С дуары так густо и быстро повалил серый туман, что поначалу казалось, будто все пошло совершенно вопреки задуманному. Никогда еще Джон-Том не пел и не играл столь громко. Даже нотное облачко спряталось и теперь тревожно выглядывало из люка. Принцессы, по-прежнему страдающие от тошноты, сообразили: происходит нечто из ряда вон выходящее.
Кружение вод начало замедляться, вибрирующий голос неуверенно осведомился:
— Что такое? В чем дело? Это не шутка. Я это чувствую!
— Парус! — Найк бросился к штурвалу. — Скорее ставьте парус!
— Наш лейтенант сошел с ума? — опешил Пауко.
— Нет. — Караукул прислушивался к своему желудку. Тому очень помогло, что корабль уже не бегал кругами. — Мы плаваем на краю гибели, но теперь есть ветер и спокойная вода. Мы пойдем не право руля и не лево руля, не норд и не зюйд, а вверх!
Водоворот перестал вращаться. Из-за разницы в температурах от обнаженного морского дна к поверхности океана тек прохладный ровный ветер. Он наполнил паруса и понес кораблик ввысь.
Джон-Том вовсе не был уверен, что это происходит благодаря чаропению. Но, поскольку мангусты развили бурную деятельность, он играл и пел. А вокруг водоворот по-прежнему выражал смятение и огорчение. Под углом шестьдесят градусов суденышко карабкалось наверх, подгоняемое порывами ветра из пучины. Карабкалось медленно, трудно.
Упрямо не желало задирать нос, предпочитая двигаться по горизонтали. С такой скоростью понадобится неделя, чтобы достичь поверхности, а Джон-Тому столько времени не пропеть.
А затем водоворот снова закрутился… в обратном направлении.
— Этого не может быть… — Джон-Том обеспокоенно глянул за борт.
Парус против мощи водоворота был бесполезен, но они все быстрее мчались вверх. Разница заключалась лишь в том, что теперь они двигались задом наперед, против часовой стрелки. Вестибулярная система страдала от этого непередаваемо.
— Чувак, че ты наделал?
Мадж, чтобы не упасть, ухватился за снасти.
— Проклятье! Я слишком долго играл! Надо было остановиться, когда он замер. — Пытаясь восстановить равновесие, Джон-Том уставился на воющую, крутящуюся водяную стену. — Там, откуда я пришел, считается, что проигрывание музыкальных произведений задом наперед создает мистический эффект. Я хотел только, чтобы прекратилось кружение, но, похоже, запустил водоворот вспять.
Кораблик знай себе наращивал скорость, полный решимости Найк не выпускал штурвал из лап.
— Всем приготовиться! Как только мы доберемся до поверхности, понадобится предельная скорость, чтобы уйти отсюда!
— Есть, командир! — закричали его солдаты.
Джон-Том не отрывал пальцев от струн дуары. Кто знает, что произойдет, когда парусник выберется из воронки. Очень даже может пригодиться еще одна ускорительная чаропесенка.
Крутясь, мимо пронеслось брошенное командой трехмачтовое судно с изорванными в клочья парусами, а за ним следовал начисто сбитый с толку косяк тунцов. Выныривали громадные куски кораллов, отломанные от неизвестного рифа, и угрожали пробить корпус. Поверхность водоворота наполнилась мусором.
— Откуда это все? — изумился Найк.
Мадж охотно предложил свою версию.
— Джон-Том заставил его бежать задом наперед, и чувака от этого, кажись, маленько замутило. — Выдр еще крепче сжал канат. — Баш на баш, все честно. Пущай теперь он поблюет!
— Всем держаться!
Джон-Том перекинул дуару за спину и, обвив руками мачту, прижался к ней что было сил.
Из глубин водоворота раздался невероятный, неистовый клекот, а потом произошел маниакальный рывок. Вместе с полудюжиной утонувших кораблей, тоннами кораллов, косяками ошалело мечущейся рыбы, со всевозможным прочим хламом они полетели вверх. С оглушительным «плюх» суденышко упало на воду в сотне ярдов от края воронки. И не перевернулось при этом кверху килем благодаря везению, а вовсе не чаропению. Оно подпрыгнуло несколько раз, как поплавок, и застыло на спокойном море; с палубы и бортов стекала вода. С такелажа зелеными флажками свисали водоросли. Солдаты кое-как встали на лапы и занялись оснасткой и парусом, а водоворот тем временем булькал и мощно рыгал.
— Ветер! — Найк растерянно глядел на повисший парус. — Где наш ветер?
Стоило ему это сказать, как объявился легкий ветерок. Парус он наполнял с мучительной неспешностью, но дело свое все-таки сделал.
Кораблик побежал, и снова его вело на юг облачко музыки. Оживленно загомонили измученные принцессы. Позади мало-помалу стихали взрыгивания прихворнувшего морского чудища.
Некоторое время судно шло среди всплывших донных отложений: древних досок, расколотых килей давно затонувших кораблей, кусков рангоута, обшарпанных весел и нактоузов. С изумлением глядели путешественники на проплывавшее мимо старинное судно в двадцать раз больше их скорлупки.
У него была одна мачта в центре палубы и четыре яруса весельных портов, из них торчало по дюжине, а то и больше весел величиной с Клотагорбово Древо. Оставалось только гадать, кого набирали в команду корабля.
Выныривали стеклянные поплавки от рыбацких сетей, ударялись о днище и плыли, качаясь, мимо, как пузыри из великанского акваланга.
Измочаленные канаты, изодранные паруса так и норовили намотаться на руль.
Совершенно неожиданно для всех Мадж освободился от одежды и скакнул за борт.
Джон-Том бросился к лееру, а за его спиной Умаджи чопорно прокомментировала:
— Ох уж эти мне водяные крысы! Они всегда непредсказуемы.
— И крайне неуравновешенны.
Сешенше пыталась высушить мех.
— Я бы попросила… — начала Пиввера.
— Речь идет только о простолюдинах, — поспешила объяснить горилла, и принцесса Тренку-Ханская успокоилась.
— Право руля! — с отвращением пролаял Пауко. — Полный разворот, командир!
Джон-Том с Найком налегли на штурвал, заставив неуклюжее судно заложить крутой вираж и вернуться к появившейся из воды голове Маджа.
Выдр весело махал лапой, стоя, как им показалось, на большой полированной доске красного дерева.
Приблизившись, путники увидели, что Маджев плот имеет изогнутый верх и опоясан густо покрытыми патиной бронзовыми полосами.
— А ну-ка, кореша, пособите!
Мадж протянул лапу и ухватился за свисающий с борта трос.
С подъемом находки пришлось повозиться. Снова и снова Мадж нырял, чтобы продеть канаты в заросшие ракушками петли. Мангусты приспособили лебедку, а после всем, даже принцессам, пришлось объединить усилия, чтобы переправить древний сундук на палубу.
— Берегись! — выкрикнула Алеукауна, когда протестующе застонала импровизированная лебедка, не справляясь с возложенной на нее задачей.
Все бросились врассыпную; тросы полопались, и сундук грохнулся на палубу. Доски выдержали, а изъеденные бронзовые оковы — нет. Когда они порвались, треснуло и крепкое старое дерево. Наружу хлынула радужная блестящая струйка.
Голый, мокрый Мадж подлетел к находке и что было сил ударил по пружинному засову. Откинулась крышка, выдр проворно скакнул внутрь.
Спустя мгновение из сундука донесся довольный голос:
— А ну, чуваки и чувихи, подходите, гляньте. Такое зрелище утешит сердце самого жадного искателя сокровищ.
Все сгрудились вокруг раскрытого сундука. Он был на три четверти заполнен маленькими золотыми монетами, самая крупная — не больше Джон-Томова ногтя. Среди денег, как кусочки мяса в супе, виднелись кольца, ожерелья, тиары, ручные и ножные браслеты, декоративные цепочки и прочие украшения из платины и золота, украшенные всевозможными драгоценными камнями и эмалями. Мадж еще повозился, щель в боку сундука расширилась, и радужные краски с преобладанием солнечной полились на палубу.
Мадж выбрал золотой монокль, окаймленный изумрудами, и вставил в правый глаз. Линза была выточена из бледно-голубого алмаза чистейшей воды.
— Ну, Джонни-Том, че скажешь? У меня теперь глаз-алмаз!
— Как будто раньше ты жаловался на зрение!
— Эх, приятель, да разве в этом дело? Главное — чтоб зрение обострялось у всех, кому я попадусь на зенки, вот так.
Между тем августейшая любовь к побрякушкам получила мощнейший толчок, и принцессы роем кинулись к сундуку. И дело было не в найденных богатствах, а в их изысканности.
— Сережки! — торжествующе закричала Ансибетта, доставая двумя пальцами висюльки из золота и платины. Никакой рыбак не поднимал свой улов с такой же гордостью.
Алеукауна надела на шею ожерелье из розовых кораллов и черных жемчужин, а Сешенше примеряла тяжелые малахитовые браслеты с императорскими топазами и аметистами.
— Наконечники для когтей! Я вижу наконечники для когтей! — Квиквелла запустила лапы в золотые сокровища, а рядом с ней Пиввера возбужденно искала подходящее кольцо на хвост.
Солдаты стояли поодаль и прозаически наблюдали за суматохой.
— Я не жадный, — заметил Хек. — Мне вполне хватит бушеля-другого золота.
Пауко кивнул.
— Эге! — по пояс утонувший в золоте Мадж выпрямил спину. — Дамочки, а как насчет меня? Это я нашел клепаный сундук, пока вы все бранили старину Маджа за невинное желание искупнуться. А значица, главная доля — моя!
Принцессы, возбужденные сверх всякой меры, не обратили на него внимания.
— Ну, оставьте мне хоть паршивый браслетик!
Джон-Том стоял, сложив руки на груди, и скромно помалкивал. К нему подошел Найк.
— У вашего друга есть кладоискательская жилка. Я бы никогда не узнал сундук в какой-то плавучей штуковине. К тому же я слишком устал, слишком занят был раздумьями о бегстве.
— То — мы с вами, а то — Мадж. Отрубите ему все четыре лапы, выколите глаза, проткните барабанные перепонки, он все равно унюхает серебряную монетку, закатившуюся в щель между половицами в таверне.
Наверное, это особый талант.
Найку находка явно пришлась по душе.
— По крайней мере, если корабль не выдержит пути, есть на что приобрести иной. И с приличными запасами теперь хлопот не предвидится.
— Забавно, знаете ли…
Взор Джон-Тома устремился вдаль.
Мангуст, задрав голову, уставился в лицо долговязого человека.
— Вы находите такое сокровище всего лишь забавным?
— Нет, я о другом. За все эти годы мы с Маджем столько путешествовали, столько всего повидали, такие опасности пережили, а сокровища находим в первый раз. Знаете, дело, наверное, в том, что мы никогда не охотились за кладами. Мы всегда искали что-то другое. И тут, посреди чужого моря, практически натыкаемся на состояние, которого я даже в горячечном бреду не смел вообразить.
Лейтенант долго молчал, потом предположил:
— А может быть, ваши труды вознаграждены в иной, высшей плоскости?
Наверное, вы сделали карьеру праведника.
— Да ну, что вы. Оно, конечно, очень хорошо творить добро и преследовать благородные цели, но и кубышку с золотишком иногда найти не вредно. Талея будет рада. И Виджи. Они любят красивые вещи.
— Боюсь, я вас не понимаю, — сказал Найк, наблюдая, как Мадж препирается с дамами. — Разве вы не способны добывать золото и драгоценности с помощью чаропения, когда пожелаете?
— Ни в коем случае. У высших сил это дело, так сказать, под запретом. Иначе бы ни один чародей не заставлял себя подниматься рано поутру и браться за работу. Все бы ушли на пенсию и жили припеваючи. Я не стараюсь понять законы магии, но Клотагорб в них искушен. По его словам, тут замешана этическая физика. А научная сторона этого явления — не для моих скромных мозгов. Если маг переступит грань приличия, то превратится в капризного старого дракона и закончит свои дни, охраняя в затхлой пещере никому не нужные сокровища и дожидаясь, когда появится мускулистый белокурый и бесстрашный герой с мозгами под стать своим бицепсам и вырежет его сердце. Короче, вряд ли вам удастся набить карманы с помощью волшебства и рвануть в Лас-Вегас. Нет, увольте. Я предпочитаю иметь семью и профессию и жить спокойно.
Он кивком указал на сундук.
— Впрочем, предубеждения против честно найденных деньжат у меня нет.
— Кажется, я вас понял.
По лицу чаропевца медленно расползлась улыбка.
— Так что спасибо Маджу, старому шельмецу, — он наконец отыскал нам сокровища.
Чаропевец пригляделся к большой тиаре на голове Умаджи — она придала царственности потомку Туурских владык.
— Странная гравировка. Что-то не узнаю ни стиля, ни языка.
Лейтенант, а вы не желаете поучаствовать в дележе?
— Трофеев хватит на всех. Пускай дамы потешатся вдосталь. Для них подобное богатство ничего не значит, в то время как внешность означает все. Придет время, и мы с солдатами утолим свои плебейские аппетиты.
— Эй, остроухая, а ну, сымай! — Мадж потянулся к мерцавшему на шее Сешенше ожерелью, потерял равновесие и шлепнулся на золото. Вставая, он выплевывал монеты. — Это мое! По праву нашедшего! Именем закона!
Первый выбор — за мной!
Пиввера рассмотрела облюбованный Ансибеттой гарнитур.
— Пустотелый жемчуг тебе идет, а вот на уши я бы надела рубины, а не сапфиры.
— Ты это всерьез? Интересно.
Дамы словно сговорились не замечать протестов Маджа, и это удавалось им без малейшего труда.
— Да выслушайте же меня!
Негодующий выдр аж подпрыгивал на драгоценностях.
Ни одна даже не покосилась на Маджа, а лучший способ довести его до бешенства вряд ли существовал.
— Ничего, уймется, — сказал Джон-Том Найку. — Не похоже, что он согласен вернуться домой без гроша в кармане. Я позабочусь, чтобы он не слишком много хапнул, а то еще, чего доброго, хребет сломает.
В сундуке оказалось столько великолепных вещей, что каждая женственная конечность, каждый соблазнительный изгиб тела вскоре были украшены подобающим образом. Бегущий на юг корабль лучился несравненным светом.
Глава 19
В ловушке водоворота суденышко пережило ужасную трепку. При катапультировании из водяной воронки креплениям и стыкам досталось еще сильнее. И теперь солдаты попеременно откачивали воду, а число течей росло не по дням, а по часам. Единственная помпа уже едва справлялась с водой, мышцы мангуст не могли тягаться с ее безжалостным давлением на корпус. И, поскольку принцессы категорически отказались от такой нецарственной работы, как осушение трюма, возникла сверхзадача найти подходящий берег, вытащить судно из воды и отремонтировать.
Найк пришел в отчаяние еще до того, как спросил у высокого человека, знает ли тот какие-нибудь песни щелезатыкательного свойства, но вдруг на юго-западном горизонте появилась шеренга низких островов.
Было решено искать подходящую стоянку. Принцессы обрадовались перспективе прогуляться по твердой сухой земле, да и Джон-Том признался себе, что не откажется от такого удовольствия. И запасы не мешало бы пополнить. Пока выдры будут рыбачить, он с мангустами наберет фруктов, орехов, ягод, моллюсков и тому подобного.
Воздух был теплым и не слишком влажным, небо — чистым, море — настроенным на мирное сотрудничество. Несколько дней на берегу пойдут на пользу не только кораблю, но и душам путешественников.
Хек с Караукулом поворачивали нос судна то вправо, то влево, обходя рифы, и, несмотря на тьму-тьмущую советов от принцесс, аккуратно пробрались в мирную лагуну, так и манившую бросить в ней якорь.
Выбранный ими островок, в отличие от окружающих, в центре щеголял маленьким холмом: матерые кораллы и густая растительность. Радужный хор не пенял, по своему обыкновению, на задержку, а с явным энтузиазмом проследовал за мореплавателями к берегу.
— Полегче, полегче, — кричал, оглядываясь, Хек. — Еще чуть левее руля, командир! — Вот так!
Судно негромко заскребло днищем по мягкому прибрежному песку, слегка накренилось на правый борт и застыло.
Как и рассчитывали Джон-Том с Найком, это произошло в пик прилива.
Уходило утро, вместе с ним лагуну покидала вода, обнажалось и сохло днище кораблика. Солдаты незамедлительно вооружились плотницкими инструментами и взялись за ремонт. Простой прогулки по чистой желтой дуге пляжа было достаточно, чтобы у дам поднялось настроение. Экипажу это было только на руку — принцессы оставили его в покое. Даже Мадж взялся пособить мангустам.
— Всю жизнь я чей-то взламываю, высаживаю да раскурочиваю, — поведал он. — Не пора ли чей-то починить для приличия? Ну-ка, шеф, подай-ка клин.
Джон-Том тоже предложил помощь, но в силу особенностей своей анатомии оказался скорее помехой. Ему никак было не угнаться за проворным выдром и мангустами, способными изворачиваться в такие загогулины, что человек, вздумай он повторить эти выкрутасы, сразу и навсегда сделался бы инвалидом. Почувствовав себя пятым колесом в телеге, Джон-Том рассудил, что лучше всего поможет товарищам, попросту держась в сторонке.
Не найдя применения рукам и чаропевческим способностям, он сообразил, что судьба впервые за много дней позволяет ему несколько часов провести в одиночестве и при этом не испытывать угрызений совести. Он решил осмотреть остров, начиная с холма.
Пологий склон не изобиловал препятствиями: Джон-Том легко пробирался среди кустарников и пальм. Вершина открывала великолепный вид на окрестные острова, а также на лагуну и лежащее на боку судно.
Отчетливо виднелись ремонтники — мангусты и Мадж энергично конопатили щели в обсыхающем корпусе.
Джон-Том повернулся и глянул на пышный тропический лес, покрывавший северную сторону острова. Глубокие озерки с дождевой водой обещали пополнить корабельные бочки, ветви многочисленных деревьев сгибались под тяжестью оранжевых и зеленых плодов. Он уже собирался идти назад, как вдруг услышал ворчание. Звук был знаком — более всего напоминал перекличку тюленей. Он отметил положение солнца. Еще слишком рано — спутники не должны его хватиться. Да и вряд ли он заблудится. Остров маленький, можно обойти за несколько часов.
Он пробрался между деревьями, и перед ним открылась другая часть окаймлявшей остров лагуны. Пляж здесь был уже, чем в месте высадки, пальмы чуть ли не вплотную подступали к воде. Прозрачная вода по пояс глубиной покрывала песок цвета белого сахара и бурлила вокруг редких валунов. Там и сям из нее торчали горбы синих и желтых кораллов, и все они были заняты, но не тюленями.
Русалки!
Если вспомнить чудеса, увиденные Джон-Томом со дня его появления в этом мире, удивительно, что он еще ни разу не встречал русалок.
Впрочем, чаропевец и выдр больше путешествовали по суше.
От бедер и выше это были самые настоящие люди. Жгучий интерес вызывала точная демаркационная линия между рыбьим и человеческим.
Джон-Том так сильно подался вперед, что споткнулся о торчащий из земли корень и кубарем выкатился на песок. Его появление было встречено свистом и визгом, а затем последовал шумный плеск — хвостатые красотки попрыгали в воду. Кроме одной. Ее плечи, словно засохшими водорослями, были облеплены кудрями цвета красного золота. Чистейшие алые глаза имели миндалевидный разрез, их внешние уголки были вздернуты. На месте носа — только бледная мягкая кожа, однако этот факт обескураживал не более, чем наличие на шее трепещущих жабр. Уши были большие, бахромчатые — не только органы слуха, но и маленькие вспомогательные плавники. С каждым вдохом-выдохом они медленно двигались вперед-назад.
А губы… губы были ярко-алые, как юбка у стриптизерши под названием «испанская танцовщица».
Русалка плавно соскользнула в воду, легко двинулась к берегу и наконец оперлась локтями о сухой песок. Опустив хрупкий подбородок на руки с перепончатыми кистями, воззрилась на отряхивающего штаны незнакомца. Зеленый с радужным отливом чешуйчатый хвост лениво хлестал вправо-влево.
— Здравствуй, человек.
Джон-Том судорожно сглотнул.
— Здравствуй, — ответил он, не зная, что сказать еще.
— А может быть, в тебе больше от обезьяны, которая живет в лесах?
— Ну что ты.
Он вышел на песок, а русалка игриво перевернулась на спину и хихикнула — беззлобно, но с оттенком лукавства.
— Как странно ты выглядишь.
— Может быть, это потому, что ты лежишь.
Она снова перевернулась на живот.
— Мужчины от меня всегда бегут как ошпаренные. Хотя я слышала, в племени людей многие самцы спят и видят, как бы заняться любовью с русалкой.
— Ты… очень прямолинейна.
— Как и все жители моря. — Она выгнула спину и дотронулась до лба кончиком удивительного хвоста. — Выходит, ты об этом не мечтал?
— Трудно мечтать, не зная о твоем существовании.
Из глубины разлинованного жабрами горла вырвался клокочущий смех, уши-плавники хаотично затрепетали, на них висели жемчужинки водяных капель.
— Я слышал, как ты пела, — сказал Джон-Том.
Она скривила губы:
— Ты имеешь в виду те ужасные звуки? Разве это пение? Увы, с тех пор, как у нас украли песни, мы ни на что лучшее не способны.
— Украли песни?
— Или они сами сбежали, или исчезли, или пропали, или сгинули по воле злого волшебника. Мы не знаем, кто или что в этом виновато. Но теперь мы пытаемся петь, а получается только хоровое ворчание, как у стаи бестолковых ластоногих.
Казалось, она вот-вот заплачет, но Джон-Том сообразил, что для обитательницы моря слезы были бы явным излишеством.
Он посмотрел вдаль, на океан.
— Это проклятие…
— Проклятие? — Русалка заморгала, и он обнаружил, что у нее двойные веки: внутренняя пара совершенно прозрачна.
— Не только ты и твои сестры лишились музыки.
— Я знаю.
Он нахмурился:
— Знаешь о беде музыкантов из Машупро?
— Машупро? Где это? Я говорю о дельфинах и китах, многие тоже потеряли способность петь. Для них это вопрос жизни и смерти: не умея петь, как находить в глубоком океане друг друга и правильно ориентироваться? Китообразный без песен — все равно что слепой.
Она посмотрела ему в глаза:
— А ты, человече, как прознал о наших неприятностях? Обычные жители суши упорно не желают интересоваться тем, что происходит под волнами.
— Я несколько отличаюсь от обычного жителя суши. — Он сел перед русалкой, положив ногу на ногу. В ответ она тоже приняла сидячую позу и обвернулась хвостом; его кончик касался башмаков Джон-Тома. Его сосредоточенность вопреки всем усилиям пошла прахом.
— Я чаропевец. То есть чародей, творящий волшебство посредством музыки.
— Иными словами, певец. И что, твои песни еще не сгинули?
— Еще нет. Кстати, мы путешествуем вместе с фрагментом музыкального произведения, но я не думаю, что оно принадлежит твоему народу или китам. Оно ведет, мы идем следом.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Но если ты не только певец, но и волшебник, скажи, можешь что-нибудь сделать, чтобы к нам вернулись песни? — Она резко наклонилась вперед, приблизив свое лицо к его лицу.
От нее исходил сильный аромат соли и бьющей через край жизни, водорослей и хрустальной чистоты. — Я ради этого готова на все!
— В этом нет необходимости. — Он чуть отстранился, правда, не так далеко, как мог. — Я помогаю любому, когда это в моих силах. И готов посодействовать тебе, твоим соплеменницам, и китам, и славному маленькому ансамблю из Машупро, и вообще всем, кто остался без музыки по вине этого загадочного явления.
— А как насчет меня? — прошептала она, выгибаясь, как тюлень. — Ты не считаешь меня загадочным явлением?
Она была уже совсем рядом.
— Вообще-то…
Он чихнул, заставив русалку испуганно отпрянуть. Она хлопнула по воде хвостом — наверное, это было инстинктивное предупреждение, так же вели себя при опасности ее китообразные родичи.
— Извини. Я просто…
Он снова оглушительно чихнул, а потом вытер нос тыльной стороной ладони.
— В чем дело, человек? Простудился?
Он шмыгнул, а потом с трудом прохрипел:
— У меня аллергия на некоторые морепродукты.
— Морепродукты? Незнакомец, ты что, способен выловить меня и разделать?
— Нет, нет! — поспешно ответил он. — При чем тут ты? Я имею в виду тунца, макрель, пикшу, сардину… Это их мы называем морепродуктами.
Она уперлась ладонями в бока, как раз над первыми радужными чешуйками.
— Человек, да будет тебе известно: среди моих лучших друзей есть тунцы. — Тут выражение ее лица смягчилось. — Но ты, кажется, сказал, что не можешь их есть?
— Не могу.
Он снова чихнул, на этот раз не так сильно — ведь русалка слегка отстранилась.
Она сцепила пальцы на затылке, надула губки.
— Коли так, тебе не с руки заниматься со мной любовью.
— Вряд ли тебе понравилось бы.
Джон-Том сам удивился разочарованию в своем голосе.
— Поплыву, скажу сестрам, что ты обещал помочь.
Она молниеносно скользнула в воду.
— Эй, погоди! — Он вскочил на ноги. — Я ничего такого не обещал.
Снова появились ее голова и плечи, вьющиеся волосы прилипли к нагой коже.
— Если сумеешь достаточно долго не дышать, получишь в награду поцелуй.
— Думаю, большого вреда здоровью от этого не будет. Но — только поцелуй.
Он подошел к воде, опустился на корточки.
Когда встретились их губы, возникло чувство, которого он еще ни разу не испытывал. Сейчас бы ощутить вокруг себя море, теплое, ласковое, подвижное. Вот на что был похож этот поцелуй: первобытная страсть, растекавшаяся по всему его существу, электризующая, сладостная, обещающая все на свете. Как будто русалка нежно прикасалась пальцами к его душе.
Когда она оторвалась, на губах Джон-Тома остался вкус соли и сахара. Он чихнул, чем вызвал счастливый смех. Трепетали жабры, влажно поблескивали миндалевидные глаза.
— Все равно, из этого никогда ничего не получается, — сказала она.
— Если я выйду на сушу — буду хлопать плавниками по земле, как камбала, если человек нырнет в мое царство, не сможет долго пробыть без воздуха, да и воды наглотается.
Блеснув хвостом, она ушла с головой под воду.
— Ничего, все в порядке, — сказал он через несколько мгновений, когда русалка появилась опять. — Пловец я не бог весть какой, а поцелуй был что надо.
— Замечательно, что тебе понравилось. Ступай, чаропевец, и найди нашу музыку. Верни нам песни, и не только я тебя отблагодарю, но и мои сестры, и вообще все мои друзья по океану. — Она поплыла на спине, лениво хлопая по воде хвостом. — Тренируй дыхание, и кто знает — быть может, однажды… Под водой аллергия вряд ли тебе помешает.
С этими словами она выгнула спину и нырнула.
А ведь она права, подумал Джон-Том. Если не дышать под водой или дышать воздухом из баллона акваланга, аллергия не страшна.
— Погоди! — Он ринулся вперед, по колено в теплую чистую воду. — Вернись!
Но блестящий хвост не вырвался на поверхность, не взглянули на Джон-Тома с откровенным обещанием глаза. Русалка уплыла, только остался на губах вкус ее поцелуя, сытного, как шоколад, пряного, как роса. Поцелуй — и просьба.
Что же случилось с музыкой в этом мире?
Он неохотно пошел к лесу. Вот уж не повезло русалке — угораздило повстречать человека с аллергией и слабыми легкими.
К тому времени когда померк свет, предвещая вечер, ремонт был выполнен почти наполовину. На западе пряталось солнце. Из лесу появился Мадж и с беспечным видом подошел к другу.
— Привет, чувак, где ж тебя носило весь день-деньской?
Джон-Том промолчал, однако его улыбки было достаточно, чтобы Маджево любопытство сделало охотничью стойку. Однако выдр не выпытывал, решил погодить, пока с лица его приятеля сойдет обалделое выражение.
Кроме того, Маджа ждала Пиввера. И не только беседы ради. Выдры — создания очень естественные. Одно-два прикосновения вреда не принесут, сказал он себе. И, в очередной раз отбиваясь от новорожденной совести, побрел прочь, а Джон-Том проводил его недоуменным взглядом.
На следующий день принцессы взялись помогать ремонтникам. И не оттого, что в них проснулось стремление к социальному равенству, — просто стало до смерти скучно. Островок попался вполне уютный, но бедный на развлечения.
Максимальную пользу благодаря своей природной силе принесла Умаджи Туурская; впрочем, остальные дамы тоже поработали. Джон-Том решил, что любоваться занятой делом Ансибеттой еще опаснее, чем смотреть, как она бьет баклуши. Он сосредоточился на собственных обязанностях, состоявших исключительно в том, чтобы держаться поодаль и не мешать.
К следующему утру было сделано все, что позволяли ограниченные ресурсы. Наступил черед томительного ожидания, когда прилив поднимет суденышко. Киль прочно засел в песке, и Найк допускал, что придется спустить на воду единственную шлюпку, а затем, принайтовав трос к корме судна, отбуксировать его на глубину. Либо погрузить на шлюпку якорь, сбросить его подальше от берега и подтянуть к нему кораблик.
Однако эти трудоемкие альтернативы остались невостребованными.
Прилив был достаточно высок, чтобы судно закачалось на воде. Стойкий кораблик выпрямился, расправил парус и вышел в лагуну. Под командой Найка, поднабравшегося опыта в парусном деле, он развернулся и спокойно двинулся к проходу между рифами.
Когда они благополучно выбрались в открытое море, с экипажа спало напряжение. Хек с Караукулом бросились в трюм — проверить, все ли там в порядке. Только в носовой части обнаружилась небольшая течь — на берегу мангусты и выдр потрудились на совесть. Недостаток навыков и специальных знаний они компенсировали тем, что законопатили и засмолили даже самую тонюсенькую щель в корпусе судна. Все очень хорошо понимали: чем больше времени и материалов потрачено на берегу, тем больше шансов не пойти ко дну посреди океана.
— Внизу сухо, командир, — гордо доложил Хек.
Джон-Том, стоявший по другую сторону штурвала, посмотрел на дымчатое небо.
— Все будет в порядке, если опять не угодим в бурю. Вряд ли судно выдержит еще одну такую трепку.
Ему на локоть легла маленькая, но сильная лапа.
— Не кличьте бурю, чаропевец, и, глядишь, она пройдет стороной.
Найк рассеянно отмахнулся от кружащего над его головой музыкального роя. От звона у мангуста чесались уши.
Примерно через час после расставания с островом Джон-Том потчевал спутников песенкой, и тут с мачты донесся голос Хека:
— Командир, вижу что-то в пяти градусах по правому борту!
Лейтенант, запрокинув голову, сощурился.