Последние дни лета всегда печальны.
      А чему радоваться-то? Лето вот-вот кончится, значит будет осень, учеба и дотянуть до следующих каникул – все равно, что пройти на четвереньках от Акватики до Места, Где Всегда Тепло…
      Так хором думали данюшки, сидя во дворе дома Затычки.
      Правда, Полосатик (из чувства справедливости) хотел, было, вступиться за осень и сказал:
      – Но зато осенью…
      Что может быть хорошего осенью, друзья так и не узнали: во двор вошел отец Затычки.
      – Сидите? – спросил он, оглядывая печальную троицу.
      – Сидим… – вздохнул Шустрик.
      – А чего кислые?
      – В школу завтра…
      – Так школа-то у вас отменяется, – улыбнулся отец Затычки.
      – Как отменяется? – вскочили друзья.
      – Разыгрываешь… – недоверчиво заметил Затычка, разочарованно вздыхая и опять садясь.
      – Нет. Еще месяц, как минимум, вам придется слоняться без дела к печали родителей.
      – Почему?
      – Ведь в вашей школе есть закуток, где разные зверюшки живут?
      – Да, – подтвердил Шустрик. – Школьный зверинец, малыши за своими питомцами ухаживают. Мы, когда в младших классах были, тоже там постоянно крутились.
      – Ну вот, в вашем школьном зверюшнике помимо прочих тварей муравьи в коробочке сидели. Их детишки сушеными яблоками кормили. А как каникулы начались, про них все забыли. Есть-то им надо, вот они из коробки и сбежали. И все лето питались деревом. Школа ведь запертая стояла, сторожа черным ходом ходили, ничего не замечали. А сегодня утром господин Директор решил по парадной лестнице в свой кабинет подняться, ну и рухнул вместе со ступеньками. Лестница насквозь изгрызена, только что с виду целая. А муравьи эти и не муравьи, а термиты с юга. В общем, подъели они вам парты, двери, рамы и прочее деревянное хозяйство. Господина Директора тетушка Гирошима травяными примочками лечит, а школу на ремонт закрыли. Хорошо хоть, что стены у нее каменные. Вот такие дела. А тебя, свет мой сын Затычка, последний раз по-хорошему предупреждаю: не таскай в дом всякую незнакомую живность, пока она бабушкин фамильный комод не съела. Я тебя тогда защищать не буду, сам перед ней оправдывайся!
      – Да ладно! – буркнул Затычка. – Вечно ты, пап, придираешься. Ну, принес змейку один раз, так что теперь всю жизнь попрекать?
      – Разумеется, не стоит, – подтвердил его отец, – а что бабушка, когда ее под веником нашла, полдня на кухонном столе просидела пока я домой не вернулся, это, конечно, мелочь.
      – Я ее дрессировать хотел! – с возмущением сказал Затычка. – Она бы у меня ручная стала, на свист бы приползала, любила бы меня, а вы ее выкинули!
      – Бабушка из деревни в гости к нам приезжает не для того, чтобы на столах от забав внучка спасаться! – так и не признал несомненную правоту сына отец. – Ладно, мне некогда, отложим продолжение этого разговора до вечера. У меня к вам предложение: меня завтра отправляют в Ньямагол с грамотой, можете отправиться вместе со мной. Поживете там недельки три как взрослые люди, город посмотрите, а потом я снова появлюсь и вас заберу. Все лучше, чем вам около школы слоняться и ремонту мешать. Подумайте.
      Он скрылся в доме, слышно было, как отец Затычки легко взбегает по лестнице на второй этаж.
      Предложение было заманчивым…
      Ведь Ньямагол – один из городов Союза Королевств, совершенно не похожий на остальные. (Впрочем, то же самое можно сказать и о Акватике, и об Аквилоне, и обо всех других.)
      Он лежит около Круглого Озера как раз там, где Неприступный Хребет, преграждающий путь на север из долины Мерона, резко заворачивает, пропуская путников на невысокое плато, преодолев которое можно добраться до Самых Северных Земель. Если, конечно, есть желание, силы и не страшат холода.
      В Ньямаголе собираются караваны, идущие в Самые Северные Земли. И он первый получает товары, которые оттуда везут купцы, начиная с лохматых меховых сапог и кончая ворванью.
      Городом правит веселая толстая Королева Ньяма.
      Если подвернулась возможность побывать в таком интересном месте, почему бы не воспользоваться удачей? Термиты ведь не каждый год съедают школьную лестницу и парты.
      Данюшки подумали, потом еще подумали, еще и еще…
      И решили отправиться вместе с отцом Затычки в Ньямагол.

      Ранним утром Шустрик, Полосатик и Затычка стояли у ворот Цитадели Акватики.
      Солнце еще не поднялось…
      Только темно-серое, булыжного цвета небо, на востоке незаметно становящееся желто-розовым, точно абрикосовое варенье, намекало, что скоро рассветет.
      Друзья поеживались от утреннего холода. Сейчас идея отправиться в Ньямагол не казалась им такой прекрасной, как вчера. Теплая кровать и прерванный на самом интересном месте сон выглядели куда заманчивее, чем далекий незнакомый город.
      Из Королевского Замка вышел отец Затычки и с ним другие Гонцы Акватики.
      У всех на груди висели небольшие кожаные сумки, на которых красной краской был оттиснут герб Города. В них Гонцы разносили документы.
      Гонцов сопровождал Начальник Караула Цитадели. Сегодня дежурила рота Черных Меченосцев, и Начальником Караула был их Капитан.
      Группа Гонцов во главе с Капитаном Черных Меченосцев легко шла по пустым улицам к Восточным Воротам.
      Данюшки скромно держались позади: ведь они пока с боку припека, к отцу Затычки можно будет присоединиться лишь за стенами Города, сейчас вмешиваться в древний ритуал отправления вестников никак нельзя.
      Полосатик шел и думал: неужели когда-нибудь настанет тот чудесный миг, когда и их будет сопровождать Начальник Караула, их, настоящих Гонцов Акватики, которые понесут грамоты и письма в самые дальние концы Союза Королевств? Как же, все-таки, до этого далеко… И как долго…
      Когда они достигли Ворот, взошло солнце.
      Начальник Караула сказал прощальные слова, отсалютовал Гонцам обнаженным мечом и ворота раскрылись.
      Разные дороги лежали перед Гонцами, у каждого был свой город в конце пути.
      Отец Затычки и трое друзей побежали навстречу солнцу по Нахоженному Тракту.

* * *

      …На взгляд данюшек, отец Затычки бежал непростительно медленно для Гонца. Раза в три тише, чем мог бы.
      – Ты чего, пап, как улитка ползешь? – удивился Затычка. – Прибавь ходу, так мы в Ньямагол к зиме попадем!
      – Милый ребенок, не учи отца жизни! – посоветовал сыну Гонец. – Давай договоримся так: я бегу, как я считаю нужным, а вы так, как хотите. Дорога одна, разминуться, мы не разминемся. А вечером поговорим.
      Вечером так вечером…
      Данюшки прибавили ходу и оставили отца Затычки далеко позади. Дорога кидалась им под ноги, и скоро Акватика исчезла из виду. Бежать было так легко!
      Они убегали вперед, потом возвращались к отцу Затычки, потом снова убегали, потом отставали от него, один раз даже ненадолго задержались в придорожном лесу, успев собрать там по две горсти сочных ягод. Потом снова догнали Гонца.
      Отец Затычки, не обращая на них внимания, продолжал бежать ровно, не меняя темпа.
      В полдень они остановились ненадолго перекусить. Сыр, хлеб, вода из ручья. Для обеда, конечно, маловато, но Гонцы в дороге днем почти не едят. С набитым животом не очень-то побегаешь.
      Во время привала, Полосатик внимательно разглядывал сумку с грамотами на груди отца Затычки.
      На его взгляд сумка была хорошая, добротно сделанная, но какая-то бедная. Неужели Город не мог снабдить Гонцов более представительными?
      – А почему герб на ней краской нанесен? – наконец не выдержал и спросил он отца Затычки.
      – А каким он должен быть? – заинтересовался тот.
      Полосатик пожал плечами.
      – Ну-у… ну хотя бы золотом или на худой конец серебром покрыт. Неужели Акватика не может золотой краски на несколько сумок найти?
      – При желании Город не только сумки, он и меня с головы до пят золотыми пятаками бы увешал, но не делает. Почему? – вопросом на вопрос ответил отец Затычки.
      – Да ты бежать не сможешь, – встрял Затычка, дожевавший сыр. – Ты, пап, и налегке-то не торопишься…
      – Будем считать, что последнюю фразу я пока не расслышал, – невозмутимо сказал отец Затычки. – Но ход твоих мыслей довольно верен. Меня не обвешивают золотыми монетами потому, что это не нужно, помеха делу. По такой же причине и сумки наши украшены не так блестяще, как хотелось бы вам, юнцам. Гонцы бывают в самых разных местах, бегают по самым разным дорогам. Это и так довольно рискованное занятие, зачем же подвергать их еще одной возможной опасности? Золотой блеск способен во многих сердцах возбудить желание завладеть дорогой вещью. Поэтому сделано так, чтобы возможным грабителям интерес остановить Гонца – был небольшой.
      – Но, а грамоты, которые он несет? – воскликнул Шустрик. – Ведь иногда они дороже денег!
      – Чаще всего промышляют на дорогах люди, которые и читать-то толком не умеют, зачем им какие-то бумаги? – с хрустом потянулся отец Затычки. – Да и грамоты, за которые кто-то может заплатить звонкой монетой, доставляют с особой охраной. То, что мы сейчас с вами несем, интересно только Королеве Ньяме, на них разбойничку и медяка не заработать. А красный герб Акватики на сумке Гонца предупреждает, что он, Гонец, представитель Города и Город своих людей в обиду не даст. Иногда это лучше любого пропуска и любой охраны. Вообще-то, Гонцов везде уважают, это тоже, наравне с риском, неотъемлемая часть нашего ремесла. Вы поели? Пора в путь.
      Данюшки легко вскочили и продолжили бег.
      Но, пробежав совсем немного, поняли, что теперь скорость, с которой бежит отец Затычки совсем не кажется им маленькой. И оторваться от него, как утром, они не могут.
      А скоро стало совсем тяжело.
      Утренний запал исчез, подобралась усталость. Поднимать ноги становилось тяжелее и тяжелее, словно кто-то невидимый с каждым шагом накладывал на плечи тяжелые свинцовые пластины.
      Теперь друзья плелись позади отца Затычки, а он, словно нарочно, продолжал бежать так же, как после выхода из Акватики, не быстрей и не медленней.
      А потом они и вовсе отстали.
      – Да-а, похоже, до станции нам сегодня засветло не добраться… – заметил отец Затычки, поджидая их в очередной раз. – Придется или в лесу ночевать, или последние лиги бежать в темноте.
      Данюшки промолчали. Даже Затычка. Сил говорить не было. Теперь-то они сообразили, что поспешили радоваться утром. Отец Затычки рассчитывал свои силы на целый день бега, поэтому и не торопился, а они, обрадовавшись, что бежать так легко, попусту растратили прыть. И ведь знали все это раньше, прекрасно знали, но когда дело дошло до настоящего путешествия, напрочь позабыли, поддавшись обманчивой легкости дороги.
      – Впредь наука… – тихо буркнул расстроившийся больше всех Полосатик.
      До места ночлега они добрались, когда в небе светила луна.

* * *

      …По всем крупным трактам Союза Королевств стояли домики для ночлега Гонцов.
      Они располагались один от другого на расстоянии пути, который преодолевал Гонец за день. (Если задание было очень важным, а Гонец легконогим, он мог пробежать за день и две станции, – то есть два обычных перехода.)
      Такие станции возникли давным-давно, со времени возникновения городов в долине Мерона. Уже тогда первые Гонцы стали мерить легкими ногами дороги новой родины пришельцев с юга, Младшего Народа Воды.
      Позже вокруг многих станций образовались поселения, с гостиницами и трактирами, которые привечали всех дорожных путников.

* * *

      Уже в темноте, оставив по правую руку Неминуемый Мост через Мерон, Гонцы достигли, наконец, станции и небольшой деревушки.
      Не чувствуя под собою ног, данюшки, еле прожевав предложенный ужин и сполоснувшись прохладной водой, рухнули на постели.
      Отец Затычки, бодрый, словно он не бежал целый день, а лежал в тенечке, задержался в общем зале, беседуя с другими Гонцами, которых свели дороги на этой станции.
      Оставался еще один день пути до Ньямагола. Недолгий, легкий и спокойный для Гонца маршрут.

      Данюшки учли урок предыдущего дня и поэтому в Ньямагол попали засветло.
      Как и Акватику, его окружали поля и деревни, кормившие город. Да и многие горожане держали сады и огороды, домашнюю живность, конюшни с перевертышами и панаками.
      Народу в Ньямаголе жило не больше, чем в Акватике, но раскинулся он куда шире. Городской страже приходилось проходить по крепостным стенам гораздо более длинное расстояние, обходя Ньямагол во время караульной службы.
      Через широкие ворота в Ньямагол вливался поток повозок и тележек, везущих осенние дары на городской рынок.
      Пешеходы держались правой стороны дороги, всадники левой, повозки тянулись посередине. Невдалеке такие же ворота выпускали людей из города.
      Гонцы из Акватики, ловко лавируя между пешими людьми, достигли впускающих ворот, где пришлось остановиться и подождать, пока стражники не разрешат войти – во всех городах Союза Королевств порядок был один.
      Наконец входная пошлина была уплачена (отца Затычки, как Гонца Акватики, впустили бесплатно, но трем мелким монеткам за данюшек пришлось со звоном упасть в подставленный мешок).
      После этого им открылся Ньямагол.
      Пока данюшки бежали по городу к дворцу Королевы Ньямы, они обратили внимание на первую бросающуюся в глаза достопримечательность города: ухоженные окошки.
      Похоже, каждый горожанин массу сил и времени отдавал тому, чтобы украсить свое выходящее на улицу окно глиняными горшками с яркими пахучими цветами, повесить на него белую кружевную занавеску, выставить на подоконник или зацепить за специальный крюк начищенную клетку с певчей птичкой. В каждом городе свои причуды…
      А так, город был очень даже похож на Акватику и к разочарованию данюшек ни громадных северных караванов, ни людей в лохматых меховых сапогах им на улицах не встретилось.
      Дворец Королевы Ньямы стоял в центре города на тихой, замощенной квадратными плитами площади с утиным прудом посередине и поражал обилием круглых разноцветных башенок.
      Зеленая, Желтая, Алая, Синяя, Серая, Вторая Желтая – у каждой было свое название по цвету стен. Все вместе походило на именинный торт.
      Во дворце тоже были окошки с занавесками, цветочками и птичками, наверное, он задавал моду в городе.
      Напротив дворца возвышалась серая строгая ратуша – здание, где заседал городской Совет или, по-другому, магистрат.
      Ни одной кружевной занавески на его узких высоких окнах не было. Смотреть на дворец Королевы было куда приятнее.
      Входов в ньямагольский дворец было не меньше, чем башен. Люди сновали около него, как муравьи у муравейника. Данюшки даже немного растерялись.
      Но отец Затычки привычно вошел во дворец через Алую Башню, чтобы сразу, без проволочек, попасть в канцелярию, где он должен был сдать грамоты из Акватики.
      Много времени это не заняло, и, скоро освободившись, он повел данюшек на верхние ярусы башни, где располагались комнаты для отдыха дальних Гонцов. Там им предстояло жить самостоятельно три недели до того момента, как отец Затычки снова появится в Ньямаголе.
      Данюшки заняли небольшую, но уютную комнатку, окно которой выходили как раз на площадь и ратушу.
      – Так, с ночлегом определились, а теперь пойдем знакомиться с Королевой. Носы высморкайте и волосы пригладьте! – скомандовал отец Затычки.
      Данюшки послушно пригладили вихры.
      Через коридоры и комнаты отец Затычки повел их в глубь забавного дворца.
      И внутри дворец тоже напоминал пирог: чем дальше они шли, тем вкуснее становились запахи чего-то жареного, пареного, вареного… Кухней, одним словом, пахло, да что там пахло, просто благоухало!
      – А ты знаешь, пап, куда идти? – недоверчиво спросил, принюхиваясь, Затычка.
      Против кухни он ничего не имел, но Королеве представиться хотелось раньше, чем ужинать.
      – Знаю, не волнуйся, – невозмутимый отец Затычки привел их прямиком на громадную кухню.
      Там царило оживление, пылали длинные печи, булькали на их плитах кастрюли и скворчали сковороды со снедью.
      Повара резали мясо и овощи, поварята чистили горы картошки, морковки, лука и чеснока, кто-то мешал закипающее молоко в кастрюле, чтобы не пригорело, а одному поваренку работа досталась и вовсе исключительная: он посыпал сахарной пудрой свежеиспеченный хворост, каждый раз не забывая хорошенько посыпать и собственный язык.
      А на отдельном столе ловко месила белое пушистое тесто толстая тетушка в лихо сбившейся набок короне.
      – Приветствую вас, Королева Ньяма! – почтительно обратился к ней отец Затычки.
      Королева подняла голову и широко заулыбалась:
      – А-а, гости из Акватики! Ну, здравствуйте, здравствуйте! Добро пожаловать в Ньямагол!
      Она вытерла испачканные мукой руки о фартук, привычно поправила пышно взбитые вверх волосы и вернула корону в нормальное положение.
      – Тесто сегодня подошло раньше, чем я думала, – просто объяснила она, снимая передник.
      Добродушное лицо Королевы Ньямы с дюжиной подбородков было малиновым от кухонного жара.
      – Голодные, наверное, – даже не спросила, а сделала вывод она, глянув на юных Гонцов и не успели данюшки рта раскрыть, как оказались за огромным обеденным столом, стоявшим тут же, в кухне.
      Поварята принялись уставлять стол блюдами со всем, чем могла похвастаться Королевская Кухня Ньямагола.
      Друзья без особых разговоров принялись за еду.
      Странно, конечно, думали данюшки, что Королева сама месит тесто для пирогов, но чужие обычаи не всегда понятны. Может, в Ньямаголе только так и принято? Затычка хотел спросить, потом раздумал: попадешь еще впросак, поварята на смех поднимут, а время все узнать у них, данюшек, будет.
      Отец Затычки уплетал за обе щеки почище данюшек, но что самое интересное, не отставала и Королева Ньяма, тоже севшая с гостями за стол. К концу незапланированного ужина она управилась с куда большим количеством еды, чем все четверо Гонцов из Акватики.
      – Госпожа Ньяма, я оставлю у вас ребятишек недельки на три? – попросил отец Затычки. – Хочу, чтобы город ваш посмотрели.
      – Да пускай остаются хоть на месяц, места, что ли, нет! – кивнула Королева Ньяма, хрустя хворостом. – Я их подкормлю немного, – мечтательно добавила она, слизывая сахарную пудру с растопыренных пальцев, – а то совсем тощие, смотреть страшно!
      Затычка тихонько фыркнул, представив, как бесподобно они трое будут выглядеть, откормленные Королевой Ньямой.
      Как пончики.

      Отец Затычки покинул Ньямагол на следующее утро, унося в Акватику очередную порцию грамот.
      Данюшки остались осваивать новый город и дворец Королевы Ньямы.
      Очень скоро они выяснили, что город полон интересных мест, для караванов отведен специальный Караванный Двор, а в пряничном дворце вся жизнь сосредоточена на шумной кухне.
      В парадных залах, там, где высокие троны, пышные знамена, строгие портреты и мраморные колонны – тихо и безлюдно, туда даже муху не заманишь, разве что одинокая моль заберется пожевать горностаевую мантию Королевы, накинутую на пустой трон.
      Вечерами данюшки сидели на подоконнике своей комнаты и смотрели на площадь.
      Из дворца и из ратуши выходили люди, и было видно, что завсегдатаи дворца заметно отличаются от завсегдатаев ратуши.
      Те, кто посещал ратушу, были серьезные, неулыбчивые и большей частью довольно худые люди, а те, кто частенько наведывался во дворец, лоснились, словно сдобные булочки.
      Очень скоро друзья поняли, почему так происходит: Королева Ньяма серьезно взялась и за них.
      Не успевали они позавтракать, как им предлагали попить чаю, то есть, если называть вещи своими именами, съесть такое же количество плюшек, булочек и сладких пирожков, как час назад.
      Не успевали они опомниться от оглушающего чая, как приходило время убойного обеда.
      Только на королевской кухне вымывали последнюю тарелку после обеда, наступало время полдника, пока неторопливо полдничали, день склонялся к вечеру, и, кажется, сам Великий Торакатум искушающе шептал: “ пора ужинать…”
      А чтобы в промежутках между приемами пищи гости из Акватики, (упаси Хранители Королевской Кухни от такой беды!) не упали в голодный обморок, в комнате данюшек стояло громадное блюдо, ну просто пузатый тазик на подогнувшихся ножках, доверху наполненный сладким хрустящим хворостом, чей запас постоянно пополнялся свежевыпеченной порцией.
      Друзья начинали жевать с утра и прекращали поздним вечером. И многочисленные посетители дворца тоже.
      Королева Ньяма не только любила сама поесть, но и обожала кормить всех, кто попадал в ее поле зрения.
      А кто покушать не любил, решать дела ходил в ратушу.

* * *

      Как-то утром они завтракали в обществе Королевы Ньямы. Для нее этот завтрак был всего лишь третьим по счету.
      В кухню вошел высокий человек. Лицо у него было усталым и грязным, одежда в пыли.
      – Королева, их не удалось остановить… – хрипло сказал он.
      Кого не удалось, где не удалось, почему не удалось, – ничего не поняли данюшки.
      Но глаза у Королевы Ньямы из веселых сразу стали грустными, как у тяжело больного человека.
      – Магистрат знает? – вздохнув, спросила она.
      – Разумеется. Они выслали новое подкрепление.
      – Подожди-ка.
      Тяжело ступая и шурша на каждом шагу многослойными шелковыми юбками, Королева Ньяма вышла.
      Вскоре она вернулась с толстым, потрепанным по краям рулоном.
      Безжалостно сдвинув на край стола чашки, ложки и тарелки, она расстелила рулон, оказавшийся картой Ньямагола.
      Все в кухне, включая поварят, молча столпились вокруг стола, глядя на карту. Там были нанесены земли Ньямагола и сама столица в центре.
      Данюшки заметили, что в юго-восточной части карты на некоторых квадратах и прямоугольниках чернели тревожные крестики.
      Высокий человек пальцем с обломанным ногтем принялся указывать на новые квадраты: