Ставка на проигрыш

За кофе мы вновь, как и раньше, заговорили о деньгах. Гейл пожаловалась, что ей их никогда не хватает.

— А кому хватает? — спросил я, вполне разделяя ее чувства.

— Ну, твоей жене, например... — В ее голосе я уловил слабый оттенок язвительности, немедленно подавивший во мне естественное желание отрицать. — Прости, — сказала она почти тотчас же. — Мне не следовало этого говорить. Неважно, что она там имеет. Я рассуждаю о том, чего не хватает мне. Ну, скажем, своей машины, машины спортивного типа, чтобы не приходилось каждую минуту одалживаться у Гарри. И собственной квартиры, светлой и солнечной, с окнами в парк. И чтоб не считать каждого пенни. И чтобы я могла покупать своим друзьям шикарные подарки. И иногда слетать в Париж на несколько дней, а отпуск провести в Японии...

— Тогда тебе не худо было бы выйти замуж за миллионера, — посоветовал я.

— Я и собираюсь!

Мы рассмеялись, но в глубине души я понимал, что она говорит серьезно. Мужчину, с которым она в конце концов не захочет расставаться, наверняка ожидают проблемы с добавочным подоходным налогом. Интересно, что бы она подумала, если в узнала, что денег у меня ровно столько, чтобы заплатить за обед и номер в гостинице, поскольку с помощью гонорара из «Тэлли» я рассчитывал заткнуть самые вопиющие дыры в семейном бюджете. Что бы она подумала, если в узнала, что на руках у меня беспомощная, парализованная жена без гроша в кармане, а вовсе не богачка?.. Возможно, узнав об этом, она постаралась бы отделаться от меня как можно скорее.

Однако мне хотелось оттянуть этот момент по мере сил и возможностей.

* * *

На первый заезд в Ньюкасле я опоздал и добрался до ложи прессы только к середине второго. Деликатно прозондировав почву у коллег-журналистов, я узнал, что в скачках с препятствиями, во время которых я пытался убедить водителя такси поднять ставку до двадцати, ничего сенсационного не произошло. Люк-Джон ни о чем не догадается.

После четвертого заезда я продиктовал по телефону краткое сообщение, а после пятого, во время которого один из ведущих жокеев сломал ногу, передал второе.

Перед самым концом соревнований кто-то тронул меня за руку. Я обернулся: Колли Гиббоне. Вид у него был смущенный и раздосадованный.

— Послушайте, Тай, окажите мне одну услугу.

— Какую именно?

— Вы ведь поездом приехали? Первым классом?

Я кивнул: по этой части в «Блейз» не скупились.

— Тогда поменяемся обратными билетами. — Он вытащил из кармана узкую книжечку, которая оказалась билетом на самолет от Ньюкасла до Хитроу. — Тут затеяли какую-то дурацкую встречу, надо идти сразу после скачек, — объяснил он. — И я никак не поспеваю на самолет. Причем узнал об этом только сейчас... и все это чертовски неудобно. Но поезд идет позднее. А мне непременно надо сегодня же вернуться в Лондон.

— Договорились, — согласился я. — Я не против.

Он улыбнулся, но хмурое выражение не сошло с его лица.

— Спасибо! И вот вам ключи от машины. Она на стоянке, напротив небоскреба «Европа». — Он сообщил мне номер машины и объяснил, где ее найти. — Поедете на ней домой.

— Уж лучше доеду до вашего дома и там оставлю, — сказал я. — Тогда не надо будет возиться с ней завтра.

— Ну, как вам удобнее...

Я кивнул и протянул ему свой билет.

— Здесь живет один мой приятель, он должен был подкинуть меня до аэродрома. Попрошу его отвезти вас.

— Есть новости от жены? — спросил я.

— Да в том-то и дело... Она написала, что нам надо попробовать начать все сначала. Сегодня вечером возвращается домой. Если я не приеду к ночи, начнутся подозрения, и она снова уйдет.

— Может, плюнуть на эту встречу? — посоветовал я.

— Не могу, обязали быть. Да теперь и неважно, вы так помогли мне... Уж будьте другом до конца. Передайте ей, если застанете дома, что я скоро приеду.

— Непременно передам.

Приятель Гиббонса подвез меня до аэродрома, я долетел до Хитроу, разыскал машину, приехал в Хэмпстед, все объяснил миссис Гиббоне, которая обещала ждать, и, к радости Элизабет и неудовольствию миссис Вудворд, вернулся домой на два с половиной часа раньше срока.

Воскресное утро. Мать Элизабет не приехала. Десять пятнадцать. Десять тридцать. Ее нет. В одиннадцать позвонили с фермы и сообщили, что моя теща лежит в постели с каким-то вирусным заболеванием, нет, ничего серьезного, не беспокойтесь, она позвонит дочери, как только ей станет немного получше.

Все это я изложил Элизабет.

— Что ж, — сказала Элизабет с философским спокойствием, — мы тихо и уютно проведем день вдвоем...

Я улыбнулся ей, изо всех сил стараясь скрыть разочарование.

— А как ты думаешь, не согласится ли Сью Дэвис побыть с тобой минутку, пока я сбегаю за виски?

— Надо попросить, она сама купит.

— Да я хочу немного поразмяться.

Она понимающе улыбнулась и позвонила Сью. Та появилась в двенадцать в джинсах, перепачканных мукой.

Я добежал до ближайшего автомата и набрал номер Хантерсонов. Телефон звонил и звонил, но никто не ответил. Уже ни на что не надеясь, я узнал номер станции в Вирджиния-Уотерс и позвонил туда. Нет, ответили мне, никто не заметил никакой молодой дамы, ожидавшей в автомобиле на стоянке. И утром тоже не видели. Я опять позвонил Хантерсонам. Тот же результат.

Я вяло дошел до ближайшей пивной и купил виски, потом попробовал позвонить еще раз по телефону, установленному в маленьком холле. Ни ответа. Ни Гейл.

Я пошел домой.

Сью Дэвис читала Элизабет мою статью в «Блейз».

— Не в бровь, а в глаз, — радостно прокомментировала она. — Должна сказать тебе, Тай, не ожидала, что ты способен подложить такую бомбу!

— А почему бы нет? — весело спросила Элизабет с плохо замаскированным беспокойством. Ей ужасно не хотелось, чтобы меня принимали за слабохарактерного человека только потому, что я отдаю ей все свободное от работы время. Она никогда никому не рассказывала, как много я делаю для нее, постоянно притворяясь, что миссис Вудворд полностью взяла все заботы в свои руки. По-видимому, она считала, что это может показаться кому-то недостойным мужчины. На людях я должен выглядеть лихим, никогда не притрагивающимся к грязной посуде парнем. И так как я всегда хотел угодить ей, то исправно играл эту роль, пока мы с ней не оставались наедине.

— Да нет, он в порядке, — запротестовала Сью и внимательно посмотрела на меня. — Все нормально.

— И вообще, что ты хотела этим сказать? — Элизабет по-прежнему улыбалась, ожидая ответа.

— О... да только то, что наш Тай такой тихий, спокойный, а этому... — показала она на газету, — палец в рот не клади. — Склонив голову набок, она оценивающе посмотрела на меня, потом повернулась к Элизабет и, движимая лучшими намерениями, сказала: — Этот такой мягкий, а тот твердый как камень.

— И ничуть не мягкий, — уловив в смехе Элизабет оттенок огорчения, возразил я. — Когда тебя здесь нет, я швыряю ее по комнате, а каждую пятницу ставлю фонарь под глазом. — Элизабет успокоилась, ей понравился мой ответ. — Оставайся, выпей с нами, — предложил я Сью, — раз уж я бегал за виски.

Но Сью отправилась домой допекать свой йоркширский пудинг, а я, не желая обсуждать произошедший разговор, поспешил на кухню готовить омлет. Элизабет очень любила омлеты и с помощью нового электроблока успешно расправлялась с ними сама. Я немного помог ей, когда ее рука устала. Потом сварил кофе и закрепил кружку в держалке.

— А ты и вправду знаешь, где спрятана лошадь? — спросила она.

— Тиддли Пом? Да, конечно.

— Где же?

— Страшная тайна, покрытая мраком. Никому не могу сказать, даже тебе.

— Ну скажи, Тай, миленький, пожалуйста! — настаивала она. — Ты же знаешь, я не проболтаюсь.

— Ладно, скажу в следующее воскресенье.

Она сморщила нос.

— Спасибо и на этом. — Насос поднимал и опускал ее грудь, нагоняя воздух в легкие. — Надеюсь, никто не попытается... заставить тебя... проговориться? Рассказать, где находится лошадь? — Снова тревога, снова беспокойство. Она не могла быть иной. Она постоянно ходила по краю пропасти в ожидании чего-то, что может окончательно погубить ее.

— Конечно, нет, дорогая. Как им это удастся?

— Не знаю, — сказала она, но глаза ее были полны страха.

— Не волнуйся, — с улыбкой произнес я. — Если мне станут угрожать чем-нибудь действительно ужасным, я быстренько скажу, где эта лошадь. Ни один самый лучший на свете скакун того не стоит. Вспомни Дэмбли. Никто не станет жертвовать собой или благополучием близких ради участия лошади в скачках.

Элизабет уловила в моем тоне искренность и успокоилась. Мы включили телевизор и стали смотреть какой-то чудовищно старый фильм, нагнавший на меня смертельную тоску. Три часа. Я был бы уже на пути домой, если б поехал в Вирджиния-Уотерс. И еще пятница... Редкий, неожиданный подарок. Однако плохо, что аппетит, как кто-то сказал, приходит во время еды. Следующее воскресенье казалось невероятно далеким, словно я смотрел на него в телескоп с другого конца.

Выпивка, ужин, уход за Элизабет, постель. Никто не зашел, никто не звонил. Пару раз, когда я лежал в кресле, мне пришло в голову, что вызов, брошенный жуликам в статье, должно быть, расшевелил где-то огромное осиное гнездо.

Гудите, гудите, хлопотливые маленькие осы. Летайте вокруг «Блейз». Только не жальте меня.

* * *

Понедельник я провел в хлопотах по дому. Мыл фургон, писал письма, ходил покупать себе носки, не приближался к поездам, идущим на скачки в Лестер.

Два раза звонил Дерри и сообщил: (а) Тиддли Пом процветает, и (б) ребятишки Ронси прислали ему пачку мятной жвачки.

— Ты здорово заработал, — сказал я.

— Да вообще-то они неплохие ребята...

— Представляю, с каким удовольствием ты поедешь их забирать!

Он прищелкнул языком и повесил трубку. Во вторник утром я пошел на работу. Был один из тех темноватых ноябрьских деньков, когда воздух насыщен влагой с кисловатым привкусом надвигающегося тумана. В одиннадцать утра еще ярко горели фонари. По Флит-стрит спешили люди, злобно присматриваясь друг к другу, словно вычисляя, кто сегодня сломает себе шею где-нибудь на повороте или лестничной ступеньке, а один человек покупал специальные спички для слепых.

Настроение у Люка-Джона и Дерри было под стать погоде.

— Что случилось? — скромно спросил я.

— Ничего не случилось, — ответил Дерри.

— Так в чем же дело?

— Где реакция? — сердито проворчал Люк-Джон. — Ни письма. Ни звонка. Впрочем, может, парни Бостона звонили тебе и угрожали?

— Нет, не звонили.

Спортивный отдел погрузился во мрак. Только я нисколечко не огорчался, что статья провалилась с треском. Если только это действительно так. Пока еще рано делать какие-либо выводы. И я высказал им свои соображения.

— Будем надеяться, что ты прав. Тай, — подозрительным тоном произнес Люк-Джон. — Будем надеяться, что все до сих пор не было простым совпадением... Берт Чехов и нестартеры... Хорошо, если «Блейз» не угробила столько времени и денег на Тиддли Пома напрасно.

— Случай с ребятами Чарли Бостона не был простым совпадением.

— Надеюсь, что нет. — Он проговорил это таким тоном, словно считал, что я толком не разобрался в намерениях ребят Бостона.

— А что, вашему другу из Манчестера удалось узнать что-нибудь новенькое о Чарли Б.? — спросил я.

Люк-Джон пожал плечами:

— Да так, в основном разговоры о том, что вся его сеть игорных лавок перешла к более крупному концерну. Однако на деле все по-старому. Во всяком случае, он на своем месте и сам заправляет всеми делами.

— Что за концерн?

— Не знаю.

На всякий случай мы позвонили в четыре крупнейшие букмекерские конторы Лондона, контролирующие целую систему игорных лавок по стране. Ни в одной из них не проявили интереса к приобретению лавок Чарли Бостона. Правда, в голосе одного из дельцов я уловил нерешительность, и, когда на него как следует нажали, он сообщил:

— Примерно год назад мы действительно закидывали удочку насчет этой покупки. И поняли, что одновременно ими интересуется какой-то иностранец. Но Бостон решил сохранить независимость и отклонил оба предложения.

— Благодарю вас, — сказал я, а Люк-Джон ехидно заметил, что я весьма далеко продвинулся в своем расследовании. И с яростью переключился на разбор целой груды писем, пришедших на статью одного из корреспондентов. А Дерри принялся заполнять бланки для скачек на второй день Рождества. Рабочая неделя со скрипом набирала ход. Вторник — день сплетен, среда — планирование, четверг — сочинение материалов, пятница — редактура, суббота — печатание. В воскресенье — выпуск «Блейз». А по понедельникам нашими статьями разжигали огонь в очагах или же заворачивали в них рыбу и картофельные чипсы. Бессмертие — не для журналистов.

Вторник был также днем выхода «Тэлли». Ни в редакцию, ни домой номера мне не прислали. Я дошел до ближайшего киоска, купил один экземпляр и вернулся.

Сногсшибательные фотографии, действительно высокого класса, и материал подан с толком. Следовало признать, что этот Шенкертон знал свое дело. Я даже простил ему вольное обращение с моим синтаксисом.

Позвонил в отдел доставки «Тэлли». Так и знал: они не высылают бесплатных экземпляров героям своих очерков, это не в их правилах. Но может быть, они все-таки сделают исключение? О, разумеется, давайте адрес, а счет вам пришлют. Я продиктовал шесть адресов: Хантерсонов, Ронси, Сэнди Виллис, Колли Гиббонса, Дермота Финнегана и Уилли Ондроя.

Дерри схватил журнал и начал просматривать мою статью со скоростью примерно с три раза меньшей, чем у Люка-Джона.

— Очень, очень глубоко, — с иронией произнес он, опуская журнал. — Сто пятьдесят морских саженей.

— И шестьдесят из них уйдет на оплату налогов.

— Кошмарная жизнь! Но если бы ты не наткнулся на Ронси, мы бы никогда не узнали о рэкете с нестартерами.

«И ребра были бы целы», — подумал я. Правда, худшее позади. Только кашель, чихание, смех и бег с препятствиями были крайне нежелательны. Я даже прекратил принимать таблетки. Еще неделя, и все окончательно пройдет.

— Пока! — кивнул я Дерри. Люк-Джон махнул веснушчатой рукой.

Зажав «Тэлли» под мышкой, я спустился в лифте и, выйдя на улицу, повернул к Стрэнду, к магазину деликатесов, где продавали австрийский яблочный пирог, который так любила Элизабет.

Купил пирог. Вышел на улицу. Услышал у самого уха голос и через пальто ощутил укол чем-то острым в области поясницы.

— Это нож, мистер Тайрон.

Я стоял не шевелясь. На самых людных улицах человека можно было заколоть на глазах у всех. Никто ничего не замечал, пока тело не падало на мостовую. Убийцы с удручающим постоянством растворялись в толпе.

— Что надо? — спросил я.

— Стоять на месте, не двигаться!

Стоять на тротуаре Флит-стрит с журналом и яблочным пирогом. На месте... Интересно, как долго стоять?

— Долго стоять? — спросил я.

Он не ответил. Но я знал, что он здесь, потому что нож находился на том же месте. Так мы простояли минуты две. У обочины бесшумно затормозил черный «Роллс». Задняя дверца распахнулась.

— Садитесь, — сказал голос за моей спиной.

Я забрался в машину. За рулем сидел шофер в черной униформе с крепкой прыщавой шеей. Человек с ножом последовал за мной и разместился рядом, на заднем сиденье. Взглянув на него, я понял, что где-то видел его раньше, только не мог вспомнить где. Аккуратно опустил пирог на пол. Откинулся. И мы поехали кататься.

Глава 10

Мы свернули на север к Олдвичу, затем по Друри-лейн доехали до Сент-Джайлз-серкус. Я не пытался удрать, хотя машина несколько раз останавливалась у светофора. Сосед настороженно косился в мою сторону глазом, а я все пытался вспомнить, где же видел его раньше, и не мог. Мы проехали по Тоттенхем-корт-роуд, завернули налево, направо, снова налево. Прямо к Риджентс-парк, где «Роллс» описал полукруг и плавно подкатил к турникету в зоопарке.

— Выходите, — мотнул головой мой попутчик.

Мы вышли из машины, и она тихо отъехала.

— Придется платить за вход, — заметил я.

Он бегло взглянул на меня, попытался одной рукой выудить из кармана мелочь, но не сумел, а расстаться с ножом не решался.

— Нет уж, — сказал он. — Вам платить за обоих.

Я заплатил, подавив усмешку. Он не выглядел страшным, как ни старался.

Мы прошли через турникет.

— Куда дальше? — спросил я.

— Прямо. Я скажу.

Зоопарк был почти пуст. В этот темный ноябрьский день сюда не подъезжали даже набитые школьниками автобусы. Над сетчатым вольером мрачно и пронзительно звенели птичьи голоса, а доска объявлений гласила, что кормежка грифов состоится в три часа.

Мужчина в темном пальто и черной фетровой шляпе сидел на скамейке возле открытого вольера для львов. Вольер был пуст. Теплолюбивые звери грелись где-то внутри, под лампами.

— Сюда, — кивнул мой попутчик.

Мы направились к скамейке. Мужчина в черной шляпе смотрел на нас. Каждая складка одежды, вся его поза, казалось, говорили о деньгах, власти и высоком общественном положении, а манере держаться с раздражающим превосходством мог позавидовать любой чиновник из Форин-офис.

— Были осложнения? — спросил он.

— Нет. — Человек с ножом был немногословен. Бледно-серые, холодные, как стратосфера, глаза помрачнели.

— Я недоволен вами, Тайрон. — Акцент довольно резкий, но трудно определимый. — Теперь оставьте нас, — сказал он человеку с ножом. — И ждите.

Мой неопределенного вида похититель в неопределенного цвета плаще коротко кивнул и зашагал прочь, и тут я почти вспомнил, где видел его. Воспоминание молнией пронеслось в голове, так и не успев оформиться.

— Вы сами решили приехать сюда? — ровным голосом проговорил мужчина в шляпе.

— И да и нет.

Он встал. Моего роста, но гораздо плотнее. Гладкая, желтоватого оттенка кожа, сеть морщинок в уголках глаз. Я заметил, что волосы у него довольно светлые, и подумал, что он примерно лет на пять-шесть старше меня.

— На улице холодно. Зайдем внутрь.

Я последовал за ним, и мы вошли в жилище больших кошек, где едкий, тревожный запах диких животных как нельзя более соответствовал происходившему. Я понял, чего он хотел. Не убить меня, нет, это можно было сделать на Флит-стрит или по дороге... Выведать тайну. Весь вопрос в том, какими средствами.

— Вас, кажется, не удивляет эта встреча? — спросил он.

— Мы ожидали... какой-то реакции. Были готовы к ней.

— Понимаю. — Он помолчал, обдумывая мои слова.

Скучавший тигр лениво, вприщурку следил за нами. Когти втянуты в подушечки лап, кончик хвоста слегка подергивается из стороны в сторону. Я оскалил зубы. Он отвернулся, сделал три шага вперед, три назад и заходил по кругу.

— Реакции на той неделе вам было недостаточно?

— Урок пошел на пользу, — заметил я. — Прямехонько вывел нас на Чарли Бостона. Хорошо, что вы заговорили об этом. Теперь вас можно приписать к числу его подручных.

Глаза его блеснули ледяной злобой.

— Бостон работает на меня!

Я опустил голову и не ответил. Если гордость его так легко уязвима, мне, пожалуй, удастся узнать от него гораздо больше, чем ему от меня.

— Когда мне рассказали об этой истории в поезде, я отнесся к ней неодобрительно. Впрочем, не уверен, что сейчас я думаю так же. — Снова ровный, спокойный голос воспитанного, интеллигентного человека.

— Так это не ваш приказ?

— Нет.

Я провел рукой по толстой металлической решетке, удерживающей посетителей на расстоянии четырех футов от клеток. Тигр выглядел ручным, добродушным, не способным убить. Разве может такой растерзать, искалечить, разодрать плоть до костей?

— Надеюсь, вы понимаете, что мы хотим узнать? — спросил вежливый тигр, стоявший рядом. — Мы хотим знать, где спрятана лошадь.

— Зачем? — Он смотрел на меня, прищурясь. Я вздохнул. — Что вам от этого толку? Неужели вы все еще всерьез намереваетесь помешать ей участвовать в скачках? Куда как разумней бросить все это дело, свернуть шатры и тихо убраться восвояси.

— Предоставьте решать это мне! — Снова гордыня выперла из него на целую милю.

Мне это не понравилось. К числу наиболее беспощадных врагов принадлежат именно те, кто боится упасть в грязь лицом.

— Где он?

— Тиддли Пом? — спросил я.

— Тиддли Пом. — Он произнес эти слова с особым отвращением. — Именно.

— В надежном месте.

— Мистер Тайрон, кончайте валять дурака. Не сможете же вы вечно прятать его от Чарли Бостона.

Я молчал. Тигр зевнул, обнажив полный набор желтоватых клыков. Ужасное зрелище...

— Ущерб, нанесенный вашему здоровью, в следующий раз будет куда ощутимее, — сказал он.

Я смотрел на него с любопытством. Неужели он всерьез думает, что меня можно сломить такой банальной угрозой? Он тоже смотрел на меня. Мое молчание, видимо, нисколько не впечатлило его. Сердце у меня замерло. За этим должно последовать что-то еще, что-то более существенное.

— Еще тогда, — заговорил он будничным, ровным тоном, — когда мне сообщили, что на следующий день после неверно истолкованного вами нападения вас видели на скачках в Пламптоне, я понял, что физическое давление в данном случае бессмысленно и лишь создает дополнительные трудности. Теперь я вижу, что не ошибся. Я дал указания подобрать другие ключи. И конечно же, их подобрали. И вы скажете нам, где находится лошадь.

Он достал черный бумажник крокодиловой кожи, вынул из него небольшой листок, сложенный пополам, и протянул мне. Я посмотрел. Он заметил, как исказилось мое лицо, и удовлетворенно кивнул.

Это была фотокопия счета из гостиницы, где мы с Гейл провели ночь. Мистер и миссис Тайрон, один двойной номер.

— Теперь вам ясно, мистер Тайрон, что, если вы хотите сохранить эту пикантную подробность жизни в тайне от жены, вы должны дать нам адрес.

Мысли вихрем завертелись у меня в голове, словно барахло в барабане химчистки, но ничего толкового я не придумал.

— Вы так спокойны, мистер Тайрон. Но вам же это крайне неприятно, не так ли? Так скажите нам.

Уверен, вам вовсе не хочется, чтобы жена подала на развод. А какие меры предосторожности принимались, чтобы обмануть ее... Это дает основание полагать, что она тут же вышвырнет вас за дверь, если узнает... — Он показал на счет. — Особенно, наверное, будет приятно узнать, что ваша любовница — цветная. Нам известно и о других свиданиях. Например, в прошлое воскресенье. И еще за неделю до этого. И вашей жене все расскажут, все. Богатая женщина этого не потерпит.

«Интересно знать, — в каком-то странном оцепенении подумал я, — за какую именно сумму Гейл продала меня?»

— Ну довольно, Тайрон. Адрес!

— Мне надо подумать, — вяло ответил я.

— Что ж, понимаю. Необходимо время, чтобы смириться окончательно. И оно у вас будет. Шесть часов. Ровно в семь вечера вы нам звоните. — Он протянул мне маленькую белую карточку с номером телефона. — Но шесть часов — это крайний срок. По истечении этого времени информация будет находиться на пути к миссис Тайрон, и никому не удастся приостановить ее. Вам ясно?

— Да, — ответил я. Тигр сел и закрыл глаза. Он мне сочувствовал.

— Так я и думал. — Он направился к двери. — Ровно в семь. Всего доброго, мистер Тайрон.

Легким, уверенным шагом он вышел из кошкиного дома, завернул за угол и исчез. У меня отнялись ноги. Я стоял, не двигаясь, весь во власти неясного, зыбкого ощущения непоправимого несчастья. Часть сознания, которая отказывалась верить в него, твердила, что, если я останусь вот так, неподвижно, на месте, беда минует меня. Нет, конечно, этого не произойдет. Но постепенно первое потрясение прошло, и я судорожно принялся искать лазейку.

Я медленно отошел от тигра, вышел на воздух и, углубленный в свои мысли, поплелся к воротам. Уголком глаза я заприметил моего похитителя в плаще. Стоя на боковой дорожке, тот заглядывал в явно пустой загон из плетеной проволоки, и вдруг, когда я выходил через турникет на улицу, меня словно громом ударило: я вспомнил, где видел его. Я даже остановился. Теперь надо было разобраться что к чему. Я видел этого типа на станции Кингс-кросс, когда ждал Гейл. Он стоял рядом, смотрел, как она выходит из метро и идет ко мне. Я искал ключ. И нашел.

Если он был на станции, значит, они следили за мной от самой «Блейз». И сегодня они сцапали меня у самых дверей «Блейз».

Медленно шагая по улице, я пытался осмыслить все это. Утром со станции Кингс-кросс я поездом отправился в Ньюкасл. Но обратный билет не использовал — отдал Колли Гиббонсу. Кружным путем вернулся домой и где-то на пути, сам того не ведая, может, еще на скачках, избавился от «хвоста».

Видимо, еще один человек следил за Гейл или же просто пришел к ней в гостиницу, когда я уехал. Пытаясь отбросить мысли о ее предательстве, я все же допускал, что такое возможно. Все зависит от суммы, которую ей предложили. Пожалуй, фунтов пятьсот — достаточное искушение для ее торгашеской душонки.

Никто, кроме Гейл, не мог взять счет из отеля. Никто, кроме Гейл, не знал о тех двух воскресеньях. Никто, кроме Гейл, не думал, что моя жена богата. Отсюда я хладнокровно сделал вывод, что значу для нее совсем немного. Точнее, почти ничего.

Я добрел до угла и инстинктивно повернул к дому. Лишь шагов через двадцать я осознал, что делать этого нельзя. Гейл не знала, где я живу! И не могла сказать им. Им неизвестно истинное положение дел с Элизабет, они считают ее богачкой, которая может выгнать меня на улицу. Сегодня утром они поджидали меня у дверей «Блейз»... Все тем же неспешным шагом я повернул направо.

Если мужчина в черной шляпе не знает, где я живу, это должен выяснить тот, в плаще. На углу я остановился и посмотрел назад, через густые ветви боярышника. Он поспешил следом. Так же медленно я двинулся дальше, потихоньку приближаясь к Флит-стрит.

Черная Шляпа блефовал. Он не мог сообщить Элизабет о Гейл, потому что не знал, где мы живем. Ни телефона, ни адреса в справочнике нет. Уже дважды я мог довести их до дверей своего дома, и лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств этого не произошло.

Но все равно, везение не может продолжаться вечно. Даже если я буду водить их за нос до конца скачек на кубок. В один прекрасный день они узнают мой адрес и сообщат ей все.

«Сперва тебя покупают, потом шантажируют», — так сказал Берт Чехов. Купили Гейл, шантажируют меня. Все сходится. На всем долгом пути к «Блейз» я размышлял о природе шантажа.

Люк-Джон и Дерри удивились, что я вернулся.

— У кого-нибудь из наших репортеров уголовной хроники есть свой человек в полиции? — спросил я.

— Кажется, у Джимми Сиенна, — ответил Дерри. — А в чем дело?

— Надо узнать владельца машины по номеру.

— Что, покушение на твой древний фургон? — равнодушно спросил Люк-Джон.

— Ага, стукнул и смылся, — кивнул я.

— Можно попробовать, — сказал Дерри с характерной для него готовностью помочь. — Давай номер, я разузнаю.

Я продиктовал ему номер «Роллса» Черной Шляпы.

— Номер лондонский, — заметил Дерри. — Это упрощает дело. — Он подошел к столу, над которым возвышался громадный, как гора, молодой человек с рыжей шевелюрой, и стал с ним совещаться.

Я дотянулся до телефона и с самым беззаботным видом, но с замиранием сердца набрал номер, который оставил Черная Шляпа. Было три восемнадцать. Из шести отпущенных мне часов прошло два.

Ответил удивленный женский голос.

— Вы уверены, что набрали правильно?

Я продиктовал ей номер.

— Да, верно. Как странно...

— Что странно?

— Видите ли, это будка телефона-автомата. Я только вошла и хотела позвонить, как вдруг эти гудки... Вы уверены, что у вас правильный номер?

— Не знаю, — сказал я. — А где находится эта будка?

— В подземке, на станции «Пикадилли».

Я поблагодарил ее и повесил трубку. Толку мало.

Подошел Дерри и сказал, что Джимми Сиенна делает все, что в его силах. Удачно, что сегодня вторник и заняться ему особенно нечем.

Тут я вспомнил, что номер «Тэлли» и яблочный пирог остались на полу в «Роллсе». Стал думать, стоит ли пойти и возместить потерю. Решил, что ничего страшного не случится, вышел на улицу и все купил. Старого знакомого в плаще я не заметил, но это не значило, что он не скрывается где-нибудь поблизости. А может, его подменил кто-то другой, кого я не знал в лицо.

Дерри сообщил, что приятель Джимми из полиции проверяет регистрационный номер. Я присел рядом на край стола и принялся грызть ногти.

Туман, весь день угрожавший пасть на город, медленно отступил. Только этого не хватало! Я начал обдумывать, как бы незаметно выбраться из редакции на ярко освещенную Флит-стрит.

Ровно в пять Люк-Джон объявил, что уходит домой, за ним с виноватым видом последовал Дерри. Я перебрался к столу Джимми Сиенна и принялся за ногти на новом месте.

Наконец, когда Джимми тоже поднялся, чтобы идти домой, зазвонил телефон. Он выслушал, поблагодарил и записал что-то на клочке бумажки.

— Вот держи, — сказал он мне. — Желаю удачи со страховкой. Она тебе пригодится.

Я прочитал, что было написано на листке. «Роллс» под этим номером был приписан к конторе под названием «Машины Лукулла напрокат».

Из «Блейз» я выбрался через крышу. «Тэлли», коробка с пирогом и больные ребра несколько осложняли задачу, но зато после кругосветного путешествия через вентиляционные шахты и перекрытия я спокойно вышел через пожарный выход в редакционное помещение соседней с нами газеты.

Никто не поинтересовался, что я здесь делаю. Я спустился на лифте в подвальный этаж и оказался в просторном гараже, где стояли ряды желтых фургонов, готовые доставить сырые, только что отпечатанные кипы газет к поездам и самолетам. Одного из шоферов я немного знал и попросил подвезти меня.

— Ладно, если вам в сторону Паддингтона.

— Как раз туда. — Мне любое направление годилось.

— Тогда полезайте.

Я влез, он загрузился и быстро выехал из гаража. У Паддингтона мы распрощались, и я поехал домой на метро, уверенный, что уж теперь никто не идет за мной следом.