— Необходимо сойти с дороги и укрыться на болоте, — сказал Найк Джон-Тому.

Чаропевец отрицательно покачал головой:

— Нас слишком много, и мы очень шумим. У их высочеств нет подходящей одежды и обуви. И преследователи легко нас найдут по запаху.

Ему не пришлось напоминать, что их спутницы пахнут дорогими духами.

— А куда ведет эта дорога? — спросил Найк у принцесс.

— Пригодной для нас дороги нет. — Всем пришлось напрячь слух, чтобы услышать шепот Квиквеллы. — Но на юге расположен Машупро.

— Значит, у нас нет выбора. Будем надеяться, что сумеем оторваться от погони.

Некоторое время они шествовали в темноте. Сырой и теплый воздух был перенасыщен запахами гнили, но Джон-Том с удивлением обнаружил, что чувствует себя превосходно. Честно говоря, в такой отменной форме он не был уже много лет. Поблизости Мадж только что не плыл по воздуху рядом с Пивверой, к нему вернулся юношеский задор в комплекте с энергией. По крайней мере, казалось, перспектива угодить в лапы к миньонам Манзая и быть порезанным на мелкие кусочки нисколько ему не досаждала.

Эта картинка — две выдры, шагающие бок о бок и безмятежно болтающие о чем-то своем, — побудила Джон-Тома переключить внимание на принцессу Ансибетту. Она бежала легко, длинные ноги давали ей преимущество перед Умаджи, Квиквеллой и остальными. А еще они приводили чаропевца в трепет.

— Враги наступают!

Найк все решал, как быть: бежать дальше или контратаковать и спасти принцесс ценой своей жизни? Он решил посоветоваться с солдатами.

— А не устроить ли засаду? — предложил Хек.

— Если мы это сделаем, кто-то может проскользнуть. — Лейтенант спросил у принцесс:

— Много у Манзая слуг и солдат?

— Этого мы не знаем, — ответила на бегу Пиввера. — Но, по крайней мере, сотню я видела собственными глазами.

— И вс-се мы, девочки, с-с голыми лапами, — досадовала Сешенше. — А ведь могли бы запас-стись оружием. На худой конец, взяли бы на кухне ножи.

— Не терзайте себя напрасными упреками, — сказал Найк. — Мы сделаем все, что сможем. — Он укоротил шаг, так же поступили и другие. — Постарайтесь как можно лучше замаскироваться в камышах.

Ансибетта окинула взором густые грязные заросли вдоль дороги и скривилась.

— Так пахнет, будто тут кто-то сдох.

— У меня идея. — Лейтенант повернулся к оставшейся вдали усадьбе. — Вооруженная часть нашего отряда вступит в боевой контакт и тут же отойдет на болото, стараясь как можно больше шуметь. Надеюсь, все враги последуют за нами, и у высочеств будет время благополучно уйти.

Если удача нам улыбнется, мы будем водить неприятеля по топям, пока вы не обнаружите возницу или лодочника. — Алеукауна хотела что-то сказать, но Найк протестующе поднял лапу. — Нет, ваше высочество. — И с нетипичной для него фамильярностью нежно погладил принцессу по щеке.

— Мы уже давно приготовились отдать за вас свои жизни.

— Вы — настоящие солдаты Харакуна, — с чувством произнесла она. — Благородные и отважные.

— И глупые, — добавил Мадж.

Лейтенант резко повернулся к выдру:

— У вас что, есть предложение получше?

Маджа его сердитый тон нисколько не обескуражил.

— Ты ж послушай, шеф. Можа, этот чувак Манзай и ублюдок, каких свет не видел, но ума ему не занимать. Ежели вы затеете играть в войнушку на энтой навозной лепехе, он, конечно, пошлет за вами прихвостней, но не обязательно решит, что мы тут всем скопом. Нет, он прикажет кому-нибудь дойти до конца тропы — проверить. Это как пить дать. И нашу миленькую стайку принцесс обязательно застукают.

Взволнованно шевеля усами, он повернулся к Джон-Тому.

— Таперича о предложении моего другана. Больно это говорить, но ничего лучше идейки насчет твоего, Джонни-Том, пения в башку нейдет.

— Что? — Насупив тяжелые брови, Умаджи с ног до головы осмотрела высокого человека. — Его пение? А у него что, приличный голос?

— Он, да будет тебе известно, чаропевец. Командует музыкой, хотя подчас она выделывает слишком вольные коленца.

— Это верно, — вставил Найк. — Я сам видел его за работой. — Он взглянул на Джон-Тома, тот уже задумчиво перебирал струны дуары. — Маг, воспользуйтесь сонными чарами.

— Или оглупляющими, — с надеждой добавил Хек.

Джон-Том, возвышаясь в центре внимания, ударил по двум наборам струн и целеустремленно вышел на середину дороги. Заблудшие ноты сгустились неподалеку в плотный шар цветомузыки.

— Вообще-то сейчас бы подошло что-нибудь помощнее.

— Да, кореш, точняк! — ободряюще пролаял Мадж. — Задай им перцу!

Пущай хнычут и ползут обратно в свои описанные кроватки! — Он повернулся к принцессам и, понизив голос, сказал:

— А вам бы я посоветовал спрятаться в ямке или за крепким деревом.

Пиввера сверкнула глазами.

— Как это понимать? Ты уверен в способностях своего приятеля или не уверен?

— Уверен, точняк. Но и вы должны понять: я видел, как он работает.

И выдр принялся подыскивать себе укрытие.

На топкой дороге появилась разъяренная толпа. Щетинясь оружием, она быстро надвигалась на усталых, потных беглецов. На наконечниках копий и клинках играли первые лучи рассвета. Джон-Том прикинул, что преследователей не меньше сотни, — казалось, к нему приближается сплошная стена. Перед ней горстка храбрецов не продержится и минуты.

А значит, теперь все зависит от него. Как обычно. Дело знакомое, хотя он и не занимался им уже много лет. В голове кишели подходящие к случаю стихи. Несколько лет назад он бы постарался вызвать сокрушительное могущество, неудержимую силу. Но ее, как он многократно и небезболезненно убеждался, очень нелегко контролировать. А то и вовсе невозможно. Нет, искушенный волшебник всегда работает тонко.

Подбирает магию под стать ситуации. «Знай меру в делах и желаниях» — этот девиз годится не только для волшебства, но и для всей жизни Джон-Тома. Вдобавок любое отступление от него чревато риском.

И он запел. Запел на глазах у тех, кто стоял на дороге и прятался за камнями и деревьями. Запел не об огне и разрушении, не о хаосе и катаклизмах, а о лучших временах и о лучших странах. О мирной жизни и приятном окружении. Выражаясь языком волшебников, это было чем-то вроде ухода от действительности, от стремительно накатывающейся на беглецов опасности. Потому-то озадаченный и встревоженный Мадж и высунулся из укрытия.

— Эй, шеф, какого хрена лысого ты тут слюни пускаешь? Щас надо думать о жизни и смерти, а не о созерцании и красивых позах!

Джон-Том, не обращая на него внимания, пел:

От этих слов музыкальное облачко забила крупная и громкая дрожь.

Одновременно из сияющей развилки дуары потек зловещий зеленый туман.

— Отлично, чувак! — злорадно пролаял Мадж. — Растопи у них мясо на костях, выжми воздух из легких! Зажарь на месте педиков несчастных!

Джон-Том не успел бы объяснить приятелю, что у него на уме совсем другое. Правда, его и самого слегка беспокоила недвусмысленная консистенция и окраска сгущающегося тумана. Этот туман ширился, пока не окутал всех. От него зябла и слегка зудела кожа. Было ощущение, что он уже испытывал это однажды. Давным-давно, на мысе в заливе Сан-Франциско.

В течение жуткой минуты он боялся, что песенные чары умчат их всех туда, где появление двух разумных выдр, четырех вооруженных мангуст-переростков и полдюжины принцесс различных зоологических видов не так-то просто объяснить. То-то будет зрелище, когда они материализуются на площади Гираделли или в районе Рыбацкой Верфи.

Но лишь когда туман сгустился настолько, что полностью закрыл обзор, человек понизил голос и перешел к завершающим аккордам.

Рожденный дуарой пар постепенно рассеивался, и вскоре Джон-Том понял, что чаропесня свое дело сделала. Все эти годы упражнений, бессчетные дни трудной учебы под суровым и неусыпным оком Клотагорба, все эти сонмы долгих вечеров, отданных чтению и конспектированию древних фолиантов, принесли наконец плоды.

Телепортация физического тела всегда считалась одной из самых сложных и неуправляемых разновидностей волшебства. А Джон-Том — и это было неоспоримо — перенес всех до одного: принцесс, солдат, Маджа, себя и даже музыкальный отрывок. Последний, закрутившись в микроторнадо, звучал все бодрее и увереннее — никак, почуял наконец, что рядом настоящий волшебник и чаропевец.

Но оставалась одна проблема. Они перенеслись лишь на милю и все еще видели огни владений Манзая.

— Эхма, опять не слава богу.

Мадж с тяжелым вздохом поднял лук.

— И все-таки мы перенеслись, скажешь, нет? — Джон-Том хмуро посмотрел на дуару, подтянул одну струну. — Тут, наверное, все зависит от отношения лиризма к массе. Будь нас поменьше, мы бы, глядишь, перенеслись подальше. Если помнишь, я привык чаропением выручать только тебя и себя.

— Не понимаю, — сказала Сешенше. — Что с-с нами произошло?

— А то, че он нас перенес, ваша пушистость, — объяснил Мадж. — Да вот тока малость близковато.

Издали донесся вопль. Преследователи, вынужденные отступить перед клубящимся зеленым облаком, возобновили погоню.

— Эй, чувак, ты б лучше еще разок спел. Можа, и не шибко передвигает нас твоя чаропесенка, но все ж побыстрее, чем пешкодралом.

— Вот уж не думаю, что это хорошая мысль. — Джон-Том все еще возился со струнами. Настроить инструмент так, чтобы он играл одновременно во многих измерениях, — это задачка по силам разве что Хендриксу или Сатриани. — Как ты и сам заметил, толку было мало.

— Мало, чувак, это верно, но все ж был. Как ни крути, маленькое волшебство лучше, чем ваще никакого. Попробуй еще разок.

Джон-Том подчинился, поскольку ничего лучше придумать не мог, да и не располагал временем на размышления. Он поработал над стихами, стараясь не выходить за рамки удавшегося и доказавшего свою безвредность заклинания. Только на этот раз он не перестал петь и играть даже после того, как они перенеслись еще на полмили.

Сгущалось и развеивалось, развеивалось и сгущалось зеленое облако.

Беглецы исчезали из реальности и снова появлялись, скачками перемещаясь к далекому Машупро и медленно, но верно отрываясь от погони. Слуги Манзая могли полагаться только на собственные конечности, а солдаты Харакуна и принцессы, не тратя сил, летели на крыльях волшебства. Лишь у чаропевца онемели пальцы да срывался голос.

«Жалко, с нами нет детей, — подумал Джон-Том. — Они бы меня подменили». Уже подкрадывалась хрипота — вода, которую он пил, ее лишь задерживала, но не устраняла. Если он скиснет раньше, чем выдохнется погоня, — все пропало. Вокруг, словно учуяв его тревогу, завихрилось музыкальное облачко. Оно сторонилось сияющей дуары, но сочувствовало певцу.

— Чаропевец, будьте осторожны.

Ансибетта стряхнула с ноги грязь. Последняя телепортация едва не зашвырнула беглецов в топь.

— Я и так стараюсь изо всех сил!

Сам-то он был рад, что поет в низине. Будь воздух меньше насыщен влагой, горло бы уже не выдержало.

Скороход из племени коати шатался от изнеможения, стоя перед своим господином.

Глядя на него сверху вниз, гризли в сияющих доспехах, держащий на плече шипастую палицу, грозно зарычал. На голове Манзая сверкнули рога тяжелого шлема.

— Ты хочешь сказать, что их еще не догнали?

Коати ловил пастью воздух.

— Хозяин, творится черт-те что. Стоит нам подойти, как непонятное волшебство подхватывает их и уносит вдаль.

— Волшебство? — Густые брови сдвинулись. — Что за волшебство?

— Прости, хозяин, я не знаю. Зеленое такое волшебство.

— Толковое объяснение, — саркастично пробормотал гризли. И, выпрямившись во весь свой богатырский рост, обозрел дорогу. — Что ж, по крайней мере, они еще не исчезли. — Он повернулся к поджидающему слуге. — Отправь вдогонку моих лучших скороходов. Хелодьяра тоже, если его мозги уже пришли в порядок.

Антилоп в расшитой гербами ливрее кивнул и бросился исполнять поручение.

— Мы растопчем гадких чужеземцев! — Манзай снова поглядел на дорогу. — Они даже не представляют себе, на что способен оскорбленный коллекционер. — Он махнул лапой в сторону коати:

— Отдышись — и снова в погоню.

— Слушаюсь и повинуюсь, хозяин. — Отвесив подобострастный поклон, коати резко повернулся и ринулся вперед, а его господин двинулся следом менее поспешной, но решительной поступью.

Передовой отряд преследователей уже подобрался к беглецам достаточно близко, чтобы различать колеблющееся зеленое облако. Манзай злорадно ухмыльнулся. Он отдаст воришек слону Хелодьяру, пускай тот ломает им косточку за косточкой, а принцессы будут на это смотреть.

Подчас даже предметам коллекции полезен наглядный урок.

— Вот видишь? — обратился Манзай к марширующему рядом кугуару. — Они не больно-то умны. Собственная магия их демаскирует.

— Да, господин, скоро мы их настигнем, — согласился командир телохранителей. — Вы получите обратно свое имущество и отомстите похитителям.

— Дело тут отнюдь не в мести, — терпеливо поправил Манзай офицера.

— Речь идет о моем достоинстве.

С минуту они твердым шагом продвигались вперед, и вдруг произошло нечто невиданное — зарябил, вспучился зыбкий рассвет. С громким хлопком из непоседливого тумана появилось существо, подобного которому Манзаю не доводилось видеть никогда. Командир телохранителей подпрыгнул от неожиданности.

— Хозяин! Что это за волшебство?

Призрак, держа в одной из четырех рук коробочку, медленно оглядел окрестности. Сама его поза говорила об удивлении и растерянности.

— О боже! Опять мимо! Иногда я бываю слеп, как личинка, что тычется рыльцем в поисках выхода из инкубатора. — Он уставился на Манзая немигающими фасеточными глазами. — Прошу прощения, но вы случайно не встречали…

— Молчать! — взревел гризли. — Изволь обращаться ко мне как полагается: уважительным тоном и с титулом.

— Извините. — Угловатое существо завозилось с приборчиком. — Может, как-нибудь в другой раз. Сейчас я так расстроен!

Кугуар наклонился и шепнул хозяину:

— Сдается мне, это очередной фокус хитроумных пришельцев, они пытаются смутить нас и задержать.

Он вытянул из ножен тонкую, как иголка, рапиру.

— Нет, предоставь это мне.

Манзай отодвинул в сторону опешившую охрану и позволил своей шипастой палице сползти с плеча. Крепко сжав ее обеими лапами, он двинулся к загадочному существу.

— Уж не знаю, что за магией ты вооружился, но поглядим, как она справится с холодным железом.

И он поднял грозное оружие.

Над головой жесткотелого пришельца дрогнули стебельки антенн, членистая конечность сорвала с поясного ремня на среднем сегменте туловища цилиндрик. Манзай испустил рев, вогнавший в дрожь мох на ближайших деревьях, а безымянное существо направило на него цилиндр и вдавило кнопочку. Вспышка чуть ярче полуденного солнца в разгаре лета — и самозваный повелитель Верхнего Карракаса исчез. Верные слуги, никак не ожидавшие столь внезапной пропажи своего господина, оценили ситуацию и быстро достигли молчаливого соглашения. Каждый решил, что в осиротевшей усадьбе у него осталось как минимум одно безотлагательное дело. Поскольку для этого оружия не требовалось, владельцы усеяли им путь своего спешного возвращения.

Одинокий зритель стоял перед садящимся облаком пыли, равнодушно глядя на брошенное оружие и доспехи. Верхняя половина его туловища съежилась — возможно, это был жест, равносильный пожатию плечами или тяжелому вздоху. А может быть, и тому и другому.

— Больше ничего не остается, как попытаться еще раз.

Он прикоснулся к контактам на большой коробке и окутался мерцанием искаженного пространства. В один миг атмосфера приобрела цвет и консистенцию ртути. А в следующую секунду он очутился совсем в другом месте.

На холодном полуострове в безмерной дали от дельты Карракаса пространство-время на миг искривилось и засеребрилось, потом втянулось в себя, как вода в дренажную трубу, оставив позади шатающегося Манзая.

У гризли отпала челюсть при виде совершенно нового окружения: увенчанные снегом горы, карликовый, точно в тундре, кустарник, колышущиеся на студеном ветру пучки травы, разбросанные там и сям грозди крошечных розовых и желтых цветов.

Поблизости шумела быстрая речка, на берегах корчились деревья — Манзай таких отродясь не видел. В просветах между их толстенными стволами сражалась за жизненное пространство черника. В вышине пичуги чирикали друг дружке всякую чепуху.

Манзая охватила дрожь. До чего же студен воздух! До костей пробирает.

Раздалось кряхтенье на ближнем берегу реки. Манзай напрягся, поднял палицу, но в следующий миг успокоился — перед ним стоял представитель его собственного племени. Этот медведь, как и его спутники, не носил одежды и ходил на четырех конечностях. Что было простительно, так как косолапые шумно резвились на воде.

«Что ж, — с некоторым облегчением подумал Манзай, направляясь к ним, — хоть будет с кем поговорить».

Тут взрослый медведь молниеносно погрузил лапу в стеклянистую поверхность. В воздухе закувыркалась большая рыба непривычной расцветки и упала на прибрежную траву. Очень впечатляющая демонстрация ловкости лап, но к чему столь расточительный расход энергии? Тщетно Манзай высматривал сети или удочки.

Между прочим, где он очутился? И куда запропастились слуги? А что случилось с дерзким созданием, которое он собирался размозжить ударом палицы?

Может быть, эти отсталые рыбаки что-нибудь знают? Он поманил их, надеясь, что этот жест невозможно ни с чем спутать.

Ближайший медведь застыл на месте, принюхался, а потом глянул на Манзая и нечленораздельно фыркнул.

«Подумать только, — изумился гризли. — Они же немые! Не умеют разговаривать. Невероятно!»

Судя по всему, в нем признали своего, но этим все и кончилось.

Узколобые существа не интересовались ничем, кроме рыбной ловли. Должно быть, задались целью выбросить из реки всю рыбу без остатка. На каком бы диалекте ни обращался к ним Манзай, ответом было разве что бессвязное ворчание.

Он безвольно опустился на землю, привалился спиной к колоде и попытался трезво обдумать свое будущее. Ничего путного из этого, разумеется, не вышло.

Утро застало его у реки, он наблюдал за своими безмозглыми сородичами. К сонму проблем добавилась новая: у него постоянно урчало в животе. Но не топтались поблизости верные слуги, дожидаясь малейшего жеста, чтобы принести на золоте разнообразные деликатесы. Приняв решение, он снял с себя тяжелые доспехи, смело вошел в воду и начал орудовать любимой палицей. Но нахальная рыба оказалась слишком увертливой, легко уходила от ударов.

К вечеру он бросил дубину, сочтя за лучшее перенять у других медведей примитивное ноу-хау. Надо было вглядываться в зыбкую воду, а когда рыба подплывет поближе, поддеть ее лапой и выбросить на берег.

Медведи, похоже, видели в нем умственно неполноценного родственника.

Ему дали достаточно места, где он и плескался без малейшего успеха до захода солнца. Он почти выбился из сил, но никто ему не сочувствовал.

Пока не стемнело окончательно, удалось собрать несколько горстей черники, но они не утолили чудовищного голода. В гневе на свою нелепую судьбу Манзай царственной поступью приблизился к паре самок, что спали под купой высоких стройных деревьев.

— А ну, дурищи, подъем! — Он дал ближайшей пинка и был вознагражден недоуменным ворчанием. — Я знаю, вы в состоянии меня понять, так что хватит притворяться безмозглыми идиотками. Мне нужна еда, и вы ее добудете.

Самки уже совершенно проснулись и теперь пристально следили за ним.

— И почему это вы на четвереньках? Я пищи требую, а не плотских утех!

Позади раздался гортанный раскатистый рев — словно спустя века пробудился вулкан.

Манзай повернулся и очутился мордой к морде с матерым самцом, который превосходил его ростом на целую голову.

— И твоей наглости, дурак, я не потерплю! Хватит с меня этой бессмыслицы! Я милостив к слугам, но если вы не прекратите абсурдный розыгрыш, приму крутые меры!

С ревом, потрясшим деревья, самец атаковал чужака, который вторгся в его владения и вздумал угрожать его самкам. А те напали на пришельца сзади. Изумленный Манзай отбивался как мог когтистыми лапами — палица осталась на каменистом берегу. Боец он был хоть куда, но безоружным устоять против трех разъяренных диких бестий, конечно, не мог и с воплем обрушился под их объединенным весом и первобытным бешенством.

И до последнего своего вздоха не услышал от них ни единого слова.