— Тиддли Пом, Краткий, Поликсен и прочие... Каждый в отдельности ничего не стоит. На этом и держится рэкет.

Хмурое лицо Нортона просветлело, на нем возникло подобие улыбки.

— Еще немного, и я услышу, что «Блейз» целиком посвятила себя службе правосудия, а не охоте за сенсациями.

— Именно это мы и утверждаем.

— Гм... — пробормотал Нортон. — Но нельзя верить всему, что пишут в газетах.

Подавленный и усталый, я медленно ехал домой. Порой волнения и неприятности служат дрожжами, придающими особый вкус черствому хлебу повседневности. Положительным фактором. Он был необходим мне. Но никогда они еще не угрожали столь жестоко моему семейному благополучию и не требовали таких затрат физических и душевных сил.

На этот раз я был твердо уверен, что Тиддли Пом будет участвовать в скачках, что заговор раскрыт и предотвращен. Но эта мысль не приносила удовлетворения. Все пепел и прах. Печальное настоящее, унылое и безрадостное будущее.

С дороги я позвонил в «Блейз». Люк-Джон уже ушел. Я застал его дома.

— Тиддли Пом в конюшнях на ипподроме Хитбери, — сообщил я. — Под охраной бывшего полицейского и немецкой овчарки. Лишь этот служитель и управляющий знают, кто он такой. И больше ни одна душа. Что вы на это скажете?

— Что ж, прекрасно, — без особого энтузиазма произнес Люк-Джон. — Теперь можно не сомневаться, что Тиддли Пом стартует в Золотом кубке. Получится хороший материал. Тай, боюсь, однако, мы несколько преувеличивали опасность.

Я поспешил уверить его в обратном:

— Сегодня где-то в половине третьего ребята Бостона была всего в трех милях от конюшен Нортона Фокса.

— Боже, — прошептал он, — значит, это действительно правда...

— А вы принимали все это за шутку, состряпанную специально для нашего развлечения?

— Но...

— Не «но», а именно так. Ладно, как бы там ни было, но у них произошла небольшая неприятность с машиной... Они отброшены к исходной позиции, так как опять не знают, где Тиддли Пом.

— Что за неприятность?

— Врезались в кузов фургона для перевозки лошадей. Весьма неосторожно с их стороны. Я слишком резко нажал на тормоз, а они шли почти вплотную.

Растерянное молчание. Потом он спросил:

— Они погибли?

— Нет. Немного помяты... — Я коротко пересказал ему события дня.

Типичная для Люка-Джона реакция... Голос снова зазвучал оживленно и энергично:

— До воскресенья воздержись от контактов с полицией.

— Ясное дело.

— Тай, это просто великолепно...

— Да, — ответил я.

— Сегодня же вечером набросай предварительный вариант и завтра давай с ним в редакцию, — распорядился он. — Завтра мы все обмозгуем, а окончательные подробности сообщишь мне по телефону в воскресенье, прямо со скачек.

— Ладно.

— Да, и вот еще что: позвони-ка Ронси и скажи, что исключительно благодаря «Блейз» его лошадь теперь в целости и сохранности.

— Ладно, посмотрим. Может, позвоню.

Я повесил трубку и только тут почувствовал, как одиноко должно быть Ронси. Я устал, и мне захотелось домой. «Но и дома, — тоскливо подумал я, — расслабиться не удастся, начнется новый приступ раскаяния и угрызений совести».

Ронси немедленно ответил на звонок. Он уже был в курсе — ему звонил Нортон.

— Тиддли Пом в безопасности и под хорошим присмотром, — заверил я его.

— Мне следует извиниться перед вами, — буркнул он.

— Не за что.

— Послушайте... меня все же беспокоит кое-что. Очень беспокоит. — Он замолчал, видимо подавляя приступ гордыни. — Как вы считаете... я хочу сказать, есть ли у вас догадка... насчет того, как эти люди смогли так быстро появиться у Фокса?

— Думаю, мы с вами подозреваем одного и того же человека. Это ваш сын. Пэт.

— Шею ему сверну! — В голосе звучала искренняя, далеко не отцовская злоба.

— Будь у вас хоть капля здравого смысла, вы бы давно разрешили ему выступать на всех скачках, а не только второстепенных.

— Да о чем вы только толкуете!

— О непомерном чувстве обиды, которое постоянно испытывает ваш сын. Вы доверяете своих лошадей кому угодно, только не ему. Вот он и обижается.

— Он недостаточно опытен, — запротестовал Ронси.

— Да где же ему набраться этого опыта, если вы не даете такой возможности? Нет лучше школы для жокея, чем участие в серьезных скачках на хороших лошадях!

— Но он может проиграть, — проворчал Ронси.

— А может и выиграть! Разве у него был шанс доказать это?

— Однако выдать Тиддли Пома... Какой ему толк от этого?

— Просто месть... вот и все.

— Все!

— Сейчас все в порядке.

— Ненавижу его!

— Тогда пошлите его работать в другие конюшни. Обеспечьте прожиточный минимум, дайте возможность испытать себя, понять, сможет ли он стать профессионалом. Неудивительно, что человек огрызается, если постоянно попирают его достоинство.

— Но долг сына помогать отцу. Особенно, когда это сын фермера.

Я вздохнул. Он отставал от современной жизни лет на пятьдесят, и никакие разговоры не могли его переубедить.

Нельзя сказать, что меня радовало мстительное предательство Пэта Ронси. Конечно, можно было понять причины, толкнувшие его на этот поступок. Но восхищаться особенно нечем.

Видимо, кто-то из приезжавших на ферму уловил нескрываемое раздражение Пэта и оставил свой телефон на случай, если тот узнает о местонахождении Тиддли Пома и захочет отомстить отцу. Уверенность Пэта в том, что он сообщает эти сведения журналисту-конкуренту, была слабым оправданием. Даже в этом случае ему следовало догадаться, что газетчик может распространить информацию по всей стране. Результат одинаков. Быстрота, с какой молодчики Бостона примчались в деревню, наводила на мысль, что на ферме с Пэтом беседовал человек в плаще, шофер, а может, даже и сам Вьерстерод.

Я приехал в Лондон. Поставил машину в гараж. Запер. Медленно, словно нехотя, поднялся по ступеням.

— Привет! — вымученно веселым тоном произнесла Элизабет.

— Привет! — Я поцеловал ее в щеку. На взгляд миссис Вудворд, наше поведение было обычным. Только боль, которую мы читали друг у друга в глазах, говорила, что это не так.

Миссис Вудворд надела синее пальто и еще раз сверилась с часами. Три часа сверхурочных, но ей все было мало. «Интересно, — мельком подумал я, — можно ли отнести эти расходы на счет „Блейз“?»

— Мы уже поели, — сообщила миссис Вудворд. — Ваш ужин готов, только разогреть. Просто суньте его в духовку, мистер Тайрон.

— Спасибо.

— Ну, доброй ночи, милая! — крикнула она Элизабет.

— Доброй ночи.

Я распахнул дверь, она коротко кивнула, улыбнулась и сказала, что будет утром, в обычное время. В том, что она явится вовремя, можно было не сомневаться. Добрая, пунктуальная, столь необходимая всем нам миссис Вудворд! Будем надеяться, что чек из «Тэлли» не заставит себя долго ждать.

После обмена приветствиями мы с Элизабет, казалось, исчерпали темы для беседы. Самые невинные вопросы и ответы напоминали хождение над бездной, затянутой тонким слоем льда. Должно быть, поэтому мы оба почувствовали облегчение, когда в прихожей прозвенел звонок.

— Наверное, миссис Вудворд что-то забыла, — сказал я.

— Да, наверное, — согласилась Элизабет.

Ничего не подозревая, я отворил дверь. Она с грохотом распахнулась под тяжелым пинком. На пороге стоял человек в черном. Массивным, затянутым в кожаную перчатку кулаком он нанес мне резкий удар в диафрагму и, когда я скорчился, рубанул чем-то твердым по шее, у основания черепа.

Стоя на коленях, кашляя и задыхаясь, я увидел, как в дверях появился Вьерстерод, окинул взором всю эту сцену и прошел в комнату. Нога в черном ботинке захлопнула за ним дверь. Послышался мягкий свистящий звук, и еще один удар обрушился мне на спину, между лопатками. Элизабет вскрикнула. Я с трудом поднялся и сделал попытку пройти к ней в комнату. Плотный человек в черном — это был Росс, шофер, — схватил меня за руку и с силой вывернул ее назад.

— Садитесь, мистер Тайрон, — спокойно произнес Вьерстерод. — Садитесь вот сюда. — Он указал на покрытую ковриком табуретку, на которой так любила сидеть с вязаньем миссис Вудворд. Здесь не было ни спинки, ни подлокотников, мешавших двигать спицами.

— Тай! — неестественно высоким от страха голосом окликнула меня Элизабет. — Тай, что происходит?

Я не ответил. Я пребывал в каком-то странном оцепенении. Сел на табуретку, и Росс отпустил мою руку. У постели Элизабет стоял Вьерстерод и с возрастающим любопытством наблюдал за мной.

— Ну вот, наконец все стало на свои места, мистер Тайрон. Неужели и вправду вы были настолько самонадеянны, думая, что можете оказать мне открытое сопротивление и вам это сойдет с рук? Никому еще не сошло, мистер Тайрон. Никому и никогда.

Я снова не ответил. Росс стоял у меня за спиной на расстоянии шага. В правой руке он вертел штуку, которой ударил меня, — небольшую удлиненную дубинку грушеобразной формы. По сравнению с ней кастеты молодчиков Бостона выглядели детской игрушкой. Я с трудом подавил желание потереть зудящее от боли место.

— Мистер Тайрон, — тем же спокойным, ровным тоном продолжал Вьерстерод, — где Тиддли Пом?

Не дождавшись ответа, он повернулся, посмотрел вниз и не спеша подсунул нос ботинка под то место, где вилка входила в розетку. Туда, где электрический кабель подключался к дыхательному насосу. Элизабет проследила за направлением моего взгляда и увидела, что он делает.

— Нет! — вскрикнула она. Высокий, напряженный от страха голос. Вьерстерод улыбнулся.

— Тиддли Пом? — Он повернулся и посмотрел на меня.

— В конюшнях на ипподроме в Хитбери-парк.

— Ага. — Он убрал ногу. — Вот видите, как все просто, верно? Самое главное — найти правильный подход. Правильно подобрать ключи. Насколько я понимаю, ни одна лошадь в мире не стоит того, чтобы подвергать из-за нее опасности жизнь тех, кого любишь.

Я промолчал. Он был прав.

— Проверьте, — сказал Росс, по-прежнему стоя у меня за спиной.

Вьерстерод сузил глаза.

— Так рисковать он не станет.

— Но он сопротивлялся. Посмел пойти против вас! Чего тут мудрить! Надо проверить, и все. — Росс не приказывал, скорее советовал.

Вьерстерод пожал плечами и снял телефонную трубку. Сначала в справочную:

— Ипподром в Хитбери-парк. Кого-нибудь из управляющих... Хорошо, как раз то, что надо...

Подошел сам Уилли Ондрой. Вьерстерод сказал:

— Мистер Тайрон получил мне позвонить и узнать, все ли в порядке с Тиддли Помом...

Он спокойно выслушал ответ, бледное с желтоватым оттенком лицо оставалось бесстрастным и неподвижным. Он почти никогда не улыбался, редко хмурился. Морщинки вокруг глаз появились, видно, из-за того, что яркое солнце родины часто заставляло его щуриться.

— Огромное вам спасибо, — сказал он наконец. Снова манеры и голос из Форин-офис, сама любезность, само очарование.

— Узнайте, в каком он боксе, — подсказал Росс. — Номер!

Вьерстерод спросил. Уилли Ондрой ответил.

— Шестьдесят восьмой? Благодарю. Доброй ночи.

Росс аккуратно опустил трубку на рычаг, наступила пауза. Я надеялся, что теперь, когда он получил что хотел, у него достанет порядочности просто тихо удалиться. Надежда слабая и, как выяснилось, беспочвенная.

Пристально изучая свои ногти, он тихо продолжил:

— Приятно видеть, мистер Тайрон, что вы наконец осознали неизбежность нашего с вами сотрудничества. — Снова пауза. — Однако в данном случае было бы ошибкой с моей стороны полагать, что подобная ситуация сохранится надолго, если я не приму мер, убеждающих вас, что иного пути просто нет.

Я посмотрел на Элизабет. Закрученные фразы Вьерстерода, видимо, доходили до нее с трудом. Она лежала, откинув голову на подушки, глаза были закрыты. Я сообщил, где находится лошадь, и это ее успокоило. Теперь, считала она, ничего страшного произойти не может.

Вьерстерод уловил мой взгляд и мысль. Кивнул.

— У нас в стране много жертв полиомиелита, живущих на системе искусственного дыхания. Я знаю, что это такое. Понимаю, что значит для нее электричество. И постоянный уход. И в каком опасном положении она находится, каждый день на грани между жизнью и смертью. Все это я очень хорошо понимаю.

Я молчал. Он снова заговорил:

— В подобной ситуации многие мужчины бросают своих жен. Вы этого не сделали. Значит, вы заботитесь о ней, стараетесь не причинить зла. Я прав или нет? Ведь вы только что на деле доказали это, не так ли? И вам не понадобилось много времени, чтобы сообщить то, что требовалось.

Я не ответил. Он подождал секунду, потом продолжал тем же размеренным тоном. То, что он говорил, как уже однажды заметил Дэмбли, находилось в чудовищном противоречии со стилем изложения.

— Я вынужден заботиться о поддержании своей репутации на должном уровне. И абсолютно не могу допустить, чтобы какие-то жалкие журналистишки вмешивались в мои дела и пытались выставить на посмешище. Хотелось, чтобы вы запомнили это раз и навсегда. И чтобы этот случай послужил для вас неизгладимым уроком и вы усвоили бы, что я не тот человек, которому можно стать поперек дороги.

Росс шагнул вперед. По телу у меня забегали мурашки. Я изо всех сил пытался скопировать Вьерстерода, сохраняя бесстрастное выражение лица.

Но Вьерстерод еще не закончил проповедь. Казалось, он мог продолжать в том же духе всю ночь.

— Чарли Бостон доложил мне, что вам удалось вывести из строя двух его помощников. Он тоже не может оставить безнаказанным урон, нанесенный его репутации. Поскольку меры предупреждения, примененные в поезде, ничему вас не научили, посмотрим, может быть, мой шофер достигнет лучших результатов.

Я просунул ногу под табуретку, подцепил ее и, привстав, ударил Росса одновременно в живот и в пах. Тот скорчился, а я, пользуясь замешательством, выхватил у шофера дубинку и замахнулся, чтобы треснуть его по голове.

— Тай!! — Это был не голос Элизабет, а страшный, мучительный вопль. Не выпуская из рук дубинку, я повернулся и встретил дышащий ледяной злобой и неумолимостью взгляд Вьерстерода.

— Бросьте дубинку!

Носок отполированного ботинка был снова под розеткой. Нас разделяло три ярда. Весь трясясь от ярости, я остановился. Больше всего на свете мне хотелось бы налететь на него, сбить с ног, смять, вышвырнуть из моей жизни раз и навсегда. Но я не мог рисковать... Одно легкое движение — и аппарат выключен из сети. Идти на такой риск, попытаться успеть вовремя вставить вилку в штепсель, при том, что между розеткой и мною стоял Вьерстерод, а сзади — Росс, было практически невозможно. «Спирашелл» давил на грудь, под его весом она немедленно задохнется. Дальнейшее мое сопротивление может убить ее. Этот пойдет на все. Уничтожит Элизабет, предоставив мне самому объяснять обстоятельства ее смерти. Еще бы, ярмо на шее, никому не нужная жена-калека... Ведь он не знал, что мне известны его имя и еще кое-какие факты биографии. Устранение Элизабет наверняка кажется ему делом практически безнаказанным. Нет, рисковать нельзя.

Я медленно опустил руки и бросил дубинку на пол. Росс, тяжело дыша, наклонился и поднял ее.

— Сядьте, мистер Тайрон, — приказал Вьерстерод. — И не двигайтесь с места! Не вздумайте снова встать. Надеюсь, вы хорошо меня поняли?

Носок ботинка все еще находился под розеткой. Кипя от душившей меня злобы, я опустился на табуретку. Вьерстерод кивнул Россу, и тот изо всей силы ударил меня дубинкой по спине. Звук был ужасный. Ощущение и того хуже.

Элизабет вскрикнула. Вьерстерод холодно посмотрел на нее и велел Россу включить телевизор. Они поджидали, пока он разогреется. Росс повернул регулятор звука на полную громкость и переключил с программы новостей на какое-то музыкально-танцевальное шоу. К несчастью, у нас не было соседей, которые могли бы прийти, жалуясь на шум. Единственная живущая поблизости пара вечерами работала в ночном клубе.

Росс поднял дубинку и снова направился ко мне. Инстинктивно я попытался привстать, чтобы защищаться, бежать, исчезнуть Бог знает куда и как.

— Сидеть! — сказал Вьерстерод. Я перевел взгляд на его туфлю и сел. Росс взмахнул рукой, и на этот раз я упал с табуретки вперед на колени.

— Перестаньте, — произнесла Элизабет дрожащим голосом, — умоляю, перестаньте...

Я встретился с ней взглядом. Она смотрела на меня с ужасом. С мучительным страхом. С мольбой. Она умоляла меня о чем-то. Внезапно меня, словно откровение, осенило: она боится, что я не выдержу, подумаю, что не стоит так мучиться ради нее, и попрошу прекратить избиение, пусть даже ценой ее жизни. Вьерстерод понимал, что я никогда не пойду на это. «Смешно, — подумал я с горечью, — но факт. Вьерстерод знает меня куда лучше, чем моя собственная жена».

Впрочем, тянулось все это не слишком долго. В какой-то момент я перестал ощущать каждый удар в отдельности, болело и ныло все тело. Казалось, земной шар давит мне на плечи всей своей тяжестью. Атланту такое не снилось...

Я не слышал, как Вьерстерод приказал Россу остановиться. Я сидел, прикусив губу и обхватив руками голову. В телевизоре какая-то гнида нараспев советовала всем и каждому веселее смотреть на жизнь. Росс заткнул ей глотку на середине ноты.

— О Господи, — твердила Элизабет, — Господи...

Ровный, невыразительный голос Вьерстерода сухо утешал ее:

— Дорогая миссис Тайрон, уверяю вас, моему шоферу известны куда более неприятные приемы. Надеюсь, вы понимаете, что человеческое достоинство вашего мужа нисколько не пострадало.

— Достоинство... — слабым голосом повторила Элизабет.

— Да, именно. Одно время мой шофер работал в тюрьме, в той стране, откуда я приехал. Он хорошо знает, как можно унизить человека. Однако такой подход к вашему мужу кажется мне неприемлемым. — Затем он обратился ко мне: — Мистер Тайрон, стоит вам еще раз проявить непокорность, и я позволю своему шоферу делать с вами все, что ему заблагорассудится. Буквально все, что угодно. Вам ясно это?

Я молчал. Он повторил:

— Вам ясно?

Я кивнул.

— Прекрасно. Наконец-то мы сдвинулись с мертвой точки. Но это только начало. Вам следует проявить свое послушание более определенным образом. Вы будете работать на меня. Писать для меня в своей газете. Писать то, что вам прикажут.

Я медленно отнял руки от лица и опустил их на колени.

— Это невозможно, — вяло произнес я.

— Мне кажется, вы сочтете это вполне возможным. И даже необходимым. Иного выхода у вас нет. А о том, чтобы уйти из газеты, нечего и думать. — Он дотронулся до провода носком коричневого, начищенного до блеска ботинка. — Не можете же вы день и ночь караулить свою жену, до самой ее смерти...

— Хорошо, — медленно проговорил я, — буду писать то, что вы скажете.

— Вот это другое дело.

«Бедный, бедный старина Берт Чехов, — с тоской подумал я. — Вниз, на тротуар, с седьмого этажа... А мне даже не удастся застраховать жизнь на сумму, достаточную для оплаты пребывания Элизабет в клинике до конца ее дней».

— Приступим прямо на этой неделе, — сказал Вьерстерод. — К воскресенью вы подготовите статью, опровергающую все написанное вами до этого за неимением фактических доказательств. Это позволит отчасти восстановить положение дел, создавшееся до начала вашего вмешательства.

— Хорошо. — Я осторожно дотронулся до правого плеча. Вьерстерод взглянул на меня и кивнул.

— Вам это надолго запомнится, — рассудительно вымолвил он. — В утешение могу сказать, что многие из тех, что перебегали мне дорогу, ныне покойники. Вы принесете больше пользы живым. Если будете писать, что прикажут. Тогда и жена ваша будет цела и невредима, и моему шоферу не придется возиться с вами.

Его шофер — не знаю только, понимал он это или нет, — был лишь бледной тенью ребят Бостона. Теперь, вопреки всем страхам, мне казалось, что те, с кастетами, были куда опаснее. Для Росса его работенка была ремеслом, давно надоевшим и утомительным делом. Ни сломанных ребер, ни разбитости в теле. На этот раз я даже мог передвигаться.

Вьерстерод сохранял невозмутимость.

— Странно, что вас так печалит участь мужа, после того как он позволил себе переспать с цветной девкой.

Она закусила губу и отвернулась. Он уставился на меня немигающим взглядом.

— Так вы ей все рассказали?

Отвечать было бессмысленно. Если бы тогда, во вторник, я сказал ему, где Тиддли Пом, то избавил бы себя от стольких страданий и треволнений. Мне не пришлось бы рассказывать Элизабет о Гейл. Я уберег бы ее от всего этого кошмара. В памяти всплыли последние слова Берта Чехова: «Именно самые стойкие попадают в худшие переделки... Они не понимают, когда надо остановиться».

Боль в спине разливалась по всему телу. Я смертельно устал сидеть на этой проклятой табуретке. Пусть миссис Вудворд ее заберет — не желаю больше видеть ее у себя дома.

— Дайте ему выпить, — сказал Вьерстерод Россу.

Тот подошел к столику, где стоял поднос с бутылкой виски, двумя стаканами и малверской водой. Он отвинтил крышку, взял стакан и вылил в него все содержимое, почти половину бутылки. Вьерстерод кивнул:

— Пейте.

Росс подал мне стакан. Я сидел неподвижно, уставясь на него расширенными глазами.

— Ну! — сказал Вьерстерод. — Пейте.

Я мотнул головой. Он подвинул ногу к розетке.

Я поднес стакан ко рту и отпил глоток. Прыгай через горящий обруч, раз велят!

— Все до дна, — произнес он. — И быстро.

Почти целые сутки во рту у меня не было ни крошки. Несмотря на всю свою выносливость, мысль о том, что мне предстоит выпить целый стакан спиртного на пустой желудок, вовсе не казалась забавной. Но выбора не было. Ненавидя Вьерстерода всеми фибрами души, я осушил стакан до дна.

— Похоже, урок пошел ему на пользу, — заметил Росс.