– А вот мне рыжие не нравятся! – независимо заявила Жаккетта. – Ну, ни капельки!
– И зря. От нас женщины без ума.
– Вот и иди к своим женщинам! – посоветовала вспыхнувшая Жаккетта.
Она опять разозлилась и на рыжего, издевающегося над ней, и на себя за то, что ввязалась в разговор.
– Не хочу! – сказал рыжий. – Мне и тут неплохо.
Жаккетта прикрыла забывшуюся сном Жанну, положила ее рубашку рядом с платьем и задумалась, что же делать дальше. Позавтракать они уже успели перед тем, как отправились на поиски госпожи. Обедать еще рано. Идти куда-нибудь не хочется. Сидеть здесь без дела – тоже.
– Шутки в сторону, – сказал над ее ухом рыжий. – Предлагаю еще поспать. Лично для меня ночь была непростительно короткой.
Вот что хочется, поспать!
Рыжий угадал смутное желание Жаккетты.
– Ладно, у меня тоже глаза закрываются! – сказала Жаккетта.
В комнате Жанны, как и в комнатах, которые занимали Жаккетта и рыжий, было две двери. Одна дверь выводила в коридор, а другая в смежную комнату, где поселилась Жаккетта.
Жаккетта заперла дверь, ведущую в коридор, и вслед за рыжим вышла из комнаты госпожи. Рыжий через смежную дверь ушел в свою комнату, а Жаккетта, убедившись, что госпожа спит, прикрыла дверь, разделась и нырнула в свою кровать, чувствуя, как радуется чистое тело свежим простыням.
Глаза ее закрылись, и она сразу уснула, даже во сне чувствуя радость оттого, что спит не на тюфячке на полу, не на дне лодки, а в самой настоящей кровати.
Но прошло совсем немного времени, и она проснулась, потому что кто-то сел на край ее кровати. Ну кто? Рыжий, конечно.
– Тебе чего? – недружелюбно спросила Жаккетта.
– Двигайся! – сказал рыжий. – Уговор ведь был поспать. Я сейчас приду.
И ушел в свою комнату.
Жаккетта стрелой вылетела из кровати и, как была голая, кинулась к двери. Заперла ее на крюк и для надежности еще прислонилась спиной.
Рыжий толкнул дверь с той стороны. Дверь не открывалась, он толкнул еще сильнее.
Жаккетта уперлась пятками в пол и превратилась в несокрушимую подпорку. Толчки с той стороны прекратились.
Но не успела Жаккетта ни огорчиться, ни обрадоваться, как открылась дверь в коридор, про которую она совсем забыла. Невозмутимый рыжий появился на пороге со своей обычной улыбкой на устах и пузатой бутылкой вина в руке. —
– Очень мило с твоей стороны, что ты уступила мне всю кровать, – заметил он. – Но это излишне, мне вполне хватит и половины. Я, признаться, давно ломал голову, светлые у тебя волосы при синих глазах или темные? Фатима могла тебе так голову выкрасить, что мама родная не догадалась бы о настоящем цвете волос. Теперь вижу, что темные.
Жаккетта, которой показалось, что от смеси стыда, ярости и возмущения ее уши стали не просто красными, а огненно – алыми, отлепилась от двери и демонстративно выпрямившись, прошла к кровати.
– Буду спать, хоть ты тресни! – заявила она, забираясь на постель.
– Спи, моя радость, кто же тебе не дает! – отозвался рыжий. – А ты не хочешь убедиться, что я не крашеный?
– Не хочу! – отрезала Жаккетта, поворачиваясь спиной.
– А жаль!
Судя по звукам, рыжий бесцеремонно раздевался. Жаккетте до ужаса хотелось повернуться и глянуть хоть одним глазком, но она держалась.
– Спокойной ночи, звезда гарема!
Рыжий тоже очутился в кровати. Большой и горячий.
Жаккетте стало так хорошо, что она чуть не замурлыкала от счастья. Но вспомнив, что она ненавидит пирата, Жаккетта принялась молча выпихивать его спиной и попой. С ужасом думая, а вдруг, и правда, упадет, обидится и уйдет?
Как же, скорее кровать бы упала, чем рыжий отодвинулся на длину хоть трех овсяных зерен!
– Маленькая моя, я тебя тоже очень хочу! – заявил он. – Но не атакуй меня так сразу. Дай согреться.
Жаккетта попыталась пихнуть его локтем. Это было стратегической ошибкой. Одна рука у нее была прижата телом, вторую рыжий тут же обезвредил, после чего начал беспрепятственно изучать Жаккетту от коленок до макушки.
Жаккетта таяла от наслаждения, не забывая для порядка отбрыкиваться.
– Не женщина, а какой-то брыкучий мул, – заявил рыжий. – Ну скажи хоть словечко.
– Дурак!!! – сказала словечко Жаккетта.
Бес противоречия, крепко сидевший в ней, победил расслабившееся тело. Она вспомнила, что рыжий всю дорогу насмехался над ней, называя то птичкой, то рыбкой, то еще бог знает кем. И вообще, она его ненавидит на всю жизнь, особенно за то, что грудь гладить перестал!
– Придется целовать! – вздохнул рыжий и развернул ее лицом к себе. – В воспитательных целях.
Жаккетта уткнулась лбом в его гладкую, безволосую грудь. И подумала, что шейх-то был куда шерстистей.
– Подними личико! – попросил мягко рыжий.
– А целовать не будешь? – спросила Жаккетта, поднимая лицо.
– Конечно, буду! – утешил ее рыжий.
А целовался-то он, пожалуй, даже лучше мессира Марчелло…
Удивленная этим открытием, Жаккетта даже перестала дергаться.
– Ну что, как выражаются наши флорентийские друзья, спустим моего сокола на твою горлинку? – предложил рыжий.
«В жизни не встречала человека, который бы столько болтал!» – подумала Жаккетта и решительно заявила:
– Никогда!
– Да? – удивился рыжий, – А зачем же ты тогда ерзаешь по моему бедру? Лепестки помнешь. Есть же более естественный способ.
– Ненавижу тебя! – всхлипнула Жаккетта. – Что ты надо мной издеваешься?!
– Так, мы опять сворачиваем на старую дорожку! – сказал рыжий, и, отбросив все слова, наконец-то занялся Жаккеттой всерьез.
Такой оборот дела Жаккетте очень понравился.
Нет глупых вопросов, на которые надо давать глупые ответы. Есть ты и он, и хочется раскрыться, принять его и хоть на несколько мгновений стать единым целым в странном, дергающем душу и тело сгустке времени, принимая чужой напор и подчиняясь ему, уносясь неизвестно куда, в сладко-горькое ничто, где остро пульсирует счастье…
Сколько прошло времени – так и осталось тайной в веках. Несколько миллионов лет наверняка. Во всяком случае, до конца света и страшного суда стало значительно ближе.
«Вот и заступничество святой Бриджитты кончилось… – думала Жаккетта под аккомпанемент ровного дыхания рыжего. – Надо новую покровительницу искать. Кюре говорил по этому, как его, алфавиту иди. А кто там следующий, и не упомнишь. Надо будет спросить.
А все-таки обидно. В романах госпожи Жанны кавалеры пока даме тысячу раз в любви не объяснятся, и подойти не смеют. А здесь хоть копье к горлу приставь, ни один вразумительно про любовь не скажет, чтобы было конкретно, ясно и понятно: я тебя люблю. Коротко и ясно. А если и скажет, то наврет. Госпожа Жанна своего Марина небось и близко не подпускала, пока он все, что положено, не указал. И что? Там он был от нее без ума, а здесь, видно, хозяйство, то да се. Вот она и рыдала. И что теперь дальше будет, ни Пресвятой Деве, ни Аллаху неизвестно…»
– Да, маленькая, совсем забыл! – сообщил ей проснувшийся рыжий. – Если ты хочешь услышать, то я тебя люблю.
– А ну пошел отсюда! – разъярилась Жаккетта. – Ничего я слышать не хочу!
– Опять за старое… – потянулся рыжий. Кровать хрустнула.
– Уматывай! – категорически сказала Жаккетта. – Получил, что хотел, – и уходи. Не надо мне твоих одолжений!
– Почему одолжений? – поинтересовался рыжий и достал из-под кровати бутыль. – Разве такая роскошная женщина, как выяснилось, очень в постели горячая, не достойна любви?
Жаккетта задумалась: опять издевается или хоть капельку правды сказал?
Рыжий терпеливо ждал ее ответа.
– Когда любят, так не говорят! – заявила она наконец.
– А как говорят?
– Не так! – отрезала Жаккетта. – Так, как ты сказал люблю, про миску каши говорят.
– Да, я не прав! – согласился рыжий. – Тут не миской каши, а целым котлом пахнет!
– Я тебя укушу! – пригрозила Жаккетта.
– За что? – удивился рыжий.
– За шею! – рявкнула Жаккетта.
– Моя маленькая зубастая рыбка проголодалась, – сделал вывод рыжий. – Спешу за обедом. Любишь псито?
– Что?
– Это местная вкуснятина. Тушат мясо с зеленой фасолью. По глазам вижу, что уже, любишь.
Он поставил бутыль на пол, оделся и вышел в коридор.
«Одно слово – рыжий! – махнула рукой Жаккетта. – Такого не переспоришь!»
Повинуясь чувству долга, она тоже оделась и пошла посмотреть госпожу.
Жанна спала. В этот день она так и не проснулась.
Глава XXIX
Ночью в новолуние вода в заливах была совсем черной, как дорогой бархат. Черные кипарисы стояли на темном острове над черной водой и протыкали макушками звездное небо.
Оставив спящую Жанну в гостинице, рыжий, не давая Жаккетте опомниться и толком переварить хваленое псито, увлек ее на ночное купание. В ту же бухточку, где рыдала утром Жанна.
Летняя вода была теплой и затягивающе мягкой. Теплыми были и нагретые за день прибрежные камни.
Рыжий моментально скинул всю одежду и, фыркая как дельфин, сразу же уплыл в неизвестность по черной воде, оставив Жаккетту на берегу.
Жаккетта, не торопясь, разделась и с недоверием вошла в ночную бездонную воду. Плавала она почти никак – то есть при большом желании выплыла бы, но плавать ради удовольствия было не по ней. Расположившись на мелководье, чувствуя, как мелкие рыбешки легко тыкаются в ее ноги, Жаккетта сидела и с упоением хлопала по водному бархату ладонями, разбивая в мелкие брызги морскую гладь. По ее меркам, это было купание в полную силу.
Вдруг кто-то схватил ее за ногу и дернул. Жаккетта с головой окунулась в воду.
– Нечестно! – завопила она, отплевываясь, вынырнувшему рыжему.
Мокрый, он тоже смотрелся неплохо. Вода стекала по широким плечам и рельефной груди, волосы смешно прилипли ко лбу.
– Ты почему не плаваешь? – требовательно спросил рыжий.
– Не умею я… – нехотя призналась Жаккетта.
– Ничего себе, аквитанка! Да ты должна свой Галльский океан вплавь перемахивать! – возмутился рыжий.
– Я и моря-то не видела толком! – защищалась Жаккетта. – Мы от него далеко. Да и зачем мне плавать?
– Учить тебя сейчас смысла нет! – решил рыжий. – Такая ночь пропадет! Держись за мои плечи!
Жаккетта вцепилась в плечи рыжего, и он поплыл на глубину, легко удерживаясь на поверхности воды вместе с дополнительной нагрузкой.
Жаккетте хотелось визжать от восторга и ужаса. Руки рыжего легко и неторопливо раздвигали воду, и остров становился все дальше. Темные пики кипарисов уменьшались.
– Ой, так мы обратно в Африку уплывем! – крикнула Жаккетта в ухо рыжему.
– Боишься? – спросил тот.
– Боюсь! – призналась Жаккетта. – Вдруг кто-то снизу выплывет и как укусит!
– Не бойся, если это кто и будет, так только такой же любитель приключений, как и мы! Рыбам ты не нужна!
– А мне все равно, кто это будет! – возмутилась Жаккетта.
– Теперь сама плыви!
Такой подлости от рыжего Жаккетта не ожидала. Не успела она и охнуть, как он рывком высвободился из ее рук и нырнул.
Жаккетта с отчаянием замолотила руками по воде, поднимая тучу брызг и чувствуя, что погружается все глубже. Звезды качались перед глазами. Жуткая пустота подстерегала внизу.
Когда на поверхности осталось только ее лицо, рыжий вынырнул и опять подставил плечи. Жаккетта в изнеможении вцепилась в них, радуясь, что опять обрела опору посреди зыбкой воды.
– Да-а, плаваешь ты – как якорь! – сделал вывод рыжий. – Поворачиваем к берегу.
На мелководье Жаккетта немного ожила. Почувствовав, что достает дно ногами, она осмелела и даже отпустила плечи рыжего, делая вид, что плывет сама. На самом деле Жаккетта отталкивалась носками от грунта.
Рыжий с упоением нырял. Жаккетта никак не могла угадать, где в следующий раз появится его голова.
– Хочешь прокатиться на дельфине? – неожиданно предложил рыжий.
– Это как?
– Садись!
Жаккетта осторожно села ему на спину, рыжий нырнул и поплыл под водой. Жаккетта, изо всех сил сжимая бедрами талию пловца, с визгом неслась по морю, разрезая волны грудью. И в конце концов с шумом слетела со скользкой спины.
– Хороший дельфин? – крикнул рыжий, выныривая.
– Замечательный! – призналась Жаккетта.
Они еще немного поплескались на мелководье. Рыжий научил Жаккетту лежать на спине и не тонуть. И выбрались на берег.
– Только предупреждаю, что любить тебя здесь, на песочке, я не буду! – заявил рыжий, одеваясь.
– Почему? – вырвалось у Жаккетты, которая, грешными делом, на это и рассчитывала.
– Ну, во-первых, твоя кровать куда мягче. А во – вторых, нас давно ждет ужин.
Жаккетта, выжимая мокрые волосы, молча кивнула. Пусть так.
Кровать была мягче прибрежного песка, это ее и сгубило. Ей пришлось скрипеть большую часть ночи. Хотя, как всякой кровати, стоящей в гостинице, ей пришлось много чего испытать.
А Жаккетту сгубила репутация хозяина и желание пообщаться с мужчиной в привычном положении, достоинства которого (положения) она отстаивала в споре с Абдуллой.
Хозяин дорожил своей репутацией владельца лучшей гостиницы от Пафоса до Лимасола и постелил постояльцам новенькие жесткие простыни. А мужчина был достаточно резвым и тяжелым. Жаккётта стерла спину почти до крови. Остаток ночи пришлось спать на животе. Рыжий во сне держал Жаккетту за руку, словно боялся, что она сбежит.
На следующее утро к Жанне пришел лекарь. В маленькой фетровой шапочке и длинном суконном одеянии с широкими рукавами, безошибочно указывающем на его профессию.
Надо заметить, его никто не приглашал. Похвальную инициативу проявил владелец гостиницы, медленно жарившийся на огне своего любопытства. Лекарь был его родным братом.
– Приветствую вас, господа! – заявил лекарь удивленно уставившимся на нежданного. визитера Жаккетте и рыжему. – Я пришел справиться о здоровье путешествующей дамы.
Жаккётта стала прикидывать, во сколько обойдется им этот визит и не послать ли лекаря подальше, ведь рано или поздно госпожа сама проснется, куда она денется?
Но рыжий решил по-другому.
– Да, дама занемогла. Жаккётта, ты отведешь доктора к госпоже?
Жаккётта рассудила, что раз рыжему денег не жалко, пусть лекарь смотрит – госпожу Жанну сколько влезет. Только глаза у почтенного представителя медицины чересчур любопытные.
– Пойдемте! – коротко сказала она. Жанна спала.
Лекарь принялся осматривать ее, попутно расспрашивая Жаккетту.
– Вы с госпожой приехали на Кипр погостить?
– Нет! – отрезала Жаккётта.
– Как, разве у госпожи здесь нет никого знакомых?
– Нет у госпожи здесь никого знакомых! – упрямо сказала Жаккётта. – Она по святым местам путешествует, где ее предки воевали.
– О, как интересно! – пробурчал врач. – А, ты, дитя мое, христианка?
– Конечно! А что одежда мусульманская, так то не моя вина! – почувствовала подвох Жаккётта. – В такой переплет попали, еле выбрались! Господин Жан нас вытащил! – мотнула она головой в сторону рыжего, который с невозмутимым видом слушал ее вранье. – Госпожа даже лик Пресвятой Девы вышивать начала в благодарность за спасение!
Жаккётта не поленилась, достала рукоделие Жанны и ткнула под нос лекарю.
– Все свое ношу с собой, – глубокомысленно сказал врач.
– Чего? – обиделась Жаккетта.
– Смотря на больных, наши глаза и сами заболевают, – объяснил лекарь. – Просто чудо, что все так хорошо кончилось. Теперь понятно, почему дама слегла. Она ведь почувствовала себя плохо на прогулке? По дороге, ведущей мимо поместья наших крупнейших землевладельцев Фальеров?
– Уж не знаю, куда ведущей, а только на той дороге дедушка госпожи, когда в походе за веру был, чуть было жизни не лишился, а Господь его спас. С той поры он завещал своим потомкам, кто на Кипр попадет, вознести в том месте благодарственную молитву за свое чудесное спасение! – поведала лекарю Жаккетта. – Вот госпожа и пошла, да только не надо было ей ходить, а надо было сил набраться.
– В свое время и в своем месте, – сделал вид, что поверил, лекарь.
– Правильно, все как вы говорите! – подтвердила Жаккетта.
Лекарь понял, что выведать интересующие его подробности, кроме бесконечной истории про благочестивую госпожу и ее героического дедушку, у камеристки вряд ли удается. Он скосил глаза на рыжего господина Жана и понял, что лишние вопросы приведут только к неприятностям. Но знать правду так хотелось…
Поэтому он нагнал побольше морщин на лоб и категорически заявил:
– Госпожа серьезнейшим образом больна. Лечение может продлиться несколько недель, и больной даме совсем не место на постоянном дворе. Я предлагаю перевезти ее в мой дом, где она будет иметь постоянный присмотр. Иначе за ее жизнь я не поручусь. Очевидное не нуждается в доказательствах!
– А в чем, собственно, дело? – открыла глаза Жанна.
Она смотрела на мир и окружающих ее людей очень недружелюбно, но вполне осознанно.
– Доктор говорит, вы помрете скоро! – сообщила ей последние новости Жаккетта. —
– Я так не говорил, дитя мое! – возмутился лекарь. – Мы все очень рады, что вы очнулись, но во избежание нежелательных осложнений вам лучше побыть неделю под присмотром человека, чей долг в этом мире – врачевать людей.
– Спасибо, доктор, но я здорова! – процедила Жанна. – Очень приятно было с вами познакомится. Извините, я должна одеться.
Лекарь, разочарованный, что спасти даму от неминуемой смерти в силу ее упрямства не удастся и узнать про нее побольше, соответственно, тоже, ушел.
– Жаккетта, рубашку подай! – хмуро сказала Жанна.
– Поскольку в последнее время Я решил, на случай, если пиратством прокормить себя не удастся, овладеть новым ремеслом прислужника прекрасным дамам, то принимаю на себя тяжкий труд по доставке завтрака! – сообщил рыжий и удалился.
Жаккетта принялась одевать госпожу.
– Ну и какие у вас теперь планы? – спросил рыжий Жанну, когда она поела.
– Купить новые платья! – заявила Жанна.
– Хорошо, – пожал плечами рыжий. – Едем в Лимасол. Какие проблемы…
– На «Бирюзе»? – спросила Жаккетта.
– На «Бирюзе»! – подтвердил рыжий. Стоявшая в бухточке в укромном месте «Бирюза» опять приняла на свой борт трех беглецов, распустила небесный парус и навсегда унесла Жанну от разбившейся вдребезги мечты.
Марин Фальер был немного раздосадован, что Жанна загадочно появилась и загадочно исчезла, но в целом был рад, что она не стала задерживаться. Бретань это Бретань, а Кипр это Кипр. Здесь дом, и правила игры здесь совсем другие. Молодому неженатому человеку совсем незачем компрометировать себя романтическими встречами с молодой красивой дамой матушками потенциальных невест. Будет новое – будут новые хорошенькие и ласковые женщины. Только одно непонятно, причем тут восемь детей?
Глава XXX
Лимасол встретил их шумом и гамом. Как обычный портовый город. Над невысокими черепичными крышами домов возвышались византийские храмы, готические здания и минареты. Стиснутые поясом крепостных стен, узкие ул9чки змеились и переплетались, хвастаясь одна перед другой своими лавочками и мастерскими.
Рыжий уверенно повел девушек в лавку, торгующую тканями и готовым платьем.
Конечно, купить готовое платье – совсем не то, что сшить, его на заказ, не торопясь, наслаждаясь бесконечными, радующими душу примерками. Но Жанна хотела срочно купить новые платья по двум причинам. Во-первых, она возненавидела свое золотистое платье, которое явилось немым свидетелем крушения ее надежд, а во-вторых, не могла больше без содрогания смотреть на восточный наряд Жаккетты. Слава Господу, они больше не в мусульманском плену и пора вернуть себе и камеристке нормальный вид.
Для этого пришлось продать ювелиру в одной из лавочек Лимасола серьги, так долго ждавшие своего звездного часа в складках нижней юбки. Впрочем, Жанна и так рассчитывала обратить их в наличность для расходов.
… Оказывается, они совсем отвыкли от городской толчеи. Все воспринималось по-новому, и шум разноязыкой толпы, и звон колоколов на церквях. Жаккетта поймала себя на мысли, что, увидев минарет, обрадовалась ему, как знакомому. Восток все еще цепко держал ее крашенными хной пальцами.
Жаккетта была и рада, и не рада, что получала новое платье. С одной стороны, кто же не будете радоваться обновке? Но, с другой стороны, вдруг рыжий, больше любит женщин в восточных одеждах?
В тон своему настроению Жанна выбрала темно-синее, почти ничем не украшенное платье. В тон же настроению был почти черный плащ с капюшоном.
«Теперь я похожа на монашку! – с мрачной удовлетворенностью подумала Жанна. – Так мне и надо!»
Жаккетта получила рубашку, юбку и скромное темно-коричневое платье.
Приведя таким образом внешний облик в соответствие с царящим в душе трауром, Жанна неожиданно чуть приободрилась. Она представила, как придет в гостиницу, снимет старое платье, наденет новое и вместе с ним наденет новую жизнь. Такие думы чуть-чуть развлекали, заполняя пустоту в душе.
Жаккетта рассматривала разложенное на прилавке новое платье и чувствовала, что ей оно не очень нравится. От этого платья за версту веяло благочестивостью, скромностью и прочими похвальными вещами…
Госпоже хорошо, ее кавалер бросил, теперь она может позволить себе быть унылой, как мельничный жернов. А у нее, Жаккетты, все наоборот… Только-только захотелось ради одного человека стать самой красивой на земле… А попробуй быть даже просто хорошенькой в таком платье.
– У платья есть одно громадное достоинство… – шепнул ей на ухо рыжий, как обычно, читающий мысли на лету. – Если ты будешь в нем, я буду испытывать жгучее желание поскорее стянуть его с тебя. Пока я помню, какая ты голая, никакое платье не повредит тебе в моих глазах:
Жаккетта фыркнула, но платье забрала. Раз дело обстоит таким образом, то можно походить и в темно-коричневом. Недолго.
Торговец упаковал их покупки.
Покинув лавку, Жанна, Жаккетта и рыжий, не торопясь, пошли по улочке, направляясь к центру, чтобы найти там гостиницу и решить, наконец, что же делать дальше.
Ну и помимо этого глобального вопроса рыжий намеревался получше запомнить Жаккетту в обнаженном виде, чтобы платье действительно никому не повредило. Жаккетта, увидев, что госпожа находится в относительно ровном расположении духа, решилась задать волнующий ее вопрос.
– Госпожа Жанна, а какая святая за Бриджиттой Шведской по этому… алфавиту идет?
Но Жанне не хотелось выныривать из пучин своего горя, вспоминать святых, алфавит и прочие глупости.
– Спроси у господина Жана! – отмахнулась она.
Посвящать рыжего в свои проблемы Жаккетта совсем не хотела. Еще чего, будет смеяться и свои ехидные вопросы задавать!
Но он уже услышал слова Жанны и вцепился в Жаккетту как репей.
– Я весь к твоим услугам.
– Мне нужна святая, которая за Бриджиттой Шведской идет… – нехотя выдавила из себя Жаккетта.
– Святые – это не борзые или гончие, чтобы их по алфавиту выбирать, – резонно заметил рыжий. – Каждая святая своими делами занимается. И вообще, зачем тебе святая?
– Чтобы такие, как ты; за попу не щипали! – отрезала Жаккетта, страшно злая, что вообще раскрыла рот на общее посмешище.
– А что, проблема приняла такие большие размеры? – поинтересовался рыжий.
– Громадные!
– И давно?
– Всегда!
– Понятно. Ничего удивительного при таких-то талантах. А святая-то зачем?
– Ограждать!
– Тогда молись Екатерине Александрийской, – невозмутимо посоветовал рыжий. – Она, как женщина ученая, конечно, должна относиться к подобным глупостям с негодованием и будет ограждать на всю катушку. Ведь она покровительствует девочкам, хотя ты для ее покровительства, наверное, уже старовата.
– Я тебя убью! – заявила Жаккетта.
Неизвестно, куда завел бы этот разговор, но в конце улочки показался маленький человечек, важно вышагивающий, несмотря на жару, в длинном суконном одеянии. С левой стороны в одеянии была прорезь, в которую виднелась рукоять кинжала или небольшого меча. Его сопровождали три городских стражника.
У Жаккетты почему-то появилась уверенность, что идут они к ним. Рыжий тоже заметил четверку и сказал:
– Милые дамы, разрешите откланяться. Как ни печально, но, боюсь, наше совместное путешествие прерывается по не зависящим от меня причинам. Надеюсь на следующую встречу, которая состоится несмотря ни на что, хотя не знаю, когда. Маленькая, я обязательно подумаю над твоей проблемой!
Затем спокойно пошел в противоположную сторону. Жанна с Жаккеттой в растерянности замерли. Человечек, увидев, что рыжий удаляется, крикнул:
– Держи его!
Стражники кинулись за рыжим. Но он резко набрал скорость и скрылся в одном из проулков, оставив преследователей ни с чем.
Жаккетта с тоской смотрела, как он убегает.
Вот и еще один исчез из ее жизни. Грустно. Только начала теплиться надежда, что просыпаясь по ночам, можно будет слушать мерное биение другого сердца и засыпать, прижавшись щекой к широкой ладони. Но все вернулось на круги своя. Беги, рыжий, беги… Только верни кусок души, что прихватил с собой.
Не вернул. Опять будет щемить сердце, как тогда в порту Нанта, от обиды, досады и еще чего-то, чему нет названия.
Тем временем человечек подбежал к застывшим девицам и заявил:
– Вы задерживаетесь, как сообщницы опаснейшего пирата!
Глаза у Жанны полыхнули от удовольствия, что можно наконец-то, разрядиться в страшном скандале.
– Это вы мне говорите? – процедила она, глядя на человечка сверху вниз. – Мне, Жанне де Монпеза, вдове герцога де Барруа, фрейлине герцогини Бретонской?! Вы в своем уме?!
– А что делает вдова герцога в наших краях в таком обществе? – стал петушиться человечек.
– Вдова герцога пытается попасть домой после того, как ей, чудом избежав смерти, удалось бежать из мусульманского плена! – Голос Жанны был не таким уж и громким, но настолько четким и звучным, что улица затихла, прислушиваясь к ее репликам. – И мне не пришлось выбирать общество, достойное моего положения, а пришлось воспользоваться услугами первого попавшегося пирата, чтобы опять попасть на христианскую землю! Надеюсь, мои объяснения вас удовлетворили?
Тон Жанны был настолько самоуверенным, а вид вызывающим, что человечек решил не связываться с разгневанной девицей. Если она сообщница рыжего, рано или поздно он присоединится к ним, Так что проще спокойно проследить за ними, чем нарываться на неприятности, связанные с арестом знатной дамы.
– Простите мою дерзость, госпожа! – сказал он. – Но вы должны нас понять.
– Я вас прощаю! – величественно кивнула Жанна, давая всем своим видом понять, что не простит вплоть до страшного суда. – Проводите нас до гостиницы. Мы совсем не знаем города!
Человечек растерянно кивнул и повел свалившихся на его голову девиц к ближайшей гостинице под насмешливые перегляды стражников.
Рыжий к Жанне и Жаккетте не присоединился.
Глава XXXI
Галера, почти такая же красивая, что встретилась «Бирюзе» по пути на Кипр, направилась из Лимасола на Родос. Еще минуту назад она, большая, яркая и в то же время строгая, как подобает судну ордена монашествующих рыцарей, стояла у причала. Развевались флаги с госпитальерскими крестами, четыре конца которых символизировали христианские добродетели, восемь углов – добрые качества христианина, а белый цвет на красном фоне – безупречность рыцарской чести на кровавом поле войны.
Но вот капитан, рыцарь ордена, одетый в черный плащ с белым крестом на левом плече, отдал приказ отплывать. Офицер картинным жестом поднес ко рту серебряный свисток и свистнул, этот сигнал подхватили два надсмотрщика в центре судна и на носу.
Весла опустились в воду, и галера начала свое плавание.
Жанна находилась на борту галеры. Ей до смерти надоело подвергаться риску нового столкновения с пиратами, и она решила воспользоваться услугами госпитальеров, попасть на Родос и уже там решить, куда плыть дальше. Разговор Жаккетты и рыжего не прошел мимо ее ушей.
Жанна сиротливо сидела на корме. Что-то сломалось у нее внутри, равнодушие Марина было только самым тяжелым, но не единственным камнем, расколовшем целостность души. Все оказалось настолько зыбким, жизнь и смерть, красота и уродливость, верность и измена, подлость и прямодушие. Оказалось, что незыблемых истин нет и в то же время они есть, но это совсем не те истины, в которые верилось раньше. А самое страшное – жизнь потеряла привлекательность. Даже в усадьбе шейха и домике Абдуллы Жанна жила надеждой, усиленной ненавистью и упрямством, куда-то рвалась, за что-то боролась. Теперь некуда рваться, не за что бороться. Хочется сесть в тени и сидеть там, глядя на листья. Сидеть и не шевелиться. Череда дней впереди представлялась серой-серой, как зимний слякотный дождь.
Жанна только теперь начала понимать, какой же счастливой она была, когда был жив ее герцог. Любимой по – настоящему. Человеком, а не красивой статуей. Мужчиной, который: был ее рыцарем и защитником до последнего вздоха, как и обещал. Да что теперь толку от этого понимания…
Жанна устало смотрела, как Кипр остается за кормой. Сладкая земля… Каким же разноцветным казался мир по дороге сюда, и каким однотонным он видится теперь. Нет сил ни плакать, не проклинать судьбу и любимого. Ничего нет, одна пустота и безнадежность.
Вот, оказывается, что самое страшное. Все можно вытерпеть, выстрадать, выстоять, когда тебя – ведет любовь и надежда… Но когда любовь твоя разобьется о равнодушные глаза человека, к которому вела тебя твоя надежда, и станет ясно, что в свою душу он тебя и не собирался пускать, вот тогда падает небо. И непонятно, как же жить теперь в этом мире, где небо разбилось о землю?