Майкл Энтони Фостер
ВОИНЫ РАССВЕТА
Часть первая
ЧАЛСЕДОН
Глава 1
В те времена, когда леры были на Земле, один из них, по имени Майдензир, сказал: «Только дураки думают, что все имеет название, и тем обманывают себя, забывая, что, когда наступит конец их деятельности, наступит и конец вселенной. Так должно ли все иметь название?»
Именно в этом кроются корни их любопытной доктрины незнания – факты конечны, но незнание безгранично, как вселенная, – и их концепция личности и теории чисел. Земные ученые усматривают интересную параллель с древней религией индусов, согласно которой если люди будут часто повторять имя Шивы, Бога Разрушения, то Он откроет свой глаз и уничтожит мир.
Апокриф Родриго.
Начав колонизацию планеты Сибрайт, земляне сперва выстроили космоцентр с магазинами, складами и ремонтными мастерскими. Затем появились бордели, игорные дома, пивные бары, салуны, антрепренеры и проститутки. Этот постоянно разрастающийся нарыв на теле планеты люди назвали Бумтаун – как по традиции называли все новые города, основанные на других планетах.
Бумтаун, как и все на свете, со временем изменялся. Он рос, ветшал, перестраивался, исчезал и вырастал заново, передвигался на несколько миль ближе к побережью, возвращался обратно, сгорал в пожарах, разрушался землетрясениями – и вырастал вновь. Теперь, думал Хан, наслаждаясь видом города в ярком утреннем свете, он стал прекрасен, как никогда прежде. Туристы плавали в чистой воде бухты, на берегу которой, как бы обнимая ее, раскинулся город. Туристы мечтали найти старинные монеты или что-нибудь в том же духе.
Да, Бумтаун стал очень красивым городом, и сюда даже перебралась часть правительства. Однако жители города обладали чувством юмора, и, несмотря на свою респектабельность, город продолжал называться своим прежним именем – Бумтаун. Так он назывался уже несколько тысяч лет, и любая попытка изменить название кончалась провалом.
Привлеченные названием, сюда в поисках приключений стекались различного рода авантюристы – и не находили их. Бумтаун стал городом красивым, ленивым, роскошным – городом-сибаритом. Люди здесь просыпались поздно, и Хан адресовал этот упрек и себе тоже. Он поспешно допил свой кофе, расплатился с официантом и вышел из полупустого кафе, понимая, что опаздывает.
Направляясь к Мидленхиллу, в деловые кварталы, он думал над тем, что же ему известно. И пришел к выводу, что известно ему очень мало.
Хану было двадцать с небольшим лет. Он был умен, хорошо сложен, пользовался умеренным успехом у ленивых и капризных секретарш Бумтауна и уже почти закончил школу коммерсантов. Директор школы сказал, что, если он хочет получить интересную работу, то должен в определенное время явиться в определенный офис на Мидленхилле, войти в комнату 900, и давить. Давить! Это было девизом гильдии коммерсантов. Давить, невзирая на экономические неурядицы, пожары и прочие опасности. В том случае, если ему дадут здесь работу, и он справится с нею, он получит диплом коммерсанта, получит лицензию.
И вот теперь он опаздывает. Хан ускорил шаги и перехватил взгляд проходящей мимо прекрасно одетой девушки. Видимо, она спешила на работу. На ней было яркое платье, такое легкое и прозрачное, что давало возможность насладиться зрелищем прекрасной фигуры.
Хан краем глаза взглянул на свое отражение в витрине магазина. Из витрины на него смотрел темноволосый симпатичный парень. Правда, более критичный наблюдатель счел бы черты его лица чересчур резковатыми, но Хан не был настроен критически. Он видел себя стройным, элегантным, уверенным в себе и достаточно красивым.
Хан вошел в нужное здание и возле двери с цифрой «900» остановился, чтобы придумать удовлетворительное объяснение для опоздания. Однако он был почти уверено, что оправдываться ему не придется. Все в Бумтауне опаздывали. Приходить раньше или вовремя считалось вульгарным.
Хан постучал и вошел в дверь, которая не скользила, как во всех новых зданиях, а открывалась по-старинному.
Комната была залита ярким утренним светом, проникающим через открытую дверь балкона. Другого освещения в комнате не было. Через дверь балкона был виден Океан, по которому бегали волны с белыми гребешками. Сама комната, не очень большая, была отделана натуральным камнем. Вместо мебели в ней стояли цветочные вазы, в некоторых из них росли миниатюрные деревья, по всей вероятности, очень старые. По отсутствию показной роскоши и вычурности, каждый мог понять, что в этой комнате жили леры.
Здесь уже было девять человек, и они, очевидно, ждали его, так как сразу после его появления стали рассаживаться вокруг низкого столика на балконе. Четверо из ожидавших были землянами. Хан сразу узнал их по нетерпеливым жестам и яркой одежде. Остальные пятеро были леры. Они, в отличие от землян, вели себя сдержанно, а на их скромной одежде не было никаких украшений. Это говорило о том, что эти леры занимают высокое положение.
К Хану приблизился грузный мужчина и представился как Екеб Хетрус, региональный координатор. Тут же подошли и другие люди: Дариус Виллакампо, Нури Ормансоглу и Таддес Маребус. Они не называли своих титулов, что заставило Хана быть более внимательным: раз они не упомянули о титулах, значит, эти титулы либо очень высоки, либо очень низки. Скорее первое, чем второе. Вероятно, они из Службы Безопасности – люди оттуда всегда отличались скрытностью.
Леры интересовали Хана гораздо сильнее, тем более что они редко встречались в этой части галактики. Как ему и говорили, он не мог отличить леров-мужчин от леров-женщин. Во всяком случае, сначала. И те, и другие были похожи на стройных детей, и только на их лицах уже начинали появляться первые слабые признаки зрелости. Все они были почти одинакового роста, примерно пяти футов.
Хан хорошо знал, что леры произошли от людей. Они были результатом проводившейся в раннюю атомную эру программы ускоренной эволюции человека. В результате манипуляции с ДНК осуществлен скачок на следующую стабильную ступень эволюции. Однако после этого проект подвергся критике как со стороны людей, так я со стороны леров, которые к тому времени уже образовали свое общество. В течение нескольких сот лет сосуществовали сотни миллионов людей и несколько тысяч леров. Леры, открыв способ передвижения со скоростью, превышающей скорость света, тайно построили космический корабль и улетели. Однако к этому времени в области разработки новых технологий земляне уже сильно зависели от леров. Поэтому сразу после отлета леров произошла переоценка ценностей. Вскоре леры и люди снова вступили в контакт, правда, не такой тесный, и даже совместно колонизировали несколько новых планет – но все же старались держаться подальше друг от друга.
Хан ощутил нечто вроде трепета, когда ему стали представляться леры. К этому времени люди исследовали более сорока новых миров, и еще нигде не нашли разумной жизни. Кое-где попадались следы чужих цивилизаций, но они не поддавались расшифровке, так что леры были для людей чужой расой, иной формой разума.
Первым представился Дефтерхард Сирт. Хан еще со школы помнил галактический бейсик и поэтому знал, что Сирт это не имя, а обозначение женщины, для которой пора деторождения осталась позади. Она была очень спокойна, как те огромные камни, которыми была облицована комната. Второй и третий леры были соответственно Вальваркой и Ленкуриан Хаорен. Они были неотличимы друг от друга, но Хан, приглядевшись внимательнее, решил, что это мужчина и женщина. Четвертый лер был спокойным, почти флегматичным, но его темные блестящие глаза светились весельем. Лер ничего не говорил и стоял подвижно, спрятав руки в карманы.
Пятый, ближайший к нему, лер показался Хану очень молодой женщиной. Она была моложе всех остальных леров. Девушка назвала свое имя: Лизендир Сирт Карен. Так и есть – она молода, даже просто девочка. Примерно от шестнадцати до двадцати восьми – более того Хан определить ее возраст не взялся бы. Он даже забыл о том, что она представительница чужой расы – он видел в ней просто молодую девушку. У нее было строгое, ничем не примечательное лицо с маленьким точеным носом и широким чувственным ртом. По земным стандартам ее нельзя было назвать красивой, но она была привлекательна своей чистотой. Самым замечательным в ее лице были глаза – большие, серые, внимательные. Зрачки были такими большими, что почти заполняли весь глаз. Хан не смог выдержать их взгляд. Он взглянул на Ленкуриан, другую молодую женщину-лера. Да, он не ошибся, Лизендир была гораздо привлекательнее. Волосы Лизендир светло-коричневого цвета, очень красивые по текстуре, были коротко обрезаны – до ушей. По ее манерам можно было сразу догадаться, что она здесь самая младшая.
Хетрус сказал несколько вступительных слов, затем предложил прослушать одну запись, и сразу нажал кнопку. Это был разговор некоего коммерсанта Эдо Ефрема. Хан понял, что запись была сделана Службой Безопасности. Само имя ему ничего не говорило, и он предположил, что коммерсант работает не в системе Сибрайт, а в какой-то другой, более отдаленной.
Вот что он услышал:
– Говорите, коммерсант Ефрем.
– Хорошо. Как я уже говорил, я направился к Чалседону, чтобы немного поторговать и посмотреть, есть ли там для нас перспективы. Редко кто забирается в такую даль, так что я был уверен, что смогу продать те мелочи, что захватил с собой.
Я прибыл ночью, когда трудно было что-либо разглядеть. Мы сели прямо возле базара, и стали ждать утра. Но никто не пришел. Я послал капитана по окрестностям, чтобы он привел кого-нибудь. Спустя некоторое время он вернулся с несколькими людьми. К моему удивлению, здесь были и леры, и люди. Раньше я не летал на Чалседон и не знал…
– Да. Мы знаем эту особенность Чалседона. Продолжайте.
– Хорошо. Чтобы не говорить долго, сразу скажу, что они подверглись нападению. Мы слышали рассказы о таких нападениях и раньше, но впервые видели свежие следы ограбления. Я облетел всю планету и видел все. Везде разрушения и множество кратеров. Некоторые кратеры еще не остыли. Очевидно, они прилетели, ограбили планету и захватили пленных. Они оставались около месяца, а затем неожиданно улетели. На планете уничтожено почти все… Я оставил жителям все, что мог, и помчался обратно со всей возможной скоростью.
– Вам описывали грабителей?
– Да. И это тоже беспокоит меня. Это противоречит здравому смыслу. И леры, и люди заявили, что грабители – леры-варвары. Волосы у грабителей либо обриты наголо, либо связаны в пучки. Одеты они только в набедренные повязки, тела все в татуировке. И они определенно леры.
– Жители уверены в этом?
– Абсолютно.
– А что с пленными?
– Насколько нам удалось выяснить, захвачены в основном люди, и только немного леров. Сначала местные считали, что пленные взяты с целью выкупа, но чем больше проходило времени, тем вероятнее становилось то, что пленные захвачены в рабство. Самое странное, что разбойники забирали только жителей определенного типа. Возможно, слово «тип» здесь не совсем правильно. Они применяли слово леров, которое переводится как «субраса»: или «тот, кто принадлежит к племени». Они забирали пленников, не считаясь с привычными стандартами красоты или полезности. Именно это и беспокоит меня. Как вам нравится – грабители и рабовладельцы? А, кроме того, насколько я знаю, никто не слышал, чтобы леры совершали такое. Они хорошо дерутся, когда приходится, но они никогда не были агрессивными.
– Вы не знаете, каким оружием пользовались грабители? Как выглядел их корабль?
– Нет. Ни того, ни другого. Никто не видел, как образовались кратеры. И никто не видел корабля. Некоторые слышали его ночью, но видели только огни. Мне непонятно, чем вызван этот налет. Ведь на Чалседоне всего лишь несколько ферм и шахт. Нет крепостей, нет огромных богатств.
– Известно, откуда они?
– Жители говорят, что они называли себя Воинами Рассвета. Но это ни о чем не говорит. На всех планетах бывают рассветы. Единственное, что я могу предположить – они издалека.
– На каком языке они говорили?
– Леры Чалседона сказали, что это был весьма искаженный синглспич – единый язык леров. Его весьма трудно понять, а некоторые слова искажены так, что их понять вообще невозможно.
Хетрус выключил магнитофон. Помолчав, он заговорил:
– Эту запись мы воспроизвели специально для Хана и Лизендир. Остальные уже слышали ее раньше… Сейчас я сообщу еще кое-что специально для них, так, как остальным все это тоже известно.
Вы уже знаете, что леры возникли в результате форсированно эволюции человека на Земле. После того как леры сбежали с Земли, они основали мир, который назвали Кентен – Первый Дом.
Много лет не было никаких контактов леров с людьми, частично по чисто техническим причинам, частично из-за взаимного недоверия. Когда же эти две расы вошли в контакт, начался долгий период мучительного сближения, который завершился Большим Компромиссом. После этого люди и леры разделили вселенную. Если на планете появлялась колония людей, то леры уже не претендовали на нее, и наоборот. Так длилось много лет.
Иногда возникали конфликты местного характера, которые быстро улаживались. Чем дальше проникали люди и леры во вселенную, тем труднее давалась колонизация. И вот было решено, что пора осуществить совместное заселение, посмотреть, что получится, когда люди и леры будут жить вместе. И первая попытка увенчалась успехом – это был Чалседон.
Хетрус замолчал, и тут вступила Ленкуриан. Говорила она очень торопливо и очень тихо, почти шепотом. Тем не менее, все в комнате прекрасно слышали ее.
– Когда мы прослушали эту пленку, мы, естественно, заинтересовались. Заметим, что бандиты были лерами, хотя откуда они, никто не мог сказать. И поведение леров было абсолютно ненормальным. Все это вызвало у нас беспокойство, и мы очень хотим провести дальнейшее расследование.
Снова заговорил Хетрус:
– Естественно, это расследование должно проводиться тайно. Мы почти ничего не знаем, и, вполне возможно, этот район галактики находится под наблюдением. Вот почему мы выбрали вас двоих. Хан ждет назначения. Лизендир тоже не занята в настоящее время, и каждый может предположить, что вы просто путешествуете.
Разумеется, мы выбрали вас не из-за выдающихся способностей. Может быть, другие были бы лучше, однако у вас больше преимуществ другого плана. У вас у обеих нет семьи, и между вами нет никаких отношений, кроме чисто деловых. Мы приготовили корабль, вооруженный катер… и кое-какой товар. Вы полетите на Чалседон, как бы для торговли, и там продолжите расследование. Ефрем торопился улететь оттуда. Вам торопиться некуда. Вы можете идти по следу, куда бы он ни завел. Вы будете прекрасно дополнять друг друга в работе.
Хан и Лизендир взглянули друг на друга. Она как будто прочитала вопрос у него в голове и спокойно ответила с легким оттенком пренебрежения:
– Я Лизендир, девушка Карен Брейд. Возраст по земному стандарту двадцать шесть лет.
Хану показалось, что, когда девушка заговорила, она сразу потеряла всю свою женственность, стала совсем другой, свирепой, дикой, агрессивной. Он подумал, чему же училась эта девушка. И может ли она также легко включать свою женственность, как и выключать ее.
Хан сказал:
– Я Хан Киллинг. Могу я спросить, чему ты обучалась?
– Можешь. Я получила фиолетовую степень в Школе борьбы.
Хан вежливо кивнул. Он ощутил, как по его спине пробежала холодная дрожь. Подумайте сами: один с девушкой в долгом путешествии. Девушка-лер – и по земным стандартам в высшей степени сексуальна, что в обществе леров вполне нормально. Это, разумеется, приятно. Но она к тому же специально обученный убийца – тот, кого боятся даже в мире леров. Он снова взглянул на нее. Девушка выглядела вполне по-женски – мягкая, нежная, расслабленная. Кожа у нее была светлая и гладкая. Но Хан прекрасно знал, что она легко может расправиться со всеми, находящимися в этой комнате, изувечить их в мгновение ока… Она была по земным стандартам чем-то вроде человека, великолепно обученного приемам борьбы каратэ и кунг-фу. Кроме того, она прекрасно владела всеми видами оружия, «не покидающего руки», как говорили леры.
Хан слышал рассказы об этой секте леров. И ему не хотелось проверять на себе их истинность. Он понимал, что не сможет взять верх над этой девушкой, даже имея лучевой пистолет: у нее слишком хорошая реакция. И он решил не общаться с ней совсем. Она, видимо, поняла его мысли по движению лицевых мускулов.
– Хорошо, Хан. Ты знаешь, кто я. Значит, у нас не будет проблем.
Одной из причин, почему леры и люди старались избегать друг друга, заключалась в сексуальной проблеме. Леры считали людей примитивными и не желали иметь с ними ничего общего, даже сексуальных отношений. Леры не могли иметь детей вплоть до окончания юношеского возраста – то есть до тридцати лет, но их сексуальное влечение начиналось с самого детства, с десятилетнего возраста. Они могли заниматься сексом совершенно свободно, так как потомства у них еще не могло быть. Поэтому были разрешены даже родственные связи. Позже, в зрелом возрасте, если и возникала связь между человеком и лером, потомства от этой связи не было. Это предусматривалось самой программой ускоренной эволюции.
Однако леры и люди отличались друг от друга не только физически. Для людей общество леров казалось слишком сельскохозяйственным, слишком статичным и чересчур перегруженным сексом. Леры же считали общество людей слишком механистичным и торопливым. Отношения леров друг с другом были прямыми и честными. Они не старались скрыть своих симпатий и антипатий, как люди. Если приходилось сражаться, то они не уклонялись от борьбы. Однако они не принимали оружия, которое действует на расстоянии, «покидая руку». Именно поэтому они разработали методы борьбы, с помощью которых могли справиться с любым врагом. И, наконец, деторождаемость у леров была чрезвычайно низкой, и поэтому каждый из них был обязан сделать все возможное в этой области. Люди же, напротив, использовали все формы контроля за рождаемостью – и, тем не менее, планеты, которые они колонизировали, быстро перенаселялись.
После того как Хан вспомнил все это, он понял, что ему не придется вступать в любовные игры с этой девушкой. Отлично. Пусть она по специальности убийца. Зато он специалист в области торговли, техники, пилотирования корабля. Он злорадно подумал, что она вряд ли знакома со всем этим. Леры не старались давать своим детям широкое образование.
– Я тоже принимаю предложение, – сказал Хан.
Хетрус кивнул. Это же сделали и остальные.
– Хорошо, что вы согласились работать вместе. Вы можете вылететь, как только будете готовы, но мы бы хотели, чтобы это случилось как можно скорее. Корабль уже готов. Он подготовлен и людьми, и лерами. Его название «Палленбер», что в переводе с языка леров означает «Жемчужная волна». Когда будете готовы, сообщите на пункт управления.
Лизендир поднялась с места:
– Я готова лететь хоть сейчас. Быстрее начать дело – значит, быстрее его закончить.
Хан тоже встал. Он думал над названием корабля. Да, название поэтическое, вызывает в мозгу видения кораблей, плывущих по голубому морю под белыми парусами. Но совсем не нужно быть лингвистом, чтобы не понять, что это название вовсе не подходит военному кораблю, предназначенному для уничтожения и разрушения. Было бы лучше назвать корабль «Кость в зубах». Но он сказал:
– Мне еще нужно кое-что собрать, сделать кое-какие распоряжения.
Хетрус перебил его:
– Не нужно, мой мальчик, не нужно. Все, что тебе может понадобиться, уже на корабле. Директор школы коммерсантов позаботится об остальном – о твоих бумагах, о твоих делах. Я уверен, что ты поймешь…
– Другими словами, нечего откладывать, – прервал его Хан.
– Но мы не настаиваем, и оставляем решение за тобой.
– Хорошо. Раз дело обстоит так, я готов. Я тоже хочу закончить с этим побыстрее… – Он говорил это для Лизендир, но она либо пропустила его слова мимо ушей, либо сделала вид, что не слышала…
Группа леров поднялась и ушла без всяких церемоний. Хетрус и остальные люди – Ормансоглу, Маребус и Виллакампо – задержались на балконе, обсуждая какие-то свои дела, которые полностью поглотили их. Хан и Лизендир холодно и критически оглядели друг друга, затем пошли к двери. Лизендир вышла первой, за ней Хан. Догнав группу леров, Хан обратился к тому, который не назвал своего имени при знакомстве.
– Прошу прощения, сэр, – спокойно заговорил он, стараясь говорить так, чтобы их никто не слышал. – Что случилось с коммерсантом Ефремом? И как твое имя? Мне кажется, я не расслышал…
– Ефрем здесь, в Бумтауне, Хан Киллинг.
По тембру его голоса Хан предположил, что это мужчина. Но по внешнему виду он отличался от остальных леров. Видимо, он прибыл сюда из какого-то весьма отдаленного мира. Лер продолжал:
– Ефрем боится смерти, и решил удалиться на пенсию. Можешь поверить, что за свое сообщение он получил хорошую плату. Но мы имеем только то, что он продал. Так что ты можешь не утруждать себя и не ездить к нему. Незачем.
– Хорошо. Вероятно, я нарушил этикет, спросив твое имя?
– Нет, нет. Пантанкан Длан к твоим услугам. Может быть, я смогу помочь тебе в чем-нибудь.
Лер отвечал с легкой иронией, и это заставило Хана подумать, что тот играет с ним. В бесстрастном лице лера чувствовалось скрытое величие, которого совсем не было в лице Лизендир, хотя она всячески старалась показать его. Хан хотел бы поговорить с лером побольше, но времени уже не было. Пантанкан уже направился к лестнице вслед за остальными, и останавливать его было бы неприлично.
Лизендир ждала Хана в лифте с выражением чрезвычайной скуки.
Хан вошел в лифт. Двери закрылись, и они остались одни. Они избегали смотреть друг на друга. Однако Хан чувствовал, что его спокойствие не может длиться вечно.
Вскоре они уже были на первом этаже и направились к выходу из здания. Лизендир пошла прямо к подземке, соединенной с космопортом.
Хан осмотрел утреннюю толпу, чтобы убедиться, что за ними никто не следит, затем замедлил шаги и подозвал к себе девушку. Она состроила гримасу нетерпения, но все же подошла.
Он сказал:
– Я думаю, что перед отлетом нам следует переговорить с Ефремом. У нас есть время, а эта беседа может дать нам кое-какие идеи, как нам действовать.
– Я не вижу в этом необходимости. Все, что нам нужно, мы знаем. А кроме того, где мы будем искать его?..
– Я не могу поверить, что все это дело так для тебя просто, – возбужденно заговорил Хан. – Но что бы ты ни думала, я иду к нему. Лер, который молчал во время беседы, сказал мне, что Ефрем здесь, в Бумтауне. Мне почему-то кажется, что ты не можешь взлететь без меня, поэтому я прошу тебя сопровождать меня. В противном случае можешь подождать меня на корабле.
– Да? Ты думаешь, что я не смогу заставить тебя повиноваться мне? Ты или слишком глуп, или безрассудно смел. Да, я не могу взлететь. И я не хочу учиться этому. Но я могу сделать так, что ты будешь счастлив повиноваться мне, достаточно мне сделать одно движение, которого даже не заметят эти варвары. – Она с презрением показала на толпы людей.
Хан беспомощно осмотрелся. Он вовсе не хотел злить ее. И он верил тому, что сказала она. Возможно, если бы его охраняли снайперы, укрывшиеся на крышах соседних домов, у него был бы шанс спастись… Но их не было, и ему ничего не оставалось, как воздействовать на нее логикой рассуждений.
– Как хочешь. Но есть еще кое-что, что меня беспокоит, и я хотел бы выяснить это до конца, прежде чем мы отправимся в путь. Ты позволишь мне это?
– Давай. Но не теряй времени.
– Все ваши имена что-нибудь означают, да? Ведь это не просто бессмысленные звуки? И ты знаешь значение каждого имени?
– Разумеется. Мы же не называем друг друга буквами или цифрами!
– А что означает «пантанкан»?
– Чепуха. Это не имя. Это не может быть именем. Это то, что вы называете алфавитом. Это три первых буквы нашего алфавита. Пан. Тан. Кан. ПТК.
– И что это означает?
– Насколько я знаю, такого имени не существует.
– Но этот лер сказал, что это его имя. Может, он пошутил?
– Нет… Имена не предмет для шуток.
– Он сказал, что Ефрем здесь, но мы ничего не сможем узнать от него.
– Он сказал это при всех?
– Нет, мне одному. Ты в это время ждала меня в лифте. Он называл свое имя, когда меня не было?
– Нет, не называл. Мы не спрашивали, раз он сам не хочет называть его. У нас имя – это нечто личное… Но… впрочем, ладно. Мы пойдем к Ефрему. Но командовать буду я. Я думаю, что здесь какая-то западня. – Последние слова она произнесла почти дружеским тоном.
– Значит, «Алфавит» заманивает нас туда.
– Нет. Это приманка для тебя. Я не должна была бы интересоваться этим, а ты не должен был бы говорить мне об этом, а если бы и сказал, то не смог бы убедить пойти. Нет, я уверена, что западня рассчитана на тебя. Молодец! Ты гораздо умнее, чем показался мне с первого взгляда!
К их удивлению, адрес Эдо Ефрема быстро нашелся в телесканере. И жил он совсем недалеко. Хан хотел сначала позвонить ему, но Лизендир настаивала на крайней осторожности. Он согласился, и они двинулись в путь.
По дороге Лизендир делала беглые замечания о недостатках городов людей, отмечала те места, где, по ее мнению, следовало бы создать укрепления, необходимые во время уличных боев. Она была весьма сведуща в этом вопросе. Хану было не по себе, когда она хладнокровно рассуждала об этом.
Когда они подошли к дому, где жил Ефрем, она остановилась и задумалась. Затем спросила:
– Если ты собираешься нанести кому-нибудь визит, как ты это делаешь?
– Вхожу в дверь, сажусь в лифт, затем встаю перед дверью и говорю, кто я. Если получу разрешение, вхожу.
– Здесь есть лестница?
– Да.
– Тогда поднимайся по ней.
Когда они поднялись на нужный этаж, Лизендир предупредила Хана:
– Позвони. Только держись как можно дальше от двери. Я поддержу тебя.
Хан сделал так, как потребовала она: позвонил, затем резко рванулся назад. Она схватила его за руку. Хан удивился – у нее была мягкая холодная женская рука, и в ней совершенно не ощущалось сверхъестественной силы. Пальцы узкой ладони держали его за руку без напряжения, но Хан понимал, что вырваться из этого захвата он не сможет.
Приятный голос сказал: «Пожалуйста», – и дверь бесшумно отворилась. Хан пошел было вперед, но Лизендир, не слишком ласково, потянула его обратно. Он посмотрел на нее. Девушка жестикулировала ему: она приложила палец к губам, показала на глаза, на лоб и повертела пальцем. Хан понял смысл сигнализации: молчи, слушай и смотри.
Лизендир подошла к двери, легла на пол и просочилась – невозможно было подобрать другого слова для ее движения – в дверь. Затем она приподнялась и сделала легкое движение рукой. Тотчас же в комнате что-то зашипело, и в стену коридора что-то ударилось с мягким звуком. Хан хотел было подойти к Лизендир, но она тихо сказала:
– Нет. Стой на месте!
Прошло несколько долгих минут. Лизендир лежала, распластавшись на полу. Снова послышалось шипение, и снова мягкий удар в стену. Девушка одним легким движением поднялась на ноги и метнулась в комнату. Вскоре Хан услышал ее голос:
– Теперь можешь войти.
Он осторожно вошел в комнату. Лизендир стояла против двери с пистолетом, какого Хан никогда не видел. Он был отлит из одного куска темного, тяжелого металла. В корпусе пистолета слышалось шипение. Ствол был длинный и узкий, расширяющийся на конце наподобие башмака. Возле стены лежал труп.
– Это дьявольская штука, – сказала Лизендир. – Спусковой механизм пистолета был соединен с дверью. Кроме того, он приводился в действие таймером. Правда, я не смогла найти здесь ни радара, ни сонора. – Она показала на дуло. В нем было маленькое отверстие. – Я уже разрядила его. Пистолет стреляет с помощью сжатого газа маленькими ампулами, растворяющимися в теле. В ампулах содержится сильнодействующий яд. Это ужасное оружие, но, к счастью для нас обоих, оно пригодно для стрельбы только на небольших расстояниях.
Девушка открыла магазин пистолета, достала оттуда тонкую прозрачную иглу и положила ее на стол, чтобы Хан мог рассмотреть ее. Хан протянул к игле руку, но Лизендир остановила его:
– Не нужно. Это опасно. Она может сработать от прикосновения.
Хан кивнул и повернулся к трупу.
– Нет, – сказала она, – возможно, он тоже попал в ловушку. От него мы ничего не узнаем. Мы можем вызвать полицию прямо с корабля, хотя лучше было бы позвонить Хетрусу, во всяком случае, нам нужно поскорее убраться отсюда. Я чувствую опасность. Эта комната вся наполнена ловушками. Они осторожно вышли.
– Может, взять пистолет с собой? Он мог бы нам пригодиться.
– Если хочешь, возьми. Но не проси, чтобы я прикоснулась к нему еще раз. Я потом тебе все объясню… Но не здесь. Нам нужно торопиться. Кто-то хотел заманить тебя в эту комнату. Может, для того чтобы убить, а может, для того чтобы обвинить в убийстве.
Хан согласился с ней. Он сунул пистолет в карман, и они быстро вышли из квартиры.
Глава 2
Мудрецам известно больше, чем четыре времени года. И те четыре, которые упоминаются в наших календарях, наименее важные.
Пословица леров.
Приписывается Гарлендаду Тлану.
Лизендир оставалась напряженной все время, пока они добирались до космопорта. Она не смогла полностью расслабиться даже когда они поднялись на корабль и взлетели. Перед взлетом она тщательно осмотрела весь корабль, проверила все отсеки, трапы и прочее. Но только через несколько дней полета она сказала, что «Палленбер» чист. Хан согласился с ней, хотя в душе сомневался. В свете того, что произошло, это казалось маловероятным.
Однако он был занят все эти дни, проверяя запасы провизии, количество товаров для торговли, и оценивая состояние оружия. Несколько раз он выходил на связь с Хетрусом, в результате чего они узнали, что в квартире оказался труп Ефрема. Что касается лера, то о нем ничего не удалось выяснить, как и о западне, устроенной в квартире. Хетрус был очень заинтересован, и проделал большую работу. Однако он так ничего и не смог выяснить. Леры, которые присутствовали во время беседы, тоже ничего не знали.
Тем временем корабль вошел в субпространство. Хан установил курс, и потянулась рутинная работа, было решено, что во время полета один из них всегда будет бодрствовать. Лизендир не была в восторге оттого, что ей пришлось учиться управлению кораблем, но она перенесла это стоически. Она даже согласилась, поступившись своим высокомерием, разбудить Хана, если произойдет что-то необычное. Хан, разумеется, не ждал ничего, что потребовало бы его вмешательства, но осторожность никогда не помешает.
Интересно, подумал он, как она будет будить его, если возникнет необходимость? Может, она использует свое искусство, после чего он уже будет не в состоянии что-либо сделать? Да нет. Вряд ли она пойдет на это без особых причин. Она будет действовать в полном соответствии с общепринятыми правилами общения.
Однако через несколько дней он выяснил то, что его волновало. Была его очередь спать, но он проснулся раньше, и лежал в полусне в своей каюте. И вдруг он ощутил, что в каюте находится кто-то, и этот кто-то молча смотрит на него. Он лежал и ждал. Спустя некоторое время, которое показалось ему вечностью, Лизендир наклонилась над ним и мягко, даже нежно, положила ему руку на плечо. Хан почувствовал слабый запах. Это был ее запах, а не запах ароматических веществ. От него кружилась голова. Он кивнул, стараясь сделать вид, что он спал, и она разбудила его. Хан надеялся, что она ничего не заметила.
– Уже пора?
– Нет. Я разбудила тебя раньше. Мне стало скучно, и захотелось поболтать. Мы не приспособлены для одиночества. Понимаешь?
– Да-да, конечно. Я чувствую то же самое. Но я не хотел оскорблять тебя, предлагая то, чего ты не хочешь.
Это был намек на ее высокомерие. Если она и поняла его, то не обратила внимания.
– Хорошо. Я буду ждать тебя в рубке корабля.
Она повернулась и вышла так же бесшумно, как и вошла. Хан в очередной раз восхитился ее грацией. Сначала он не замечал ее совсем, но время шло, и легкость, бесшумность ее движений все чаще привлекали его внимание. Она двигалась без всяких видимых усилий, как течет ручей среди стволов деревьев… Но Хан понимал, что ее движения не были бы так отработаны, если бы многие поколения до нее не отрабатывали их.
Мысли Хана потекли дальше. Это была вовсе не такая девушка, с которыми он имел короткие и ни к чему не обязывающие связи. У Лизендир были женственные, соблазнительные формы тела, в чем он имел уже возможность убедиться. Хотя ее одежда была предназначена все скрывать, на самом деле она только открывала, вернее, намекала, возбуждала эротические желания. Он был уверен, что с точки зрения леров она была хороша, молода, соблазнительна. И конечно, легко доступна – разумеется, при обоюдном желании сторон. Однако для него все обстояло совсем не так.
Тут Хан прервал себя. У него были сильные подозрения, что в этом плане ему с Лизендир ничего не светит. Он даже не знал, может ли что-нибудь быть между ними, эмоционально или физически. Сексуальность леров была хорошо известна людям, но о связях между ними говорили редко. А те немногие рассказы, которые он слышал, носили отпечаток детских выдумок. Ведь воображение детей, особенно в области сексуальных отношений, совершенно оторвано от реальности.
Хан оделся, причесал бороду и направился в рубку. Одна из стен комнаты, самая большая, была экраном преобразователя, на котором высвечивалось реальное пространство, когда корабль двигался в субпространстве. Преобразователь мог перестраиваться в широком диапазоне частот, и сейчас был настроен на спектр зрения леров. Рубка освещалась только свечением экрана и других приборов. В экране была видна тьма космоса, усыпанная звездами, которые в углах экрана заметно перемещались. Лизендир сидела в кресле пилота и смотрела на открывающийся перед ней спектакль. Если она и заметила Хана, то не подала вида.
– Ты когда-нибудь летала раньше? – спросил он, чтобы начать разговор. Он прекрасно знал, что она летала, ведь как как-то же она должна была добраться в систему Сибрайт.
– О, много раз. Но еще никогда я не видела таких чудес, – восторженно сказала она. После короткой паузы она продолжала:
– Эта бесконечность и притягивает меня и беспокоит. В ней заключено столько, сколько никто узнать не сможет. Сейчас я понимаю, насколько я ничтожна.
Хан согласился, но только частично. Он не мог понять, почему на нее так подействовала бесконечность пространства. Какая разница, где ты находишься, в глубинах бесконечного космоса или же на поверхности планеты, если ты все равно существо, живущее и работающее в ограниченном интервале времени. Но он ответил:
– Да, это потрясающее ощущение. И, тем не менее, мы должны делать то, что нам предназначено.
– У меня дома, на Кентене, наш иос, где живет наше племя, находится возле моря. Вокруг иоса громоздятся горы, дикие, непроходимые. Я часто смотрю на море из нашего сада. Волны, игра света, постоянно меняющийся ветер – все это создает ощущение безвременности. Море говорит мне: я здесь, меня ласкает ветер, меня любит свет. Я была здесь до того, как леры пришли на эту планету, и буду здесь после того, как они уйдут отсюда. Волны развлекают меня своей бесконечной игрой.
И она снова замолчала, поглощенная бескрайним мраком космоса и мириадами сверкающих звезд. Хан попытался представить ее родную планету, но смог. Он знал о клановой структуре общества леров, но не мог вообразить себе это.
Клановая структура общества леров, так называемая «брейд», диктовалась низкой рождаемостью – примерно два ребенка на весь период способности женщины производить детей, длящийся десять лет. Но здесь играли важную роль и другие элементы: например, долгий период высокой сексуальной активности без рождения детей, который делал отдельного индивидуума независимым и одиноким по своей природе, или короткий период деторождения с длительным сроком беременности в восемнадцать месяцев. А кроме того, в построении структуры общества сыграло большую роль их первоначальная малая численность и бедный набор генов. Существующие на Земле модели общества не удовлетворили леров, и они изобрели свою, которая позволяла расширить набор генов и как можно более полно использовать возможности деторождения. Эта модель была совсем не похожа на человеческие, основанные на наследственности, кровном родстве. Модель леров объединяла социальную структуру общества весьма сложным способом.
Клан начинался с пары – мужчины и женщины одного возраста в периоде деторождения. Они производили на свет ребенка – нера – старшего. В возрасте тридцати пяти лет мужчина и женщина находили себе партнеров. Каждая пара производила ребенка – тура – второго. После этого первоначальная пара соединялась и производила на свет последнего ребенка – теса – младшего. Все они жили вместе под одной крышей.
В период деторождения те дети, которые не были кровно связаны между собой, составляли ядро следующих поколений. Неры и тесы образовывали другие кланы. Таким образом, каждое поколение разделялось на три ветви. Этот процесс расширял набор генов и предотвращал вырождение.
Как только новое поколение вступало в период деторождения, первоначальная пара могла оставить все дела в клане в руки молодых и жить по своему усмотрению. Некоторые оставались в клане, некоторые уходили.
Вот так строилась структура общества леров, и лишь немногие из землян могли похвастаться, что понимают все сложные взаимоотношения между лерами. На некоторых планетах люди пытались воспроизвести модель общества леров, но это никогда долго не продолжалось. Слишком различными были эмоциональные, сексуальные и, в особенности, материальные отношения. Структура, изобретенная лерами, служила максимальному использованию деторождаемости. В случае людей эта структура действовала как бензин, подливаемый в огонь.
– Расскажи мне о своих друзьях, своей семье, своем клане. Что ты изучала в школе? Мне кажется, что ты обо мне знаешь намного больше, чем я о тебе.
Она отвернулась от него.
– Ты знаешь, что я – нер. Я закончила школу, но я еще не достигла возраста, когда могу начать новый клан. Я была главой дома – как у вас старшая сестра для младших детей. Но моя главенствующая роль постепенно сходит на нет. Мои младшие братья – Деллиран и Фоллиран – слушаются меня, но они прекрасно знают, что им нужно только ждать. У вас старшие руководят всеми. У нас младшие завладевают всем – домом, титулом. Даже родителям приходится уходить, когда дети вступают в период деторождения.
– Куда ты решила уйти? Почему они не дали тебе остаться? Она рассмеялась – тихо, спокойно. Хан впервые слышал ее смех. Это доставило ему удовольствие.
– О, это зависит только от меня. Я свободна и могу делать, что хочу. Старшие тоже свободны. Некоторые собираются в маленькие общины, коммуны, хотя это не совсем то, что у землян. Другие занимают посты в правительстве или занимаются бизнесом. И лишь немногие становятся Мнатами – мудрецами. Эти живут поодиночке, реже парами, в лесах или горах.
Хан слушал все это с удивлением. Он всегда считал, что у леров существует понятие брака, совместного проживания. Оказалось, что все не так, что отношения между лерами регулируются более сложными и жесткими правилами. Однако он все еще не был удовлетворен.
– Все это хорошо, – сказал он, – но как насчет бедных и богатых? Или у вас их нет?
Она ответила, не задумываясь. Видимо, она или не замечала сарказма, или же вообще не воспринимала его.
– О, у нас есть и бедные, и богатые. Но это относится не к отдельным личностям, а к клану. Когда ты уходишь из клана, ты берешь только немногие личные вещи. Мы знаем, что собственность порабощает… Иногда некоторые леры приобретают очень много, но, в конце концов, все переходит в общую собственность.
Теперь относительно правительства. Ты знаешь, что каждый клан у нас выполняет определенную функцию? Одни пекут хлеб, другие строят дома, и так далее. Существует клан, члены которого занимают определенные ключевые посты в правительстве. Они специально готовятся к этому. А мы, Карены, выполняем функции, подобные тем, чем у вас занимаются полиция и суд. Законы у нас просты, так как мы, как и все, презираем нечестность. Поэтому я изучала законы и различные методы наказания. А, кроме того, философию, так как только умный человек может взять на себя обязанность судить и наказывать.
– Значит, ты хорошо знаешь структуру общества леров?
– Конечно. А ты любишь, когда тебе читают? – неожиданно спросила она. – Я могу почитать тебе «Книгу Закона», «Путь мудрости», «Комментарии четырнадцати мудрецов». В ней собраны высказывания четырнадцати поколений моих предков. Я могу назвать тебе их имена.
Хан засмеялся:
– А что еще?
Лизендир задумалась на мгновение. Затем лицо ее прояснилось, и она сказала:
– Если наше путешествие будет долгим, я могу научить тебя нашему языку синглспич – обычному языку. Мультиспич тебе не постигнуть, но я могу рассказать тебе о нем, так как я специалист и в том, и в другом языке. Кроме того, я могу научить тебя скользящим цифрам, которые бывают очень полезны.
– Скользящие цифры?
– У нас нет фиксированной системы исчисления, как у вас десятичная и двоичная. Мы меняем систему в зависимости от необходимости. Мы не последователи Аристотеля, и поэтому мы уверены, что действительность не может быть характеризована конечным числом категорий. Теоретически мы можем использовать любую систему, но мы ограничиваем себя лишь несколькими: шестеричная, десятичная, четырнадцатиричная… Наиболее распространена система с основанием девяносто четыре.
– Но к чему это?
– На это есть две причины. Во-первых, чтобы распространить неаристотелизм на все, и, во-вторых, чтобы дети не считали по пальцам. Мы хотим, чтобы они с самого начала полностью абстрагировались, тогда потом им будет легче.
Она протянула свою руку, чтобы Хан смог рассмотреть ее. Это была красивая, сильная рука. Она была похожа на руку человека, только гораздо уже, и мизинец двигался, как большой палец. Лизендир не имела на пальцах никаких украшений. Розовые ногти были коротко и аккуратно подстрижены. У основания среднего пальца виднелась татуировка – чем-то похожая на древние китайские иероглифы Инь и Янь.
– Что это означает? – спросил Хан.
– Она означает степень, которой я достигла в своем ремесле.
– Знак очень похож на китайский иероглиф. Вы что-то взяли от них?
– Да, кое-что мы заимствовали. Например, язык. Синглспич – это модель китайского языка, но мы, разумеется, не копировали их грамматику и фонетику. Каждый корень в синглспиче имеет три части: согласованная – гласная – согласная. И каждая такая комбинация имеет четыре значения. Но, в основном, мы базировались на английском, так как на нем говорит большинство людей. К тому же нам не нравится интонирование, без которого китайский язык невозможно понимать однозначно. Можно сказать, что мы использовали их идеи, но на другом материале. Говорят, что рассматривался даже русский язык, который одно время был распространен не Земле, но затем стал мертвым языком. Однако сам строй этого языка, его структура, оказались слишком примитивными, как и народ, говоривший на этом языке.
Хан хотел возразить, но она не дала ему возможности, продолжая говорить:
– Мы взяли от китайцев очень много. Главное – веру в то, что все меняется, в то, что все, имеющее начало, должно иметь конец. Их на Земле считали отсталыми, но их общество существует гораздо дольше, чем любое из обществ, верящих в металл и камень, верящих в неизменность. Кто имеет надежды, тот будет жить вечно.
Хан поднялся, прошел на кухню, заложил программу в кухонный автомат и вернулся. Теперь они говорили о людях. Хан сразу ощутил некоторую неловкость из-за того, что он ничего не знал о своих предках. А Лизендир помнила о своих все. Странно: ведь общество леров считалось старомодным, консервативным, статичным, примитивным. И, тем не менее, они создали без всяких усилий такую технологию, уровня которой на Земле все еще не могли достичь. Но как общество они совершенно не менялись со временем. Их общество было на удивление однородным, леры с разных планет говорили на одном и том же языке и придерживались одинаковой социальной структуры. Люди же непрерывно менялись и мало походили друг на друга.
Своих предков Хан знал только до прадеда, который неизвестно откуда прибыл в Бумтаун и стал коммерсантом. Кажется, что он прибыл с Терсинга. Но где его предки жили до этого. Хан не имел понятия. Впрочем, какая разница?
Хан смотрел на Лизендир и понимал, что, хорошо узнав девушку, он сможет предугадать поведение любого лера. Конечно, леры, как и люди, отличаются друг от друга, но в гораздо меньшей степени. Спектр характеров людей гораздо шире, чем у леров.
Еще одним барьером, препятствующим взаимоотношениям Хана и Лизендир, была религия. Он описал религиозные воззрения людей, надеясь узнать что-нибудь о религии леров. Правящий класс в человеческом обществе всегда более или менее терпимо относился к религии, которая в данный момент занимала умы людей. Религия была как бы константой в человеческих отношениях со времен Гильгамеша. Правда, религия, как и само человеческое общество, менялись со временем.
О религии леров – или ее отсутствии – люди почти ничего не знали. Правда, время от времени появлялись труды о предположительных верованиях леров, но более тщательное изучение их указывало, что представленные теории в большей степени характеризуют воззрения авторов, чем истинное положение вещей. Хан не смог ничего узнать и от Лизендир, которая искусно уклонялась от обсуждения этого вопроса. Единственное, что он выяснил – это почти религиозное отвращение к оружию, действующему на расстоянии. Вроде пистолета, который они нашли в квартире Ефрема. Хан вспомнил, с каким нежеланием она держала его в руках, а когда Хан захотел взять его с собой, она только пожала плечами, явно не желая иметь с пистолетом ничего общего. Она сказала:
– Ни один лер не может касаться нечистой вещи. И особенно Карен.
При этом она сделала любопытный знак левой рукой – видимо, аналогичный тому, какой делали люди при упоминании дьявола. И это было все, что смог узнать Хан.
После этого разговор перешел на сексуальные темы. Хан вовсе не хотел касаться их, но это оказалось неизбежным. Напряжение между ними росло, и источник его был очевиден. Хан не был новичком в этом деле, и он вовсе не стыдился того, чем занимался, поговорить об этом… Однако девушка с большим оживлением обсуждала свою жизнь со всеми подробностями.
Сначала они просто обменивались невинными историями, но становилось все яснее и яснее, что они во многом отличаются друг от друга.
– Я удивляюсь тому, что вы, люди, ждете так долго. У нас все наоборот. Я расскажу тебе, как было со мной, но не для того, чтобы удовлетворить твое любопытство, а для того, чтобы кое-что прояснить для себя. Видишь ли, по нашим понятиям, я слишком задержалась в сексуальном развитии. Дети у нас совершенно свободны, они могут желать, чего хотят, и ни в чем не знают запрета. В хорошую погоду мы все ходим голые. И всегда можно увидеть голых юношей и девушек, играющих в любовь на песчаном пляже. И никого это не интересует. Но приходит время, и тебе самому хочется попробовать этого.
Она замолчала, как бы пробуя на вкус свои воспоминания, и слабо улыбнулась.
– Как я сказала, я несколько задержалась. Все мои друзья буквально упивались своими новыми ощущениями, которые они получали от своих подруг. Но я еще не могла понять их. Однажды мы купались в море. Было очень жарко. И один мальчик, Фитгвин, очень красивый, взял меня за руку и повел на пляж. Я чувствовала себя очень странно. Я видела, что он тоже был не таким, каким я видела его всегда. Но я только ждала.
Он сказал: «Лизенди, давай делать любовь вместе».
Впервые меня назвали любовным именем. Ведь до этого мы пользовались только первым слогом имени. Я сказала, что я не умею. Он ответил, что покажет. Мы поцеловались, и легли на теплый песок. Некоторые смотрели на нас, некоторые нет. В этом не было ничего интересного. Всего лишь двое, которые занимались любовью. Но для меня это было совершенно новым ощущением. Я не могла понять, как жила до этого, не зная столь сладостных ощущений. И я, конечно, любила Фитгвина.
Потом я хотела рассказать о своих ощущениях. Но кому? Мои друзья посмеются надо мной, ведь они давно знают это. Тогда мне было уже десять лет, а они начинали лет с девяти. Поэтому я рассказала матери. Та была счастлива. Ее очень беспокоило мое позднее развитие.
Но я быстро научилась. Сначала это была просто игра, забава. Затем ты влюбляешься, раз за разом. Это чудесно, это прекрасно, это как сон.
Вендьор был моим последним любовником. Мы долго жили вместе, и надеялись, что сможем остаться вместе навсегда. Правда, и у меня, и у него были и другие любовные связи, и мы не скрывали их друг от друга. Ведь когда мы будем взрослыми, мы не должны ревновать – в иосе не может быть места ревности. Нужно научиться преодолевать ее в юности.
Школа была закончена, Вендьор уехал домой, где его ожидали. Я сначала ждала его, но время шло, и мои иллюзии кончились. Я больше никогда не смогла обнять его. – Она глубоко вздохнула.
Хан в свою очередь рассказал ей историю своего любовного приключения, когда он думал, что жизнь для него на земле кончилась. Правда, потом были и другие связи, но дальше было легче. Однако он признал, что начал гораздо позже ее, и не смог сравниться с ней количеством связей.
– Я понимаю, почему вы столь осторожны. Для нас это просто развлечение, ведь в этом возрасте мы не можем родить. Мы расплачиваемся за расставания лишь своим сердцем. У вас же совсем другое дело. Одна ошибка – и вся жизнь может оказаться мучением, да?
– Да, – единственно, что мог ответить Хан.
– Твое имя очень похоже на имена леров. И я могла бы назвать тебя Хан. Но твое односложное имя обычно носят у нас дети. Должна признать, что в тебе нет ничего детского.
– Я солгу тебе, если скажу, что не считаю тебя очень привлекательной, несмотря на все наши отличия, – нерешительно сказал Хан.
Лизендир откинулась в кресле, лицо ее стало лукавым, и она посмотрела на Хана таким взглядом, что он потерял контроль над собой. Она в одно мгновение стала прекрасной, в мягком свете звезд и экрана. Хан не мог преодолеть желания держать в своих объятиях это стройное гибкое тело, которое не могла скрыть свободная одежда.
Она заговорила мягким голосом, какого он никогда не слышал от нее, и который удивительно сочетался с ее лицом, обещавшим таинства любви, с ее широким чувственным ртом:
– Да, я ощущаю то же, что и ты… Но это меня пугает, хоть мы физически и совместимы с тобой. У нас говорят, что не следует заниматься любовью с людьми, и это правильно, так как леры гораздо более сексуальны, чем люди, и им нужно гораздо больше любви. Но все же ты мужчина, и довольно привлекательный, несмотря на твою волосатость. – Она коротко рассмеялась, затем посерьезнела.
После долгой паузы она сказала:
– Тебе не следует касаться меня. Мы, леры, очень сексуальны, а я к тому же долго была без мужчины, и во мне очень сильное желание. Поэтому мы с тобой не должны делать этого, Хан. – Она встала и отвернулась. – Теперь твоя очередь дежурить. Я сделаю свои упражнения и лягу спать.
Когда она была уже у двери, Хан сказал:
– Но ты так и не сказала мне, что означает твое имя.
Она удивленно оглянулась:
– Ты сам не знаешь, о чем спрашиваешь. Но это не тайна. Оно означает «бархатная ночь». Лизендир – это мягкое ночное небо, чистое, как будто над планетой нет воздуха, и на котором сквозь легкие и прозрачные облака просвечивают звезды. Обычно такое небо мы видим зимой.
Хан пожал плечами:
– Это некоторый прогресс. Теперь мы знаем друг друга немного лучше.
Лизендир смотрела на него с непроницаемым видом. Затем она сделала жест отрицания:
– Никакого прогресса. Только небольшое изменение. – И она исчезла за дверью.
Глава 3
Не существует ни одной доктрины, теории, концепции, идеи, которая не была бы способна завладевать умами.
Комментарии Четырнадцати Мудрецов,
т. I. гл. 3 Сантрев 15
Остаток их путешествия до Чалседона прошел в полном молчании. Но все же между ними оставалось что-то незаконченное, нерешенное, что при других обстоятельствах не составляло бы никакой проблемы.
Хан, несколько обескураженный своей реакцией на Лизендир, старался сдержать себя и, как ему казалось, облегчить положение Лизендир тем, что отпустил большую бороду. Бороды были редким украшением людей в эту эпоху, и только коммерсанты нередко ходили с бородой. Сначала борода росла медленно, а затем внезапно стала большой, шелковистой и более темной, чем его волосы на голове. Хану чрезвычайно нравилась борода, и он проводил много времени, ухаживая за ней.
Лизендир была разочарована, как он и ожидал. Ведь мужчины-леры не имели растительности на лице, как, впрочем, и на всем теле… Хана чрезвычайно волновала мысль об этом, так как он предполагал, что и Лизендир тоже не имела волос на теле. Вероятно, заниматься с ней любовью – все равно, что иметь дело с ребенком. Но когда он видел ее умные, все понимающие глаза, ее мягкие женственные движения, он тут же отбрасывал эту мысль.
В свою очередь Лизендир старалась говорить с ним только о деле, стараясь не касаться скользкой темы. Однако для нее это было состояние кролика, который притворяется, что не любит капусту. Она раньше никогда не подавляла своих желаний и теперь поняла, что это великолепное упражнение для самоконтроля.
Чтобы провести время, Хан обучал ее тому, как управлять кораблем. Он понимал необходимость этого, так как может возникнуть ситуация, когда один из них должен будет управлять кораблем, а другой работать с оружием, которого на борту корабля было много. И он понимал, что она не будет пользоваться этим оружием, по своим, ему непонятным, причинам. Согласно документам, их корабль считался вооруженным торговым кораблем. Хан знал, что, хотя это допускается законами, вооруженных торговых кораблей в этой части космоса давно не было.
Работая с Лизендир, Хан спросил ее, как ведут войны леры, если не пользоваться оружием, не покидающим руки.
– Леры ведут войны, хотя вам, людям, они могут не понравиться. «Испытай войны леров – и ты станешь пацифистом», – так гласит одна из наших пословиц. Разумеется, у нас есть разногласия – и если дело доходит до войны, мы от нее не уклоняемся, однако поводы для войны у нас совсем другие. Мы не воюем из-за территории, не воюем из-за религии и политики.
И когда нам приходится воевать, мы берем ножи, мечи, щиты, булавы, и деремся с врагом. Когда битва кончается, сражающиеся расходятся, и победитель получает то, что хотел, а проигравшие – подчиняются.
Леры вовсе не пацифисты – и нельзя сказать, что они не агрессивны. Уличные драки нередки в обществе леров. Но при этом никогда не применяется оружие, не покидающее руку, каким бы жарким не был конфликт. А тот, кто осмелится на это, будет линчеван его же сторонниками… Это самая страшная кара в обществе леров.
Кроме того, мы вовсе не беззащитны в межпланетных войнах. Мы наказываем тех, кто осмеливается выступить против нас с оружием. Мы сами не применяем в войнах оружия, действующего на расстоянии, но создали систему, которая вызывает взрывы на солнце. Корабли противника разрываются на части. Если же какой-нибудь корабль оказывается на планете, врага встречает целая армия защитников, смелых, бесстрашных, не знающих пощады.
В обмен на уроки управления кораблем Лизендир предложила Хану показать ему несколько боевых приемов. Хан усвоил уроки, но после этого у него несколько дней болели все кости и мышцы. Ему пришлось довольно трудно, так как у него не хватало реакции и координации, которые у Лизендир были, видимо, от рождения. Самое главное, что во время борьбы им пришлось тесно соприкасаться друг с другом, и этот контакт беспокоил их, хотя ни тот, ни другой не признавались в этом.
– Лизендир, в ваших школах мальчики и девочки тренируются вместе?
– Да, вместе. Мы почти не делаем исключений для пола и физического состояния ученика, – сказала она, немного возбужденная.
– Но разве физический контакт не стимулирует сексуальные ощущения?
– Конечно. Они первые шесть лет тренируются совершенно голые. Для изучения основ движений полезно видеть сокращения мышц. Чувствовать их. А если у кого-нибудь из них возникает желание, кто мешает им удалиться в кусты или за угол и удовлетворить его? Ваши школьники выходят из класса, если им нужно удовлетворить естественную потребность? То, о чем ты говоришь, тоже естественная потребность. В старших классах мы занимаемся самоконтролем, стараемся подавлять желания, если они возникают.
Обучив Хана нескольким элементарным приемам, Лизендир попыталась показать ему более сложные. Но Хан оказался совершенно неспособным учеником, и Лизендир, смеясь, сказала ему об этом.
Вскоре Хан провел необходимые расчеты и объявил, что конец путешествия близок. Скоро они окажутся на Чалседоне и своими глазами увидят следы пребывания Воинов Рассвета.
Они устроили себе праздничный обед – последний – пока они еще находились в субпространстве. Лизендир элегантно сервировала стол в рубке управления. Даже звездное небо на огромном экране казалось им сейчас празднично необычным. Они сидели за столом, ели и молча наслаждались ощущением того, что утомительное путешествие подходит к концу. Но каждый из них в душе жалел об этом, хотя и скрывал от себя.
После обеда Лизендир попросила его показать солнце Чалседона.
– Конечно, – согласился Хан. – Корабль нацелен на эту звезду с самого начала. – Он нажал на кнопку, и на экране появились две палочки, толщиной менее человеческого волоса. Казалось, что этот тонкий серебряный крест возник в самом космосе. В центре креста горела звезда, казавшаяся ближе остальных звезд, видимых на экране.
– Пока она еще далеко от нас, и мы не можем увидеть диск. Но, тем не менее, ее мы уже видим.
– А сам Чалседон?
– Нет, его еще не рассмотреть, мы должны подлететь ближе и вернуться в нормальное пространство.
Лизендир молча смотрела на экран. Корабли леров при всей сложности систем управления были очень примитивны во всем, что касалось органов чувств пилота. В этой матрице субпространства, которую они использовали для полета, смотреть было нечего. А при переходе в нормальное пространство, команда и пассажиры наблюдали вселенную через устаревший оптический экран, дающий плоское, а не стереоскопическое изображение.
Поэтому вид, открывшийся перед Лизендир, производил на нее сильное впечатление. Она проводила все время, когда не спала, в рубке управления, глядя на экран.
Однажды Хану почудилось на экране какое-то движение. Он присмотрелся повнимательнее, но не увидел ничего особенного. Звезды медленно перемещались – и больше ничего. Затем Хан отвел взгляд от экрана и снова боковым зрением заметил движение. Теперь он был в этом уверен, хотя, глядя на экран прямо, он ничего не видел.
– Лизендир, ты видишь движение на экране?
– Движение? Нет. Но изображение как-то колеблется, как будто я смотрю на экран через воду. Я думала, что это дефект аппаратуры, и ты знаешь об этом. Какие-то волны исходят из одной точки, но я не вижу, что возбуждает их.
– Хм-м-м, – пробормотал Хан, глядя на экран и включая компьютер в режим самопроверки. Через несколько минут экран включился снова, нисколько не изменившись. Хан спросил:
– Волны еще не пропали?
– Нет.
– А из какой точки они исходят?
– Из перекрестья. От звезды Чалседона. Хан достал большой том, где содержались параметры звезд. Он долго листал его, затем заговорил:
– Солнце Чалседона – звезда Авила 1381, желтая звезда, среднего возраста, без каких-либо отклонений. Если эти волны реальность, а не дефект аппаратуры, то следует ожидать какие-то неожиданности с гравитацией. Может быть, в систему вошла нейтронная звезда, или погасшая звезда огромной массы. Правда, вероятность чересчур мала. Хотя давно известно, что вероятность, равная нулю, в действительности никогда не нуль. Но…
Лизендир прервала его:
– Это прекратилось!
– Совсем?
– Да. Внезапно, пока ты говорил. Волны докатились до края изображения, и теперь все спокойно.
Хан встал, посмотрел приборы, проконсультировался с компьютером. Затем поднял голову:
– Не знаю, что вызвало это явление, но только не звезда.
Они оба задумались. Все время путешествия они ощущали невольную вину за то, что их путешествие всего лишь экскурсия, поездка для сбора фактов. Теперь же они видели, что их может ожидать нечто другое, более серьезное. В той ленте, что прокрутил для нас Хетрус, ни слова не говорилось об этом эффекте. Правда, для этого могли быть вполне разумные объяснения – например, корабль Ефрема не был снабжен новейшей аппаратурой наблюдения. При обратном полете он не смотрел в экран заднего обзора. Таковы были суеверные представления коммерсантов: никогда не оглядываться на ту планету, где ему не повезло. Во всяком случае, теперь и Хан, и Лизендир убедились в существовании чего-то неизвестного им, и, вполне возможно, угрожающего. Хан пока хранил все свои опасения при себе. В цивилизованном мире вселенная была давно обжита и приручена. А здесь…
Лизендир не была так спокойна, как он. Немного погодя она сказала:
– Когда мы были в Бумтауне на этой встрече, еще до того, как пришел ты, я поговорила с Ленкуриан. И она мне сказала, что ей кажется, это не просто полет за добычей и за пленниками. Все это напоминает какую-то провокацию, которую устроил неизвестно кто. Над Чалседоном нависли тьма и зло. А Воины? Если ваши подозрения справедливы…
– Тогда что?
– Мы ничего не знаем. Только подозреваем. И если хотя бы половина наших подозрений оправдается, я содрогаюсь при мысли об этих Воинах. Я расскажу тебе об этом. Когда первый корабль леров покинул старую Землю, он сделал много посадок на разных планетах. Леры подыскивали подходящее место. И, наконец, они нашли Кентен. После приземления общество леров разделилось на две фракции. Одни хотели остаться тут и устроить свою собственную культуру в новом мире. Тогда леры плохо знали себя, ведь сотни лет они были погружены в развитую цивилизацию людей. И поэтому они все еще мыслили в терминах человеческой цивилизации. Другие придерживались другого мнения. Их фракция, которой руководила женщина по имени Санзирмиль, желала лететь дальше и дальше…
Я много слышала о Санзирмиль. Насколько я знакома с вашей историей, ее можно было сравнить с Лукрецией Борджа, Лилит и Розой Люксембург. Она сочетала в себе все их качества.
Я видела голограммы с ее изображением. Она была красива, но красота ее была дикой, звериной. И вот в те времена леры разделились. Дело доходило почти до войны, и если бы все продолжалось так, то через несколько поколений на Кентене не осталось бы ни одного лера… Однако, в конце концов, Санзирмиль и ее клан Кларен украли корабль и улетели. Члены клана Кларен были пилотами, и внутри поддерживалась строгая дисциплина. Санзирмиль была астронавигатором, но она была и… – Лизендир внезапно замолчала на полуслове.
Хан заинтересованно спросил:
– Кем, ты говоришь, она была?
– Никем, – угрюмо ответила Лизендир. – Я не могу тебе сказать этого. Ты не лер. Ты не поймешь. Ты должен забыть о том, что я говорила… – Она помолчала немного, чтобы убедиться, что Хан готов снова слушать ее, и совсем забыл о ее оговорке. Хан молчал.
– На их корабле было ужасное оружие, страшное оружие. Мы без содрогания не можем вспоминать о нем. Об улетевших лерах мы больше ничего не слышали. Нам всем очень хотелось надеяться, что они разбились где-нибудь, или же улетели в другую галактику, как намеревались. Мы бы с радостью восприняли такое известие. Но никто ничего не знает. О них сейчас ходят целые легенды.
– И эти Воины Рассвета похожи на леров…
– Они леры, в этом нет сомнения. И мы, и вы знаете, что с развитием разума отпадает необходимость в клыках, когтях, рогах. Но посмотри на себя и меня, Хан. Мы возникли на одной планете. И ты знаешь, что леры и люди находятся в очень близкой степени родства, даже в опасно близкой. Ты знаешь, что мы отправились с тобой в это путешествие потому, что имеем одинаковую группу крови, и в случае необходимости сможем помочь друг другу. Ты знаешь, что одна из ваших четырех групп крови и одна из наших двух абсолютно совместимы. Мы могли даже вступить с тобой в связь, если бы решились на такую глупость. Но из этого ничего бы не вышло, даже если бы я была способна к рождению. Да, леры и люди похожи между собой, но между ними есть различия. И свидетельство Ефрема неопровержимо доказывает, что на Чалседоне были именно леры.
– Но ведь то, что ты рассказала мне, произошло много лет назад. Те леры давно умерли…
– Да, тысячи лет назад.
– И даже если это правда, чему я не верю, это не более вероятно, чем… Впрочем, слишком много совпадений, точных деталей, да?
– Конечно. Ведь мы были созданы искусственно в первом поколении. Я даже не уверена, смогли бы мы возникнуть сами собой. Но, как говорит пословица: «Какая разница, откуда я появился. Я здесь для любви или ненависти». Мы появились и не хотели жить под вашим контролем. Леры, руководимые Санзирмиль, хотели остаться на Земле и драться за свое освобождение. Когда же мы прибыли на Кентен и решили остаться там, они хотели лететь все дальше и дальше, и завоевать всю галактику. Разумеется, никто не знает, являются ли воины потомками Санзирмиль. Но мне хочется надеяться, чтобы это было не так. У вас, людей, есть свои страхи, у нас, леров – свои. И «дети пилотов» – один из этих страхов.
– Мы приближаемся к Чалседону, – напомнил Хан. – Как живут там леры и люди? Вместе, или же по отдельности?
– Я не могу себе даже представить этой жизни, – только и смогла ответить Лизендир. Да и говорить уже было некогда. До посадки оставалось несколько часов.
Хан ожидал, что их встретят на Чалседоне с подозрением, потребуют доказательств, что они не бандиты. Однако все оказалось не так. Они не вызвали никаких подозрений. Подлетая к планете, они не восприняли ни каких радиозапросов, радары не ощупывали их. Никто не интересовался ими. Лизендир эго не беспокоило. Она считала, что если вы пришли к кому-то в дом, и там не включен свет, то следует просто постучать в дверь. Они прилетели ночью, и ничего не могли увидеть.
Хан все же хотел выяснить обстановку, прежде чем предпринимать какие-либо действия. Поэтому они решили облететь планету по определенной орбите. Полет мог дать кое-какую информацию, но это были не активные действия. Включив все приборы на максимальное чтение, они могли видеть и слышать звуки цивилизации, находящейся на ранней стадии развития: освещенные города, радиопереговоры тому подобное.
После нескольких витков они поняли, что Чалседон действительно еще недостаточно развит технологически. Они решили приземлиться поблизости от столицы.
Они выбрали для посадки большое поле недалеко от города. Стали опускаться. Но и тут на них никто не обратил внимания, хотя видели их почти все. Вокруг было пусто. Они подождали немного, но так никто и не появился. После этого они пошли к городу, который легко угадывался по облаку пыли над деревьями.
Они шли по пыльной дороге, по которой, казалось, ходили довольно редко. Хан сказал:
– Очень странно. После того как были ограблены их жилища, они ведут себя столь беспечно.
Лизендир, с трудом вытаскивая ноги из дорожной пыли, ответила:
– Меня сейчас радует, что под моими ногами снова твердая почва.
Она скинула обувь и пошла дальше босиком. Хан рассмотрел ее ноги. Они, как и руки, немного отличались от ног людей. Передняя часть ступни ее была более широкой, а пятка более узкой, чем у людей. И по отпечаткам ног можно было понять, что на пятки приходится меньшая часть ее веса.
Они шли долго, не встречая никого, хотя вокруг были признаки жизни: возделанные поля, случайные дома на горизонте, пасущиеся животные. Они почти подошли к городу, когда увидели двоих, идущих им навстречу. Когда те двое подошли ближе, можно было различить, что это лер и человек. Оба мужчины, и почти умирающие от изнеможения. Человек, высокий и тощий, представился как Ардемор Хилф, мавр Столицы. Он извинился, что для столицы у них не нашлось другого названия. Просто Столица. Лер казался очень старым. Его седые волосы были сплетены в косу. Он представился как Хатингар.
Хилф оставался с ними недолго. Он только выяснил, кто они, и какова цель их прибытия. Затем он ушел, оставив с ними Хатингара. Лер дружелюбно похлопал Хилфа по плечу, прощаясь с ним. Затем повернулся к Хану и Лизендир.
– Сейчас я член правительства. А до этого был простым фермером на севере. – Он показал сильные мозолистые руки. – Когда произошло нападение, больше всего пострадала столица, и я пришел сюда посмотреть, не могу ли я что-нибудь сделать. Мы много работали, но того, что сделано, еще недостаточно. – Он показал на клубы пыли. – Совсем недостаточно.
Лизендир стояла молча. Видимо, ее поразили манеры Хатингара, в которых многое было от человека. Он же в свою очередь был потрясен ее красотой:
– О, если бы я был на тридцать лет младше! Молодая девушка-лер, зрелая, как вишня, и искушенная в любовных играх, как профессор эротических искусств! И она путешествует в обществе молодого человека, – он шутливо ткнул ее под ребра. Но тут же вернулся в свое прежнее состояние – состояние смертельно усталого человека, измученного работой.
– Эти шакалы, бритые обезьяны, по крайней мере, оставили нам таверну. – И он пригласил их в грубую деревянную хату, которая, видимо, была здешней пивной. Пол в помещении был земляной, здесь пахло прелыми листьями и прокисшим пивом. Хатингар налил возле стойки три кружки пива, стараясь не разбудить женщину, которая спала у кассы, и повел их к единственному чистому столику. Лизендир шла, стараясь не наступать на пивные лужи. Они сели, пригубили пиво, и Хан заговорил:
– Мы коммерсанты, и нас финансирует общество на Кентене. Мы слышали о вашем несчастье от коммерсанта Ефрема. Ты помнишь его?
– О да, Ефрем. Настоящий шакал, грабитель, даже хуже грабителей. Он воспользовался тем, что случилось здесь, чтобы обобрать нас.
– Он так внезапно улетел отсюда. Почему? – спросил Хан.
– О, мы хорошо ему заплатили за все, что получили от него – платина, торий, золото. Он улетел отсюда потому, что мы хотели заставить его работать. Сейчас он, наверное, уже купается в благах цивилизации.
– Нет. Он мертв. Кто-то убил его в день нашего отлета.
Хатингар поднял бровь:
– Мертв? Хм. Мне очень жаль слышать это. Конечно, он ограбил нас, но я не думаю, что за это следует казнить, даже по законам Кентена. – Он повернулся к Лизендир. – А ты, миледи, почему молчишь все время?
Она ответила с явным раздражением, но Хан слышал этот язык впервые, и ничего не понял.
Хатингар развел руками в явном жесте отрицания.
– Нет-нет. Воины были леры, это несомненно.
Лизендир сказала:
– Я прилетела посмотреть. Я обучаюсь коммерции, и лучшей возможности у меня не могло быть. Мы подозреваем, что Ефрем был убит из-за денег, потому что при нем их не оказалось. Это наиболее вероятный мотив. Мы… – она показал на Хана, – мы временные партнеры. Я владею половиной, и отвечаю за корабль.
Хан был удивлен. Она прекрасно лжет. Однако он не знал, почему. То ли не доверяет Хатингару, то ли просто осторожна.
Хатингар отпил еще глоток и протянул кружку Лизендир. Девушка подозрительно понюхала, но тоже выпила глоток. Она фыркнула, как кошка, и протянула кружку Хану. Хан очень хотел пить и жадно припал к кружке.
– Ну что же, – сказал Хатингар. – Что мы можем здесь, на самой границе цивилизации? – Затем он стал серьезным и спросил, чем он может быть полезен.
Они ответили, что им нужно место, где остановиться, пока они будут торговать. Они очень устали во время полета. Конечно, на Чалседоне после налета вряд ли можно рассчитывать на комфорт, но они согласны и на самое скромное жилье. После того как они устроятся, можно будет начать торговлю. Хатингар поднялся, сказав, что попробует что-нибудь сделать. Хан и Лизендир остались в пивной одни.
Одни, если не считать спящей за стойкой женщины. Правда, ее сопение не мешало их мыслям. Они оба думали, что же им делать дальше, как раскрыть завесу тайны, окружающую Воинов Рассвета.
Затем Хан нарушил тишину. Он спросил полушутя-полусерьезно:
– Почему ты не пьешь пиво? Леры вообще не пьют?
Она поморщилась:
– Мы боимся спиртного. Оно действует на нас гораздо сильнее, чем на вас. А эта гадость? Пиво ужасное! Это же прокисшая вода! Фу! – И она вернулась к своим мыслям. Хан больше не стал ее беспокоить.
Вскоре вернулся Хатингар, торжественно размахивая ключом. Было сомнительно, что этот ключ предназначен для запирания дверей, но ничего другого у них не было, и они пошли за Хатингаром без протестов.
Была уже вторая половина дня. Тени удлинились. Хан осматривался вокруг. Он знал, что основные разрушения находятся на севере, а в этой части Чалседона было спокойно, уютно, красиво. Казалось, что на планете совсем не было гор. Вокруг расстилалась плоская равнина, на которой виднелись только низкие пологие холмы. Хан поделился своими впечатлениями с Лизендир, и та согласилась с ним. Хатингар услышал их разговор, и тут же начал расписывать все прелести Чалседона.
Он рассказывал о зеленых равнинах, о высоких деревьях, об ароматных цветах. Хан присмотрелся, и действительно увидел на равнине высокие деревья. Некоторые из них достигали в высоту трехсот футов и больше.
– Чалседон очень спокойная планета. Ни сильных ветров, ни ураганов, ни землетрясений. Тут нет смены времен года. Поэтому деревья достигают такой высоты. Правда, лично я считаю эту планету чересчур спокойной, чересчур упорядоченной. Борьба с природой – основа здоровья людей. Но я слишком заговорился. Мы пришли.
Под высоким деревом стояла деревянная хижина. Она выглядела брошенной, но все еще достаточно крепкой, хотя и грязной. Лизендир заметила, что дом ей не нравится. Однако выбирать не приходилось, и Хатингар подал ей ключ. Сам он сказал, что уходит и соберет торговцев.
Уже издалека он крикнул, что скоро вернется. Вскоре он исчез в клубах пыли на дороге.
В доме было очень грязно, и им пришлось заняться уборкой, чтобы здесь можно было жить. Казалось, что дом пустовал уже целые годы. Убирались они почти весь день. Лизендир поинтересовалась, сколько же сейчас времени, но оказалось, что Хан забыл поставить часы на местное время. «Однако, – добавил он, – длительность суток на Чалседоне примерно тридцать стандартных часов».
К вечеру они закончили с уборкой, и Лизендир пошла купить немного еды.
Вскоре она вернулась и разбудила Хана, который дремал на крыльце. Она принесла хлеб, овощи, сыр, копченое мясо и фрукты. Они оба страшно проголодались, и поэтому сразу принялись за еду. Когда был утолен первый голод, Лизендир тихо заговорила:
– Пока ты ходил, я старалась разузнать что-нибудь… Поверь мне, я была крайне осторожна! Здесь происходит что-то, чего я не могу понять, и здешние леры очень странные – таких я никогда еще не видела. Это прекрасный и процветающий мир, но среди жителей ходят странные слухи.
Она помолчала, затем продолжила рассказ:
– Мне не удалось получить описания оружия, которым пользовались Воины. Никто ничего не знает. Все говорят одно – бомбардировка с воздуха. Но взрывы! Все знают, что при этом должны быть взрывы и воронки. А взрывов не было. Другие говорят об огненных молниях и огненных шарах в небе. Все это совсем непонятно мне.
Хан подумал немного.
– Я тоже не понимаю. Может быть, это источники когерентного излучения – лазеры или мазеры? Они могут работать на частоте, невидимой глазу. Но тогда откуда кратеры? В атмосфере следов радиоактивности нет. Я проверил при посадке. Может быть, полная конверсия на расстоянии? Но такая возможность пока что доказана чисто теоретически. Я отвергаю и атомное оружие, и ПКР. Здесь мы не видели ни следов пожарищ, ни обожженных людей. Я ничего не могу сказать. Однако воины полностью контролировали свое оружие.
– Да. Было убито совсем мало жителей. Они не подвергали уничтожению густо населенные районы.
– Значит, они не старались уничтожить жителей и материальные ценности. Они хотели только напугать.
– Да, Хан. Но зачем?
– Чтобы взять пленников.
– Да. Ефрем говорил, что они брали только некоторых людей и леров. Интересно, случайным ли был их выбор? – Значит, мы так и не узнали ничего нового?
– Я слышала на рынке, что некоторые жители уверены, что Воины не улетели далеко. Они находятся поблизости, видимо, желая врасплох напасть на военный корабль.
– И этому есть доказательства?
– Нет. Но все испуганы.
Однако уже наступил вечер. Авила 1381 висела над горизонтом, окрасив небеса в цвет янтарного золота. Хатингар уже привел во двор нестройную толпу местных торговцев.
И весь вечер до поздней ночи они спорили и торговались, делали предложения и контрпредложения. Некоторые из них встречались радостным смехом, другие – презрительным фырканьем. Во время торга они разговаривали, выспрашивали. Хан использовал все приемы, которым обучился в Коммерческой Академии Бумтауна. Он молил, он угрожал, он взывал к теням усопших, он превзошел самого себя в этих торгах. Лизендир не вмешивалась во все это. Она только внимательно слушала, и Хан мог сказать, что они произвели на нее впечатление: время от времени она улыбалась.
И после того, как были выслушаны все рассказы торговцев, и выделено главное из них, они кое-что выяснили. Народ Чалседона действительно был перепуган до смерти. Однако во время налета очень жителей мало было убито или ранено. И Хану стало ясно, что Воины забирали людей только определенного типа, а вовсе не случайно. Они хорошо знали свое дело, знали, что им нужно. Во время торговли Хан узнал, что Воины забрали из Столицы всех рыжих определенного возраста, а также смуглых людей со светлыми волосами. Из других групп населения они выбирали только отдельных людей.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.