– Он тебя заманивает, – вмешался Сумасшедший Суини. – Он же мошенник.
      – Ну разумеется, я мошенник, – отрезал Среда. – Вот почему мне нужен кто-то, кто стоял бы на страже моих интересов.
      Песня в музыкальном автомате закончилась, на мгновение в баре воцарилось тишина, смолкли все разговоры.
      – Кто-то сказал мне однажды, – произнес в тишине Тень, – что такое вот молчание наступает за двадцать минут до и через двадцать минут после каждого часа.
      Суини указал на часы над барной стойкой, которые держало в массивных и равнодушных челюстях чучело аллигатора. На них было 11:20.
      – Ну вот, – сказал Тень, – черт меня побери, если я знаю, почему это происходит.
      – Я знаю почему, – ответил Среда. – Пей свой мед.
      Тень залпом допил остаток напитка.
      – Может, со льдом было бы лучше, – пробормотал он.
      – А может, и нет, – отозвался Среда. – Жуткая дрянь.
      – И то верно, – согласился Сумасшедший Суини. – Прошу простить меня, джентльмены, я испытываю глубокую и неотложную потребность хорошенько отлить.
      Он встал и пошел прочь – невообразимо длинный ирландец, Тень решил, что в нем, наверное, все семь футов росту.
      Официантка махнула тряпкой по столу и забрала пустые тарелки. Среда попросил повторить для всех, хотя на этот раз мед Тени заказал с кубиками льда.
      – Сделай это, и большего мне не нужно, – сказал Среда.
      – Хочешь знать, что мне нужно? – спросил Тень.
      – Только этого мне и не хватает для счастья.
      Официантка принесла напитки. Тень отпил своего меда со льдом. Лед не помог: если уж на то пошло, он только усиливал кислоту и оставлял послевкусие в глотке после того, как сам мед уже был проглочен. Однако, утешил себя Тень, градусов в нем, похоже, немного. Он еще не готов был напиться. Пока не готов.
      Тень сделал глубокий вдох.
      – О'кей, – сказал Тень, – моя жизнь, которая последние три года была не самой лучшей на свете, только что внезапно и явно изменилась к худшему. Так вот, есть несколько дел, которые мне нужно сделать. Я хочу поехать на похороны Лоры. Я хочу попрощаться. Возможно, мне следует избавиться от ее вещей. Если я тебе еще понадоблюсь после этого, я хочу начать с пятисот долларов в неделю. – Сумму он назвал наугад. Взгляд Среды остался каменным. – Если мы сработаемся, через шесть месяцев ты поднимешь мне плату до тысячи.
      Он помедлил. Это была самая длинная речь, что он произнес за последние годы.
      – Ты сказал, тебе, возможно, потребуется приструнить кое-кого. Хорошо, я применю силу к тем, кто попытается применить ее к тебе. Но не стану никого бить ради развлечения или ради выгоды. В тюрьму я не вернусь. Одного раза с меня хватило.
      – Тебе и не придется, – сказал Среда.
      – Да, – ответил Тень. – Не придется.
      Он прикончил свой мед. И внезапно спросил себя, не мед ли развязал ему язык. Но слова фонтаном извергались из него, словно из сломанного огнетушителя летним днем, и даже если бы он захотел, он не смог бы остановить этот поток.
      – Ты мне не нравишься, мистер Среда, или как там тебя по-настоящему зовут. Мы не друзья. Я не знаю, как ты сошел с самолета, так, что я тебя не видел, или как ты проследил меня досюда. Но в настоящий момент я на мели. Когда мы закончим, я уйду. Если ты выведешь меня из себя, я уйду. До тех пор я буду на тебя работать.
      – Очень хорошо, – отозвался Среда. – Значит, мы заключили договор. У нас соглашение.
      – Один черт! – буркнул Тень.
      В дальнем конце комнаты Сумасшедший Суини скармливал четвертаки музыкальному автомату. Плюнув на ладонь, Среда протянул руку Тени. Тень пожал плечами. Плюнул на свою. Они пожали руки. Среда начал сжимать ладонь. Тень стал сжимать в ответ. Через несколько секунд руке стало больно. Среда сжал хватку еще немного, потом отпустил.
      – Хорошо, – сказал он. – Хорошо. Очень хорошо. Теперь еще один последний стаканчик гнусного чертового меда, и сделка состоялась.
      – А мне «Сазерн Камферт» и колу, – крикнул Суини, отрываясь от музыкального автомата.
      Автомат начал наигрывать «Кто любит солнце?» «Велвет андеграунд» – необычная, на взгляд Тени, композиция для автомата. Скорее даже совсем невероятная. Но, впрочем, весь этот вечер становился все более невероятным.
      Тень взял со стола четвертак, с которым пытался проделать прежде фокус, наслаждаясь ощущением новенькой монеты под пальцами, показал Среде, зажав между большим и указательным пальцами правой руки. Потом он как будто плавным движением взял ее левой, а на самом деле отправил пальцами в ладонь правой. Он сомкнул пальцы на воображаемом четвертаке. Потом взял в правую руку второй четвертак, снова большим и указательным пальцами, и, делая вид, будто бросает монету в левую руку, дал спрятанному четвертаку упасть на ладонь правой, ударив при этом спрятанным в ней четвертаком. Звяканье подкрепило иллюзию, будто обе монеты у него в левой руке, тогда как на самом деле они благополучно остались в правой.
      – Что, фокусы с монетами? – спросил Суини, задирая подбородок так, что ощетинилась нечесаная бороденка. – Ну, раз уж дело дошло до фокусов с монетами, смотри.
      Он взял со стола пустой стакан. Потом протянул руку и достал из воздуха большую монету, золотую и блестящую. Монету он бросил в стакан, а из воздуха достал еще одну, которую бросил к первой, так что они звякнули друг о друга. Он достал монету из пламени свечи в подсвечнике на стене, а вторую – из своей бороды, третью – из пустой руки Тени, и все одну за другой бросал в стакан. Потом сжал пальцы над стаканом, крепко в них дунул, и из его руки в стакан высыпалось еще несколько золотых монет. Стакан с липкими монетами он опрокинул себе в карман куртки, а потом похлопал по нему, показывая, что там определенно пусто.
      – Вот, – сказал он, – вот это я называю фокусом с монетами.
      Тень, пристально наблюдавший за ним все это время, склонил голову набок.
      – Мне нужно знать, как ты это проделал.
      – Я проделал это, – заявил Суини с видом человека, открывающего большой секрет, – стильно и щегольски. Вот как я это проделал.
      Тут он рассмеялся, открывая дырки в зубах, и закачался на пятках.
      – Да, – согласился Тень, – именно так оно и было. Ты должен меня научить. По всему, что я читал о том, как проделать «мечту скряги», выходит, что ты прячешь монеты в той руке, в какой держишь стакан, и бросаешь их в него, пока отвлекаешь внимание на фокус с появлением и исчезновением монет в правой.
      – Тебя послушать, я страх как потрудился. Слишком уж сложно, – отозвался Сумасшедший Суини. – Много проще брать их прямо из воздуха.
      – Мед для тебя, Тень. Сам я, пожалуй, останусь при мистере «джеке дэниэлсе», а для пьющего за чужой счет ирландца…
      – Бутылочное пиво, желательно темное, – сказал Суини. – Пью за чужой счет, говоришь? – Он поднял свой недопитый стакан, словно это был тост в честь Среды. – Да минует нас буря, и останемся мы без вреда и в добром здравии, – сказал он и допил все залпом.
      – Хороший тост, – откликнулся Среда. – Но такого не будет.
      Перед Тенью поставили еще один мед.
      – А мне обязательно это пить?
      – Боюсь, что да. Это скрепляет наш уговор. Третий раз всегда колдовство.
      – Вот черт, – пробормотал Тень и в два больших глотка выпил медовуху. Во рту у него снова появился вкус меда с маринадом.
      – Вот так, – удовлетворенно пророкотал Среда. – Теперь ты мой человек.
      – Ну что, – спросил Суини, – хочешь знать, как проделать такой фокус?
      – Да. Ты прятал их в рукаве?
      – Ни в каком рукаве я их не прятал, – возразил Суини. Он сдавленно фыркал, покачивался и подпрыгивал на месте, словно был худощавым бородатым вулканом, готовым на всех извергнуть радость от собственной ловкости. – Самый простой трюк на свете. Я с тобой за него подерусь.
      Тень покачал головой:
      – Я пас.
      – Ну, вы только посмотрите, – сказал Суини, обращаясь ко всему бару. – Старик Среда обзавелся телохранителем, а парнишка даже кулаки показать боится.
      – Я не стану с тобой драться, – согласился Тень. Суини покачивался и потел. Он теребил козырек бейсболки. Потом достал из воздуха еще монетку и положил ее на стол.
      – Не думай, настоящее золото, – сказал он. – Не важно, положишь ты меня или нет – а ты уж точно проиграешь, – она твоя, если только со мной подерешься. Такой большой мужик, ну кто бы мог подумать, что ты трус?
      – Он уже сказал, что не будет с тобой драться, – вмешался Среда. – Уходи, Суини. Забирай свое пиво и оставь нас в покое.
      Суини сделал шаг к Среде.
      – И ты еще зовешь меня халявщиком, ты, старое обреченное создание? Ты хладнокровный, бессердечный старый вешатель! – Лицо ирландца налилось краской гнева.
      Среда примирительно поднял руки ладонями вверх.
      – Глупость это, Суини. Думай, что говоришь.
      Суини в ярости воззрился на него, а потом с серьезной торжественностью сильно пьяного произнес:
      – Ты нанял труса. Как, по-твоему, что он сделает, если я тебя ударю?
      Среда повернулся к Тени.
      – С меня хватит, – сказал он. – Разберись с ним.
      Встав на ноги, Тень задрал голову, чтобы поглядеть в лицо Суини. «Господи, да сколько же в нем росту!» – подумалось ему.
      – Вы нам надоедаете, – сказал он. – Вы пьяны. Думаю, вам следует уйти.
      По лицу Суини медленно расплылась улыбка.
      – Ну наконец-то.
      И он обрушил огромный кулак в лицо Тени. Тень отстранился: кулак Суини пришелся ему под правый глаз. Из глаз посыпались искры, Тени почувствовал боль.
      И с этого началась драка.
      Суини дрался без стиля, без системы – ничего, кроме жажды самой драки. Его сильнейшие, стремительные удары наотмашь так же часто приходились мимо, как и попадали в цель.
      Тень ушел в защиту, осторожно блокировал удары Суини или уходил от них. Он ясно сознавал, что вокруг них собрались зрители. Некоторые, чтобы дать место бойцам, даже взялись растащить с дороги протестующе скрипевшие столы. И все это время Тень чувствовал на себе взгляд Среды, кожей ощущал его лишенную веселья или юмора усмешку. Совершенно очевидно, это испытание, но какое?
      В тюрьме Тень узнал, что есть два вида драк: драки напоказ, в которых кладешь соперника как можно медленнее и стараешься произвести наибольшее впечатление, и личные, настоящие драки, которые были короткими, суровыми и грязными и всегда заканчивались в несколько секунд.
      – Эй, Суини, – выдохнул Тень, – а зачем мы деремся?
      – Ради удовольствия, – отозвался протрезвевший или, во всяком случае, уже не пьяный с виду Суини. – Ради настоящего, безбожного, чертовского удовольствия. Разве ты не чувствуешь, как радость поднимается в тебе, словно сок в деревьях весной?
      Губа у него кровоточила, костяшки пальцев Тени – тоже.
      – Так как ты извлекаешь монеты? – спросил Тень, качнувшись назад и изворачиваясь, чтобы принять на плечо удар, предназначенный ему в лицо.
      – Я же сказал тебе, когда ты в первый раз спросил, – буркнул Суини. – Но нет слепцов хуже – ух, хороший удар! – чем те, кто не желает слушать.
      Тень нанес Суини прямой короткий в корпус, вынуждая его прижаться к столу – на пол полетели пустые бутылки и пепельницы. Теперь Тень вполне мог его добить.
      Тень поглядел на Среду, тот кивнул, тогда Тень опустил взгляд на Сумасшедшего Суини.
      – Мы закончили?
      После краткой заминки Суини кивнул, и, отпустив его, Тень сделал несколько шагов назад. Суини, тяжело дыша, оперся о стол и кое-как встал на ноги.
      – Даже не думай! – взревел он. – Ничего не закончено, пока я не скажу!
      Тут лицо его расплылось в ухмылке, он метнулся вперед, занося над головой кулак. И поскользнулся на кубике льда. Челюсть у него отвисла, ухмылка превратилась в гримасу обиды – Суини понял, что пол уходит из-под ног.
      И повалился на спину. Голова его ударилась о пол бара с ясно слышным глухим стуком.
      Тень надавил на грудь Сумасшедшего Суини коленом.
      – Второй раз спрашиваю, мы закончили драться?
      – Пожалуй, можем и закончить на этом, – сказал Суини, поднимая голову от пола, – ибо радость покинула меня, как моча маленького ребенка жарким днем в плавательном бассейне.
      Он сплюнул на пол кровью и, закрыв глаза, разразился низким и величественным храпом.
      Кто-то хлопнул Тень по спине. Среда сунул ему в руку бутылку пива.
      На вкус оно было куда лучше меда.
 
      Проснувшись, Тень обнаружил, что лежит, кое-как вытянувшись, на заднем сиденье седана. Утреннее солнце ослепительно сияло в небе, голова у него раскалывалась. Он неуклюже сел, потирая глаза.
      Среда вел машину и при этом мурлыкал себе под нос что-то без мелодии. В подставке для чашки подрагивал бумажный стаканчик. Ехали они по федеральной трассе. Пассажирское сиденье было пусто.
      – Как ты себя чувствуешь этим чудесным утром? – спросил, не поворачиваясь, Среда.
      – Что сталось с моей машиной? – спросил Тень. – Я взял ее напрокат.
      – Сумасшедший Суини отгонит ее за тебя. Это входит в сделку, которую вы с ним заключили вчера. Уже после драки.
      Вчерашние разговоры начали неприятно тесниться в голове Тени.
      – У тебя еще кофе есть?
      Пошарив под пассажирским сиденьем, Среда передал ему непочатую бутылку минералки.
      – Вот. Тебе, наверное, пить хочется, ты ведь потерял много жидкости. В данный момент это тебе поможет лучше, чем кофе. На следующей заправке остановимся, там и позавтракаешь. К тому же тебе надо еще и почиститься. Ты выглядишь, как то, в чем вывалялся козел.
      – Кошка, – поправил Тень.
      – Козел, – возразил Среда. – Огромный, косматый, вонючий козел с большими зубами.
      Отвинтив крышку бутылки, Тень напился. Что-то тяжело звякнуло у него в кармане. Запустив туда руку, Тень вытащил монету размером с полдоллара. Монета была тяжелая и темно-желтого цвета.
      На автозаправке Тень купил дорожный туалетный набор, в который входили бритва, пакетик крема для бритья, расческа и одноразовая зубная щетка с приложенным к ней крохотным тюбиком зубной пасты. Потом он пошел в мужской туалет и поглядел на себя в зеркало.
      Под одним глазом у него красовался синяк – когда Тень для пробы ткнул его пальцем, то выяснилось, что синяк сильно болит, – а нижняя губа распухла.
      Умывшись, Тень намылил лицо и побрился. Почистил зубы. Смочил волосы и зачесал их назад. И все равно выглядел он как хулиган.
      Интересно, что скажет Лора, увидев его, а потом он вспомнил: Лора никогда уже ничего больше не скажет – и увидел, как лицо в зеркале дрогнуло, но лишь на мгновение.
      Он вышел.
      – Я дерьмово выгляжу, – сказал Тень.
      – Разумеется, – согласился Среда.
      Среда набрал разнообразных закусок и заплатил за них и за бензин, дважды передумывая, хочет он расплачиваться наличными или кредитной карточкой – к немалому раздражению жующей жвачку юной леди за кассой. На глазах у Тени Среда все больше путался и приобретал извиняющийся вид. Внезапно он стал казаться глубоким стариком. Девушка вернула ему наличные и пробила покупки по кредитной карточке, потом дала ему чек и взяла у него наличные, затем вернула банкноты и взяла другую карточку. Среда явно был готов вот-вот расплакаться: старый человек, совершенно беспомощный в столкновении с непреодолимым прогрессом пластиковой современности.
      Они вышли из полутемного здания заправки, и их дыхание облачком заклубилось в воздухе.
      Снова в пути. По обеим сторонам дороги скользили бурые пастбища. Деревья стояли безлистные мертвые. Две черные птицы проводили их взглядами с телеграфного провода.
      – Эй, Среда?
      – Что?
      – Как я понимаю, за бензин ты так и не заплатил.
      – Да?
      – Насколько мне было видно, это она еще заплатила тебе за привилегию обслужить тебя на своей заправке. Как, по-твоему, она уже сообразила?
      – Никогда не сообразит.
      – Так кто ты? Грошовый мошенник-виртуоз?
      Среда кивнул:
      – Да. Наверное, да. Помимо всего прочего.
      Он свернул в левый ряд, чтобы обогнать грузовик. Небо было унылое и равномерно серое.
      – Снег пойдет, – сказал Тень.
      – Да.
      – Этот Суини. Он правда мне показал, как проделать трюк с золотыми монетами?
      – О да.
      – Ничего не помню.
      – Успеется. Ночь была долгая.
      Несколько снежинок коснулись лобового стекла и тут же растаяли.
      – Тело твоей жены сейчас выставлено для прощания в похоронном бюро Уэнделла, – сказал Среда. – Потом после ленча ее увезут на кладбище для погребения.
      – Откуда ты знаешь?
      – Позвонил, пока ты был в туалете. Ты знаешь, где похоронное бюро Уэнделла?
      Тень кивнул. Снежинки перед ними тошнотворно кружились.
      – Нам пора съезжать с трассы, – сказал Тень.
      Федеральная трасса незаметно перешла в шоссе, и, миновав вереницу мотелей, они выехали на северную окраину Игл-Пойнта.
      Прошло три года. Да. Появились новые светофоры, витрины незнакомых магазинов. Когда они проезжали мимо «Фермы Мускул», Тень попросил Среду притормозить. «ЗАКРЫТО НА НЕОПРЕДЕЛЕННЫЙ СРОК, – значилось на написанном от руки объявлении на двери, – В СВЯЗИ С ТЯЖЕЛОЙ УТРАТОЙ».
      Налево, на Главную улицу. Мимо нового салона татуировок и центра рекрутского набора в армию, за ним – «Бургер Кинг», знакомый и не изменившийся, аптека Ольсена и наконец желтый кирпичный фасад похоронного бюро Уэнделла. Неоновая вывеска в витрине гласила «ДОМ УСПОКОЕНИЯ». Под вывеской стояли пустые надгробные камни – без дат и надписей.
      Среда свернул на стоянку.
      – Хочешь, чтобы я пошел с тобой? – спросил он.
      – Нет, пожалуй.
      – Хорошо. – Мелькнула лишенная веселья усмешка. – Успею сделать еще одно дело, пока ты будешь прощаться. Я сниму нам номера в мотеле «Америка». Встретишь меня там, когда все закончится.
      Выйдя из машины, Тень поглядел вслед отъезжавшему Среде. Потом вошел внутрь. В тускло освещенном коридоре пахло постами и полиролью для мебели, а еще к этим ароматом примешивался слабый запашок формалина. Коридор упирался в Зал вечного покоя. Тень вдруг осознал, что навязчиво теребит золотую монету в кармане, передвигает ее с основания ладони на ее середину, потом к основанию пальцев и назад, раз за разом, снова и снова. Ее вес действовал на него успокаивающе.
      Имя его жены значилось на листе бумаге у двери в дальнем конце коридора. Он вошел в Зал вечного покоя. Тень знал большинство собравшихся здесь: коллеги Лоры, несколько ее друзей.
      Все они его узнали. Это он видел по лицам. Однако никаких улыбок, никаких приветствий.
      В конце комнаты находилось небольшое возвышение, а на нем – кремового цвета гроб с несколькими корзинами цветов, картинно расставленными вокруг: алыми и желтыми, белыми и темными, кроваво-пурпурными. Он сделал шаг вперед. Ему не хотелось идти вперед; он не смел уйти.
      Мужчина в темном костюме – Тень решил, что это работник похоронного бюро – обратился к нему с вопросом:
      – Сэр? Не хотите ли расписаться в книге памятных записей и соболезнований? – И указал на открытый, переплетенный в кожу том на небольшом пюпитре.
      Аккуратным почерком он вывел «ТЕНЬ» и сегодняшнюю дату, а потом также медленно приписал ЩЕНОК: он все оттягивал минуту, когда придется пройти вперед, туда, где столпились люди и где стоял на возвышении гроб с тем, что уже не было Лорой.
      В дверь вошла хрупкая женщина, помялась на пороге. Волосы у нее были медно-рыжие, костюм – дорогой и очень черный. «Вдовий траур», – подумал Тень, хорошо ее знавший. Одри Бертон, жена Робби.
      В руках Одри держала букетик весенних фиалок, перевязанных внизу серебристой ленточкой. Такие букетики дети собирают весной, подумал Тень. Но сейчас для них не сезон.
      Одри прошла к гробу Лоры. Тень пошел следом.
      Лора лежала, закрыв глаза и сложив на груди руки. Этого строгого синего костюма Тень никогда раньше на ней не видел. Длинные каштановые волосы откинуты со лба. Это была его Лора и не его; потом он понял, неестественной была безмятежность – Лора всегда спала беспокойно.
      Одри положила ей на грудь букетик фиалок. Потом пожевала губами и что было сил плюнула ей в лицо.
      Упав Лоре на щеку, слюна медленно потекла вниз к уху.
      Одри уже уходила из комнаты, и Тень поспешил за ней следом.
      – Одри? – окликнул он.
      – Тень? Ты сбежал? Или тебя выпустили?
      Тень задумался, не принимает ли она транквилизаторы. Голос у нее был сухой и отстраненный.
      – Меня вчера выпустили. Я свободный человек, – сказал он. – Что, черт побери, это значит?
      Она вышла в полутемный коридор.
      – Фиалки? Они всегда были ее любимыми цветами. Детьми мы весной собирали их вместе.
      – Я говорю не о фиалках!
      – Ах, об этом. – Она стерла что-то невидимое из уголка рта. – А я думала, это очевидно.
      – Мне нет, Одри.
      – Разве тебе не сказали? – Голос у нее был спокойный, равнодушный: – Твоя жена умерла с членом моего мужа во рту, Тень.
      Он вернулся в часовню. Плевок уже кто-то вытер.
 
      После ленча – Тень поел в «Бургер Кинг» – были похороны. Лору погребли на маленьком экуменическом кладбище на краю города: просто холмистый луг с перелеском, испещренный черным гранитом и белыми надгробьями.
      На кладбище он приехал на катафалке Уэнделла вместе с матерью Лоры. Миссис Маккейб как будто считала, что в смерти Лоры повинен Тень.
      – Будь ты здесь, – сказала она, – такого бы не случилось. Не знаю, зачем она за тебя вышла. Я ведь ей говорила. Сколько раз я ей говорила. Но ведь матерей никто не слушает, правда? – Она помолчала, внимательнее вглядевшись в лицо Тени. – Ты подрался?
      – Да, – ответил он.
      – Варвар, – бросила миссис Маккейб, потом поджала губы, вздернула голову, так что затряслись все ее подбородки, и стала смотреть прямо перед собой.
      К удивлению Тени, Одри Бертон тоже явилась на кладбище, но держалась в отдалении, позади всех. Короткая служба закончилась, кремовый гроб опустили в холодную землю. Люди разошлись.
      Тень не ушел. Он так и стоял, глядя в яму в земле, засунув руки в карманы и ежась от холода.
      Небо у него над головой было равномерно серое и плоское, как зеркало. Снег то начинал идти, то передумывал, он словно не решил, идти ему или нет, и снежинки кружились, будто кувыркающиеся призраки.
      Он хотел еще сказать что-то Лоре напоследок и готов был ждать, когда придут слова. Мир постепенно терял свет и краски. Ноги у Тени онемели, а руки и лицо заболели от холода. Он поглубже засунул руки в карманы для тепла, и его пальцы сомкнулись на золотой монете.
      Он подошел к краю могилы.
      – Это тебе.
      На гроб набросали несколько лопат земли, но могила была далеко не засыпана. Он бросил монету Лоре в могилу, потом набросал сверху песка, чтобы прикрыть ее от жадных могильщиков.
      – Спи спокойно, Лора, – отряхнул он землю с рук. – Мне очень жаль.
 
      До мотеля было добрых две мили, но после трех лет в тюрьме он смаковал саму мысль о том, чтобы идти и идти – вечно, если понадобится. Он может пойти на север и очутиться на Аляске или двинуть на юг и дойти до Мексики или еще дальше. Он мог бы дойти до Патагонии или до Тьерре дель Фуэго.
      Возле него притормозила машина. С гудением опустилось окно.
      – Тебя подвезти, Тень? – спросила Одри Бертон.
      – Нет. Только не с тобой.
      Он шел не останавливаясь. На скорости три мили в час Одри ехала рядом. В снопах света от фар танцевали снежинки.
      – Я думала, она моя лучшая подруга, – сказала Одри Бертон. – Мы с ней каждый день разговаривали. Когда мы с Робби ссорились, она узнавала об этом первой: мы шли в «Чи-Чи», заказывали дайкири и говорили о том, какие все мужчины сволочи. И все это время она трахалась с ним у меня за спиной.
      – Пожалуйста, поезжай, Одри.
      – Я просто хочу, чтобы ты знал, что у меня была веская причина это сделать.
      Он промолчал.
      – Эй, – крикнула она. – Я с тобой разговариваю.
      Тень обернулся.
      – Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, что ты была права, плюнув в лицо Лоре? Ты хочешь, чтобы я сказал, что мне не было от этого больно? Или чтобы от твоих слов я возненавидел ее больше, чем по ней тоскую? Такого не будет, Одри.
      Еще с минуту она ехала рядом с ним молча.
      – Ну и как там было в тюрьме, Тень? – спросила она.
      – Великолепно, ты была бы там прямо как дома.
      На это она вдавила педаль газа так, что взвыл мотор, и умчалась.
      Без света фар дорога погрузилась во тьму. Сумерки сменились ночью. Тень думал, что согреется от ходьбы, что по заледеневшим рукам и ногам разольется тепло. Этого не произошло.
      Еще в тюрьме Ло'кий Злокозны назвал однажды маленькое тюремное кладбище позади изолятора Садом костей, и этот образ засел у Тени в мозгу. Той ночью ему приснился залитый лунным светом сад белых скелетных деревьев, их ветки заканчивались костяными руками, а корни уходили глубоко в могилы. На деревьях в Саду костей росли плоды, и в этих плодах из сна было что-то ужасно тревожное, но, проснувшись, он уже не мог вспомнить, что это были за странные плоды и почему они показались ему такими отталкивающими.
      Мимо проезжали машины. Тень пожалел, что вдоль трассы нет тротуара или дорожки для пешеходов. Он оступился на чем-то, чего не разглядел в темноте, и растянулся в придорожной канаве, так что правая рука на несколько дюймов погрузилась в холодную грязь. Поднимаясь на ноги, он отер руку о штанину, потом неловко выпрямился. У него хватило времени заметить, что возле него кто-то стоит, потом ко рту и носу его приложили что-то влажное, и он почувствовал резкий химический вкус.
      На сей раз канава показалась теплой и уютной.
      Тени казалось, что виски у него прибиты к голове кровельными гвоздями. Руки у него были связаны за спиной – судя по ощущению, ремнем. Он сидел в машине, на кожаном сиденье. Поначалу он даже спросил себя, не случилось ли у него что-то со зрением, но потом вдруг понял, что нет, что противоположное сиденье действительно так далеко.
      Рядом с ним сидел кто-то еще, но он не мог повернуться и посмотреть на этих людей.
      Толстый юнец на дальнем сиденье шестидверного лимузина вынул из бара банку диет-колы. Одет он был в черное пальто из шелковистой ткани, на вид ему было лет девятнадцать. На щеках – угревая сыпь. Увидев, что Тень очнулся, мальчишка растянул губы в улыбке.
      – Привет, Тень, – сказал он. – Не зли меня.
      – Идет, – отозвался Тень. – Не буду. Не могли бы высадить меня у мотеля «Америка»? Он чуть дальше на федеральной трассе.
      – Ударь его, – приказал мальчишка кому-то слева от Тени. Последовал короткий прямой удар в солнечное сплетение, от чего Тень, задыхаясь, согнулся. Потом медленно выпрямился.
      – Я сказал, не зли меня. А этим ты меня разозлил. Отвечай коротко и по существу, или я, черт побери, тебя прикончу. Или, может быть, не прикончу. Может, прикажу своим парням переломать тебе все косточки. А их в твоем теле двести шесть. Так что не зли меня.
      – Усек, – сказал Тень.
      Лампочки в потолке лимузина сменили цвет с фиолетового на синий, затем стали зелеными и под конец желтыми.
      – Ты работаешь на Среду, – сказал юнец.
      – Да.
      – Что ему, черт побери, надо? Я хотел сказать, что он тут делает? У него, наверное, есть план. Каков план игры?
      – Я начал работать на мистера Среду сегодня утром, – ответил Тень. – Я мальчик на побегушках.
      – Ты хочешь сказать, что не знаешь?
      – Я хочу сказать, что не знаю.
      Отвернув полу пальто, мальчишка вынул серебряный портсигар и предложил Тени сигарету.
      – Куришь?
      Тень подумал, не попросить ли, чтобы ему развязали руки, но решил, что не стоит.
      – Нет, спасибо.
      С виду сигарета была скручена вручную, и когда мальчишка прикурил от черной матовой «зиппо», запахло чем-то вроде горелой изоляции.
      Мальчишка глубоко затянулся и задержал дыхание, а потом, выпустив дым углами рта, ноздрями снова втянул его в себя. Тень заподозрил, что он долго практиковался перед зеркалом, прежде чем выйти с этим трюком на публику.
      – Если ты мне солгал, – сказал мальчишка, словно из дальнего далека, – я тебя попросту убью. Ты это знаешь.
      – Ты так сказал.
      Мальчишка снова затянулся.
      – Ты, говоришь, остановился в мотеле «Америка»? – Повернувшись, он постучал пальцем в стекло кабины водителя. Стекло немного опустилось. – Эй, там. Мотель «Америка» на федеральной трассе. Нам надо высадить нашего гостя.
      Водитель кивнул, стекло снова поднялось.
      Вспыхивающие оптоволоконные огоньки в потолке продолжали менять цвета, раз за разом проходя один и тот же цикл тусклых красок. Тени показалось, что глаза мальчишки тоже вспыхивают, но только зеленым, как экран древнего компьютера.
      – Передай Среде вот что, парень. Скажи ему, его дело прошлое. Он устарел. Скажи ему, будущее за нами и нам плевать на таких, как он. Ему предназначено отправиться на свалку истории, в то время как такие, как я, разъезжают в лимузинах по суперхайвеям завтрашнего дня.
      – Я ему передам, – ответил Тень, голова у него начинала кружиться. Он только надеялся, что его не стошнит прямо на месте.
      – Передай ему, мы сейчас перепрограммируем реальность. Скажи ему, что язык – это вирус, религия – операционная система, а молитвы – дешевый спам. Скажи ему это, или я, черт побери, тебя прикончу, – мягко закончил молодой человек.
      – Понял. Можете меня высадить. Остаток пути я пешком дойду.
      Молодой человек кивнул.
      – Приятно было поболтать, – сказал он. Дым, похоже, его умиротворил. – Да будет тебе известно, если мы тебя не убьем, мы просто тебя потрем. Сечешь? Один клик, и вот ты уже записан случайными единицами и нулями. И опция «восстановить» не предусмотрена. – Он снова постучал по стеклу у себя за спиной. – Он тут выходит. – Повернувшись назад к Тени, он показал на свою сигарету: – Знаешь, что это? Синтетическая жабья кожа. Ты знаешь, что уже научились синтезировагь буфотеин ?
      Машина остановилась, распахнулась дверца. Тень неловко выбрался наружу. Ремни перерезали. Тень обернулся. Внутри лимузина колыхались и свивались клубы дыма, в которых вспыхивали два зеленоватых огонька, будто прекрасные глаза жабы буфо-буфо.