне пришлось дать вам объяснение во избежание ненужной огласки. В таких ситуациях нам позволяется говорить правду. Слава Богу, наша фирма не делает из секретности фетиш. Но это вовсе не значит, что я обязан раскрывать вам свое задание для удовлетворения вашего девического любопытства.

— Это не совсем девическое любопытство, — возразила Изобел довольно резким тоном. — Просто, если она тоже была агентом, и вы работали вместе, и она погибла при исполнении служебных обязанностей, то, может быть...

— Что может быть?

— Может быть, вы не были по-настоящему женаты. Может быть, вы только делали вид. Может быть, это была, как у вас там говорят, “легенда”. А в таком случае...

Неглупая женщина! Я улыбнулся ей и продолжил:

— В таком случае вы с Кеннетом можете спать спокойно. Ни замужества Уиннифред, ни наследства для овдовевшего супруга. Ай, как жаль, я уже почувствовал себя богатым человеком.

Изобел отозвалась без тени улыбки:

— К несчастью для нас, все не так просто. Были вы женаты или нет, существует завещание, согласно которому она вправе оставить свои деньги любому человеку по ее усмотрению, и он вовсе не обязан быть ее мужем.

Это уводило меня достаточно далеко в сторону от того, зачем я прибыл на Гавайи, хотя, конечно, я не мог прямо сказать ей об этом. Показать равнодушие было бы неразумно. Это означало бы, что меня занимают проблемы поважнее, чем полмиллиона долларов.

— Минуточку! — воскликнул я. — Итак, о чем же речь? Насколько я понимаю из письма адвокатов и вашего рассказа, старик Филипп Гран Марнер завещал свое состояние детям — Кеннету и Уиннифред. Правильно?

— Правильно. А Уиннифред оставила свою долю вам, о чем известила адвокатов письмом за неделю до своей гибели. Разве вам об этом ничего не известно?

Мне вспомнилась девочка с серебристыми волосами, которая мало говорила о себе, и когда я ответил, голос мой звучал немного отстранение:

— Я ничего об этом не знал. Я даже не знал, что у нее есть деньги. Она мне не говорила.

— Что еще вам теперь остается сказать!

Я посмотрел на нее, вздохнул и натянуто улыбнулся.

— Еще бы. Я прирожденный лгун. Не верьте ни единому моему слову.

— Уберите это сентиментальное выражение с вашего лица, — мрачно сказала Изобел. — Может, Уинни любила вас, а может, нет. Но она оставила вам свои деньги не из-за вашего мужского обаяния. Она сделала это назло мне и чтобы защитить своего старшего брата, которого боготворила.

— Защитить? — переспросил я. — Лишив его части денег? Ничего себе защита!

— Да, потому что она знала, что у него денег нет, и надеялась, что я брошу его, если он не сможет обеспечивать мне приличное существование. Она была уверена, что мой уход — просто счастье для Кеннета. Она ненавидела меня и твердо верила, что я жернов на его шее и без меня он сможет самоосуществиться. — Изобел пожала плечами. — Что ж, это ее точка зрения. Мы с ней расходились во взглядах на то, что нужно Кеннету. Я взяла верх. Тогда она уехала и нашла работу в какой-то правительственной организации. Она не говорила нам, что это за работа, мы знали только, что ей приходится много путешествовать. Но я теперь все понимаю. В том числе и то, что вы не были по-настоящему женаты.

Официантка дала мне небольшую передышку, когда принесла нашу еду. Затем я спросил:

— Какая разница, в каких отношениях мы состояли, если имеется завещание?

— Завещания порой опротестовывают, мой милый. Как называется эта рыба?

— Махимахи. Что-то местное. Ну как, нравится?

— Фантастика! Господи, да тут же миндаль в соусе. В общем, если мы сочтем необходимым опротестовать завещание Уинни под предлогом того, что оно было составлено под чьим-то нажимом или она была нездорова, то гораздо проще представить дело так, что вы были не мужем и женой, а случайными любовниками. — Она холодно посмотрела на меня и продолжила: — Ну, а кроме того, вы вполне можете быть не тем, кем представляетесь, а стало быть, не исключена возможность, что вы просто убили ее... Вот это я и должна была выяснить, когда сюда приехала.

— А что теперь?

Она медленно улыбнулась.

— Теперь мне придется найти другой подход, милый Мэтт. Потому что, откровенно говоря, познакомившись и поговорив с вами, я не очень верю в то, что вы ее убили. И я также не очень верю в то, что ее завещание можно опротестовать. У меня остается последнее средство. Уповать на ваше милосердие, дорогой кузен, и надеяться, что вы проявите щедрость по отношению ко мне. Точнее, по отношению к нам с Кеннетом.

Возникла небольшая пауза.

— Полмиллиона — большие деньги, — медленно произнес я, не спуская с нее глаз. Эти деньги казались мне какими-то ненастоящими, не теми, какие идут на оплату счетов или покупку кока-колы.

— Я не требую, чтобы вы отреклись от них, — спокойно проговорила Изобел. — Но вы производите впечатление человека, который не помешан на деньгах. У вас явно неплохая зарплата, и живете вы не на широкую ногу. Вы можете проявить великодушие, уступив половину суммы, вы даже не заметите, что именно потеряли. А для меня это означало бы очень многое... — Она опустила глаза, вынула сигарету и еще раз проделала нервные манипуляции с зажигалкой. Она сказала, не поднимая глаз: — Вы говорили, что могли бы как-то меня использовать, Мэтт.