Снаружи было уже темно, улицы, как всегда, заполнял вязкий туман, и все прохожие были в дыхательных фильтрах.
      Бен тратить время на надевание фильтра не стал. Сославшись на острую необходимость внемаршрутной поездки, он вызвал магнитокар, сел в него и направил машину к вычислительному центру.
      Главный вход был заперт, но Бен заранее обработал свою магнитную карточку с личным номером, и, едва он вставил ее в щель, вход открылся. Когда дверь за ним захлопнулась, он обернулся: у него было чувство, будто случилось что-то бесповоротное, окончательное. Он, правда, подумал, что чувство это, быть может, вызвано необычным видом здания внутри; он здесь бывал лишь в часы работы и всегда только днем. Свет шел от люминесцентных полос на стенах и потолках; он смягчал контрасты, поэтому все предметы казались покрытыми пылью.
      Бен не воспользовался лифтом, а поднялся по лестнице.
      Войдя в свой новый отсек, он ужаснулся; какая-то злобная, разнузданная банда разгромила все и здесь. Ущерб, нанесенный вычислительным устройствам, причинил ему больше страданий, чем то, что сделали в его спальной кабине: обшивка со всех блоков сорвана, схемы оголены, пол усыпан бесчисленными кристаллами. Шкафы открыты, все хранившиеся в них кассеты с магнитными пленками валяются кругом, они открыты тоже; вытянутые из них пленки, бесконечными змеями извиваясь по полу, в одном из углов отсека свились в клубок, распутать который было уже невозможно. Бен повернулся, собираясь уйти: в конце концов то, что он здесь увидел, не было для него неожиданностью.
      Он мог сейчас войти в любой рабочий отсек, но что-то тянуло его в старый. Он сбежал на два этажа вниз и помчался по коридору. Возможно, искали и в этой комнате… но нет, в ней все как прежде.
      Он вошел. На пульте несколько карандашей, рядом блокнот. Данные, отдельные слова на листках… Значит, замену ему уже нашли.
      Бен отодвинул стул перед пультом с печатающим устройством и сел. Привычными движениями, которые руки его повторяли тысячи раз, установил связь с компьютером. Дисплей засветился. На нем появилась последовательность печатных знаков. Номер: 33-78568700-16R. Имя: его собственное. Диаграмма, пересекающая ее сверху вниз линия. Крестик, итоговый результат расположенных в столбик статистических данных. И затем, в более широкой строке, подчеркнутое красной линией обозначение категории: Y-.
      Хотя то, что это может случиться, Бену в голову приходило, на мгновение он оцепенел от страха. У него перехватило дыханье.
      Но он тут же взял себя в руки. Это сейчас не самое важное. Рано или поздно это должно было произойти. Все к этому шло. Если он и не признавался себе прямо, все равно в глубине души предчувствовал. И в конце концов, опережая другую сторону, оказался здесь…
      Система функционирует, у него есть доступ к решающему блоку, к центру управления, к запоминающим устройствам… Это самое важное.
      Он точно помнил команды, которыми можно обойти определенные блокировки. Набрал эти команды, затем вызвал содержимое записей; оно сразу же появилось на дисплее — сухие цифры, знаки, слова, такие безобидные на вид.
      А потом Бен набрал команду, посредством которой устанавливается связь, — команду, которая направит информацию туда, где ее используют.
      Еще несколько команд — меры по защите: эта программа будет выполнена до конца, никто ничего не сможет в ней изменить.
      Бен повернул главный тумблер влево. Дисплей потемнел, лампочки на пульте погасли. Связь между ним и вычислительной системой была прервана. Однако система жила, и она послушно подчинялась тому, у кого был к ней ключ.
      Больше здесь делать было нечего. Бен был выжат, пуст. Он не знал что именно, но что-то неминуемо должно было произойти, что-то касающееся лично его, и предотвратить это теперь было уже невозможно.
      Когда он услышал шаги, он даже не обернулся. На плечо ему легла рука, и голос Освальдо произнес:
      — Я так и думал, что найду тебя здесь.
      Только теперь Бен повернулся.
      — И больше никого?
      — А кто еще должен быть? Я хотел поговорить с тобой наедине. Или ты ждешь Гунду? Ее только что арестовали. Вместе с сообщниками. Ты успешно прошел проверку и не связал себя с ними. Это благодаря тебе мы смогли их разоблачить. Ты успешно прошел последнюю часть проверки и оправдал мои ожидания. — Освальдо взял руку Бена и пожал ее. — Пойдем, здесь тебе больше делать нечего.
      Он повел Бена в свой кабинет. Там Бен увидел новый, чистый комбинезон.
      — Ты, наверное, захочешь привести себя в порядок? Вон там дверь в туалетную комнату. И переоденься!
      Погруженный в свои мысли, Бен послушно выполнил то, что ему было сказано. Подставил лицо под почти не пахнувшую серой холодную воду и оторвался от нее, только когда почувствовал, что голова снова ясная.
      Освальдо, ждавший за дверью, повел его с собой. Лифт поднял их на крышу, там стояло турботакси. Летать на нем Бену прежде не доводилось…
      Освальдо сел за руль, Бен — рядом. Стеклянная кабина висела под двигателем и рулевой плоскостью, и взгляд не встречал преграды нигде.
      Сквозь влажные клочья тумана, похожего в свете прожектора на вязкую жидкость, Освальдо повел машину медленно вверх. Через несколько секунд они вынырнули над колышущейся поверхностью тумана. Теперь их окружал чистый воздух — картина, которую Бену довелось видеть только один раз — из окна высокого дома. Как давно это было!
      Наконец Освальдо заговорил. Как ни любопытно было Бену услышать, что тот скажет, торопить Освальдо он все-таки не стал. Он знал, что все равно, когда придет время, Освальдо заговорит.
      — Посмотри вниз! С этой высоты не видно и намека на то, что на Земле кто-то живет. Удаляясь в такие места, как это, ты создаешь дистанцию между собой и повседневностью. А когда нужно принять важные решения, дистанция этому очень помогает.
      Они поднимались в небо все выше, иногда разрезали светлые облака, горизонтальные слои которых, располагаясь один над другим, кое-где, казалось, были скреплены булавками. На востоке из колышущихся масс смога рвалось вверх солнце. Огненный круг рос, становился ярче, будто множество желтых стрел выпустили во Вселенную.
      — Отсюда смог выглядит совсем иначе, чем внизу, — продолжал Освальдо. — Он последний пережиток ушедшей исторической эпохи, времени, когда человек систематически уничтожал свою среду обитания. Уже тогда в развитии техники были достигнуты большие успехи, и однако это было время анархии. Пути науки и здравого смысла разошлись. Человек оказался не в состоянии прислушаться к голосу здравого смысла — подчинить себя порядку, без которого выживание невозможно.
      Бен молчал. Освальдо, помолчав несколько секунд, заговорил снова:
      — Смог постепенно опускается вниз. Скопившиеся в воздухе нефтяные отходы, окислы металлов, копоть и грязь возвращаются назад на землю. Каждый раз, когда удается выбрать время и сюда вылететь, я вижу, как велики наши достижения: да, мы еще страдаем от последствий безумия, постигшего в свое время человечество, но постепенно их ликвидируем. Я с нетерпением жду дня, когда массы тумана разойдутся и наш город впервые искупается в ни с чем не сравнимом свете солнца.
      Он замолчал опять, и Бену показалось, будто Освальдо стесняется овладевших им чувств. Тем временем Освальдо повернул какой-то тумблер.
      — Автоматическое управление, — объяснил он, — теперь мы можем разговаривать спокойно. — Его голос зазвучал тверже. — Я убежден, что у тебя множество вопросов.
      Бен сделал над собой усилие, чтобы освободиться от состояния, в котором он сейчас был, от чувства нереальности происходящего, отъединенности от него, пытаясь стать на новую, далекую от банальных проблем повседневной жизни точку зрения. Он с радостью забыл бы все, что связывало его с мрачным миром под пеленой тумана внизу. Может, Освальдо хочет показать ему выход, какую-то даже в голову не приходившую ему, невероятную, лучшую возможность? Но здравый смысл взял в нем верх снова, и голос его звучал совсем спокойно, когда он спросил Освальдо:
      — Зачем я здесь? Почему вы взяли меня с собой? Что это значит? Вы знаете, что я имею в виду: категорию «игрек минус».
      — Да, тебя перевели в новую категорию. Чего ты, собственно, ожидаешь? Как по-твоему, что происходит с людьми, переведенными в категорию «игрек минус»?
      — Ну… в лучшем случае психологическая перестройка, формирование новой личности. Но гораздо правдоподобнее нигиляция. Преждевременный конец.
      Освальдо негромко рассмеялся.
      — Категория «игрек минус» всего лишь промежуточная. « С» — вот твоя новая категория. Теперь ты гражданин категории « С» с соответствующими ей задачами и обязанностями.
      — Но почему?.. Ведь итоговые данные… оценка в пунктах… плохие, намного ниже среднестатистических.
      Освальдо рассмеялся опять.
      — Любая оценка относительна. Вот тебе пример: чем для рабочего на конвейере являются активность, инициатива и творческое начало? В его виде деятельности они только помеха. Оцените его пригодность к такой работе — результаты будут отрицательными. Понятно тебе, что я хочу сказать?
      — Кажется, да… Вы хотите сказать, что, хотя принадлежность к категории «игрек минус» отрицательна для определенных задач, те же качества могут оказаться положительными, даже жизненно необходимыми, при решении других задач.
      — Совершенно верно, — сказал Освальдо. — И теперь я подхожу к объяснению того, что именно двигало тобой в последние дни: твоя собственная судьба. Все очень просто. Среди огромного множества граждан нашего государства очень трудно отыскать людей, которые благодаря неожиданным генетическим изменениям, мутациям, приобрели качества, которых до этого у них не было. Мы прекрасно сознаем, что никакие тесты не обеспечивают достаточно надежно выявления этих качеств. То, что при обычных проверках принимается за норму, здесь имеет обратный смысл. Умный человек знает, как надо себя вести, чтобы продемонстрировать качества, «хорошие» в обычном смысле этого слова. Разве сам ты не прибегал к такой хитрости, чтобы избежать плохой оценки?
      Бен кивнул, и Освальдо продолжал:
      — Нет лучшего способа доказать наличие у испытуемого активности, инициативы и творческого начала, чем поставив его в положение, где он будет вынужден использовать эти качества. Так что спектакль этот поставили мы, и я должен просить у тебя прощения за трудные часы, которые тебе из-за этого пришлось пережить. Но ты должен нас понять! И, признайся, наш способ оказался действенным.
      — Гунда говорила другое. Если верить ей, приказ расследовать мой собственный случай дала мне ее группа.
      — О Гунде ты можешь забыть, — серьезно сказал Освальдо. — Долгое время работать с ней вместе было хорошо. И очень приятно. Ты, наверное, уже понял, что предписанное низшим категориям строгое разделение мужчин и женщин является только следствием нашей тактики. Да… так вот, Гунда меня разочаровала. Одно время мне казалось, что она заслуживает перевода в более высокую категорию. Однако ее моральные качества сделать этого не позволили. Ты, конечно, заметил, какая она была превосходная актриса, как она притворялась. То, что она тебе говорила, не соответствует истине. Она выдумала все, с первого до последнего слова, только ради того, чтобы заполучить записи.
      — Мне тоже казалось, что она грешит против истины, — сказал Бен. — Но какая-то крупица правды во всем этом, по-видимому, все же есть. К примеру, как обстоит дело с моим прошлым? А подпольная организация, к которой я, похоже, принадлежал? Что связывает меня с Барбарой, Харди и Джонатаном?
      Турботакси уже давно летело горизонтально, и теперь под ними простиралось море. В свете солнца, поднявшегося выше, как зеркала сверкали тысячи волн. Солнечные блики рисовали на поверхности воды треугольники, полосы и трапеции. Прежде Бен не представлял себе, каково море на самом деле.
      Освальдо передвинул тумблер на пульте управления, горизонт повернулся как поворотный круг, и они так же спокойно и равномерно, как раньше, полетели по широкой дуге обратно.
      — Нет, ты и в самом деле думаешь, что за всей этой чушью и путаницей скрывается хоть намек на правду? Да, мы в состоянии влиять на прошлое или, вернее сказать, на представления о прошлом. Как раз это имело место в твоем случае. Мы ввели в твою память ряд воображаемых событий — нам пришлось это сделать, потому что сама по себе твоя биография, ничем, вообще говоря, не выделяющаяся, не дала бы тебе никакого повода действовать. Но ведь ты и сам можешь спросить себя: есть ли, всплыло ли в твоих воспоминаниях, которые, как тебе кажется, относятся к событиям прошлого, хоть что-то, что, по-твоему, является событием реальным?
      — Нет, — признался Бен. — Реальным? Нет. Ничего.
      Он снова вызвал в памяти картины, привидевшиеся ему во сне: нет, ничего определенного, ничего такого, что он наверняка пережил в действительности. И однако, даже если отбросить все действия и переживания, остается что-то еще, что-то абсолютно реальное и сохраняющееся в нем, пусть даже ему не удается выяснить, откуда это взялось… Он хотел объяснить это Освальдо, но тот уже говорил снова:
      — Барбара, Харди и Джонатан психопаты, они обитают в мире воображения и уже почти потеряли право на жизнь. И однако они тоже выполняют в нашем обществе определенную функцию: время от времени с их помощью нам удается обнаруживать таких, как ты. Мы используем их в качестве бутафории симулируемого ими прошлого, которое потом они снимают с себя, как платье. Но пусть тебя это больше не смущает, все уже позади.
      — А чем мне, как гражданину категории С, придется заниматься?
      — Гунда говорила тебе, что все мы бездельники и эксплуататоры. Да, ты не ослышался: я говорю «мы», потому что сам принадлежу к категории А. Категория Fв моем случае просто маскировка. Но Гунда ошибалась. На самом деле каждому из нас поручена какая-то определенная работа в низших классах, у каждого есть псевдоним, который, однако, является чем-то гораздо большим, чем просто средство маскировки, ибо живем мы как этого требует категория, к которой мы принадлежим официально.
      — А как же… то, в высоком доме?
      — Я знаю — там, где ты побывал. Мы устроили это, чтобы ты понял: у жизни есть и другие стороны. На этот вопрос ответить легко. И все же начать я должен несколько издалека. Как тебе известно — и тут ты можешь вполне положиться на сведения из курса истории, — человечеству раньше грозила опасность не только извне, но и изнутри. Люди злоупотребляли свободой, вели нездоровый образ жизни, пренебрегали требованиями медицины и психологии, и отрицательные явления постепенно брали надо всем верх. Физическое и духовное вырождение, подверженность болезням, рост агрессивности, падение нравов. Строительство Свободного Общества потребовало от нас совершенно новых организационных форм. Недопустимо положение, при котором люди могут без разбора спариваться и неограниченно размножаться. Здоровые и во всех отношениях безупречные гены теперь остались у немногих; их потомство и должно заполнить пустоты, возникающие в связи с ограничением рождаемости. Здесь мы прибегаем к методу клонирования: искусственно индуцируется деление яйцеклетки, в результате чего появляются двадцать четыре потомка. Они генетически тождественны, у всех одинаковые с родителями положительные качества. И могу сообщить тебе, что на основании обследований ты тоже признан годным для того, чтобы стать объектом клонирования.
      Они уже опять летели над морем тумана, которое простиралось во всех направлениях и которому, казалось, нет конца. Освальдо взял управление в свои руки, и турботакси начало медленно снижаться.
      — Разумеется, предметом нашей особой заботы является подрастающее поколение. Здесь тоже нам понадобился совершенно другой подход, нежели тот, что имел место раньше, когда воспитание зависело от причуд и капризов отдельной личности. Нет, теперь мы окружаем каждого всесторонней заботой, не оставляем без внимания ни одну сторону его жизни до возраста двадцати двух лет включительно. Мы усовершенствовали аудиовизуальные методы обучения и строим работу на основе учебных программ, идеально приспособленных к каждому учащемуся. Каждый получает специально на него рассчитанное, точно соответствующее именно его дарованиям и склонностям образование. Разумеется, мы тренируем также характер и поведение. В результате Общество получает людей, находящихся в полной гармонии со средой. Работа, которую им затем приходится выполнять, вполне соответствует их способностям и желаниям. И они, не совершая над собой никакого насилия, ведут себя так, как этого требует наша система. Угнетения больше нет — ни физического, ни духовного, ни прямого, ни косвенного.
      — Но я не помню, как я учился, — вставил Бен.
      — Вполне естественно, — сказал Освальдо. Они опять летели в тумане; солнечный свет сюда еще проникал, но он был рассеянный и неяркий. — Это связано с одной мерой, совершенно необходимой для того, чтобы общество функционировало безупречно. Мера эта связана с различием между открытым обучению юным существом, с одной стороны, и зрелым индивидом, для которого любая способность учиться чревата опасностью, — с другой. После того как образование завершено, никакая новая информация больше не нужна, вполне достаточно снова и снова обновлять старую. Поэтому мы предпринимаем определенного рода вмешательство — речь идет об электрокоагуляции одного крошечного центра в мозгу, — которое в каком-то смысле подводит черту под фазой обучения. Побочным эффектом операции оказывается стирание воспоминаний о времени обучения. И в этом есть свои положительные стороны: устраняются мысли и воспоминания, которые впоследствии могли бы индивиду мешать.
      — Учащиеся знают, что им предстоит? Я имею в виду: говорят им о том, что воспоминания их будут стерты, а способность к дальнейшему развитию уничтожена?
      Освальдо пристально посмотрел на Бена.
      — Они знают, что выдержали экзамен и вступают в жизнь. Это важная веха в их развитии, и она становится поводом для праздничной церемонии. Это все, большего им знать не нужно. И это правильно.
      Стало заметно темнее; в это время года лучи солнца еще не проникали сквозь слой тумана к поверхности земли. А затем с легким толчком турботакси село на крышу здания, с которого взлетело.
       Тезисы о целях развития Государства Порядка
      Такие занятия, как научная работа, являются признаками переходной фазы, характеризующейся именно тем, что идеальное положение вещей, которое и является конечной целью, еще не достигнуто. Круг лиц, допущенных к такой работе, стоит вне закона. Он не должен превышать строго необходимого минимума. Связь между экстерриториальной областью труда и внешним миром ограничивается абсолютно необходимым обменом данными по специальности. В число первоочередных задач Комитета входит разработка планов по скорейшему претворению в действительность Государства Порядка. Разработанные планы должны быть оптимально приспособлены к языкам программирования и функционированию цифровых вычислительных машин. Полная автоматизация будет достигнута, когда компьютер получит а форме программ всеобъемлющие директивы, обеспечивающие переход к государству тотального порядка. Необходимость в какой-либо научной работе после этого отпадает. Поскольку любое воспоминание о последних пережитках эпохи хаоса может вызывать беспокойство и причинять страдания, вышеназванный круг лиц должен затем немедленно быть подвергнут широкой блокировке памяти. После этого он без каких-либо ограничений будет интегрирован в социоструктуру Свободных Граждан. Благодаря этой мере архаический образ мыслей утратит последнюю возможность на кого бы то ни было влиять — человек достигнет конечной цели своего развития: ФИЗИЧЕСКИЙ ТРУД, ЗАБОТА О ХЛЕБЕ НАСУЩНОМ ПРИНАДЛЕЖАТ ПРОШЛОМУ. ЧЕЛОВЕК НАШЕЛ ДОРОГУ НАЗАД — В ПОТЕРЯННЫЙ РАЙ!

      Освальдо и Бен вышли из турботакси. Бен шагнул было к лестнице, ведущей к лифту, однако Освальдо показал в другом направлении:
      — Сюда!
      Это тоже был вход в лифт, и лифт этот почти не отличался от того, на котором они сюда поднялись. Освальдо вызвал кабину, и вскоре двери перед ними раздвинулись. Они вошли в лифт и поехали вниз.
      — Я везу тебя в другую часть здания, — объяснил Освальдо. — По понятным причинам рабочие комнаты высших трех категорий от остальных отделены. Я везу тебя в твои новые помещения.
      Выйдя из лифта, они оказались в коридоре и сделали по нему несколько шагов. Коридор был простой и строгий, только на полу лежала тяжелая красная дорожка да по потолку фантастической змеей вилась цепь флуоресцентных трубок.
      Освальдо открыл какую-то дверь, они вошли. За автоматической пишущей машинкой сидела девушка. На стене над ней располагались шесть экранов. Два были выключены. На третьем был виден вход в здание, на четвертом — крыша с посадочной площадкой, на пятом — коридор перед дверью. Шестой экран показывал современно обставленную и снабженную всем необходимым рабочую комнату.
      Девушка встала. На ней были темно-красная юбочка выше колен и черный свитер. Русые волосы, доходившие до плеч, посередине были разделены пробором.
      — Это Дженни, твой секретарь.
      Девушка протянула Бену руку. Она была невероятно хороша собой, подобной женщины Бен не мог себе представить даже в самых смелых своих фантазиях.
      — Пойдем дальше. Вот твоя рабочая комната.
      Освальдо подтолкнул Бена вперед, в открытую дверь в стене направо. Едва войдя, Бен понял, что находится в комнате, которую показывает шестой экран.
      — Нравится?
      Комната была светлая и уютная. Ничего лишнего, однако материал, из которого была сделана мебель, обои на стенах, паркет, окна в человеческий рост — все свидетельствовало о превосходном вкусе. Работать здесь, наверное, было бы одно удовольствие.
      Освальдо снова легонько подтолкнул замершего Бена вперед.
      — Вот твой письменный стол, там есть все, что тебе может понадобиться. Садись!
      Все это было похоже на сказочный сон. Бен сел, обвел взглядом комнату: рельеф из блестящего темного металла, изображающий геометрическую фигуру, экран в два метра в поперечнике на противоположной стене, несколько низких, широких кресел и кушетка, поставленные прямоугольником внутри прямоугольного углубления в полу, стеклянный стол посередине, экзотические растения в ящиках с землей, стоящие на подоконнике, и светло-желтое стекло окна, отделяющее комнату от внешнего мира… Через стекло он увидел огромный внутренний двор в форме вытянутого шестиугольника. Внизу росли деревья, цветы, зеленела трава, и надо всем этим светило солнце — так по крайней мере ему показалось в первый момент, пока он не обнаружил, что двор находится под стеклянным куполом, в центре которого на сад изливает свое сияние излучатель тепла и света.
      Освальдо сел на стул перед письменным столом.
      — Здесь ты будешь работать, — сказал он. — Разумеется, ты получишь псевдоним и маскирующую категорию — думаю, более высокую, чем та, что у тебя была. Дженни все тебе скажет. На тебя лягут много обязанностей и немалая ответственность. Работать придется больше, чем прежде, но и вознаграждение увеличится. Людям нашего положения время от времени нужна разрядка. Но и тогда мы не перестаем трудиться для блага общества. Я уже говорил, что ты в числе тех немногих, кто выбран для клонирования. Время от времени и ты будешь приезжать в один из наших высоких домов за чертой города. И будешь наслаждаться обществом женщин, удовлетворяющих всем требованиям, не только генетическим.
      Возможно, это было простое совпадение, но именно при этих словах в комнату вошла Дженни, в руках у нее был блокнот.
      — Ну ладно, теперь я могу оставить тебя одного, — сказал Освальдо и встал. — Теперь ты один из нас. Да, еще одна мелочь, чуть не забыл: нам для нашего архива нужны записи — ты знаешь, какие я имею в виду. Не нужно, чтобы ты сам мне их давал, достаточно сказать, где они.
      Руки Бена лежали на краю письменного стола, и он провел ими по поверхности… Что это: пластмасса, камень, металл? Материал был гладкий, от него исходило приятное ощущение долговечности и прочности.
      — Ты не слышал, Бен? Я попросил у тебя записи. Хотя они чистое ребячество, лучше исключить возможность того, что они могут попасть в неподходящие руки. Где они у тебя?
      — Я их сжег.
      — Сжег? — переспросил Освальдо. Его голос звучал чуть тише прежнего. — Как это понимать: сжег?
      — Как понимать? Так, как я сказал: я их сжег.
      Две-три секунды Освальдо молчал. Потом заговорил:
      — Ты хочешь сказать, что записей больше не существует? Ты это точно помнишь? Есть у тебя какие-нибудь доказательства?
      — Доказательства? — повторил Бей. — Какие доказательства могут быть тому, что бумаги уничтожены? Я понял, что там написаны опасные вещи, и понял также, что некоторые люди готовы пойти на все, лишь бы получить записи. Зачем мне эти бумаги? Поэтому я их сжег.
      Освальдо смотрел на него неподвижным взглядом, красивое личико Дженни тоже окаменело.
      — Может быть, это так, — наконец заговорил Освальдо. — Может быть, ты говоришь правду. Да, я почти верю: то, что ты сказал, соответствует истине. И все же я спрашиваю тебя еще раз, и от твоего ответа зависит очень многое, не в последнюю очередь для тебя самого. Где бумаги? Подумай хорошенько, а уж потом отвечай.
      Бен по-прежнему сидел в кресле за письменным столом, который был для него непомерно велик.
      — Что я еще могу ответить? Я сжег их, они стали пеплом, пылью. Никому больше не нужно их искать, никому не нужно лгать и обманывать, чтобы заполучить их в свои руки. Вот мой ответ, нравится он тебе или не нравится.
      — Ну что ж… теперь уже не имеет большого значения, действительно ли это так или ты мне просто не хочешь сказать правду. Гораздо важнее, чтобы не осталось никого, кто мог бы использовать бумаги во вред Свободному Обществу.
      Послышались шаги, и, обернувшись, Бен увидел шесть полицейских. Как и большинство граждан, они были в белых комбинезонах, но на голове у каждого был шлем, а на поясе кобура. Каждый держал в руке извлеченный из кобуры лучевой пистолет и целился в Бена. А за ними вошел еще кто-то: это оказалась Гунда. Освальдо повернулся к ней и сказал: