Глава 11

Ощущение неловкости и отчуждения сохранялось и утром. Я был не в силах больше вымаливать прощение. В девять я сказал, что еду по делам, и впервые в жизни увидел, какие нечеловеческие усилия ей понадобились, чтобы не спросить куда.

Вывеска «Машины Лукулла напрокат» помещалась над входом в небольшую, обитую плюшем контору на Страттон-стрит, недалеко от Пикадилли. Темно-синий уилтонский ковер, официозного вида внушительный полированный стол, элегантные гравюры с изображением старинных автомобилей.

У стены стояла широкая, обитая золотой драпировкой скамья для столь же широкозадых, подбитых золотом клиентов.

За столом сидел учтивый молодой джентльмен с глазками Урии Хипа.[4]

Ради него я на время позаимствовал томный голос и манеры Черной Шляпы.

— Дело в том, — объяснил я, — что в одной из машин этой фирмы я случайно оставил кое-какие вещи, и теперь, надеюсь, мне помогут их вернуть.

Постепенно мы установили, что я не нанимал их машину и не знал имя человека, который нанял. Просто он был чрезвычайно любезен и согласился меня подвезти. Вчера.

— Ах вот как... Так что это была за машина?

— "Роллс-Ройс"... Кажется, «Силвер Рейт». Таких у них четыре. Он сверился с журналом, в чем, как я подозреваю, особой нужды не было. Вчера все четыре были взяты напрокат. Могу ли я описать того человека?

— Ну разумеется. Высокий, белокурый, в черной фетровой шляпе. Не англичанин. Возможно, южноафриканец.

— Ах вот как. Да... — На этот раз он не полез в свой журнал. Аккуратно опустил руку с растопыренными пальцами на стол.

— Сожалею, сэр. Я никак не могу сообщить вам его имени.

— Но у вас же ведется регистрация?

— Этот джентльмен предпочитает сохранять инкогнито. У нас есть указания не сообщать ни его имени, ни адреса ни единому человеку.

— А вам не кажется это странным? — недоуменно приподняв брови, сказал я. — Мне лично кажется.

Сохраняя ту же рассудительность, он ответил:

— Это наш постоянный клиент, и мы, безусловно, готовы оказать ему любую услугу, не задавая лишних вопросов.

— Полагаю, мне пойдут навстречу, ну... скажем, в приобретении такой информации?

Он попытался сменить маску учтивости на маску возмущения. Удалось это ему плохо.

— А пропавшие вещи были действительно ценными? — спросил он.

— Да, очень, — ответил я.

— Тогда я абсолютно уверен, что наш клиент возвратит их вам. Оставьте адрес и номер телефона, мы вам сообщим.

Я брякнул первое, что пришло в голову: Кемптон Джоун, тридцать один, Сорнуол-стрит. Он долго и аккуратно записывал все это в открытый блокнот. Наконец закончил. Я ждал. Мы оба выжидали.

После приличной паузы он наконец сказал:

— Конечно, если это так важно, вы можете спросить в гараже... Они позвонят вам, как только машина приедет. Возможно, вещи еще там.

— А где этот гараж? — В справочнике был только один телефон и адрес «Машин Лукулла», конторы на Страттон-стрит.

Он сидел, пристально изучая ногти. Я достал бумажник, безропотно отделил два банкнота по пять фунтов каждый. Двадцать пять за информацию букмекера о ребятах Бостона я отнес к служебным расходам, и «Блейз» уплатила. На этот раз пришлось расплачиваться из своего кармана. Десять фунтов для меня означали шестинедельный запас виски, месячную плату за электричество, три с половиной дня миссис Вудворд и полуторанедельную оплату квартиры.

Он жадно схватил деньги, кивнул, притворно и подобострастно улыбнулся и сказал:

— Рэднор-мьюз, Ланкастер-гейт.

— Благодарю.

— Надеюсь, вы понимаете, сэр, что я не называю имени клиента не только потому, что рискую потерять работу...

— Понимаю, — ответил я. — Принципы — великая вещь.

К счастью, по части принципов на Рэднор-мьюз оказалось не столь строго. Старший механик окинул меня оценивающим взглядом, и еще одна десятка перекочевала из кармана в карман. На этот раз расходы оправдали себя полностью.

— Значит, так. Шофер за машиной приезжает сюда. Сами мы не доставляем. Своих водителей у нас нет. Вот таким образом. Но я говорю, что клиент, пока он платит денежку, всегда прав. Этот иностранец любит ездить с шиком, когда приезжает сюда, в Лондон. Мы, ясно, имеем дело в основном с такими людьми. Все больше с американцами. Они нанимают шоферов и машину на неделю, на две, иногда на три. Их возят всюду, но чаще всего в Стратфорд, Броудвей, Котсуолд, иногда в Шотландию. В гараже никогда не бывает всех машин сразу, да и места тут маловато, сами видите. Перво-наперво четыре «Силвер Рейта», потом два «Остин Принсес», и три «Бентли», и парочка больших «Вулзли»...

Я мягко напомнил ему о моем «Силвер Рейте».

— Так вот, я ж и говорю вам, разве нет? Этот иностранец, он нанимает машину, и всегда «Силвер Рейт», заметьте себе, когда приезжает. А начал он бывать здесь... Сейчас скажу... примерно год назад. И был несколько раз, брал машину дня на три-четыре. Только в этот раз дольше задержался. Так... дайте сообразить. Кажется, шофер пришел за машиной на прошлой неделе. Могу посмотреть... в среду. Да, верно, в среду. И вот как они делают: сначала шофер прилетает сюда, берет машину, а потом едет встречать хозяина в Хитроу. Все чин чинарем. Сразу видно, что денежки у того водятся.

— А вы знаете, откуда он прилетает?

— Откуда? Из какой страны? Точно не скажу. Думаю, из разных. Один раз — это я точно знаю — из Германии. Но обычно из каких-то дальних мест, где климат жаркий. Шофер-то сам не из болтливых, но вечно жалуется, какой у нас холод.

— Как же зовут этого клиента?

— Сейчас посмотрим, подождите минуточку. Мы всегда записываем эту машину на имя шофера — так оно проще, потому что зовут его Росс. А имя хозяина — это же чистый кошмар! Сейчас посмотрю.

Он вышел в крошечную, отгороженную в углу помещения клетушку и исчез. Не было его минут двадцать. Я терпеливо ждал, всем видом давая понять, что, если понадобится, готов ждать и дольше. За десять фунтов он мог бы поработать сколько угодно. Наконец он появился.

— Вот, смотрите. — Черным от грязи ногтем он ткнул в какие-то буквы на странице гроссбуха. — Вот оно!

Он говорил правду, проблема произношения существовала.

Вьерстерод...

— Росс куда как легче, — снова повторил механик. — Мы и пишем всегда — Росс.

— Да, гораздо легче, — согласился я. — А вы не знаете, где их можно найти или где они держат машину, когда живут в Англии?

Он фыркнул и захлопнул журнал с зажатым внутри пальцем.

— Нет, вот уж чего не знаю, того не знаю. Хотя на счетчике у них всегда набегает прилично. За три-четыре дня они проделывают немалый путь. Но с нашими машинами это обычная история. Правда, скажу я вам, Росс и этот... джентльмен в Шотландию не ездят, во всяком случае, не забираются слишком далеко.

— А в Бирмингем?

— А что, может быть. Очень даже может быть. И всегда возвращают машину чистой — тут к Россу не придраться. Всегда в полном порядке, как с иголочки. А чего же вы не спросили в главной конторе, как их найти?

— Они сказали, что ничем не могут помочь.

— Вот слизняк паршивый, — с презрением проворчал он. — Готов побиться об заклад, прекрасно он все знает. И дело свое знает — этого у него не отнимешь. Такой и мать родную продаст, если цена окажется достаточно хорошей...

Погруженный в размышления, я медленно шел по направлению к Флит-стрит. Должно быть, Вьерстерод действительно настоящее имя Черной Шляпы — слишком уж замысловато для вымышленного! И потом, нанимая «Силвер Рейт» в первый раз, он должен был предъявить надежные документы, хотя бы паспорт. «Паршивый слизняк» был далеко не глуп. Он не позволил бы увести автомобиль стоимостью в пять тысяч фунтов без гарантии, что сможет получить его обратно.

Вьерстерод. Южноафриканец европейского происхождения... На Флит-стрит, и нигде больше, можно раздобыть нужную мне информацию. Если бы только человек, который слышал о Вьерстероде, не работал в конкурирующей газете! Я зашел в первый попавшийся на пути телефон-автомат и позвонил в контору.

— Ладно, — осторожно вымолвил он, — давай встретимся в «Девере» и выпьем по кружке пива.

В разговоре он крайне ловко обошелся без открытых обсуждений интересующей меня темы. Я улыбнулся, повесил трубку и перешел через дорогу к автобусной остановке. Тут кто кого переиграет. Он, безусловно, попытается выведать у меня всю подноготную. Люк-Джон в порошок меня сотрет, если они что-нибудь узнают и обставят «Блейз».

Среди посетителей бара я заметил и Люка-Джона и Дерри. Майка де Йонга не было. Я взял полпинты, а Люк-Джон спросил, что я собираюсь писать в воскресный номер.

— Думаю, отчет о подготовке к кубку.

— Пусть Дерри этим займется.

— Как хотите. — Я опустил кружку и пожал плечами.

— А ты, — сказал Люк-Джон, — давай-ка займись дальше этой историей с Тиддли Помом. Ну, всякие там рассуждения на тему, выиграет он или нет. И нас расхвали как следует за то, что мы довели его до стартовой площадки.

— Но мы ж еще не довели, — заметил я.

Люк-Джон нетерпеливо фыркнул:

— Однако ничего не произошло. Вообще никакой реакции. Мы их спугнули — вот в чем дело.

Я покачал головой. Если бы он был прав! Спросил, что слышно о Тиддли Поме и ребятишках Ронси.

— Полный порядок! — весело ответил Дерри. — Все идет как по писаному!

Наконец он появился в дверях, подвижный, темноволосый, напористый мужчина в очках с сильными стеклами. Полоска черной бороды окаймляла его подбородок. Присутствие Люка-Джона и Дерри охладило его пыл, и походка сразу потеряла целеустремленность. Путем сложных маневров мне удалось уговорить Люка-Джона и Дерри пойти перекусить в соседний бар без меня. Уходя, Люк-Джон подозрительно оборачивался, явно сгорая от желания узнать, в чем дело.

Майк де Йонг подошел ко мне, остро очерченное живое лицо светилось любопытством.

— Что, бывают секреты и от босса?

— Иногда он чересчур легко обращается с чужим динамитом.

Майк рассмеялся:

— Значит, эта информация нужна тебе лично? Не для «Блейз»?

Я увильнул от прямого ответа.

— Необходимо выяснить простую вещь. Любые сведения об одном человеке, твоем соотечественнике.

— О ком же это? — Точно такой же акцент, растянутые гласные, стертые согласные...

— Его имя Вьерстерод.

Небольшая пауза. Он отпил глоток пива и закашлялся. Пришел в себя и сделал вид, что кто-то толкнул его под локоть. Устроил целое представление, стряхивая шесть капель пива, попавших на брюки. Наконец он иссяк и внимательно посмотрел мне в глаза.

— Вьерстерод? — Произношение несколько отличалось от моего. Настоящее.

— Да, именно, — кивнул я.

— Так, ясно. Тай... Но зачем тебе знать о нем?

— Просто из любопытства.

С полминуты он молчал. Затем спросил снова:

— И все же, зачем тебе знать о нем? — Кто кого переиграет.

— Ладно, не тяни резину, — раздраженно проговорил я. — Что за таинственность, в конце-то концов? Просто нужно навести справки об одном вполне безобидном малом, который иногда ходит на скачки.

— Безобидном! Да ты рехнулся!

— Почему это? — спросил я с невинным видом.

— Да потому, что этот... — Он заколебался, потом решил, что мне ничего не известно, и очертя голову бросился на помощь: — Послушай, Тай, я дам тебе хороший совет, от чистого сердца и совершенно бесплатно. Держись подальше от этого типа и от всего, что с ним связано. Он опасен.

— В каком смысле?

— Там, у нас на родине, он букмекер. Хозяин огромного бизнеса. С отделениями во всех крупных городах, целой системой контор в районе Иоганнесбурга. С виду вполне респектабельный господин. Тысячи порядочных людей делают через него ставки. Но ходят ужасные слухи...

— О чем?

— О... всякое. Шантаж, вымогательства, шайки наемных головорезов. Поверь мне, Тай, тут дело нечисто.

— Тогда почему же полиция?.. — на всякий случай спросил я.

— Ну, не будь же наивным. Тай! Полиция не найдет ни одного человека, который бы согласился дать против него показания.

Я вздохнул:

— А он показался мне таким обаятельным.

Майк разинул рот:

— Ты с ним встречался?

— Ага...

— Здесь, в Англии?

— Ну да, конечно.

— Тай, ради Бога, держись от него подальше.

— Ладно, — с чувством ответил я. — Огромное тебе спасибо, Майк. Я, правда, очень тебе благодарен.

— Сама мысль о том, что парень, который мне симпатичен, путается в Вьерстеродом, кажется мне невыносимой! — сказал он, и в глазах его я неожиданно заметил трогательное участие и тревогу. Затем инстинкт прирожденного газетчика взял верх, и в них засветилось жгучее любопытство. — А о чем он хотел поговорить с тобой? — спросил Майк.

— Честно сказать, не знаю.

— Ну, если так, то позвони мне, я расскажу кое-что еще...

— Расскажи сейчас, — как можно более небрежным тоном попросил я.

Он помолчал, пожал плечами, и снова товарищ одержал в нем верх над журналистом.

— Так и быть. Правда, рассказывать особенно нечего. Дело в том, что я тоже встретил его здесь, в Англии, месяцев девять-десять назад.

— В таком случае, чего же ты так ужаснулся?

— Потому что, когда я увидел его в вагоне-ресторане поезда, едущего на скачки, он беседовал там с одним журналистом. С Бертом Чеховым.

Лишь огромным усилием воли я сохранил на лице слегка удивленное выражение.

А Майк, не моргнув глазом, продолжал:

— Вскоре после этого я предостерег Берта, как тебя сейчас. Причем в этом же баре. Берт был сильно пьян. Он вообще много пил последнее время.

— И что же он сказал?

— Он сказал, что я опоздал месяца на три.

Больше Майк ничего не знал. После своего неосторожного заявления Берт замолчал и начисто отказался от дальнейших объяснений. Узнав, что он выпал из окна, Майк призадумался. Среди людей, связанных с Вьерстеродом, случаи насильственной и внезапной смерти были нередки. Когда я признался, что виделся с Вьерстеродом, он ужасно забеспокоился. Он испугался за меня. Он боялся, что я могу последовать за Бертом на мостовую. Я попытался его успокоить. Сказал, что после его предупреждения буду держать ухо востро.

— Одного не пойму, зачем он подцепил на крючок этого Берта? — сказал Майк. Вид у него был задумчиво-отсутствующий, винтики и шарики бешено вертелись в голове.

— Понятия не имею, — вздохнув, ответил я и переключил внимание на пиво и огромный сандвич с ветчиной. Худое веснушчатое лицо Люка-Джона появилось у Майка за спиной, и тот так резко повернулся, будто все его тело состояло из пружинок.

— Как поживаете, Проповедник? Какие истории стряпают нынче у вас в «Блейз»?

На лице Люка-Джона мелькнуло подобие улыбки. Плевать он хотел на прозвище, которое ему дали на Флит-стрит, и на все каламбуры вообще. И на шуточки Майка де Йонга в частности. Майк все понял, приветственно махнул мне рукой и присоединился к другой компании.

— Что ему надо? — резко спросил Люк-Джон.

— Ничего особенного, — скромно ответил я. — Просто захотелось поболтать.

Люк-Джон недоверчиво посмотрел на меня, однако я знал, что, если сейчас расскажу о Вьерстероде, он начнет копать, пока не докопается до шантажа. Потом он совершенно неумолимо станет копать дальше и обнаружит, как именно меня шантажировали. Причем на всем пути дальнейших изысканий из чистого упрямства нисколько не озаботится соблюдением элементарных мер предосторожности. Его поступь, подобную грохоту парового катка, Вьерстерод заслышит и на другом конце острова. Люк-Джон был прекрасным спортивным редактором. Будь он полководцем, список военных потерь был бы поистине устрашающим.

Они с Дерри глотали пиво часов до трех. К этому времени толпа в баре значительно поредела. К себе в контору я не пошел и, поразмыслив, позвонил наиболее соответствующему моим целям представителю спортивной администрации, с которым к тому же был хорошо знаком.

В свои тридцать семь Эрик Юлл являлся самым молодым из распорядителей Национального охотничьего комитета, в чьем ведении находилась и организация скачек с препятствиями. Года через два он станет старшим распорядителем, после чего ему придется ждать переизбрания на следующий трехлетний срок. Он был неплохим распорядителем, так как вплоть до последнего времени сам выступал в качестве жокея-любителя и хорошо знал всю механику и все проблемы этого дела. Несколько раз я писал о нем в «Блейз», и уже в течение многих лет мы были в приятельских отношениях. Но захочет ли он помочь мне теперь, вот в чем вопрос!

Мне стоило большого труда пробиться к нему на прием. Секретарши утомленными голосами твердили, что надо предварительно назначить время.

— Вот прямо сейчас, — сказал я, — меня вполне устроило бы.

Оправившись от некоторого шока, последний голос признал наконец, что именно сейчас мистер Юлл сможет меня принять. Я вошел в кабинет. Мистер Юлл был действительно очень занят — чаепитием и чтением «Спортинг лайф». Он неторопливо опустил газету, встал и пожал мне руку.

— Вот не ожидал! — воскликнул он. — Что, пришел занять у меня миллион?

— Это в следующий раз.

Он улыбнулся, сказал по селектору секретарше, чтобы она принесла еще чаю, предложил мне сигарету и откинулся в кресле. Он явно подозрительно отнесся к моему визиту. Почти ежедневно я сталкивался с такой своего рода защитной реакцией, когда люди не знали, зачем именно я к ним обращаюсь, с барьером, за которым они пытались скрыть от меня свои секреты. Эта скрытность меня не раздражала. Я понимал их страхи, сочувствовал им. И по мере возможностей старался не обнародовать подробности их частной жизни.

— Ты меня не интересуешь. Твои дела оглашению не подлежат, — успокоил его я. — Сделай три глубоких вдоха и расслабься.

Он усмехнулся и действительно заметно расслабился.

— Чем в таком случае могу служить?

Я решил не торопиться. Мы пили чай и перебирали самые свежие спортивные новости и сплетни. Потом, как бы невзначай, я спросил, не слышал ли он о букмекере по имени Вьерстерод. Он вздрогнул и насторожился.

— Ты что, за этим и пришел? — Побарабанил пальцами по столу. — Я видел твои статьи в номере за прошлую неделю... и за неделю до этого... Советую держаться в стороне. Тай.

— Но, если ваши спортивные боссы в курсе того, что он вытворяет и какими средствами пользуется, почему же его не остановят?

— Как?

Одно простое слово повисло в воздухе, охлаждая мой пыл. Оно говорило о том, что им известно многое. Но, в конце концов, кто, как не они, должны знать как?

— Честно говоря, — вымолвил я наконец, — дело это ваше, а не мое. Вы можете, например, прикрыть систему предварительных ставок, и тогда всей песенке конец.

— Народ будет недоволен. Во всяком случае, твои статьи и так крепко подорвали наш бизнес. Буквально два часа назад мне звонил человек из одной крупной букмекерской фирмы и слезно на тебя жаловался. Сумма предварительных ставок на Золотом кубке уже снизилась процентов на двадцать.

— Почему бы тогда не прижать Чарли Бостона?

— Кого-кого? — прищурился он.

— Расскажи-ка лучше, что вам, распорядителям, известно о Вьерстероде.

— А кто такой Чарли Бостон?

— Нет, ты первый.

— Ты что, мне не доверяешь? — Вид у него был обиженный.

— Нет! — резко ответил я. — Ты первый.

Он покорно вздохнул и сообщил мне, что их сведения о Вьерстероде крайне скудны и расплывчаты. Никто из распорядителей никогда его не видел, а если и видел, то не узнал бы. Член западногерманского спортивного комитета послал им частное уведомление о том, что Вьерстерода подозревают в организации махинаций, связанных с нестартовавшими фаворитами, включенными в предварительные списки на крупных скачках в Германии. Ходят также слухи, что теперь он начал действовать и в Англии. Там, в ФРГ, его почти уже удалось припереть к стенке. Вот он и снялся с насиженного места. Британские коллеги с тревогой отметили, как резко возросло за последние несколько месяцев число снятых со старта фаворитов, и не сомневались, что немцы правы. Но всякий раз, пытаясь узнать что-либо конкретное у владельцев лошадей и тренеров, они наталкивались на непроницаемую стену молчания.

— Впервые Вьерстерод появился здесь год назад, — заметил я. — Год назад он перекупил у Чарли Бостона сеть букмекерских лавок в окрестностях Бирмингема и стал загребать огромные деньги. Кроме того, он нашел способ заставить Берта Чехова писать статьи, убеждающие понтеров играть наверняка. Вьерстерод выбирал лошадь. Берт расхваливал ее. Тогда Вьерстерод с помощью разных уловок не допускал фаворита к скачкам и — бац! Дело сделано!

С его лица не сходило недоверчивое выражение.

— Тай, а твои сведения надежны?

— Разумеется. По-моему, и букмекеры, и власти слишком затянули расследование.

— А сам ты давно этим занимаешься?

Усмехнувшись, я сказал:

— Вчера я виделся с Вьерстерод ом. И назвал Чарли Бостона его партнером, на что он сказал, что Бостон работает на него. Вьерстерод хочет знать, где спрятали Тиддли Пома.

Юлл внимательно посмотрел на меня:

— А ты готов... ну, скажем, если возникнет такая ситуация, засвидетельствовать все это официально?

— Конечно. Но это будут только мои показания. Кто же еще подтвердит?

— И все-таки это лучше, чем ничего.

— Есть другой способ, более действенный.

— Какой же? — быстро спросил он.

— Найдите предлог прикрыть лавки Бостона, тем самым мы отрежем Вьерстероду путь к его пастбищу. Без лавок вся эта возня с фаворитами потеряет смысл. Если уж нельзя привлечь его к судебной ответственности, можно попытаться выжить его отсюда в Южную Африку.

Последовала долгая пауза, он погрузился в размышления. Я терпеливо ждал, пытаясь догадаться, что у него на уме. Наконец он сказал:

— Что ты хотел получить за сотрудничество с нами?

— Эксклюзивное право для «Блейз».

— Ну, это само собой.

— Желательно, — продолжал я, — чтобы за «Блейз» была официально признана ее роль в деле освобождения рынка ставок от мошенничества. Одна маленькая заметка, никаких подробностей. Пара намеков на то, что, если бы не положение о диффамации, все факты могли бы выплыть наружу.

— Убей меня Бог, не пойму, какая охота тебе тратить время и силы на этот паршивый листок!

— Там хорошо платят, — ответил я. — И вообще это стоящая газета. Меня вполне устраивает.

— Обещаю одно, — с улыбкой произнес он. — Если с твоей помощью мы избавимся от Вьерстерода, стану регулярным подписчиком «Блейз».

От Эрика Юлла я поехал домой. Если он, самый молодой и энергичный из распорядителей, возьмется за дело, можно считать, что этот южноафриканский гусь на пути к духовке и скоро запахнет жареным. Правда, не исключено, что в один прекрасный день, прочитав «Блейз», он пошлет кого-нибудь прирезать шеф-повара. Но это не слишком беспокоило меня: как-то не верилось, что такое может случиться.

Элизабет попросила миссис Вудворд постелить на кровать свое любимое бледно-розовое с кружевными прошивками белье. Я поглядел на нее испытующе. Волосы уложены как никогда тщательно. Грим безупречен.

— Ты сегодня хорошенькая, — осторожно заметил я.

Облегченно-страдальческое выражение появилось на ее лице. Меня вдруг пронзила догадка, я понял, что заставило ее прибегнуть к таким отчаянным мерам, — ожившая боязнь показаться неприглядной и сварливой и страх, что я брошу ее. Неважно, что вчера я выслушал справедливые упреки, сегодня меня следовало задобрить любой ценой, удержать привлекательностью, очаровать путем незаметных ухищрений, умолить остаться.

— Хорошо провел день? — спросила она высоким надтреснутым голосом.

— Да, прекрасно... Хочешь выпить?

Она покачала головой, но я все равно налил ей стаканчик и закрепил в держателе.

— Я попросила миссис Вудворд найти кого-нибудь, кто согласился бы сидеть со мной вечерами. Чтоб ты мог почаще выходить из дому...

— Но я вовсе не хочу выходить чаще, — запротестовал я.

— Нет, ты должен!

— Да нет же!

Я сел в кресло и отпил добрый глоток почти неразбавленного виски. «Алкоголь, — подумал я, — в трудных случаях жизни предоставляет нам лишь небольшую отсрочку. А иногда только усугубляет неприятности. Так или иначе, но напиваться в наши дни — слишком дорогое удовольствие».