Его упорное молчание побудило ее немного нажать.

– Или мне нельзя спрашивать? – поинтересовалась она, натягивая на себя плед, чтобы прикрыть грудь. Ей было трудно поверить, будто он не разделяет ее чувств после того, что между ними было, после их разговора. Но мужчины часто с неохотой говорят на темы, которые женщины поднимают совершенно естественно. Ключевые факторы обычно самые болезненньге. Очень часто мужчина защищается, вообще уходя от обсуждения.

– У Дженифер был друг, – проронил он.

– Да… – подхватила она, надеясь, что беседа не увянет. – Пола мне сказала. Он полицейский… Джек Тагтарт. Ты думаешь, это его рук дело?

Ник презрительно вздернул губу.

– Я знаю, что виноват этот негодяй. Но только не представляю, как это доказать.

– Возможно, я смогу помочь. Я один раз разговаривала с Таггартом.

Его реакция последовала незамедлительно.

– Зачем тебе это понадобилось? – Он схватил ее с неожиданной силой, его пальцы впились в ее тело так, словно он хотел сделать что-то неразумное. – Он же маньяк, Ли! Я не хочу, чтобы ты даже подходила к нему.

– Не волнуйся, не буду, – торопливо пообещала она. – Мне кажется, разумнее будет предоставить полиции заняться этим делом.

– Полиции? Он и есть полиция.

Ли начала жалеть, что затеяла этот разговор. Он разрушал чудесную интерлюдию. Возникшая между ними близость исчезала, в их мир вторгалась грубая действительность, напоминая обо всех нерешенных проблемах – ее карьере, ее издательнице, ее матери. Что скажут все эти люди, когда узнают, с кем она была? Что скажет Доусон? Ли вполне обоснованно полагала, что он не считает их разрыв окончательным, хотя сама она придерживалась другого мнения.

Внезапная перемена в настроении Ника смутила ее. Видимо, суд был запретной темой, но Ли не понимала, как событие, сблизившее их и изменившее их жизни, может оказаться под запретом. Ей хотелось снова заговорить об этом, но она боялась испытывать на прочность его чувства к ней. Если она его оттолкнет, он может совершить что-нибудь ужасное, например, полностью уйдет в себя или, что еще хуже, бросит ее. Последнее значительно облегчило бы жизнь всем заинтересованным сторонам, но такая перспектива заставила Ли внутренне содрогнуться. Она не может так рисковать. Возможно, завтра или послезавтра, но не сейчас, когда она еще до малейшей подробности помнит, как он ее обнимал, помнит каждое его слово или сладкое признание.

Ли отняла у него свою ладонь, теряя надежду как-то преодолеть отчужденность между ними. Была и еще одна причина, по которой ей не хотелось думать о будущем. Она очень сильно сомневалась, что сможет обрести счастье с Ником Монтерой, так зачем пытаться? Дело не только во внешних силах, направленных против них, дело в самом этом человеке. Он был абсолютно непредсказуемым, человеком настроения. Он был сильным и высокомерным. И хотел все держать под контролем.

С губ Ли сорвался вздох. «О, Ли, Ли! – подумала она. – Именно по этим причинам ты и не хочешь отпустить этого мужчину! Тебя угораздило увлечься бывшим уголовником, бросающимся ножами и кусающим твою шею».

Она подтянула колени к груди и сунула руки под уютный плед. Ли снова чувствовала себя мумией, вернувшейся в саркофаг. Из-под пледа торчали только светловолосая голова и пальцы ног.

– Как тебе эта погода, а? – безжизненно заметила она. – Жуть, правда?

Ник не ответил, но что-то в ее неподвижном облике привлекло его внимание. Он так рассматривал пальцы ее ног, словно никогда не видел ничего более поразительного, и даже потрогал один из них указательным пальцем.

Не веря своим глазам, Ли смотрела, как Ник провел по нему пальцем, потом приподнял, словно проверяя на гибкость. Потом он начал забавляться с остальными ее пальцами, и скоро Ли уже не могла сдержать улыбки.

Его рука замерла.

– Ли? Тебе там хорошо?

Она пристально на него посмотрела, забыв о всякой осторожности.

– Пообещай мне одну вещь, Ник, хорошо? Только одну. Он с удивлением глянул на нее из-под темных ресниц. Если он и хотел что-то сказать, то осекся, увидев выражение ее лица.

– Я не хочу, чтобы ты сам занимался Таггартом, – сказала она, намереваясь достучаться до него любым способом. – Придумай что-нибудь. Найми детектива. Все, что угодно. Только не делай этого сам.

Когда он почувствовал, что она действительно этим озабочена, в глазах его начало таять выражение отчужденности.

– Правда, Ник, может, ты вообще все это бросишь? – не унималась она. – Преследовать такого человека очень опасно.

Он улыбнулся не сразу, но этого стоило дождаться.

– Ты что, Ли, считаешь меня сумасшедшим? – спросил он. – Впрочем, можешь не отвечать.

Они оба рассмеялись.

Казалось, мрак рассеялся, но в то же время Ник посерьезнел, словно в первый раз осознал что-то.

– Ты попросила, чтобы я дал тебе обещание. Я никогда не давал тебе никаких обещаний, верно?

– Нет, никогда.

– Тогда, на мой взгляд, это исторический момент. – Он легко побарабанил по торчавшим из-под пледа пальчикам Ли, словно выбивая дробь на барабане. – Даю тебе слово, Ли. Я не сделаю ничего, что может грозить мне опасностью.

Он помолчал, его пальцы замерли, когда он посмотрел на нее. В его улыбке сквозила печаль.

– Не теперь, – тихо признался он. – После этой ночи… после тебя.

Ли хотела вздохнуть, но не смогла. Неистово заколотилось сердце. Глядя на Ника, она едва посмела улыбнуться. Что-то было в выражении его лица, но что – она не могла понять. Надежда? Была ли это действительно надежда? Или она просто вообразила то, что хотела увидеть? Боже, поддержи ее! Боже, помоги ей! Он дал обещание, торжественную клятву. Если Ник ее нарушит, если он так с ней поступит, она умрет.

– На тебя это так не похоже, дорогая. Ты всегда была такой разумной.

Яростно забренчали кубики льда – Ли принялась размешивать искусственный подсластитель в холодном фруктовом чае. Ей не слишком все это нравилось, но сегодняшний ленч с Кейт оказался заметной вехой в их отношениях. Ее мать настоятельно советовала ей быть более осмотрительной. Такое в истории отношений матери и дочери Раппапорт случилось впервые.

– Мне казалось, что в данном случае это разумно. – Ли попробовала чай и поморщилась. Добавила немного лимона, чтобы уменьшить сладость, и перелила смесь в свой стакан. – Не ты ли посоветовала мне встряхнуть свою жизнь, как коврик?

– Да, но ты выкинула коврик в окно, Ли. Ты выбросила в окно все коврики в доме.

Беспокойство матери заинтриговало Ли. Она, конечно, не могла назвать это «пить залпом», но Кейт уже осушила несколькими крупными глотками бокал белого вина и потянулась за бутылкой, чтобы налить себе еще. По предложению Кейт, чтобы не смущать общественность, в этот день они обедали на застекленной террасе дома Кейт в Пасадене, где выросла Ли.

– Что касается Ника Монтеры, – продолжала Кейт, – то ради него ты ввязалась в скандал и выставила себя на посмешище. Тебе не кажется, что этого достаточно? Неужели необходимо еще и встречаться с ним?

Ли откинулась на скрипучем плетеном стуле и посмотрела мимо матери на деревья в саду, где она так любила играть ребенком. В воздухе пахло нежной юной листвой и сырой плодородной землей. Наступала весна, с ее неистовой силой обновления всего на свете.

– Я решила последовать твоему совету и найти себе мужчину с эклектическим вкусом, – сказала она. – Кстати, ты была права. С ним не скучно.

Кейт фыркнула:

– Уверена, что Ник Монтера какой угодно, но только не скучный. Однако когда я рекомендовала тебе мужчину с эклектическим вкусом, то не думала о мужчине со вкусом к убийству.

– Его оправдали, – спокойно заметила Ли.

– Я знаю. – Кейт взмахнула рукой, чтобы отвлечь Ли от созерцания сада. – Но тебе не показалось странным появление этой его бывшей подруги? Как-то очень вовремя. Если Доусон это не проверил, то ему следовало бы…

Ли со злостью повернулась к матери.

– Проверить что? – спросила она гневно. – Тебе кажется, люди Доусона недостаточно помотали Нику нервы? Присяжные решили, что он невиновен. Все было по закону. Его единственное преступление – это пребывание со мной, твоей дочерью.

В последнее время Ли стала получать анонимные телефонные звонки, но ей не хотелось пугать мать. В основном в трубке зловеще молчали, кто-то просто молчал на том конце провода, но один раз объявился и Доусон, поинтересовался, как у нее дела. Не успела она сказать и нескольких слов, как он стал уговаривать ее вернуться к нему. Он оставлял сообщения на ее автоответчике, предостерегал от общения с Ником, словно надеялся убедить, что она совершает ошибку.

– Что ж, может, это и правда, – признала Кейт. – Но ты не можешь отрицать, что у Ника Монтеры не самая лучшая репутация в отношении женщин. – Она наклонилась вперед и, поджав губы, принялась рассматривать Ли. – Что это у тебя около рта? Он не бьет тебя?

– Да, бьет, мама. Он делает именно это. Ник Монтера меня бьет… и мне это нравится.

– Ли! Ты сошла с ума?

Ли потрогала крохотную припухлость рядом с губами, отчего ее охватил сладкий трепет. Она отодвинула чай со льдом. Хватит этой сладкой водички, она тоже нальет себе вина. Прогонит все свои страхи и заботы, громко рассмеется. Весна уже почти вступила в свои права, «самое жестокое и самое справедливое время года», а мужчина, с которым она связалась, имеет не самую лучшую репутацию в отношении женщин. Это хорошо? Или она на самом деле сошла с ума, как считает ее мать?

Анонимные звонки продолжались и в последующие дни. Каждый раз, когда телефон подавал голос, в мозгу Ли звенели предостерегающие колокольчики. Нику об этих звонках она еще не рассказала. Ей не хотелось разжигать его подозрения насчет Джека Таггарта. Ли решила, что это, должно быть, звонил Доусон или Таггарт, и была абсолютно уверена, что Ник захочет с ними разобраться.

Она справлялась с ситуацией, позволяя сообщениям скапливаться на ее автоответчике. Эта страусиная политика позволяла ей не обращать внимания на анонимные звонки и на все остальное, с чем ей не хотелось иметь дела. Она позвонила лишь матери и издательнице и коротко сказала, что напряженно работает над своим проектом и свяжется с ними, как только закончит. Она не стала уточнять, что ее проектом был Ник Монтера.

Тем временем они с Ником стали беглыми любовниками, живущими в грезах и во взятом взаймы времени. Они оба понимали, что их безмятежные дни сочтены. Средства массовой информации еще не обнаружили место их обитания, поэтому они как могли наслаждались свободой, зная, что продлится это недолго. Замаскировавшись с помощью кепок и солнечных очков, они ездили по пляжу на велосипедах, ходили по магазинам и в кино.

Ли угостила Ника своим любимым мятным мороженым, а он в ответ однажды вечером тайком привел ее в студию и на скорую руку приготовил коктейль «Маргарита» и свежие креветки, вымоченные в соке лайма, – свое любимое блюдо. Домоправительница Ника Эстела, которую тот всячески умасливал, даря предметы культа и давая клятвы вести себя хорошо, оставила в холодильнике пирог с фруктами. Ли уплетала за обе щеки, пила без меры, а потом совратила Ника заняться с ней любовью прямо на кухонном столе, под бдительным оком Мэрилин. И если она сделала это, чтобы досадить кошке, то ей это удалось. Мэрилин свернулась клубочком, накрыв нос хвостом, и в тот вечер ее больше не было видно.

Ли не очень точно помнила, что еще они с Ником делали в ту ночь. Детали расплывались в памяти, но одно Ли помнила точно – как бешено она извивалась в его руках на фоне фантастических декораций из стекла и зеркал, которые он установил в студии. Все кончилось на его кровати с водяным матрасом, на котором, измученная, она провалилась в сон и видела себя во сне русалкой, спешащей к берегу на гребне серебристо-синей волны.

На следующее утро все изменилось. Когда они с Ником вернулись в ее дом, их встретили газетчики и съемочная группа с телевидения. Средства массовой информации разыскали их. Не прошло и суток, как сообщения о них появились во всех местных выпусках новостей и на первых страницах всех газет южной Калифорнии, включая «Лос-Анджелес тайме». «Свидетель-эксперт встречается с сексуальным волшебником!» – гласил заголовок.

– Ник! – позвала Ли, прослушав на следующий вечер сообщения на автоответчике. – «Вэнити фэр»? Ник, иди сюда! Тебе сегодня звонили из журнала «Вэнити фэр»!

Она обнаружила его в душе и вытащила оттуда, голого и мокрого. Пока он вытирался, она прослушала множество сообщений. Все звонившие интересовались им и его работой. Ли боялась, что паблисити уничтожит ее карьеру, но оно обернулось удачей для Ника.

На протяжении нескольких следующих дней его завалили предложениями от дилеров со всей страны. Критики разливались по поводу темной силы и очищающих эмоций, исходивших от его работ. Все говорили о раскрутке его карьеры в национальном масштабе, о престижных показах и мировом признании.

Всем хотелось заполучить кусочек Ника Монтеры. Продолжали поступать звонки от таких элитных журналов, как «Вог» и «Джентльменз куотерли». Историей его жизни заинтересовался Голливуд, а ведущий Эм-ти-ви пожелал поговорить с ним о рок-музыке. Ли была потрясена этим натиском. Такая возможность бывает раз в жизни, и хотя ее одолевали заботы по поводу затруднений с собственной карьерой, она была ужасно рада за Ника. Еще она радовалась тому, что вся эта шумиха отвлекла его мысли от Джека Таггарта. Тем не менее Ли не переставала задумываться о том, как феноменальный успех Ника отразится на их отношениях.

Когда она поделилась с ним своими опасениями, он подхватил ее на руки и отнес на викторианскую постель с пологом. Ник признался Ли, как он в ней нуждается, сказал, будто хочет ее настолько, что это желание вытеснило из его жизни все другие мысли и устремления. Ли просто не могла перед ним устоять. Они занимались любовью, как при замедленной съемке в кино, словно воплощая несбыточную, безумно пьянящую мечту, Секс с ним стал наркотиком удовольствия, вводимым прямо в вену, поняла она. Она вводила себе в вену Ника Монтеру.

Но откладывать принятие решения относительно своей карьеры Ник больше не мог. Начальная цена его фотографий выросла в четыре раза, и предсказывали, что вскоре она достигнет заоблачных высот. Зная это, он, чтобы разобраться с предложениями, нанял самого лучшего агента.

В этот вечер Ли почему-то нервничала, дожидаясь Ника со встречи с новым агентом. На плите булькал густой суп из индейки с фасолью, и Ли уже начала потягивать вино, поняв, что Ник задержится.

– Всего-то неделю как узнала мужчину в библейском смысле слова, – пробормотала она себе под нос, – и вот уже соломенная вдова из-за его карьеры.

Она сидела за кухонным столом в одной только огромной хлопчатобумажной рубашке Ника, постукивала по полу ногой и разглядывала пустой бокал. Когда она встала, чтобы налить себе еще шардонне, хлопнула входная дверь.

– Я опоздал? – спросил Ник, появляясь на пороге кухни.

На нем были джинсы и замшевый пиджак, который она особенно любила и из-под которого виднелась белая рубашка с расстегнутым воротом. Иногда Ли хотелось, чтобы он не выглядел так сексуально. Все чаще и чаще, если говорить честно.

– Что случилось? – спросила она, переходя прямо к делу. В последнее время ей мало что удавалось сделать. Средства массовой информации вынудили ее запереться в четырех стенах. Она много дней не была у себя в офисе, и вынужденное заточение начало угнетать ее. Кроме того, на карту было поставлено очень многое, по крайней мере ей так казалось.

– Я уезжаю, – сказал он.

– О Боже… – вырвалось у Ли, потому что эмоции переполняли ее и сдержаться ей не удалось. Она отвернулась, прижав пальцы к губам.

– Все в порядке, – успокоил ее Ник. – Это ненадолго. Я сказал, что дней на пять, не больше.

– А куда ты едешь?

– Но Восточное побережье, в Нью-Йорк. Проведу пару показов, побеседуем с представителями нескольких журналов. Поехали со мной.

– Нет…

Он как будто действительно хотел, чтобы она поехала, но они уже договорились, что не станут появляться на людях вместе, чтобы не будоражить журналистов.

– Ли, не волнуйся, – попросил он. – Я уеду ненадолго и принес тебе кое-что, чтобы ты не скучала. Посмотри.

Ласка в его голосе наконец заставила ее повернуться.

– О, Ник!

На ладони у него сидел крохотный серый котенок. Ник, державший одинокое маленькое существо, выглядел так трогательно, что на глаза Ли навернулись слезы. Ей захотелось упасть на колени и разрыдаться от радости. Она поняла, что произошло, – она ступила с обрыва и летит сквозь сотрясающую нервную систему пустоту, а это означало, что ее душа больше ей не принадлежит. Она сходила с ума по ним обоим. По котенку и по этому мужчине.