Воины Рассвета

Интересно, подумал он, как она будет будить его, если возникнет необходимость? Может, она использует свое искусство, после чего он уже будет не в состоянии что-либо сделать? Да нет. Вряд ли она пойдет на это без особых причин. Она будет действовать в полном соответствии с общепринятыми правилами общения.

Однако через несколько дней он выяснил то, что его волновало. Была его очередь спать, но он проснулся раньше, и лежал в полусне в своей каюте. И вдруг он ощутил, что в каюте находится кто-то, и этот кто-то молча смотрит на него. Он лежал и ждал. Спустя некоторое время, которое показалось ему вечностью, Лизендир наклонилась над ним и мягко, даже нежно, положила ему руку на плечо. Хан почувствовал слабый запах. Это был ее запах, а не запах ароматических веществ. От него кружилась голова. Он кивнул, стараясь сделать вид, что он спал, и она разбудила его. Хан надеялся, что она ничего не заметила.

– Уже пора?

– Нет. Я разбудила тебя раньше. Мне стало скучно, и захотелось поболтать. Мы не приспособлены для одиночества. Понимаешь?

– Да-да, конечно. Я чувствую то же самое. Но я не хотел оскорблять тебя, предлагая то, чего ты не хочешь.

Это был намек на ее высокомерие. Если она и поняла его, то не обратила внимания.

– Хорошо. Я буду ждать тебя в рубке корабля.

Она повернулась и вышла так же бесшумно, как и вошла. Хан в очередной раз восхитился ее грацией. Сначала он не замечал ее совсем, но время шло, и легкость, бесшумность ее движений все чаще привлекали его внимание. Она двигалась без всяких видимых усилий, как течет ручей среди стволов деревьев… Но Хан понимал, что ее движения не были бы так отработаны, если бы многие поколения до нее не отрабатывали их.

Мысли Хана потекли дальше. Это была вовсе не такая девушка, с которыми он имел короткие и ни к чему не обязывающие связи. У Лизендир были женственные, соблазнительные формы тела, в чем он имел уже возможность убедиться. Хотя ее одежда была предназначена все скрывать, на самом деле она только открывала, вернее, намекала, возбуждала эротические желания. Он был уверен, что с точки зрения леров она была хороша, молода, соблазнительна. И конечно, легко доступна – разумеется, при обоюдном желании сторон. Однако для него все обстояло совсем не так.

Тут Хан прервал себя. У него были сильные подозрения, что в этом плане ему с Лизендир ничего не светит. Он даже не знал, может ли что-нибудь быть между ними, эмоционально или физически. Сексуальность леров была хорошо известна людям, но о связях между ними говорили редко. А те немногие рассказы, которые он слышал, носили отпечаток детских выдумок. Ведь воображение детей, особенно в области сексуальных отношений, совершенно оторвано от реальности.

Хан оделся, причесал бороду и направился в рубку. Одна из стен комнаты, самая большая, была экраном преобразователя, на котором высвечивалось реальное пространство, когда корабль двигался в субпространстве. Преобразователь мог перестраиваться в широком диапазоне частот, и сейчас был настроен на спектр зрения леров. Рубка освещалась только свечением экрана и других приборов. В экране была видна тьма космоса, усыпанная звездами, которые в углах экрана заметно перемещались. Лизендир сидела в кресле пилота и смотрела на открывающийся перед ней спектакль. Если она и заметила Хана, то не подала вида.

– Ты когда-нибудь летала раньше? – спросил он, чтобы начать разговор. Он прекрасно знал, что она летала, ведь как как-то же она должна была добраться в систему Сибрайт.

– О, много раз. Но еще никогда я не видела таких чудес, – восторженно сказала она. После короткой паузы она продолжала:

– Эта бесконечность и притягивает меня и беспокоит. В ней заключено столько, сколько никто узнать не сможет. Сейчас я понимаю, насколько я ничтожна.

Хан согласился, но только частично. Он не мог понять, почему на нее так подействовала бесконечность пространства. Какая разница, где ты находишься, в глубинах бесконечного космоса или же на поверхности планеты, если ты все равно существо, живущее и работающее в ограниченном интервале времени. Но он ответил:

– Да, это потрясающее ощущение. И, тем не менее, мы должны делать то, что нам предназначено.

– У меня дома, на Кентене, наш иос, где живет наше племя, находится возле моря. Вокруг иоса громоздятся горы, дикие, непроходимые. Я часто смотрю на море из нашего сада. Волны, игра света, постоянно меняющийся ветер – все это создает ощущение безвременности. Море говорит мне: я здесь, меня ласкает ветер, меня любит свет. Я была здесь до того, как леры пришли на эту планету, и буду здесь после того, как они уйдут отсюда. Волны развлекают меня своей бесконечной игрой.

И она снова замолчала, поглощенная бескрайним мраком космоса и мириадами сверкающих звезд. Хан попытался представить ее родную планету, но смог. Он знал о клановой структуре общества леров, но не мог вообразить себе это.

Клановая структура общества леров, так называемая «брейд», диктовалась низкой рождаемостью – примерно два ребенка на весь период способности женщины производить детей, длящийся десять лет. Но здесь играли важную роль и другие элементы: например, долгий период высокой сексуальной активности без рождения детей, который делал отдельного индивидуума независимым и одиноким по своей природе, или короткий период деторождения с длительным сроком беременности в восемнадцать месяцев. А кроме того, в построении структуры общества сыграло большую роль их первоначальная малая численность и бедный набор генов. Существующие на Земле модели общества не удовлетворили леров, и они изобрели свою, которая позволяла расширить набор генов и как можно более полно использовать возможности деторождения. Эта модель была совсем не похожа на человеческие, основанные на наследственности, кровном родстве. Модель леров объединяла социальную структуру общества весьма сложным способом.

Клан начинался с пары – мужчины и женщины одного возраста в периоде деторождения. Они производили на свет ребенка – нера – старшего. В возрасте тридцати пяти лет мужчина и женщина находили себе партнеров. Каждая пара производила ребенка – тура – второго. После этого первоначальная пара соединялась и производила на свет последнего ребенка – теса – младшего. Все они жили вместе под одной крышей.

В период деторождения те дети, которые не были кровно связаны между собой, составляли ядро следующих поколений. Неры и тесы образовывали другие кланы. Таким образом, каждое поколение разделялось на три ветви. Этот процесс расширял набор генов и предотвращал вырождение.

Как только новое поколение вступало в период деторождения, первоначальная пара могла оставить все дела в клане в руки молодых и жить по своему усмотрению. Некоторые оставались в клане, некоторые уходили.

Вот так строилась структура общества леров, и лишь немногие из землян могли похвастаться, что понимают все сложные взаимоотношения между лерами. На некоторых планетах люди пытались воспроизвести модель общества леров, но это никогда долго не продолжалось. Слишком различными были эмоциональные, сексуальные и, в особенности, материальные отношения. Структура, изобретенная лерами, служила максимальному использованию деторождаемости. В случае людей эта структура действовала как бензин, подливаемый в огонь.

– Расскажи мне о своих друзьях, своей семье, своем клане. Что ты изучала в школе? Мне кажется, что ты обо мне знаешь намного больше, чем я о тебе.

Она отвернулась от него.

– Ты знаешь, что я – нер. Я закончила школу, но я еще не достигла возраста, когда могу начать новый клан. Я была главой дома – как у вас старшая сестра для младших детей. Но моя главенствующая роль постепенно сходит на нет. Мои младшие братья – Деллиран и Фоллиран – слушаются меня, но они прекрасно знают, что им нужно только ждать. У вас старшие руководят всеми. У нас младшие завладевают всем – домом, титулом. Даже родителям приходится уходить, когда дети вступают в период деторождения.

– Куда ты решила уйти? Почему они не дали тебе остаться? Она рассмеялась – тихо, спокойно. Хан впервые слышал ее смех. Это доставило ему удовольствие.

– О, это зависит только от меня. Я свободна и могу делать, что хочу. Старшие тоже свободны. Некоторые собираются в маленькие общины, коммуны, хотя это не совсем то, что у землян. Другие занимают посты в правительстве или занимаются бизнесом. И лишь немногие становятся Мнатами – мудрецами. Эти живут поодиночке, реже парами, в лесах или горах.

Хан слушал все это с удивлением. Он всегда считал, что у леров существует понятие брака, совместного проживания. Оказалось, что все не так, что отношения между лерами регулируются более сложными и жесткими правилами. Однако он все еще не был удовлетворен.

– Все это хорошо, – сказал он, – но как насчет бедных и богатых? Или у вас их нет?

Она ответила, не задумываясь. Видимо, она или не замечала сарказма, или же вообще не воспринимала его.

– О, у нас есть и бедные, и богатые. Но это относится не к отдельным личностям, а к клану. Когда ты уходишь из клана, ты берешь только немногие личные вещи. Мы знаем, что собственность порабощает… Иногда некоторые леры приобретают очень много, но, в конце концов, все переходит в общую собственность.

Теперь относительно правительства. Ты знаешь, что каждый клан у нас выполняет определенную функцию? Одни пекут хлеб, другие строят дома, и так далее. Существует клан, члены которого занимают определенные ключевые посты в правительстве. Они специально готовятся к этому. А мы, Карены, выполняем функции, подобные тем, чем у вас занимаются полиция и суд. Законы у нас просты, так как мы, как и все, презираем нечестность. Поэтому я изучала законы и различные методы наказания. А, кроме того, философию, так как только умный человек может взять на себя обязанность судить и наказывать.

– Значит, ты хорошо знаешь структуру общества леров?

– Конечно. А ты любишь, когда тебе читают? – неожиданно спросила она. – Я могу почитать тебе «Книгу Закона», «Путь мудрости», «Комментарии четырнадцати мудрецов». В ней собраны высказывания четырнадцати поколений моих предков. Я могу назвать тебе их имена.

Хан засмеялся:

– А что еще?

Лизендир задумалась на мгновение. Затем лицо ее прояснилось, и она сказала:

– Если наше путешествие будет долгим, я могу научить тебя нашему языку синглспич – обычному языку. Мультиспич тебе не постигнуть, но я могу рассказать тебе о нем, так как я специалист и в том, и в другом языке. Кроме того, я могу научить тебя скользящим цифрам, которые бывают очень полезны.

– Скользящие цифры?

– У нас нет фиксированной системы исчисления, как у вас десятичная и двоичная. Мы меняем систему в зависимости от необходимости. Мы не последователи Аристотеля, и поэтому мы уверены, что действительность не может быть характеризована конечным числом категорий. Теоретически мы можем использовать любую систему, но мы ограничиваем себя лишь несколькими: шестеричная, десятичная, четырнадцатиричная… Наиболее распространена система с основанием девяносто четыре.

– Но к чему это?

– На это есть две причины. Во-первых, чтобы распространить неаристотелизм на все, и, во-вторых, чтобы дети не считали по пальцам. Мы хотим, чтобы они с самого начала полностью абстрагировались, тогда потом им будет легче.

Она протянула свою руку, чтобы Хан смог рассмотреть ее. Это была красивая, сильная рука. Она была похожа на руку человека, только гораздо уже, и мизинец двигался, как большой палец. Лизендир не имела на пальцах никаких украшений. Розовые ногти были коротко и аккуратно подстрижены. У основания среднего пальца виднелась татуировка – чем-то похожая на древние китайские иероглифы Инь и Янь.

– Что это означает? – спросил Хан.

– Она означает степень, которой я достигла в своем ремесле.

– Знак очень похож на китайский иероглиф. Вы что-то взяли от них?

– Да, кое-что мы заимствовали. Например, язык. Синглспич – это модель китайского языка, но мы, разумеется, не копировали их грамматику и фонетику. Каждый корень в синглспиче имеет три части: согласованная – гласная – согласная. И каждая такая комбинация имеет четыре значения. Но, в основном, мы базировались на английском, так как на нем говорит большинство людей. К тому же нам не нравится интонирование, без которого китайский язык невозможно понимать однозначно. Можно сказать, что мы использовали их идеи, но на другом материале. Говорят, что рассматривался даже русский язык, который одно время был распространен не Земле, но затем стал мертвым языком. Однако сам строй этого языка, его структура, оказались слишком примитивными, как и народ, говоривший на этом языке.

Хан хотел возразить, но она не дала ему возможности, продолжая говорить:

– Мы взяли от китайцев очень много. Главное – веру в то, что все меняется, в то, что все, имеющее начало, должно иметь конец. Их на Земле считали отсталыми, но их общество существует гораздо дольше, чем любое из обществ, верящих в металл и камень, верящих в неизменность. Кто имеет надежды, тот будет жить вечно.

Хан поднялся, прошел на кухню, заложил программу в кухонный автомат и вернулся. Теперь они говорили о людях. Хан сразу ощутил некоторую неловкость из-за того, что он ничего не знал о своих предках. А Лизендир помнила о своих все. Странно: ведь общество леров считалось старомодным, консервативным, статичным, примитивным. И, тем не менее, они создали без всяких усилий такую технологию, уровня которой на Земле все еще не могли достичь. Но как общество они совершенно не менялись со временем. Их общество было на удивление однородным, леры с разных планет говорили на одном и том же языке и придерживались одинаковой социальной структуры. Люди же непрерывно менялись и мало походили друг на друга.

Своих предков Хан знал только до прадеда, который неизвестно откуда прибыл в Бумтаун и стал коммерсантом. Кажется, что он прибыл с Терсинга. Но где его предки жили до этого. Хан не имел понятия. Впрочем, какая разница?

Хан смотрел на Лизендир и понимал, что, хорошо узнав девушку, он сможет предугадать поведение любого лера. Конечно, леры, как и люди, отличаются друг от друга, но в гораздо меньшей степени. Спектр характеров людей гораздо шире, чем у леров.

Еще одним барьером, препятствующим взаимоотношениям Хана и Лизендир, была религия. Он описал религиозные воззрения людей, надеясь узнать что-нибудь о религии леров. Правящий класс в человеческом обществе всегда более или менее терпимо относился к религии, которая в данный момент занимала умы людей. Религия была как бы константой в человеческих отношениях со времен Гильгамеша. Правда, религия, как и само человеческое общество, менялись со временем.

О религии леров – или ее отсутствии – люди почти ничего не знали. Правда, время от времени появлялись труды о предположительных верованиях леров, но более тщательное изучение их указывало, что представленные теории в большей степени характеризуют воззрения авторов, чем истинное положение вещей. Хан не смог ничего узнать и от Лизендир, которая искусно уклонялась от обсуждения этого вопроса. Единственное, что он выяснил – это почти религиозное отвращение к оружию, действующему на расстоянии. Вроде пистолета, который они нашли в квартире Ефрема. Хан вспомнил, с каким нежеланием она держала его в руках, а когда Хан захотел взять его с собой, она только пожала плечами, явно не желая иметь с пистолетом ничего общего. Она сказала:

– Ни один лер не может касаться нечистой вещи. И особенно Карен.

При этом она сделала любопытный знак левой рукой – видимо, аналогичный тому, какой делали люди при упоминании дьявола. И это было все, что смог узнать Хан.

После этого разговор перешел на сексуальные темы. Хан вовсе не хотел касаться их, но это оказалось неизбежным. Напряжение между ними росло, и источник его был очевиден. Хан не был новичком в этом деле, и он вовсе не стыдился того, чем занимался, поговорить об этом… Однако девушка с большим оживлением обсуждала свою жизнь со всеми подробностями.

Сначала они просто обменивались невинными историями, но становилось все яснее и яснее, что они во многом отличаются друг от друга.

– Я удивляюсь тому, что вы, люди, ждете так долго. У нас все наоборот. Я расскажу тебе, как было со мной, но не для того, чтобы удовлетворить твое любопытство, а для того, чтобы кое-что прояснить для себя. Видишь ли, по нашим понятиям, я слишком задержалась в сексуальном развитии. Дети у нас совершенно свободны, они могут желать, чего хотят, и ни в чем не знают запрета. В хорошую погоду мы все ходим голые. И всегда можно увидеть голых юношей и девушек, играющих в любовь на песчаном пляже. И никого это не интересует. Но приходит время, и тебе самому хочется попробовать этого.

Она замолчала, как бы пробуя на вкус свои воспоминания, и слабо улыбнулась.

– Как я сказала, я несколько задержалась. Все мои друзья буквально упивались своими новыми ощущениями, которые они получали от своих подруг. Но я еще не могла понять их. Однажды мы купались в море. Было очень жарко. И один мальчик, Фитгвин, очень красивый, взял меня за руку и повел на пляж. Я чувствовала себя очень странно. Я видела, что он тоже был не таким, каким я видела его всегда. Но я только ждала.

Он сказал: «Лизенди, давай делать любовь вместе».

Впервые меня назвали любовным именем. Ведь до этого мы пользовались только первым слогом имени. Я сказала, что я не умею. Он ответил, что покажет. Мы поцеловались, и легли на теплый песок. Некоторые смотрели на нас, некоторые нет. В этом не было ничего интересного. Всего лишь двое, которые занимались любовью. Но для меня это было совершенно новым ощущением. Я не могла понять, как жила до этого, не зная столь сладостных ощущений. И я, конечно, любила Фитгвина.

Потом я хотела рассказать о своих ощущениях. Но кому? Мои друзья посмеются надо мной, ведь они давно знают это. Тогда мне было уже десять лет, а они начинали лет с девяти. Поэтому я рассказала матери. Та была счастлива. Ее очень беспокоило мое позднее развитие.

Но я быстро научилась. Сначала это была просто игра, забава. Затем ты влюбляешься, раз за разом. Это чудесно, это прекрасно, это как сон.

Вендьор был моим последним любовником. Мы долго жили вместе, и надеялись, что сможем остаться вместе навсегда. Правда, и у меня, и у него были и другие любовные связи, и мы не скрывали их друг от друга. Ведь когда мы будем взрослыми, мы не должны ревновать – в иосе не может быть места ревности. Нужно научиться преодолевать ее в юности.

Школа была закончена, Вендьор уехал домой, где его ожидали. Я сначала ждала его, но время шло, и мои иллюзии кончились. Я больше никогда не смогла обнять его. – Она глубоко вздохнула.

Хан в свою очередь рассказал ей историю своего любовного приключения, когда он думал, что жизнь для него на земле кончилась. Правда, потом были и другие связи, но дальше было легче. Однако он признал, что начал гораздо позже ее, и не смог сравниться с ней количеством связей.

– Я понимаю, почему вы столь осторожны. Для нас это просто развлечение, ведь в этом возрасте мы не можем родить. Мы расплачиваемся за расставания лишь своим сердцем. У вас же совсем другое дело. Одна ошибка – и вся жизнь может оказаться мучением, да?

– Да, – единственно, что мог ответить Хан.

– Твое имя очень похоже на имена леров. И я могла бы назвать тебя Хан. Но твое односложное имя обычно носят у нас дети. Должна признать, что в тебе нет ничего детского.

– Я солгу тебе, если скажу, что не считаю тебя очень привлекательной, несмотря на все наши отличия, – нерешительно сказал Хан.

Лизендир откинулась в кресле, лицо ее стало лукавым, и она посмотрела на Хана таким взглядом, что он потерял контроль над собой. Она в одно мгновение стала прекрасной, в мягком свете звезд и экрана. Хан не мог преодолеть желания держать в своих объятиях это стройное гибкое тело, которое не могла скрыть свободная одежда.

Она заговорила мягким голосом, какого он никогда не слышал от нее, и который удивительно сочетался с ее лицом, обещавшим таинства любви, с ее широким чувственным ртом:

– Да, я ощущаю то же, что и ты… Но это меня пугает, хоть мы физически и совместимы с тобой. У нас говорят, что не следует заниматься любовью с людьми, и это правильно, так как леры гораздо более сексуальны, чем люди, и им нужно гораздо больше любви. Но все же ты мужчина, и довольно привлекательный, несмотря на твою волосатость. – Она коротко рассмеялась, затем посерьезнела.

После долгой паузы она сказала:

– Тебе не следует касаться меня. Мы, леры, очень сексуальны, а я к тому же долго была без мужчины, и во мне очень сильное желание. Поэтому мы с тобой не должны делать этого, Хан. – Она встала и отвернулась. – Теперь твоя очередь дежурить. Я сделаю свои упражнения и лягу спать.

Когда она была уже у двери, Хан сказал:

– Но ты так и не сказала мне, что означает твое имя.

Она удивленно оглянулась:

– Ты сам не знаешь, о чем спрашиваешь. Но это не тайна. Оно означает «бархатная ночь». Лизендир – это мягкое ночное небо, чистое, как будто над планетой нет воздуха, и на котором сквозь легкие и прозрачные облака просвечивают звезды. Обычно такое небо мы видим зимой.

Хан пожал плечами:

– Это некоторый прогресс. Теперь мы знаем друг друга немного лучше.

Лизендир смотрела на него с непроницаемым видом. Затем она сделала жест отрицания:

– Никакого прогресса. Только небольшое изменение. – И она исчезла за дверью.

Глава 3

Не существует ни одной доктрины, теории, концепции, идеи, которая не была бы способна завладевать умами.

Комментарии Четырнадцати Мудрецов,

т. I. гл. 3 Сантрев 15

Остаток их путешествия до Чалседона прошел в полном молчании. Но все же между ними оставалось что-то незаконченное, нерешенное, что при других обстоятельствах не составляло бы никакой проблемы.

Хан, несколько обескураженный своей реакцией на Лизендир, старался сдержать себя и, как ему казалось, облегчить положение Лизендир тем, что отпустил большую бороду. Бороды были редким украшением людей в эту эпоху, и только коммерсанты нередко ходили с бородой. Сначала борода росла медленно, а затем внезапно стала большой, шелковистой и более темной, чем его волосы на голове. Хану чрезвычайно нравилась борода, и он проводил много времени, ухаживая за ней.

Лизендир была разочарована, как он и ожидал. Ведь мужчины-леры не имели растительности на лице, как, впрочем, и на всем теле… Хана чрезвычайно волновала мысль об этом, так как он предполагал, что и Лизендир тоже не имела волос на теле. Вероятно, заниматься с ней любовью – все равно, что иметь дело с ребенком. Но когда он видел ее умные, все понимающие глаза, ее мягкие женственные движения, он тут же отбрасывал эту мысль.

В свою очередь Лизендир старалась говорить с ним только о деле, стараясь не касаться скользкой темы. Однако для нее это было состояние кролика, который притворяется, что не любит капусту. Она раньше никогда не подавляла своих желаний и теперь поняла, что это великолепное упражнение для самоконтроля.

Чтобы провести время, Хан обучал ее тому, как управлять кораблем. Он понимал необходимость этого, так как может возникнуть ситуация, когда один из них должен будет управлять кораблем, а другой работать с оружием, которого на борту корабля было много. И он понимал, что она не будет пользоваться этим оружием, по своим, ему непонятным, причинам. Согласно документам, их корабль считался вооруженным торговым кораблем. Хан знал, что, хотя это допускается законами, вооруженных торговых кораблей в этой части космоса давно не было.

Работая с Лизендир, Хан спросил ее, как ведут войны леры, если не пользоваться оружием, не покидающим руки.

– Леры ведут войны, хотя вам, людям, они могут не понравиться. «Испытай войны леров – и ты станешь пацифистом», – так гласит одна из наших пословиц. Разумеется, у нас есть разногласия – и если дело доходит до войны, мы от нее не уклоняемся, однако поводы для войны у нас совсем другие. Мы не воюем из-за территории, не воюем из-за религии и политики.

И когда нам приходится воевать, мы берем ножи, мечи, щиты, булавы, и деремся с врагом. Когда битва кончается, сражающиеся расходятся, и победитель получает то, что хотел, а проигравшие – подчиняются.

Леры вовсе не пацифисты – и нельзя сказать, что они не агрессивны. Уличные драки нередки в обществе леров. Но при этом никогда не применяется оружие, не покидающее руку, каким бы жарким не был конфликт. А тот, кто осмелится на это, будет линчеван его же сторонниками… Это самая страшная кара в обществе леров.

Кроме того, мы вовсе не беззащитны в межпланетных войнах. Мы наказываем тех, кто осмеливается выступить против нас с оружием. Мы сами не применяем в войнах оружия, действующего на расстоянии, но создали систему, которая вызывает взрывы на солнце. Корабли противника разрываются на части. Если же какой-нибудь корабль оказывается на планете, врага встречает целая армия защитников, смелых, бесстрашных, не знающих пощады.

В обмен на уроки управления кораблем Лизендир предложила Хану показать ему несколько боевых приемов. Хан усвоил уроки, но после этого у него несколько дней болели все кости и мышцы. Ему пришлось довольно трудно, так как у него не хватало реакции и координации, которые у Лизендир были, видимо, от рождения. Самое главное, что во время борьбы им пришлось тесно соприкасаться друг с другом, и этот контакт беспокоил их, хотя ни тот, ни другой не признавались в этом.

– Лизендир, в ваших школах мальчики и девочки тренируются вместе?

– Да, вместе. Мы почти не делаем исключений для пола и физического состояния ученика, – сказала она, немного возбужденная.

– Но разве физический контакт не стимулирует сексуальные ощущения?

– Конечно. Они первые шесть лет тренируются совершенно голые. Для изучения основ движений полезно видеть сокращения мышц. Чувствовать их. А если у кого-нибудь из них возникает желание, кто мешает им удалиться в кусты или за угол и удовлетворить его? Ваши школьники выходят из класса, если им нужно удовлетворить естественную потребность? То, о чем ты говоришь, тоже естественная потребность. В старших классах мы занимаемся самоконтролем, стараемся подавлять желания, если они возникают.

Обучив Хана нескольким элементарным приемам, Лизендир попыталась показать ему более сложные. Но Хан оказался совершенно неспособным учеником, и Лизендир, смеясь, сказала ему об этом.

Вскоре Хан провел необходимые расчеты и объявил, что конец путешествия близок. Скоро они окажутся на Чалседоне и своими глазами увидят следы пребывания Воинов Рассвета.

Они устроили себе праздничный обед – последний – пока они еще находились в субпространстве. Лизендир элегантно сервировала стол в рубке управления. Даже звездное небо на огромном экране казалось им сейчас празднично необычным. Они сидели за столом, ели и молча наслаждались ощущением того, что утомительное путешествие подходит к концу. Но каждый из них в душе жалел об этом, хотя и скрывал от себя.

После обеда Лизендир попросила его показать солнце Чалседона.

– Конечно, – согласился Хан. – Корабль нацелен на эту звезду с самого начала. – Он нажал на кнопку, и на экране появились две палочки, толщиной менее человеческого волоса. Казалось, что этот тонкий серебряный крест возник в самом космосе. В центре креста горела звезда, казавшаяся ближе остальных звезд, видимых на экране.

– Пока она еще далеко от нас, и мы не можем увидеть диск. Но, тем не менее, ее мы уже видим.

– А сам Чалседон?

– Нет, его еще не рассмотреть, мы должны подлететь ближе и вернуться в нормальное пространство.

Лизендир молча смотрела на экран. Корабли леров при всей сложности систем управления были очень примитивны во всем, что касалось органов чувств пилота. В этой матрице субпространства, которую они использовали для полета, смотреть было нечего. А при переходе в нормальное пространство, команда и пассажиры наблюдали вселенную через устаревший оптический экран, дающий плоское, а не стереоскопическое изображение.

Поэтому вид, открывшийся перед Лизендир, производил на нее сильное впечатление. Она проводила все время, когда не спала, в рубке управления, глядя на экран.

Однажды Хану почудилось на экране какое-то движение. Он присмотрелся повнимательнее, но не увидел ничего особенного. Звезды медленно перемещались – и больше ничего. Затем Хан отвел взгляд от экрана и снова боковым зрением заметил движение. Теперь он был в этом уверен, хотя, глядя на экран прямо, он ничего не видел.

– Лизендир, ты видишь движение на экране?

– Движение? Нет. Но изображение как-то колеблется, как будто я смотрю на экран через воду. Я думала, что это дефект аппаратуры, и ты знаешь об этом. Какие-то волны исходят из одной точки, но я не вижу, что возбуждает их.

– Хм-м-м, – пробормотал Хан, глядя на экран и включая компьютер в режим самопроверки. Через несколько минут экран включился снова, нисколько не изменившись. Хан спросил:

– Волны еще не пропали?

– Нет.

– А из какой точки они исходят?

– Из перекрестья. От звезды Чалседона. Хан достал большой том, где содержались параметры звезд. Он долго листал его, затем заговорил:

– Солнце Чалседона – звезда Авила 1381, желтая звезда, среднего возраста, без каких-либо отклонений. Если эти волны реальность, а не дефект аппаратуры, то следует ожидать какие-то неожиданности с гравитацией. Может быть, в систему вошла нейтронная звезда, или погасшая звезда огромной массы. Правда, вероятность чересчур мала. Хотя давно известно, что вероятность, равная нулю, в действительности никогда не нуль. Но…

Лизендир прервала его:

– Это прекратилось!

– Совсем?

– Да. Внезапно, пока ты говорил. Волны докатились до края изображения, и теперь все спокойно.

Хан встал, посмотрел приборы, проконсультировался с компьютером. Затем поднял голову:

– Не знаю, что вызвало это явление, но только не звезда.

Они оба задумались. Все время путешествия они ощущали невольную вину за то, что их путешествие всего лишь экскурсия, поездка для сбора фактов. Теперь же они видели, что их может ожидать нечто другое, более серьезное.