Они умолкли, задумались. Потом кто-то сказал одобрительно:
— Черт возьми, а ведь в этом что-то есть!
Они стали обсуждать. Специально обработанные транспортные карточки, неправильно настроенные сигнализаторы… устроить это и в самом деле относительно легко. И они знают, как это сделать. Электронная система довольно чувствительна: небольшие отклонения от стандарта, незаметные надрезы на карточках, стертая намагниченность — и все остановится. Новые и новые идеи становились предметом обсуждения. Торговые автоматы в универмагах, уличные светофоры, подача воды, энергоснабжение… а ведь еще есть теплоцентрали и кондиционеры, управляемые централизованно, есть средства связи, телефон и видеофон, пневматическая почта и передача изображений по стекловолокну, все управляемые центральным вычислительным устройством… Происходит все это при помощи перфокарт, магнитных карточек, магнитных лент, при помощи систем обработки данных, при помощи программ, — и задачей их и многих их коллег в этом и других институтах является как раз разработка таких систем. Они поняли вдруг, какие возможности дает положение программистов.
— Теперь вы понимаете: если мы захотим, рухнет вся система, — продолжал Джонатан. — Нужно только быть заодно. Убедить как можно больше других программистов в том, что им не следует беспрекословно выполнять приказы. Вопрос стоит об их свободе. Сперва нас заставили разработать системы банков данных, затем речь пошла о выборочном распространении информации, — а что это, если не цензура? И теперь ко всему этому надзор: мы друг за другом должны шпионить! И еще компьютеризация города! Разве это не орудие подавления?
Они заметили, как громко звучат их голоса, и стали говорить тише: в конце концов, они не на избирательном участке, а в зале вычислительного центра, к тому же принадлежащего правительству.
— Из разговоров с коллегами я знаю, — сказала Эдвиге, — что многие из них не хотят выполнять эти приказы. Ведь любой, кто хоть немного соображает, видит, что происходит у него на глазах. Нужно установить с ними связь, вовлечь в общие действия!
— Эдвиге права, — сказал Бен. — Предлагаю, чтобы каждый искал в кругу своих знакомых таких, кому можно доверять.
— И сколько времени на это уйдет? — спросил Харди. — Недели, месяцы? Вы бы подумали, как трудно привлечь людей к борьбе, а ведь вы хотите привлечь многих! Хорошо, я понимаю — нужно попытаться! Но, может, стоит все-таки делать и что-нибудь еще?
— Деятельность, в которой участвует много людей, почти невозможно сохранить в тайне, — сказал Джонатан. — Я не верю, что цели можно достигнуть, увеличив число единомышленников. Подумайте над тем, что я вам сказал: благодаря своим знаниям и тем возможностям, которые нам предоставляет наша работа, мы располагаем силой, которую по-настоящему еще не осознали. Мы можем ею воспользоваться, даже если нас будет мало; такой курс действий мне кажется более разумным.
— Я тоже так считаю, — поддержал его Франсуа. — Я за то, чтобы никого больше в эти дела не посвящать. Зато сами давайте сразу примемся за работу. Предлагаю использовать сегодня послеобеденное время на обдумывание возможных конкретных действий. Пусть каждый записывает все, что ему придет в голову, а вечером мы встретимся и посмотрим, что из записанного годится и с чего мы начнем.
— Согласен, — сказал Бен. — А теперь пошли обедать, пока на нас не обратили внимания. Они договорились встретиться в восемь вечера в столовой рядом с кегельбаном; это было излюбленное место встреч всех сотрудников банка данных, но сегодня, однако, посетителей было совсем мало: политические события всех испугали, и зал оказался в полном распоряжении Бена и его друзей.
На столе сразу появилась кучка вырванных из блокнотов листков, на них были записаны все предложения по поводу действий, которые могли бы нарушить работу автоматической системы. Многообразие таких возможностей изумило их. Они говорили торопясь, перебивая друг друга, но исключительно по существу. Для ушей постороннего разговор звучал бы как сугубо профессиональная дискуссия, а не обсуждение подготовки к революционным действиям.
Итогом явился довольно длинный список. Каждый предоставил в распоряжение остальных все свои знания, и среди них оказалась информация, считавшаяся совершенно секретной: коды для расшифровки заблокированного материала, не подлежащие огласке внутренние адреса для вызова данных и так далее. Тут же были и рекомендации, как нарушать работу периферийных автоматических устройств, — например, счетных и разменных автоматов, охраняющих устройств входов и лифтов, телетайпов и дисплеев общей системы связи. Естественно, пока еще они знают не все, что может пригодиться для претворения в жизнь их идеи, но это поправимо…
Бен аккуратно сложил листки с записями и сунул их во внутренний карман куртки.
— Придется поработать над этим еще некоторое время, — сказал он, — пока мы все не проверим. Начать лучше с акций небольшого масштаба — нужно посмотреть, так ли все пойдет, как мы надеемся.
— А тем временем готовиться к большому удару, — вставил Франсуа. — Он будет знаком к началу восстания.
Джонатан кивнул:
— И на этот раз у нас действительно есть шанс, потому что мы парализуем также средства связи и транспорт, обслуживающие полицию.
В динамике над дверью раздался щелчок, послышался голос:
— Господина Бена Эрмана просят к видеофону. Господина Эрмана — срочно к видеофону!
Джонатан повернулся к Бену:
— Кто знает о том, что ты здесь?
Бен удивленно пожал плечами:
— Я никому не говорил!
— Ну, иди же! — поторопил его Франсуа. — Но будь осторожен!
Бен встал и вышел из зала. Кабинка видеофона была в другом конце коридора. Войдя в нее, он увидел, что экран включен; на нем вспыхивали и гасли, повторяясь снова и снова, слова: «Пожалуйста, ждите».
Оставшиеся в зале несколько встревожились. Они молча ждали Бена.
А потом те, кто сидел ближе к открытому выходу на лестницу, а за ними и остальные услышали, испуганные, топот тяжелых сапог. Длился он меньше трех секунд, а затем они оказались в двойном кольце людей в форме. Люди эти были неразличимы, каждый в одной руке держал дубинку, в другой — высоковольтный электробич.
Наконец сквозь двойное кольцо полицейских прошел невзрачный маленький человек в гражданской одежде, и все оцепенели от ужаса: шеф секретной службы, лишь изредка появляющийся на страницах газет и на экране телевизора. И однако, если твоя совесть была не совсем чиста, это лицо ты едва ли мог бы забыть…
— Пожалуй, этого хватит, — сказал он. Он переходил от одного к другому, останавливался перед каждым, разглядывал его. — Решили, значит, ударить в самое уязвимое место. Думаю, вы еще поймете, какими детскими были ваши замыслы. Увести!
Через минуту в комнате никого не осталось.
8
Время до полудня Бен провел на следующий день как в полусне. Будто он не совсем еще проснулся, будто пребывает в воображаемом пространстве, в воображаемом времени, отделенных от реальности царством сновидений.
До этого, в шесть утра, звонок вырвал его из мира, внезапно обретшего существование. По-настоящему он с этим миром еще не соприкоснулся, но ведь откуда-то тот появился, и вернуть его в небытие уже невозможно. Реальность это или сон? Фрагмент прошлого или абрис какой-нибудь параллельной вселенной — из тех, о которых им рассказывали на уроках физики? Различия между несуществующим, возможным и реальным стерлись, и было неизвестно, удастся ли когда-нибудь снова провести четкие границы.
Бен с облегчением обнаружил, что ни в то время, когда средство на него действовало, ни позднее, когда оно действовать перестало, ощущения тошноты не появлялось. По-видимому, он провел эту ночь спокойно, не обнаружив перед другими никаких признаков того, что он не пребывал в нормальном сне, а совершал путешествия в неведомое. И когда теперь, все еще погруженный в свои грезы, он машинально совершал повседневные, ставшие привычными действия: вытирался и причесывался, ел и пил, занимался физическими упражнениями и участвовал в хоровой декламации, — сознание его было уже раздвоенным, и ему только постепенно удалось справиться с потоком нового, обрушившимся на него за такое короткое время.
К полудню он уже был в хорошей форме, в четырнадцать часов сел, внешне спокойный, на свое место перед дисплеем и включил связь с рабочим блоком.
Прежде чем появились обычные последовательности печатных знаков, прошло необычно много времени. Много — то есть на доли секунды больше обычного, однако, учитывая, как быстро осуществляются всегда адресация и обратный вызов, это было слишком долго. Только теперь Бен кинул взгляд на контрольные часы… вчера он не записал стоимость машинного времени, потраченного им за день, но определенно по меньшей мере десяти минут не хватает. Кто-то побывал на его рабочем месте, и этот кто-то вызывал содержимое собранных Беном массивов данных. Зачем? И кто это был? Не достиг ли он уже точки, которой страшится, — момента разоблачения? Не раскрыта ли его игра, не поняты ли его замыслы?
Если не считать некоторых незначительных отступлений от установленных правил, которые только он, как профессионал, и мог заметить, на такую возможность ничто не указывало. Может быть, здесь побывал какой-нибудь начальник, контролер, кто-то из сослуживцев… а может, виноват работник группы очистки, недостаточно осторожно пользовавшийся аппаратом для устранения статического электричества, или ремонтник, который ночью проверял состояние компьютера? Но как ни хотелось Бену верить, что именно так все и было, он знал совершенно точно, что доступ к данным может получить лишь тот, кто знает код.
Какова бы, однако, ни была причина случившегося, выяснением ее он сейчас заниматься не мог и опять вызвал данные по Харди Вэману, номер
14-5566850-19W. И пересмотрел его фотоснимки, обновляющиеся каждый год. Да, назвать это лицо приятным нельзя: вроде бы молодое, но, присмотревшись, видишь на нем выражение разочарования и усталости, какое встречается только у стариков перед переводом в категорию
Z— нигиляцией. Волосы были черные, подбородок слегка скошен назад; это придавало лицу презрительное выражение, становившееся на фотографиях заметнее год от года.
Бен посмотрел на часы. Времени было еще мало — четырнадцать часов двадцать минут, — и он вдруг решил, что разыщет Харди прямо сегодня. Теперь он больше не был уверен, что у него будет возможность долго продолжать свои розыски без помех.
Инструктивное письмо по проблеме подрастающего поколения
Особенно грубые проявления социальной безответственности наблюдались в архаическую эпоху в вопросах, связанных с появлением на свет и воспитанием подрастающего поколения. К роковым последствиям приводили следующие обстоятельства:
a) Вопрос о подрастающем поколении находился исключительно в компетенции отдельных лиц.
b) Количество производимых на свет детей зависело от случайных влияний и решений.
c) В процесс размножения мог включиться каждый, кто этого хотел.
d) Совершенно не учитывались данные о наследственности принимающих участие в размножении лиц.
e) Отсутствовало какое бы то ни было законодательство о генетическом отборе.
f) Воспитание грудных младенцев и маленьких детей доверялось родителям.
g) Таким образом, воспитывать и обучать детей на первом этапе их развития получали возможность лица, не имеющие специальной подготовки.
h) Семья продолжала влиять отрицательно на ребенка даже после того, как он становился школьником.
i) Обучение проходило под знаком индивидуалистических, а не социально ориентированных представлений.
Широкое, неконтролируемое распространение генетически обусловленных соматических и психических болезней вызывало серьезные сомнения в том, что хотя бы часть наличного человеческого материала окажется. пригодной к общественному сплочению. Нарушалось равновесие между желаниями индивидов и налагаемыми обществом обязанностями, что вызывало у людей чувство ущемленности и агрессивное поведение. В результате свобода отдельного человека оказалась существенно ограниченной; дальнейшее совершенствование общества в таких условиях было невозможно. Поэтому Свободное Общество было вынуждено разработать совершенно новые методы, регулирующие как деторождение, так и воспитание молодого поколения.
Иметь детей разрешается лишь парам, которые удовлетворяют соответствующим требованиям. Вариации в генетическом отношении не могут выходить за пределы — 2,5 процента. За норму принимается спектр качеств среднего гражданина. Плод на протяжении шести недель находится в теле матери, затем посредством гормонального шока выбрасывается наружу. Дальнейшее созревание происходит в инкубаторе. За время этой длящейся десять месяцев фазы развития проводится не меньше трех проверок на генетическую полноценность.
Уход за детьми первые два года их жизни осуществляется в стерильной обстановке автоматическими устройствами. Для развития сенсорных и моторных способностей используется программа, имеющая целью пробуждение осязательных, слуховых, зрительных и иных ощущений.
Детей старше двух лет направляют в дошкольные классы, где их обучает и воспитывает по утвержденным учебным планам специально подготовленный персонал. До двадцати двух лет растущий гражданин усваивает все элементы поведения, необходимые члену Свободного Общества. Более поздние этапы планирования предполагают полную компьютеризацию.
По причинам биологического порядка индивид в период созревания находится в особом психическом состоянии, отличающемся от состояния взрослых. Оно характеризуется прежде всего готовностью к усвоению любой информации, повышенной готовностью к риску, недостаточно развитой способностью сосредоточиваться, выраженной тягой к необщепринятому мышлению, использованием элементов игры в серьезных делах. Поскольку индивид в этой фазе развития особенно восприимчив к новому и открыт для обучения, именно в этот период ему должны прививаться все необходимые социальные, трудотерапевтические и псевдопрофессиональные умения и навыки. Если человек архаической эпохи не расставался с этими инфантильными моделями поведения, даже когда становился взрослым (в результате чего общество все более и более превращалось в котел, в котором бурлили противоборствующие течения и мнения), то гражданин Свободного Общества в отличие от него достигает подлинной зрелости. После этого он к восприятию новой информации и усвоению новых элементов поведения более не способен: это является необходимым условием для оптимальной и устойчивой адаптации к существующей социальной структуре. Наступлению стадии взрослости способствует полугодовой курс гормональных инъекций. По окончании курса и в дополнение к нему память индивида подвергается шоку, освобождающему взрослого гражданина Свободного Общества от воспоминаний о фазе созревания и обучения, так как в дальнейшей жизни воспоминания эти будут для него лишь помехой. Поскольку инфильтрация элементов поведения и мышления, характерных для детей и подростков, в государство взрослых была бы для последнего вредной, для двух вышеназванных категорий молодого поколения отводятся специальные районы, доступ а которые гражданам, не принадлежащим к числу специально подготовленного персонала, закрыт. Всякое общение между этими районами, с одной стороны, и внешним миром — с другой строжайшим образом воспрещается, и для предотвращения его используются автоматические средства контроля.
9
К допросу Харди Бен подготовился хорошо: на этот раз ничто не должно было застать его врасплох. Ему было точно известно, где тот работает: Харди принадлежал к бригаде очистки, в чьи обязанности входило очищать от пыли кабели оптической связи, проводку и трубы. Работала бригада у задней стороны машин. Люди были здесь не нужны, по крайней мере для функции управления. Неавтоматизированным оставалось только обслуживание, в котором время от времени нуждались и технические устройства.
Работа эта была опасной. В зоне, отведенной для человеческого обитания, жизнь граждан Свободного Общества охранялась всеми мыслимыми средствами, физически — мерами безопасности, морально — правилами и предписаниями. Забота о физической безопасности членов Общества заходила так далеко, что даже при большом желании нельзя было нанести никому телесного повреждения; если бы кто-нибудь ударил своего врага ножкой стула по голове, ножка сломалась бы, не причинив сколько-нибудь серьезного вреда. Даже столовые ножи и вилки делались из гнущейся пластмассы, стены были обиты пенопластом, напряжение в розетки подавалось низкое. Но, самое главное, никаких врагов не было: малейшее поползновение к агрессивным действиям ликвидировалось в зародыше посредством психотренинга и психиатрических превентивных мер до того, как оно могло реализоваться.
Здесь, однако, все было иначе. Катясь на автоматически управляемой автомотрисе по переплетениям рельсов, Бен вполне это осознал. Уже сами размеры того, что его окружало, были несоизмеримы с человеческими: огромные залы и туннели, оголенные опоры, оси, провода… ступени, проломы, на первых этажах — открытые окна; все это без перил, без предупреждающих световых сигналов, без мягкой обивки. Дышать было трудно, пришлось надеть фильтр, однако, когда Бен его на миг снял, он ощутил какой-то не знакомый ему запах — то ли озона, то ли синильной кислоты. Это была настоящая преисподняя, едва обеспечивающая гражданам низших категорий минимальные условия выживания.
Перед тем как Бен сюда отправился, ему сунули брошюрку-план, с помощью которого он мог здесь ориентироваться. Огромные залы соединялись трубами, — проезжая по ним, приходилось наклоняться, чтобы не задеть головой бахрому пыли, свисавшую, как паутина, сверху. Наконец дорога пошла круто под уклон, и Бен вцепился в поручни своей открытой автомотрисы. Еще несколько ровных поворотов, русло подземной реки, сток дымящихся химикалий, а потом два воздушных шлюза — вход в подземную часть исполинского процессора, центральной вычислительной машины, управляющей городом.
Где-то здесь и должен был быть Харди… Слева высилась огромная стена с бесчисленными монтажными платами, справа зияли отверстия кондиционера, из которых с потоком воздуха строго определенной температуры сюда поступали распыленные поверхностно-активные вещества; благодаря им автоматически устранялись дефекты в изоляции, появлявшиеся то там, то здесь из-за порчи изоляционных материалов, создававшей раньше серьезные проблемы.
Еще поворот, за ним другой… Но тут дорогу Бену преградила группа людей: на колее, по которой он ехал, стояла грузовая автомотриса с мигающим красным крестом. Автоматика выключила движение, столкновение было предотвращено. Человек в полосатом бело-красном комбинезоне санитара с криком подбежал к Бену:
— Ты что, сигнала тревоги не видишь? Освобождай путь, да побыстрей!
За спиной санитара появился человек в синем комбинезоне. Он предостерегающе ткнул того в бок:
— Брось, Пол! Это посетитель, о котором нам сообщили заранее. — Он повернулся к Бену. — Вы опоздали, Харди попал в аварию: ударило током. Ведь это ему вы хотели задать вопрос?
Бен вышел из автомотрисы, подошли еще двое и сняли ее с рельсов. Грузовая автомотриса сразу тронулась с места, и, когда она проезжала мимо Бена, он увидел лицо, которое всего час назад рассматривал на дисплее: неприятное, узкое, ни молодое ни старое, которое, однако, даже в бессилии, похоже, выражало презрение к окружающему миру…
Бен повернулся к человеку в синем комбинезоне: по-видимому, тот был главным в группе.
— Что с ним случилось?
— Его только что нашли. Но мы все выясним.
— Выясните сейчас же! — потребовал Бен.
Между тем из боковых входов, чьи зевы в слабом свете люминесцентных полос он сперва не разглядел, из углов и ниш выходили все новые и новые люди; они были грязные, в руках у всех были какие-то непонятные инструменты, и Бену казалось, будто люди эти никого и ничего не боятся. У некоторых в полумраке только и можно было разглядеть, что белки глаз. Собралась целая толпа, люди тихо бормотали. У Бена было ощущение, будто ему грозит какая-то опасность, будто здесь накопилась ненависть и в любой момент может на него излиться, хотя он и не понимал за что. Невольно он отступил назад, на насыпь, откуда было лучше видно и в случае чего легче было скрыться в темноте.
Человек в синем комбинезоне поднял руку, и толпа умолкла.
— Кто нашел Харди? — спросил он.
— Я!
Вперед шагнул человек, в руке у него был шест, на конце которого торчали три острия, и он поставил его около себя вертикально, как копье.
— Где это было?
— Вон там, у распределителя. Я позвал Билла, и он поднял тревогу и вызвал санитара.
— Кто-нибудь видел, что с ним произошло?
Главный в группе обшарил глазами лица. Ни один из тех, на кого упал его взгляд, не шевельнулся, однако Бену почудилось в задних рядах толпы какое-то движение, и, приглядевшись, он увидел, что высокий широкоплечий человек крепко держит за руку под плечом другого, меньшего, будто желая предотвратить возможность каких-то действий, которые тот, может быть, замышляет.
— Э-э… выйди вперед… да-да, ты! — приказал Бен и повернулся к главному. — Я сам задам ему два-три вопроса!
Когда коротышка, выбравшись из толпы, нерешительно шагнул к Бену, тот сказал:
— Я из службы контроля: ты знаешь, что ты должен мне отвечать?
Коротышка кивнул и опустил глаза.
— Я знаю, ты что-то видел. Скажи что!
Человек покачал головой. Бен подождал немного, потом сказал главному громко, чтобы слышали все:
— Я беру его с собой. И тебя тоже: это будет гарантией, что не возникнет никаких трудностей. Тебе ведь известно, что я связан через телекоммуникатор с вычислительным центром?
Намек помог: даже если сказанное не было правдой, почтение к вышестоящим инстанциям было у этих людей в крови. Бен, главный в группе и коротышка сели в автомотрису, и она повезла их в штольню.
Бену было ясно: по какой-то причине коротышка не хочет говорить в присутствии своих товарищей и прежде всего необходимо его от них изолировать.
Они доехали до вертикальной шахты, вышли из автомотрисы, вошли в застекленную будку сторожа, и Бен опять задал свой вопрос. Человечек взглянул вопросительно на главного своей группы, тот кивнул ему и сказал:
— Нужно отвечать.
— Да, я видел все своими глазами. Это не несчастный случай. Харди выдернул два ввода из рельса, по которому подводится ток. Держал он их за изоляцию, поднес к голове и приложил оголенные концы к своим вискам, правому и левому. Смотреть было страшно, как его затрясло и задергало. Лицо сделалось безумным. Потом он упал.
Коротышка умолк.
— Это все?
— Да!
— Хорошо, — сказал Бен. — А теперь я хотел бы увидеть Харди — где он?
Главный повел его в санитарную комнату. Харди лежал, возле него сидел врач. Увидев Бена, врач поднялся и шагнул ему навстречу.
— Тяжелый электрошок, — сказал он. — Непонятно, как такое могло случиться, но, судя по всему, оба его виска одновременно оказались под напряжением.
Глаза у Харди были открыты, но он не двигался; лицо его было обращено к потолку.
— Он в здравом рассудке?
— Он в сознании, — поправил врач. — Если бы под напряжением оказались другие части тела, возможно, наступил бы паралич, однако с этим справиться было бы можно. Но тут речь идет о мозге. Да, он в сознании. Но в здравом ли он рассудке? Понимает ли, что вокруг него происходит? Помнит ли что-нибудь? Кто это знает?
Неслышными шагами Бен подошел к койке и наклонился к пострадавшему. Когда его лицо попало в поле зрения Харди, тот вдруг приподнялся и закричал:
— Уходи, я ничего не знаю! Ничего, ничего, ничего не знаю! Ничего не знаю…
Врач потянул Бена в сторону, но Харди все кричал и кричал.
— О чем он? — спросил врач.
— Мне пока это не известно, — ответил Бен.
Он попрощался и отправился к подъемнику. Тот поднял его вверх, назад в безопасное жизненное пространство Свободного Общества.
Заметки к симпозиуму «Порядок и антипорядок»
Предварительные замечания к определению понятий
Порядок: закономерность, регулярность
Антипорядок: случайность, хаос, энтропия
Антитезы: порядок — хаос определенность — неопределенность
События в макромире, где живет человек, подчиняются определенным законам. Единственным источником неопределенности является микромир (квантовые процессы). Воздействия изнутри на социальную структуру могут лишь следовать модели квантового усилителя. Имеется в виду последовательность связей, превращающая микрособытие в макрособытие. Примером может служить усилительное устройство, делающее электронные импульсы доступными слуху или зрению. Эффекты такого рода наблюдаются и в биологических организмах, например когда случайные изменения в генах приводят к мутациям. Процессы такого же рода действуют и в мозгу; здесь они вызывают неожиданные эмоциональные реакции, непредсказуемые мысли, нелогичные решения и т. п.
В начальных геологических, биологических или социологических ситуациях случайные события приводят иногда к изменениям, которые в той мере, в какой это касается экологической системы, оказываются улучшениями. Однако едва экосистема поднимется на более высокую ступень организации, случайные влияния неизменно становятся разрушительными. Следовательно, любое вызванное случайностью изменение наносит ущерб нормальному функционированию нашего совершенного государства.
В мире, контролируемом человеком, случайности места нет. Исключить самую возможность ее — наша задача. Наш мир должен целиком контролироваться и всесторонне управляться. Случайные влияния в области техники ведут к авариям, стихийность в общественной области влечет за собой беспорядки и волнения. Профессиональные группы, основу деятельности которых составляют производство идей и фантазия, воздействуют на социальную структуру, если являются ее элементами, разрушительно; деятельность всякого рода изобретателей, реформаторов, художников и писателей отрицательно сказывается на удовлетворенности граждан; поэтому из официального списка вышеназванные профессии исключаются.
В области техники использование генераторов случайных чисел допускается лишь по особому разрешению, прежде всего для целей моделирования и научных исследований. С завершением переходного этапа разрушительная случайность будет устранена из действующей структуры нашего государства окончательно. Таким образом, путем создания непреодолимой преграды между микромиром и макромиром будет достигнуто состояние абсолютного порядка.
10
Встреча с Харди подействовала на Бена гораздо сильнее, чем он себе в этом признавался. Если к встрече с Барбарой он был совершенно неподготовлен, то здесь все было иначе. В случае с Харди он все продумал заранее, да и нельзя было считать того совсем ему незнакомым человеком хотя бы потому, что Харди играл важную роль в его сновидении. Но, спрашивается, Харди его сновидения — тот ли самый Харди, который лежит сейчас в больнице из-за того, что хотел, прежде чем встретиться с Беном, уничтожить свои воспоминания? Если ему, Бену, кажется, будто он и еще трое лиц, с которыми он якобы вступал в контакт, вместе участвовали в каком-то событии, то из этого еще не следует, что событие это на самом деле имело место. Действующих лиц он во сне видел смутно, впечатление такое, будто это всего лишь схемы, средоточия действия, которые, возможно, просто по воле случая воплощаются в любое конкретное лицо, которое в этот момент занимает его мысли.
Как бы то ни было, Бен пришел к твердому убеждению, что прошлое хоть и частично, но все же ему открылось, и решил, что сегодня же вечером использует следующую ампулу. Однако незадолго до ужина сосед из спальной кабины рядом сказал, что ему звонили. Бен вошел в кабинку видеофона и набрал номер, который дал сосед. Экран осветился, но остался пустым.
— Как хорошо, что мы снова встретились! Мне бы хотелось еще раз с тобой увидеться… — Хотя женщина, голос которой он слышал, не назвалась, Бен сразу узнал Барбару. — Алло, ты здесь? Ты меня слышишь? А что если мы встретимся сегодня вечером? — Она не стала дожидаться ответа. — Так что жду в девятнадцать тридцать на конечной станции подземки, «Западный сектор города». Понял? В девятнадцать тридцать!
Экран погас, оставив Бена в полной растерянности. Но несмотря на все сомнения, он с первого же мгновения знал, что приглашение примет. Невзирая на все опасения, естественные, когда речь идет о встрече с девушкой, любопытство взяло верх. Он получил подтверждение тому, что Барбара знает что-то о его прошлом. Сегодня ему станет известно, что именно!
11
Когда он вышел из переполненного вагона подземки, оказалось, что моросит дождь, и он поспешил надеть дыхательный фильтр. Подождал, пока пройдет основной поток пассажиров, и оглядел опустевшую платформу. Через минуту ему уже казалось, что придется ни с чем вернуться домой, но тут из темноты вынырнула фигура. Это была Барбара. Она взяла его за руку и повела. Они старались держаться в тени. Хотя в этом квартале противозаконные поступки такого рода, возможно, не так уж редки, он ни за что на свете не хотел бы, чтобы его увидели вместе с девушкой. Туман этому помогал, да и дыхательные маски и дождевые накидки тоже скрывали всех, на ком они были, в единообразной анонимности.
Барбара ввела его в какое-то здание. Они подождали несколько секунд, пока не убедились, что в вестибюле больше никого нет, и тогда вошли в лифт. Бен обратил внимание, что Барбара набирает странное сочетание цифр — по нескольку раз нажимает на одни и те же кнопки, будто над стандартными двенадцатью этажами есть и другие, куда тоже можно подняться. Каково же было его изумление, когда он обнаружил, что эта абсурдная мысль отвечает действительности! На экране появлялись теперь, вспыхивая ненадолго, цифры, обозначающие следующие этажи: 13, 14, 15… Может, помещения для машин, ремонтные мастерские, зона ограниченного доступа? Цифры росли и росли, и лифт остановился только на «76». По-видимому, они в одном из башнеподобных зданий, которые в нескольких местах в городе уходят в неведомые высоты; увидеть их верхние этажи невозможно, потому что эти этажи всегда теряются в тумане.
