Мэтт Хелм (№16) - Палачи

Рассчитывать на полное уединение было, конечно же, чистой наивностью. Тяжело дыша, опираясь на округлый поручень, я поймал краем глаза быстрое движение. Маленькая фигурка склонялась к оброненному стволу. Всецело сосредоточившись на верзиле, я временно и непростительно прекратил следить за окружающим.

Девица почти преуспела в самоотверженном своем начинании - только я прыгнул из последних силенок и водрузил подметку на револьвер прежде, чем Грета успела подобрать его.

Девица распрямилась. Поглядела в упор. Так и есть: нейлоново-чулочная особа, не без оснований принятая мною за Грету Эльфенбейн. Маленькая, проворная, темноволосая, темноглазая. Довольно хорошенькая... Но, право слово, ночка для красивых девиц выдалась неблагоприятная. Опираюсь отнюдь не на астрологические таблицы, а на простой здравый смысл.

Завывавший над палубой ветер трепал и терзал Гретино платье - весьма изысканное и дорогое. Непоправимо разметывал хитрую, замысловатую прическу, тоже стоившую немалых денег. Хотя в последних парикмахерских вывертах я не понимаю ни аза, но отличить волосы, уложенные в модном салоне, от волос, приводившихся в порядок собственными дамскими силами, еще способен.

- Вы... - еле слышно сказала Грета, - вы убили его!

Голос прозвучал обвинительно. Хм!.. Английское произношение было исключительно внятным, если не придираться к явному акценту.

- Швырнули человека на верную смерть! Прямо в штормовые волны!

Как и много лет назад, при несколько схожих обстоятельствах, я раздраженно ответил:

- Что же было делать, поцеловать его? Мисс Эльфенбейн отмолчалась.

- Не посылайте своих приятелей по душу Мадлен Барт. Разве что у вас имеются лишние приятели.

Я выдержал паузу, дожидаясь ответа. Девица Эльфенбейн хотела, вероятно, изречь тираду яростную и угрожающую. В то же время - презрительную и полную достоинства. Несовместимые вещи - особенно, если вы стоите на шаткой палубе и вовсю пытаетесь не шлепнуться, да при этом обеими руками удерживаете срываемую ветром блузку. Драматические монологи следует на сцене читать...

Я безмолвствовал. Ветер принялся за юбку Греты, явил моему бесстыжему взору препикантнейшие резинки нейлоновых чулков и тем окончательно испортил впечатление от начатой речи. Повернувшись, девица ринулась наутек и заперлась в каюте.

Придется бедняге немножко привести себя в порядок - ив прямом смысле, и в переносном... Не желая завязывать новых стычек (на один вечер и так доставало приключений), я возвратил ремень в брючные петли, подобрал трофейный револьвер - выяснилось, пистолет! С ума я спятил, или старею понемногу? - исследовал его при неярком свете палубных фонарей.

Изящная заморская игрушка. "ЛАМА. Габилондо и Тетушка Виктория. Испания. Калибр: .380".

Умопомрачительно: пистолет был уменьшенной копией сорокапятикалиберного автоматического кольта. И открытый боек имелся, и предохранитель на рукояти наличествовал. Не истолкуйте неверно, я никакой злобы не таю против армейского кольта - прыгает в руке, словно бешеный, зато стреляет исправно и мощно. Великолепная, заслуженная пушка. Но зачем же прилежно копировать весьма громоздкий и неуклюжий полевой пистолет, если хочешь производить удобное карманное приспособление для самообороны, предназначающееся законопослушным гражданам? С неменьшим успехом возможно создавать маленькую действующую модель противотанкового орудия, чтобы охотиться на оленей...

Задержавшись на достаточно долгое время - так я надеялся, - пора было и убираться. Я спрятал пистолет и возвратился в кают-компанию. Седовласого мужчины - самого Эльфенбейна - тоже не было ни слуху, ни духу. Пожалуй, отец и дочь отправились восвояси, дабы учинить летучий военный совет. Я надеялся, решение примут разумное. Дай-то Бог. Судя по рассказам, доктор Адольф Эльфенбейн достаточно долго процветал вопреки закону, чтобы колотиться головой о потолок и жаждать мести, лишившись малозначащего, легко заменяемого подручного.

Постучавшись в дверь, которая обреталась двумя палубами ниже, я услыхал решительное "войдите". Диана Лоуренс по-прежнему восседала на койке, при полном освещении, держа револьвер наизготовку, дабы отразить любых и всяческих пиратов-абордажников. Я втайне думал застать ее спящей как сурок - или, по крайности, выбравшейся из мокрого, не по росту шитого костюма. Ничуть не бывало. Только сбросила жакет и слегка расчесалась. Умная девочка, не желала нарваться на возможную неприятность, оставшись в неглиже...

Похвальное рвение к служебному долгу. И револьвер держит уверенно; рука не дрожит. Надлежало признать: для особы, принадлежавшей к сборищу профанов, не способных сыскать впечатляющего чучела в собственной среде, Лоуренс обнаружила незаурядные задатки по части пистолетно-револьверной. Говорю задатки, ибо предыдущего опыта не отмечалось: я вынужденно пояснил ей разницу меж гашеткой и курком. Но Диана изрядно отличалась от прочих молодых дам, которые берут оружие с таким видом, словно принимают на попечение гремучую змею, обожравшуюся гремучей ртути.

- Все в порядке? - осведомилась моя напарница. - Тебя долгонько не было.

- Наверху - в порядке. А здесь?

- Ни души, никто не беспокоил... - Диана помолчала и прибавила: - Я догадалась обо всём. И знаю, чем ты занимался.

- Умница, - ответил я. - Нацелься этой штукой в сторону от моего брюха, ладно? Теория гласит: не держи на мушке того, кого не собираешься в итоге расстрелять.

- Извини.

Диана опустила револьвер. Ей вполне достало времени просохнуть и обогреться; а белый джемпер с высоким воротом (принадлежавший ранее Эвелине Бенсон), хотя и пострадал от вынужденного полоскания морской водой, выглядел неизмеримо лучше, не будучи полускрыт внушительным жакетом. Причесанная, чуток порозовевшая, Диана казалась почти человекообразной.

Симметричное, овальное лицо. Загадочные зеленые глаза, И белая - отнюдь не бледная, но именно белая, по ближайшем рассмотрении, кожа. Столь чарующая и влекущая в нынешнем загорелом и закаленном веке. Дианой и впрямь было можно залюбоваться.

- Человек, убивший Эвелину, - сказала она. - Рассмотревший Эви толком и пристально... Я обманула его на сходнях, верно; проскочила мимо в мокрой одежде, залепив лицо волосами. Но разгляди меня парень средь бела дня - впору было бы писать пропало. И ты... убил его. Поневоле.

- Конечно, - промолвил я.

- Убил?

- Разумеется. Ведь за этим и выписали заокеанское страшилище, верно? А я предупредил Хэнка: противника ждут неприятные сюрпризы.

Диана поколебалась.

- Но ведь остался второй? Спустившийся на берег? Он, по твоим же словам, тоже получил возможность рассмотреть Эвелину. Я озадаченно изучал собеседницу. Мисс Лоуренс опрокидывала все привычные представления о любителе в юбке. Изначально я готовился урезонивать застенчивую, замкнутую личность, колотящую себя в грудь, извергающую обвинения, брызжущую слюной, когда напарник бесчеловечно попирает простейшие правила гуманного обращения с ближними. Горький предшествовавший опыт был тому порукой.

Стоило ждать хотя бы привычных воплей - негодующих и потрясенных. Однако воплей не отмечалось.

- Мальчишка? - уточнил я с вызывающим равнодушием. - Не изволь беспокоиться. Просто малолетний хулиган, и все тут.

- Но ведь и его придется... усмирить? Рано или поздно?

Голос прозвучал непринужденным спокойствием. Я понял: в кои веки, по чистой случайности, выпало работать с настоящим алмазом. Чистой воды. С уникальным явлением. А к добру это было, или к худу - оставалось выяснить.

- Мальчишка вышел в Бергене. А мы плывем. К северу. И беспокоиться о парне вовсе ни к чему. По крайней мере, до утра.

- Ты принимаешь игру с переодеваниями чересчур уж серьезно, - заметила Диана. - Даже убивать готов направо и налево, чтобы не провалить спектакля.

- Пожалуй... Это хорошее оправдание, согласен. Диана сощурилась.

- Мстите, мистер Хелм? - пробормотала она чуть погодя.

- Как правило, я не расшибаюсь в лепешку, дабы отметить невинно - либо заслуженно - пролитую кровь. И, будь покойна, рисковать ради мести заданием не собираюсь. Но если можно отплатить без труда и со вкусом - отчего бы и нет? Не пристало эльфенбейновским ребяткам швырять людей за борт, коль скоро сами не готовы немного искупаться.

Не сводя с меня взора, Диана облизнула губы. В зеленых глазах плясали проказливые искорки.

- И ты предписал парню полночную ванну?

- Да, голубушка, - откликнулся я. - Терапевтическое воздействие по методике профессора Хелма. Я рекомендовал молодцу полное воздержание от стрельбы, провел посредством ботинка легкий массаж головы и прописал полночную ванну... Весьма благотворно сказывается на нервной системе. Успокаивает. Навеки... Ты потрясена?

- Отнюдь нет, - невозмутимо сказала Диана. - Видите ли, мистер Хелм... Если я все едино здесь, лучше не упустить ничего, и обо всем доведаться досконально. Даже о хладнокровном убийстве. Обо всем...

Диана глубоко вздохнула и продолжила - не столь самоуверенно:

- Всегда была добропорядочной девушкой... Нет-нет, не девственницей безмозглой, не подумайте! Но я старалась держаться в рамках, подобающих существу цивилизованному. Понимаете? Мирному. Снисходительному. Уступчивому. Разумному. Искренней стороннице мирных, разумных, благотворных затей. Ненасильственных, разумеется - иначе ни мирными, ни благотворными эти затеи не будут. Понимаете? К этому следует стремиться, или миру вообще не уцелеть! Люди вроде вас, люди, размахивающие револьверами, - опасные, уродливые анахронизмы, угрожающие современному обществу, рубящие его под корень... Скажете, что нет?

Я не сказал ничего. Да мисс Лоуренс и не требовалось ответа. Я рассеянно внимал равномерному шуму корабельных машин, делавшему крохотную каюту местом не просто уютным, а и безопасным, надежно защищенным ото всякого подслушивания извне.

- Я устала, - тихо произнесла Диана. - О, если бы я только могла заставить вас почувствовать: как я утомилась, притворяясь... Не покойной Мадлен Барт! - вовсе нет!.. Я притворяюсь отродясь. Делаю вид, что живу среди воображаемого общества... Как любой сверстник. Почти любой. Да я по части притворства еще и с вами посостязаюсь, мистер Хелм!

Боги мои! Боги бессмертные!..

Коль скоро в окружности четырехсот миль наличествует хоть один психопат, мающийся расщеплением личности, - не извольте сомневаться: достанется в товарищи нам, и никому иному. Судьба... "Кисмет", как выражаются турки. Рок.

- Голубушка! - промолвил я ласково: - Ты дверью ошиблась. Душевнобольных пользуют направо по коридору, за поворотом.

- Ничего ты не понял, - невозмутимо изрекла Диана. - Я, видишь ли, призвание свое отыскала - здесь, в этой мерзкой, тесной каютке; а сидела, между прочим, не скидывая одежды, которую с Эвелины содрали. Вон теми нежными лапками. Я десять раз умирала от испуга; не пришло в голову, а, Мэттью Хелм? И наслаждалась каждой минутой невыразимого страха, между прочим!

Диана успела подняться. И сунуть револьвер за пояс. И пройтись от стены к стене.

- Я мысленно уложила десятка два нападающих: всякий раз, когда шаги в коридоре звучали. Не подумал?

- Великолепное достижение, - хмыкнул я. - Особенно учитывая, что в револьвере всего пять зарядов.

- Пять?.. Я полагала, шесть...

- Всеобщее заблуждение, - уведомил я. - Запас патронов зависит исключительно от модели. Бывает пять, шесть, восемь выстрелов... Иногда - очень редко - семь. Не подозревала?

- О чем? - негромко спросила Диана.

- Прекрасно знаешь, о чем.

- О чем, бишь, мы беседовали?..

- Не о том, любезная. Но сразу отвечаю: кукиш. С маком. Опиумным.

- Да?

- Да. Не собираюсь отправляться с вами в постель, госпожа Лоуренс, хотя сие было бы отличной закуской к незабываемому вечеру.

Воспоследовала краткая тишина. Затем Диана заразительно расхохоталась.

- Помилуйте! - провозгласила она. - Да неужто к этому одному все и сводится? Пожалуй, да... Она лукаво ухмыльнулась".

- И вы, разумеется, абсолютно правы, не желая потворствовать прихотям женщины, которой самое место в обитой войлоком палате, за прочной решеткой. То есть... Если вы преступно воспользуетесь минутным помрачением душевнобольной особы - как после этого собственную совесть угомоните?

- Совесть ослабла и охрипла, - уведомил я. И снова припомнил те же слова, сказанные другой женщине, при других обстоятельствах, много лет назад... О, как молод я был тогда! Сравнительно молод. И как непринужденно отправил женщину к праотцам... Все течет, и все переменяется; но прежние фразы сплошь и рядом звучат свежо...

Что-то в тесной каютке переменилось. Точно в атмосфере, когда грозовой фронт уносится прочь. Диана смотрела в упор: бесстыжими, наглыми, зелеными, безудержно смеющимися глазами - изумрудными на почти меловом лице. Я машинально подметил: дьявольщина, ведь ни малейшего резона сражаться со своею собственной добродетелью - коль скоро таковая наличествовала, в чем весьма сомневаюсь, - нет! Девица, безусловно, страдала помешательством, но таким же помешательством томятся девяносто девять процентов западного населения, достигшего зрелости, а вместе с нею удостоившегося положенных по закону гражданских прав...

Предстояло плавание длиною в несколько суток. И, если девице казалось невтерпеж ускорить естественный ход событий - помилуйте. Я весьма снисходителен в подобных вещах и, сам не будучи ангелом, чужую натуру склонен разуметь и прощать.

Во всяком случае, роль целомудренной невесты разыгрывать не склонен...

Приличий ради, я заметил:

- М-м-м... Ты, голубушка, все-таки числишься под именем покойной Мадлен Барт. Устрашающе благовоспитанной особы, которая старательно позаботилась обеспечить себя и меня раздельными, отменно целомудренными обиталищами... Пять с плюсом за добродетель. Покойнице... Она, вероятнее всего, уцелела бы, согласившись на развратную двуспальную каюту. Просто не выскользнула бы из-под надежного присмотра. Это в порядке примечания. Походя...

Диана молчала.

Я невольно стушевался и продолжил наощупь:

- В любом и всяческом разе, эти койки сработаны ala Norska, и развернуться не дозволят...

- Хочешь проверить... мистер Хелм? А об заклад побьешься?

Об заклад я биться не стал.

Неразумным казалось.

Ибо проигрыш был неотвратим.

Глава 6

Завтрак, вопреки явному норвежскому происхождению, подавали по-шведски. Сиречь, подходи к любому столу, хватай, что приглянулось. От анчоусов до селедки... Принеся мысленные извинения скандинавским предкам, я презрел рыбные блюда и умудрился выследить пару крутых яиц, украшенных добрым ломтем ветчины. К оному причитались чашечка черного кофе, или здоровенный стакан апельсинового сока. По выбору. Я остановил выбор на соке. Диана уписывала поданное со здоровым аппетитом женщины, которой нет ни малейшей нужды заботиться о талии... Сама сохранится. Без дополнительных усилий.

Черт побери. Вопреки простейшим житейским правилам, спутница моя выглядела поутру гораздо лучше, несли накануне. Так не бывает - и все же так было.

Голову обвивал затейливый шарф - изумительно удобная вещь, если хочешь до поры сокрыть истинный цвет волос. Диана казалась и посвежевшей, и похорошевшей. И мне это вовсе не понравилось при мысли о том, сколь бесцветной, поникшей и невзрачной была упомянутая дама лишь накануне... Помилуйте, я не страдаю манией величия, и отнюдь не полагаю, что ночь, проведенная в объятиях меня, делает из маленькой затравленной Золушки надменную принцессу... Отнюдь нет.

Изменения произошли, состоялись и стряслись. Не мне благодаря, а по совершенно иной причине. Тем паче надлежало следить в оба.

Девица сидела с таким видом, словно провела ночь в усерднейших и целомудреннейших молитвах. Не клянусь, что я ни в коем случае не польстился бы на подобную бескровную особь - хотя, уверяю, нет! - но выражение физиономии было неподражаемо. Вы и впрямь поверили бы: норвежские койки не оставляют места для двоих.

Профессиональные навыки заставили меня чуток подобраться, когда мисс Лоуренс... виноват, Диана, - приблизилась... Очаровательная маленькая актриса. Если я не ошибался. Если не ошибался - надлежало признать: актриса играет со всевозможным блеском...

- Нет, - уведомила Диана, располагаясь подле окна.

- Что - нет? - настороженно переспросил я.

- Не разыгрываю никакой роли, милый. Ты ведь ломал голову над этим, правда? И не гляди столь подозрительно. Ты гадал: а не завлекла меня, часом, любезная козочка в постель, дабы получше и попрочнее утвердиться в нечистых замыслах? Верно?

Я вздохнул.

- Субъектов умопомраченных постигаю... Но ясновидящих - боюсь. Откровенно и панически.

- Стало быть, - жизнерадостно возразила собеседница, - с тобою все чин чином. И проницательности не лишен... Я просто провинциальная дура. Умопомраченная к тому же. А самое смешное - никогда не догадывалась об этом. Лишь несколько месяцев назад сообразила... Не представляла, что когда-либо наберусь наглости...

Она оборвала речь, нежданно рассмеялась.

- Ты ошибался, Мэтт.

- А именно?

- В постельном вопросе... Утверждал, что койки недостаточно просторны.

Диана шаловливо покосилась, поддела вилкой ломтик маринованной рыбы. Опять рыба - Господи, помилуй!

- Мэтт...

- Ага.

- Я чувствую внутренний подъем...

- Поздравляю. Весьма оригинальное замечание. Своеобычное, осмелюсь доложить.

- И угадаешь. Чувствую себя совершенно бесшабашной. Разнузданной. Смелой. По внешности заметно?

- Отнюдь нет, - любезно уверил я. - Выглядишь весьма благопристойной и цивилизованной особой. - Выждал мгновение и продолжил: - Уверена, что Эльфенбейны тебя не признают? Будем надеяться. Ибо, если сам не ошибаюсь, вот они. Грядут во множестве. Сиречь, в двойственном числе.

- Не отнимай-ка солонки, дорогой, - попросила Диана. - Другим тоже присуще питаться крутыми яйцами... Погляди на пейзаж! Разве не прелесть? Настоящий север...

Великолепно было устроено. Особо великолепен оказался непринужденный поворот головы, избавивший мою спутницу/напарницу/любовницу от ужасной необходимости являть окаянным Слоун-Бивенсам нежный профиль.

Упомянутая пара шествовала мимо. Грета Эльфенбейн для разнообразия натянула бело-красные клетчатые панталоны, что было несомненным упущением, если вспомнить о ее точеных ногах. Адольф-отец красовался в темно-синем деловом костюме и вытавлял напоказ темно-синий, аккуратнейшим образом завязанный галстук.

При дневном свете, по ближайшем рассмотрении, старик показался бы наиобычнейшим, безобиднейшим, неспособным обидеть мухи джентльменом, шагнувшим за рубеж пятидесяти лет. Ему требовались только стоячий накрахмаленный воротник и молитвенник, дабы сойти за мирного приходского священника, а не хищного ублюдка, содержавшего под началом паскудную шайку злопаскудных особей, приверженных тихому дамоубийству и подпольному кознодейству.

Эльфенбейны проследовали мимо, не повернув ни единой головы.

- Так точно. Адольф Эльфенбейн собственной персоной, - тихо произнесла Диана. - По крайности, соответствует описанию. И он сам, и отродье.

- Как тебя вообще втянули в эту историю, а?

- Не спрашивай: не услышишь нахальной лжи.

- Видишь ли, - пояснил я, - рано или поздно жизнь моя будет зависеть от надлежащей либо ненадлежащей реакции, тобою обнаруженной. И, само собою разумеется, я не прочь выяснить, с какой умалишенной мерзавкой связался в течение безумного дела, навязанного помраченным начальником. Справедливо?

Диана засмеялась.

- Хочешь верь, хочешь не верь, но причиной всему оказался нефтяной кризис.

- Поскольку предоставляешь выбор, выбираю. Не верю. Кризис, видишь ли, отменное неудобство - был, есть и останется таковым. Однако, нехватка бензина еще никого не заставляла ввязываться в дурацкую, насквозь нечестную международную авантюру, дабы награбить горючего для всех жаждущих кадиллаков и алчущих фордов. Уж во всяком разе, Хэнка Приста не заставила бы. Старые флотские служаки сплошь и рядом раздуваются от патриотизма, но не до подобной же степени...

- Если говорить откровенно. Шкипер мстит. Расплачивается за гибель жены. Ты не знал?

Нахмурившись, я отозвался:

- Полагаю, миссис Прист утонула во время лодочной, то есть, яхтенной прогулки. Так писали флоридские газеты.

- Франческа Прист захлебнулась потому, что их тридцатифутовой скорлупке - Хэнковой отраде и гордости - топлива не хватило. Именно когда женщина упала за борт, между прочим, двигатель и высосал последнюю каплю из баков. И Хэнк не смог двинуться вослед Франческе, уносимой течением прочь... Не отвечаю за навигационные подробности, но суть излагаю верно. Вообрази душевную травму, которую получил Прист! Провести на капитанском мостике почти всю жизнь - и лишиться близкого человека из-за невозможности маневрировать в нужную минуту. Вот и решил Шкипер, что впредь американские дамы не будут идти ко дну столь обидным образом. Даже если потребуется лично украсть нефтяное месторождение и собственноручно перегнать сырье в бензин.

- В солярку, если речь о яхте, - вставил я.

- Пожалуй. Как бы там ни было, Хэнк расчислил порядок действий и преподнес его кому-то в Вашингтоне. Бывший конгрессмен... Хорошо знает нужные нити и подергать за них умеет. А Вашингтон обретался в полнейшей панике, ибо на бензоколонках форменная революция творилась. Готовы были на что угодно согласиться, лишь бы положение поправить. В буквальном смысле - за что угодно. А касаемо почтения к законам - начхать им на законы, сам понимаешь, коли речь идет о бензине... Вот мы и околачиваемся в Норвегии. Великий Грабеж Нефтепромыслов.

- Для коего необходим Непревзойдённый Зигмундовский Сифон, - уточнил я. - Звучит-то как! Но что значит?

- Понятия не имею. Дело засекречено донельзя, мистер Хелм, и о Зигмундовском сифоне даже думать воспрещают: не дай Бог, поблизости сшивается телепат...

- Конечно, конечно, - сказал я. - Но вставляют сие замечательное приспособление прямо в нефтяную скважину, или уже в подводный трубопровод? Хитрая, наверно, штука. Тем паче, глубины тут немалые, несколько сот футов наберется... Но Северное море - прекрасное местечко для эдаких затей. Вечные штормы, туманы. Юркнул в сторону - и затерялся: ищи-свищи. Даже приличному танкеру нетрудно улизнуть без помех. Напряженным голосом Диана произнесла:

- Об этом действительно запрещено говорить, Мэтт. А посему смолкаю. Да и правда не знаю ничего больше... то есть, могу сообщить: Зигмундовский сифон изобрел бывший технический гений, пристрастившийся к бутылке и хватающийся за любую темную работу, предлагаемую по нефтяной части. Уже сотворил несколько устройств, каждое из которых само по себе драгоценность. А сифон, если Шкипер ничего не путает - вершина современной науки.

- Боги бессмертные, - сказал я. - Настоящий цирк, балаган дешевый! Пара сумасшедших ученых, таинственный магнат, прячущийся от людей подальше, психически травмированные жертвы бензинового кризиса...

- И еще субъект, именуемый Денисоном. Со всевозможной небрежностью я отозвался:

- Ах, да... Всеустрашающий мистер Денисон, подручный мистера Котко. Занесите в список... Но ты до сих пор не поведала, как и почему сюда попала, крошка.

- Я, пожалуй, тоже психически травмированная жертва кризиса... Впервые в жизни довелось по-настоящему призадуматься. По-настоящему. Прежде я лихо вертела педалями экологически безвредного десятискоростного велосипеда и спасала прекрасный мир от выхлопного газа, прилежно потрясая кулаком вослед отвратительным и смрадным лимузинам, проносившимся мимо. Только одно дело кататься на велосипеде по доброй охоте, а совсем иное - знать, что отныне и навеки будешь вынуждена красоваться на дурацком сиденьице и ногами орудовать...

С напускной печалью Диана покачала головой, удрученно вздохнула.

- И эта мысль ударила точно обухом. Я внезапно поняла, что всю жизнь твердила чужие фразы на попугайский манер; бессмысленно повторяла чужие мнения.

Рассуждала так, как считали нужным и достойным друзья-идеалисты... Разумеешь?

- Не поспеваю, - ответил я. - Прыти разумению не достает. Но продолжай.

- И вдруг, - произнесла Диана, - осознаю: мне все это не по вкусу! Делаю жуткое открытие: мне очень нравятся большие, удобные, быстрые автомобили! С ума сойду, если они сперва остановятся разом, а потом исчезнут начисто... И обнаруживаю, что мне жутко нравятся теплые, мягкие, красивые меха, и полностью плевать на судьбу маленьких беззащитных зверьков, с которых эти меха сдирают. Леопардов и тому подобных бедолаг... Допустим, леопарды и впрямь под угрозой полного истребления - но уж норкам-то, сдается, ничего не грозит! Плодятся как миленькие... И удостоверяюсь: в ушах навязли разговоры о милых несчастных морских котиках, убиваемых дубинками на островах Прибылова... Ты не потрясен?

- Я закаленный, - сказал я. - Выстою.

Следя, как дуэт Эльфенбейнов налегает на селедку, я решил: завтра попробую норвежскую рыбу. Когда-то пробовал - и уцелел. Стоит ли мчать по воздуху через Атлантику, чтобы и в Европе упитываться надоевшими дома яйцами с ветчиной?

- Последней каплей, - сообщила Диана, - сделались проныры, не удовлетворявшиеся заботой об окружающей среде и спасением животных. Эта публика спасала меня. Даже не спрашивая разрешения. Поняв, как дела обстоят, я взбесилась уже не на шутку. Ремни безопасности в автомашинах! Предупреждающие сирены в замках зажигания! Колымагу даже запустить нельзя, не будучи застрахованным от любых и всяких досадных случайностей... Автомобили предназначены для езды, верно? А ищешь покоя и тишины - сиди себе в четырех стенах. И вдобавок: если мне взбрело на ум прошибить головой ветровое стекло - что вам за печаль? Не суйте носов, куда не просят.

- Получается, ты вознамерилась прошибить головой ветровое стекло, дабы самоутвердиться и подергать излишне приставучих субъектов за длинные носы?

Диана расхохоталась.

- Недалеко от истины... Однажды в Вашингтоне, во время званого ужина, я повздорила со светской дамой, под началом коей служила в одном из достойных общественных комитетов. Дама советовала взглянуть на светлую сторону кризиса. Светлой стороной она числила то, что всем любителям быстрых машин, моторных лодок, снегомобилей и дальних странствий придется присмиреть - не чудесно ли, дорогая? - передразнила Диана. - И вообрази, старая сука просто упивалась такой чарующей перспективой! Ну, думаю, коль скоро это зовется идеализмом, забирайте его себе.

Прервав речь, Диана окинула взглядом гористое побережье, медленно тянувшееся за окнами.

- Что же дальше? - полюбопытствовал я. Девушка усмехнулась:

- Упомянутая дама чуть из вечернего платья не выскочила от возмущения, когда я сказала: двигатель внутреннего сгорания верой и правдой послужил человечеству. И, если намереваетесь похоронить его, хотя бы явите приличествующую скорбь, а не отплясывайте на могиле... Чувство юмора у подобных особей отсутствует начисто, и спор сделался яростным. Дама торжественно провозгласила меня презренной отступницей. А неподалеку слонялся впечатляюще мужественный, седовласый, обветренный субъект. И веселился от души, прислушиваясь к нашей перепалке. Наутро позвонил, представился бывшим флотским капитаном Генри Пристом. Любезно пригласил пообедать вместе. Предупредил, что нечистых умыслов не вынашивает, а с правительственного благословения создает некую хитрую организацию, где мне, судя по вчерашней стычке, самое место...

Передернув плечами, Диана закончила:

- Вот и все, пожалуй. Именно так и вышло. Я подсознательно мечтала о чем-то безумном, опасном, бросающем вызов обществу, балансирующем на последней грани законного - или преступающем ее. Хотелось, говоря фигурально, прополоскать рот после приторных речей, которыми я засоряла воздух долгие годы. А бурым пеликанам и белым носорогам придется какое-то время обходиться без моей поддержки... Я помогу похитить целую залежь вонючей, маслянистой, восхитительной нефти. И ремень безопасности впредь не пристегну даже под угрозой штрафа.

- Когда будем снимать приключенческий кинофильм, назовем его "Освобождение Дианы Лоуренс", - хмыкнул я.

Одно мгновение Диана глядела с обидой, потом положила мне на руку теплую узкую ладонь.

- Пожалуйста, - попросила она спокойно. - Пожалуйста, не высмеивай меня, дорогой. Не ерничай, иначе все испортишь, и крепко испортишь.

- Прости.

- Ведь и впрямь ужасно. Фальшивые насквозь олухи обитают в насквозь фальшивом мире, ими самими придуманном! Ручьи должны журчать подогретой дистиллированной водицей, ветер - веять чистейшим кислородом, без малейшей азотной примеси, а люди и животные - существовать бесконечно... Здесь же - настоящая жизнь. И ты - настоящий.

- Благодарствуйте, - сказал я сухо. - Если это комплимент, конечно...

- И смерть - настоящая. Поняла это ночью, пока сидела в каюте и ждала: - сейчас войдут и прикончат меня, как прикончили Эвелину - если не успею выстрелить первой... Было изумительно. Почему никто ни разу не разъяснил мне, что единственный способ ощущать себя живым - поистине живым - глядеть в лицо возможной гибели и спорить с нею? Никогда не испытывала такого подъема и прилива сил! Прежде меня опекали, берегли, а нынче все было ужасно и великолепно, и я не отдала бы этой ночи ни за какие коврижки.

Я выразительно постучал по столу согнутым пальцем.

С вызывающей, открытой, чисто мальчишеской улыбкой Диана легонько стиснула мою руку и отняла собственную:

- Верно говорят: рыбак рыбака видит издалека... Разумеется, она была совершенно права.

Глава 7