Хункапа Аюб с любопытством осматривал отрубленные конечности демонов, Алита устроился на самом высоком каменном выступе, какой только смог отыскать, и принялся счищать с себя сгустки зеленой крови и остатки внутренностей.
      Симна тоже расслабился; упоение боем прошло. И теперь на него навалилась усталость. Только Эхомба по-прежнему сжимал рукоять меча и зорко следил за лазоревым сиянием, озаряющим площадь. Неожиданно обломок лезвия, оставшийся у эфеса, загудел, задрожал. Пальцы Эхомбы побелели от напряжения, лицо окаменело.
      Один за другим, все быстрее и быстрее, сотни осколков чудесного меча начали возвращаться назад. Серебристо-серые и голубоватые черточки с острыми как бритва краями устремились к эфесу. Завыл, заревел ветер, осколки закружились, подхваченные маленьким смерчем, - и через несколько мгновений меч в руках Эхомбы стал целым, как раньше. Лазоревое сияние угасло. Завывания ветра упали до шелеста и скоро стихли совсем.
      Пастух молча убрал клинок в ножны, висящие у него за спиной. Как всегда, лицо его было спокойно, хотя бой дался ему нелегко. Пот тонкими струйками стекал по лицу и по груди, на рубашке расплывались темные пятна. Было заметно, что силы его на исходе.
      - Хорошо бы чего-нибудь съесть, - проговорил он. - И отдохнуть.
      - Здесь отдыхать - нет, - откликнулся Хункапа, который в эту минуту рассматривал обрубок щупальца такого же толстого, как его нога.
      - Это точно, - согласился Эхомба. - Постараемся найти подходящее местечко сразу, как распрощаемся с этим поганым городом. Но сначала надо пополнить запасы воды, иначе ради чего же мы тут сражались?
      Злые глаза и органы, не нуждающиеся в свете для того, чтобы различать окружающее, неотрывно следили за смертными, которые, миновав закрытые двери дома кровавой резни, вышли на площадь. Симна ибн Синд по-прежнему сжимал в руке меч и шел чуть сбоку от товарищей, прикрывая их от возможного нападения.
      Очутившись на площади, они испытали огромное облегчение: ящер, который слишком долго собирался перебраться из города, сказал правду. В центре площади возвышался фонтан, сложенный из вулканического камня. Струя воды била выше чем на пятнадцать футов, и это, безусловно, был природный источник. Можно было не опасаться, что он иссякнет через минуту.
      Вот только путешественникам он не мог принести никакой пользы.
      Фонтан Скопэйна был гейзером!
      В этом была своя логика: что еще может украшать центр адского города, если не бездонный источник кипящей воды!
      Струя была настолько горячей, что люди не смогли даже подойти к фонтану. Хункапа Аюб и Алита тем более были вынуждены держаться подальше. Эхомба задумался о том, как справиться с этой новой трудностью, и в это время Симна потрогал его за плечо. Этиоль обернулся и увидел то, что уже раньше заметил северянин.
      Ободренные растерянностью чужаков, мерзкие жители Скопэйна повылезали из нор, ям, сточных канав и прочих приятных местечек. Существа с огромными глазами и клешнями вместо рук медленно подползали к фонтану. Вооружены они были куда хуже, чем их приятели из дома кровавой резни, зато их было гораздо больше. Создавалось впечатление, что весь этот зловонный город начал сползаться на площадь, словно там открывалась ярмарка.
      Стиснув зубы, Симна крепче сжал рукоять меча.
      - Сейчас начнется еще одно сражение, братец! Сколько же их тут! Надеюсь, они не знают, как я устал. Махать мечом - тяжелая работа.
      - Мы все устали, - сказал пастух. - Надеюсь, драться нам не придется.
      - Тем более за эту воду! Она хороша для варки цыплят, но взять ее с собой мы никак не сможем.
      - А если сможем?
      Эхомба поднял руку и направил лезвие небесного меча... нет, не на сборище дьявольских отродий, все ближе подползающих к путникам, а на гейзер. На этот раз свет, излучаемый чудесным клинком, был настолько глубок, что казался почти пурпурным.
      - Эй, долговязый братец, - предупредил Симна. - Враг приближается.
      Хункапа и Алита встали по обе стороны от Эхомбы. Пастух продолжал направлять меч на гейзер.
      - Отжиханья говорил, что небесный металл не только способен повелевать ветром, буйствующим среди звезд, и посылать в бой своих маленьких призраков. Он хранит в своей сердцевине сущность того места, где был рожден.
      Симна не сводил глаз с надвигающихся чудовищ.
      - Ты хочешь сказать, что можно призвать огонь кузни, где он был выкован? Вряд ли умение повелевать жарой имеет большое значение в Скопэйне.
      - Не где был выкован, - поправил его Эхомба, - а где был рожден.
      С острия меча сорвалась молния - то ли синяя, то ли серебряная, Симна не успел заметить, потому что, когда это случилось, он смотрел в другую сторону. Затем раздался оглушительный хруст, словно треснул огромный валун.
      Мерзкие обитатели Скопэйна замерли. Все разновидности глаз - и выпуклые, и узкие, как щелочки, и фасеточные, и самые примитивные, способные улавливать только движение - уставились на фонтан. Потом чудища начали медленно отползать.
      Симна закрутил мечом над головой, посылая ругательства и насмешки вслед отступающей нечисти, а потом повернулся к фонтану, желая увидеть, что же так напугало этих чудовищ. А увидев, и сам содрогнулся. Много всего случалось в старом добром Скопэйне - но только одно могло повергнуть в ужас его обитателей.
      Гейзер замерз.
      Призвав холод пространства, в котором он был рожден, небесный металл превратил столб кипящей воды в ледяной столб.
      Сверкающая колонна излучала такой холод, что даже стоя достаточно далеко, Эхомба поежился. Он осторожно вложил чудесный меч в ножны. Симна и левгеп благоразумно отошли подальше, а Хункапа, соскучившийся по своим холодным горам, наоборот, направился к замерзшему фонтану, явно желая его потрогать.
      Пастух поспешно остановил его:
      - Не стоит, дружище! Я знаю, ты любишь холод, но тебе никогда не приходилось встречаться с таким морозом. Можешь подойти поближе, только не касайся льда, иначе сам превратишься в ледяную статую.
      Пробивая себе путь сквозь лед, кипящая вода остывала и, сочась через бортик, устремлялась прохладными ручьями по всей площади, заставляя теплолюбивых обитателей Скопэйна искать укрытия. Соседние с площадью улицы моментально опустели, и путешественники вздохнули свободнее.
      Скоро безжалостный зной Выжженных земель тоже начал брать свое, и ледяной монолит стал подтаивать. Друзья тут же развязали бурдюки и наполнили их до самого верха. Эхомба дал Алите полакать из своего бурдюка.
      - Ну как?
      Левгеп облизнулся и коротко сказал:
      - Холодная, мокрая и безумно вкусная, человек.
      Эхомба глянул на ледяной столб. Он на глазах уменьшался и оплывал.
      - Нам лучше покинуть этот негостеприимный город до того, как гейзер вновь оживет или к этим отвратительным созданиям вернется храбрость.
      Левгеп одобрительно кивнул. Эхомба взъерошил его густую черную гриву.
      - Понимаю, чего тебе сейчас больше всего хочется, Алита. Я тоже не отказался бы искупаться.
      Четверо друзей бросили последний взгляд на потоки холодной воды, испаряющиеся на булыжнике площади, и поспешили прочь из города.
      А напуганные, бессильные им помешать жители Скопэйна с ненавистью смотрели, как четверо смертных наполняют бурдюки и уходят. Уходят не на восток, как того следовало ожидать, а на запад, в страну настолько бесплодную и суровую, что даже черти остерегались туда заходить.
      Поразмыслив, исчадия ада пришли к выводу, что, судя по выбору направления, чужаки обладают не только невероятной магией, но и невероятной глупостью, так что, может, и к лучшему, что ими не удалось закусить...
      Поправив бурдюк, приятно холодивший спину, Симна оглянулся на уродливые домишки Скопэйна.
      - О чем задумался, братец? - спросил он Эхомбу. - Боишься, что за нами будет погоня?
      Эхомба тоже бросил взгляд назад. Очертания зловещего города терялись среди нагромождения камней и отвесных скал.
      - Вряд ли. Служители дома кровавой резни почти все мертвы, а те, кто бежал от холодной воды, не захотят второй раз испытывать судьбу. У этих злобных созданий все-таки есть мозги.
      - Надеюсь, - добавил северянин, - им хватит этих мозгов, чтобы представить, что ты сделаешь с ними, если они все же попытаются нас догнать.
      - А я вот не представляю, - очень серьезно ответил Эхомба. - Если бы они решились организовать погоню, нам оставалось бы только дать деру. Я очень устал, дружище. Мне трудно управляться с мечом. Я ведь никогда не упражнялся в колдовском искусстве, как старая Лукуллу или Мамуна Каудон.
      - Знаю, знаю! - воскликнул северянин, услышав то, что и хотел услышать. Он ухмыльнулся. - Когда дело касается магии, ты всего лишь старательный любитель, любопытный простак... Ладно, проехали. Пусть будет так, раз ты хочешь настаивать на своем. Я вполне удовлетворен результатами, и мне плевать на дурацкие объяснения, которыми ты меня пичкаешь.
      Эхомба обиделся.
      - Я никогда не называл себя такими словами.
      Симна не мог скрыть удовлетворения.
      - Но ты все время твердишь, что не колдун.
      Пастух гордо вскинул голову:
      - Я из племени наумкибов, а не какой-то там "безнадежный простак" или "старательный любитель".
      - Хорошо, хорошо. - Симна рассмеялся. - Не будем ссориться, братец! Ты же знаешь, я вовсе не хотел тебя обижать, не принимай все так близко к сердцу.
      Пастух долгим взглядом обвел высокие пики Карридгианских гор. Теперь они заметно приблизились. За ними лежит Эль-Ларимар, и там, подумал Эхомба, обет будет исполнен. Эти заснеженные гребни обещали скорое возвращение домой.
      Домой. Даки и Нелетча, наверное, здорово подросли. Помнят ли они своего отца или он для них - всего лишь смутная тень из полузабытого прошлого? Много месяцев прошло с того дня, как он попрощался с ними и двинулся вдоль побережья на север... Этиоль нащупал шнурок, на котором висела вырезанная из кости человеческая фигурка - талисман, подаренный старой Фасталой. Вспомнив ее каркающий смех и грубые, но точные замечания, пастух улыбнулся. Как он истосковался по дому!
      В общем-то он мог в любую минуту повернуть назад. Забыть о похищенной прорицательнице и одержимом безумием колдуне, о недоверчивых аристократах и умирающем юноше. Зачеркнуть все, что, по сути, было только словами, которыми обменялись двое людей на берегу, выбросить из памяти обет, взятый на себя из сострадания, и вернуться домой, к жене и детям.
      Забыть клятву, данную умиравшему?
      Эхомба тяжело вздохнул. Другой мог бы так поступить, но он не вправе себе этого позволить. Вернуться с полпути - значит отказаться от самого себя, отречься оттого, что делало его наумкибом. Если его спутники сегодня, завтра или даже у дворца Химнета решат повернуть назад, он все равно закончит начатое. Потому что это его долг. Потому что с этим долгом его связывает все лучшее, что есть в нем. Потому что он дал слово.
      Миранья все поняла. Ей не понравилась эта затея, но она поняла. Конечно, она тоже из племени наумкибов. Этиоль верил, что и дети поймут, даже если им больше никогда не доведется увидеть отца.
      Позади лежал ужас, впереди... ничего. Земля здесь была плоская, как скверная шутка, ослепительно белая, с редкими коричневыми и бледно-розовыми пятнами. Раскаленный воздух дрожал, искажая очертания предметов. Это была безводная и безжизненная пустыня, сковородка, которую решили прокалить с солью. Эхомба понимал, что и того запаса воды, который они взяли в Скопэйне, надолго не хватит - и, значит, им нужно спешить.
      XVIII
      - Какое ужасное место!
      Симна начал отставать, и Эхомба укоротил шаг. Рядом неслышно ступал левгеп; голова Алиты была низко опущена, длинный черный язык свесился набок.
      - Хункапе не нравится!
      Огромный зверочеловек, обросший густой шерстью, изнемогал от жары, но все равно шел вперед. Эхомбе было легче, чем остальным, он привык подолгу бывать на солнце, но теперь и ему приходилось все чаще щуриться.
      - Потерпи. Солнце скоро сядет.
      До зеленых предгорий был еще по меньшей мере день пути. Или ночь. Чтобы спастись от нестерпимой жары, они решили спать днем и идти ночью. Луна хорошо освещала дорогу.
      С заходом солнца жара спала, но не так быстро, как хотелось бы. Только к полуночи воздух охладился достаточно, чтобы путники почувствовали облегчение.
      Хорошо еще, что воды было вдосталь. Эхомба, правда, все равно предложил ограничить суточный рацион, но все возмутились. У них и так всего в обрез, пусть хоть воды каждый пьет, сколько захочет. Тем более что чем больше они выпьют, тем легче будут бурдюки. Алита сказал, что, как только они доберутся до предгорий, он сразу учует воду и приведет их к источнику.
      Они перекусили и снова двинулись в путь. Теперь вокруг возвышались соляные башни. Ветер превратил их в галерею причудливых статуй, и чтобы развлечься, путешественники принялись придумывать им названия, состязаясь между собой, кто разглядит в них самое озорное и необычное.
      Хункапа Аюб, указывая на изрезанную ветром колонну из каменной соли, по-детски обрадовался:
      - Посмотрите туда! Посмотрите! Обезьяна нам кланяется.
      Симна критически осмотрел природное изваяние и изрек:
      - Больше похоже на кучу хлама.
      - Нет, нет! - Хункапа подбежал к нему и, тыча пальцем в столб, повторил: - Это обезьяна! Смотри, вон там глаза, там руки, а ниже...
      - Тогда попроси ее, может, она нам подскажет короткий путь, проворчал Симна и кивком указал налево: - Зато вот это - в точности жадеитовая стена дворца великого Нурина! С распахнутыми воротами и боевыми башнями, а если прищуриться, можно даже различить плавающие сады перед дворцом...
      Но Хункапа не слушал его. Он вдохновенно бегал от одного столба к другому, выискивал все новые и новые формы и, ликуя, придумывал для них имена.
      Эхомба снисходительно поглядывал на них, но скоро и его захватила эта игра в названия. Этиоль и Симна, не сговариваясь, вступили в соревнование: проигравшим считался тот, кто первый начнет повторяться. Судьей был Алита. Хункапа Аюб тем временем совсем разошелся, купаясь в радостном море придуманных им имен.
      - Взгляни на эту колонну, - сказал Симна. - Как она искрится, словно танцует в лунном свете! - Он мечтательно вздохнул. - Знавал я когда-то одну танцовщицу, чем-то она ее напоминает... Она с ног до головы была усыпана жемчужинами и драгоценными камнями. Во время танца она начинала скидывать с себя прозрачные покрывала, пока не избавлялась от всех. Тогда становилось ясно, что эти камни наклеены прямо на обнаженное тело... А по-твоему, на что она похожа?
      - После такого трогательного описания как-то не хочется вступать с тобой в спор, - ответил пастух и переступил через невысокие, в дюйм высотой, бороздки, пробегавшие по поверхности котловины. Образовались они, по-видимому, много веков назад, когда озеро еще было озером. На вид казались хрупкими, но в действительности были твердыми, как скала, и такими острыми, что запросто можно было поранить ногу.
      - Зато вон там, - продолжал пастух, - мне видится хижина рыбака на берегу океана. Только это не наш океан, а какой-то иной...
      - Почему? - Симна, прищурившись, поглядел в указанном направлении.
      - Потому что здесь вода спокойная, а возле нашей деревни даже в ясные, безветренные дни ходят волны. Никакой наумкиб не построил бы хижину так близко от кромки прибоя. Первый же шторм ее смоет.
      - Ладно, могу различить побережье, - допустил Симна, - могу даже признать, что это хижина, но почему именно рыбацкая?
      Эхомба показал рукой:
      - Видишь, вон длинные лопасти? Они очень напоминают весла, оставленные снаружи.
      - Ладно, я знаю, что все это только соль, - с притворным равнодушием сказал Симна. - Но не будет вреда, если, глядя на них, немного помечтать.
      - Согласен, - заявил Алита. Никто не слышал, как он приблизился. Даже такой чуткий следопыт, как Эхомба, не замечал присутствия кота, пока тот не подавал голос.
      Левгеп движением головы указал налево.
      - Например, там я вижу сайгаков, бредущих один за другим. Они жирные, так и хочется догнать их и выпотрошить.
      Эхомба посмотрел туда, куда показывал кот, и вынужден был признать его правоту: сходство между фигурами, вырисовывающимися на разрушенном гребне, и стадом крупных сайгаков было поразительным.
      Симна, очевидно, был того же мнения.
      - Очень похоже. Кажется, стоит кому-нибудь зашуметь, как они тут же бросятся врассыпную.
      - Ты уже зашумел, - упрекнул его кот. Он припал к земле и, став почти невидимым даже в ярком свете луны, начал подкрадываться к скульптурной группе.
      Эхомба уже открыл рот, чтобы окликнуть Алиту, но Симна крепко сжал его руку.
      - Пусть. Кошки любят играть. Разве он не заслужил право немного развлечься?
      - Да, конечно. - Эхомба сам не смог бы объяснить, почему, глядя на Алиту, он вдруг встревожился. - Просто он что-то слишком увлекся.
      Симна пожал плечами.
      - Никогда не встречал кошку, которая играла бы без увлечения. Наиграется и догонит нас. Он способен одолеть милю, пока кто-нибудь из нас добежит... ну хоть до того гребня. - Северянин указал на возвышавшееся неподалеку нагромождение соляных фигур. - Видишь? Очень похоже на вход в замок.
      Пастух неохотно повернулся в ту сторону. Он чувствовал: что-то вокруг не так. Или это ему только кажется? Может, жара виновата? За его спиной левгеп изготовился к прыжку. За кем он охотится? За кристаллами соли? Не глупо ли?.. Ладно, Симна прав - большой беды в этом нет.
      Впереди и чуть справа возник большой холм, состоящий из соли; ветер превратил его в фантастический строй шпилей, колоколен, башен и минаретов. Поблескивающая в призрачном лунном свете цитадель была украшена арочным портиком и темными проемами в соляных стенах. При дневном свете на эти отверстия никто не обратил бы внимания - но во мраке ночи они легко сходили за окна.
      Легкий ветерок пролетел над дном бывшего озера, заглянул в таинственную крепость, много веков назад образовавшуюся из выпаренной соли, - и вдруг засвистел, загудел в пустотах, выеденных другими ветрами в соляной плоти. На расстоянии эти звуки напоминали зловещий смех.
      - Ну же, Этиоль, - поторопил Симна. - Что мне за интерес выигрывать без борьбы? Как бы ты назвал это место?
      Под подошвами его сандалий звучно и аппетитно хрустела соль. Симна увлеченно давил ее, не сводя восхищенных глаз с бледного подобия крепости.
      - Похоже, на сей раз ты выиграл, - ответил Эхомба. - Действительно, очень похоже на крепость. Ничего другого придумать не могу.
      - Значит, не будем спорить. - Симна свернул и направился к причудливому нагромождению соляных фигур. - Пошли, братец. Неужели тебе не хочется взглянуть на нее вблизи? Сколько времени путешествуешь, в моем обществе, а все такой же зануда! Ты же такого в жизни не видел! Где же твое любопытство?
      Эхомбы был раздражен, но ответил, как всегда, спокойно:
      - Давай договоримся: ты догонишь меня через несколько минут.
      - Это зависит от того, что я там увижу.
      С какой-то истерической веселостью Симна устремился к призрачному замку. Рукоять меча у него за спиной поблескивала в свете луны.
      Нахмурившись, он повернулся и с большим облегчением увидел неподалеку очертания громоздкой фигуры Хункапы Аюба. Зверочеловек терпеливо поджидал пастуха.
      - Пошли, Хункапа, - позвал его Эхомба. - Если эти двое хотят тешить себя ночными фантазиями, пусть развлекаются. Потом им придется поспешить, чтобы нагнать нас.
      Фигура не пошевелилась. Эхомба крикнул погромче:
      - Хункапа? Иди сюда. Не будем же мы торчать здесь, пока они играют в свои игрушки?!
      Зверочеловек снова не двинулся с места. Озадаченный, Эхомба направился к нему, идя по собственным следам, которые были хорошо видны на кристаллической крошке. Подойдя к Хункапе, он протянул руку и в это мгновение почувствовал что-то неладное.
      Хункапа ничем - ни жестом, ни взглядом - не показал, что заметил пастуха. Как будто Этиоля здесь вообще не было.
      Эхомба потянул его за руку. С тем же успехом он мог бы дергать дерево, растущее на горном склоне. Неподвижный Хункапа все так же продолжал смотреть вперед.
      Эхомба проследил его взгляд и увидел высокую, сильно источенную соляную колонну.
      Она выглядела в точности как Хункапа Аюб.
      Это сходство нельзя было назвать случайным, оно было глубже и резче, чем позволительно для игры воображения. Колонна копировала Хункапу до мельчайших деталей - от приплюснутого носа до широко распахнутых, глубоко посаженных глаз.
      Пастух подошел ближе и вдруг обнаружил, что не в силах оторвать взгляда от пустых глазных впадин, хорошо различимых на покрытой сеточкой трещин поверхности соляного столба. Казалось, там, внутри, что-то шевелится, приковывает взор. Этиоль едва не закричал от ужаса.
      Это был не Хункапа Аюб. Фигура целиком и полностью состояла из соли. Она была недвижима, бездушна, попросту мертва. Но чем же тогда объяснить жуткое сходство? Никакого сравнения со стадом сайгаков, которых Алита разглядел в нагромождении глыб, или с замком, привлекшим внимание Симны.
      Пастух вернулся к Хункапе Аюбу, взял в обе руки его кисть и что было сил потянул. Никакой реакции. С густой шерстью человекозверя тоже произошло что-то странное. Она затвердела и была зернистой на ощупь.
      Эхомба сунул в чуть приоткрытую пасть Хункапы два пальца и потрогал язык. Потом вытащил пальцы и осторожно лизнул. Вкус был очень знакомый.
      Соль.
      Пастух резко повернулся и по собственным следам двинулся на восток. Скоро он увидел черного левгепа, глубоко вонзившего клыки в бугор соли. Желтые кошачьи глаза были еще открыты, но их уже затягивала едва различимая пленка соли.
      - Алита, очнись! Стряхни с себя эту пакость! - Эхомба дернул кота сначала за лапу, потом за хвост. Бесполезно! Левгеп был такой же тяжелый, как Хункапа Аюб, в одиночку его было не сдвинуть. Пастух отступил, с ужасом глядя на лоснящийся черный бок, густо посыпанный солью. Кот на глазах превращался в соляной кристалл.
      Не зная, как быть, Этиоль описал небольшой круг и вернулся к Алите. Эти соленые глыбы не зря имели сходство с живыми существами. Если дорыться до сердцевины обладающих наибольшим сходством образований, что обнаружится там? Сколько существ, имеющих естественное происхождение, навеки остались здесь - и что значат слова "естественное происхождение"? Сколько несчастных путешественников, людей ли, животных, послужило основой для этих скульптур? Высоко в небе светила бледная от страха луна и от нее нельзя было добиться ответа.
      Эхомба сжал губы в тонкую линию, передвинул на грудь походный мешок и, покопавшись в нем, вытащил пузырек, который искал. В нем еще оставалось немного едкой чудесной жидкости. К счастью, этого будет достаточно.
      Алита первый, решил Этиоль, он пострадал сильнее других. Едва он вытащил затычку из пузырька, его внимание привлекло движение справа. Пастух повернул голову и пригляделся. Три соляных столба, испещренных коричневыми и бледно-красными точками, стояли поодаль. Один повыше, два пониже, они пялились на него пустыми глазницами и вместе напоминали семью.
      Его семью?!
      Он сразу понял, кого изображала самая высокая соляная фигура ошибиться было невозможно. Миранья. Его жена, воплощенная в соли. Она умоляюще тянула к нему мертвенно-бледные руки. Этиоль невольно шагнул в ту сторону. Собрался сделать еще шаг, но заставил себя остановиться. По его правой ноге, потом по всему телу пробежала дрожь, в душе началась борьба между желанным и настоящим.
      Отец говорил Эхомбе: все, что происходит вокруг, подвергай сомнению. Всегда задавай вопросы, в любых обстоятельствах не ленись их задавать, даже тогда, когда что-то кажется непреложным. Реальность может сыграть самую невероятную и чаще всего неприятную шутку с самоуверенным человеком. Эхомба с детства впитал скептицизм отца и осторожное, вдумчивое недоверие к окружающему миру. И сейчас пришло время проверить его на прочность.
      Задумайся! - воскликнул он про себя. Что здесь творится? Алита заметил сайгаков, но его клыки вонзились в обычную соль. Хункапа Аюб увидел себя в соляном столбе, и соль воплотила его мысли. И сам он увидел родную семью потому, что страстно желал ее увидеть.
      Симна ибн Синд мечтал о замке, полном наложниц, и хотел быть единственным его владельцем. Соль услужливо построила замок, извлеченный из его мыслей. Пусть жаждущий войдет, и его мечты сбудутся! Внезапно Эхомба осознал, что если Симна и впрямь войдет туда, он уже никогда не вернется.
      Внезапно на него напал сильный зуд. Он почесался, потом глянул на пальцы - из-под ногтей посыпались белые зернышки и кристаллики. Собрав все силы - все, что смог наскрести в душе и теле, - Этиоль вырвал из души желание оказаться рядом с фигурами самых дорогих ему людей. И как только он принял решение, под ногами зловеще захрустело: кристаллики соли, уже начавшие заползать ему на ноги, разом осыпались. Он вновь был свободен... Надолго ли? И что будет с его друзьями?
      Нет! Он завел их сюда и не имеет права их бросить! Но он с ужасом понял, что чудесного мускуса в пузырьке явно не хватит на всех.
      Эхомба принялся лихорадочно рыться в мешке. Что еще можно использовать? В мире нет более сильного эликсира жизни, чем мускусный орис.
      Нет, мысленно возразил сам себе Этиоль, это неправда. Существует еще более мощный эликсир жизни. И этого эликсира у него сколько душе угодно.
      Он забросил мешок за спину и взял бурдюк с запасом воды. Пастух осторожно его развязал и, решительно повернувшись спиной к своим близким, направился к Алите. Кот уже покрылся удушающей коркой каменной соли. Эхомба осторожно направил на него горловину и сжал бурдюк. Вода хлынула на замершую фигуру исполинского кота, оросила его гриву, бока, лапы, смочила глаза и нос.
      Алита моргнул и, встряхнувшись всем телом, полностью освободился от жуткой скорлупы - кристаллики соли полетели с него во все стороны.
      - Что случилось? - Алита облизнулся и с отвращением фыркнул. - Что это за пакость, которая едва не сожрала меня?
      Эхомба показал на соляную глыбу со следами клыков:
      - Каждый любит чуть-чуть присолить мясо, но надо знать меру. Пока ты пытался загрызть соль, она принялась грызть тебя. Присолено было не мясо твои мысли.
      Укрепив свое сердце, он повернулся к скульптурной группе, напоминавшей его семью. Теперь, когда ему удалось полностью справиться с незаметно подкрадывающейся смертью, которую символизировали эти фигуры, он увидел их такими, какими они были на самом деле - обыкновенные источенные ветром столбы разной высоты.
      Алита тоже убедился, что он обманулся.
      - Не могу поверить, что набросился на воображаемую добычу!
      Полный презрения рев отразился эхом от соляных столбов. Левгеп поднял лапу и одним ударом снес верхнюю часть ближайшего "сайгака". Обломки соляных кристаллов разлетелись по покрытой соленой коркой земле.
      - Принеси свою воду, - велел Эхомба. - Надо освободить других - и сразу же уходить отсюда. Соль слишком быстро ухитряется проникнуть в мысли.
      Для того чтобы освободить Хункапу Аюба из соляной могилы, понадобился полный бурдюк и еще часть воды из другого. Осознав, что произошло, зверочеловек взъярился и разнес на куски свою соляную копию.
      Затем путешественники поспешили к подножию изрезанного ветром холма, который представился Симне маленьким замком. Остановившись у входа в причудливое сооружение, Эхомба тяжело вздохнул. Нигде не было видно и следа его несчастного друга.
      Хункапа, без конца почесываясь, обошел замок кругом и заявил:
      - Друга Симны не видно.
      - Я его даже не чую. - Левгеп еще раз понюхал воздух. - Кроме запаха сырости и соли я ничего не могу уловить.
      - Все-таки постарайся, - попросил Эхомба и напряг зрение, всматриваясь внутрь соляного образования. Он не мог отделаться от чувства, что смутно различимые там фигуры язвительно смеются над его попытками проникнуть в секреты этого таинственного сооружения.
      Глаза у него чуть расширились, когда он догадался, что здесь случилось. Этиоль направил горловину своего бурдюка на стену и велел то же самое сделать Хункапе. Лишенный рук Алита мог только смотреть.
      Две струи живительной влаги размыли иллюзию. Минареты развалились на влажные куски, обломки растаяли, превратившись в тоненькие соленые ручейки, которые подмыли основание сооружения. Башни и бастионы осели и раскрошились, оставив в стенах широкие проломы с мокрыми краями.
      Потребовалось больше воды, чем предполагал Эхомба, но уже на полпути к центру замка стала видна темная масса заплечного мешка Симны, а потом и весь он был освобожден от соленого панциря.
      С помощью Алиты они вытащили Симну наружу. Соль забила ему уши, покрыла коркой глаза, и только ноздри и губы еще были живыми и мягкими: наступающая корка не успела справиться с влажным дыханием.
      Эхомба вылил ему на голову полбурдюка. Наконец Симна открыл глаза, обтер лицо и глубоко, со свистом вздохнул.
      - Что тут происходит? У меня такое ощущение, будто я возвратился из страны мертвых! - Внезапно он понял: - Проклятый замок пытался меня убить!
      - Хорошо просоленный ты ему больше по вкусу, - сказал Эхомба, осторожно разминая ему руки. - Опоздай мы на пять минут, соль закупорила бы тебе ноздри и твое дыхание остановилось бы. Сердце тоже.
      Симна содрогнулся. Он всегда был готов к встрече со смертью, но быть похороненным заживо в соляной могиле - это едва ли не самая ужасная участь для воина.
      - Прочь отсюда! - воскликнул он и взмахнул рукой. - Чем быстрее мы уберемся из этого страшного места, тем лучше.
      Никто с ним не спорил. О непредвиденном расходе воды все предпочитали не вспоминать. Что толку? Они избавились от жуткой хватки соляной тюрьмы, но теперь они были вынуждены жестоко ограничивать суточный рацион. Не сговариваясь, все посмотрели туда, где на фоне неба чернел Карридгианский хребет.
      Эхомба не сомневался - там должна быть вода. На вершинах лежат снега, и уже это внушает надежду. Вопрос только в том, успеют ли они добраться до них прежде, чем умрут от жажды?
      Позади безмолвными стражами соляной пустыни высились источенные ветром столбы. В другой стороне они были бы источником ее процветания. Ибо соль везде ценится, но в этом диком краю, затерянном между горами и пустыней, они стали символом гибели.