Идеей этой радиопьесы я обязан примечательному импульсу, данному мне Карлом Штайнбухом, профессором информационно-технического института Университета в Карлсруэ. В одной беседе относительно смысла ориентированного на будущее мышления он высказал соображение, которое можно было рассматривать в аспекте научной фантастики.
      Я имею в виду его «гипотетическую когнитивную систему», о которой он позже делал доклад на «Альпахской университетской неделе» и которую предполагал осветить в новейшем издании книги «Автомат и человек» в качестве своего рода приложения. Мне редко удавалось слышать доклад, который подвергся бы такой резкой атаке философов, как доклад Штайнбуха, который касался, казалось, немыслимой темы, а именно исследования враждебных жизни районов на поверхности космических тел.
      Карл Штайнбух утверждал следующее: «Благодаря технической разведывательной системе (в известной степени автоматическими наблюдателями) можно собрать большое число данных о небесных телах, физическое состояние которых исключает возможность посылки людей для наблюдений. В частности, потому что там царят высокие температуры или сильное излучение, делающие невозможным пребывание человека».
      Существенной предпосылкой следующего этапа рассуждений является предположение, что об обстановке на исследуемой местности практически ничего не известно. Из этого следует, что применяемые для исследования методы должны соответствовать обстановке, иными словами, вырабатываться самой системой. Система нуждается прежде всего в сенсорах — технических «органах чувств», с помощью которых она способна «впитывать» впечатления о незнакомом окружающем мире. Кроме того, ей необходимы «эффекторы», которые позволят активно действовать. К таким действиям относятся не только исследования, но и ряд мероприятий, обеспечивающих существование системы в условиях воздействия враждебной окружающей среды.
      В «Размышлениях» Карл Штайнбух подробнее рассказывает о своей идее: чтобы иметь возможность в требуемой форме работать в окружающем мире, система должна не только развивать интеллект и способность к творчеству, но и выработать нормы поведения и шкалу ценностей. Примечательно размышление под номером 10, в котором кибернетик доказывает, что шансы на выживание и функционирование будут больше, если система будет состоять из различных, оперирующих независимо друг от друга единиц, которые, в зависимости от задач, стоящих перед ними, будут отличаться друг от друга по «одаренности». Для того чтобы лучше приспособиться к окружению и тем самым получить наилучшие результаты в научных исследованиях, отдельные «индивиды» должны обладать способностью к изменению. Это может произойти при условии, что они произведут «потомство», которому передадут опыт предыдущих поколений; в свою очередь это потомство передаст свой, дополненный и обогащенный, опыт следующему поколению.
      Если отнестись к созданию такой системы как к реальности, не покажется удивительным использование терминов из области биологии и антропологии. Карл Штайнбух предпосылает своим рассуждениям следующее замечание: «Употребление таких слов, как «выживание», «ценность», «учеба», «решение проблем», «индивид», «норма поведения», а также личных местоимений вызвано исключительно отсутствием адекватных технических выражений, в предлагаемой мною системе оно не имеет других значений, кроме объясняемых технически».
      Но как раз употребление этих слов и вызвало протест у гуманитарной аудитории в Альпахе, и даже объяснение Штайнбуха не помогло.
      Возникает вопрос: почему все-таки идея, посвященная исследованию небесных тел, вызвала такое активное возражение? Причина, как мне думается, заключается в том, что слушатели игнорировали изложенное ранее толкование рассуждений Штайнбуха о внеземных исследованиях и свою критику обратили на другой аспект, а именно на то, что кибернетик дал описание модели системы, которая выходит далеко за рамки специальных вопросов исследования планет. Как нетрудно заметить, «гипотетическая когнитивная система» описывает не что иное, как возникновение жизни. Это показывает, что некоторых довольно общих принципов программирования, а также — в качестве вспомогательной функции — принятого задания достаточно, чтобы охватить длящееся миллион лет развитие. С точки зрения гуманитариев, это означает, что здесь давалось механически-функциональное объяснение жизни вплоть до вопросов сознания, этики и т. д.
      Я хочу этот довод — как бы волнующ он ни был — пока не рассматривать и обратить внимание читателей на примечательные выводы, которые (даже при наивной ограниченности) указывают на цель исследования. Они ведут прямо в область научной фантастики. Достоин внимания тот факт, что система Штайнбуха не ограничивается незнакомыми небесными телами; в зависимости от обстоятельств она пригодна для анализа, скажем, микроструктур клеток до сих пор еще невиданным способом. Возможно также создание системы, которая существовала бы исключительно в виде суммы программ. Это в какой-то мере созвучно гипотезам Дэникена в том смысле, что внеземные цивилизации высадили на Земле особые зародыши, которые в конце концов развились в «исследовательские автоматы» вроде тех, о которых говорилось в докладе Карла Штайнбуха.
      Намного интереснее показались мне некоторые другие возможности реализации, в частности, относящиеся к направлению человеком самодеятельных систем. Это снова возвращает нас, на сей раз совсем с другой стороны, к вопросу о машинном разуме. Но в то время как на Земле мы держим под контролем стремительно развивающиеся автоматы, на других планетах система могла бы развиваться совершенно непредсказуемым образом, так что в конце концов, пожелай человек получить нужную информацию, могла бы произойти встреча с необычными существами.
      Именно такая гипотеза и составляет основу моей радиопьесы «Сигналы из темного поля», которая в 1979 г. была поставлена на Баварском радио режиссером Дитером Хассельблатом. Описываемые в пьесе события связаны с акцией, осуществленной много лет назад; она становится известной действующим лицам пьесы, как и радиослушателям, только в конце: я имею в виду осуществление идеи Штайнбуха — «зародыши» его исследовательских автоматов были доставлены в глубины космоса. Так как спустя много лет никакой реакции не последовало, этот опыт был забыт. Однако все это время развитие на чужой планете продолжало свой бег, как это и было предусмотрено автором «гипотетической когнитивной системы». В качестве окружающей среды, которую предстояло исследовать, я выбрал удаленную от Солнца планету, на которой царит вечная темнота; именно на эту ситуацию была настроена система. Ей удалось относительно быстро изучить незнакомый регион. Исследовательская деятельность должна была переместиться с поверхности планеты в мировое пространство. Так же последовательно дело шло к встрече с человеком.
      В моей пьесе имеются две причины того, почему эта встреча проходила не очень успешно. Во-первых, системе не было сообщено, что она сделана людьми; она рассматривает их в еоответствии с логикой просто как объекты исследования наряду с другими объектами. При этом как довольно вероятное предположение играло роль то обстоятельство, что исследовательской системе по самой своей природе могли бы быть чужды определенные нормы поведения человека и прежде всего его эмоциональные, как они считают, «иррациональные» нормы.
      Во-вторых, серия поколений исследовательских автоматов для ученых, пославших их в космос, имеет смысл только тогда, когда добытые знания можно затребовать на Землю. По этой причине я предположил, что, пользуясь кодом, можно перевести систему с активной, «эксплоративной», фазы в пассивную, «коммуникативную», когда она выдает добытые данные. К событиям, описанным в пьесе, привело то, что люди, которых это касается, — экипаж научно-исследовательской станции на Луне — ничего не знали о природе находящихся в космосе автоматов. И хотя им удалось воспользоваться кодом, они не подозревают, что система, приспособленная к миру абсолютной темноты, беззащитна против воздействия солнечного света. Именно это обстоятельство привело к ее разрушению.
      Добротные научно-фантастические рассказы не ограничиваются чисто научно-технической постановкой вопросов — в них на первом месте стоит человек с его чувствами, настроениями, конфликтами, обсуждаются проблемы, так или иначе относящиеся к Земле и современности. Следуя такой схеме, писатель получает возможность проследить, как складываются отношения людей с внеземным разумом, происхождение которого вначале неизвестно, он вскрывает человеческую жадность и слабости и указывает, что познание наряду с технической активностью воздействует на человеческое общество и окружающую среду.
      Я радуюсь возможности сказать здесь несколько слов о мыслях, которые лежат в основе радиопьесы «Сигналы из темного поля». С одной стороны, потому что я вижу здесь новое доказательство того, что научно-обоснованная человеческая фантазия достаточно часто ведет к куда более фантастическим выводам, чем это возможно у свободной фантазии. Но, с другой стороны, также потому, что мне ясно, что радиослушатель, который однажды следил за происходящим в радиопьесе, едва ли может знать заложенный мною в ее основу тезис. У научных работников и техников, которые занимались кибернетикой, на это еще есть известный шанс, и это укрепляет меня во мнении, что научная фантастика является разделом литературы, обращающимся преимущественно ко «второй культуре», то есть научно-технической. Мне приходится учитывать, что гуманитариям намного труднее приложить изображаемое мной к основным рамкам наших знаний и нашего опыта. В качестве извинения за это я в свою очередь могу сослаться на то, что произведения, написанные гуманитариями, столь же часто прибегают к классически гуманистическому фонду образования, не вдаваясь в подробные объяснения, что мешает представителям науки и техники воспринимать изображаемое во всех тонкостях. Не знаю, насколько убедительны мои аргументы. Поэтому хотелось бы дополнить их еще одним: фантасты часто совершенно необоснованно постулируют куда более фантастичные, чем «гипотетическая когнитивная система», идеи — и читатель спокойно принимает этот трюк, считая его типичным для научной фантастики. Кто ничего не знает о размышлениях Карла Штайнбуха, находится в той же ситуации, что и потребитель тривиальных научно-фантастических описаний. Различие состоит лишь в том, что в научной фантастике, как я ее понимаю, фон, а также отодвинутые на второй план факты и возможности основываются на реальных предпосылках, отчего их выдаваемые за фантазии выводы касаются фактов, которые вполне достойны серьезного анализа. Читатель, проявляющий к этому интерес, может получить обильную информацию в общедоступной литературе.
       Герберт Франке

      В современной западной научной фантастике литературное творчество Герберта Франке представляет собой незаурядное явление. В предисловии к первому сборнику его сочинений на русском языке нет необходимости подробно останавливаться на их научно-познавательных и литературно-художественных достоинствах: читатель, надо полагать, сам убедится в том, что этот западногерманский писатель блестяще владеет всеми жанрами и формами фантастики и затрагивает в ней самые настоятельные и значительные темы современности. Увлекательно построенный сюжет с неожиданными поворотами событий, тонкая и вместе с тем глубокая ирония автора, оригинальный и лаконичный стиль изложения — все это органически сочетается с насыщенностью его произведений достоверной информацией о новейших достижениях науки и техники. Но главное, чем подкупает и располагает к себе научная фантастика Герберта Франке, — это ее социальный пафос, направленный против милитаризма (в рассказах «Маневры», «Самоуничтожение», в радиопьесе «Сигналы из темного поля» и др.), против манипуляции сознанием и поведением людей в полицейском террористическом государстве (в романе «Игрек минус», в рассказах «Проект «Время»», «Координаторша» и т. д.), против духовного вырождения цивилизации (рассказ «Наследники Эйнштейна»), против злоупотребления достижениями науки и техники, против расхищения природных ресурсов и катастрофического загрязнения окружающей среды (сатирический рассказ «Анклавы» и многие другие). Этот социальный пафос отражает настроения широких кругов общественности на Западе, активно вовлеченных в демократические, пацифистские и экологические движения, которые приобрели в настоящее время огромный размах и играют всевозрастающую роль.
      В своих научно-фантастических сочинениях Герберт Франке выступает в защиту таких непреходящих общечеловеческих ценностей, как свобода и достоинство личности, демократический образ правления, покоящийся на суверенном праве народов самим определять свой общественный строй, проникнутые гуманизмом нравственные нормы во взаимоотношениях между людьми, их право на мирную жизнь в условиях экологически незагрязненной среды, право на материальную обеспеченность и научное познание окружающего мира.
      В сочинениях Франке, включенных в данный сборник, особенно в романе «Игрек минус», рассказах «Наследники Эйнштейна», «Маневры», «Самоуничтожение» и многих миниатюрах, а также в радиопьесе «Сигналы из темного поля» угроза этим социальным и моральным ценностям исходит отнюдь не от мнимой «коммунистической опасности» или мифических «враждебных человеку» инопланетян, как об этом нередко говорят (кстати, оба этих сюжета настойчиво насаждаются в обыденном сознании на Западе буржуазными средствами массовой информации, в том числе и с помощью политической фантастики!). Ее олицетворяет тоталитарное полицейское государство, безжалостно подавляющее не только свободу личности, но и малейшие проблески индивидуальности, ставящее под всеобъемлющий контроль не только поведение, но и мысли людей, обреченных на жалкое прозябание в условиях материальной скудости и катастрофического загрязнения окружающей среды, невежества, беспомощности и взаимного недоверия. И в это ретроградное состояние общество оказывается ввергнутым не в результате злонамеренного вмешательства извне, а в ходе постепенного естественного внутреннего преображения. Быть может, на первый, поверхностный, взгляд подобное тоталитарное государство предстает как фантасмагория, порожденная болезненным воображением автора или же являющаяся досужим плодом свободного полета фантазии в поисках увлекательных сюжетных хитросплетений. В действительности же, однако, речь идет не о мрачных предвосхищениях неотвратимого будущего человечества, а о своевременных предостережениях об опасных тенденциях в развитии, вернее деградации «западной цивилизации».
      «Что же это за общество, описанное Г. Франке? Каким образом вообще оно может возникнуть?» — вправе спросить читатель. И на эти вопросы требуется дать серьезный и недвусмысленный ответ.
      Грядущее тоталитарное общество, предстающее перед читателем со страниц научной фантастики этого крупного западногерманского писателя, с полным правом можно охарактеризовать как казарменный государственно-монополистический капитализм, доведенный до своего логического завершения. Достаточно вспомнить, что подавляющее большинство населения в романе «Игрек минус» отчуждено от средств производства; разделение общества на антагонистические классы приобретает в нем еще более жесткий, предопределенный от рождения кастовый характер; социальное неравенство между горсткой привилегированных (категории А и В) и массой обездоленных (обозначаемых остальными буквами латинского алфавита) становится во всех отношениях вопиющим, ибо они сосуществуют друг с другом не только в контрастирующих общественных условиях, но и в разной экологической среде; подавляющее большинство населения подвергается изощренной эксплуатации и получает вознаграждение за свой труд, порой совершенно бессмысленный, в виде определенного количества заработанных «пунктов», которые, кроме названия, ничем не отличаются от долларов или марок; люди лишены права на личную жизнь, влачат жалкое существование в условиях материальной скудости, невежества и загрязненной окружающей среды; от рождения до смерти они находятся во власти всеобъемлющей манипуляции их сознанием и поведением; малейшее недовольство, даже просто отклонение от регламентированного во всех деталях повседневного поведения в зародыше подавляется «стиранием личности» или ее физической ликвидацией. Нет необходимости воспроизводить во всех деталях отвратительные черты казарменного государственно-монополистического капитализма, который обличается Гербертом Франке, ибо они будут преследовать читателя на протяжении всего романа «Игрек минус», и дополняется новыми подробностями в рассказах «Наследники Эйнштейна», «Координаторша» и ряде других.
      Этот роман справедливо можно рассматривать как творческий успех писателя не только по его социальному содержанию и идейной направленности, но и по литературно-художественным достоинствам. В частности, одна из его сюжетных линий, описывающая вовлечение Бенедикта Эрмана в мнимые заговоры против существующего строя, сохраняя всю свою оригинальность, по скрытой в ней иронии заставляет вспомнить о злоключениях Гэбриела Сайма в романе Честертона «Человек, который был Четвергом», где руководителем заговорщиков оказался шеф тайной полиции.
      Казарменный государственно-монополистический капитализм отнюдь не является произвольной умозрительной конструкцией демократически настроенного писателя-фантаста. В свое время, более ста лет тому назад, Ф. Энгельс, имея в виду отдаленные последствия централизации собственности, заложенные в капиталистическом способе производства, писал: «Современное государство, какова бы ни была его форма, есть по самой своей сути капиталистическая машина, государство капиталистов, идеальный совокупный капиталист. Чем больше производительных сил возьмет оно в свою собственность, тем полнее будет его превращение в совокупного капиталиста и тем большее число граждан будет оно эксплуатировать… Капиталистические отношения не уничтожаются, а, наоборот, доводятся до крайности, до высшей точки» (К. Маркс, Ф. Энгельс, Соч., 2-е изд., т. 20, с. 290). Научная фантастика Г. Франке, независимо от того, насколько это соответствовало намерениям автора, как раз и является изображением логического развития капитализма до его «крайности», его «высшей точки», когда он превращается в вопиющее отрицание всякого социально-экономического и научнотехнического прогресса человечества, когда единственным смыслом его существования является увековечение социальных привилегий и политического всевластия господствующего класса.
      Вместе с тем следует подчеркнуть, что хотя эта тенденция объективно присуща капитализму и особенно усилилась на его государственно-монополистической стадии развития в XX веке, ее, конечно, нельзя воспринимать фаталистически как неотвратимое будущее человечества. Ибо этой объективной тенденции противостоят другие столь же объективные противодействующие ей тенденции и в первую очередь освободительная борьба трудящихся масс, национально-освободительные и демократические движения. В этой связи уместно напомнить о той резкой критике, которой В. И. Ленин подверг апологетические и оппортунистические концепции «организованного капитализма», которыми многие социал-демократы пытались оправдать свое примирение с государственно-монополистическим капитализмом и отречение от социалистической революции. «Не подлежит сомнению, что развитие идет в направлении к одному-единственному тресту всемирному, поглощающему все без исключения предприятия и все без исключения государства. Но развитие идет к этому при таких обстоятельствах, такими темпами, при таких противоречиях, конфликтах и потрясениях — отнюдь не только экономических, но и политических, национальных и пр. и пр., — что непременно раньше, чем дело дойдет до одного всемирного треста, до «ультраимпериалистического» всемирного объединения национальных финансовых капиталов, империализм неизбежно должен будет лопнуть, капитализм превратится в свою противоположность» (В. И. Ленин, Поли. собр. соч., т. 27, с. 98). Это научное предвидение В. И. Ленина получило свое подтверждение в победе социалистической революции в России, в образовании мировой социалистической системы, в крахе колониальных империй и резком обострении противоречий между империалистическими державами.
      Тем не менее сама эта объективная тенденция к сращиванию монополистического капитала с буржуазным государством и объединению, даже слиянию национальных капиталов не только сохранилась, но и значительно усилилась после второй мировой войны в той части земного шара, которая пока остается под господством империализма. Эта тенденция дает о себе знать в капиталистической интеграции, примером которой может служить Европейское экономическое сообщество, в международной экспансии транснациональных корпораций, многие из которых по своей экономической мощи превосходят большинство независимых государств, в возросшей экономической роли буржуазных государств, перераспределяющих через свои бюджеты от одной трети до половины национального дохода преимущественно в пользу капиталистов. Совокупный капиталист, о котором писал Энгельс, стал в современную эпоху не отдаленной перспективой, а вполне реальной действительностью, с которой непосредственно сталкиваются и с которой борются широкие слои населения на Западе. В исторической перспективе казарменный государственномонополистический капитализм представляет столь же реальную угрозу социальному прогрессу человечества, как фашизм в 20-е годы, тем более что оба этих крайне реакционных воплощения империализма — по своей внутренней сущности социальные явления одного рода — взаимно переплетаются. Вот почему, кстати, не приходится удивляться тому, что описание грядущего тоталитарного строя в фантастике Франке вызывает у читателя ассоциации с гитлеровской Германией.
      Марксисты всегда выступали против наивных упований на автоматический крах капитализма — будь то в результате исчерпания рынков сбыта, безысходного экономического кризиса или же вследствие расхищения природных ресурсов и катастрофического загрязнения окружающей среды. Для того чтобы предотвратить эволюцию государственно-монополистического капитализма к тоталитаризму, чтобы империализм, по выражению Ленина, «лопнул» и «превратился в свою противоположность», необходимым условием является борьба против него всех демократических и прогрессивных сил общества. А для этого необходимо, чтобы такая опасность была осознана самыми широкими слоями населения. Научно-фантастические романы-предостережения как раз и способствуют такому осознанию, ибо они находят доступ к умам и чувствам миллионов читателей, заставляя их не просто задумываться над историческим противоборством между силами реакции и социального прогресса в современном мире, но и активнее включаться в борьбу против социальной несправедливости. Роман Франке «Игрек минус», а также другие его научно-фантастические произведения воспринимают и продолжают эту демократическую традицию в мировой литературе, к которой относятся «Железная пята» Дж. Лондона, «Остров пингвинов» А. Франса, «Война с саламандрами» К. Чапека, «У нас это невозможно» С. Льюиса, «Калокаин» К. Бойе, «Мальвиль» Р. Мерля, «451 градус по Фаренгейту» Р. Ррэдбери и многие другие романы-предостережения. Такие произведения являются не апокалиптическим предсказанием мрачного будущего человечества, а своевременным предупреждением о таком будущем, которое уготовано массам государственно-монополистическим капитализмом.
      Особую опасность государственно-монополистический тоталитаризм представляет собой именно сейчас, на пороге III тысячелетия, прежде всего потому, что он стремится воспользоваться и злоупотребить достижениями научно-технической революции, которые дают огромную власть над природой, включая и природу самого человека. Кроме того, тоталитаризм врастает в современную «западную цивилизацию» не только грубо и очевидно, но также исподволь и незаметно. Наконец он стремится предстать в глазах общественного мнения в привлекательной идеологической упаковке «технократического рая», якобы ниспосланного человечеству научнотехнической революцией. Воспроизведем одно из наиболее типичных изображений такого «технократического рая» в представлении идеологов государственно-монополистического капитализма.
      …В 2500 г. миром будет управлять единое, стабильное мировое правительство. Правящий слой… будет состоять из профессиональных специалистов в области общественных наук и администраторов, ответственных только перед своим начальством и своими профессиональными ассоциациями. Выборы будут полностью заменены опросами общественного мнения, а последнее будет формироваться с помощью образования, печати и вещания, планируемых этим правительством с целью насаждения здравого, научного суждения о всех текущих социально-политических проблемах. Мировая экономика будет поделена между транснациональными монополистическими корпорациями, заправляющими отдельными отраслями производства. На всем земном шаре утвердится стандартная массовая культура. Подавляющее большинство людей, принадлежащих к одной профессии, будут говорить на одном и том же языке, читать одни и те же книги, посещать одинаковые школы, носить одинаковую одежду, жить в одинаковых домах… Все административные и иные решения будут исходить из целесообразности и эффективности. Никакой закон или решение суда не будут принимать во внимание естественные права личности или неподтвержденные моральные принципы. На каждого человека будет составлено исчерпывающее досье, содержащее его имя, адрес, фотографии, описание примет, образцы почерка, отпечатки пальцев и запись голоса, а также все сведения, собранные на службе и в полиции. «К 2200 г. все жители планеты будут обязаны сообщить правительству все сведения, необходимые для работы полиции, социальных исследований, евгенических реформ и других общественных целей. Кроме того, каждое лицо получит опознавательный номер, неизгладимо зафиксированный на его теле».
      Это описание будущего общества заимствовано не из какого-то фантастического сочинения, а из солидного исследования видного американского футуоологе Б. П. Бэквита «Следующие 500 лет: научное предсказание главных социальных тенденций». Однако оно поразительно напоминает вмонтированные в роман «Игрек минус» выдержки из теоретических обоснований тоталитарного строя. Самым удивительным, впрочем, является то, что сам Бэквит свое «предвосхищение будущего» выдает за привлекательный социальный идеал, «Мои предсказания о жизни в Америке в 2500 г. могут показаться утопичными… — пишет он. Я убежден, что они реалистичны… Утопическими будут результаты. Но, впрочем, в глазах крестьянина из средневековой Европы современный американский город также выглядел бы утопией».