– Но они не станут действовать, доктор Раппапорт. Таггарт – страж закона. Это же братство. Вы же знаете, как они покрывают друг друга. – Салфетка затрепетала в ее сжатых пальцах, словно надеялась спастись, прежде чем оказаться смятой. – С кем вы говорили в офисе прокурора?
– По-моему, это неподходящий вопрос, Пола. Мне на самом деле не стоит больше обсуждать с вами эти проблемы. Я сделала что могла. – Слабый довод, но никакого другого у Ли не было. – Нам просто придется позволить правосудию идти своим путем.
Она сделала шаг назад, словно собиралась закрыть дверь, но Пола быстро шагнула на освободившееся место, упершись ладонями в косяки.
– Доктор Раппапорт, вы шутите! Ник Монтера – это уже судимый выходец из баррио. Он испаноязычный мужчина, обвиняемый в убийстве белой женщины из уважаемой семьи. Если мы оставим все это на правосудие, то он закончит в газовой камере!
– Мне очень жаль. Я больше ничем не могу помочь.
– Нет, можете! У вас роман с этим окружным прокурором, разве не так, доктор Раппапорт? Я где-то читала, что вы с ним помолвлены.
– Где вы это прочли?
– В газете… кажется, в «Тайме». Вы вдвоем были на каком-то благотворительном матче по поло. Если вы помолвлены с окружным прокурором, значит, вы кое-что можете.
Как видно, нет, подумала Ли. Доусон не проявил ни малейшего интереса к теории Полы, когда Ли рассказала ему о ней за ленчем.
– Я допущу серьезное этическое нарушение, если воспользуюсь своими отношениями с Доусоном, чтобы повлиять на исход дела. Предполагается, что эксперт, привлекаемый к подобным делам, остается нейтральным. Его свидетельства регистрируют, интерпретируют их для присяжных, и все.
Скомканная салфетка Полы давно упала на пол.
– Ваш жених действительно окружной прокурор? – спросила она. – И его зовут Доусон Рид?
– Да… а что?
Гневный взгляд Полы встретился с глазами Ли, затем Пола отвела глаза, словно решая, что делать дальше.
– А вы знаете, что в свое время Доусон Рид встречался с Дженифер Тейрин?
– Что?! – Если бы Ли не ухватилась за косяк, она неминуемо упала бы назад. – Что вы такое говорите?
Пола скрутила уголки жилета.
– Это правда, – сказала она. – Они знали друг друга… хорошо.
– Хорошо знали друг друга? – Теперь Ли была не просто поражена, она пришла в раздражение. – О чем вы?
Что за фокус показывает тут Пола? Она отчаянно хочет помочь Монтере, это ясно, но это не извиняет ее, если она хочет исказить факты, чтобы вовлечь в дело Доусона. Это просто нелепо.
– Это правда, – настаивала Пола. – Несколько лет назад мы с Дженифер вместе снимали квартиру. У нас было мало работы моделей, чтобы платить за квартиру, поэтому мы устроились на временную работу, нашли в городе жилье и делили расходы пополам.
Ли нетерпеливо прервала ее:
– Вы сказали, что они встречались с Доусоном. Что вы имели в виду?
– Я никогда не видела его в нашей квартире, но он оставлял сообщения на автоответчике. Дженифер иногда прослушивала их при мне. И я даже слышала, как она ему перезванивала и договаривалась о встречах.
Ли раздирали два желания – забросать Полу вопросами и отмахнуться от всего.
– Я уверена, мой жених не единственный Доусон Рид в Южной Калифорнии.
Пола пожала плечами:
– Довольно необычное имя. Сколько еще может быть людей с таким именем?
– Вы, должно быть, не так поняли, – оборвала ее Ли. Ли не собирается позволить этой новости пустить корни и прорасти, как другие ядовитые семена, посеянные Полой. Чего она по-настоящему хотела, так это чтоб ее посетительница ушла. Пола только усложнила ей жизнь.
– Дженифер рассказывала мне обо всех мужчинах, с которыми общалась, – выпалила Пола. – Включая Ника. С ним она потерпела полное фиаско. Она даже призналась мне, что оговорила Ника, давая показания, и чувствует себя виноватой. Но она никогда не упоминала Доусона. Она держала его в секрете… по какой-то причине.
– Нет… – Ли покачала головой. – Это был кто-то другой. Должен был быть. А теперь мне и в самом деле пора.
– Конечно. – Пола нехотя отступила в коридор. Улыбнувшись с отчаянием, она предприняла последнюю попытку повлиять на мнение Ли: – Полиция преследует не того человека, доктор. Прошу вас, поговорите со своим женихом! Скажите ему, что знаете про него и Дженифер.
Измученная Ли захлопнула дверь и прислонилась к ней. Ладонь все еще лежала на ручке двери, лбом она прижалась к лакированному дереву. Сердце колотилось. Ей нужна была минутка, всего одна минутка, чтобы прийти в себя.
Но прошло значительно больше времени, прежде чем она смогла оторваться от двери и вздохнуть свободнее. Салфетка Полы Купер лежала у ног Ли, и она, стараясь не упасть, наклонилась и подобрала ее. Она была выведена из равновесия, и эта салфетка ничуть не помогла ее вестибулярному аппарату. Вся она была вдоль и поперек исписана именем Ника Монтеры. Ее посетительница все еще любила Монтеру, поняла Ли. До самозабвения.
Разглядывая салфетку, Ли внезапно поняла, что изменилось в облике Полы Купер. Ее ногти! Они были срезаны – или обкусаны – почти до мяса. Во время их предыдущей встречи с Полой ногти у той были длинными, ухоженными и покрытыми лаком в тон сливово-красной помаде. Может, они были накладными, но Ли они показались настоящими.
Это несоответствие привело Ли к еще одной, более тревожной, цепочке мыслей. Она с самого начала подозревала, что Пола пришла на помощь Монтере только ради популярности. Ник Монтера был «темным любимцем» средств массовой информации, таинственным латинским любовником, о чьей абсолютной, как говорили, власти над женщинами, которых он фотографировал, вовсю сплетничали. Несколько публикаций, включая и материал в «Ньюсуик», подхватили слова Полы о «сверхъестественном сексе» и цитировали их. Какая с трудом добывающая средства к существованию модель не попытается воспользоваться такой великолепной возможностью, чтобы привлечь к себе внимание всей нации?
Ли захотелось отшвырнуть проклятую салфетку. Мысли возбуждали, они возникали быстрее, чем она могла их обдумать. Может, у Полы тоже был мотив для убийства? Ревность, «зеленоглазая ведьма», как в «Отелло»? Она доводила женщин и до более безумных действий, чем убийство, и если Пола хотела расчистить путь для своих отношений с Ником…
Изучая затейливый почерк, наклонный и крупный, она поняла, что в ее рассуждения закрался просчет. Если Пола хотела убрать Дженифер с дороги, чтобы заполучить Ника для себя, зачем ей было подставлять его и вешать на него убийство? Это не имело смысла, если ею двигало желание вернуть его. Какие тут могут быть отношения с человеком, которому грозит смертный приговор!
Ли скомкала салфетку. Она ощутила тошноту, граничившую со страхом. Дело Монтеры становилось слишком запутанным. Казалось, его сети раскинулись во все стороны, пытаясь изловить ее, невзирая на все ее старания спастись от них.
Ей хотелось думать о нем как о чем-то, что раз и навсегда будет решено в суде. Она даст показания и тем самым положит конец своему участию в нем. Ник Монтера или виновен, или нет. Но все было не так просто. В дело вовлечены другие люди, включая ее жениха, и она не понимает, как это получилось. Если у Доусона когда-то были какие-то отношения с Дженифер Тейрин, почему он никогда об этом не упоминал?
В коридоре звякнули ключи, и дверь распахнулась. Раздавшийся вой пылесоса дал понять, что уборщики добрались до ее этажа. Было поздно, и она чувствовала себя совершенно выжатой. Возвращаясь в свой кабинет и проходя мимо стола помощницы, Ли остановилась, раздираемая противоречиями. Наконец она бросила скомканную салфетку в мусорную корзину Нэнси.
На короткое время Ли смогла взять себя в руки, но снедавшая ее тревога нисколько не развеялась. Что еще знала и не сказала Пола Купер о деле Монтеры?
* * *
Ник стянул одноразовые перчатки и кинул их в коробку для мусора, стоявшую в темной комнате. На веревке перед ним висело несколько еще влажных после окончательной промывки снимков, выдержанных в тонах сепии. Из-за реактивов в помещении сильно пахло серой, но Ник почти не обращал на это внимания, одну за другой рассматривая фотографии. Он был доволен своей последней работой. Он снова поймал ее в задумчивом настроении, застигнутую ярким солнцем, погрузившим в тень половину ее лица, отчего она казалась неуверенной и беззащитной, уловил дымку, туманящую ее серые глаза, когда она тревожится. Или смотрит на котят.
В то утро она катила свой велосипед по тротуару и в какой-то момент вдруг повернулась и посмотрела прямо в объектив его камеры. Увидеть его она, разумеется, не могла. Он спрятался в пустынном патио пляжного ресторана более чем в ста футах от нее, вооружившись объективом. Но его сердцу понадобились все силы, чтобы стукнуть в очередной раз.
Он хотел ее такой, печальной.
Наполовину на солнце, наполовину в тени.
Ему безумно захотелось дотронуться до ее милого печального лица, совсем легонько, чтобы еще больше разжечь боль желания. Оно было как проклятие, это желание, словно острый нож, поворачивающийся в его груди, но больше ничто в то утро его не ожидало. Потребность наказать ту, которой он был одержим, исчезла или по крайней мере дремала, и поэтому он позволил этому чувству, этому безумству увлечь себя. В конце концов, она на мгновение заставила его забыть, кто он такой. В тот день в ее кабинете, когда она побудила его рассказать о своей работе, он снова почувствовал себя мальчишкой, полным жажды свершений и надежд.
Боже, за одно это ее можно было ненавидеть!
И вот теперь, разглядывая фотографии, висевшие в зловещем красном море его темной комнаты, он чувствовал, как поворачивается тот самый нож, причиняя сладкую, острую боль. Ник закрыл глаза, его ладонь скользнула под хлопчатобумажную футболку, рассеянно потирая шрам, рассекавший темные завитки волос у него на животе. Ему надо до чего-то дотронуться, и если это не может быть она…
Проводя рукой по животу, по выпуклостям мышц, он снова позволил своему желанию вырваться наружу, прежде чем смог его обуздать.
– Господи… – хрипло прошептал он.
Ник знал, что случится, когда он прижжет рану. Как только он ее запечатает, энергия потечет прямо в пах. Соберется там, похожая на огонь, и у него начнется эрекция. Боже, все те ночи, когда он лежал в постели, умирая от желания обладать женщиной, но не в состоянии представить себя ни с кем, кроме нее…
Она… безумное наслаждение, связанное с ней… он знал всю нежность, которую нужно знать в связи с этим безумием… раздвинутые ноги, сдавленные вздохи, маленькие округлые груди, деликатно вздымающиеся над ее грудной клеткой. Ее мягкость взывала к нему в его снах, но когда он тянулся к ней, то не находил ничего, кроме своего набухшего возбуждения, и тогда он давал своему телу то, что оно требовало. Разрядку.
И снова искушение сунуть руку за свободно завязанный шнур спортивных штанов оказалось почти непреодолимым. Выношенная мягкая ткань касалась его напряженного члена легко, как женская ладонь. В другом состоянии он, наверное, смог бы насладиться этим чувством, но он умирал… умирал от желания прикоснуться к ней, умирал из-за нее.
Резкий вопль вывел Ника из эротического транса. Последовавший затем сокрушительный треск заставил его стремительно вернуться к действительности. По темной комнате заметался красно-черный свет – повернувшись, он задел лампу, и теперь она широко раскачивалась из стороны в сторону. Когда он распахнул дверь, взору его предстал настоящий хаос. Мэрилин носилась по комнате огромными скачками, уши прижаты, когти стучат по сияющему деревянному полу, отражающему каждое ее движение. Эстела тоже находилась в студии, неуверенно кружа по ней и пытаясь поймать кошку. В другом конце студии лежал опрокинутый стеллаж и валялось разное оборудование, удлинители и зажимы. Упала и пара камер в футлярах.
– О мой Бог! – восклицала Эстела, попутно ругая кошку и потрясая руками при виде этого кавардака.
Видимо, Мэрилин обследовала шаткий стеллаж, где он хранил запасные детали и дополнительное оборудование, и перевернула все это сооружение.
Ник вздрогнул, когда Эстела принялась ногой сгребать валяющиеся на полу предметы в кучу.
– Кошмар! – причитала она, с трудом нагнувшись, чтобы поднять камеру «Никон Ф-4». – Посмотри-ка! Просто несчастье какое-то!
– Эстела! – взорвался Ник. – Оставь это!
Она отпустила камеру и, качнувшись назад, упала на колени.
– Почему? – прошептала она. – Кто-то сошел с ума?
– Я уберу, – сказал Ник, шагая к ней и припечатывая каждый свой шаг угрожающим видом. – Иди… уходи отсюда. У тебя, наверное, есть чем заняться.
Она стала отмахиваться от него, словно он хотел ударить ее, но он все равно схватил ее за руку и поднял на ноги, возможно, чуть грубее, чем намеревался.
– Ублюдок! – выкрикнула она, заковыляв к двери в ту же секунду, как вырвала свою руку. Дрожащие, негодующие звуки ее фырканья заполнили комнату, а когда она добралась до порога, то повернулась и вызывающе ткнула в его сторону средним пальцем. Вся ярость ее католической морали содержалась в этом одном непристойном жесте. По всей видимости, довольная собой, она послала ему гневный взгляд, проклинавший его со всей силой дурного глаза.
Как только она повернулась к нему спиной, Ник позволил себе улыбку, столь же быструю, сколь и холодную. Он смотрел, как она, переваливаясь, удаляется по коридору, а когда убедился, что ушла, захлопнул дверь в студию, запер ее и подошел к камере, которая лежала под ногами у его экономки, к той, которую она собиралась поднять.
При падении «Никон» пострадал, но не это сейчас заботило Ника. Диск диафрагмы на его 400-миллиметровом фотоаппарате болтался свободно и упал Нику на ладонь, когда он прикоснулся к нему. Он наклонил объектив, и на руку ему выкатился сверточек в пузырчатом пластике, какой используют для упаковки. Сквозь пластик ясно была видна голова серебряной змеи.
В глазах у Ника заплясал красный свет, предвестник очередной мигрени. Он сжал кулак, давя пузырьки. Когда пакетик окончательно скрылся в ладони Ника, мышцы у него на предплечье напряглись, и он тихо выругался. Это была улика, которую все искали, которая могла отправить его на смерть. Надо найти для кольца более надежное место.
Глава 13
Резкий шум, донесшийся из интеркома, возвестил о подключении помощницы Ли.
– Доктор Раппапорт? – задыхаясь, поинтересовалась Нэнси. – На первой линии мистер Рид, звонит в ответ на твой звонок.
– Спасибо, Нэнси. – Палец Ли повис над мигающей кнопкой.
– Постой! – вмешалась Нэнси. – Твой клиент тоже здесь. Ник Монтера. Попросить его подождать?
Ли легонько постучала по кнопке. Она ждала этого звонка. Им с Доусоном надо было поговорить. Она, как, без сомнения, и он, была завалена работой, но надо было что-то делать. Ей не удалось связаться с ним после ее разговора с Полой Купер накануне.
Огонек настойчиво мигал. Ли почти ощущала нетерпение Доусона, которого заставляли ждать, но убрала руку. Сейчас не время для разговора, который может осложниться, а ей надо сконцентрироваться на предстоящем сеансе.
– Узнай, сможет ли Доусон поужинать со мной сегодня, ладно? – попросила она Нэнси. – И если да, закажи столик в итальянском ресторанчике на нашей улице. Спасибо.
– А назначенная встреча?
– Пригласи его ко мне через минуту.
Как только интерком отключился, Ли соединила подушечки большого пальца и мизинца и как следует сжала их, применяя технику постгипнотического самовнушения, разработанную для обретения спокойствия. Через несколько секунд она почувствовала, что дыхание стало глубже, а мышцы плеч расслабились. Она уже много лет не пользовалась этой техникой. По счастью, она ей по-прежнему помогала. Теперь Ли чувствовала себя готовой даже к встрече с Ником Монтерой.
Она уменьшила количество тестов, которые собиралась дать Монтере, до стандартной анкеты и двух проективных тестов, одним из которых был тест Джонсона – Раппапорт. Анкету обрабатывать будет Нэнси, на компьютере.
– О… – прошептала Нэнси, – готова ты или нет, но он идет.
Ли положила локти на подлокотники кресла и выжидательно посмотрела на дверь, радуясь тому, какой расслабленной и профессионально готовой она себя чувствует. Она почти не удивилась, когда Монтера открыл дверь и вошел. Первым ее впечатлением было ощущение высоты и мощи, яркого контраста. На нем был темный костюм, двубортный, отличного покроя, с кремовой водолазкой, воротник которой касался его крепкой, твердо очерченной челюсти.
Костюм, по всей видимости, от европейского дизайнера, должен был бы придать ему деловой вид, но он лишь подчеркнул красоту его сильного тела и синеву глаз. Густые черные волосы были забраны в свободный хвост, и от этого он казался учтивым и зловещим, умеющим себя держать гангстером. Он был мужчиной того типа, к которому женщины поползут на коленях по битому стеклу, неохотно признала Ли, хотя не созналась бы ему в этом под страхом смерти.
Ей стало интересно, почему он так прилично оделся. Он менял свой облик, как хамелеон, но был ли это просто инстинкт защитной окраски или симптом какого-то более глубокого расстройства, например, социопатии? Когда нужно, он мог быть очаровательным и, без сомнения, был умен. Ключом к этому были его криминальная юность и явное отвращение к властям. Тут таилось много интересных особенностей, но Ли решила не делать выводов, пока не получит результаты тестов.
– Садитесь, пожалуйста, – проговорила она, водружая на нос свои огромные очки в роговой оправе, чтобы еще раз проверить материалы для первого теста. – Я бы хотела начать.
– Хорошо… я тоже.
Она глянула на него поверх очков, ничуть не сомневаясь, что его улыбка отдает сарказмом или ярко выраженной сексуальностью. Но ничего подобного не заметила. Он улыбался с той вежливостью, какую в потенциально неловкой ситуации один взрослый человек демонстрирует другому. От неожиданности она моргнула и улыбнулась в ответ. Вероятно, им предстояло разыграть образцового пациента и внушающего благоговейный страх психолога. Приятное разнообразие.
– Я покажу вам несколько картинок, мистер Монтера, – сказала Ли. – Я хочу, чтобы по каждой из них вы написали историю, короткую историю, подходящую к данной картинке, так сказать…
Она ясно осознавала, что он наблюдал за ней, пока она говорила.
– Пишите, что приходит в голову, – попросила она. – Не останавливайтесь, чтобы детально проанализировать. Мне нужна ваша первая реакция, хорошо?
– Ваша сережка, – произнес он.
– Что? – Ли ощутила нервные окончания своей ладони. Ник откинулся на стуле, словно для того, чтобы рассмотреть Ли.
– Вы не дотронулись до своей сережки. Мне всегда казалось, что вы делаете это, когда ощущаете угрозу, чтобы как-то обезопасить себя. Это значит, что сегодня вы чувствуете себя в безопасности?
Хамелеон сменил окраску, поняла Ли, но не свое поведение.
– Здесь я врач, мистер Монтера. Пожалуйста, постарайтесь не забывать об этом, пока мы будем работать.
Она сняла очки и положила их на стол, затем подняла первую карточку. На рисунке был изображен мальчик, пристально рассматривающий скрипку. Ли положила рисунок на стол перед Ником.
– Что приходит вам на ум, когда вы смотрите на эту картинку?
На его лице промелькнуло выражение боли.
– Вы могли бы найти художника, обладающего большим воображением.
– Воображение должны проявить вы, мистер Монтера. Вот. Напишите о том, что видите. – Она передала официальный бланк и остро отточенный карандаш. – Пусть эстетический аспект вас не волнует. Я оцениваю не ваш художественный вкус. Опишите, что чувствует мальчик, о чем он думает.
Ник писал быстро, сосредоточенно, удивив и порадовав ее. Он не задавал вопросов и не отпускал замечаний насчет того, что видел. Монтера просто писал то, что приходило ему в голову, как она и просила. К тому моменту, когда он покончил с комплектом карточек, в комнату приник густой аромат свежезаваренного кофе, и Ли предложила сделать перерыв.
– Может, выпьем по чашечке перед следующим тестом? – спросила она. – По-моему, Нэнси сварила целый кофейник.
Он улыбнулся:
– Пахнет шоколадными трюфелями.
– Орехи… ее любимые.
Ли вышла за кофе, а когда вернулась, Ник стоял у окна, рассматривая террариум.
– Вы любите животных, да? – спросил он, когда она шла к нему с чашкой дымящегося кофе.
– Почему вы так думаете? – Ли постаралась, чтобы их пальцы не соприкоснулись, когда она передавала ему чашку, затем немедленно ретировалась к своему письменному столу.
– Просто догадка, – ответил он. – Вы похожи на человека, который подбирает бездомных животных. И кого же? Кошек или собак?
Ли сделала глоток кофе, не совсем понимая, куда он клонит.
– У меня нет никого, кроме черепах, – сказала она. – Но я действительно люблю животных. В этом вы правы.
– Каких-то в особенности?
– Думаю, всех.
Он смотрел на нее, и его черные волосы блестели на свету.
– Выберите для меня, назовите одно.
– Ладно… – Все, что угодно, лишь бы объект был доволен, подумала Ли. Особенно учитывая, что ему надо пройти еще один тест, а ей хочется сохранить атмосферу доверия. – Ястребы, наверное. Да, ястребы… мне нравится, как они парят в воздушных потоках. Они не прикованы к земле. Они полностью свободны.
– Интересно… а лошади?
– А что лошади? – расслабившись, рассмеялась она. – Вы проводите маркетинговое исследование для производителей кормов для лошадей?
– Неблагодарная работа, но… – Он пожал плечами, подтверждая.
– Я очень люблю лошадей. – Она обхватила чашку ладонями, наслаждаясь теплом, проникавшим в ее озябшие пальцы. – Но если уж речь зашла о четвероногих, то я скорей неравнодушна к львицам.
– Королевам джунглей?
Ли наклонила голову, словно выдавая давно хранимый секрет.
– Никто не станет связываться с матерью-львицей.
– Ястребы, львица и?.. Кто еще?
– Мы составляем какой-то список?
– Доставьте мне удовольствие. Назовите еще одно животное.
– Ладно, – согласилась она, подавляя вздох. – Наверное, крот.
– Крот? Да почему, ради всего святого?
– Они такие некрасивые, несчастные зверушки. Мне кажется, их никто не любит, даже собственные матери.
Улыбка Монтеры сказала Ли, что она его заинтриговала.
– Я прошла тест? – спросила она.
– Не знаю, доктор. Это вы мне скажете. – Он воспроизвел ее позу, прислонившись к стоявшему позади него столику и взяв чашку с кофе в ладони. – Первым вы назвали ястреба. Это то как вы хотите, чтобы вас воспринимали другие. Второй была львица – так вы видите себя сами. А крот… Извините, но такая вы на самом деле.
Ли ухватилась за полу своего пиджака, почти не осознавая, что собирается застегнуть его на все пуговицы. Смех ее прозвучал, пожалуй, излишне резко.
– Понятно… значит, я претендую на ястреба или, может, львицу, но в душе на самом деле крот?
Его синие глаза насмешливо прищурились.
– Забавно, но на крота вы не похожи.
– Боюсь даже спросить, на кого же я похожа.
– Вам нечего бояться насчет себя, доктор.
Она видела, что Ник изучает ее прическу, словно ему было любопытно, как с помощью гребней она подобрала с обеих сторон свои светлые волосы, выпустив несколько золотистых завитков. Она почти ощущала исходивший от него жар. Взгляд Ника скользнул по внушительным подплечникам ее пиджака, потом по ее узкой юбке.
Сегодня Ли как следует постаралась, чтобы выглядеть женственной, надев вместо брюк юбку. Она сказала себе, что сделала это из-за ожидаемой встречи с Доусоном, но теперь начала сомневаться. Не было ли здесь другой, более веской причины? Не для того ли надела она юбку, чтобы Ник Монтера мог посмотреть на нее именно так, чтобы он мог увидеть ее ноги, а затем сделать то, что могут сделать любые другие мужчины в подобных обстоятельствах, – представить, как он раздвигает их?
Ли мысленно одернула себя. Что это с ней творится? Неужели она так изголодалась по мужскому вниманию, что опустилась до обольщения своего клиента? Но как бы эта мысль ее ни беспокоила, она не могла отрицать, что замечания Монтеры по поводу ее внешнего вида не оставили ее равнодушной. Его одобрение было ей небезразлично. Это было совершенно ясно. И ей было важно заслужить это одобрение. Он ненавязчиво, но настойчиво пользовался своими чарами, добившись, чтобы Ли настолько привыкла испытывать удовольствие от его мужского внимания – или его интереса, – что она начала ожидать его, искать его.
– Поверьте мне, доктор, – сказал он. – Вы красавица. Если бы я мог вас сфотографировать… если бы мог придать вам нужную позу, одеть вас, причесать ваши волосы именно так, как я хочу… – Он не закончил предложение. Это за него сделали его глаза.
Ли воспротивилась настоятельному желанию дотронуться до сережки, хотя этот импульс просто потряс ее. В детстве она чаще всего чувствовала себя кротом и до сих пор не переросла этот образ, несмотря на свою потрясающую внешность. Повзрослев, она в душе оставалась одной из этих некрасивых зверушек, только никто этого не знал. До самого недавнего времени, да, точно… пока не познакомилась с ним.
До встречи с Монтерой она никогда не становилась объектом столь пристального интереса, за исключением одного случая в ее жизни, и это было в детстве. Поэтому она оказалась такой уязвимой перед ним? Потому что очень хотела, чтобы ее заметили, хотела в чьих-то глазах выглядеть особенной? Он давал Ли ощущение, что видит в ней нечто, чего не видит никто другой, качества, не видимые простым человеческим глазом, и только он один обладает волшебной способностью распознавать их.
Все это, конечно, прекрасно, говорила она себе. Прекрасно для других женщин. Но не для нее. Это просто здорово, когда какой-то парень обращает на тебя внимание, но не тогда, когда тебя наняли оценить его криминальные наклонности.
– Это научный тест? – спросила она, зная, что скорее всего это не так. – Вы провели подтверждающие исследования?
– Я придумал его специально для вас. Это достаточно научно?
Она соскользнула с края стола, одернула пиджак и, обойдя стол, села в кресло.
– Вернемся к делу, – произнесла Ли бодрым профессиональным тоном, как только уселась.
Монтера и не подумал последовать ее приглашению. Он продолжал сидеть там, где сидел, глядя на нее.
– Я жду вашего мнения о своем тесте, – сказал он.
Ли выждала пять секунд, прежде чем снова выказать насмешливый интерес:
– Полагаю, вы совершили огромный прорыв в области психологии.
Их взгляды скрестились, и хотя Ли очень хотела бы одержать победу в этом поединке, ей это не удалось. Синева его глаз поглотила ее. Когда она перевела взгляд на оклеенные обоями стены кабинета, на материалы тестов на своем столе, то увидела все это словно через синий фильтр. Казалось, комната находится глубоко под водой.
– Другими словами, я попал в точку, – мягко проговорил Ник.
Ли уронила ладонь на колено и, соединив подушечки большого пальца и мизинца, сильно нажала, преисполненная решимости покончить с неудобством в желудке. Лихорадочное биение пульса, отдававшееся в пальцах, сказало ей, что уже слишком поздно. Успокаивающая техника больше не помогала.
– Давайте все-таки продолжим, – резко произнесла она, указывая на стул, который он покинул. – У меня есть еще несколько картинок, которые я хотела бы вам показать. Это репродукции живописных работ. Из числа вполне серьезного искусства. Думаю, воображение этих художников вас порадует.
Когда он сел, Ли включила магнитофон, стоявший на столике у ее письменного стола, и села на стул рядом с Монтерой. Этот тест требовал доверия и взаимодействия, которых нельзя было достичь, если остаться за столом. Пришлось пойти на риск. Может, именно поэтому она и ощущала нервозность.
Ли уже опробовала технику проведения этого теста в тюрьме, на осужденных. Она показывала им подборку картин, специально подобранных, чтобы вызвать бессознательные сексуальные и/или бессознательные импульсы насилия по отношению к женщинам. Эти картины она собиралась использовать и сегодня, некоторые были откровенно эротического содержания.
– Расскажите мне об этих женщинах, – попросила она, передавая ему репродукцию «Падающего листа», работы начала века, изображающей трех стройных обнаженных женщин, в экстазе распростертых на куче опавшей палой листвы. Спины женщин изгибались, как луки, руки были раскинуты, лица искажены то ли мукой, то ли наслаждением.
Монтера откинулся на стуле и стал рассматривать их, прижав большой палец к губам, чтобы не улыбнуться.
– Всегда этого медвежонка Смоуки нет, когда он нужен, – язвительно заметил он. – Эти малышки так разгорячены, что могут поджечь лес, и кто же станет его тушить?
– Они разгорячены сексуально? Или разозлены?
– Разгорячены в ожидании долгой трудной ночи. – Он поднял глаза, впившись взглядом в Ли. – В этом не может быть никаких сомнений, доктор. Злостью тут и не пахнет. Тут пахнет совокуплением.
Кресло Ли скрипнуло, словно она собиралась встать. И снова комната наполнилась синим светом, а локти Ли резко уперлись в жесткие, обтянутые кожей подлокотники кресла. Она напомнила себе, что его ответ вполне типичен и совсем неудивителен. Тест был составлен так, чтобы расшевелить тестируемых, предлагая им сначала самые очевидные и легко объяснимые картины. Грубые ответы были обычны, особенно среди респондентов-мужчин. Значение имела реакция на репродукции со скрытым смыслом, показываемые обычно позднее.
Если бы любой другой тестируемый заявил то, что сейчас сказал Монтера, это ее вовсе не обеспокоило бы.
– Если бы вы набрели на этих трех женщин в таком состоянии, что случилось бы дальше? – спросила она. – Опишите, пожалуйста.
Он хрипло рассмеялся:
– Если бы я продавал вибраторы, то устроил бы аукцион и разбогател.